12. Если вы родитель, любящий слишком сильно Как победить в себе стремление быть идеальным родителем. Учитесь ценить себя. Обращайтесь к тем, кто может помочь. Займитесь тем, что интересует вас. Выключите автопилот

12. Если вы родитель, любящий слишком сильно Как победить в себе стремление быть идеальным родителем. Учитесь ценить себя. Обращайтесь к тем, кто может помочь. Займитесь тем, что интересует вас. Выключите автопилот. Отпустите вожжи. Приведите в порядок свой брак. Никогда не сдаваться. Выявление нереалистичных ожиданий. Эффективное общение. Долой эксплуатацию! Не всё сразу! 13. Учитесь снова чувствовать”Выглядите хорошо” тогда, когда от этого хоть кому-то хорошо. Вооружите родителей средствами против себя. Прекратите спор о том, кто прав. За что вы согласны платить? Дерзать и рисковать. Одного везения мало. Принимаете себя слишком всерьёз? Старые сказки на новый лад. С родителями начистоту.Предисловие Эта книга – не обвинение родителям. Собственно, сами родители и вдохновили нас её написать, поделившись с нами своими рассказами о всеобъемлющей и всепоглощающей, доходящей до болезненности и саморазрушения любви к своим детям и заботе о них. В мире, где стольких детей числа бросают на произвол судьбы и подвергают издевательствам, преданные родители, готовые из любви к детям на всё, представляются идеальными. Но когда эта любовь чрезмерна, она порождает обиду, страхи, душевную боль – следствие стандартного образа мыслей и поведения родителей в отношении детей. Постоянный спутник чересчур любящих родителей – беспокойство. Озабоченность жизнью и проблемами детей может стать настолько мучительной, что лишит аппетита, сна и способности думать о чём бы то ни было другом. Никакие трудности не остановят их, если надо помочь собственному ребёнку. В ответ от ребёнка чересчур много ожидают, так что разочарования становятся неизбежны. Боясь, что дети не справятся, если их не направлять и не наставлять во всех повседневных делах, такие родители становятся неуёмными в своём стремлении руководить детьми. Они воспринимают их дела как свои. Они пренебрегают друзьями, собственными интересами, даже супругами, только бы быть наготове, когда ребёнку потребуется помощь. Они отдают и отдают, пока внутри у них не остаётся только пустота и боль, но и это не останавливает их в этой непрестанной озабоченности и стремлении помочь детям стать всем, чем, по их мнению, они могут стать. У преданных и желающих детям только добра родителей, “переродительствующих” (Переродительствование (англ. overparenting) – так мы переводим неологизм, появившийся в английском языке в 80-х годах и не имеющий эквивалента в русском языке. Over означает чрезмерность, “parenting” – исполнение родительских функции в самом широком смысле слова) из-за своей столь глубокой заботы о них, дети вырастают с чувством того, что их любят. Но и став взрослыми, они продолжают жить с грузом беспокойства, чувства вины и зависимости, и это может стать разрушительным в эмоциональном смысле. Взрослые дети, чьи высказывания мы приводим в этой книге, являют нам примеры того, как за большие надежды родителей вкупе с излишне покровительственной любовью всем приходится слишком дорого платить. Никто сознательно не ставит себе задачей любить детей заранее обречённой на провал и разрушительной любовью. Как же это случается? Предпосылки чрезмерной любви накапливаются в подсознании человека с детства. В неосознанной памяти каждого чрезмерно любящего родителя таятся воспоминания о ком-то, от кого он когда-то недополучил страстно желаемого понимания или любви. Если вы чрезмерно любящий родитель, то не исключено, что вы росли в семье алкоголиков или, может быть, людей агрессивных или неорганизованных, где те, кто вас растил, не могли удовлетворить ваших эмоциональных и физических потребностей. А может быть, те, кто вас растил, были равнодушны к вам или слишком погружены в собственные заботы. Они не обращали на вас внимания или требовали от вас слишком многого, не соглашаясь на меньшее. Или они вас любили, но только тогда, когда вы старательно подавляли свои сокровенные чувства и изо всех сил старались угодить им. Всё это причиняло вам боль и разочарование. И всё же вы стремились обрести любовь, в которой вам было отказано, без конца возвращаясь к одному и тому же иссякшему источнику. Вы сделались исполнительным и ответственным. Вы научились контролировать ситуацию, когда все остальные бессильно опускают руки. Вы научились отодвигать собственные потребности на задний план. Вы сделались щедрым дарителем в надежде, что вас вознаградят столь нужной вам любовью и пониманием. Но что бы вы ни делали, этого всегда было мало. Когда вы, наконец, выросли, у вас осталось ощущение того, что вы “не достаточно хороши”. В вас родилось желание никогда, ни при каких обстоятельствах не допустить, чтобы так же чувствовали себя ваши собственные дети. Когда наша любовь к детям чрезмерна, мы обычно и не подозреваем, что это вызвано не их потребностями, а нашими собственными. Понять это очень трудно, особенно если мы – родители “проблемного” ребёнка. Мы предоставляем ему любовь, деньги, внимание, понимание, помощь – и это становится у нас чуть ли не манией. Мы посвящаем свою жизнь тому, чтобы сделать наших детей счастливыми, решая их проблемы. Если нам это не удаётся, страдание становится просто невыносимым. Мы хотим покончить с этим ужасающим ощущением, что мы недостаточно хороши и не достойны любви, и для этого хотим состояться в качестве родителей. И тут на меньшее, чем быть безупречными родителями безупречных детей, мы не согласимся никак. Одержимость жизнью и проблемами других, мешающая человеку заниматься своими, была названа в психологии созависимостью(Термин “созависимость” появился в 70-х гг. в литературе по алкогольной и наркотической зависимости. “Созависимыми” называют людей, в чьей жизни появились проблемы из-за слишком сильной эмоциональной связи с членами их семей, злоупотреблявшими наркотиками и алкоголем). Это навязчивое желание помогать другим, управлять ими и делать за них то, что они могут делать для себя сами. Чрезмерно любящие родители – соэависимые люди, чьи собственные потребности остаются неудовлетворёнными, так как всю свою энергию они направляют на детей, на их жизнь и проблемы. Если вы выросли в семье чересчур любящих родителей, вы можете не узнать их в этом описании. Внешне они могут выглядеть для вас надёжной опорой во всём. Может быть, они мало рассказывали вам о своём прошлом. Благодаря их самозабвенной преданности, вы знаете, что любимы. Вы росли в атмосфере постоянного внимания и защищенности, и это дало вам столько хорошего, что просто задаться вопросом о том, какие негативные свойства вы вынесли из своего детства, уже внушает вам ужасное чувство вины. И всё же у вас никогда не будет ощущения, что вы достаточно хороши. Родители ожидают от вас так много, и при этом так опекают и допекают советами, что это подрывает вашу веру в себя и в свои силы, приводя к подавленности и разочарованию, пусть даже при этом и внушает вам чувство безопасности. Вы осознаёте, что вам дают много, и это питает ваше чувство вины, особенно когда вы думаете о том, как мало можете дать родителям взамен. Вы становитесь предельно самокритичными и так сильно стремитесь к совершенству, что уже не можете заставить себя вообще что-либо сделать, потому что это делание может оказаться не верхом совершенства. Вы до такой степени купались в любви и заботе, что теперь недоумеваете, почему так трудно найти любовь и подлинную близость вне родной семьи. Вы не одиноки в этом. В нашей книге собраны рассказы сотен родителей и взрослых детей. Эти “истории болезни” – комбинированные зарисовки, а не портреты конкретных людей, но суть и сердцевину самих историй мы сохранили. Эта книга – не упрёк вам или вашим родителям за ваши сегодняшние чувства. Это попытка распознать и понять закономерности этого процесса: как получается, что чрезмерная любовь – ваша или к вам – порождает и у родителей, и у выросших детей тяжёлое наследие эмоциональных страданий, горечи и несамостоятельности.^ Часть 1 Дети, которых любили слишком сильноБлюдечко с голубой каемочкой”Ты заслуживаешь самого лучшего” “Родители считали меня невесть чем. Нет такого, чего бы они для меня не сделали. А на самом деле они делали чересчур много. Обычно полагают, что если ты рос в благополучном доме у родителей, которые тебя любят так, как мои, то у тебя нет никаких проблем и не будет никогда. Ну, так вот, у меня в жизни проблем больше, чем чего-либо другого. Стоит мне с кем-нибудь сойтись, и я непременно все испорчу. Я вечно чувствую себя виноватым, и что бы я ни делал, всё кажется мне не достаточно хорошо”. Джефф, 26 лет В начале кажется, что уступить легче, чем настоять на своём. Ведь родители желают нам самого лучшего. Они всего лишь хотят помочь. Их постоянные звонки только подтверждают это. – Что ж ты никогда не звонишь? – спрашивают они. – Я так за тебя волнуюсь. Почему ты так редко заходишь? Они интересуются. Они тревожатся. Они нуждаются в нас. Их советы обрушиваются на нас неисчерпаемым потоком. Мы часами съёживаемся под их напором каждый раз, когда их навещаем. Наш почтовый ящик набит конвертами, полными вырезок из газет. Заголовки: СМЕРТОНОСНЫЙ ВИРУС, КОТОРОГО МОЖЕТ НЕ ЗАМЕТИТЬ ВАШ ВРАЧ; или ДЕВУШКА УБИТА В СВОЕЙ КВАРТИРЕ. Внизу нацарапаны нервным почерком тревоги наших родителей: “Ты осторожна? Ты похудел. Ты изматываешь себя работой. Почему ты так мало отдыхаешь? Почему бы тебе не найти хорошую девушку и не жениться? Почему тебе непременно надо жить одной в этом грязном городе, где убивают людей?” В мире, где так много сирот, где детей мучают и калечат, мы чувствуем себя неблагодарными и стыдимся того, что наша самая большая проблема – чрезмерная любовь наших родителей. Для них не бывает слишком больших затрат времени или усилии, если надо помочь нам. Если бы могли, они оградили бы нас от всех на свете страданий и обид. Если бы мы только прислушались к их совету, они разрешили бы все наши проблемы. С самого младенчества нам говорят, как много мы значим для наших родителей, как важны для них наши достижения. Их гордость за нас огромна. Их надежды, их ожидания относительно нас – ещё больше. Мы чувствуем на себе их суждения, ненавязчивые, но действенные. Мы заслуживаем только самого лучшего. Как мы смеем довольствоваться меньшим? Хотя наши родители нас любят, не обязательно в их доме нас окружает понимание, признание или просто внешне проявляемая любовь и нежность. Для некоторых из нас повседневный опыт общения с родителями сводится к горьким упрёкам, сердитым перепалкам, нервозности и раздражению. Но мы – их дети, и мы в центре их внимания. Наша жизнь становится сценой, на которой разыгрывается драма родительских надежд и мечтаний. Если этому не противостоять, родители остаются накрепко впутанными в нашу жизнь. Мы тонем в потоке их внимания, забот и тревог. Зажатые в тисках чувства вины, мы задыхаемся от негодования, когда не можем быть всем тем, чего они от нас ожидают. Препираясь за обеденным столом, мы боремся за свою свободу. “Любите меня, – как бы говорим мы, – но не так сильно!” Характерный пример тому – история Кейт. “Моя мать сводит меня с ума, – признается она. – У меня сейчас очень трудный период в жизни, а она только усугубляет дело”. Недавно Джим, муж Кейт, сказал ей, что хочет развода. “С тех пор как я сообщила об этом матери, у меня нет ни минуты покоя. Она целый день звонит со всякими предостережениями типа “Не позволяй ему ничего брать из дома” или “Смотри не упусти ничего, что тебе положено!” Она звонит Джиму на работу и читает ему нотации об ответственности перед семьёй. Я без конца прошу её перестать звонить и дать мне самой разобраться с Джимом. Она перестаёт на день-два, а потом всё с начала. Она ужасно боится, что я приму собственное решение, без её судьбоносного вклада”. Кейт, младшая из трёх детей, всегда была маминой любимицей. “Надо понять маму, – вздыхает Кейт. – Она просто считает, что от меня ничего плохого исходить не может. У неё больше общего с моим братом, который, как и она, интересуется книгами и музыкой. Она больше занята моей сестрой, у которой вечно проблемы и которой она всегда зачем-нибудь нужна. Но когда она смотрит на меня и говорит со мной, по её взгляду видно, что я для неё – то самое. Наверно, поэтому её так волнует мой развод”. Кейт вышла за Джима, когда ей было двадцать один год. “Мои родители устроили нам пышную свадьбу, со всеми при-бамбасами. Но дело в том, что это было им не по карману. Одно моё платье обошлось почти в тысячу долларов. Я знаю, что отец был вынужден взять заём в банке, хотя он и не признаётся. На самом деле, мы с Джимом хотели скромную свадьбу только с самыми близкими родственниками, но мои родители и слышать ничего не хотели. Они всё повторяли, что ждали этого дня всю свою жизнь и мы не можем отказать им в счастье повести дочь под венец на виду у всех родственников и знакомых. И мы уступили. Потом я даже была рада, что вышло по их воле, но Джим так им этого и не простил”. Время шло, и напряжённость между Джимом и матерью Кейт нарастала. “Джим называл мою мать “командиршей”. Он жаловался, что она постоянно во всё вмешивается. Мы с мамой всегда были близки. Не то чтобы мы никогда не ссорились, но я всегда с ней всё обсуждала. Джим этого понять не мог. Он просил, чтобы я не делилась с ней всем подряд, чтобы какие-то интимные вещи оставляла при себе. Но у неё, на самом деле, самые благие побуждения. Она желает мне только хорошего”. После неловкой паузы Кейт признаётся: “Да, мать вмешивается в мою жизнь. Просто мне никогда не хватало сил противостоять ей. Я помню только одно исключение. Мне было восемнадцать, я подавала документы в разные колледжи, и она настаивала, чтобы я подала также и в университет Брауна. Ей было важно, чтобы я училась в “престижном” колледже. Так вот, я отказалась поступать в Браун. Я знала, что там очень трудно учиться, а мои школьные отметки были не особенно высокие. Я всегда старалась избегать трудных предметов. Если учитель был слишком строг, я заставляла родителей жаловаться и добиваться перевода по этому предмету в другой класс. Когда задавали трудное домашнее задание, они сидели со мной за кухонным столом и помогали мне его делать. Поэтому, хотя формально у меня были неплохие оценки, я не обманывалась насчёт себя. Я была уверена, что вылечу из Брауна. Мать так не считала. Для неё я была – гений. У неё был на кухне эдакий “алтарь” с моими дневниками и контрольными и десятками моих фотографий на стене. Когда кто-то из моих друзей хотел “Пепси” или что-нибудь такое из кухни, я сама бежала принести. Я бы скорее умерла, чем позволила кому-нибудь увидеть всё это, развешанное там. В общем, я сказала маме, что ни за что не стану подавать в Браун. И вдруг приходит от них письмо: “Мы рады сообщить Вам, что Вы приняты”. Я была вне себя. Мать подала заявление от моего имени, подделала мою подпись, написала за меня автобиографию и всё прочее”. Борьба вокруг колледжей стала первым сражением, которое выиграла Кейт. Но то, что выбрала для себя она сама, оказалось совсем не тем, на что она надеялась. Она знала, как мать относится к вопросу о колледже, и чувство вины не позволяло ей радоваться студенческой жизни. Как будто радоваться означало бы унизить мать! Что ещё хуже, Кейт скучала по дому; большую часть первого курса она просидела в унылом одиночестве общежития, заказывая пиццу и плетя в письмах родителям небылицы о своих якобы многочисленных новых друзьях. “Мне всегда было нелегко с кем-нибудь подружиться, – говорит Кейт. – Мать этого не признавала. Это, мол, просто моя застенчивость. Я терпеть не могу вечеринок, а у нас в колледже вся жизнь из них и состояла. В детстве, если меня не приглашали к кому-нибудь на день рождения, мама звонила матери этого человека и напрашивалась сама. Это было унизительно, но она заставляла меня идти. С тех пор я избегаю любых тусовок”. На втором курсе стало ещё хуже. Кейт сменила трёх соседок по комнате, не умея ужиться ни с одной. “К апрелю со мной уже никто не общался. Родителям я в этом не признавалась. Как им было это понять? Они всегда мне говорили, какая я красивая, какая замечательная… Ничего другого они и слушать не желали. И вот как-то вечером всё это во мне взорвалось. – Это звонит ваша прекрасная, чудесная дочь, – рыдала я в трубку. – Вы всё говорите мне, какая я замечательная. Так почему все меня ненавидят, кроме вас? Мать обвинила во всём колледж, который я выбрала. Я услышала многократное “а что я тебе говорила”. Мои оценки, и так не очень высокие, стали совсем никуда. Со мной не было никого, кто мог бы мне помочь. Я чувствовала, что жизнь ужасна. Наконец, в конце второго курса, я бросила колледж”. Кейт вернулась домой, полная вины и страха перед встречей с матерью. “Я чувствовала, что страшно разочаровала своих родителей. Они-то ожидали, что я буду блистать в колледже. Я понимала, что мой провал был для матери убийственным. Что она скажет своим друзьям. Кейт поступила в местный колледж, и там познакомилась с Джимом. “Поначалу с Джимом было так легко, – вспоминает она. – Мы никогда не ссорились. Ему вроде бы было интересно всё, что я думала и чувствовала. Он всегда расспрашивал меня, просил рассказывать о себе, как будто я самый увлекательный человек на свете. Мы поженились на второй день после выпуска. С самого начала Джима обижало, что я больше прислушиваюсь к советам матери. Он говорил, что я гораздо сильнее стараюсь угодить родителям, чем ему. Я не была такой женой, которая влезает мужу в душу и старается всё понять. Джим сетовал, что я не интересуюсь его карьерой. Признаюсь, когда он мне рассказывал всякие истории, случавшиеся у него на работе, мне становилось скучно. С самого начала я взяла в привычку убегать к родителям всякий раз, когда мы с Джимом ссорились. Я знала, что там мне посочувствуют. Я могла отлично понимать, что спровоцировала его сама, но пятнадцать минут в родительском доме убеждали меня, что я права, а он нет”. Джим жил с ощущением, что должен держать марку перед родителями жены и чего бы он ни достиг в жизни, этого никогда не будет достаточно. Подозрительность, которую питали друг к другу Джим и мать Кейт, оставалась скрытой под нарастающим напряжением, пока Кейт не забеременела. “Родители купили мне полное приданое, спальный гарнитур, целую комнату игрушек – море всякой всячины, на самом деле никому не нужной. Джим просто взбесился. Я не могла понять, за что он так на меня сердится. Я ведь ничего не просила у родителей. Они купили сами, как всегда всё делают по собственной инициативе. Он сказал, что хотел сам купить кое-какие вещи для нашего ребёнка, а мои родители ему всё испортили. Мне не хватило мужества попросить маму забрать всё это обратно. Так всё это и осталось у нас – навсегда став нашим с Джимом больным местом. Когда я была на восьмом месяце, Джим попал под сокращение. Целыми днями он слонялся в депрессии по дому, непрестанно повторяя, как ему страшно и как он ощущает себя неудачником. Как-то раз поутру он даже заплакал. Мне было так неловко. Я была вся в своей беременности. Честно говоря, мне было трудно скрыть, как я, в общем-то, злюсь на него за то, что его уволили. Я хотела, чтобы он перестал об этом говорить, и постаралась сменить тему, и тогда он вихрем вылетел из дома. Родилась Кера, и я стала проводить с мамой ещё больше времени, чем прежде. Кера, бывало, плакала часами напролёт. Я не доверяла себе, не знала, что делать, звонила маме, и она тут же прибегала. Когда Кере было около года, у неё случилась очень высокая температура. Я впала в истерику, хотя врач не велел беспокоиться, потому что высокая температура бывает у всех младенцев. Мама отвезла нас в отделение «Скорой помощи». Она тоже не доверяла нашему врачу. Мы проторчали в больнице несколько часов. Никому из нас не пришло в голову позвонить Джиму. Когда я вернулась домой, он метался взад-вперёд по комнате. Он весь день пытался мне дозвониться и впал в панику. Он не мог мне простить, что я не позвонила. – И что, ты бы знал, что делать? – спросила я. Он уставился на меня, не веря своим ушам, и потом несколько недель со мной почти не разговаривал. Когда Кере было пять, мать начала кампанию по внушению мне идеи, что Кера должна ходить в частную школу, а не в государственную, расположенную по соседству. Я знала, что Джиму это не понравится. И вот мы с мамой за его спиной отвели Керу на собеседование к директору частной школы. Естественно, Кера не могла держать это в секрете. Она рассказала Джиму, какую милую тётеньку мы встретили в этой милой школе. Джим взорвался. После этого наша жизнь стала одной сплошной ссорой. Дела шли всё хуже. Джим называл меня избалованной девчонкой, всё ещё привязанной к маминой юбке. Я упрекала его, говорила, что он никчемный отец, больше занятый накоплением денег, чем образованием дочери. И как-то вечером Джим собрал чемодан и ушёл, сказав, что с него довольно и меня, и моей матери. Теперь Джим говорит, что я никогда его по-настоящему не любила, а только хотела, чтобы он любил меня. В большинстве наших неурядиц он обвиняет мать, но я так не думаю. Ведь она на самом деле хочет помочь. Я знаю, что она меня любит, как никто никогда любить не будет. Но её любовь начинает давить на меня, как груз на шее. Всю жизнь она старалась меня защищать. И хотя сейчас она меня просто доводит, я не могу на неё сердиться. Слишком уж многим я ей обязана». Детские переживания Кейт типичны для ребёнка, растущего в доме, где драма жизни детей становится навязчивой идеей родителей. Ничто так не занимало её мать, как проблемы детей. Она стремилась направлять и вести «корабль» Кейт по бурным волнам жизненного моря, с ужасом думая, что та без её совета и помощи просто ни с чем не справится. Мать глубоко вошла в жизнь Кейт, любя её и желая быть заботливой матерью. Но она переборщила, “переродительствовала”: она любила Кейт чрезмерно. Что такое чрезмерная любовь? Рассмотрим поближе характерные особенности таких людей, как родители Кейт, черты, отличающие их от других родителей, чья любовь более благоразумна. • Любящие родители отдают детям своё время, внимание и любовь и обеспечивают их эмоциональные и физические потребности. Чрезмерно любящие родители вплетаются в повседневную жизнь детей и рассматривают их как продолжение себя. • Любящие родители стремятся быть настолько хорошими родителями, насколько могут, признавая при этом, что совершенства не существует. Родители, любящие слишком сильно, чрезмерно опекают своих детей в стремлении удовлетворить свою страсть быть “хорошими” родителями или вознаградить себя за пережитые в детстве лишения. • Любящие родители поощряют развитие и самостоятельность, но устанавливают должные границы, чтобы создать детям благоприятную для их пытливости безопасную среду. Чрезмерно любящие родители препятствуют независимости детей, ищут способов управлять их мыслями и поступками и бессознательно стремятся вылепить их по образу самых высоких надежд, которые когда-то питали в отношении самих себя. • Любящие родители признают за детьми сильные и слабые стороны. Они создают атмосферу, в которой нет оценочных суждений и поощряется самоуважение. Чрезмерно любящие родители бессознательно осуждают детей, которые не оправдывают их непомерно высоких ожиданий. Они действуют за детей, а не вместе с ними, опасаясь, что без их помощи дети ничего не сумеют. • Любящие родители общаются с детьми напрямую, открыто и честно, создавая атмосферу благополучия и доверия. Чрезмерно любящие родители часто создают атмосферу неуверенности и недоверия, общаясь с детьми обиняками и подсознательно стремясь манипулировать ими. • Любящие родители прислушиваются к детям и проявляют желание удовлетворить их эмоциональные или физические потребности. Чрезмерно любящие родители поддаются подсознательному стремлению исполнить свои собственные неудовлетворённые желания и несбывшиеся надежды, не особенно заботясь о том, что на самом деле требуется их детям. • Любящие родители развивают внутренние качества и достоинства детей. Чрезмерно любящие родители больше озабочены внешней стороной; они ревниво сравнивают своих детей с другими. Родители, любящие слишком сильно, могут быть богатыми или бедными. Они могут жить вместе, или в разводе, или во вдовстве, или быть одиночками. Они могут проводить на работе по десять часов каждый день или почти не выходить из дома. Склонность к сверхопеке не определяется благосостоянием. Она не столько связана с фактическим временем, проводимым с детьми, сколько с часами, проведёнными в тревогах, тягостных раздумьях и беспокойстве за них. “Переродительствовать” – не значит баловать детей, хотя это и может стать одним из результатов. “Переродительствование” – это интенсивная эмоциональная сверхвовлечённость в сочетании с потребностью управлять ребёнком. Это ведёт к взаимозависимости, которая очень могущественна и столь же мучительна. Иногда в семье чрезмерно опекают только одного ребёнка. Это может быть первенец. Это может быть младшенький. Иногда это ребёнок, проявляющий особые таланты, но с такой же вероятностью это может быть и “проблемный” ребёнок, вообще мало на что способный. Кого именно из детей выделяют – имеет больше отношения к потребностям родителей. Мать Кейт проявляла множество признаков чрезмерно любящего родителя. Она “одаривала” её своим временем, вниманием, подарками, мало заботясь о том, в чём Кейт на самом деле нуждалась и чего хотела. Она стремилась к контролю над жизнью Кейт, не признавая её желаний и развивая её зависимость от себя. Она внушила Кейт настолько высокую самооценку, что её жизнь превратилась в сплошную череду разочарований, потому что никто не мог любить и ценить её так, как любили и ценили родители. Родительская любовь формирует основу детского самоуважения. Без родительской заботы, заинтересованности и одобрения вместо здоровой любви к себе мы вырастаем с ощущением пустоты и собственной никчёмности. Отсюда должно бы логически следовать, что чем больше любви получаем мы от родителей, чем больше внимания, заботы и защиты мы видим от них, тем более ценными и достойными ощущаем себя. Но для Кейт всё оказалось совсем наоборот. Как и у большинства людей, которых в детстве непомерно любили, неуёмный контроль со стороны матери на протяжении всей жизни мало способствовал росту её самооценки. Собственно говоря, её самооценка оказалась зависящей от материнского одобрения. Кейт чувствовала себя в безопасности только тогда, когда слушалась матери. Чем больше мать ее контролировала, тем пассивнее она становилась. В истории её взаимоотношений с родителями нет ничего, что подготовило бы её к супружеским отношениям, к их поддержанию, к внесению в них своего эмоционального вклада. В свете детских переживаний Кейт нет ничего удивительного, что у них с Джимом начались проблемы на самых ранних стадиях знакомства. Когда Кейт встретила Джима, всё, что она могла привнести в их отношения, был набор нахватанных от родителей поверхностных представлений о том, что значит “любить” и “быть любимой”. Чувство неловкости и беспокойства, подавившее все остальные чувства, испытанное ею, когда Джим заплакал в её присутствии, нежелание идти навстречу его нуждам свидетельствуют об эмоциональном отсутствии Кейт в отношениях с Джимом. Она искала в нём “добытчика”, человека, который заботился бы о ней, не прося многого взамен. Теперь Кейт понимает, что, хотя и вышла замуж за Джима и родила ему ребёнка, по-настоящему близка с ним она так никогда и не была. Её зависимость от матери и близость отношений с нею не оставили места для Джима. Не все дети с такой лёгкостью, как Кейт, подпадают под контроль родителей. Многие бунтуют, но только для того, чтобы в конце концов уступить и вернуться, когда чувство вины становится невыносимым. Но бунтуй или сдавайся, а цену за переродительствование приходится платить всем, и немалую. Когда родители смотрятся в нас, как в зеркало, стараясь “вылепить” по образцу своих высочайших ожиданий; когда они вплетаются в разворачивающуюся изо дня в день драму нашей жизни, выигрывая и проигрывая за нас наши сражения, ограждая от боли и ран; когда они уделяют нам больше внимания, чем когда-либо может понадобиться или захотеться; когда они превращают наши дела и обязанности в свои собственные, – мы получаем двойственное послание, приводящее к двойственному результату. Мы приучаемся ощущать себя людьми, вполне достойными внимания, но не научаемся осознавать свои потребности и стремиться к их удовлетворению. Мы приучаемся следовать наставлениям других, но боимся брать на себя инициативу и доверять собственному чутью. Мы обучаемся манипуляции людьми, чтобы завладевать их вниманием, но не умеем ясно и недвусмысленно сообщать людям, что от них хотим. Мы учимся “хорошо выглядеть” в любовных отношениях, но слишком боязливы, чтобы открыться человеку в подлинной близости. Вырастая, мы приносим из детства особый стиль поведения и некий набор мнений о самих себе. В них можно увидеть типичные черты людей, которых, как Кейт, слишком навязчиво опекали в детстве. Если вы росли, окружённые удушающим вниманием, навязчивой заботой, неоправданно высокими упованиями, вы можете найти эти черты и у себя. Вот они:У вас проблемы в отношениях с близким человеком Наши отношения с людьми заключены между двумя крайностями: потребностью близости и бессознательным желанием держать подходящих слишком близко на некотором расстоянии. В любом случае, мы становимся взрослыми с ощущением, что потребность в близости (наша или других людей) – самая сильная. Мы желаем близости, но и боимся её. Мы узнали от родителей, что любовь сопровождается большими ожиданиями со стороны партнера – здесь особенно важно держать марку. А что, если мы не сможем быть всем тем, чего от нас ожидает наш возлюбленный? Если мы позволим ему стать близким нам человеком, а потом окажемся не тем, чего он от нас ждёт, – не задохнёмся ли мы? Мы начинаем выталкивать людей из нашей жизни, становясь чересчур зависимыми и нуждающимися в них или дистанцируясь от них из-за своей холодности или надменности. Какова бы ни была наша тактика, результат всегда один: мы тоскуем по близости, но слишком трусливы, чтобы позволить себе испытать её по-настоящему. Вы “питаетесь” одобрением окружающих Те, кто испытал на себе слишком сильную любовь родителей, часто становятся “человекоугодниками”, чутко улавливающими потребности окружающих и постоянно озабоченными тем, чтобы “прилично выглядеть”. В детстве мерилом нашей самооценки было одобрение родителей. Одобрение внутреннее если и являлось, то редко. Наше самоуважение попало в зависимость от похвалы и признания со стороны родителей. Имея очень слабое, а то и вовсе не имея никакого “ощущения собственного я”, то есть знания о том, что мы представляем сами собой, без наших достижений и талантов, которыми нас обычно определяют, – мы перенесли эту зависимость на других присутствующих в нашей жизни людей. Мы постоянно ждём, что кто-то позволит нам наконец почувствовать, что мы хорошие. Но жить ради одобрения других – опасный путь. Очень часто мы вовсе не получаем одобрения, а ведь мы им “питаемся”. Большинству людей просто нет до нас дела, тогда как нашим маме с папой было. Такова горькая реальность, и с этим ничего не поделаешь.^ Вас одолевает чувство вины, даже если вы ни в чём не виноваты “Я чувствую себя виноватым во всём”, – вот типичное высказывание тех, кого в детстве окружали излишней заботой. В самом раннем возрасте эти дети начинают понимать, что родители из кожи вон вылезут, чтобы их обеспечить. Это и материальные блага – деньги, одежда, пища, жилище. Это, и даже в большей степени, особое внимание – вечная бдительность, которая скоро становится удушающей. У детей, родители которых любят их такой огромной любовью, развивается по отношению к ним чувство невозвращённого долга. Если с нами происходило подобное, единственный известный нам способ отплатить родителям за их любовь – это быть хорошим мальчиком или хорошей девочкой. Мы считаем, что не вправе сердиться на родителей, которые так много для нас сделали. Мы учимся подавлять свои негативные чувства, потому что они могут обидеть наших родителей. Мы полагаем, что должны ради них иметь достижения, должны их ублажать, заставлять гордиться собою. А если не можем, то ощущаем чудовищную вину.^ Вам кажется, что жизнь к вам несправедлива “Сверхопекаемый” ребёнок ещё в раннем детстве обнаруживает, что мир не разделяет всех тех восторгов по поводу его талантов, которыми он окружён дома. Отсюда разочарование и неуверенность в себе. Мало кто из нас способен оправдывать высокие ожидания и большие надежды наших родителей. Увы, мы подвергаем сомнениям любые свои достижения. Родители внушали нам, что мы способны на многое, столь многое, что нам достаточно протянуть руку – и мм ухватим всё, что только есть хорошего в жизни. Когда мир оказывается не вполне полон обещанных родителями чудес, жизнь воспринимается несправедливой.^ Вам трудно довериться людям Доверие – трудное дело для людей, которых в детстве непомерно любили. Мы либо не доверяем никому, либо становимся безнадёжно наивны в отношении истинных намерений окружающих, веря всему, что они ни скажут, пока не испытаем горькое разочарование. Почему вопрос доверия так важен для нас? Основы чувства доверия и недоверия заложены в нас с раннего детства. Мы принимаем осознанное или бессознательное решение, как будем относиться к миру: опасен или надёжен он для нас? Отцами и матерями, которые слишком опекают своих детей, обычно движет забота о благополучии своего ребёнка. Если родители стремятся к чрезмерному контролю или принимают за ребёнка все решения, тот как бы получает от них послание: “Мои решения недостаточно хороши… Я не могу доверять себе”. Если родители непомерно защищают ребёнка и без конца трубят ему в уши, какой вред могут нанести ему окружающие люди и предметы, у него вырабатывается убеждение: “Я не могу доверять другим”. Это глубокое чувство неуверенности в себе и в мире кроется в самой сердцевине нашей личности и остаётся с нами, когда мы вырастаем. Наша доверчивость может поколебаться ещё сильнее, когда мы начинаем общаться со сверстниками. С раннего детства родители внушали нам, что мы – особенные и заслуживаем непрерывного внимания. Когда мк встречаем людей вне нашей семьи, мы с горечью осознаём, что весь остальной мир не обязательно разделяет эти взгляды. Так кому же можно доверять? Это недоверие мы проецируем на внешний мир, представляя окружающую среду ещё более опасной и угрожающей. Мы не доверяем людям и упускаем благоприятные возможности, боясь критики, отвержения и просто телесных повреждений.^ Вы стремитесь “контролировать” окружающих Ощущение, что у вас все под контролем, чрезвычайно важно. Поскольку “переродительствованные” имеют за плечами долгий опыт контроля со стороны родителей, они часто вырабатывают в себе привычку командовать, чтобы отгородиться от других. В детстве мы полностью зависим от своих родителей. При нормальном положении дел нам позволяют напрягаться и испытывать свои силы в новых ситуациях. При этом бывают успехи, а бывают и провалы. Мы учимся на своих ошибках. Чрезмерно заботливые родители, однако же, не позволяют нам идти на риск. Стремясь защитить нас, они ни на минуту не упускают из поля своего внимания драму нашей жизни. Чтобы предохранить нас от возможных неприятностей, они уводят нас вообще от всех жизненных вызовов: а вдруг случится неудача или провал? В результате мы вырастаем с чувством беспомощности. Появляется защитная реакция – нам необходимо чувствовать себя “у руля”, и мы начинаем чрезмерно контролировать других. Иногда мы делаем это пассивным способом, – отстраняясь. Мы уединяемся, избегаем, отвергаем, бунтуем против тех, у кого над нами власть. Испытываемое большинством из нас недоверие к начальству, к учителям наших детей или к правительству – отражение именно этого. Нам трудно быть “членами команды”. Нам гораздо удобнее рабо