РЕФЕРАТ.
Дисциплина: Философия.
Тема: Вселенная глазами мыслителей Возрождения.
Н. Кузанский, Дж. Бруно.
Выполнил студент заочного отделения
Гр.3-114 /Проверил преподаватель /
20 ноября 2001 г.
2001 г.
Содержание:
1.Введение. Развитие естественных наук в эпоху Возрождения.Появлениенатурфилософии. Стр. 3-42. Учения Николая Кузанского. Стр. 5-143. ДжорданоБруно и бесконечная Вселенная. Стр. 15-20
4.Заключение. Стр. 21
5 Список литературы. Стр. 22
1. Введение. Развитие естественных наук в эпохуВозрождения.
Появление натурфилософии.
Эпоха Возрождения, особенно 16веке, отмечена крупными научными сдвигами в области естествознания. Егоразвитие, непосредственно связанное в этот период с запросами практики(торговля, мореплавание, строительство, военное дело и др.), зарождавшегосякапиталистического производства, облегчалось первыми успехами нового,антидогматического мировоззрения. Специфической особенностью науки этой эпохибыла тесная связь с искусством; процесс преодоления религиозно-мистическихабстракций и догматизма средневековья протекал одновременно и в науке и вискусстве, объединяясь иногда в творчестве одной личности (особенно яркийпример — творчество Леонардо да Винчи). Наиболее крупные победы естествознаниеодержало в области астрономии, географии, анатомии. Великие географическиеоткрытия практически доказали шарообразность Земли, привели к установлениюочертаний большей части суши. Открытия, означавшие революционный переворот внауке, были сделаны в середине 16 века в области астрономии: сгелиоцентрической системы мира великого польского астронома Н. Коперника, подрывавшейсамые основы религиозного взгляда на мир, “… начинает своё летосчислениеосвобождение естествознания от теологии…” (Ф. Энгельс, в книге: К.Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2 изд., т. 20, с. 347). В медицине происходитпересмотр взглядов, господствовавших в средние века, создаются новые методылечения болезней. Ряд открытий был сделан в математике, в частности в алгебре:найдены способы решения общих уравнений 3-й и 4-й степени, разработанасовременная буквенная символика, введены в употребление десятичные дроби.Дальнейшее развитие получает механика. Растет объём знаний и в других областяхнауки. Так, Великие географические открытия дали огромный запас новых фактов нетолько по географии, но и по геологии, ботанике, зоологии, этнографии; значительновырос запас знаний по металлургии и минералогии, связанный с развитием горногодела. Первые успехи в развитии естественных наук, ренессансная философскаямысль подготовили становление экспериментальной науки и материализма 17-18веков.
Одно из главных завоеванийфилософской мысли эпохи Возрождения — возникновение натурфилософии, свободнойот подчинения теологии. Расцвет натурфилософии Возрождения приходится на 16 векв Италии и Германии, но многие идеи были выдвинуты уже в 15 веке НиколаемКузанским. Наиболее характерными особенностями натурфилософии эпохи Возрождениябыли: натуралистический пантеизм, в соответствии с которым законы, управляющиемиром, истолковывались как внутренние закономерности природы, а бог изсверхъестественной внешней силы становился силой, имманентной(присущей)природе, растворявшейся в ней; органистический взгляд на мир как на огромный(бесконечный) живой и изменяющийся организм, одушевлённый как в своём целом,так и в частях (гилозоизм); понимание человека («микрокосма») какчасти природы («макрокосма»); элементы диалектики, выразившиеся впонимании мира как единого целого и в учении о «совпадениипротивоположностей» (у Николая Кузанского и Дж Бруно). Стремление дать цельную и универсальную картинумира наталкивалось у мыслителей Возрождения на недостаток реальных знаний,которые часто подменялись поэтическими аналогиями, мистическими догадками.
Огромный ростестественнонаучного знания в данную эпоху получил своё продолжение в рядеоткрытий первостепенной важности. Строительство больших зданий, прогресс вкораблестроении, изменения в военном деле и науке, изменения в способаххозяйствования — всё это требовало применения науки к производству. Развитиенауки и в частности математики в Италии и в других странах Западной Европы в 15-17веках вызывалось именно этими потребностями. Так в 15 в. получили всеобщеераспространение арабские цифры, были воскрешены из небытия труды античныхматематиков — Евклида, Архимеда, и других.
Успехи теоретической математики и опытногоестествознания оказали непосредственное влияние на развитие материалистическихтенденций в философии и способствовали поражению схоластики. Важнейшие открытияв эту эпоху были сделаны в астрономии, развитие которой было обусловленопотребностями мореплавания и необходимостью уточнения календаря. А посколькубогословско-схоластическое мировоззрение было неразрывно связано сгеоцентрической картиной мира, то новые открытия в астрономии разрушали этимировоззрения.
2. Учения Николая Кузанского.
НиколайКузанский (Nicolaus Cusanus), Николай Кребс (Krebs)(1401, Куза на Мозеле, — 11.8.1464, Тоди, Умбрия), философ, теолог, учёный,церковно-политический деятель. Бежал из родного дома к графу Теодориху фонМандершайду, который дал ему первоначальное образование и сделал возможнымдальнейшее его обучение в университетах Гейдельберга и Падуи (1416—1423).Изучал юриспруденцию, математику и естествознание, а затем теологию, после чегополучил духовное звание. Участвовал в 1432—1437 в Базельском соборе. Руководствуясьосновной для него идеей вселенского единства («О католическом согласии»,1433—1434; «О мире и согласии веры», 1453), выступил в процессе работы собораза централизацию церкви. Будучи ближайшим советником папы Пия 2, в 1448 достигзвания кардинала, с 1450 стал епископом в Бриксене, с 1458 генеральным викариемв Риме. Оказывал значительное влияние на европейскую политику своего времени.
Николай Кузанский был одним из первопроходцев современного мышления, которое начало складываться на водоразделе средневековья и Ренессанса. Его философия природы и космологические воззрения не выходили за пределы религии. Как иерарх церкви,он подчинялся конкордату средневекового порядка, но его понимание мира ичеловека было устремлено в будущее. Сын мозельского крестьянина, он получилобразование у «Братьев общей жизни» в Девентере, и здесь он, как и впериод своей учебы в Гейдельберге, заинтересовался мистическими учениями, в частности учением Мастера Экхарта; он также изучал и оккамистскую «виа модерна», усвоил математические и естественнонаучные знания. Изучая право в Падуе, он познакомился с идеями гуманизма. Толькопозже, около 1438 г., после защиты докторской диссертации по теологии, его начала беспокоить идея о «docta ignorantia» (ученое незнание,знание о незнании), которую впоследствии он развивает в своем главномтруде «De docta ignorantia» (1440). Он написал также логико-философский трактат «О предпосылках» («De coniecturis»),теологический трактат «О скрытом боге» («De Deoabscondito») и ряд других. Кроме пантеистической мистики Экхарта на его творчество повлиял
средневековый пантеизм шартрских платоников, ДавидаДинантского; он читал в оригинале Платона и Прокла. В своих трактатах отвергает средневековую рационалистическую систему аристотелизма.
Философское решение Кузанскимглавной проблемы — отношения бога и мира – является теоцентрическим, но в тоже время содержит элементы и тенденции, отличающиеся от средневекового католического богословия. Он исходит из концепции «docta ignorantia», означающей, что познание вещей возможно при помощи чувств,разума и интеллекта, однако знание о конечных вещах всегда выходит за своипределы. Из этого вытекает, что собственно основой познания должна быть противоположность обыденного, конечного постоянно преодолеваемому, знанию, т. е. чему-то абсолютному, определенному, безусловному, а значит, «незнанию», неведению об этом безусловном (божественном). Безусловное знание мы можем постичь лишь символически. Основой этойсимволики для Кузанского являются математические символы. Разум подчинен законупротивоположностей, для которого справедливы «да или нет», круг или многоугольник. В противоположность этому «docta ignorantia» близится к бесконечному, в котором противоположности взаимно сливаются.
Центральное понятие философии Николая Кузанского – понятие единого. В своем определении этого понятия Николай Кузанскийсущественно отходит от Платона и неоплатоников. В самом деле, в рамках традицииПлатона и неоплатоников единое характеризуется через противоположность иному,не единому. Эта характеристика восходит к пифагорейцам, противопоставлявшимединое многому, предел беспредельному, а также к элеатам, у которыхпротивопоставление единого множеству носило онтологический характер.
Николай Кузанский, напротив, ссамого начала заявляет, что «единому ничто не противоположно». Отсюдасовершенно логично вытекает, что «единое есть всё» — формула,звучащая уже как вполне пантеистическая и предваряющая пантеизм Джордано Бруно.Точка зрения Николая Кузанского в этом пункте отличается не только от подхода,характерного для традиционной средневековой христианской теологии,представители которой не могли бы согласиться, что единое есть все, потому чтопринципиально отличали творение от Творца, — но она радикально отличается такжеи от учения неоплатоников, которые тоже — уже по другим основаниям — неотождествляли «единое» и «всё». Так, вслед за ПлатономПрокл считает, что единому противоположно беспредельное, а потому единое, каконо существует само в себе, и единое как причастное многому (а именно в силуэтой причастности и возникает «всё») — это не одно и то же.”… Необходимо, — пишет Прокл в этой связи, — чтобы нечто объединенноеотличалось от единого, ибо, если единое тождественно объединенному, оностановится бесконечным множеством, и то же самое будет с каждой из частей, изкоторых состоит объединенное” (*). При этом Прокл здесьповторяет аргумент, приведенный Платоном в диалоге «Парменид».
В этом важнейшем пункте как раз и начинается у НиколаяКузанского пересмотр предпосылок и античного, и средневекового мышления. Изутверждения, что единое не имеет противоположности, следует большой важности выводо том, что единое тождественно бесконечному, абсолютный минимум — абсолютномумаксимуму. «Божество есть бесконечное единство», — говорит НиколайКузанский, отождествляя тем самым то, что пифагорейцы, Платон/>
(*) Здесь и далее цитаты взяты из «Эволюция понятия науки (формирование научных программнового времени XVII — XVIII вв.)»П. П. Гайденко Москва, 1987.www.philosophy.ru/library/gaid/02/0.html
инеоплатоники противопоставляли как крайние противоположности: самотождественноеи иное. Бесконечное — это то, больше чего не может быть; это максимум; единоеже — это минимум; максимум и минимум, согласно
НиколаюКузанскому, суть одно и то же. «Максимумом я называю то, больше чегоничего не может быть. Но такое преизобилие свойственно единому. Поэтомумаксимальность совпадает с единством, которое есть и бытие. Если такое единствоуниверсальным и абсолютным образом возвышается над всякой относительностью, тоему ничего и не противоположно по его абсолютной максимальности. Абсолютныймаксимум есть то единое, которое есть все; в нем все, поскольку он максимум; апоскольку ему ничто не противоположно, с ним совпадает и минимум».
В пользу отождествления категорий «единое» и«бытие» Николай Кузанский приводит характерный аргумент:«Слово… единство, — пишет он, — это как бы „естинство“ (wutaj)от греческого wu, что по-латински значит „сущий“; единство есть какбы бытие (entitas). В самом деле, — отмечает далее Николай Кузанский, — Богесть само бытие вещей, ведь он — форма их существования, а значит, их бытие».Интересно, что и сам Николай Кузанский в работе «О предположениях»замечает, что на вопрос «есть ли Бог?» наиболее правильно будетответить, что «он ни есть, ни не есть, ни — есть и не есть». Этотответ выдержан действительно в духе неоплатонизма.
Единое, таким образом, есть бытие, оно есть все, естьбесконечное, или, иначе говоря, в нем максимум и минимум совпадают. Чтобысделать более наглядным принцип совпадения противоположностей — максимума иминимума, Николай Кузанский обращается к математике, указывая, что приувеличении радиуса круга до бесконечности окружность превращается в бесконечнуюпрямую. У такого максимального круга диаметр становится тождественнымокружности, более того, с окружностью совпадает не только диаметр, но и самцентр, а тем самым оказываются совпавшими точка (минимум) и бесконечная прямая(максимум). Аналогично обстоит дело с треугольником: если одна из его сторонбесконечна, то и другие две тоже будут бесконечными. «Но несколькихбесконечностей не бывает, и за пределами воображения ты трансцендентнопонимаешь, что бесконечный треугольник не может состоять из нескольких линий,хоть этот максимальный, не составной и простейший треугольник есть истиннейшийтреугольник, обязательно имеющий три линии, и, значит, единственная бесконечнаялиния с необходимостью оказывается в нем тремя…» Так Николай Кузанскийдемонстрирует, что бесконечная линия есть и треугольник, и круг, и шар.
Совпадение противоположностей — coincidentiaoppositorum — оказывается важнейшим методологическим принципом философииНиколая Кузанского. Как справедливо отмечает один из исследователей творчестваНиколая Кузанского, И. Риттер, Кузанский «примыкает к платонизму, однако всвоем истолковании принципов платонизма включает их в чуждое этим принципамучение о коинциденциальном единстве бытия».
Место понятия единого у Николая Кузанского теперьзанимает понятие актуальной бесконечности, которое есть, собственно, продуктсовмещения противоположностей — единого и беспредельного. При этомпереосмысливаются некоторые ключевые категории древнегреческой философии. УПлатона и Аристотеля космос конечен, так как беспредельность материи охваченадушой и тем самым оформлена: согласно Аристотелю, форма есть граница, онакладет предел беспредельному, создавая, таким образом, и целое, каковымявляется аристотелевский космос. У Николая Кузанского же, напротив, читаем:«Хотя Бог бесконечен и соответственно мог сотворить мир бесконечным, нопоскольку возможность по необходимости была определенной, а не вполнеабсолютной, а ее предрасположенность — не бесконечной, то сообразно такойвозможности бытия мир не мог стать ни актуально бесконечным, ни большим, нииным». Ограниченность мира, которую позднее Николай Кузанский назовет«привативной» бесконечностью, идет не от формы, а от материи, вкоторой и Платон, и Аристотель, и неоплатоники находили, напротив,безграничность, отсутствие предела.
Однако в то же время Николай Кузанский чувствуетпотребность как-то привести в согласие с традицией введенные им понятия.«Перипатетики считали, — пишет он, — что формы в материи существуют лишьвозможностно и выводятся из нее действующей причиной. И это правильней, — аименно что формы не только от возможности, но и от действующего… формысуществуют в материи неким возможностным образом и выводятся из нее вдействительности при участии действующего. Точно так же, говорили они,вселенская совокупность вещей возможностно существует в абсолютной возможности,эта абсолютная возможность беспредельна и бесконечна ввиду лишенности формы ипредрасположенности ко всем (формам), как беспредельна возможность вылепливатьиз воска фигуры льва, зайца или что угодно еще. Причем ее бесконечностьпротивоположна бесконечности Бога, потому что она — от лишенности, абожественная, наоборот, от изобилия, ибо в Боге все актуально есть Он сам;бесконечность материи, таким образом, привативна, бесконечность Бога — негативна».
Существенно, однако, что Николай Кузанский отвергаетаристотелизм также и в его средневековом преломлении. Он не согласен, преждевсего, с имеющимся там противопоставлением двух бесконечностей: бесконечностиматерии и бесконечности Бога, из которых первая — абсолютная лишенность, авторая — абсолютная полнота. Первый шаг к отождествлению чистой материи ичистой формы был сделан уже тогда, когда единое (форма форм) и беспредельное(чистая потенция, материя) были поименованы одинаково — бесконечностями (хотя ис сохранением различия в атрибутах — негативная и привативная). НиколайКузанский делает следующий шаг, заявляя, что «абсолютная возможность существует…в Боге и есть Бог, вне Его она невозможна». И это вполне логично:абсолютная материя и абсолютная форма — это же абсолютный максимум и абсолютныйминимум, а они, как мы знаем, совпадают.
Рассуждение Николая Кузанского о том, что абсолютнаявозможность существует в Боге, подготовлено уже средневековой интерпретациейАристотеля. Как мы знаем, у Аристотеля понятие возможности («дюнамис»- «потенция») употребляется в двух взаимно связанных, но не вполнетождественных значениях: «дюнамис» — это и возможность в смыслелогической непротиворечивости (возможно все то, что не содержит в себевнутреннего противоречия), и способность в смысле некоторого изначальногопредрасположения — так в семени заложена способность стать, предположим, дубом,а не березой. Схоластика в 13-14 веках разрабатывает особенно категориюпотенции в ее значении возможности. При этом вся полнота возможности в рамкахсхоластики мыслится существующей в уме Бога — ход мысли, для античной философиине характерный. Вот в этом смысле и Николай Кузанский говорит о том, чтоабсолютная возможность (как совокупность абсолютно всех логическинепротиворечивых утверждений) существует в Боге и есть Бог.
Богу, согласно Николаю Кузанскому, противоположна неабсолютная возможность, а возможность определенная. А что же такое этапоследняя? «Всякая возможность определена, — пишет Кузанский, — и определена действительностью. Нельзянайти чистую возможность, совершенно не определенную никакой действительностью;да и присущая возможности предрасположенность не может быть бесконечной иабсолютной, лишенной всякой конкретизации». Определенной возможностьюНиколай Кузанский называет не чистую материю, которую Платон и неоплатоникиименовали hyle и, в сущности, отождествляли с «ничто», а материю ужеоформленную («определенную действительностью»), так сказать,«относительную материю», какой, например, является мрамор дляскульптора или дерево для плотника.
В античной философии и науке в качестве меры выступалоединое. Без единицы невозможны никакие мерные отношения, никакая пропорция — эта мысль нередко встречается у Платона. В качестве меры единое выступает такжеу Аристотеля. С помощью единого предмет может быть измерен. «Сущностьединого, — пишет Аристотель в „Метафизике“, — в том, что оноизвестным образом представляет собой начало числа; дело в том, что началомявляется первая мера; ибо первая мера во всяком роде (бытия) есть то первое, спомощью которого мы этот род познаем; следовательно, единое является началомтого, что может быть познано относительно каждого предмета. Но при этом единое- (это) не то же для всех родов: в одном случае это наименьший интервал, вдругом — гласный и согласный звук; особая единица — для тяжести и другая — длядвижения. И повсюду единое неделимо или по количеству, или по виду». Единица(единое) мыслится как предел, а потому она и определяет то, по отношению к чемуявляется единицей.
Роль меры, какую у греков играло неделимое (единица),у Николая Кузанского выполняет бесконечное — теперь на него возложена функциябыть мерой. Николай Кузанский понимает, что с этим переосмыслением понятия мерыв его мышление входит парадокс, но как раз парадокс в виде принципа совпаденияпротивоположностей уже объявлен Кузанским верховным началом философии. НиколайКузанский называет абсолютный максимум «всеобщим пределом», хорошопонимая при этом, что он употребляет слово «предел» в переносномсмысле. «Ведь не будь абсолютная максимальность бесконечной, не будь онавсеобщим пределом, ничем в мире не определяемым, она не была бы и актуальностьювсего возможного…»
Каким же образом бесконечное может быть мерой, в какомсмысле теперь употребляется это ключевое понятие не только философии, но инауки? Николай Кузанский пишет: «Как бесконечная линия есть точнейшая меравсех линий, так максимальная сущность есть точнейшая мера всех сущностей».Но если бесконечность становится точнейшей мерой, то парадокс с неизбежностьюстановится синонимом точного знания. И в самом деле, вот что вытекает изпринятых Кузанским предпосылок: “… если бы одна бесконечная линия состоялаиз бесконечного числа отрезков в пядь, а другая — из бесконечного числаотрезков в две пяди, они все-таки с необходимостью были бы равны, посколькубесконечность не может быть больше бесконечности. Соответственно как одна пядьв бесконечной линии не меньше, чем две пяди, так бесконечная линия нестановится по прибавлении двух пядей больше, чем по прибавлении одной. Малотого: поскольку любая часть бесконечности — тоже бесконечность, одна пядьбесконечной линии так же превращается во всю бесконечную линию, как две пяди.Точно так же, раз всякая сущность в максимальной сущности есть сама этамаксимальная сущность, максимум есть не что иное, как точнейшая мера всехсущностей. Причем не найти другой точной меры всякой сущности, кромеэтой…”
Точность новой меры, как видим, не имеет ничего общегос прежним понятием точности; если для античной математики существенно былонайти критерий, позволяющий сравнивать и различать конечные величины,устанавливая соотношение между ними, то для математики, как ее понимает НиколайКузанский, важно показать, что перед лицом бесконечности всякие конечныеразличия исчезают, и двойка становится равна единице, тройке и любому другомучислу. И в самом деле, говоря об интеллектуальном (т.е. наиболее точном)знании, которое он отличает от рассудочного, лишь приблизительного знания,Николай Кузанский замечает: «Если обратишься к единству рассудка,интеллекту, где число пять не больше числа три или числа два и нет различениячетных, нечетных, больших и малых чисел, потому что всякое рассудочное числоразрешается там в простейшее единство, то окажется, что равенство двух и трехпяти истинно только в сфере рассудка».
Николай Кузанский отлично понимает, что введенный импринцип совпадения противоположностей — единого и бесконечного, минимума имаксимума — отменяет, если говорить строго, математическую науку, как, впрочем,и вообще все точное знание в том смысле, как его понимала античность и средниевека. «Если тебя спросят, — пишет он, — почему у любого треугольника двестороны в сумме больше третьей, или почему у квадрата квадрат диагонали вдвоебольше квадрата стороны, или почему квадрат стороны треугольника,противоположной прямому углу, равен сумме квадратов других сторон и так далее,ты ответишь: на путях рассудка это необходимо потому, что иначе получилось бысовпадение противоречивого».
Тезис о бесконечном как мере вносит существенныепреобразования также и в астрономию. Поскольку, как отмечает Николай Кузанскийв духе античной науки, «соразмерности между бесконечным и конечным не бывает»,а всякое познание — это (опять-таки в духе античной философии) установлениесоразмерности, то строгое (точное) познание чего бы то ни было, кроме«бесконечной прямизны», этой «точнейшей меры всехсущностей», абсолютно исключено (вывод, как видим, прямо противоположныйсмыслу античного понимания науки). Если уж геометрия и даже арифметика не могутдать нам точного знания, то что же тогда сказать об астрономии, имеющей дело нес фигурой или числом, а с движением небесных тел, а здесь уже, конечно, достичьточного знания (в его античном и средневековом истолковании) значительнотруднее. И Николай Кузанский рассуждает последовательно, в соответствии спрежними своими допущениями, что «никакое движение не может быть равнодругому и одно не может быть мерой другого, раз мера неизбежно отличается отизмеряемого».
Что касается астрономии, то здесь утверждение Николаякак раз не является чем-то новым и неожиданным: ни в античности, ни в средниевека не утверждали, что астрономия по точности своих вычислений можетсравниться с арифметикой. Поскольку астрономия прибегает к измерению инеизбежно имеет дело с измерительными приборами, то ее расчеты принципиальноносят приблизительный характер. Поэтому, видимо, ни один астроном не стал быспорить с утверждением Николая Кузанского, что «в приложении к астрономиивычислительное искусство лишено точности, раз оно исходит из предпосылки, чтодвижением Солнца можно измерить движение всех других планет. Положение неба,будь то какое-либо место, восход или заход созвездий, возвышение полюса иподобные вещи, точно познать тоже невозможно, а поскольку и никакие два местане согласуются в точности по времени и положению, то ясно, что частные сужденияна основании звезд далеки от точности».
Но, хотя утверждение Николая Кузанского применительнок астрономии не содержит в себе ничего необычного, тем не менее, предпосылки,на которых оно построено, представляют собой нечто действительно новое. ВедьНиколай Кузанский утверждает, что приблизительность астрономических расчетов впринципе ничем не отличается от приблизительности расчетов геометрии иарифметики. А это для того времени переворот в понимании науки. И не толькоэтот вывод по отношению к астрономии следует из допущения, что мерой конечногодолжно быть бесконечное. Если в области арифметики и геометрии бесконечное какмера превращает знание о конечных соотношениях в приблизительное, то вастрономию эта новая мера вносит, кроме того, еще и принцип относительности.Происходит это следующим образом. Так как точное определение размеров и формымироздания может быть дано лишь через отнесение его к бесконечности, то в немне могут быть различены центр и окружность. «Из-за необходимого совпаденияминимума с максимумом, — пишет Николай Кузанский,- такой центр мира совпадает с внешней окружностью. Значит, у мира нет ивнешней окружности. В самом деле, если бы он имел центр, то имел бы и внешнююокружность, а тем самым имел бы внутри самого себя свои начало и конец».
Рассуждение Николая Кузанского, помимо всего прочего,интересно и в том отношении, что оно задним числом выявляет далеко не самособой понятную связь между философской категорией единого и космологическимпредставлением о наличии центра мира, а тем самым — о его конечности.Отождествление единого и беспредельного, проведенное Николаем Кузанским, разрушает и ту картину космоса, из которойисходили не только Платон и Аристотель, но и Птолемей и Архимед и котораяпросуществовала на протяжении почти всего средневековья, хотя, правда, и быланесколько раз поставлена под вопрос в период зрелой схоластики. Для античнойнауки и большинства представителей античной философии космос был очень большим,но конечным телом. А признак конечности тела — это возможность различить в немцентр и периферию, «начало» и «конец». Согласно НиколаюКузанскому, «подобное далеко от истины. Но если невозможно, чтобы мир былзаключен между телесным центром и внешней окружностью, то непостижим этот мир,и центр и окружность которого — Бог; хотя этот мир не бесконечен, однако егонельзя помыслить и конечным, поскольку у него нет пределов, между которыми онбыл бы замкнут!»
Вспомним, что предел, как его понимали античные греки,- это мера. Но у Николая Кузанского мерой, пределом является беспредельное,бесконечность. А познание с помощью такой меры тождественно невозможностипознания. Поэтому «мир, его движение и его форму постичь невозможно».
Однако мы знаем, что Николай Кузанский не без оговорокпризнает бесконечность мира, — его трактовка этой бесконечности отличается оттой, которая имеет место у Джордано Бруно, Рене Декарта или Исаака Ньютона. Какследует понимать слова Николая о том, что мир не конечен, но и не бесконечен всобственном смысле? Дело в том, что Николай Кузанский различает два видабесконечного: негативно бесконечное и привативно бесконечное. “… Толькоабсолютный максимум негативно бесконечен, только он есть то, чем может быть вовсей потенции. Наоборот, Вселенная, охватывая все, что не есть Бог, не можетбыть негативно бесконечной, хотя она не имеет предела и тем самым привативнобесконечна”. Негативная бесконечность Бога — это бесконечность актуальная,то, что Николай Кузанский чаще всего называет абсолютным максимумом.Привативная же бесконечность скорее соответствует тому, что мы сегодня называемпотенциальной бесконечностью, и что в античности предпочитали называтьбеспредельным. И в самом деле, Вселенная привативно бесконечна, так как, пословам Николая Кузанского, она «не имеет предела». Такого родапотенциально бесконечное — это то, что всегда может быть актуально больше, ноэто как раз признак конечности, ибо актуальная бесконечность не можетстановиться больше или меньше от прибавления к ней или отнятия от нее какой быто ни было величины.
Как разъясняет Николай Кузанский, конечная величина неможет стать бесконечной путем постепенного возрастания. Вот такого родаконечностью, могущей возрастать без предела, но никогда не могущей превратитьсяв актуальную бесконечность, Николай Кузанский считает Вселенную. Она можетвозрастать без предела, потому что не имеет предела создавшее ее бесконечноевсемогущество Бога.
Итак, Вселенная потенциально бесконечна, а это значит,что у нее нет ни центра, ни окружности. Ибо центр и окружность — границы, абесконечность, пусть даже и привативная, не может иметь никаких границ. Но изэтого следует вывод, очень важный для дальнейшего развития не только философии,но и астрономии и физики: «Центр мира не более внутри Земли, чем внеее». Таким образом, согласно учению Николая Кузанского, Земля не можетбыть центром мира, поскольку, во-первых, у Вселенной нет никакого центра, аво-вторых, вообще не может быть такой совершенной сферы, чтобы все точки еепериферии были одинаково удалены от центра: «Точной равноудаленности отразных мест вне Бога не найти, потому что только Он один есть бесконечноеравенство». Бог, по Николаю Кузанскому, есть абсолютный центр мира и он же- абсолютная окружность всего. А раз Земля не центр мира, то она «не можетбыть совершенно неподвижной, а обязательно движется так, что может двигатьсяеще бесконечно медленнее. И как Земля не центр мира, так сфера неподвижныхзвезд не есть его окружность, хотя при сравнении Земли с небом наша Земля икажется ближе к центру, а небо — ближе к окружности».
Отсюда следует немаловажный вывод, меняющий оченьмногое в средневековом мировоззрении: Земля ничем принципиально не отличаетсяот других небесных тел — она не находится в центре мира, не являетсянеподвижной, а значит, объективно нет никакого «верха» и«низа», положение небесных тел относительно и, стало быть, Землюможно считать таким же небесным телом, как Солнце или Луну. «Неверно,будто наша Земля — самая ничтожная и низменная», как это полагали до сихпор. «Земля — благородная звезда, имеющая свои особые и отличные от другихзвезд свет, тепло и влияние, как и любая звезда тоже отличается от любой другойсветом, природой и влиянием».
Это высказывание Николая Кузанского противоречитпредпосылкам аристотелевской физики, которая исходит из различия подлунного инадлунного миров. Он пересматривает как базисные утверждения науки о природе,господствовавшие на протяжении почти двух тысячелетий, так и вековыепредставления о несоизмеримо различном характере «неба» и«земли». Тем самым Николай Кузанский подготовляет коперниканскуюреволюцию в астрономии. При этом он идет дальше, чем то позволяют астрономическиезнания той эпохи. Он, например, не видит существенного различия между Землей иСолнцем. «Не доказательство низменности Земли и ее темный цвет, — пишетНиколай Кузанский. — Находись кто-нибудьна Солнце, оно тоже не показалось бы ему столь же сияющим, как нам. Еслирассмотреть солнечное тело, оно имеет ближе к центру некую как бы землю, поокружности — некоторое как бы огненное свечение, а в промежутке — как быводянистое облако, а также более светлый воздух. Такие же элементы есть и уЗемли».
Как видим, задолго до Коперника Николай Кузанскийформулирует целый ряд смелых утверждений, подрывающих основы астрономическойтеории Птолемея: Вселенная бесконечна пусть и привативно, но это значит, что унее нет предела; Земля не является центром мироздания, а потому и не остаетсянеподвижной. Отсюда следует далее, что в небе нет неподвижных и фиксированныхполюсов, согласно терминологии самого Николая Кузанского, но «любая частьмира… движется». А это значит, что не существует объективно данной точкиотсчета, исходя из которой можно было бы измерять движения небесных тел. Отсюдаследует, что астрономические расчеты не просто приблизительны, что допускалосьв астрономии и раньше, но они могут быть грубо ошибочными — а это уже новыйвзгляд на астрономию. «Поскольку мы можем воспринять движение только всравнении с чем-то неподвижным, как-то полюсами или центрами, заранее ненуждаясь в них при любом измерении движений, то, очевидно, что мы ходим путямидогадок (coniecturis) и относительно всего ошибаемся».
Понятие центра мира, с точки зрения НиколаяКузанского, есть не более чем субъективное допущение. Объективно центра нетнигде, или, что то же самое, он находится везде. Центром мы обычно называем,говорит Николай Кузанский, точку зрения наблюдателя, которому свойственносчитать себя в центре, где бы он ни находился, — такова иллюзия восприятия.
Роль философии Николая Кузанского в становлениинаучного мышления нового времени до сих пор недостаточно оценена в нашейлитературе. А между тем мы видим, как именно Николай Кузанский подготавливаетлогические и онтологические предпосылки для того переворота в астрономии,который связан с именем Коперника, и того переворота в физике (прежде всегомеханике), который осуществил Галилей.
Влияние Николая Кузанского на научную и философскуюмысль 15-17 веков было достаточно сильным. В первую очередь обычно указывают наДжордано Бруно, развившего основные принципы учения Николая Кузанского внаправлении углубляющегося пантеизма.3. Джордано Бруно и бесконечнаяВселенная.
Джордано Бруно (1548-1600) делает шаг вперед посравнению с Николаем Кузанским и Николаем Коперником. Для Николая Кузанского,как мы знаем, мир является потенциально бесконечным, а актуально бесконечным — только Бог; у Коперника мир «подобен бесконечности»: в этом вопросевеликий астроном проявляет большую осторожность. Для Бруно, развившего дальшепантеистические тенденции возрожденческой философии, актуально бесконечнымявляется и мир. Различие между Богом и миром, принципиальное для христианства сего учением о творении мира Богом и о принципиальном различии между творением иТворцом, — это различие у Бруно, в сущности, снимается. Это обстоятельство, каки увлечение философа оккультными учениями, вызвало преследование его со стороныкатолической церкви, которое закончилось трагически: в 1600 г., после восьмилет заключения, Бруно был сожжен на костре.
В своих размышлениях о природе итальянский философисходит из тех принципов, которые были развиты Николаем Кузанским, а именно — из его рассмотрения Бога как абсолютной возможности. Не будем забывать, что втерминологии Аристотеля, унаследованной и большинством средневековых теологов,возможность — это материя. Определение Бога как абсолютной возможности чревато,поэтому еретическими выводами о том, что чисто духовное существо, какимявляется христианский Бог, так же, впрочем, как и «форма форм»Аристотеля, в которой нет уже возможности, а только действительность,оказывается каким-то образом причастным материи. “… Абсолютнаявозможность, благодаря которой могут быть вещи, существующие вдействительности, не является ни более ранней, чем актуальность, ни хотьнемного более поздней, чем она. Кроме того, возможность быть дана вместе сбытием в действительности, а не предшествует ему, ибо если бы то, что может быть,делало бы само себя, то оно было бы раньше, чем было сделано. Итак, наблюдайпервое и наилучшее начало, которое есть все то, что может быть, и оно же небыло бы всем, если бы не могло быть всем; в нем, следовательно,действительность и возможность — одно и то же”
Однако тождество возможности и действительности — этопринадлежность одного Абсолюта; в сфере конечного «ни одна вещь неявляется всем тем, чем может быть». Тем не менее, отождествлениедействительного и возможного в Боге, т.е. отождествление бесконечного иединого, предела и беспредельного, или, на языке Кузанского, минимума имаксимума имеет далеко идущие следствия. Ведь это означает, что применительно кАбсолюту уже нет различия материального и формального. Или, как говорит Бруно:”… Хотя, спускаясь по… лестнице природы, мы обнаруживаем двойнуюсубстанцию — одну духовную, другую телесную, но в последнем счете та и другаясводятся к одному бытию и одному корню”. Вот что значит тезис Бруно, что«имеется первое начало Вселенной, которое равным образом должно бытьпонято как такое, в котором уже не различаются больше материальное и формальноеи о котором из уподобления ранее сказанному можно заключить, что оно естьабсолютная возможность и действительность».
Подобно тому, как античное понятие единого уже уКузанского, а тем более у Бруно отождествляется с бесконечным, античное понятиематерии, которая, в отличие от единого и в противоположность ему естьбесконечно-делимое (беспредельное), теперь в свете учения о совпадениипротивоположностей получает характеристику «неделимого». При этом,правда, Бруно различает материю телесную и материю бестелесную: первая — делима, а неделимой является только вторая.
Итак, согласно Бруно, существует материя, которойсвойственны количественные и качественные определенности (т.е. материятелесная) и материя, которой чуждо и то, и другое, но «тем не менее, какпервая, так и вторая являются одной и той же материей». Материя какнеделимая «совпадает с действительностью» и, следовательно, «не отличаетсяот формы». Отсюда легко сделать и следующий шаг: если материя в своемвысшем виде (как материя бестелесная) ничем не отличается от формы, тоснимается и другое важное различие, которое признавалось и аристотеликами, иплатониками, а именно, что форма активна, а материя пассивна. Форма понималасьв античности как начало творческое, которое, внедряясь в материю, создает такимобразом все оформленное. Бруно не разделяет этого воззрения по вполне понятнымоснованиям. Он пишет в этой связи: “… Следует скорее говорить, что она (материя)содержит формы и включает их в себя, чем полагать, что она их лишена иисключает. Следовательно, она, развертывающая то, что содержит в себесвернутым, должна быть названа божественной вещью и наилучшей родительницей,породительницей и матерью естественных вещей, а также всей природы исубстанции”.
Это — решительная отмена дуализма духовного ителесного начал, дуализма, который в разных видах имел место и в философииПлатона и Аристотеля, и в христианской теологии. Таковы следствия, вытекающиеиз принципов, провозглашенных еще Кузанским, но доведенных до логическогоконца именно Джордано Бруно.
И вот все понятия античной науки получили не простоиное, а по существу противоположное содержание. Согласно Аристотелю, материястремится к форме как к высшему началу. Бруно возражает: «Если, как мысказали, она (материя) производит формы из своего лона, а, следовательно, имеетих в себе, то, как можете вы утверждать, что она к ним стремится?»Согласно Аристотелю, материя — начало всего изменчивого, преходящего,временного, а форма — начало постоянства, устойчивости, вечности. У Бруно всеобстоит наоборот: «Она (материя) не стремится к тем формам, которыеежедневно меняются за ее спиной, ибо всякая упорядоченная вещь стремится ктому, от чего получает совершенство. Что может дать вещь преходящая вещивечной? Вещь несовершенная, каковой является форма чувственных вещей, всегданаходящаяся в движении, — другой, столь совершенной, что она… являетсябожественным бытием в вещах… Скорее подобная форма должна страстно желатьматерии, чтобы продолжиться, ибо, отделяясь от той, она теряет бытие; материяже к этому не стремится, ибо имеет все то, что имела прежде, чем данная формаей встретилась, и может иметь также и другие формы». Это — естественное илогичное завершение того пути, на который вступило теоретическое мышление еще всредние века, но который оно завершило уже в эпоху Возрождения. Это — завершение тезиса, что единое есть бесконечное, который мы встречаем не тольков 13 веке, но в самой «зародышевой» форме — уже у ФилонаАлександрийского, пытавшегося соединить античную философию с религиейтрансцендентного (личного) Бога. Но между Филоном и Бруно — очень длинный путь,пройденный не только теоретической мыслью на протяжении полутора тысячелетий,но и путь культурно-исторических преобразований, приведший к совершенно новомумироощущению человека. Отдельные точки — вехи на этом пути — мы пыталисьотметить в этом исследовании.
Новое понимание материи и новое соотношение междуматерией и формой свидетельствуют о том, что в 16 веке окончательносформировалось сознание, составляющее, так сказать, прямую противоположностьантичного: если для древнегреческого философа предел «выше»беспредельного, форма совершеннее материи, завершенное и целое прекраснеенезавершенного и бесконечного, то для ренессансного сознания беспредельноесовершеннее формы, потому что бесконечное предпочтительно перед имеющим конец,становление и непрерывное превращение — выше того, что неподвижно. Это — совершенно новый тип миросозерцания, чуждый античному. И поэтому не следуетдумать, что если эпоха Возрождения написала на своем знамени лозунг:«Назад к античности», то она и в самом деле была возвращением кантичным идеалам. Этот лозунг был только формой самосознания этой эпохи; онлишь свидетельствовал о ее оппозиции по отношению к христианству церковному и остремлении к секуляризации всех форм духовной и социальной жизни. Но это быласекуляризация именно христианского духа, в ней получали своеобразное новоепреломление и трансформацию те начала, которые складывались в сознании обществана протяжении более чем тысячелетнего господства христианской религии. И это немогло не сказаться на специфике культуры и науки эпохи Возрождения.
Посмотрим теперь, как изменившееся содержание понятийматерии и формы сказалось на космологии Бруно, как оно привело кпоследовательному пересмотру всей физики Аристотеля.
Вот космологический аналог размышлений Бруно отождестве возможности и действительности, единого и бесконечного, материи иформы. «Итак, Вселенная едина, бесконечна, неподвижна. Едина, говорю я,абсолютная возможность, едина действительность, едина форма или душа, единаматерия или тело, едина вещь, едино сущее, едино величайшее и наилучшее. Онаникоим образом не может быть охвачена и поэтому неисчислима и беспредельна, атем самым бесконечна и безгранична и, следовательно, неподвижна. Она недвижется в пространстве, ибо ничего не имеет вне себя, куда бы моглапереместиться, ввиду того, что она является всем. Она не рождается, ибо нетдругого бытия, которого она могла бы желать и ожидать, так как она обладаетвсем бытием. Она не уничтожается, так как нет другой вещи, в которую она моглабы превратиться, так как она является всякой вещью. Она не может уменьшитьсяили увеличиться, так как она бесконечна».
Вселенной, таким образом, приписаны атрибуты божества:пантеизм потому и рассматривался церковью как опасное для нее учение, что онвел к устранению трансцендентного Бога, к его имманентизации. К этим выводам непришел Кузанский, хотя он и проложил тот путь, по которому до конца пошелБруно.
Но Вселенная Бруно не имеет ничего общего и с античнымпониманием космоса: для грека космос конечен, потому что конечное выше исовершеннее беспредельного; Вселенная Бруно бесконечна, беспредельна, потомучто бесконечное для него совершеннее конечного.
Как и у Кузанского, у Бруно в бесконечном оказываютсятождественными все различия. Он выражает это с большой ясностью: «Еслидействительность не отличается от возможности, то необходимо следует, что в нейточка, линия, поверхность и тело не отличаются друг от друга; ибо данная линияпостольку является поверхностью, поскольку линия, двигаясь, может бытьповерхностью; данная поверхность постольку двинута и превратилась в тело,поскольку поверхность может двигаться и поскольку при помощи ее сдвига можетобразоваться тело… Итак, неделимое не отличается от делимого, простейшее отбесконечного, центр от окружности». Все, как видим, берется в течении,изменении, взаимопревращении; ничто не равно самому себе, а скорее равно своейпротивоположности. Это и значит, что возможность — становление, движение,превращение, изменение — стала теперь основной категорией мышления.
Одним из важнейших гносеологических положенийфилософии Бруно является положение о приоритете разума над чувством, разумногопознания над чувственным восприятием. В этом пункте он считает себяпоследователем Платона и выступает против Аристотеля, который, по его мнению, всвоей физике часто заменяет разумное постижение чувственным образом ивосприятием. Требование отдать предпочтение разуму перед чувством у Бруновполне понятно: центральная категория его мышления — а именно категориябесконечности — не может быть предметом чувства, а может быть только предметоммышления.
При этом опять-таки мы видим существенное изменение впонятиях по сравнению с античной философией: если для Платона чувственноевосприятие способно быть направленным на движущееся и изменчивое, а разум — насозерцание вечных и неподвижных идей, если, таким образом, восприятиюпосредством чувств открывается все то, что связано с беспредельным, т.е. сматерией, а уму — то, что очищено от всего материального, текучего,изменчивого, — то для Бруно дело обстоит значительно сложнее. С его точкизрения, чувственное восприятие постигает все конечное — а такова, как мы ужевидели, всякая форма — ведь она ограничивает бесконечную материю. Напротив, то,что он называет бесконечностью, абсолютной возможностью, в которой все вещисовпадают друг с другом, в которой тождественны противоположности и точка естьлиния, а линия — поверхность и т.д., — это постигается с помощью разума.Конечно, та текучесть и становление, которая есть абсолютная возможность, нетождественна текучести и изменчивости, с которой мы имеем дело внепосредственном восприятии; но, в силу парадоксальности пантеистическогомышления, где противоположности совпадают, — она все же в определенном смысле итождественна текучести последней. Правильнее было бы сказать так: конечные вещии процессы именно со стороны своей изменчивости и подвижности ближе к Абсолюту,ибо здесь нагляднее дан именно момент перехода всего — во все, т.е. моментвозможности; напротив, для античного сознания конечные вещи были ближе кпринципу единства, «предела», «завершенности» со сторонысвоей относительной устойчивости и неизменяемости, ибо в последних как раз ипроявлялось начало формы.
Поскольку Вселенная бесконечна, то теперь должны бытьотменены все положения аристотелевской космологии. Прежде всего, Бруновыступает против тезиса Аристотеля, что вне мира нет ничего. “… Я нахожусмешным утверждение, — пишет он, — что вне неба не существует ничего, и чтонебо существует в себе самом… Пусть даже будет эта поверхность чем угодно, явсе же буду постоянно спрашивать: что находится по ту сторону ее? Если мнеответят, что ничего, то я скажу, что там существует пустое и порожнее, неимеющее какой-либо формы и какой-либо внешней границы… И это гораздо болеетрудно вообразить, чем мыслить Вселенную бесконечной и безмерной. Ибо мы неможем избегнуть пустоты, если будем считать Вселенную конечной”.
Это — уже воображение человека нового времени, которыйне в состоянии представить себе конечный космос, не поставив тотчас же вопрос:а что находится там, за его пределами? Конечный космос Аристотеля, который самуже «нигде» не находится, потому что для него уже нет места — объемлющего его тела, — это то, что труднее всего помыслить и вообразитьчеловеку нового времени. Если даже космос конечен, то за его пределами — бесконечное пустое пространство — так мог бы рассудить человек нового времени.Так же рассуждает и Бруно — мыслитель, стоящий у истоков нашего времени.«Я настаиваю на бесконечном пространстве, и сама природа имеет бесконечноепространство не вследствие достоинства своих измерений или телесного объема, новследствие достоинства самой природы и видов тел; ибо божественноепревосходство несравненно лучше представляется в бесчисленных индивидуумах, чемв тех, которые исчислимы и конечны».
Насколько бесконечное превосходит конечное, настолькоже, продолжает свою мысль Бруно, наполненное превосходит пустое; поэтому, кольскоро мы принимаем бесконечное пространство, то гораздо правдоподобнее будетпредположить его заполненным бесчисленными мирами, нежели пустым. АргументБруно здесь тот же, который мы встречали когда-то у Платона, когда он обсуждалвопрос, почему демиург создал космос: потому что это — хорошо. Вот что говоритБруно: «Согласно каким соображениям мы должны верить, что деятельноеначало, которое может сделать бесконечное благо, делало лишь конечное?»Конечный мир — это, по Бруно, конечное благо, а бесконечное число миров — благобесконечное. Совсем не античный способ мышления.
Утверждение, что Вселенная бесконечна, отменяетаристотелевское понятие абсолютных мест: абсолютного верха, низа и т.д. ивводит новое для физики того времени понятие относительности всякого места.”… Все те, которые принимают бесконечную величину тела, не принимают вней ни центра, ни края”. Земля, по Бруно, является центром не в большейстепени, чем какое-либо другое мировое тело, и то же самое относится ко всемдругим телам: “… Они в различных отношениях все являются и центрами, иточками окружности, и полюсами, и зенитами, и прочим”.
Все движения тел являются относительными, инеправильно различать тела на легкие и тяжелые: “… Та же самая вещь можетбыть названа тяжелой или легкой, если мы будем рассматривать ее стремление идвижение с различных центров, подобно тому, как с различных точек зрения та жесамая вещь может быть названа высокой или низкой, движущейся вверх иливниз”.
Как видим, Бруно не останавливается перед самымисмелыми выводами, вытекающими из допущения бесконечности Вселенной. Онразрушает аристотелевский конечный космос с его абсолютной системой мест, темсамым вводя предпосылку относительности всякого движения.
Бруно, как мы знаем, не был ни астрономом, ни физиком;он рассуждает как натурфилософ. Но его рассуждения, хотя и не непосредственно,оказывают влияние и на развитие науки: подрывая те принципы, на которых стоитперипатетическая физика и космология, Бруно, так же как и Николай Кузанский,подготовляют почву для философии и науки нового времени.
4. Заключение.
ДжорданоБруно, чье смелое воззрение разбило хрустальную твердь Вселенной, котораясчиталась созданной богом и ограниченной в пространстве, и раздвигало её пределыдо бесконечности, утверждая также, что не только наше Солнце имеетсопутствующие планеты, но и звезды, как удаленные от нас Солнца, также имеютсвои спутники. Воззрение это было подтверждено астрономией только в середине20-го века. Как правильно считал Бруно, мы не видим этих планет вследствиеколоссальности расстояний до нас, к тому же планеты тонут в блеске звездныхлучей. Наша Земля, отражая солнечные лучи, тоже светится в мировомпространстве, правильно заключил итальянский мыслитель, воззрения которогопредставляют пример плодотворного влияния философии на астрономию. Настроениечеловека, осознавшего бесконечность Вселенной и бесчисленность составляющих еёмиров, философ-поэт передал в следующих вдохновенных строках:
«Хоры блуждающихзвезд, я к вам свой полет направляю,
К вам поднимусь,если вы верный укажете путь.
Ввысь увлекаяменя, ваши смены и чередованье
Пусть вдохновляютмой взлет в бездны далеких миров.
То, что так долгоот нас время скупое скрывало,
Я обнаружить хочув тёмных его тайниках. »
Дж. Бруно. «Диалоги»
5. Списоклитературы.
1. Б.Г.Кузнецов «Джордано Бруно и генезис классической науки» Москва, 1970г.
2. ДжорданоБруно «Диалоги» Москва,1949г.
3. А.Х.Горфункель «Философия эпохи Возрождения» Москва, 1980г.
4. «Краткийкурс истории философии» под ред. Ойзермана Москва,1967 г.
5. Б.С. Э. /Большая советская энциклопедия /
6. «Эволюция понятия науки (формированиенаучных программ нового времени XVII — XVIII вв.)» П. П. Гайденко Москва, 1987.