У истоков новой педагогики: создание и деятельность 2-го МГУ в 1917-1930 гг.

У истоков новой педагогики: создание и деятельность
2-го МГУ в 1917-1930 гг.

Чураков Д. О.

ВЕЛИКАЯ
РЕВОЛЮЦИЯ В СУДЬБАХ УНИВЕРСИТЕТА: ОТ ЖЕНСКИХ КУРСОВ К 2-МУ МГУ

В
самый разгар боев первого этапа Гражданской войны, развернувшихся в это время
за Самару и Царицин, 16 октября 1918 г. Коллегия Народного комиссариата
просвещения постановила преобразовать Московские Высшие Женские Курсы во 2-ой
Государственный университет. Этот момент становится во многом переломным в
истории МВЖК. Во-первых, они окончательно становились государственным учебным
заведением, что резко повышало их общественный и научный статус, и, во-вторых,
из чисто женского учебного заведения бывшие курсы становились
общеобразовательным учреждением. Изменения эти происходили в русле уже
наметившихся в жизни учебного заведения преобразований. Еще ранее, в августе
1917 г. МВЖК были переподчинены непосредственно Министерству народного
просвещения Временного правительства, а 20 сентября 1917 г. на совещании
товарищей министров было принято постановление о преобразовании МВЖК в
Московский женский университет. О планах преобразования МВЖК в женский
университет заговорили еще летом 1917 года. Так, в номере “Вестника
Временного правительства” за 26 июля шла речь о подготовке на высшем
уровне соответствующего законопроекта. А 6 сентября та же газета поместила к
документу некоторые комментарии. В частности, предлагалось распространить на
МВЖК и другие женские университеты действия общего устава Российских
университетов (1).

С
этого времени для МВЖК начиналась, как и для всей России, совершенно эпоха.
Столь радикальные перемены в судьбах университета стали возможны только
благодаря свершившейся в стране революции. В своей работе “Воля к жизни и
воля к культуре” русский философ Николай Александрович Бердяев писал, что
распространение культуры в широких массах неизбежно приводит ее к упадку и
огрубению. В этом сказалась его настороженность относительно социальных перемен,
вызванных в России 1917 годом. На самом же деле революция, открывшая доступ к
культуре самым широким демократическим массам, привела не к упадку, а к бурному
цветению русской и всей многонациональной советской культуры. Вовлечение в
культуру широких слоев народа создало ту почву, которая позволила в кратчайшие
сроки залечить раны, нанесенные в области духовности мировой и гражданской
войной, ликвидировать безграмотность, создать новую интеллигенцию, сделаться
самой читающей и образованной в мире.

Яркое
и трагическое событие, каким стала Российская революция, уже современниками
называвшаяся Великой, самым радикальным образом сказалась на судьбах
отечественной научной и педагогической интеллигенции. Революция — особый вид
исторического времени. Оно словно ускоряется и приобретает особое звучание. Как
в калейдоскопе сменяющие друг друга события, увлекают за собой вчера еще
дремавшие силы. Революция 1917 года в России в этом отношении веха особая.
Словно раскаленная лава, прокатилась она от столицы “до самых до
окраин” колоссальной империи. В водоворот событий вовлекались все без
исключения социальные группы и слои населения, перемены затронули жизнь каждого
человека.

Как
всегда, в период сложных испытаний для российского государства, в центре
разворачивавшихся событий оказалась интеллигенция. Свержение в феврале 1917 г.
монархии вызвало в ее среде небывалый подъем. Издавна вдохновляемая идеей
служения народу, русская интеллигенция готова была отдать все свои силы делу
его просвещения и приобщения к достоянию родной культуры. Среди видных
представителей научной и творческой интеллигенции, разделявших подобные
позиции, можно назвать художников А. Бенуа, И. Билибина, Н. Рериха, К.
Петрова-Водкина, архитекторов Н. Лансере, И. Фомина, артистов А. Ершова, Ф. Шаляпина,
поэтов А. Блока, В. Маяковского, С. Есенина и многих других.

Постигшие
в год революции страну потрясения до сих пор вызывают самые разные суждения и
оценки. Тем более сложно было разобраться в масштабах и значении происходящего
современникам тех событий. Менялись не только политические институты, но и
нравственные устои общества. Перед сложным политическим и морально-нравственным
выбором оказалась и московская культурная общественность, в том числе
преподаватели и курсистки МВЖК. Часть из них однозначно шла за левыми
революционными группами, другая поддержала реформистский курс Временного
правительства и даже пошла ему на службу.

Наибольшее
влияние на ситуацию в МВЖК оказывала организация московских большевиков,
лозунги которых имели особенно большой отклик среди нового поколения российской
интеллигенции — учащейся молодежи. Так. Хамовнический РК РСДРП (б) располагался
в помещении столовой курсов. Постепенно помещение столовой курсов становится
центром всей общественной жизни Хамовнического района. Здесь происходили
многочисленные рабочие и красногвардейские собрания, в октябрьские дни заседал
штаб революционного восстания. В организации студенческой столовой “на
Девичке” важную роль сыграла слушательница курсов Н.А. Кузнецова и другие
курсистки. 28 мая при их активном участии в столовой МВЖК открылся партийный
большевистский клуб Хамовнического района. При клубе работали разнообразные
кружки, проводились вечера художественной самодеятельности и лекции. Здесь же
помещался штаб Хамовнического союза рабочей молодежи — “III
Интернационала”, проходили молодежные встречи и вечера.

Сильны
в МВЖК были и позиции кадетов. Среди них были такие известные деятели революции
1917 г. как историк, ученик В.О. Ключевского, один из основателей кадетской
партии, А.А. Кизеветтер и философ, член-учредитель партии народной свободы П.Н.
Новгородцев. Кадетом, видным ученым и общественным деятелем был и профессор
курсов А.А. Мануйлов. Широко известный в демократических кругах, один из
лидеров российского масонства и противник самодержавия, после февральской
революции ставший первым Министром народного просвещения Временного
правительства.

На
этой высокой должности Мануйлов оказался верен своим прежним либеральным
взглядам на народное просвещение, пытаясь воплотить их в деятельности
министерства. В частности 11 апреля 1917 г. он поддерживает проект
государственного страхования учащихся. Через несколько дней циркуляр его
ведомства от 15 апреля предоставил право факультетам вузов самостоятельно
определять способы замещения вакансий. Отменялось правило исключения из
гимназий и реальных училищ без права поступления в другие учебные заведения.
Под руководством Мануйлова велась проработка реформы русского правописания,
активно выступал он и за допуск к высшему образованию женщин. Однако дальше
этих косметических мероприятий Временное правительство в силу своей либеральной
природы пойти уже не смогло. Для серьезных реформ в области образования
требовалось дальнейшее развитие революции.

Нерешенность
общеполитических проблем усугубляла проблемы и частного характера. Трудно
обстоял, в частности, вопрос о финансировании учебных заведений. Это в свою
очередь вело к возникновению различных конфликтов, раскалывало сложившиеся
коллективы. Об одной такой забастовке рассказывала в своих воспоминаниях А.А.
Минаева. В июле 1917 г. рабочие и служащие МВЖК предъявили требования о
повышении заработной платы. Когда администрация не пошла на удовлетворение их
требований, началась забастовка. Среди преподавателей нашлись штрейкбрехеры,
стремившиеся сорвать забастовку. Как пишет Минаева, “одним из таких
штрейкбрехеров был и профессор, который вызвался работать у вешалки вместо
бастующего рабочего”. Случалось, что таких штрейкбрехеров удаляли силой
(2).

Понятно,
что подобная атмосфера никак не способствовала нормальной работе курсов. С
первых же дней революции повседневная размеренная жизнь курсов прекратилась.
Оказался под угрозой срыва учебный процесс. Часть революционно настроенных
курсисток вообще прекратила занятия и с головой ушла в деятельность различных
общественных и государственных организаций. Та часть преподавательского и
студенческого коллектива, которая пыталась наладить работу курсов, часто
подвергалась дискриминации и саботировалась. Не вносили успокоения и действия
администрации. 1917/1918 учебный год начался на курсах с большими перебоями, а
в конце октября — в ноябре занятия вообще прекратились. Вот как рассказывала о
тех днях бывшая курсистка М. Бухарцева: “В начале ноября 1917 года на
дверях здания нынешнего 2-го МГУ (бывшие МВЖК) вывешено объявление: “Курсы
закрыты на неопределенное время и доступ в здание прекращен”. Нас это не
остановило, и мы черным ходом пробирались в здание курсов. Профессор Чаплыгин
упрашивал нас разойтись по домам, но число студенток росло”. Занятия в
МВЖК начались только после прихода к власти большевиков и наметившейся после
этого некоторой стабилизации жизни в городе (3).

Сами
октябрьские события 1917 г., связанные с переходом власти к Советам, так же
нашли самый живой отклик среди преподавательского состава и курсисток МВЖК.
Многие из них активно проявили себя, в частности, в деле санитарного
обеспечения восставших. Здесь можно выделить целую плеяду курсисток, ставших в
последствии известными советскими медицинскими работниками. Прежде всего, это
А.И. Боголепова, которая в период гражданских боев в Москве заведовала
медицинской частью в Хамовническом районе. Другая слушательница курсов, Л.Ф.
Фаслер, во время октябрьских боев в Москве участвовала в организации Красной
гвардии Хамовнического района, и сама принимала участие в боях. После революции
она становится кандидатом медицинских наук. С.Н. Волхонская еще в
дореволюционные годы руководила деятельностью подпольного Красного креста на
женских курсах, с февраля 1917 г. являлась секретарем Сокольнического РК РСДРП
(б), а в Октябре 1917 г. — врачом-организатором в Моссовете. Здесь же можно
вспомнить и жену первого большевистского председателя Московского Совета
рабочих депутатов В.П. Ногина О.П. Ногину. Старейший член большевистской
партии, после победы Октября она известна как видный деятель советского
здравоохранения.

Октябрьский
этап Российской революции 1917 г. в жизни московских женских курсов и
российской высшей школы вообще сыграл значительно большую роль, чем ее
февральский этап. Уже на I съезде работников просвещения В.И. Ленин заявил о
сущности отношения новой власти к процессу приобщения народа к высшим
достижениям культуры. Это отношение определялось динамичным лозунгом:
“Победу революции может закрепить только школа”. Сам Ленин пояснял
свою мысль следующим образом: “Я хотел этим сказать, — подчеркивал он, —
что воспитанием будущих поколений закрепляется все, что завоевано
революцией”. Но и при такой расширенной трактовке роли школы в обществе
первая роль отводилась Лениным учителю. Поэтому сразу же после революции перед
государством стала задача создания нового учительского корпуса. И далеко не
последнюю роль в этом процессе сыграл 2-ой МГУ — кузнеца первых педагогических
кадров нового государства. Однако перемены поначалу носили спорадический и
противоречивый характер. Общие закономерности революции и тут долгое время
проявляли свою оборотную сторону.

Оказавшийся
после революции в вынужденной эмиграции из-за конфликта с новыми властями,
участник тех событий социолог Питирим Сорокин, писал “что революция есть
худший способ улучшения материальных и духовных условий жизни масс”. И
хотя он признавал неизбежность революций, “неизбежность самой болезни не
вынуждает меня приветствовать или восхвалять ее”, — писал Сорокин. Им был
подмечен очевидный факт: на какое-то время любые революции “не
увеличивают, а сокращают все базовые свободы; не улучшают, а скорее ухудшают
экономическое положение”, восставших к революции классов.

Верным
это правило оказалось и применительно к революции 1917 года. Вызванная войной,
революция сопровождалась ростом государственного и просто бытового насилия.
Девальвировались отношения между людьми, сама ценность человеческой жизни.
Из-под спуда культуры прорвалась стихийная энергия коллективного
бессознательного в самых разрушительных своих проявлениях. Стремление к
новаторству часто соседствовало с разрушительскими инстинктами и воинствующей
некомпетентностью толпы. Весь вопрос состоял лишь в том, когда революция
перейдет в стадию нормализации общественной жизни, откажется от разрушения и
перейдет к созиданию.

Большевики
считали себя орудием осознанной необходимости исторического прогресса. Поэтому,
где могли они попытались сократить стихийный период революции и ввести жизнь в
организованное русло. Пытались они предотвратить гибель и того немногого, что досталось
им в сфере народного образования в наследство от прежних управителей
российского государства. В своих воспоминаниях о Ленине заместитель наркома
просвещения М.Н. Покровский писал, что первый совет, который он услышал от
Ленина “звучал совсем по-староверчески … Ломайте поменьше”. Схожей
была официальная позиция и наркома просвещения А.В. Луначарского. “Я
хорошо понимаю, — заявлял он на совещании по реформе высшей школы в июле 1918
г., — что такую тонкую организацию, как университеты, нельзя ломать” (4).

К
сожалению, осуществить этот подход на практике оказалось сложнее, чем
провозгласить его на словах. Революция жила своими законами — законами
разрушения и хаоса. В 1918 г. последовал целый ряд декретов Советской власти,
которые поставили под вопрос самые глубинные основы существования всей высшей
школы. Официально целями реформы провозглашались демократизация вузов, открытие
доступа в них выходцам из низших классов, уничтожение кастовости
профессорско-преподавательского состава. Для этого, прежде всего все вузы
распоряжением от 4 июля объявлялись государственными. Летом 1918 г.
огосударствление всего и вся вообще расценивалось как универсальное средство
построения нового общества.

Решив
вопрос со статусом университетов, 2 августа 1918 г. большевистское руководство
принимает декрет “О правилах приема в высшие учебные заведения”. В
прежней отечественной науке декрет этот имел сугубо положительную оценку. В
нем, однако, такие бесспорно прогрессивные положения, как отмена платы за
обучение, перемежались с довольно сомнительными. В частности, декретом от 2-го
августа отменялись приемные и переводные экзамены, при поступлении в вуз
запрещалось требовать свидетельство об окончании средней школы. Вскоре по
положению от 1 октября 1918 г. были отменены все существовавшие прежде
привилегии для преподавательского состава, связанные с учеными степенями и
званиями. Этим фактически подрывался стимул к научной деятельности и
квалифицированной преподавательской работе.

Вызывало
сомнение и неподготовленное реальным положением дел в области образования
решение Наркомпроса в мае 1918 г. “О всеобщем совместном обучении”. В
частности, значительная часть совета МВЖК высказалось за осуществление решения
Временного правительства о преобразовании МВЖК в Женский университет. Совет так
же выступил за сохранение университета как автономного высшего женского
учебного заведения. Тем не менее, уже в сентябре 1918 г. вопрос о судьбе МВЖК
был решен отделом вузов Наркомпроса РСФСР. Курсы решено было сохранить, но при
этом подвергнуть их серьезной реорганизации. Начатые с этого момента
реорганизации носили противоречивый, двойственный характер, подчас весьма
негативно сказывались на деятельности 2-го МГУ. Так, в связи с введением
открытого приема в вузы без предъявления документов о среднем образовании,
усилился приток лиц, не способных к получению университетского образования. Об
этом свидетельствуют следующие цифры. К 1 января 1919 г. количество студентов
во 2-ом МГУ выросло до 10 тыс. по сравнению с 6,5 тыс. в 1917/18 учебном году.
Но большая часть студентов практически не занималась. Например, на 16 апреля
1919 г. из 3 тыс. студентов физико-математического факультета посещали занятия
и выполняли учебный план всего 1017 человек.

Отрицательно
сказалось на деятельности 2-го МГУ принятие ведомственного подзаконного акта —
постановления отдела вузов — НКП РСФСР № 5488 от 20 августа 1919 года. В нем
объявлялось об объединении ряда факультетов трех университетов Москвы: 1-го и
2-го МГУ и университета Шанявского. В постановлении говорились, что на их месте
в Москве образуется один государственный университет.

Мотивируя
это свое решение, новые революционные власти говорили о трудностях,
переживаемых высшей школой в материальной сфере. Действительно, материальное
положение вузов было в годы гражданской войны непростым. Во 2-ом МГУ, например,
несмотря на предпринимаемые руководством университета, в лабораториях
факультетов сложно было и с оборудованием, и с реактивами для проведения
лабораторных занятий. Не хватало средств на ремонт помещений. Как вспоминал
бывший вахтер университета И.Г. Воробьев: “Во время гражданской войны не
было дров, крыша протекала. Мы вместе со студентами-коммунистами и
беспартийными ездили в лес, заготовляли дрова. Мы голодали, и было очень трудно
работать в таких условиях”. Зимой аудитории практически не отапливались.
Совет университета был вынужден пойти на беспрецедентную меру. В его
постановлении от 15 ноября 1919 г. профессорам разрешалось прекращать лекции
или переносить занятие на дом при температуре ниже 4° тепла.

Однако
реализация постановления № 5488 на практике вскоре показала его теневые
стороны. Уже на ходу вносились серьезные коррективы. 2-ой МГУ не был
ликвидирован и сохранился как самостоятельный учебный центр. Однако
историко-филологический факультет, естественное и математическое отделение
физмата 2-го МГУ, были объединены с соответствующими факультетами 1-го МГУ. От
бывших МВЖК остались лишь медицинский факультет и химико-фармацевтическое
отделение (преобразованное в химико-фармацевтический факультет). В целом в три
раза сократилось число обучающихся. Временно прервалась традиция подготовки в
университете народных учителей. Кроме этого, именно в это время в университете
прекратили работу такие педагоги, как С.А. Чаплыгин, Н.Д. Зелинский, Д.Н.
Анучин, А.А. Эйхенвальд, Ю.В. Готье, М.Д. Петрушевский, В.И. Пичета, М.Н.
Сперанский, М.М. Покровский, М.Н. Розанов и др. (5).

Реформаторская
лихорадка, непродуманность многих нововведений вызывали ощутимую оппозицию в
вузовской среде. Не исключением здесь оказался и 2-ой МГУ. Прежде всего, в нем
резко ослабли позиции большевиков. Часть бывших их сторонников разочаровалась в
новых порядках и отошла от политики, другие, наоборот, вынуждены были порвать с
научной и преподавательской деятельностью, поскольку занятие политикой позволило
им продвинуться вверх по служебной лестнице. Так, П.К. Штернберг стал
комиссаром народного просвещения Московского областного Совета Народных
комиссаров, а после переезда в Москву советского правительства возглавил отдел
вузов Наркомпроса. Что же касается обучавшихся в этот период в университете
курсисток, то на январь 1918 г. из 6,5 тыс. большевиков поддерживали не более
10: Попова, Оболенская, Шведова, Бейсброд, Бернштейн и некоторые другие. Как
правило, они подвергались бойкоту со стороны своих реакционно настроенных
сокурсниц и преподавателей. Бойкоту подвергались и сочувствующие большевикам
ученые сотрудники кафедр. Показательный случай произошел весной 1918 году.
Группа слушательниц отказалась сдавать экзамены П.К. Штернбергу и подала
ходатайства в совет физмата сдать экзамен другому преподавателю. Грубо нарушив
профессиональную солидарность, совет пошел им на встречу. Будучи тактичным
человеком и высококвалифицированным педагогом, П.К. Штернберг усугублять
конфликт не стал.

Противодействие
встретили распоряжения и указания Наркомпроса РСФСР о начале и окончании
занятий, о совместном обучении, о правилах приема, о взаимоотношениях
профессуры и студентов. Вузовская интеллигенция не ограничивалась поверхностной
критикой и подковерным бойкотом. Она видела и открыто выступала против
коренных, глубинных пороков советской образовательной политики. Так, в своей
записке по улучшению образовательной деятельности профессор университета А.Н.
Строганов требовал не только улучшить качество лекционных курсов, лабораторных
занятий, в полном объеме восстановить практику зачетов и экзаменов, но и делал
важные обобщающие выводы. Он, в частности, полагал, что в области реформы
высшей школы Советское правительство “пошло по ложному пути”. Выход
из того бедственного положения, в котором оказалось большинство высших учебных
заведений Строганов видел в том, что “надо восстановить автономию
вуза”. К этому его мнению, как мнению многих честных и мужественных
представителей интеллигенции тогда не прислушались.

Вместе
с тем постепенно творческие и созидательные силы революции начинали брать верх
над темными и разрушительными ее сторонами. Налаживалась, входила в привычное
мирное русло и жизнь 2-го МГУ. Для организации нормальной работы во 2-го МГУ
была назначена комиссаром Анна Георгиевна Познер, многое сделавшая в деле
становления новой политики советской власти в области народного просвещения.
Следующим шагом в этом направлении становится формирование регулярным органов
управления университетом. В конце октября 1918 г. было сформировано временное
Правление Университета и его Совет, занявшиеся обустройством повседневной
научной и преподавательской деятельности. 31 октября 1918 г С.А. Чаплыгин
проинформировал преподавательский коллектив университета, что революционные
власти постановили “впредь до избрания ректора и деканов для организуемого
II-го Московского Государственного университета просить директора и деканов
Высших Женских Курсов исполнять должности ректора и деканов во II Университете
и образовать из своего состава Правление”. На этом же заседании, ставшем
первым заседанием Правления 2-го МГУ, новое Правление Университета признало
себя сформированным и приступило к очередным занятиям. В его состав вошли
видные ученые Ф.А. Рейн, В.М. Хвостов, М.Н. Шатерников. Председателем его
становится руководивший вузом с 1905 г. Сергей Алексеевич Чаплыгин. Секретарем
Правления по рекомендации Чаплыгина был избран Виктор Михайлович Терентьев.

Формируются
и основные вспомогательные службы университета. Утверждается канцелярия по
студенческим делам. На заседании Правления 2-го МГУ от 11 ноября 1918 г.
единогласно избираются казначей университета (М.Е. Беккер), архитектор (А.Ф.
Кретов), состав библиотечных работников, экзекутор (О.И. Заремба), архивариус
(О.Г. Дедова) смотрителя здания (М.Н. Белогуров) и др.

Как
и в других вузах, во 2-ом МГУ развивалось студенческое самоуправление. В 1918
г. здесь был создан орган самоорганизации и самоуправления студентов — совет
старост курсов. Совет старост был вызван к жизни революционными настроениями
студенчества и постановлением Народного комиссара по просвещению от 18 ноября
1918 года. В нем, в частности, говорилось, что заведование студенческими делами
каждого высшего учебного заведения осуществляется органами студенческого
самоуправления, к которым Постановление относило общие собрания студентов и
советы старост. Ведению совета старост подлежал широкий круг вопросов:
организация представительства студентов во всех органах управления высшей
школы; представительство и защита интересов студентов; регулирование
взаимоотношений студентов с другими группами коллектива высшего учебного
заведения; финансовые вопросы. Вновь образованный старостат получал право
направлять студентов в Состав Советов Вуза и любые другие органы управления
университета в количестве четверти от их состава.

В
рамках укрепления начал новой школы и вузовской самостоятельности, а так же для
поднятия авторитета руководства 2-го МГУ весной 1919 г. проводится конкурсное
занятие административных должностей. Ректором вновь избирается С.А. Чаплыгин.
Тогда же проректором становится проф. А.А. Волков, деканом
историко-филологического факультета — проф. Н.Д. Виноградов, секретарем — проф.
Д.Г. Коновалов, деканом физико-математического факультета — проф. Б.К.
Млодзиевский, секретарем — проф. С.С. Наметкин, деканом медицинского факультета
был избран проф. Ф.А. Рейн, секретарем — проф. Э.В. Готье.

В
дальнейшем, в связи с переходом некоторых ученых на другую работу, персональный
состав руководства университета претерпевал определенные изменения. Важнейшим
из них становится назначение 16 октября 1919 г. на должность исполняющего
обязанности ректора 2-го МГУ крупного ученого-химика Сергея Семеновича
Наметкина, заменившего перешедшего на работу в 1-й МГУ С.А. Чаплыгина. С.С.
Наметкин начал свою преподавательскую деятельность в МВЖК еще в 1910 г. в
качестве ассистента на кафедре органической химии, а в 1912 г. по рекомендации
Н.Д. Зелинского занимает должность профессора. После революции, когда многие
преподаватели курсов переходили на работу в другие вузы, Наметкин принимает
решение сосредоточиться на работе во 2-ом МГУ. Став во главе университета, он
многое сделал для его развития и превращения в один из престижнейших вузов
столицы (6).

Первейшей
задачей 2-го МГУ и его руководства становится борьба за повышение качества
преподавания, а так же забота о сохранении преподавательских кадров,
налаживание нормальных условий работы, материальная поддержка ученых,
работающих в университете. Уже на первом же заседании Временного Правления 2-го
МГУ С.А. Чаплыгин проинформировал, “что, так как нормы оплаты труда
профессорам и преподавателям еще не выяснены, то из суммы отпущенной (выданной
Советским правительством вперед) на содержание Университета, он уплатил в виде
аванса по 500 рублей профессорам и преподавателям, имеющим не более двух часов
в неделю преподавательских занятий, всем же, имеющим более двух часов в неделю
преподавательских занятий, уплачено по 1000 рублей”.

Кроме
вопросов, связанных с организацией учебного процесса, налаживания научной
деятельности университета, Правлению приходилось решать бытовые вопросы, но
именно от их решения в период гражданской войны, голода и разрухи зависело,
состоятся завтра занятия или они будут сорваны, смогут студенты продолжать
обучение или им придется бросить работу. Так, в тот момент очень остро в
университете как и во всей Москве, стоял вопрос продовольствия и топлива. В
результате гражданской войны Москва оказалась отрезана от продовольственных и
топливных регионов страны. Поэтому часто Правлению 2-го МГУ приходилось решать этот
вопрос самостоятельно.

“Относительно
того, что положение дела с отоплением занимаемых университетом в доме бывшего
Титова (на Поварской улице) помещений остается по-прежнему тяжелым”
говорилось, в частности, на заседаниях Правления 18 и 25 декабря 1918 года. На
заседании в последний день уходящего 1918 года, ставшего таким важным в истории
бывших Московских Высших Женских Курсов, обсуждались совсем не предпраздничные
вопросы, проблема с топливом рассматривалась на этом заседании самым
принципиальным образом. В своем заявлении Председатель правления отмечал,
“что, в виду действительного запаса дров и возможности их приобретения
лишь при условии немедленной расплаты или выдачи известного аванса, необходимо
уполномочить Ректора Университета произвести из сумм Университета потребный в
зависимости от обстоятельств расход, дабы из-за промедления не упустить
возможности” закупить необходимое для университета топливо. Правление в
своем решении постановило “уполномочить Ректора Университета произвести
указанные в заявлении Председателя Правления расходы”.

По
мере стабилизации положения, 2-ой МГУ постепенно становится одним из ведущих
вузов республики, развитию которого постоянное внимание уделяло и советское
правительство. Со 2-го февраля 1921 г. 2-ой МГУ переходил в ведение Отдела
высших учебных заведений Главного Комитета профессионально-технического
образования, что позволяло отныне более успешно и оперативно координировать
работу с центральными учреждениями нового государства и получать более ощутимую
поддержку с их стороны. О том повышенном внимании, которое большевистское
руководство проявляло к Московским высшим женским курсам, а позже к 2-му МГУ
говорит уже тот факт, что именно МВЖК принял участников I Всероссийского съезда
по просвещению. Работа съезда проходила с 26 августа по 4 сентября 1918 г. в
корпусе МВЖК на Малой Пироговке. Работники МВЖК приняли самое активное участие
в его подготовке и проведении. Многие из них, такие как профессора В.Н.
Шульгин, Д.И. Азбукин, П.И. Попов, стали участниками съезда. Всего же на съезд
собралось более 700 делегатов из тех губерний России, которые признали
Советскую власть и были под властью большевистского правительства. Одним из
ключевых стало решение съезда о создании целой сети педагогических учебных
заведений, единого типа педагогических вузов. В очень скором времени это
решение самым кардинальным образом повлияет на всю дальнейшую судьбу
университета.
Традиции и новаторство

Заканчивалась
гражданская война, в жизни 2-го МГУ и всей высшей школы начиналась новая эпоха
— эпоха созидания и развития. Высвобождавшиеся средства республики шли теперь
не на содержание армии, а на социальные нужды, прежде всего на развитие системы
народного образования. Основой этой политической линии большевистского
руководства становится борьба за ликвидацию безграмотности. Соответствующий
декрет был подписан Лениным еще раньше, уже 26 января 1919 г., а к 1 сентября
1920 г. только в РСФСР действовало 24 650 пунктов ликбеза. Однако их работа
затруднялась из-за нехватки квалифицированных учительских кадров. В этих
условиях закономерным становится решение об организации подготовки
квалифицированных кадров учительства в системе университетского образования.
Этому вопросу было посвящено первое партийное совещание по народному
образованию, состоявшееся в декабре 1920 года. В его резолюции “О реформе
высшей школы” признавалось необходимым открыть на базе существовавших в
стране университетов целого ряда педагогических факультетов. В 1921 г.
Главпрофобром на основе этих решений было разработано специальное
“Положение о педагогических учебных заведениях”.

Сразу
после публикации этого положения при Главпрофобре создается организационная
комиссия, в задачу которой входило организовать в Москве специализированный
педагогический факультет. В состав комиссии по организации в Москве первого
педагогического факультета вошли представители отдела педагогического
образования Н.Н. Александров и А.Ф. Беляков. Председателем ее становится
Константин Николаевич Корнилов. На свое первое заседание члены комиссии
собрались уже 2-го августа 1921 года. На нем присутствовали председатель
комиссии К.Н. Корнилов, и ее члены: Н.Н. Александров, А.Ф. Беляков, М.Н.
Розанов, Н.Д. Виноградов, С.С. Наметкин, Д.Г. Коновалов, Л. Кречетович. В ходе
своей работы, комиссия пришла к выводу, что создание педагогического факультета
будет наиболее целесообразным на базе 2-го МГУ. После разработок первых
примерных учебных планов и утверждения их Государственным ученым советом, в
октябре 1921 г. факультет начинает свою работу. Тогда же был утвержден и первый
состав деканата педагогического факультета в составе 2-го МГУ, в который вошли
члены комиссии и ее председатель. Первым деканом педфака стал председатель
комиссии К. Н. Корнилов (7).

К
тому времени, когда ему было поручено возглавить первый в стане
специализированный педагогический университет К.Н. Корнилов уже успевший
зарекомендовать себя как подвижник дела народного образования, крупный педагог
и видный ученый. В прошлом К.Н. Корнилов был народным учителем на Алтае. В
период I русской революции 1905 г. он тесно сошелся с социал-демократами,
поэтому с первых же дней установление Советской власти он не только принял ее,
но и стал одним из наиболее активных сторонников революционного режима. Успешно
развилась и его научная деятельность в области психологии. В 20-е годы у него
выходит несколько трудов, позволивших говорить о нем как об одном из наиболее
ярких представителей революционного направления в отечественной психологии и
педагогике (8).

Временный
Деканат педагогического факультета начал свою работу 28 сентября, а
торжественное открытие педфака состоялось 17 октября 1921 г. в главной
аудитории корпуса на Малой Пироговке. С обращением к коллегам обратился декан
нового факультета. В этом своем выступлении К.Н. Корнилов обрисовал цели
предстоящей работы, главная из которых состояла, по его словам, в
“создании высококвалифицированного, теоретически и практически
образованного педагога, владеющего научными методами в сфере его
специальности” (9).

С
самого начала педагогический факультет становится важной составной частью 2-го
МГУ. Деканат педагогического факультета и его президиум были непосредственно
подчинены Правлению университета во главе с ректором, которые, в свою очередь,
подчинялись напрямую Наркомпросу. По уставу высшей школы от 1921 г., управление
советскими вузами строилось по принципу централизма, но это в условиях нэпа не
исключало широкого участия факультете профессорско-преподавательского состава и
представителей студенчества в управлении всеми сторонами жизни на
педагогическом.

Структурно
педагогический факультет первоначально состоял из семи отделений: дошкольного,
педагогического, школы I ступени, социально-экономического,
литературно-лингвистического, физико-математического, биолого-географического.
Из этих отделений первые три являлись совершенно новыми в структуре
университетов и предназначались для подготовки специалистов по воспитанию и
обучению детей младшего возраста. Вопросами учебной и научной деятельности в
тот период занимались предметные комиссии. В их состав входили все научные
сотрудники одноименных кафедр, а так же, с решающим голосом и в количестве не
менее 50%, представители студентов. В их ведении находились вопросы содержания
учебных курсов, распределения учебных поручений среди преподавателей, обобщения
опыта и внедрения новых форм обучения, некоторые кадровые вопросы. Во главе
предметных комиссий факультета (на декабрь 1923 г.) стояли крупнейшие ученые и
педагоги: по педагогическим дисциплинам — профессор Н.В. Чехов, по
социально-экономическим — профессор С.С. Кривцов, по литературе — профессор
К.А. Ганшина, по психоневрологическим — профессор К.Н. Корнилов, по географии —
профессор Н.Ф. Добрынин, по биологии — профессор С.Л. Иванов, по химии —
профессор С.Я. Демяновский, по физике — профессор В.С. Титов, по математике —
профессор В.Ф. Каган (10).

Работа
педагогического факультета начиналась в непростое, противоречивое время для
отечественной педагогики. Долго сказывались материальная разруха и
организационный разлад. В предшествующий период, когда ослабло регулирующее
воздействие общества и государства, многие учебные заведения, прежде всего в
крупных культурных и научных центрах, возникали без достаточной материальной
базы. Еще хуже обстояло с квалифицированными кадрами. Бессистемное
существование маломощных институтов и курсов сказывалось самым негативным
образом на уровне подготовки специалистов, мешало проведению единых, научно
выверенных учебных планов.

Проблемы,
стоявшие тогда перед педагогами не сводились только к этому. Революция,
привнесшая в общественную жизнь дух романтизма, а зачастую и авантюризма,
коснулась и той сферы представлений, которая непосредственно выходит на
обучение и воспитание новых поколений. Стали возникать самые разные теории и
подходы к образовательной и педагогической деятельности, которые отражали лишь
чьи-то личные научные симпатии и политические пристрастия. Часто подобные идеи
шли с верхних этажей новой государственной пирамиды и драпировались в пышные
одежды революционной идеологии.

Не
обошли новые веянья и педагогический факультет 2-го МГУ. Серьезно осложняли
процесс подготовки грамотных педагогов-подвижников ограничения, введенные после
революции для выходцев из прежних правящих классов, в том числе интеллигенции.
В результате значительное количество людей подготовленных, ориентированных на
научную и педагогическую деятельность были в одночасье отстранены от получения
должной профессиональной подготовки. Их место занимали представители социальных
низов, получившие “правильную политическую направленность”, но не
имеющих элементарных знаний и представлений о будущей профессии. Из
представителей прежней интеллигенции исключение было сделано только для детей
учителей (кстати, из этой социальной группы помимо Н.К. Крупской вышли многие
большевистские вожди). Это позволило на первых порах хоть как-то сохранить
уровень подготовки новых кадров.

Немало
проблем для подготовки квалифицированных школьных работников создавало и
увлечение производительным трудом, царившее в те годы. Тормозило развитие
педагогического воспитания также желание нового государства получить не просто
квалифицированного преподавателя, специалиста своего дела, а идейного
сторонника и пропагандиста-подвижника новой власти. Влияние этих веяний
отразилось на многих принимавшихся тогда организационных решениях в области
высшего образования. Так, в резолюциях проходившей при активном содействии
научного коллектива 2-го МГУ в феврале 1924 г. Всероссийской конференции по
педагогическому образованию, а так же в директиве Наркомпроса от 4 июня 1924 г.
об “Основах строительства педагогического образования в РСФСР”
провозглашалось, что работа по подготовке нового учительства по своему
содержанию и целям должно отражать задачи той школы, для которой она готовит
учителей. По сути, речь шла об ориентации системы педагогического образования
на подготовку не только педагога, но и “общественного организатора”
молодого поколения российских граждан (11)

На
практике решения педагогической конференции означали переход к новой системе
раздельного образования. На этот раз оно означало не отдельное мужское и
женское образование, а размежевание по производственному, и даже по классовому
признаку, что было вполне в духе эпохи, вписываясь в пропаганду тех лет о союзе
рабочих и крестьян как основе построения в стране нового социалистического
общества. По рекомендации конференции в учебные планы педагогических
факультетов закладывались две основные ориентации деятельности: так называемые
индустриальный и сельскохозяйственный уклоны. То есть преподаватели для городов
и для крестьянства теперь готовились отдельно. В задачу студентов отныне
входило не только овладение специальными знаниями и методикой преподавания, но
и освоение основных навыков промышленного или сельского труда.

Одним
из первых вузов столицы, начавших готовить учителей для детей рабочих, становится
институт им. К. Либкнехта, открытый еще 29 октября 1923 г. по инициативе ЦК
РКСМ. Институт им. К. Либкнехта в те годы готовил учителей для
фабрично-заводских училищ различных отраслей промышленности. Многие выпускники
института пришли в него непосредственно от станка и из рабочих кварталов по
путевкам рабочих и молодежных организаций. Уже в первый год его существования
около 150 молодых людей было направлено комсомолом на первый курс и
подготовительное отделение института (12).

Что
же касается 2-го МГУ, то еще до Всероссийской конференции он начинает
переориентироваться на подготовку учителей сельских школ для крестьянской
молодежи. В общем русле осуществления сельскохозяйственного уклона на педфаке
было проведено несколько организационных мероприятий. Так, была создана особая
комиссия во главе с деканом, в задачу которой входила разработка комплекса
мероприятий направленных на обеспечение на факультете подготовки
квалифицированных учителей для сельских учебных заведений. Далее 2-ой МГУ для
проведения сельскохозяйственного уклона брал в свое ведение Совхоз
“Соколово” близ станции Химки. Основной базой педфака становится
Совхоз “Гришенки”, расположенный недалеко от ст. Лопасня
Серпуховского уезда под Москвой.

Прокрустово
ложе “агропедагогизации” снижало собственно педагогический потенциал
факультета. Коррекция учебных планов, проводимая в этом направлении, серьезно
влияла на профессиональную подготовку студентов. Установка на то, что учитель
должен глубоко разбираться в организации производства окружающей школу
местности вела к тому, что в учебные планы включались такие дисциплины, которые
не имели никакой практической значимости для педагогической и научной
деятельности. Среди них были такие дисциплины аграрного профиля, как
организация сельскохозяйственного производства, агрономия и другие. На
факультете действовали кафедры сельскохозяйственной экономики (заведующий П.Я.
Гуров), общего земледелия, растениеводства (А. Бауэр), животноводства (Е.Ф.
Лискун), аналитической и агрономической химии, и др.

Недооценка
педагогической и специальной подготовки студентов особенно яркое проявление
нашла в организации педагогической практики. Существенную часть своего времени
будущие учителя и воспитатели вынужденно проводили на сельскохозяйственной
производственной практике. Как писал в своих воспоминаниях доктор
филологических наук Н.А. Трифонов, студент педфака 2-го МГУ с 1923 г., в месяцы
летней практики студенты не только обучались полезным навыкам, но и
дисциплинам, как например, составление рациона для скота, которые никогда в
жизни после не пригодились (13).

Постепенно
к проведению агропедпрактики присоединяются и подшефные учебные заведения
педфака, такие, как Высшие научно-педагогические курсы, где так же принимаются
“основные принципы постановки сельскохозяйственной практики для студентов
Высших педагогических курсов”. А 1-го апреля того же года состоялось
специальное заседание коллегии Главпрофобра, на котором был заслушан доклад о
постановке связи ВУЗов с производством. В постановлении, принятом по докладу,
линия Главпрофобра на установление связи вузов с производством была полностью
поддержана, производственная же практика признавалась основной формой
деятельности в этой области. Соответствующие выписки рассылались в качестве
руководящего циркуляра в вузы.

Помимо
кафедр и дисциплин, ориентированных на обслуживание агропедагогического уклона
педфака, чрезвычайно большое место в его работе в те годы занимали кафедры
общественных дисциплин, предметы общеполитического характера. Если в начале
20-х гг. они занимали в учебных программах такое же место, как и до революции,
то ближе к середине нэповского периода, несмотря на весь “либерализм”
этого времени для развития культуры и науки, курсы, имевшие идеологическое
звучание, постепенно приобретали все большие значение и вес. Так, в 1927 г.
Главпрофобром впервые были утверждены типовые учебные планы педагогических
вузов. Само по себе это мероприятие имело, безусловно, положительный характер.
До этого учебные планы почти ежегодно менялись, не имели четкой структуры и направленности.
Однако реально устанавливаемые планами пропорции преподавания предусматривали
на специальные дисциплины всего 50% учебного времени, а на
общественно-экономические предметы отводилось беспрецедентно много — 35%
учебного времени. По сути, эти учебные планы еще слабо отражали специфику
педагогических вузов и ориентировали обучавшихся в них студентов не столько на
работу в школах, сколько на общественную деятельность. Среди общественных
дисциплин, имевших ключевое значение в работе педагогического факультета 2-го
МГУ можно назвать советское право, исторический материализм, политическую
экономию, экономическую политику и др.

Среди
обществоведов было немало прославленных ученых и деятелей Советского
государства: А.В. Шестаков, С.С. Кривцов, П.И. Стучка, К.Н. Корнилов, С.А.
Пионтковский. Однако в преподавании общественных дисциплин в те годы так же не
все обстояло благополучно. Общественные дисциплины становились отражением
шедшей в нэповском обществе острой политической и идейной борьбы. Часто результатом
этого противостояния становились сломанные человеческие судьбы. Так, 10 мая
1922 г. собрание коммунистов и комсомольцев агропедфака постановило
“считать необходимым, чтобы политико-экономические науки преподавались
профессорами и преподавателями-марксистами”. Через год, 7 февраля 1923 г.,
коммунисты факультета, обвиняя некоторых профессоров в “несоответствии
духу времени” (так в документе), требовали от вышестоящих инстанций
“назначать профессоров на педфак только с марксистским мировоззрением”.
Позиция нетерпимости и диктата быстро нашла свое воплощение на практике и уже
вскоре, за “саботаж” с физико-математического отделения были удалены
Крапивин, Зернов, Жигалкин и Цветкова (14).

В
обществоведении в то время господствовали деятели, типа М.Н. Покровского, чья
деятельность была связана с историей и 2-го МГУ. Видный ученый и
государственный деятель, он был сторонником жесткого идеологического контроля
за наукой и за сферой народного образования. Не чужды ему были и левацкие
взгляды на историческую науку, результатом которых становилось
пренебрежительное отношение к русской истории. В основе представителей
“левого авангарда” в науке, преподавании и искусства лежало общее
понимание культурной революции как радикального разрыва со старым миром. Новая
культура должна была не изменит, а заменить все старое, “отжившее”.
Такая постановка вопроса болезненно воспринималась многими выдающимися
деятелями русской науки, но их голос не был слышан на фоне громких лозунгов и
победных реляций.

Общие
тенденции развития науки и культуры тех лет проникали и в стены 2-го МГУ.
Особенно неоднозначная ситуация в нем складывалась с циклом педагогических
дисциплин. После того как 9 февраля Главпрофобр постановил, а Коллегия
Наркомпроса РСФСР 3 марта 1925 г. утвердила решение об упразднении Московского
института педологии и дефектологии, педфак университета становится одним из
важнейших в стране очагов развития фрейдистских концепций личности и общества,
а так же педологии — науки, основные положения которой далеки от общепризнанных
гуманистических подходов в формировании новой личности. Помимо выдающихся
психологов и педагогов на агропедфаке в 1920-е годы на высоких руководящих
должностях работает целая группа психоаналитиков и педологов: Е. Аркин, П.П.
Блонский, А. Залкинд.

Особый
расцвет педология получает после I Педологического съезда, проходившего в конце
1927 года. Выступивший на нем Н.И. Бухарин особо подчеркивал роль социальной
среды в формировании личности. До этого в своей статье против светила русской и
мировой психологии академика И.П. Павлова, напоминавшей больше политический
донос, чем научную критику, Бухарин писал о классической психологии Павлова как
о “науке лилипутов”, противопоставляя ей “подлинную” новую
“науку Гулливеров”. Понятно, что под этим понимал Бухарин. Что же
представляла собой педология, каково было ее отношение к человеку, к ребенку, к
ученику, проясняют некоторые высказывания наркома просвещения А.В.
Луначарского: “Педология, изучив, что такое ребенок, по каким законам он
развивается, … тем самым осветит перед нами самый важный … процесс
производства нового человека параллельно с производством нового оборудования,
которое идет по хозяйственной линии”. Еще более определенно выражался Н.И.
Бухарин: “нам свои силы нужно устремить не в общую “болтологию”,
а на то, чтобы в кратчайший срок произвести определенное количество живых
рабочих, квалифицированных специалистов, специально вышколенных машин, которые
можно было бы сейчас завести и пустить в общий оборот” (15).

После
смерти В.М. Бехтерева, роль нового идеолога педологии переходит к А.Б.
Залкинду, работавшему в середине 1920-х гг. руководителем кафедры Педологии и
педиатрии агропедфака 2-го МГУ. К тому времени А.Б. Залкинд, начинавший свою
деятельность как врач и один из основоположников отечественной педологии, был
уже достаточно известен, выпустив несколько фундаментальных работ по разным
отраслям человеческого знания. Продолжительное время он являлся директором
Института психологии, педологии и психотехники, который был образован на месте
Психологического института (которым до преобразования руководил Н.К. Корнилов),
а так же редактором журнала “Педология”. В апреле 1928 г. начала свою
деятельность Комиссия по планированию исследовательской работы по педологии в
РСФСР, ее председателем назначается Залкинд, а в 1930 г. он уже проводит Съезд
по изучению поведения человека, претендуя теперь на роль лидера не только
педологии, но и всей совокупности наук о человеке (16).

Влияние
педологов в те годы нанесло серьезный ущерб развитию Советского народного
образования. О том, какие подходы педологи исповедовали в области просвещения,
наглядно свидетельствует учебник по педагогике, выпущенный еще в начале 1920-х
П. Блонским. В своем учебнике Блонский безапелляционно заявлял: “наряду с
растениеводством и животноводством должна существовать однородная с ними наука
— человеководство, и педагогика … должна занять свое место рядом с
зоотехникой и фототехникой, заимствуя от последних, как более разработанных
родственных наук, свои методы и принципы”. Отсюда, кстати, во многом и
проистекали решения Государственного ученого совета о форсировании трудового
обучения и специализации педвузов и педфакультетов. Для взглядов Блонского и
его единомышленников были свойственны вульгарные, по своей сути позитивистские
представления. Он, в частности, утверждал, что “как у животных, так и у
человека умственные акты сводятся к условным рефлексам” и не более того.
Перенесение этих взглядов на процесс преподавания был чреват исключением из
процесса обучения творческого компонента, разрывом с гуманистической традицией
русской школы.

Распространению
на агропедфаке ложных, разрушительных концепций в те годы немало способствовало
и руководство факультета, в частности сам К.Н. Корнилов. Еще в 1923 г. на
Первом Всероссийском съезде по психоневрологии он выступил с громкой
сенсационной речью, направленной против своего учителя Г.И. Челпанова и всей
традиционной психологию. К середине 1920-х гг. взгляды Челпанова действительно
уже серьезно устарели, но корниловская критика носила не столько научный,
сколько идеологический характер. В своем выступлении Корнилов требовал
поставить психологию на прочную марксистскую основу, под которой им понимался
примитивный биологизм в купе со столь же преувеличенным социологизмом. Хотя
многие “прогрессивные” психологи, такие, как П.П. Блонский, Л.С.
Выгодский и др. поддержали Корнилова, за ним на долгие годы закрепилась
репутация отступника и приспособленца к новой власти (17).

В
дальнейшем, продолжая борьбу с Г.И. Челпановым и классической рефлексологией,
Корнилов выступил с программой новой науки — реактологии. Новая дисциплина
должна была заниматься изучением человеческого поведения, понимаемого как
совокупность реакций человека на биосоциальные раздражения. Теоретически,
реактология должны была опираться на диалектический материализм, но фактически
она представляла собой эклектический сплав разного рода модные в те годы
механистические и энергетические концепции. В своих теоретических построениях
Корнилов, в частности, формулировал принцип “однополюсной траты энергии”.
По сути, противопоставляя умственную деятельность человека его физическим
действиям, Корнилов пытался доказать, что “интеллект есть ничто иное, как
заторможенный волевой процесс, не превратившийся в действие”. Не трудно
представить, какой разрушительный потенциал в условиях расцвета эгалитаризма и
революционаристской нетерпимости 1920-х гг. имели подобные идеи. В области
педагогики они способствовали переориентации с обучения студентов научным
знаниям на различного рода “общественно значимую” практическую
деятельность в области промышленного и аграрного труда.

Увлечение
агропедагогикой, общественными дисциплинами и далекими от науки концепциями
воспитания и обучения тормозили развитие специального и педагогического
образования. “Левые реформаторы” требовали так же изменить
устоявшуюся систему преподавания, в частности предлагалось упразднить
лекционный метод преподавания как устаревший, буржуазный и реакционный и
заменить его “групповой проработкой” учебного материала студентами в
рамках так называемого лабораторно-бригадного метода. Бригадно-лабораторный
метод нес в себе опасность ощутимого урона профессорско-преподавательским
кадрам, так как перенесение всей тяжести на самостоятельную работу студентов по
бригадам и превращение профессоров и преподавателей лишь в простых
консультантов, вело к снижению их научного и педагогического потенциала. Далеко
не все ученые в те годы решались поднять голос против подобных крайностей. Но
постепенно даже в ту нэповскую эпоху, отмеченную революционным романтизмом, здоровый
прагматизм и реализм брали верх. Нарастал процесс возвращение к традициям и
ценностям классического русского университетского образования, что в сочетании
с мощной государственной поддержкой высшей школы очень скоро стало приносить
свои положительные плоды.
В борьбе за новые педагогические кадры: проблемы,
ошибки, достижения

По
мере того, как советская педагогическая наука набиралась опыта, левацкие и
другие перегибы и заблуждения уходили в прошлое. Шел активный процесс
строительства новой высшей школы. На 1 января 1924 г. в стране насчитывалось
уже 25 высших педагогических учебных заведений, из них 12 педагогических
институтов и 11 факультетов университетов, а так же 2 специальных учебных
заведения, готовивших педагогов для профессиональной школы. Общее количество
обучавшихся на них студентов было уже 14.342 человека, и еще 22,342 человека
обучалось в педагогических техникумах, которых к этому времени действовало уже
209.

Достойную
роль в этом процессе создания новой системы высшего образования занимал и
коллектив 2-ой МГУ, во главе которого с осени 1924 г. становится Альберт
Петрович Пинкевич. А.П. Пинкевич придерживался концепции трудовой школы. В этом
направлении он и развивал свою научную деятельность: отдав дань модной в те
годы педологии, он в больше мере был привержен прикладной педагогике, считал
сам себя педагогом. Широкую известность Пинкевич имел и как активный
политический деятель. В ранние годы пережив поверхностное увлечение
большевизмом, он со временем сделал ставку на более умеренное и западническое
крыло российской социал-демократией — меньшевиков. Позже Пинкевич примыкал к
меньшевикам-интернационалистам, жестко критиковал большевиков за максимализм,
вступив в РКП(б) только в 1923 г (18).

В
1920-е гг. во 2-ом МГУ работали видные представители отечественной науки и
педагогической общественности. Многое для формирования нового отношения к
педагогике сделали работники психолого-педагогического цикла крупнейший в 20-е
гг. дефектолог В.П. Кащенко, А.П. Пинкевич, а так же возглавивший осенью 1924
г. педфак видный советский ученый О.Л. Бем. Среди работавших в университете
следует назвать Е.Н. Медынского, который одним из первых в советское время
обращается к изучению вопросов истории педагогики. Именно ему принадлежит
авторство первого советского учебника по этому предмету. Автором нескольких
работ по истории педагогики, а так же методике преподавания русского языка
являлся работавший в тот период на педфаке Н.В. Чехов. На факультете работал и
видный педагог-подвижник Станислав Теофилович Шацкий. Он приобрел известность
тем, что еще в 1905 г. одним из первых начал организовывать клубы для детей
рабочих на одной из окраин Москвы, а в 1911 г. стал организатором детской
трудовой колонии “Бодрая жизнь” в Калужской губернии. После революции
— он в числе создателей в 1919 г. Первой опытной станции по народному
образованию, автор трудов по формированию детских коллективов, связям школы с
жизнью и другим актуальным проблемам педагогики.

Всемирную
известность имели работавшие на физико-техническом отделении педфака покоритель
Арктики, один из первых Героев Советского Союза, автор трудов по высшей алгебре
(теории групп), разработчик гипотезы образования тел Солнечной системы в
результате конденсации осколочного газово-пылевого облака, один из основателей
и редакторов Большой Советской Энциклопедии Отто Юльевич Шмидт; автор
многочисленных трудов по физике звезд В.С. Фесенков; автор фундаментальных
трудов и основатель научной школы по спектроскопии и спектральному анализу,
первооткрыватель селективного рассеянья света Г.С. Ландсберг; один из
основателей советской школы теории чисел и теории вероятности А.Я. Хинчин;
будущий лауреат Нобелевской премии, автор трудов по ядерной физике, теории
излучения, теории твердого тела, по проблемам управляемости термоядерного синтеза
И.Е. Тамм; математик, основатель научной школы по топологии, автор трудов по
теории множеств и теории функций П.С. Александров, Б.Ф. Добрынин, В.Ф. Каган и
другие. Мало какой другой педагогический, да и не только педагогический вуз в
стране и мире мог похвастаться таким соцветием работавших в нем выдающихся
физиков.

Важные
достижения в области наук о природе принадлежат профессорам и преподавателям
естественного отделения. Среди них можно выделить разработчика технологий
применения поверхностно-активных веществ, автора работ по физико-химической
механике, дисперсным системам П.А. Ребиндера; крупного педагога, автора
классических трудов по неорганической (1903) и органической (1904) химии А. Н.
Реформатского; выдающегося советского зоолога, основателя московской научной
школы териологов, автор трудов по систематике млекопитающих, географии
животных, автора классической сводки “Звери СССР”, одного из
родоначальников отечественного экологического движения и экологической науки
С.И. Огнева. И, конечно, в этом же ряду следует назвать Сергея Семеновича
Наметкина — организатор и подвижник отечественной школы, видный администратор,
химик-органик, один из разработчиков методов каталитической переработки нефти,
автор трудов по теоретической химии углеводов.

Значительный
вклад в развитие советской географической науки внесли профессора и
преподаватели географического отделения. Так, Николай Николаевич Баранский стал
основоположником в Советском Союзе экономической географии — одной из наук о
человеке и его взаимодействии со средой, дающей объективное представление о
взаимодействии человека и географической среды в противовес начинавшей тогда
свое становление за рубежом и модной сегодня у нас квазинаучной концепции
геополитики. На отделении работали также и другие талантливые преподаватели:
А.А. Рыбников, А.С. Барков, Л.Д. Синицкий.

Одним
из наиболее значимых в стране центров подготовки квалифицированных
педагогов-филологов становится литературно-лингвистическое отделение
педагогического факультета 2-го МГУ. Здесь занятия вели такие выдающиеся
деятели отечественной высшей школы, как Н.К. Пиксанов, А.М. Пешковский, Н.М.
Каринский, П.О. Афанасьев, А.М. Селищев, М.Н. Розанов. К примеру, П.Н. Сакулин
автор, классического труда “Социологический метод в литературоведении”,
в своей деятельности стремился сблизить литературоведение с теми процессами,
которые определяли лицо русского общества в период бурных потрясений начала
века. Петр Онисимович Афанасьев был автором не только многочисленных пособий по
русскому языку для начальной школы, но и автором букварей для тех, кто только
учился читать свои первые книги. Многие поколения филологов в нашей стране
обучались по трудам по истории русской литературы и общественной мысли Н. К.
Пиксанова.

А.М.
Пешковский известен как исследователь грамматики и стилистики русского языка.
М.Н. Розанов являлся одним из первых советских академиков, автором исследований
по теории западной литературы, а так же о связях А.С. Пушкина с мировой
литературой. До сих пор имеют свое научное значение труды крупнейших
отечественных диалектологов А.М. Селищева и Н.М. Каринского, посвященные не
только различным русским говорам и диалектам, но и балканским языкам, а так же
старославянскому языку, сравнительно-исторической грамматике и ономастике.

Об
атмосфере, которая царила в то время на литературно-лингвистическом отделении и
о той научной и преподавательской деятельности, которая велась на нем, писал в
университетской газете Н.А. Трифонов: “У нас преподавали известные
литературоведы, — вспоминал он, — П.Н. Сакулин, Н.К. Пиксанов, Н.К. Гудзинский
(специалист по древнерусской литературе, но у нас он читал XIX век, так как в
то время древняя литература считалась чем-то необязательным даже для
филологов). П.С. Коган, и другие. Из лингвистов следует назвать М.Н. Петерсона,
А.М. Пешковского, Н.М. Каринского. Приезжал из Ленинграда и будущий академик,
молодой тогда В.В. Виноградов (признаться, что его лекции бывали порой
трудноваты для уровня наших слушателей…).

Наиболее
усердно я занимался в семинарах (или как тогда их называли —
“семинариях”), которыми руководил большой знаток этого дела профессор
Н. К. Пиксанов (на 3-м курсе по Пушкину, на 4-м — по русскому символизму)…
Нас привлекала серьезная организация пиксановских семинаров. Доклад на
избранную тему полагалось представить в письменном виде за неделю до занятий.
Нужно было точно сформулировать тезисы доклада и довести их до сведения
участников семинара. По каждому докладу выделялся официальный оппонент. Вообще
проведение занятий напоминало по своей форме научные заседания. Велась
протокольная запись обсуждения. Все это повышало у студентов чувство
ответственности” (19).

Важную
и далеко не последнюю роль в жизни педфака и всего университета играло
общественно-экономическое отделение. На нем в разные годы работали не только
представители нового государственного и партийного руководства, но крупнейшие,
заслуженные обществоведы, представители гуманитарных наук. Часто их
деятельность была связана с немалым личным мужеством. Несмотря на постепенно
сгущавшуюся к концу нэповского периода атмосферу в общественных науках
профессора и преподаватели отделения опубликовали большое количество научных
трудов, значение которых сохраняется и поныне. Так, Ц. Фридлянд выпустил два
тома классического исследования “История западной Европы”, С.А.
Пионтковский — “Очерки истории России в XIX—XX веках” и свой
знаменитый труд “Октябрьская революция в России. Ее предпосылки и
ход”, Б. Граве — “К истории классовой борьбы в России в годы
империалистической войны”, М.В. Нечкина — “Общество соединенных
славян”, А. Шестаков “Октябрьская стачка в 1905 г.”,
“Советы крестьянских депутатов в 1917—1918 гг.”, П. Горин —
“Пролетариат в 1917 г.”, М. Кубанин — “Махновщина” и др. В
эти же годы выходит первый большевистский учебник по истории древней и новой России,
написанный М. Н. Покровским “Русская история с древнейших времен”,
другие работы этого ученого.

В
конце 1922 г., в виду развертывания второго курса, число профессоров и
преподавателей педфака достигло более ста человек. Это заставило руководство
факультета начать реорганизацию внутренней структуры педфака. Как сообщалось в
письме в отдел Педагогического образования Главпрофобра, направленного 26
декабря 1922 г. деканом педфака, “Президиум педагогического факультета
нашел вполне своевременным перейти к системе конструирования Отделений
факультета с избранием президиумов таковых”. В справке сообщалось так же,
что на факультете действовало уже 5 отделений: Словесно-историческое —
председатель А.С. Васюткин, секретарь Н.Н. Ватов; Биолого-географическое — председатель
В.Ф. Патали, секретарь В.Ф. Добрынин; физико-математическое —председатель В.С.
Питов, секретарь Семенов (студент); Неофилологическое — председатель К.А.
Ганшина, секретарь Р.К. Розенберг; Педологическое — председатель Н.В. Чехов,
секретарь Н.Н. Иорданский.

Проводились
подобные мероприятия, направленные на улучшение профессионально-педагогической
подготовки студентов и позже. Связано это было прежде всего с тем, что
неразвитость материальной базы, безденежье начали сказываться на нормальной
работе факультета. То, что в годы гражданской войны воспринималось более или
менее как неизбежное, теперь стало сдерживать дальнейшее развитие педфака. Обо
всех этих старых и новых проблемах подробно говорилось в Отчете о деятельности
Педагогического факультета за осенний триместр 1923 г.

В
нем, в частности, отмечалось, что количество студентов педфака вдвое превысило
расчетное. Эта перегруженность сразу же сказалась на организации учебного
процесса. Пришлось занятия организовывать в две смены, но и это не спасло
положение, и часть курсов с осеннего триместра оказалось необходимо переносить
на весну. Нахлынувшие на факультет трудности усугублялись и причинами
субъективного характера, среди которых не последнее место занимали трения между
руководством факультета и университета, недооценка университетским руководством
значимости педагогического факультета. В результате, это отражалась на
студентах. Как отмечалось в отчете педфака, “все попытки использовать
химический корпус 2-го МГУ для занятий химией студентами педфака окончились
неудачей, несмотря на то, что там работают студенты других учебных заведений,
например Института детской дефективности. Студентам педфака приходится
пользоваться (лабораториями) на стороне: химической лабораторией Ветеринарного
института на Тверской улице, лабораторией по физиологии растений в
Менделеевском институте на Миусской площади. Помимо крайней удаленности этих
районов от 2-го МГУ, занятия в этих лабораториях стоят больших материальных
затрат”. Недостаток материальных средств возникал еще и по той причине,
что в состав студентов педфака было влито большое количество студентов из
закрытых педагогических учебных заведений, тогда как денежные средства этих
учебных заведений “не были хотя бы частично переданы педфаку, и потому
несмотря на открывшийся 3-й курс факультета отпускаемые средства остались те же
самые”.

Большую
тревогу у руководства факультета продолжало вызывать и материальное положение
преподавателей. Здесь к старым тревогам, добавлялись и новые, вызванные
непродуманными решениями вышестоящих педагогических организаций, и в
особенности действиями университетского начальства, упорно не шедшего на
встречу педфаку. Вот что говорилось по этому вопросу в отчете деканата
факультета:

“Опущенные
Главпрофобром 80 дополнительных (служебных) единиц 2-му МГУ пошли целиком на
содержание Медицинского и Химико-фармацевтического факультетов, и педфак
остался при своих 124 платежных единицах… Предпринятое Правлением
Университета уравнение вознаграждения преподавателям всех факультетов, особенно
болезненно отразилось на вознаграждении преподавателей Педфака, в виду того,
что на гуманитарных отделениях Педфака преподаватели имеют в большинстве 2—4
часа занятий в неделю, тогда как на других факультетах, где занятия носят
естественнонаучный характер, преподаватели ведя групповые занятия имеют обычно
полную или даже двойную нагрузку часов, и поэтому их вознаграждение не может
быть слишком низким.

Насколько
ничтожным стало вознаграждение преподавательского персонала на Педфаке, видно
из следующих данных, извлеченных из требовательной ведомости:

от
3 — 5 рублей получает 10 человек

от
5 — 10 рублей получает 28 человек.

10
— 20 — получает 52 человека

20
— 30 — получает 33 человека

30
— 40 — получает 14 человек

40
— 50 — получает 5 человек

Свыше
50 рублей — 4 человека

Таким
образом, заработок большинства равен от одного до двух червонцев в месяц.
Следствием этого являются отказы преподавателей работать, если не будут приняты
меры к увеличению заработной платы преподавателей”.

Постоянная
забота деканата об улучшении материального положения преподавателей и
технической базы факультета давала свои плоды. В целом был положительно решен
вопрос со справедливым вознаграждением профессорско-преподавательского состава.
Увеличивался численный состав работающих на факультете. Если в 1923 г. на нем
трудилось 134 человека, из которых профессорами являлось только 35 человек, то
в 1928/29 учебном году — на факультете работало уже 323 преподавателя из
которых были 72 в профессорском звании. Удавалось улаживать и другие стоявшие
перед факультетом проблемы. Так, в 1924 г. в структуре педфака был организован
ряд методических кафедр. Среди них: кафедра по методике преподавания
математики, по методике русского языка, по методике обществоведения, по
методике естествознания. В январе 1924 г. были образованы две новые языковые
кафедры — еврейского и латышского языка. В мае 1926 г. начали свою работу
методические кафедры по иностранным языкам и физике. Укрепление материальной
базы факультета позволяло открывать новые отделения и специальности. В 1927/28
учебном году на факультете работало уже 12 отделений. К уже существовавшим
добавлялись общественно-экономическое, еврейско-лингвистическое, западных
языков и литературы, а так же некоторые другие. К 1927 г. на факультете
действовало около 50 кафедр (в 1924 г. их было всего 18) (20).

В
1926 г. на педфаке значительно расширилась сеть учебных кабинетов и
лабораторий. Среди них дошкольный, исторического материализма, истории,
русского языка, кабинет трудовых процессов, механики, геодезический,
общепедагогический, а так же кабинеты общей химии, сельскохозяйственной химии
(технологии), почвоведения, геоботаники, растениеводства, животноводства,
лаборатории физики, зоологии, психологическая, другие вспомогательные учебные
подразделения (21).

Когда
в 1925 г. приступила к деятельности учебно-плановая комиссия при Правлении 2-го
МГУ, одним из первых обсуждался вопрос о результатах деятельности
педагогического факультета. Было признано, что “Президиумом Агропедфака
была произведена большая организационная работа, — особенно если принять во
внимание исключительно неблагоприятную обстановку, в которой должна была
производиться эта работа и которая обуславливалась крайней недостаточностью
средств, ассигнуемых на его содержание, и полным отсутствием средств на его
оборудование, несмотря на то, что в 1921 г. факультет был открыт без
достаточной материальной базы для своего нормального развития. Тем не менее, в
результате означенной работы Президиума, положение Агропедфака в данный момент
должно быть признано удовлетворительным”.

К
1926 г. педфак становится самым большим и быстроразвивающимся факультетом
университета. Если общее число студентов педфака за 1921/22 гг. было 363
человека, то всего четыре года спустя на нем обучалось уже более 3 тыс.
студентов (на химическом факультете — 896; на медицинском — 2108).

В
1925 г. состоялся первый выпуск студентов педфака 2-го МГУ. Многие выпускники
стали в дальнейшим видными представителями отечественной науки и высшей школы.
Значительная часть их долгие годы проработала в стенах своего родного
университета, обучая уже новые поколения студентам основам нелегкого
учительского ремесла. Среди первых выпускников литературного отделения был
Александр Иванович Ревякин, позже возглавлявший кафедру русской литературы в
МГПИ им. В.И. Ленина. На кафедре советской литературы проходил трудовой путь
Прохора Демьяновича Краевского. Возглавил кафедру психопатологии и логопедии
Сергей Семенович Ляпидевский — выпускник дефектологического факультета. Среди
первых выпускников дошкольного отделения педагогики были Дебора Владимировна
Менджерицкая и Фаина Соломоновна Левин-Щирина, впоследствии видные
представители дошкольной педагогики, авторы первого учебника по дошкольной
педагогике для педагогических училищ. Среди первых выпускников была и известная
советская писательница Мария Павловна Прилежаева. Кроме книг об основателях
советского государства (“Начало”, Удивительный город”, Зеленая
ветка мая”, “Всего несколько дней”), она известна
произведениями, посвященными школе, учителям, детям.

Данные
о количестве студентов, окончивших отделения педагогического факультета в
1925/26 учебном году позволяют судить о структуре и масштабах деятельности
отдельных подразделения педфака и всего факультета в целом. Среди них школьное
отделение окончило 12 человек; дошкольное — 28; физико-техническое — 14;
общественно-экономическое — 31; педологическое — 25; биологическое — 47; и
литературно-лингвистическое по секциям: русская секция — 22 человека, западная
секция, французский язык — 22 человека, западная секция, английский язык — 17
человек, западная секция, немецкий язык — 9 человек. Среди выпускников этого
года можно назвать К. Алпатова, Е. Гиндлевскую, С. Шифрину, А. Богоявленского,
Г. Вольского, Н. Дрезеземейер, Б. Фишер, А. Рафаилович и др. По разному сложилась
их судьба, но все они получили на факультете первую проверку своих знаний,
способностей и твердости жизненной позиции.

Вместе
с ростом численного состава студенчества, в нем происходили и серьезные
социальные перемены. Об этом красноречиво свидетельствуют следующие данные. На
1 января 1923 г. среди обучавшихся на педфаке выходцев из рабочих семей было
только 117 человек, а представителей сельской молодежи 212, что составляло не
многим более четверти, а вместе с коммунистами и комсомольцами примерно треть
студентов. Но уже в середине 1920-х гг. из 3 тыс. студентов педфака было 289
коммунистов (9%), 611 комсомольцев (20 %), более половины, были командированы
на учебу различного рода общественными организациями (прежде всего комсомолом и
профсоюзами), еще 248 человек до поступления на педфак 2-го МГУ окончили
рабфак. Только 154 человека, как тогда говорили, были выходцами из
“нетрудовых элементов”.

Такие
разительные перемены, правда, не были следствием реального соотношения между
количеством желающих поступить в высшие учебные заведения и количеством
поступающих в различных социальных прослойках тогдашнего российского общества.
“Классовая” политика в области высшего образования приводила к тому,
что наиболее подготовленные в обучению в вузах абитуриенты, но не принадлежащие
к “трудящимся классам” почти автоматически лишались возможности
получить высшее образование. К примеру, на самом педфаке, сразу после его
образования возникает и комиссия, состоявшая из представителей партии,
комсомола, профсоюзов, а так же представителей администрации. Ее задачей было
изучение социального происхождения поступающих, их материального положения. При
этом предпочтение отдавалось не наиболее подготовленным, а наиболее материально
ущемленным, что безусловно правильным в любых ситуациях признано быть не может.
Кроме того, многие из поступавших на факультет принимались по разверстке
губернских органов народного образования, а то и просто по рекомендациям
партийных, профсоюзных и комсомольских организаций. Существенные льготы имели и
окончившие рабфаки — они не сдавали вступительные экзамены. Меры, оправданные в
условиях гражданской войны, в условиях НЭПа теряли свой смысл.

Результатом
такой “селекции” на вступительных экзаменах порой становилось общее
снижение образовательного уровня и дисциплины в студенческой среде. Например,
такой важный показатель, как посещаемость, на педфаке никогда даже не
приближался к 90—100 %. В лучшем случае по отдельным предметам он колебался в
районе 60—80 процентов. Были предметы, которые посещало всего около 10—30%
студентов. Невысокая посещаемость вела к снижению уровня знаний. Имеющиеся
данные по остальным факультетам, позволяют говорить, что снижение успеваемости
— общая тенденция. К примеру, руководство медицинским факультетом в 1924/25
учебном году подвело итоги положению дел с успеваемостью на факультете. Как
отмечалось в специально составленном отчете, “академическая успеваемость
по медфаку все же недостаточно удовлетворительная. По сравнению с прошлым
имеется даже некоторое снижение…”.

Борьба
за дисциплину и повышение успеваемости становится одной из главных забор
руководства университета. Наибольшего положительного результата удавалось
достичь тогда, когда предпринимаемые меры шли в русле повышения ответственности
и углубления творческого характера труда студентов. С этой целью, например, в
1926 г. была введена норма подготовки студентами последних курсов
квалификационных (дипломных) работ. Только на педфаке университета в 1926—1927
гг. было заслушано 162 работы, из которых — 115 работ по специальным
дисциплинам, 25 — по вопросам педагогики и методики обучения, 22 — по вопросам
организации народного образования на местах, причем лишь одна из работ не
получила положительной оценки. В 1928/29 учебном году было защищено 126
дипломов, на этот раз не было уже ни одной отрицательной оценки. Однако первая
попытка введение квалификационных дипломных работ не прижилась и в декабре 1929
г. постановлением СНК РСФСР они были отменены (22).

Существенно
повышало ответственность студентов, а следовательно, и успеваемость, вовлечение
их в научную работу на факультете, а так же в деятельность по налаживанию
внутривузовского самоуправления. После окончания гражданской войны
положительные сдвиги наметились и в этой важной сфере. Результатом становится
решение общего собрания студентов 2-го МГУ 12 октября 1922 г. об уставе Вузов и
вовлечении студенчества в управление высшей школой. В своем решении, принятом
подавляющим большинством голосов при 59 голосах против, студенты университета
поддержали участие своих представителей в органах университетского
самоуправления, а также в предметных комиссиях. В целом по -2-му МГУ в 1922 г.
155 студентов были членами предметных комиссий. В 1923/24 учебном году только
на педфака в предметных комиссиях работало около 80 студентов. Все студенты —
члены предметных комиссий факультета объединялись в академическую секцию во
главе с президиумом.

Положительных
результатов в деле повышения дисциплины и успеваемости помогали достичь и
созданные в 1928 г. студенческие отряды “легкой кавалерии”. Посты
“легкой кавалерии” проверяли посещаемость и дисциплину на лекциях, в
лабораториях и клиниках 2-го МГУ. В ходе одной из дневных проверок, когда
удалось проконтролировать 64% всех учебных занятий, удалось выявить, что на
педфаке только 21% начались вовремя, остальные же с опозданием от 5 до 30
минут, на лекциях присутствовало менее 50% потока, на семинарах — лишь 70%
студентов. Материалы этого рейда были освещены не только в стенной печати, но и
в университетской газете. На факультетах были вывешены списки лодырей и
прогульщиков. В 1929 г. начался следующий “академический поход” сотни
студентов-комсомольцев под девизом “организовать самоконтроль над
собственной работой”. В том же году по инициативе комсомольцев
общественно-экономического факультета развертывается, как тогда называли,
социалистическое соревнование групп, курсов и факультетов 2-го МГУ. В своем
обращении, появившемся на страницах многотиражки, они писали о том, что приняли
решение “Выступить в поход против прогулов на нашем “производстве”,
против безалаберности, недобросовестности в работе. В 1929 г. начинается
соревнование между студентами педфака 2-го МГУ и студентами Ленинградского
педагогического института им. А.И. Герцена. В октябре 1929 г. группа студентов
общественно-экономического факультета в рамках развернувшегося почина решила
досрочно закончить университет. В январе 1930 г. взятые на себя обязательства
были ими выполнены, а к маю 1930 г. досрочно выполнили учебные планы все
студенты ряда гуманитарных отделений. К июлю того же года о выполнении учебных
планов и досрочном окончании университета заявили студенты III курса
общественно-экономического отделения. Все студенты, окончившие вуз досрочно,
выехали на работу в те края и области страны, в которых ощущалась наибольшая
нехватка высоко квалифицированных кадров.

Важно
отметить, что досрочное выполнение учебных планов не сказалось отрицательно на
уровне подготовки выпускников педфака. Среди досрочников, окончивших педфак,
было не мало тех, кто в будущем сделался крупными учеными, организаторами
высшей школы, государственными деятелями высокого ранга: член Академии
педагогических наук СССР , редактор журнала “Вопросы философии” Д. И.
Чесноков, ректор ВПШ при ЦК КПСС Н.Р. Митронов, сотрудники АОН П.А. Ляпин и
М.Ф. Макарова, заведующая сектором истории средних веков института истории
Академии Наук Н.А. Сидорова, завкафедрой истории СССР Саратовского университета
В.К. Медведев, директор индустриально-педагогического института им. К.
Либкнехта М.О. Пильщиков, завкафедрой философии Смоленского педагогического
института И.Е. Зуев, профессор кафедры истории СССР, руководитель авторского
коллектива по написанию первой книги по истории МГПИ, посвященной его
100-летию, Н.Д. Кузнецов, профессор кафедры политэкономии Московского института
народного хозяйства им. Г.В. Плеханова И.Г. Малый, доцент Таджикского
педагогического института К.Н. Гаврилкин. Кроме того, в это же время
университет окончили членкор АН СССР Н.Ф. Филин, доктор филологических наук
К.С. Протасова, завкафедрой английского языка МГПИ В.Д. Аракин, историк А.Г.
Егорова, профессор Московского авиационного института Б.А. Рябов и др. В целом
же за 20-е гг. в стенах 2-го МГУ было подготовлено 6062 врача, 827 химиков и
2132 педагога.

В
1925 г. Наркомпросом было принято “Положение о порядке подготовки научных
работников”, вводившее в высших учебных заведениях страны практику
подготовки научных работников через аспирантуру. Поступившие в аспирантуру
выполняли и защищали научные работы, проходили педагогическую практику, срок
обучения в аспирантуре устанавливался в три года. С целью улучшить отбор
кандидатов на поступление в аспирантуру на следующий год Наркомпрос утверждает
еще одно постановление — о введении института студентов-выдвиженцев. Эти меры
так же могли серьезно улучшить заинтересованность студентов в результатах своей
учебы и повысить ее качество. Однако положение 1926 г. о студентах-выдвиженцах
в корне порывало с устоявшейся практикой, когда претендентов на поступление
студентов в аспирантуру подбирали ведущие профессора. Теперь это право
фактически переходило к действовавшим в вузах общественным организациям.

Первый
список аспирантов 2-го МГУ, в том числе с педагогического факультета, был
утвержден Государственным ученым советом 12 сентября 1925 года. А уже в 1927/28
учебном году только педфак рекомендовал в аспирантуру 23 кандидата, а в 1928/29
учебном году — 38 кандидатов. Из этого числа 9 человек было принято в РАНИОН, в
Институт научной педагогики — 7 человек, В Институт Красной профессуры — 1, в
МГУ — 1. Сам педфак становился крупным центром подготовки специалистов в
области образования, здесь к концу 1928 г. обучалось 64 из 102 аспирантов,
работающих по разделу педагогических наук при педфаках, педвузах и
научно-исследовательских учреждениях всей страны. Среди рекомендованных в аспирантуру
в 1929 г. были А.Б. Астахов, литературовед, позже работавший в Институте
мировой литературы им. А.М. Горького; А.Г. Басова, ставшая одним из
преподавателей дефектологического факультета МГПИ им. В.И. Ленина; будущие
профессора Академии общественных наук Б.М. Лейбзон и П.С. Черемных. Одним из
первых выдвиженцев был студент общественно-экономического отделения Г.Д.
Обичкин, крупный ученый, длительное время проработавший заместителем директора,
а затем директором ИМЛ при ЦК КПСС. Помимо многочисленных работ, авторами
которых он был, Геннадий Дмитриевич проявил свои незаурядные научные и
организаторские способности при подготовке 2-го и 3-го изданий Большой
Советской Энциклопедии, а так же 4-го и 5-го Собраний сочинений В.И. Ленина.
Наконец, среди выдвинутых в те году выпускников педфака был один из крупнейших
отечественных историков, автор трудов по истории международных отношений, США,
России Николай Николаевич Яковлев.

Кроме
работы со студентами и аспирантов, педфак уже на первом этапе своего существования
стал крупным педагогическим центром Москвы. При нем действовало значительное
количество курсов, лабораторий, других подшефных учебных заведений. Как
сообщалось в справке, подготовленной деканатом факультета в отдел
педагогического образования Главпрофобра, при педфаке действовали следующие
вспомогательные учреждения: Физический институт; Химическая лаборатория;
Психологическая лаборатория; Ботаническая лаборатория; Зоологическая
лаборатория; Географическая лаборатория; Кабинет по историческому материализму.

В
этот период педагогический факультет становится инициатором поиска новых форм
взаимодействия между вузом и школой, повышения общего уровня педагогической
деятельности и подготовки кадров для новой школы. Так, например, в письме
деканата факультета в Хамовнический отдел народного образования отмечалось:
“Педагогический факультет при 2-ом МГУ, имеющий своей задачей подготовку
высококвалифицированных педагогов как дошкольного, так и школьного типа,
приступает к созданию целого ряда вспомогательных детских учреждений при
Педфаке. Находя невозможным и не желательным создание таких учреждений в
пределе Хамовнического района без контакта в работе с отделом народного
образования, Педфак считает наиболее рациональной форму взаимного обслуживания
Педфаком нужд отдела народного образования и обратно. Педфак, имеющий в составе
своих преподавателей до 120 профессоров и преподавателей, многие из которых
являются выдающимися специалистами в области школьного и дошкольного дела,
причем число это еще более увеличится с развертыванием 3-го и 4-го курса”.
Далее в письме говорилось, что Педфак хотел бы стать тем Педагогическим
центром, “который не только бы выполнял задачу подготовки
высококвалифицированных работников дошкольного и школьного дела, но и всеми
силами способствовал поднятию квалификации лиц, уже работающих в детских
учреждениях”.

Воплощением
этой линии педфака в жизнь стало создание в 1923 году комиссии по связям с
учительством. В рамках этой комиссии работала две секции: по педагогическим и
методическим вопросам. Целью ее деятельности было оказание помощи учительству и
воспитателям по вопросам педагогической, профессиональной и общественной
работы, изучение практики школьного образования и дошкольного воспитания,
налаживание взаимосвязи школы с академической и вузовской наукой. К середине
1920-х гг. комиссии удалось наладить взаимодействие с 17 дошкольными
учреждениями, 53 школами I ступени, 12 школами-семилетками и школами II
ступени, 2 школами крестьянской молодежи, 6 учреждениями Профобра, 6 методбюро,
школами умственно отсталых детей и другими учебными заведениями общим
количеством около ста. В 1928 г. комиссия имела уже не две, а семь секций, в
работе которых участвовало около ста пятидесяти человек, в основном студентов.
“Опыт этой работы, — писал журнал “Советское студенчество”,
оценивая опыт комиссии по связям с учительством педфака, — должен быть всемерно
использован всеми студентами-общественниками педвузов, жалующимися на отрыв
педвузов от практики” (23).

Позиции
педагогического факультета в системе Наркомпроса серьезно усилились после
присоединения к нему ряда учебных заведений, так же работавших в сфере
народного просвещения. Так, еще в 1922 г. на основании постановления
Главпрофобра от 20 мая “О реорганизации высших педагогических учебных заведений”
в состав педагогического факультета 2-го МГУ вошли высшие педагогические курсы
иностранных языков. Следующая волна расширения педфака приходится на 1924 —
1925 годы. Именно в этот период, как уже говорилось, в состав факультета
вливается расформированный Московский институт педологии и дефектологии. В
решении коллегии Наркомпроса по этому вопросу, в частности, было указано:
“студентов (расформированного института) перевести частью в Ленинградский
объединенный педагогический вуз и частью на педфак 2-го МГУ”. Несколько
раньше, по декрету СНК РСФСР от 8 августа 1924 г. “Об изменениях сети
высших учебных заведений” в состав 2-го МГУ было включено
естественно-педагогическое отделение 1-го МГУ. В 1930 г. филиалом
педагогического института становится “Пречистинский рабфак”. Он был
образован при содействии 2-го МГУ на базе Пречистенских рабочих курсов уже в
1919 г., но на протяжении всех 1920-х гг. фактически оставался самостоятельным
учебным заведением и готовил поступающих в технические вузы. Вместе с тем и
тогда между рабфаком и 2-ым МГУ существовало тесное сотрудничество: многие
преподаватели рабфака или работали во 2-ом МГУ или были его студентами, или
входили в состав правления клуба 2-го МГУ.

В
середине 1920-х гг. к педфаку 2-го МГУ были присоединены Высшие научно-педагогические
курсы. К тому моменту ВНПК уже успели зарекомендовать себя как одно из наиболее
сильных и престижных педагогических учреждений страны. Постановление об
открытии Московских Высших научно-педагогических курсов было принято
Наркомпросом в мае 1920 года. В основном они занимались переподготовкой
специалистов, уже имевших высшее образование (техническое, медицинское), для
занятий педагогической деятельностью в средних профессиональных учебных
заведениях. В документах, регламентирующих деятельность ВНПК основной задачей
провозглашалось привить воспитанникам курсов любовь к творческой
научно-педагогической работе через вовлечение всех преподавателей и слушателей
курсов в деятельность по руководству курсами и разработке научных программ,
отвечающих требованием новой школы. Так же среди задач, определяемых для себя
коллективом ВНПК, было распространение передового опыта через взаимодействие с
другими образовательными учреждениями, органами, руководящими высшей школой, а
также органами печати, пропагандирующими передовые методы преподавания и
воспитания.

Первоначально,
на курсах было всего два отделения: педологическое и педагогическое. Позже,
когда в процессе подготовки новых преподавательских кадров существенно большее
внимание стали уделять вопросам методологии, позже добавилось третье —
методическое отделение. Кроме этого, к 1925 г. при ВНПК действовало несколько
подчиненных им учебных вспомогательных учреждений: Кабинет дошкольного
воспитания; Кабинет обществоведения; Производственный кабинет; Педологический
кабинет; Педагогический кабинет.

Поскольку
ВНПК имело дело с людьми, уже имевшими профессию, предполагалось, что для
научения их опыту работы в школе достаточно будет непродолжительного времени.
Поэтому срок обучения на курсах был определен в один год. Но уже вскоре, с
1923/24 учебного года обучение на них становится двухгодичным, что больше
соответствовало специфике подготовки людей такой сложной профессии, как
учителя.

В
ВНПК работал большой и весьма солидный по тем временам педагогический коллектив
в составе (на 1927/28 учебный год) 12 профессоров, 11 доцентов, 11 ассистентов.
Ежегодно курсы заканчивало около 50–60 человек. Например, в 1927/28 учебном
году на них обучалось 45 человек на первом, и 62 человека на втором курсе.
Всего за время работы ВНПК при 2-ом МГУ здесь было подготовлено 242 педагога
для высшей, специальной и средней школы. Многие из них стали крупными деятелями
народного образования, известными учеными, часть из них продолжили свой
творческий путь в стенах педфака. Среди них И.Т. Огородников, А.А. Кириллова,
М.С. Новиков, А.С. Ильин. Вот что писал о курсах и педагогической деятельности
на них Е.И. Игнатьев, бывший слушатель курсов, впоследствии доктор наук,
профессор, заведующий кафедрой возрастной психологии МГПИ им. В.И. Ленина:
“Курсы привлекали нас своим своеобразием. Здесь окончившие педагогический
институт на периферии не только получали новые знания по той или иной
педагогической дисциплине, но и знакомились с самыми передовыми идеями и
исканиями в области науки…

Мы
слушали лекции и выполняли практические занятия (обязательные и факультативные)
у передовых ученых того времени — П.П. Блонского, К.Н. Корнилова, А.Г.
Калашникова, Е.Н. Медынского, С.С. Моложавого, А.А. Капустина, А.П. Пинкевича и
др. Слушание лекций и общение с передовыми представителями педагогической мысли
оказывало очень большое влияние на формирование педагогического мировоззрения
слушателей курсов…

Здесь
мы получали основы подлинной науки и становились советскими
педагогами-исследователями” (24).

Решение
о присоединении ВНПК к агропедфаку 2-го МГУ было осуществлено по постановлению
Главпрофобра, утвержденного 25 июля 1924 года. В составе педфака курсы
оставались самостоятельной единицей. Общее руководство ВНПК осуществлялось
Президиумом курсов. Заведующим курсами являлся Алексей Георгиевич Калашников.
А.Г. Калашников, будучи еще сравнительно молодым ученым и не являясь членом
правящей партии (в КПСС он вступил только в 1942 г., в период патриотического
подъема, вызванного Великой Отечественной войной) добился признания своей
большой организаторской деятельностью и трудами в области политехнического
образования, естественнонаучных дисциплин и методики преподавания физики.
Позже, в 1946—1948 гг. он возглавил Наркомат просвещения РСФСР, в 1947 г. стал академиком.

В
развитие своих шагов, направленных на расширение помощи учителям в повышении их
квалификации, педфак 2-го МГУ выступил с инициативой организации заочного
образования. Во главе комиссии, образованной Главпрофобром 3 июля 1926 г. и с
целью изучить вопрос и выработать свои рекомендации, стал профессор педфака
2-го МГУ О.Ю. Шмидт. Первоначально планировалось, что заочные курсы будут
открыты только при педфаке 2-го МГУ и еще двух вузах страны. Позже этот замысел
изменили в сторону расширения вузовской базы заочного обучения., но первые в
системе педагогических высших учебных заведений заочные курсы были открыты все
же на педфаке. Произошло это в конце 1927 года и первоначально только на
школьном отделении факультета. Затем, с января 1928 г., заочников начало
готовить отделение немецкого языка. Далее заочная форма обучения с 15 мая 1928
г. вводится на отделении русского языка и с 1 октября 1928 г. — на
физико-техническом отделении. В этом году при всех отделениях педфака в общем
занималось уже 2140 заочников. В основном это были учителя. Многие — республик
Советского Союза. Достаточно сказать, что из 7116 заочников, обучавшихся на
педфаке к 1 декабря 1928 г. лишь 5557 человек проживали в России, остальные
1559 учителей работали за ее пределами: 694 — в УССР, 351 — в Белоруссии, 134 —
в ЗСФСР, 77 — в Туркмении и еще 26 человек — в Узбекистане. К апрелю 1929 г.
общая численность заочников еще увеличилась и составила 8982, а на 1 ноября —
12.993 учителей (25).

Отдаленность
проживания основного контингента обучающихся на заочных курсах создавала
немалые трудности в организации обучения на них. С целью налаживания этой
работы и принятия неотложных решений, а так же для координации
научно-методической работы в 1927 г. Наркомпрос РСФСР постановил создать при педфаке
2-го МГУ Бюро заочного отделения во главе с деканом педфака О. Л. Бемом.
Выпускаемая БЗО методическая литература только в 1928/29 учебном году достигла
общего объема в 400 печатных листов. После того, как в 1928 г. в Сталинграде
была проведена первая местная конференция заочников, начинает создаваться сеть
местных консультационных пунктов, а проведение местных конференций заочников
становится традицией. На Сталинградской конференции была создана ассоциация
заочников педфака 2-го МГУ и Института повышения квалификации педагогов при
Главсоцвосе. Всего в ассоциацию вошло 65 человек. А уже через год конференция
заочников проводится в Москве физико-математическим отделением педфака.

В
ноябре 1925 г. при 2-м МГУ открывается один из первых в стране рабочих университетов,
в числе первых слушателей которого оказывается 168 рабочих Хамовнического
района. Срок обучения в университете составлял два года. Многие выпускники с
благодарностью вспоминали годы, проведенные в нем. Под свое шефство студенты
2-го МГУ постепенно берут районный студенческий клуб Хамовников им. К.А.
Тимирязева. В 1922 г. здесь работало 42 студента педфака. При этом клубе
начинает действовать один из первых студенческих краеведческих клубов по
изучению Москвы.

На
базе 2-го МГУ и его педфака проходили многочисленные конференции и съезды
педагогической общественности и студенчества. Студенты и преподаватели педфака
внесли весомый вклад в компанию по ликвидации неграмотности, что и понятно —
педфак к концу 1920-х гг. стал крупнейшим в стране центром педагогической
культуры и подготовки нового отечественного учительства. На факультете
действовало отделение общества “Долой неграмотность”. Количество
членов общества на факультете достигало 620 человек. Его активисты руководили
курсами ликбезчиков и кружками по ликвидации безграмотности, помогали
организовывать школы ликбеза на местах. Только за лето 1924 г. во время выезда
студентов на каникулы в деревнях было организована 21 ячейка общества
“Долой Неграмотность”. Студентами было обследовано 65 домкомов Москвы,
по их почину и при их непосредственном участии были созданы ячейки общества в
10 вузах Москвы. Непосредственно при педагогическом факультете так же
действовало 10 кружков по ликвидации неграмотности. Помимо этого, студенты
педфака работали на предприятиях Хамовнического района и в находящихся здесь
казармах. Создавалась целая сеть многочисленных кружков политического
просвещения, первый из которых был организован педфаковцами еще в сентябре 1922
года. Немалую работу студенты проводили и через общество “Друг
детей”, объединявшее к концу 1925 г. около 800 человек. При помощи
студентов ячейки этого общества возникали в различных школах и на предприятиях.
Они читали книжки в комнатах дневного пребывания детей при отделениях милиции и
в детских ночлежках, участвовали в сборе беспризорников на улицах, вокзалах и
рынках, проводили обследования условий жизни детей. Одна из ячеек общества
работала в подшефной трудовой коммуне, в районном клубе пионеров и детсаде для
безнадзорных.

Жизнь
педагогического факультета 2-го МГУ в первые годы его существования, несмотря
на масштабность и важность шедшей на нем научной и учебной работы, не
ограничивалась только академической и педагогической стороной его дельности.
Бурные политические перемены, вовлекшие в свою орбиту большинство отечественной
интеллигенции, не могли не затронуть и педфак. Сказались и те перемены, которые
так существенно преобразили социальный облик российского студенчества. Теперь
основную массу учащейся в вузах молодежи составляли молодые сторонники революционных
перемен, многие из которых уже успели пройти школы гражданской войны или
трудовых будней восстановительного периода. И не случайно, поскольку частыми
гостями во 2-м Московском университете в 20-е гг. становится высокопоставленные
партийные и государственные деятели. Среди них такие деятели, как председатель
Профинтерн А.С. Лозовский, нарком юстиции Н.В. Крыленко, популярный среди
молодежи комсомольский вожак А.В. Косарев, ветераны революционного движения в
России, члены исполкома “Народной воли” М.Ф. Фроленко, Н.А. Морозов,
участник Парижской коммуны — М.П. Сажин. Полные аудитории собирали в дни своих
приездов собирали полководцы и герои гражданской войны М.Н. Тухачевский, Г.Д.
Гай, И.С. Кутяков. Следила за жизнью студенчества 2-го МГУ и его педфака Н.И.
Крупская. К примеру, после того, как 4 июня 1926 г. вышел первый номер
вузовской многотиражки “За Лениным”, студенты университета получили
приветственное письмо от нее: “Студенчество 2-го МГУ издает свою газету, —
писала Крупская, — важно, чтобы она не носила шаблонный характер, а помогала
ставить на обсуждения важнейшие вопросы, касающиеся быта, содержания и
организации университетской учебы” (26).

Для
многих студентов 2-го МГУ и педфака такие прямые обращения к ним со стороны
руководителей государства несли большой эмоциональный заряд и влияли на
дальнейшее формирование их личности, заставляли поверить, что их труд как
педагогов нужен государству, что их жизненный выбор сделан верно. Как писал в
своих воспоминаниях Е.Г. Игнатьев: “Наши педагогические взгляды
формировались под влиянием довольно частых выступлений на педфаке 2-го МГУ
Надежды Константиновны Крупской и Анатолия Васильевича Луначарского”.
Другим проявлением формирования нового мировоззрения студенчества становится
решения собрания студентов и преподавателей университета 4 февраля 1924 г.,
согласно которым Большую аудиторию Главного корпуса переименовывали в
“Ленинскую”, в корпусе устанавливалась статуя Ленину и вводилось
добровольное отчисление с каждого студента по 10 копеек в ленинский фонд.
Главным пунктом резолюции становится обращение к руководству страны с
предложением присвоить Университету звания “Ленинского”, как самого
достойного такого имени. Но в то время Центральная комиссия по увековечению
памяти В.И. Ленина посчитала такое решение преждевременным.

Немалую
общественную работу через различные общества, объединения, клубы профсоюзные и
комсомольские ячейки вели и сами студенты 2-го МГУ и педфака. Студенты языковых
отделений участвовали в работе туристских и экскурсионных бюро. Студентами
дефектологами только с 6 октября 1928 г. по 30 мая 1929 г. было проведено 40
консультаций для детей, страдающих расстройствами речи и слуха, во время
которых получили помощь 292 ребенка. При педфаке организуются два пионерских
отряда общей численностью около ста человек. На проводившихся студентами
субботниках и воскресниках собирались средства в помощь детям. Только в 1927 г.
в фонд постройки колонии для беспризорных было собрано более 3500 рублей. В
этот период коллектив педфака шефствовал над Тимашевской волостью
Волоколамского уезда, в качестве шефской помощи только в 1925 г. селам этой
волости педфаковцами было выписано 780 экземпляров газет и отправлено более
1000 книг. Шефствовали студенты и над линкором “Марат”, за счет
добровольных отчислений по 20 копеек с человека был создан фонд шефства над
ним, который уже в 1929 г. составил 400 рублей. Кроме этого морякам
направлялись книги и ценные подарки. Поддержав объявленный ЦК ВЛКСМ “поход
за урожаем”, летом 1929 г. и весной 1930 г. 400 студентов педфака выезжало
в районы сплошной коллективизации, занимались пропагандистской деятельностью,
работали в школах, принимали участие в посевной. Участвуя в “культурном
походе”, осенью 1929 г. более 200 студентов проводили различные
мероприятия на подшефных предприятиях: фабрике “Красная роза”, заводе
“Каучук”, Дорогомиловском комбинате. Ширилась участие студентов в
деятельности Осовиахима, в кружках которого работало уже 500 студентов, начал
работу стрелковый кружок, в который уже в первое время записалось 282 человека,
был открыт тир, по инициативе студентов медфака начался сбор средств на
постройку танка “Пролетарский студент”. Наконец, от 2-го МГУ
народными депутатами в те годы избирались в городской и районные Советы М.И.
Ульянова, К.Н. Корнилов, студенты педфака Шемякин и Д. Кузнецов (27).

Однако
такая политизация профессионального педагогического обучения имела и теневые
стороны. Студенты часто оказывались втянутыми в политическую борьбу, которая
временами обострялась не протяжении всех готов НЭПа. Большой резонанс на
факультете и в целом в университете, к примеру, получила компания по разгрому
левой троцкистской оппозиции. Если партийное руководство чрезвычайно тревожили
высказывания Троцкого о студенчестве как о “барометре” для проверки
правильности партии, то само студенчество относилось к этому иначе. Ему не
могли не импонировать слова Троцкого, написанные им в яркой публицистической
работе “Новый курс”: “Учащаяся молодежь, вербуемая изо всех
слоев и прослоек советской общественности, отражает в своем пестром составе все
плюсы и минусы наши, и мы были бы тупицами, если бы не прислушивались
внимательнейшим образом к ее настроениям. К этому нужно еще прибавить, что
значительная часть нашего нового студенчества состоит из членов партии с
достаточно серьезным для молодого поколения революционным стажем. И напрасно
сейчас наиболее ретивые аппаратчики фыркают на молодежь. Она — наша проверка и
наша смена, и завтрашней день — за нею” (28).

Эти
и некоторые другие причины вели к тому, что вузовская среда становится
чрезвычайно восприимчивой к идеям левой оппозиции. Если в целом по Москве за
Троцким шло около 20% коммунистов, то в вузах ситуация была в корне иной. Еще в
середине ноября 1923 г., когда левая оппозиция только-только делала свои первые
шаги, из 72 вузовских парторганизаций 40 (в которых в общей сложности состояло
6594 человек), высказались за поддержку троцкистских резолюций. И только 30, в
большинстве своем малочисленных, партийных организаций в Московских вузах,
объединявших всего лишь 2790 членов партии, большиство все еще поддерживало
линию ЦК РКП (б). Оппозиционеры буквально “захватили” Хамовнический
райком столицы и сразу переизбрали его состав. Предпринималась попытка
подвергнуть нажиму и Хамовническую комсомольскую организацию (29).

Оплотом
оппозиционеров становится тесно связанный со 2-ым МГУ 1-ый Московский
университет: “В самом начале дискуссии, — писал об этом времени М.Н.
Покровский, — тысячная ячейка ФОНа (факультета общественных наук) 1-го МГУ
почти единогласно вынесла резолюцию, направленную против ЦК партии”.
Проходившие в то время в вузах студенческие и преподавательские собрания не на
шутку пугали тревожили руководство ВКП (б). “Я был удручен атмосферой,
царившей на этих собраниях”, — признавался впоследствии А.И. Микоян (30).

Во
2-ом МГУ, однако, развитие событий имело свою специфику. Уже 9 января в
центральной прессе появилось так называемое “Открытое письмо Л.Д.
Троцкому”, среди авторов которого были представители университета. В нем
позиция Троцкого рассматривалась как ошибочная. Когда же борьба с оппозицией
достигла своего наибольшего накала, когда оппозиционные группировки
объединились в “объединенную оппозицию”, за ними шло из
многочисленного студенческо-преподавательского коллектива 2-го МГУ всего
несколько человек (31).

Отрицательно
сказались на атмосфере и деятельности педагогического факультета и прочие
политические кампании, которыми так богата отечественная история того времени.
Не самым достойным образом повело себя руководства педфака в период
очернительства великого национального русского поэта С.А. Есенина. В середине
1920-х гг. его имя становится нарицательным после выхода в свет статьи кумира
молодежи 20-х годов, молодого партийного лидера Н.И. Бухарина “Злые
заметки”. В свойственной Бухарину легкой публицистической манере, он
громит “есенинщину” и в завершение требует “по есенщине нужно
дать хорошенький залп”. Призыв Бухарина, бывшего тогда членом Политбюро и
считавшегося “главным теоретиком партии”, был моментально услышан.
Эпизод, как борьба с “есенинщиной” велась в нашем университете
отражен в воспоминаниях Н.А. Трифонова “Первокурсник 1923 года”, уже
в наше время опубликованные университетской многотиражкой:

“Мы,
студенты, были очень не равнодушны к поэзии. И одним из наших любимых поэтов
был Есенин. Мы ценили его стихи (особенно последнего периода) за их лиризм, за
душевность, любовь к Родине. Когда поэт погиб и его тело привезли в Москву,
некоторые из нас присутствовали на похоронах и были на вечерах, посвященных его
памяти. Но, как известно, после его смерти в печати стали появляться статьи,
развенчивающие поэта, подвергавшие его резкой критике за упадничество и
пессимизм, устраивались собрания, безоговорочно порицающие
“есененщину”. Одно из таких собраний было организовано и во 2-м МГУ.
С проработочным докладом выступил редактор “Комсомольской правды”
Тарас Костров, поддержанный остальными участниками обсуждения. В прениях
выступил и я. Но в отличие от других ораторов я попробовал взять Есенина под
защиту. Признавая, что хоть не все в его поэзии созвучно нам, я твердо заявил:
“Мы — против травли Есенина”. После такого расхождения с официальной
точкой зрения о выдвижении меня в аспирантуру не могло быть и речи” (32).

Подходили
к концу 20-е годы, вместе с ними близился к завершению и нэповский период
отечественной истории — период острых столкновений, поисков, экспериментов в
духовной сфере. С началом процесса форсированной социально-экономической
модернизации, требующей мобилизации всех жизненных сил нации и поэтому чреватой
ростом социальной напряженности, руководство государства берет курс на
стабилизацию в духовной сфере жизни общества. Требовали серьезных шагов по их
исправлению и те черты нэпа, которые носили явный негативный характер.

Период
рыночных реформ и всегда сопутствующий им дух меркантилизма в сочетании с левацким
романтизмом породили ту гремучую смесь, которая, при известных обстоятельствах
могла взорвать советское общество изнутри, разрушив его нравственную и
культурно-историческую самоидентификацию. Наиболее сильно атмосфера морального
брожения и бытовая необустроенность отражались на молодежи. Не смотря на
широкие меры по ликвидации неграмотности, по свидетельству А.В. Луначарского,
советская власть на образование выделяла все еще вдвое меньше средств, чем шло
на эти цели при царе. Росло массовое разложение молодежи. Начиная с 1921 г. в
Москве и Ленинграде средняя продолжительность брака не превышала 8 месяцев. С.
1922 по 1928 гг. число разводов увеличилось в 6 раз. Как отмечалось в статье С.
Смидович в “Правде” за 1925 г., моральное разложение часто маскировалось
под пролетарскую революционность, девушек, соблюдавших элементарные нормы
человеческого поведения, могли подвергать изоляции и остракизму как
“буржуек”. “Аборт становится необходимостью, — писал Смидович, —
во многих случаях это приводит к самоубийствам”. На одного рожденного
ребенка приходилось три официально зарегистрированных аборта (33).

На
деятельности учреждений, подготавливавших новую отечественную интеллигенцию, в
том числе учителей, стали сказываться и другие негативные процессы и тенденции,
рождаемые нэповским обществом. Высшая школа начала отставать от требований,
предъявляемых ей стартовавшим в стране процессом ускоренной
социально-экономической модернизации. Углублялся всегда болезненный разрыв
между уровнем преподавания и передовыми научными достижениями. Партийное
руководство заговорило о расширении “ножниц” “между спросом на
специалистов и теперешними темпами их роста” (34).

Начавшаяся
в 1929 г. широкомасштабная кампания по реорганизации вузов привела к серьезным
переменам в жизни 2-го МГУ. Как единое высшее учебное заведения он
ликвидировался, а на его основе создавалось три самостоятельных института:
Московский государственный институт тонкой химической технологии, 2-ой
Московский государственный медицинский институт и, наконец, Московский
государственный педагогический институт. Для проведения в жизнь этого решения
создавалась специальная “Ликвидационная комиссия” с широкими
полномочиями. 18 апреля 1930 г. она окончательно решила все организационные и
имущественные вопросы, связанные с реформированием 2-го МГУ. Согласно ее
решениям, педфаку и строившемуся на его базе педагогическому институту
передавались Главный корпус, Тихомировский корпус, здания в Курсовом и
Мерзляковском переулках, а также находившиеся на улице Усачева и в Грибоедовском
переулке студенческие общежития (35).

За
период 1920-х гг. 2-ой МГУ и педагогический факультет внесли важный вклад в
развитие отечественной высшей школы. Этот период становится тем временем, когда
определились основные направления и приоритеты в деятельности педагогического
факультета, сложился костяк педагогического коллектива. В сложные для страны
годы преподаватели и студенты факультета сохранили традиции русской науки и
смогли преумножить их. Многие преподаватели и выпускники по праву могут считаться
гордостью отечественной педагогики.
Список литературы

1.
Вестник Временного правительства. 1917. 26 июля; там же 6 сентября.

2.
За Лениным. Орган ячейки ВКП (б), ВЛКСМ и Исполбюро профсекций 2-го МГУ. 1927.
7 ноября, № 2.

3.
За Лениным. 1927, 7 ноября, № 2.

4.
См.: Л. В. Кошмон, А. М. Сахаров. Московский университет в советское время. М.
1967. С. 28.

5.
Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина. М. 1972.
С. 68 — 69.

6.
Подробнее см.: Ректоры МГПУ. 1872—2000. М., 2000. С.65—72.

7.
Корнилов К.Н. Педагогический факультет при 2-ом Московском государственном
университете.

Красный
педфак. 1923. 4 ноября. С. 5.

8.
См. Корнилов К.Н. Современная психология и марксизм. М. 1925; он же. Учебник
психологии, изложенный с точки зрения диалектического материализма. М. 1929 и
др.

9.
Красный педфак. 1923. 4 ноября.

10.
Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина. М. 1972.
С. 76.

11.
Сборник руководящих постановлений и положений. Изд. 2-го МГУ. М. 1925. С. 6.

12.
Юный коммунист. 1923. № 8. С. 11.

13.
Педагогический Университет. 1966. 11 апрели:.

14.
Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина. М. 1972.
С. 76 — 78.

15.
Там же.

16.
Эткинд А. Эрос невозможного. История психоанализа в России. С.-Пб. 1993.

17.
Педагогический факультет. 1921—2001. С. 70.

18.
Подробнее см.: Ректоры МГПУ. 1872—2000. С.73—95

19.
Педагогический факультет. 1921—2001. С. 72—77.

20.
Педагогический университет. 1996. 11 апреля.

21.
Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина. М. 1972.
С. 81, 85 -86, 94.

22.
Справочная книга 2-го МГУ на 1927/28 учебный год. М. 1928.

23.
Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина. М. 1972.
С. 92 — 93.

24.
Советское студенчество. 1927/28 учебный год. № 11. Л. 40.

25.
См.: Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина. М.
1972. С. 96.

26.
Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина. М. 1972.
С. 102.

27.
За Лениным. 1927. 7 ноября.

28.
Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина. М. 1972.
С. 94, 114, 116.

29.
Троцкий Л. Д. К истории Русской революции. М. 1990. С. 176.

30.
Кривеныкий А. На первых ступенях. Участие комсомола в революционном
преобразовании высшей школы, подготовке и воспитании молодой советской
интеллигенции. 1918 — 1932 гг. М. 1988. С. 67.

31.
Микоян А. И. Мысли и воспоминания о Ленине. М. 1972. С. 232.

32.
Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина. М. 1972.
С. 108 — 109 педагогический университет. 1996. 11 апреля.

33.
Реформы в России. М. 1993. С. 181.

34.
КПСС в резолюциях… т. II. С. 513.

35.
Бюллетень Наркомпроса РСФСР. 1930. № 14. С. 410.

Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru/