Отечественная ономастика в XVIII-XX в

План
Введение
Понятие ономастики
Русская антропонимика
Русская топонимика
Заключение
Список литературы
Введение
Как только люди стали сознательно владеть языком, они начали давать имена предметам, явлениям, событиям и, конечно же, самим людям. Имя — основное средство общения. В имени всегда видится нечто большее, чем просто «название» человека, имеется определенный смысл. Мир устроен непостижимым образом, но в нашем понимании он разумен. И потому с давних времен людям кажется, что имя незримой нитью связано с прошлым, будущим и настоящим его обладателя.
Историю возникновения имен, их значение и смысл, связь с историей общества, с мировоззрением и верованиями людей изучает специальная наука — ономастика. Буквально этот термин означает «искусство давать имена». Имена даются объектам живой и неживой природы. Это и географические слова названия, так называемые топонимы, наименования космических объектов — астронимы, клички животных — зоонимы. Но, пожалуй, самую большую группу имен собственных составляют антропонимы — имена, отчества, фамилии людей, прозвища, псевдонимы. В разных странах у разных народов имена чрезвычайно разнообразны по своему звучанию, происхождению и употреблению. Имена — часть истории народа. В них отражаются быт, верования, чаяния, фантазия и художественное творчество народов, их исторические контакты. Каждое имя несет на себе яркий отпечаток соответствующей эпохи.
Цель реферата – проследить возникновение и развитие отечественной ономастики с XVIII по XX вв.
1. Понятие ономастики
Ономастика — наука об именах собственных всех типов, о закономерностях их развития и функционирования. Эта дисциплина принадлежит как филологии так и истории, поэтому чаще всего ее определяют как отрасль языкознания и одновременно вспомогательную историческую дисциплину.
Лингвистическая в своей основе, ономастика включает исторический, географический, этнографический, культурологический, социологический, литературоведческий компоненты, помогающие выявлять специфику именуемых объектов и традиции, связанные с их именами, что выводит ономастику за рамки собственно лингвистики и делает автономной дисциплиной, использующей преимущественно лингвистические методы, тесно связанной с комплексом гуманитарных наук, а также наук о Земле и Вселенной.
Ономастические исследования помогают выявлять пути миграций и места былого расселения различных народов, языковые и культурные контакты, более древнее состояние языков и соотношение их диалектов. Топонимия (особенно гидронимия) зачастую является единственным источником информации об исчезнувших языках и народах.
Согласно Книге Бытия, первыми получили имена собственные сами люди, известные им места на земле, животные (домашние и дикие) и видимые небесные светила. Эти объекты и их имена заполняли ономастическое пространство древнего человека. С течением времени это пространство расширялось, получили имена новые типы объектов. 
Мир, в котором мы живем, воистину можно назвать миром имен и названий. Ведь практически каждый реальный объект (а зачастую и вымышленный) имеет или может иметь свое собственное наименование. При этом одни названия настолько древние, что их воспринимают как возникшие сами собой, поскольку неизвестен их автор, а иногда даже и народ, языку которого это слово принадлежало. История таких имен (наглядный пример — слово Москва) скрыта от нас завесой времени. Этим, в частности, отличаются названия некоторых рек, морей, гор, звезд. Напротив, существуют другие имена и названия, дата рождения которых установлена точно или даже широко известна; они нередко молоды, часто известны и авторы этих слов-названий.
Границы мира ономастики, позволяющие определить число таких необычных слов в нашей речи, удалены от взора даже опытного исследователя: статистика здесь также не может быть всеобъемлющей — это просто невозможно. Но для примера можно сказать, что русских фамилий известно более 200 тысяч.
Аспекты ономастических исследований многообразны. Выделяются: описательная ономастика, составляющая объективный фундамент ономастических исследований, дающая общефилологический анализ и лингвистическую интерпретацию собранного материала; теоретическая ономастика, изучающая общие закономерности развития и функционирования ономастических систем; прикладнаяономастика, связанная с практикой присвоения имен, с функционированием имен в живой речи и проблемами наименований и переименований, дающая практические рекомендации картографам, биографам, библиографам, юристам; ономастика художественных произведений, составляющая раздел поэтики; историческая ономастика, изучающая историю появления имен, и их отражение в именах реалий разных эпох; этническая ономастика, изучающая возникновение названий этносов и их частей в связи с историей этносов, соотношение этнонимов с именами других типов, эволюцию этнонимов, приводящую к созданию топонимов, антропонимов, зоонимов, связь этнонимов с названиями языков (лингвонимами).
2. Русская антропонимика
Буквально до конца XVIII — середины XIX века большинство населения России фамилий не имело. Поначалу фамилии возникали у феодалов. Существовало наследственное землевладение, оно-то и привело к появлению наследственных имен, то есть фамилий. Большая часть княжеских (а потом и боярских) фамилий указывала на те земли, которые принадлежали феодалу, или целиком на местность, откуда он был родом. Так возникли фамилии бояр Шуйских (по названию реки и города Шуи), князей Вяземских (род Вяземских существованием этой фамилии также обязан реке — Вязьме). Не менее «прозрачны» с этой точки зрения и такие старинные фамилии, как Елецкий, Звенигородский, Мещерский, Тверской, Тюменский и др.
Первые русские фамилии встречаются в старинных документах, относящихся к XV веку. Но существовать они могли и ранее.
Прозвища давались людям их родственниками, соседями, сословным и социальным окружением. Причем в прозвищах, как правило, отражались какие-то характерные черты, присущие именно этому человеку, а не другому. Закрепившись в фамилиях, эти черты и особенности наших далеких предков дошли до сегодняшнего времени. Вот как это могло быть. Жил когда-то беловолосый человек. Прозвали его Беляком. Детей его стали звать Беляковыми: «Чьи они?» — «Да чьи ж, Беляковы». Появилась фамилия Беляков. Но человек, носящий ее сейчас, вполне может быть не блондином, а шатеном или даже брюнетом. С другой стороны, какой-нибудь гражданин Чернышев, чей далекий предок звался Чернышем за смолисто-черный цвет своей шевелюры, вполне может быть сейчас блондином. Другой человек за свое пристрастие к болтовне — «верещанию» — мог прозываться Верещагой, а дети его Верещагиными. Но у него вполне мог быть молчаливый сосед, также имевший прозвище — Молчан. Вот от него могли пойти Молчановы.
В прошлом даже среди купцов лишь самые богатые — «именитое купечество» — удостаивалось чести получить фамилию. В XVI веке таких были единицы. Например, купцы Строгановы. Между прочим, среди фамилий купечества было много таких, в которых отражалась «профессиональная специализация» их носителей. Возьмите, например, фамилию Рыбников. Она образована от слова рыбник, то есть «торговец рыбой».
Не менее многочисленный слой населения России составляли и служители церкви. Духовенство начало получать фамилии массово лишь в конце XVIII — первой половине XIX века. С «церковными» фамилиями мы встречаемся достаточно часто, нередко об этом и не подозревая.
Часто фамилии давались священникам по названиям тех церквей, в которых они служили: дьякон Иван, служивший в церкви Троицы, мог получить фамилию Троицкий. Некоторые священнослужители приобретали фамилии при выпуске из семинарии: Афинский, Духосошественский, Бриллиантов, Добромыслов, Бенеманский, Кипарисов, Пальмин, Реформатский, Павский, Голубинский, Ключевский, Тихомиров, Мягков, Липеровский (от греческого корня, означающего “печальный”), Гиляровский (от латинского корня, означавшего “веселый”).
Когда в России пало крепостное право, перед правительством встала серьезная задача. Нужно было дать фамилии бывшим крепостным крестьянам, которые до того их, как правило, не имели. Так что периодом окончательного «офамиливания» населения страны можно считать вторую половину XIX века. Одним крестьянам давали полную или измененную фамилию их бывшего владельца, помещика — так появлялись целые деревни Поливановых, Гагариных, Воронцовых, Львовкиных. Другим в документе записывали «уличную» фамилию, которая у иной семьи могла быть и не одна. У третьих в фамилию превращали отчество. Но весь этот процесс был весьма сложен, нередко люди продолжали обходиться без фамилий. Такое положение вызвало опубликование в сентябре 1888 года специального указа сената: «… Как обнаруживает практика, и между лицами, рожденными в законном браке, встречается много лиц, не имеющих фамилий, то есть носящих так называемые фамилии по отчеству, что вызывает существенные недоразумения, и даже иногда злоупотребления… Именоваться определенной фамилией составляет не только право, но и обязанность всякого полноправного лица, и означение фамилии на некоторых документах требуется самим законом».
В работах по русской исторической ономастике меньше внимания уделяется формам именования женщин, поскольку последние, не имея никаких юридических прав, реже упоминаются в памятниках деловой письменности XI-XVII вв. [25, 15]. Социальное бесправие женщины в XI-XIV вв. нашло отражение в именовании ее в официальной письменной речи, причем способы называния не были упорядоченными и не отличались в силу этого единообразием.
По словам Р. Мароевича, в редких случаях женщина именовалась непосредственно, с помощью личного имени. В подавляющем большинстве случаев номинация осуществлялась способом, восходящим по происхождению к праславянскому языку, — через имена других лиц: замужней женщины — через имя мужа, девушки — через имя отца [10, 110]. Имя замужней женщины представляло собой притяжательное прилагательное в полной форме, образованное от имени мужа (княгыни Всеволожая, приде Гюргевая). Иногда данный антропоним сопровождался патронимом (Глъбовая Всеславича). В редких случаях модель именования включала личное имя женщины (Мстиславляя Хрьстина) или профессию мужа (Завижая посадника). Форма именования девушки состояла в официальных документах из притяжательного прилагательного, образованного от личного имени отца, и патронима (Даниловна Романовича). Как исключение отмечены полные формулы именования женщин: Софья Ярославна Ростиславляя Глебовича [10, 110- 117; 9, 128-129].
Такие же опосредованные способы именования часто фиксируются и в новгородских берестяных грамотах: Васильевой, Павловая, Фомина жена.
Если обратиться к письменным источникам XVI — первой половины XVII в., писцовым и переписным книгам Вологодского, Архангельского и Сольвычегодского уездов, то именования женщин встречаются последовательнее, причем в большинстве случаев речь идет о вдовах, после смерти мужа унаследовавших землю и строения. Единая формула именования женщины в этот период отсутствует. Полностью опосредованные именования отмечаются редко: Васильевская жена Ощепкова, несколько активнее одночленные и двучленные модели, обязательным компонентом которых является личное имя именуемых: вдова Полашка, вдова Оксиньица, Онтонидка, нищая Марфица Сенькина.
Несмотря на отсутствие единой формулы именования женщины, в этот период можно уже говорить о Наиболее активной (доминирующей) модели высказывания, относящейся к замужним женщинам и состоящей из личного имени женщины и притяжательного прилагательного, образованного от личного имени мужа с помощью суффиксов -овск(-евск), реже -ов (-ев), -ин(-ын), иногда с наличием фамильного прозвания, если оно было. Ср.: вдова Духанка Сергеевская жена, вдова Каптелинка Яковлевская жена Купреянова, вдова Соломейка Ивановская жена, вдова Акилинка Яковлевская жена Калистратова, вдова Каптелинка Федорова жена Бобровского, вдова Федосица Якушовская жена, вдова анна Ивановская жена Саунина. Фломула именования незамужних женщин в тот период характеризовалась указанием на отца: проскурница Анница Игнатьева дочь.
Характерно, что женщины, как и мужчины, в этот период именовались еще полуименами с формантами -к(а) и -иц(а), древними по своему происхождению, суффикс -иц(а), в частности, в квалитативном значении встречается в древнерусских памятниках начиная с XI в. [26, 109].
Явно недостаточно изучены способы именования женщин в официальных документах в период, предшествующий распространению трехчленной модели именования, в конце XVII — первой половине XVIII в. С. И. Зинин наблюдает значительный разнобой в формулах называния. Им рассмотрены модели именования женщин в источниках некоторых центральных городов (Москва, Ярославль и др.); подробнее см. [4, 34-39]). Ниже представлены модели именования женщин всех сословий в деловых документах массовой переписи населения северо-восточных уездов Русского государства начала XVIII в. — Вологодского, Архангельского, Сольвычегодского. Вятского. Привлечение источников начала XVIII в. обусловлено тем, что именно в петровское время женщины получают некоторые юридические права, связанные с покупкой и продажей имущества [25, 15]. Этим определяется рост числа женских именований в деловой письменности данного периода всех регионов. –PAGE_BREAK–
В сравнении с документами XVI — первой половины XVII в. формула именования женщины в начале XVIII в. претерпела существенные изменения. На фоне более или менее устоявшейся трехчленной модели называния мужчин (обычно жителей города) типа Алексей Иванов с. Швецов, Марк Афанасьев с. Колъсов, женские именования обычно были представлены четырьмя (иногда пятью) компонентами: личным именем и полуотчеством женщины и трех(дву)членной моделью именования ее мужа. Ограничимся следующими примерами: посадская вдова Папасковья Панкратова дочь Прокофьевская жена Никифорова сына Локтева, вдова Евдокия Патрикеевна дочь Ивановская жена Савельева сына Хомутникова, вдова Анна Андреева дочь, Даниловская жена Колотовкина, вдова скудная Евфалия Петрова дочь, а Федоровская жена Сомовых, вдова Матрена Матфеева дочь Семеновская жена Басанова, вдова Татьяна Митрофанова дочь, а Корниловская жена Уваровского, нищая вдова Агафья Карпова дочь Петровская жена Мохнаткина.
Судя по материалам переписных книг, такая ходовая формула именования женщин была закреплена в письменной речи на огромной территории северо-восточной части Русского государства. О наличии ее в пермской письменности имеются свидетельства Е. Н. Поляковой [19, 94]. В составе данной модели полуотчества жены и мужа последовательно представлены в форме притяжательного прилагательного с суффиксами -ов(-ев), -ин(-ын), указывающими на принадлежность (Патрикиева дочь, Наумова дочь, Савельев сын, Самсонов сын), прилагательное же, образованное от личного имени мужа с помощью суффикса -овск(-евск), является относительным, поскольку указывает не на принадлежность, а на отношения данных лиц (Ивановская жена. Федоровская жена. Даниловская жена и др.), т. е. жена, имеющая мужем такого-то.
Самым подвижным компонентом модели является полуотчество мужа, оно отсутствует, например, в книгах г. Сольвычегодска, Лалъска, Устьямских волостей. По этой причине из четырех членов состоит модель и в переписной книге г. Вятки 1710 г.: Васса Федорова дочь Яковлева жена Демидовых, Анна Васильева дочь Фоминская жена Вепревых и др. В книге переписи и меры г. Вологды 1711 г. пятичленная модель весьма активна, хотя возможны и названия четырехзвенные: Мавра Иванова дочь Михайловская жена Митрополова, а ниже — Мавра Иванова дочь Михайловская жена Ефремова сына Митрополова. Ср. также: посадская вдова Дарья Ефтефиева дочь Никулинская жена Хомутинникова, посадская вдова Соломанида Алексеева дочь Васильевская жена Жукова и многие другие. Обращают на себя внимание в переписных книгах всех городов полные формы женских личных имен.
Отменная четырех (пяти)членная модель называния была характерна для женщин всех сословий: посадских вдов — Ксения Анфимова дочь Терентъевская жена Федорова сына Свешникова, солдатских жен и вдов — Овдотья Иванова дочь Ивановская жена Васильева сына Неподставова, женщин купеческого сословия — гостиной сотни вдова Анна Георгиева дочь Алексеевская жена Бълавинского, дворянок — помещица вдова Ефросинья Васильева дочь подпорутчика Алексеевская жена Григорьева сына Захарова, крестьянок — горкая вдовица Ксъница Гаврилова дочь Максимовъская жена Чапина, нищих — вдова скудная Анна Матфиева дочь, а Семена Матренинских жена, нищая вдова Фетиния Стефанова дочь Тимофъевская жена Козулина.
У лиц духовного звания в тот период фамильное прозвание обычно отсутствовало, поэтому именование женщины могло состоять из двух компонентов (вдова попадья Ксения Еремъева дочь, но: вдовая попадья Марья Васильева дочь Андреевская жена Семенова, вдовая дьяконица Гликърия Костянтинова дочь Михайловская жена Пошехона).
Было бы некорректно утверждать, что в привлеченных к исследованию документах эта четырех(пяти)членная модель не имела альтернативы. Она была доминирующей, но не единственной. Вариантная формула отличалась тем, что первой частью ее было полное именование мужа с указанием его профессии, второй — называние жены: подьячего Васильевской жены Григорьева сына Кудрина вдова Парасковья Федорова дочь (муж Василий Григорьев сын Кудрин), кузнеца Ивановской жены Сидорова жена Марья Абрамова дочь (муж Иван Сидоров), плотника Андреевской жены Федорова сына Кумбаса вдова Ксения Захарова дочь. Наличие такой формулы именования в московских источниках начала XVIII в. отмечает С. И. Зинин [4, 38-39].
Обращает на себя внимание первый компонент именования мужа, представленный в форме притяжательного прилагательного с суффиксом =овск (-евск) образованный от личного имени. Однако возможна и такого рода формула: вдова суконной сотни Василия Иванова сына Саватиева жена его Акулина Дмитриева дочь.
Отличались формы именования незамужней женщины. В книге переписи и меры г. Вологды 1711 г. четырехзвенная формула отмечена единожды (дъвка Марья Григорьева дочь Степанова сына Сурина), обычно же в составе модели два компонента: посадская дъвка Улита Гусева дочь, дъвка Марья Алексеева дочь, посадская дъвка Федора Мокъева дочь.
Следует подчеркнуть, что при наличии доминирующей формулы именования женщины варианты ее во всех привлеченных документах актуализируются значительно реже. Эта закрепленная модель, в составе которой именование женщины не приводится автономно, а почти всегда с полным называнием мужа, стала своего рода нормой письменных источников массовой переписи населения данной территории в начальный период становления русского национального языка.
В ревизских сказках эта модель именования сохраняется вплоть до конца XVIII в. В ревизских сказках о числе душ г. Вологды 1795 г. такая формула лежит в основе именования женщин купеческого звания: вдова Устинья Степанова дочь Гавриловская жена Пескова, вдова Ульяна Яковлева дочь Петровская жена Михайлова сына Попугаева, а также мещанок: вдова Ирина Алексеева дочь Афанасьевская жена Остова сына Самойлова. Мещанки и женщины, относившиеся к той или иной цеховой корпорации, могли именоваться и с помощью вариантной формулы: мещанки умершего Ивана Емельянова сна Клишина вдова Марья Сергеева дочь, умершего Алексея Михайлова сна Богадъльщикова жена вдова Анна Дмитриева дочь, в Вологодском прядильном цеху умершаго Михайла Федорова сна Хохлева жена Устинья Захарова дочь и др.
Позже (в XIX в.) под воздействием трехчленной модели именования мужчин формула называния женщин в письменной речи также становится трехзвенной, разумеется, на тех территориях или в тех социальных группах, где фамилия функционировала как обязательный член антропонимической модели.
Если рассмотреть эволюцию доминирующей модели именования женщины, то основное изменение в ней связано с активизацией непосредственной номинации. Только в древнерусском языке (XI-XIV вв.) именование женщины носило в большинстве случаев опосредованный характер (через имя мужа или отца). В среднерусский период (ХV-XVII вв.) доминирующая формула по своему составу начинает приближаться к модели называния мужчины, поскольку первым компонентом ее является уже личное имя женщины. В то же время от предшествующего периода формула сохраняет и опосредованное название (через имя мужа). В начальный период формирования национального русского языка (вторая половина XVII — начало XVIII в.) формула именования женщины все более сближается с мужской: помимо личного имени женщины в составе ее, как и в мужской модели, появляется полуотчество. Опосредованное именование продолжает сохраняться. И наконец, в период укрепления норм национального русского языка формула именования женщины совпадает с мужской. Ср.: Глъбовая Всеславича — Акилинка Яковлевская жена Калистратова — Евдокия Патракиева дочь Ивановская жена Савельева сына Хомутникова — Мария Ивановна Кубарева.
Памятники массовой переписи населения начала XVIII в. отражают не только официальную форму именования женщины, в них можно обнаружить свидетельства того, как называли женщину в повседневной обиходной речи. Существовало несколько способов и самый активный, видимо, личное имя в полной или квалитативной форме (Улита, Онфимья, Татьянка).
3. Отечественная топонимика
70-летний тоталитарный режим с однопартийной идеологией принес отечественной топонимии такой урон, что ни нам, ни последующим поколениям не восстановить в полной мере десятки и сотни тысяч утраченных исторических географических названий (ИГН).
Начало движению по возвращению ИГН в стране положил в 1988 году научно-общественный совет по топонимии Советского фонда культуры. Это движение нашло активную поддержку широкой общественности, особенно в европейской части страны.
Уже в 1988-89 г.г. исчезли последние всплески культовой идеологии, названия-фантомы: Брежнев (Набережные Челны), Андропов (Рыбинск), Черненко (Шарыпово), Устинов (Ижевск).
В 1990-91 годах этот процесс набирал силу. За эти годы в России возвращены названия полутора десяткам городов: Нижний Новгород (Горький), Тверь (Калинин), Самара (Куйбышев), Екатеринбург (Свердловск), Сергиев Посад (Загорск) и др. Важнейшим политическим решением, отразившим высокую степень гражданской зрелости жителей, явилось возвращение Санкт-Петербургу его исторического названия.
В столице, в историческом центре города, постановлением Моссовета от 5 ноября 1990 г. возвращены названия 29-ти улицам, площадям и проспектам. Среди них такие, как пл. Манежная (50-летия Октября), Театральная пл. (Свердлова), Лубянская пл.(Дзержинского). На месте проспекта Маркса восстановлены названия трех улиц: Охотный Ряд, Театральный проезд, Моховая.
Решением Петербургского совета от 4 октября 1991 г. городу возвращены 44 названия улиц, проспектов, площадей и мостов с той же целью деидеологизации. Аналогичные решения приняты и в других городах центра России, Поволжья, Урала.
«Именослов каждого народа формируется в течение веков. Имя человека, имена мест, его окружающих, неразрывно связаны с его историей и культурой. Неизмеримо благотворное влияние на нас духовного наследия, передаваемого от поколения к поколению. Памятниками духовной культуры особого рода являются исторические географические названия — имена наших градов и весей, улиц и площадей, застав и слобод. Топонимикой народа представляет собой коллективное произведение народного гения. Они служат ориентирами во времени и пространстве, создавая историко-культурный облик страны. Исторические названия за время своего существования накапливают в себе уникальные сведения об истории, культуре, языке людей, живущих в местах, обозначенных этими именами. Утрата исторических названий ведет к деградации народной культурной традиции, к обеднению исторического, культурного сознания, к потере национально-культурной идентичности». [8, 2]
Каждое историческое наименование является памятником народного менталитета. Поэтому, как и памятники материальной культуры, они нуждаются в реставрации. «Исторические названия, — сказал Д.С.Лихачев, — это культурообразующие скрепы между прошлым, настоящим и будущим». [8, 2]
Ценность исторического географического названия состоит в том, что оно несет в себе, по крайней мере, три вида информации: географическую информацию, поскольку оно локализует географический объект в пространстве; историческую информацию, поскольку оно сообщает об исторических причинах возникновения имени; языковую информацию, т.к. топоним является бесценным, иногда единственным свидетельством языка прошлых эпох, раскрывая тайну не только языка народа, живущего на этой территории, но и народов, прежде его населявших (топонимический субстрат).
Все это позволяет считать исторические топонимы культурно-историческими памятниками духовной культуры народа, и, как всякий памятник, они подлежат правовой охране, являются объектом экологии культуры.
Топонимы можно назвать зеркалом историй или даже своеобразными окнами в прошлое. Топонимы — это код исторической памяти. Если ИГН переименовывается, то этим самым утрачивается историческая память народа.
В период с 1919 по 1985 год в Советском Союзе из 700000 географических названий более половины оказалось переименованными. Этот топогеноцид был порожден и проведен в жизнь тоталитарной системой. По опустошительным его итогам эту эпоху, можно охарактеризовать как топонимическую катастрофу в масштабе всего государства.
В основу переименований была положена культовая модель. В этом-то и заключалась трагедия, ибо, как писал Н.Бердяев, «человеческое сознание перерождается, когда им овладевает идолопоклонство». [15, 3] Нашему народу и создали таких идолов.
«Топонимический новояз был сконструирован из нескольких компонентов:
1. Идеологизированная абстрактная социальная, философская и политическая лексика — преимущественно для названий небольших городов, сел, поселков, улиц, площадей: город Советск, ул.Интернациональная, пл.Борцов Революции.
2. Имена и псевдонимы „вождей революции“, классиков марксистского учения и стихийных домарксистов — Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, Плеханов, Кропоткин, Бакунин, Троцкий, Каменев, Зиновьев, Свердлов.
3. Соратники вождей революции: Молотов, Калинин, Каганович, Жданов, Куйбышев, Орджоникидзе, Киров.     продолжение
–PAGE_BREAK–
4. Имена и псевдонимы «стражей революции»: Ворошилов, Фрунзе, Буденный, Войков, Дзержинский, Менжинский.
5. Имена и псевдонимы «предчувствующих», «сочувствующих», «соучаствующих» — идеологически индексированные имена писателей, мыслителей, деятелей культуры и искусства от Радищева и Пушкина до Горького и Демьяна Бедного”.
Из такой лингвистической конструкции выводится своеобразная классификация «пяти источников и пяти составных частей» топонимического новояза”. [14, 39]
Топонимическая подмена истинного имени на ложное началось в 1919 г. и связана она с именем В.И. Ленина. В том году Рогожская застава в Москве стала заставой Ильича. В 1921 г. город Талдом Тверской губернии стал Ленинском. В 1922 г. в Петроградской губернии появилась Ленинская волость и тогда же, прижизненно, стали увековечиваться ближайшие соратники вождя: Луначарская волость и город Троцк (Гатчина). В 1924 г. Петроград был переименован в Ленинград, старинный Симбирск в Ульяновск, Елизаветград в Зиновьевск, Енакиево в Рыково, Юзовка в Сталино.
Начался сталинский, уже лавинообразный этап переименований. В нашей памяти о насилии над старинными названиями остались стихи Б. Слуцкого:
Имя падало с грохотом
И забывалось не скоро.
Хотя позабыть немедля
Обязывал нас закон,
Оно звучало в памяти,
Как эхо далекого спора,
И кто его знает, кончен
Или не кончен он?
Вакханалия с переименованиями в годы перестройки, кажется, закончилась. Однако спор о том, что следует возвратить народу украденные названия, еще только начинается.
Тиражированные тысячами обезличенные имена и такие идеологические понятия и термины, как Великий Октябрь, партия, комсомол, профсоюзы, пионерия и т.п., превратились в святцы, до настоящего времени «украшают» наши города и веси. Масштабность этих переименований образно отразил А.Солженицын в «Круге первом», говоря об отце народов:
«По имени этому во множестве были переназваны города и площади, улицы и проспекты, школы, санатории, горные хребты, морские каналы, заводы, шахты, совхозы, колхозы, линкоры, рыболовные баркасы, сапожные артели, детские ясли — и группа московских журналистов предлагала переименовать Волгу и Луну».
Откройте любое классическое произведение с дореволюционного времени и кончая «Красным колесом», где сотнями разбросаны исторические названия улиц Москвы и Петербурга, и вы столкнетесь с тем, что для читателя, знающего только нынешние названия, это закрытые города. Читая эти книги, мы можем только узнать о тех или иных описываемых событиях, но привязать их к местности окажется непосильной задачей.
С правовой точки зрения эти переименования следует квалифицировать как незаконные, т.к. совершались они по однопартийному идеологическому «праву».
Тотальное разрушение названий, окружавших веками многие поколения, превратило нас в средневековых манкуртов, вытравило из нашей памяти имена и лица наших городов, сел, улиц. Разумеется, все эти волевые решения, принимавшиеся малокомпетентными людьми, в то же время обосновывались «пожеланиями трудящихся».
Несмотря на формальное осуждение идеологии сталинизма и культа личности, прозвучавшее еще на XX съезде КПСС, до настоящего времени сохраняется почти не затронутым перечень имен соратников, стражей, вождей коммунистического движения — канонизированных святцев, отождествляющихся с тоталитарным режимом. Мы должны определить тот рубеж, с которого следует начать ревизию отечественной топонимии.
«В архивной практике существует понятие „запретной даты“, т.е. даты, означающей, что документы, возникшие ранее этой даты, не подлежат уничтожению и сохраняются в полном объеме в силу особой исторической ценности. Своеобразным памятником-документом эпохи являются исторические названия. Следует определить, что мы примем за „запретную дату“ русской топонимики. Вероятно, таким рубежом является момент, когда вследствие идеологизации и политизации жизни в стране прерывается естественное развитие топонимического процесса. Для России это 1917 год». [11, 105]
История становления географических названий отражает развитие человеческого познания и эволюцию отношения человека к внешнему миру, естественному, созданному природными условиями, и социальному, образованному в результате взаимодействия различных общественных институтов.
Еще в XIX в. русский географ Н.И. Надеждин писал: «Земля есть книга, где история человеческая записывается в географической номенклатуре». Он отмечал далее, что все местные названия — не пустые, лишенные значения звуки; они — отражение прошлого. Прошлое есть у каждой деревни, каждой речки, горки. [13, 28]
Отвечая на вопрос, «почему так названо», мы обязаны дать истолкование тому слову, которое выделяем в основе топонима, и показать связь этого слова с именуемым объектом. Если связь эта достаточно убедительна, убедителен и путь от исходного слова к топониму, и происхождение последнего считается доказанным. Жители каждого более или менее старого поселения знают, почему тот или иной объект назван именно так.
Географические объекты делятся на две группы: 1) физико-географические (реки, озера, долины, горы, вулканы, сопки, низменности и т.д.), 2) объекты политической и экономической географии (города, поселки, села, деревни и т.д.). Названия объектов политической и экономической географии изменяются довольно часто в связи с общественно-историческими событиями.
Круг собственно лингвистических проблем топонимики связан прежде всего с этимологизацией названий, нормой их употребления, семантикой и стилистикой. От Н.Н. Надеждина и А.Х. Востокова (начало XIX в.) до исследователей нашего времени (Н.И. Толстого, В.А. Никонова, Е.М. Поспелова, О.Н. Трубачева, Н.Н. Подольской, А.В. Суперанской и мн.др.) разрабатываются как общетеоретические, так и частные проблемы топонимики: изучается структура и орфография топонимов, склонение и употребление их в речи, деривация и этимология. Последний аспект наиболее сложен, особенно в отношении древних топонимов. Он требует профессиональной языковой подготовки, хорошего знания истории и географии регионов, древних языков. Ю.А. Карпенко выделяет два непременных условия научной этимологии топонимов: историческое (историческая вероятность: объяснение названий из тех языков, которые предположительно существовали на данной территории) и географическое (географическая вероятность: соответствие топообъекту) [6, 7].
Однако, несмотря на трудности, заниматься происхождением названий надо, т.к. многие древние топонимы «могут заключать в себе в законсервированном виде слова, в настоящее время исчезнувшие из языка» [20, 50]. Вопросами этимологии географических названий занимаются многие исследователи, и результаты их трудов нашли отражение в некоторых этимологических и топонимических словарях, но, к сожалению, их еще очень и очень мало.
Как очевидно, еще одним аспектом топонимических исследований, в котором пересекаются интересы лингвистов, историков, географов, краеведов, является составление словарей географических названий, т.е. лексикографический аспект. Как разнообразны проблемы изучения топонимов, так различны по целям, назначению и типам топонимические словари [24]. В современной лексикографической практике сложилось несколько типов словарей топонимов:
1. административно-справочные: перечень географических названий с указанием на род объекта (город, река и т.п.) и административную принадлежность, например «Словарь географических названий СССР» [22];
2. толково-энциклопедические: с характеристикой называемого объекта, обычно краткой, например «Географический энциклопедический словарь» [2];
3. историко-этимологические: с этимологизацией названия в основной или справочной части словаря, например «Краткий топонимический словарь» В.А.Никонова [17];
4. лингвострановедческие: в которых через слово-название читатель, чаще иноязычный, знакомится с культурой и бытом нашей страны [18];
5. словари передачи на русский язык иноязычных терминов (транскрипционные и транслитерационные), например «Словарь географических названий Латвии» [21];
6. двуязычные словари топонимов: например «Словарь топонимов Башкирии» [23];
7. словопроизводные топонимические словари: словари оттопонимических дериватов — названий жителей (анучинцы, владивостокцы) или прилагательных от географических названий” [7];
8. словари-справочники внутригородских объектов: урбанонимов, преимущественно годонимов — названий улиц, составляемые обычно в утилитарных целях — для ориентации в городе и для расширения культурно-познавательного уровня, например «Имена московских улиц» [5];
9. словари микротопонимов: т.е. названий мелких объектов, обычно не занесенных на карту и хранящихся только в народной памяти [28];
10. словари местных географических терминов и названий: многие из таких местных географических терминов зачастую и лежат в основе топонимов, — например «Словарь народных географических терминов» Э.М. Мурзаева [12].
Вообще региональная топонимика наиболее развита, т.к. ее описание осуществляется местными коллективами вузов, НИИ и даже школ.
Заключение
Имена собственные живо реагируют на происходящие в природе и обществе изменения, поэтому они могут служить хронологизаторами текстов, а также исторических и археологических памятников. В силу особой консервативности имен собственных они переживают эпоху, в которую они были созданы, сохраняя свидетельства более древнего состояния языка, и содержат большую языковую и внеязыковую информацию, получить которую можно только лингвистическими методами.
Ныне, в первом десятилетии XXI века, уже стал аксиомой тот факт, что каждое историческое географическое название является памятником истории, языка, культуры, национальных традиций, народного менталитета. Известно, что фонетические и лексические особенности русских говоров XIX века, в сравнении с днями сегодняшними (эпохой радио и телевидения), отличались большим разнообразием, были выражены значительно ярче, отчётливее. Одно и то же слово в различных диалектах могло иметь множество разных и даже противоположных значений. Многие из диалектных слов к началу XXI века вышли из употребления, но навсегда запечатлелись в основах фамилий. Другие в современном русском языке сохранили лишь одно значение. Третьи стали означать совершенно другие понятия и явления.
Современная ономастика – это комплексная научная лингвистическая дисциплина, обладающая своим кругом проблем и методов. Ономастические исследования помогают изучению путей миграции отдельных этносов, выявлению мест их прежнего обитания, установлению более древнего состояния отдельных языков, определению языковых и культурных контактов разных этносов.
Список литературы
Бондалетов В.Д. Русская ономастика. — М.: Просвещение, 1983.
Географический энциклопедический словарь. — М., 1983.
Горбаневский М.В. В мире имен и названий. — М.: Знание, 1987.
Зинин С. И Введение в русскую антропонимию. — Ташкент, 1972.
Имена московских улиц /Под ред. А.М.Пегова. — М., 1975.
Карпенко Ю.А. История этимологического метода в топонимии// Историческая топонимика в СССР: тезисы докл. — М., 1967.
Левашов Е.А. Словарь прилагательных от географических названий. — М., 1986.
Лихачев Д.С. Достоинство имени // Сборник материалов Второй Всесоюзной научно-практической конференции «Исторические названия — памятники культуры». — М., 1991.
Мароевич Р. К реконструкции праславянской системы посессивных категорий и посессивных производных // Этимология 1986-1987. — М, 1989.
Мароевич Р. Оппозиция определенных и неопределенных форм притяжательных прилагательных (К вопросу о природе имен типа Vbsevolovya в древнерусском языке) // Вопросы языкознания. — 1981. — № 5.
Минин С.Н. 1917 год — «запретная дата» русской топонимии //Сборник материалов Второй Всесоюзной научно-практической конференции «Исторические названия — памятники культуры». — М., 1991.
Мурзаев Э.М. Словарь народных географических терминов. — М., 1984.
Надеждин Н.И. Опыт исторической географии русского мира. — СПб., 1837. Т.22. Ч.2.
Нерознак В.П. Движение за возвращение исторических названий //Сборник материалов Второй Всесоюзной научно-практической конференции «Исторические названия — памятники культуры». — М., 1991.
Нерознак В.П., Горбаневский М.В. Советский «Новояз» на географической карте. — М., 1991.
Никонов В.А. Введение в топонимику. — М.: Наука, 1965.
Никонов В.А. Краткий топонимический словарь. — М., 1966.
Подольская Н.В. Лингвострановедческий словарь топонимов// Словари и лингвострановедение. — М., Русский язык, 1982.
Полякова Е. Н. О редактировании пермских деловых документов XVII — начала XVIII в. // Русская историческая лексикология и лексикография. — Л, 1983. Вып. 3.
Серебренников Б.А. О методах изучения топонимических названий// Вопросы языкознания. – 1959. — № 6.
Словарь географических названий Латвийской ССР/Сост.А.П.Алекса. — М., 1965.
Словарь географических названий СССР. — М., 1983.
Словарь топонимов Башкирской АССР. — Уфа, 1980.
Сталтмане В.Э. Ономастическая лексикография. — Л.: Наука, 1989.
Суперанская А.В. Имя и эпоха // Историческая ономастика. — М., 1977.
Толкачев А.И. К истории словообразования форм со значением субъективной оценки (квалитативов) личных имен греческого происхождения в древнерусском языке XI-XV в // Историческая ономастика. — М, 1977.
Чайкина Ю.И. Русская ономастика и ономастика России. — М.: Школа-Пресс, 1994.
Черепанова Е.А. Микротопонимия Черниговско-Сумского Полесья. — Сумы, 1984.