Агата Кристи смерть на ниле

Агата КристиСМЕРТЬ НА НИЛЕ Часть первая «Англия» 1 — Линнет Риджуэй! — Да, это она! — сказал мистер Барнэби, мелкий помещик в графстве Мэлтон. Он толкнул локтем в бок своего собеседника, тощего и болезненного человека. Они с любопытством смотрели в окно на огромный золотистый «роллс-ройс», который остановился перед зданием почты. Из машины выпрыгнула девушка в элегантном и строгом костюме. У нее были светлые волосы и правильные аристократические черты лица — очаровательная девушка — такие не часто встречаются в местах, подобных Мэлтону. — Она — миллионерша, — сообщил мистер Барнэби, — собирается потратить тысячи на перестройку этой усадьбы. Здесь будут плавательные бассейны, сады, танцевальный зал, она хочет снести пол-особняка и построить все заново.2 Отрывок из отдела светской хроники: «Среди тех, кто ужинал в ресторане „Шезматант“, я приметил прекрасную Линнет Риджуэй. С ней была графиня Джоанна Саутвуд, лорд Уиндлешэм и мистер Тоби Брайс. Мисс Риджуэй, как всем известно, является дочерью Мелуша Риджуэя, который женился на Анне Хартц. Она унаследовала от своего деда, лорда Хартца, огромное состояние. Очаровательная Линнет в настоящее время является сенсацией сезона. Ходят слухи, что вскоре будет официально объявлено о ее помолвке. Разумеется, ее выбор пал на лорда Уиндлешэма».3 Графиня Джоанна Саутвуд сидела в спальне Линнет Риджуэй в Вудхолле. — Дорогая, — говорила она, — по-моему, это великолепно! — Из окна открывался вид на сады, поля и далекие леса. — Правда, мило? — задумчиво спросила Линнет. Она поставила локти на подоконник. Лицо ее страстное, подвижное, живое, дышало радостным нетерпением. Джоанна Саутвуд, молодая женщина лет двадцати семи, с длинным умным лицом и морщинками под глазами, казалась рядом с ней блеклой и некрасивой. — Ты так много успела за короткое время. У тебя было много помощников? — Три архитектора. Джоанна взяла с туалетного столика нитку жемчуга. — Линнет, этот жемчуг настоящий? — Разумеется. — Для тебя «разумеется», моя милая, но для большинства людей это было бы невероятно: какая изящная работа — произведение искусства! Наверное, эта нитка стоит бешеные деньги. — Тебе кажется, носить такую дорогую вещь вульгарно? — Да что ты. Наоборот! Сколько же это стоит? — Что-то около пятидесяти тысяч. — Неплохо. Но ведь их могут украсть, ты не боишься? — Нет. Ношу их всегда — они ведь застрахованы. — Позволь мне надеть их и походить в них до обеда. Знаешь, это волнует. Линнет засмеялась. — Пожалуйста, если тебе так хочется. — Знаешь, Линнет, я тебе завидую. У тебя есть все. Тебе двадцать лет, ты сама себе хозяйка, куча денег, красота, здоровье. При всем том, ты еще и умна! Когда тебе исполнится двадцать один? — В июне следующего года. Я устрою в Лондоне грандиозный пир по поводу вступления в совершеннолетие. — И выйдешь замуж за Чарльза Уиндлешэма. Все газетные писаки так волнуются по этому поводу. Ведь он действительно чертовски тебе предан. Линнет пожала плечами. — Я не знаю. Понимаешь, пока я не хочу замуж. — Ах, как ты права, дорогая. После замужества все будет совсем иначе. Зазвонил телефон, и Линнет сняла трубку. — Да? Да. Ей ответил голос дворецкого. — На линии мисс де Бельфорт. Соединить вас? — Бельфорт? Ну, разумеется, соедините. В трубке послышался голос, взволнованный, мягкий, задыхающийся. — Алло, это мисс Риджуэй? Линнет? — Джекки, дорогая! Я ничего не знаю о тебе так давно, так давно! — Да. Это ужасно. Линнет, я страшно, страшно хочу тебя видеть. — Милая, приезжай ко мне! У меня новая забава — это поместье, новый дом. Я хочу тебе показать. — А я хочу посмотреть. — Тогда скорей садись на поезд или в машину. — Немедленно сажусь. У меня жутко старый двухместный автомобиль. Я его купила за 15 фунтов. Иногда он ездит отлично, но иногда вдруг раскапризничается. Если я не поспею к чаю, значит, раскапризничался. Пока, моя хорошая. Линнет положила трубку и обернулась к Джоанне. — Это моя давнишняя подруга Жаклина де Бельфорт. Мы вместе были в монастыре в Париже. Ей ужасно не повезло. Ее отец — французский граф, а мать из Южной Америки. Отец сбежал с другой женщиной, а мать потеряла все деньги во время кризиса на Уолл-стрит. Джекки осталась без гроша. Понятия не имею, как она жила эти два года. Джоанна полировала ногти, она отставила руку в сторону и любовалась эффектом своей работы. — Милая, — медленно проговорила она, — тебя это не утомляет? Когда с кем-либо из моих друзей случается несчастье, я тотчас прекращаю с ним всякое общение. — Значит, если я сегодня лишусь всех своих денег, ты завтра бросишь меня? — Да, дорогая, несомненно. К чему обманывать друг друга? Я признаю только преуспевающих друзей — Какая же ты, однако, стерва, Джоанна! — Я просто трезво смотрю на вещи. — И ты совсем неверно думаешь о Жаклине, — сказала Линнет. — Я очень хотела ей помочь, но она и слушать не стала. Гордая, как дьявол. — Однако очень уж она торопится к тебе. Могу поспорить — ей что-то надо! Вот увидишь. — Да, мне показалось, она чем-то взволнована, — задумчиво согласилась Линнет. В комнату вошла горничная. Она извинилась, достала из шкафа платье и вышла. — Что случилось с Мэри, — поинтересовалась Джоанна. — У нее заплаканное лицо? — Бедняжка. Понимаешь, она собралась замуж за человека, который работал в Египте. Но мы ничего не знали о нем, поэтому я решила навести справки. Выяснилось, что он уже женат и имеет троих детей. — Ах, Линнет, сколько у тебя должно быть врагов! — Врагов? — с удивлением переспросила Линнет. Джоанна кивнула и закурила сигарету. — Врагов, моя ласточка. Ты так активна и деятельна. Линнет рассмеялась. — Но, поверь, у меня нет ни одного врага на свете!4 Лорд Уиндлешэм сидел под кедровым деревом и созерцал изящный особняк Вудхолл. Новые здания и подсобные помещения были скрыты в тени зелени за углом и совсем не портили его старомодной красоты. Мягкое осеннее солнце придавало пейзажу особое очарование. Однако перед мысленным взором лорда рисовались иные картины, это был не Вудхолл, а гораздо более величавый дворец в елизаветинском стиле, окруженный обширным парком, за парком поля… Его собственное семейное владение Чарлтонбери, а на переднем плане ему виделась фигурка — женская фигурка с золотистыми волосами и страстным, решительным лицом… Линнет — хозяйка Чарлтонбери. Он отнюдь не терял надежды. Ее отказ вовсе не был окончательным. Не более чем просьба о небольшой отсрочке. Что ж, он мог немножко подождать… Как удивительно удачно все складывается. Разумеется, ему совсем не помешало бы жениться на богатой, однако деньги нужны пока еще не до такой степени, чтобы отбросить в сторону чувства и жениться только ради денег. Линнет же он действительно любит. Он готов был бы жениться на ней, не будь у нее ни гроша. Только по счастливой случайности она — одна из самых богатых невест в Англии… В уме его роились планы счастливого будущего. Он остается владельцем Чарлтонбери, возможно, ему удастся восстановить и западное крыло дворца, он сможет продолжать охоту в Шотландии… Чарлз Уиндлешэм мечтал, греясь на солнце.5 Было ровно четыре, когда старенький двухместный автомобиль со скрежетом затормозил и остановился на покрытой гравием дорожке. Из него выскочила девушка — маленькое тоненькое существо с копной темных волос. Она взбежала по ступенькам и ударила в колокольчик. Несколько минут спустя ее ввели в длинную величественную гостиную, и лакей, похожий на епископа, произнес: «Мисс де Бельфорт!». Маленькое создание, подобно пламени, ринулось к Линнет с широко раскрытыми объятиями. — Милый ребенок, — подумал Уиндлешэм, — не то, чтобы хорошенькая, но безусловно привлекательная, такие прекрасные темные волосы и огромные глаза. Он пробормотал какую-то вежливую чепуху и тактично вышел, оставив подруг наедине. Жаклина тотчас же забросала вопросами. Линнет с детства помнила эту ее манеру. — Уиндлешэм? Уиндлешэм? Ах, так это он и есть? Это ведь о нем пишут во всех газетах? Ты собираешься за него замуж? Так это правда, Линнет? Правда. Линнет пробормотала: — Возможно. — Солнышко, как я рада! Он такой приятный! — Ну, не надо об этом. Я еще ничего не решила. — Разумеется! Королевы всегда медлят, выбирая достойного спутника. — Джекки, не дури. — Но, Линнет, ты же королева! Всегда была и будешь. Ее величество, королева Линнет, светловолосая королева Линнет. И я — поверенная королевы! Ее любимая фрейлина. — Джекки, ну как тебе не стыдно. Милая, где же ты пропадала все эти годы? Взяла и исчезла. И ни разу не написала. — Ненавижу письма. Где я была? Да знаешь, на три четверти в подземном царстве. Работала, понимаешь Нудные службы с нудными людьми. — Милая, я бы хотела… — Оказать царственную помощь? Знаешь, за этим я и явилась. Нет, нет, я не собираюсь просить в долг денег. До этого еще не дошло. Я пришла, чтобы просить об огромном, очень серьезном одолжении! — В чем же дело? — Если ты сама собираешься замуж за этого Уиндлешэма, наверное, ты поймешь. Линнет смутилась, потом лицо ее прояснилось. — Джекки, ты… — Да, дорогая, я помолвлена! — Так вот в чем дело! Вот почему ты так необычайно оживлена сегодня, больше, чем всегда. — Я и сама это чувствую. — Расскажи о нем. — Его зовут Симон Дойль. Он большой, широкоплечий и такой невероятно наивный, простой, совсем мальчишка, и ужасно милый! Он беден. Ни гроша за душой. Он из семьи аристократической, но совсем обедневшей — знаешь, младший сын и тому подобное… Он из Девоншира. Он любит деревню, землю, животных. И вот в течение последних пяти лет ему приходится сидеть в душной конторе. А теперь дело сокращается, и он остается без работы. Линнет, понимаешь, я умру, если не смогу выйти за него! Я просто умру! Умру, умру… — Джекки, не говори глупости. — Я умру! Я схожу по нему с ума. А он по мне. Мы жить не можем друг без друга. Она замолчала. В ее огромных глазах вдруг появились слезы, взгляд стал печальным. Она вздрогнула. — Мне иногда становится страшно. Мы с Симоном созданы друг для друга. Никогда уже мне не понравится никто другой. Линнет, ты должна нам помочь. Я услышала, что ты купила это имение, и мне пришла в голову одна идея. Послушай, тебе ведь потребуется управляющий, может, даже два. Я прошу тебя, найми на эту работу Симона. — Ах, вот что! — Линнет очень удивилась. Жаклина торопливо продолжала: — Эта должность как раз для него. Он все знает о земле, он ведь, вырос в поместье. Как вести дела — научился в конторе. Линнет, ради меня, ты ведь возьмешь его на это место? Если не справится — всегда сможешь выгнать к черту. Но он справится. И мы будем жить в маленьком домике, неподалеку от тебя, и сможем часто видеться, и вокруг сад, и все будет так чудесно. Она встала. — Ну, скажи же, что ты согласна, Линнет! Скажи! Прекрасная, золотистая Линнет! Моя любимая, самая дорогая подруга! Ну, скажи, ты ведь согласна? — Джекки… — Так согласна? Линнет расхохоталась. — Смешная ты, Джекки! Привези сюда своего жениха, я на него посмотрю, и мы обо всем договоримся. Джекки обхватила ее и закружила по комнате.6 Гастон Блондэн, владелец модного маленького ресторана «Шезматант», редко снисходил до разговора со своими клиентами. Но на этот раз он сделал исключение. — Как же иначе, мсье Пуаро, — сказал он, — для вас место всегда найдется. Мне бы так хотелось, чтобы вы почаще оказывали нам честь. Эркюль Пуаро улыбнулся, вспоминая печальный случай, в котором фигурировали труп, официант, мистер Блондэн и очаровательная леди. Вы слишком добры, мистер Блондэн, — сказал он. — Вы один, мсье Пуаро? — Да, я один. — Прекрасно, сейчас Жюли приготовит для вас небольшой ужин. Это будет поэма — истинная поэма! Женщины, как бы хороши они ни были, имеют один недостаток — они отвлекают наш мозг от пищи. Вы поужинаете с удовольствием, мсье Пуаро, обещаю. Так какое вино. Разговор стал чисто деловым, в нем принял участие и метрдотель Жюли. Прежде чем удалиться, мистер Блондэн спросил, понизив голос: — У вас серьезное дело? Пуаро покачал головой. — Я теперь свободен, — отвечал он грустно, — в свое время я достаточно заработал и теперь имею средства, чтобы наслаждаться жизнью. — Вам можно только позавидовать. — Нет, нет. Так поступать совсем не надо. Уверяю вас, бездельничать вовсе не так приятно, как это может показаться. — Он вздохнул. — Как справедлива поговорка «Человек изобрел работу, чтобы избавиться от необходимости думать». Мистер Блондэн всплеснул руками. — Помилуйте, в мире есть столько интересного. Путешествия, например! — Согласен, путешествия. Я и собираюсь зимой отправиться в Египет. Говорят, там великолепный климат. Можно, наконец, избавиться от тумана, поздних рассветов, тоскливых бесконечных дождей. Неслышно ступая, подошел официант, умело и быстро накрыл на стол — тосты, масло, ведерко со льдом — все атрибуты дорогого ужина. Негритянский оркестр разразился нестройным оглушающим танцем. Лондон плясал. Пуаро наблюдал, невольно фиксируя впечатления. У одних такие пустые глаза, другим все уже надоело или просто скучно, а некоторые кажутся такими несчастными. Как глупо, что юность считают счастливой порой жизни, напротив, юность — время самое уязвимое. Но вот взгляд его стал мягче. Он увидел высокого широкоплечего мужчину и тоненькую изящную девушку. Они двигались, подчиняясь ритму своего счастья. Оказывается, счастье можно встретить и здесь, как, впрочем, всегда и повсюду. Музыка неожиданно оборвалась. Раздались аплодисменты, и оркестр снова заиграл. После второго захода юноша и девушка, привлекшие внимание Пуаро, вернулись за стол рядом с ним. У девушки горели щеки, она смеялась. Теперь Пуаро отчетливо видел ее лицо, обращенное к спутнику. В ее глазах он прочел что-то такое, от чего с сомнением покачал головой. «Она слишком любит его, эта малышка, — пробормотал он про себя. — Это не безопасно. Нет, нет, это не безопасно». И вдруг он уловил — Египет. Теперь он четко слышал их голоса: голос девушки, юный, взволнованный, счастливый и с легким иностранным акцентом, и голос ее спутника, приятный низкий голос образованного англичанина. — Я вовсе не собираюсь считать цыплят по осени. Но я уверяю тебя, Линнет все для меня сделает! — Я сам могу для нее кое-что сделать! — Глупости, просто это подходящая для тебя работа! — Ну что ж, я сам думаю, что сумею быть полезным. Я постараюсь… ради тебя. Девушка тихо засмеялась, бесконечно счастливая. — Мы подождем три месяца, чтобы быть совсем уверенными, и тогда… — И тогда я подарю тебе все сокровища мира. Согласна? И мы отправимся в Египет и там проведем наш медовый месяц. К чертям расходы! Я всю жизнь мечтал поехать в Египет. Нил, и пирамиды, и песок… Он заговорил тихо, страстно: — Мы все это увидим вместе, Джекки… вместе. Как прекрасно! — Как бы мне хотелось, чтобы для тебя это было так же прекрасно, как для меня. Ты правда любишь меня так же, как я. Голос ее вдруг задрожал, в глазах появился страх. Мужчина ответил быстро и сухо: — Джекки, не глупи. Эркюль Пуаро пробормотал про себя: «По-настоящему любит тот, кого меньше любят. Да, мне тоже хотелось бы знать…»7 Джоанна Саутвуд говорила: — Ну, а если он окажется тупицей? Линнет покачала головой. — Да нет, не окажется. Я доверяю вкусу Жаклины. — Знаешь, — продолжала настаивать Джоанна, — влюбленные часто бывают необъективны. Линнет покачала головой и переменила тему разговора. — Мне нужно повидать мистера Пиерса по поводу этих планов. — Планов? — Да, понимаешь, вон те ужасные грязные домишки. Я хочу их все снести, а людей из них переселить. — А те, кто в них живет, согласны выехать? — Большинство уедет с радостью, но несколько глупых упрямцев подняли шум. Это так утомительно. Они просто не могут понять, что их жилищные условия намного улучшатся. — Но ты сумела с ними справиться? — Джоанна, поверь, для их же блага. — Разумеется, дорогая, насильственная благотворительность. Линнет поморщилась. Джоанна рассмеялась. — Не хмурься и согласись: ты — тиранка. Благородная тиранка, если тебе так больше нравится. — Да я совсем не тиранка. — Но ты всегда добиваешься своего. — Не всегда. — Линнет Риджуэй, можете ли вы, глядя мне в глаза, назвать хотя бы один случай, когда вам не удавалось добиться того, что вы хотели? — Тысячу раз. — Ах, ну конечно, «тысячу раз» — это так просто сказать, но хоть один конкретный пример? Тебе ни один не придет на ум, как бы ты ни старалась. Триумфальное шествие Линнет Риджуэй в золотом лимузине. Линнет резко спросила: — Ты считаешь меня эгоисткой? — Нет. Просто тебе ни в чем нельзя отказать. Комбинированное воздействие денег и личного обаяния. Все в жизни тебе доступно. В это время к ним подошел лорд Уиндлешэм, и Линнет сказала, обращаясь к нему: — Джоанна все утро говорила мне гадости. — От зависти, моя кисанька, от зависти, — усмехнулась Джоанна, поднимаясь с кресла. Она стала прощаться и, обернувшись в дверях, поймала странное выражение в глазах Уиндлешэма. Он помолчал несколько минут, а затем сразу приступил к делу. — Линнет, вы приняли решение? — Мне не хочется обижать вас, но я не уверена, хочу ли стать вашей женой, и поэтому, наверное, мне следует сказать — нет… Он перебил ее: — Подождите. У вас есть время подумать, думайте, сколько хотите. Но я уверен, мы будем счастливы вместе. — Понимаете, — Линнет говорила жалобно, по-детски, как бы оправдываясь, — мне так хорошо живется, особенно здесь, — она махнула рукой. — Мне хотелось, чтобы Вудхолл стал таким, каким мне представлялся идеальный помещичий дом. И, по-моему, получилось отлично. Правда? — Разумеется, прекрасно. Все на самом высшем уровне. Вы так талантливы, Линнет. Он помолчал, а затем заговорил снова: — Но ведь Чарлтонбери вам тоже нравится, не правда ли? Разумеется, его надо подновить и подчистить, но ведь вы любите и умеете заниматься этим. Вы полюбите Чарлтонбери. — Конечно, Чарлтонбери — имение выдающееся. Она говорила с заученным воодушевлением, но вдруг что-то укололо ее. Появилось какое-то смутное беспокойство, нарушающее радостную безмятежность. В данный момент она не задержалась на нем, но позднее, когда Уиндлешэм ушел, она задумалась и постаралась определить причину беспокойства. Чарлтонбери — конечно, ей был неприятен разговор о нем. Но почему? Чарлтонбери — поместье знаменитое. Предки Уиндлешэма владели им с Елизаветинских времен. Стать хозяйкой Чарлтонбери — значило занять в обществе положение недосягаемое. А сам Уиндлешэм был одним из самых блистательных женихов Англии. Естественно, он не мог принять Вудхолл всерьез… Вудхолл не идет ни в какое сравнение с Чарлтонбери. Да, но Вуд принадлежит ей! Она разыскала, выбрала его, купила, потратила столько сил, денег. Это было ее собственное владение — ее королевство. Если же она выйдет замуж за Уиндлешэма, Вуд станет ненужным. Зачем им два загородных имения? И конечно, пожертвовать придется Вудхоллом — тогда она, Линнет Риджуэй, перестанет существовать. Она станет графиней Уиндлешэм, придачей Чарлтонбери и его хозяина. Она станет супругой короля, но сама уже не будет королевой. «Какие глупости», — сказала себе Линнет. За окном послышался шум подъезжающей машины. Линнет неторопливо тряхнула головой. Приехала Джекки со своим женихом. Линнет пошла им навстречу. — Линнет! — Джекки бросилась к ней. — Это Симон. Симон, это Линнет. Она самое удивительное существо в мире. Линнет увидела высокого широкоплечего парня, синеглазого, со светлыми, коротко подстриженными волосами, у него был квадратный подбородок и обаятельная мальчишеская улыбка. Она протянула ему руку. Его ладонь была твердой и теплой. Ей понравилось наивное, восторженное восхищение, с которым он смотрел на нее. Джекки сказала ему, что она удивительная, и он без сомнения согласился с Джекки. Сладкое теплое возбуждение охватило Линнет. — Как вам здесь нравится? Не правда ли, мило? Входите же, Симон. Разрешите мне приветствовать моего нового управляющего. И, повернувшись, чтобы провести их в дом, подумала: «Мне хорошо, мне очень-очень хорошо. Мне нравится жених Джекки, мне он очень нравится». И вдруг что-то сжалось внутри: счастливая Джекки.8 Тим Аллертон потянулся в шезлонге и зевнул, глядя на море. Он искоса поглядывал на свою мать. Миссис Аллертон была миловидная женщина лет пятидесяти с белоснежными седыми волосами. Всегда, обращаясь к сыну, она строго сжимала губы и тем надеялась скрыть свою бесконечную любовь к нему. Но даже людей совсем посторонних ей не удавалось обмануть, не говоря о самом Тиме. — Что у тебя на уме, Тим? — спросила миссис Аллертон настороженно; ее яркие темно-карие глаза с тревогой смотрели на сына. Тим улыбнулся ей. — Я думал о Египте. — О Египте? — В ее голосе звучало беспокойство. — Там тепло, там ленивые золотые пески. Нил. Я хотел бы проехать вверх по Нилу, а ты? — Конечно, я бы тоже хотела. — Она говорила сухо. Но Египет — это дорого, мой милый. Это не для тех, кому приходится подсчитывать каждое пенни. Тим засмеялся. Он встал, выпрямился. И вдруг оживился, подтянулся, в голосе зазвучало волнение. — Я беру расходы на себя. Да, матушка. Я играл на бирже и весьма удачно. Мне сообщили сегодня утром. Сегодня утром, — его мать резко вскинула голову, — но ты получил только одно письмо от… — Она не договорила и закусила губу. Тим раздумывал — рассердиться или превратить все в шутку. На этот раз внутренний спор решился в пользу шутки. — И письмо это от Джоанны, — холодно закончил он ее фразу. — Совершенно верно, мама. Ты же у нас королева детектива! Сам великий Эркюль Пуаро, будь он поблизости, склонил бы перед тобой голову. Миссис Аллертон смутилась. — Я случайно взглянула на конверт и поняла… И поняла, что письмо не от биржевого маклера? Совершенно верно, говоря точнее, я получил от них известие вчера. У бедной Джоанны такой характерный почерк — буквы расползаются по конверту, как пауки. Миссис Аллертон подумала: «Почти все свои письма он мне показывает, а письма от Джоанны всегда прячет». Но она подавила эти мысли и решила вести себя, как подобает леди. — Джоанна довольна жизнью? — спросила она. — Да, кажется, не очень. Она собирается открыть магазин деликатесов в Мейфеар. — Всегда жалуется, что нет денег, а сама без конца разъезжает по всему свету, да и каждое ее платье стоит кучу денег. Она так роскошно одевается, — говорила миссис Аллертон раздраженно. — Что ж, может быть, она просто не платит за свои наряды. Я хочу сказать, она не оплачивает счета. Его мать вздохнула. — Тим, — сказала мать и виновато добавила, — я обещала миссис Линч, что ты сходишь с ней в полицию. Она ни слова не понимает по-испански. Тим поморщился. — Опять об этом кольце? Кроваво-красный рубин, надетый на лошадиное копыто миссис Линч? Неужели она все еще утверждает, что кольцо украли? Я пойду, конечно, если ты так хочешь, но это пустая трата времени. Только втянет в неприятности какую-нибудь несчастную горничную. Я сам видел кольцо в нее на пальце, когда она входила в море. Оно соскользнуло в воду незаметно. — А она уверена, что сняла и оставила кольцо на туалетном столике. — Так она ошибается. Я же сам видел Женщины так глупы. Да и какая умная женщина станет купаться в декабре? Толстым женщинам следует запретить появляться в купальных костюмах, от созерцания этого зрелища портится зрение. — Наверное, мне тоже не следует больше купаться, — пробормотала миссис Аллертон. Тим засмеялся. — Тебе-то почему? Ты дашь сто очков вперед любой молодой особе. Миссис Аллертон вздохнула. — Жаль, что здесь так мало молодежи. Тим решительно покачал головой. — А я об этом ничуть не жалею. Меня вполне устраивает твое общество, и никто посторонний не требуется. — Тебе, наверное, хотелось бы, чтобы здесь была Джоанна. — Отнюдь, — сказал он неожиданно резко, — ты ошибаешься. Джоанна забавляет меня, но она мне не симпатична и при частом общении действует мне на нервы. Я счастлив, что ее здесь нет. Я ничуть бы не опечалился, если бы мне больше никогда не довелось увидеть Джоанну.9 На лестнице мисс Робсон встретилась высокая энергичная женщина, которая несла чашку с дымящейся желтоватой жидкостью. — Значит, мисс Бауэрс, вы скоро отправляетесь в Египет? — Да, мисс Робсон. — Ах, какое приятное путешествие! — Что ж, я думаю, это интересная поездка. — А вы уже бывали за границей? — О да, мисс Робсон, я ездила с мисс Ван Скулер в Париж прошлой осенью. Но в Египте я еще не бывала. Мисс Робсон помолчала, прежде чем задать следующий вопрос. — Надеюсь, на этот раз обойдется без осложнений? — она понизила голос и оглянулась. Однако мисс Бауэрс отвечала спокойно, своим обычным тоном: — Конечно, мисс Робсон. Я слежу за ней очень внимательно. Я хорошо изучила ее повадки. Но мисс Робсон не успокоилась и, спускаясь по лестнице, еще раз неуверенно оглянулась вслед мисс Бауэрс.10 Мистер Эндрью Пеннингтон сидел за столом в своей загородной конторе и просматривал свою личную корреспонденцию. Неожиданно рука его сжалась в кулак и тяжело опустилась на стол. Лицо стало багровым, и на лбу вздулись вены. Он нажал кнопку, и тотчас же появилась изящная стенографистка. — Попросите мистера Рокфорда немедленно зайти ко мне. Через несколько минут компаньон Пеннингтона Стрендэйл Рокфорд вошел в кабинет. Они были похожи друг на друга — высокие, крупные, с чисто выбритыми лицами и сединами в волосах. — Что случилось, Пеннингтон? — Линнет вышла замуж… — Что? — Именно то, что я сказал. Линнет вышла замуж. — Когда? Как? Почему мы ничего не знали? — Когда она писала это письмо, она еще не была замужем, но в данный момент это уже свершилось. Утром четвертого. Значит, сегодня. Рокфорд опустился на стул. — Ну и ну! Без предупреждения? А кто он? Пеннингтон заглянул в письмо. — Дойль. Симон Дойль. — Кто он? Вы когда-нибудь слышали о нем? — Никогда, и она ничего конкретного о нем не пишет… — Он всматривался в строчки, написанные четким прямым почерком. — По-моему, в этом деле что-то не совсем чисто. Но нас это не касается. Главное, она вышла замуж. Двое мужчин посмотрели в глаза друг другу. Рокфорд кивнул. — Что же мы предпримем? — Об этом я хотел спросить у вас.11 — Пожалуйста, пошлите ко мне мистера Джима, — сказал Уильям Кармикл тощему юноше, появившемуся на его звонок. В комнату вошел Джим Фантора и посмотрел вопросительно на своего дядю. — Ага, вот и вы, — проворчал пожилой джентльмен. — Вы звали меня? — Ну-ка, взгляни на это. Молодой человек сел и расправил листок бумаги. Пожилой наблюдал за ним. — Ну и что. Ответ последовал сразу: — По-моему, здесь что-то не чисто. Старший компаньон фирмы Кармикл закашлялся. Джим Фантора перечитал письмо, только что полученное из Египта. Линнет писала, что она встретила своего американского опекуна Эндрью Пеннингтона. «…Я понятия не имела, что он в Египте, а он не знал ничего обо мне. Он даже не знал о моем замужестве! Мое письмо не застало его. Он тоже едет по Нилу, тот же маршрут, что и у нас. Ну, не совпадение ли? Я вам очень благодарна за все, что Вы сделали для меня в это трудное время. Я…» Молодой человек хотел перевернуть страницу, но мистер Кармикл отобрал у него письмо. — Дальше читать не обязательно. Что ты об этом думаешь. Племянник задумался, потом заговорил: — Я думаю, это не совпадение. Дядюшка одобрительно кивнул и неожиданно выкрикнул прямо ему в лицо: — Как насчет поездки в Египет? — Вы считаете, это необходимо? — Я считаю, что нельзя терять времени. — Но почему именно я? — Пошевели мозгами, мальчик, пошевели мозгами. Линнет Риджуэй никогда тебя не видела. Пеннингтон тем более. Если полететь самолетом, попадешь туда как раз вовремя.12 Миссис Оттерборн поправила на голове тюрбан из яркой ткани и спросила жалобно: — Почему ты не хочешь ехать в Египет? Не понимаю. Мне надоела и опротивела Аддис-Абеба. Ее дочь молчала, и она снова заговорила: — Ты можешь ответить, когда к тебе обращаются. Розали Оттерборн смотрела на фотографию, напечатанную в газете. Под фотографией было написано: «Миссис Симон Дойль, до замужества известная светская красавица мисс Линнет Риджуэй. Мистер и миссис Дойль проводят в Египте медовый месяц». Розали оторвалась от газеты и безразлично спросила: — Ты хочешь поехать в Египет, мама? — Да, хочу, — закричала миссис Оттерборн. — Сначала к нам относились здесь как и подобает. Но когда я намекнула директору гостиницы, что мое пребывание здесь — отличная реклама и мне полагается скидка, он ответил самым наглым образом. Самым наглым образом А я высказала все, что о нем думаю. Девушка вздохнула. — Что ж, в общем, один город так похож на другой. Я думаю, нам надо немедленно ехать. Поедем в Египет, не все ли равно, — пробормотала Розали. — Конечно, это не вопрос жизни и смерти, — согласилась миссис Оттерборн. Но она ошибалась. Именно для нее это был вопрос жизни и смерти.^ Часть вторая «Египет» 1 Миссис Аллертон и ее сын сидели в ярких соломенных креслах у входа в отель «Катаракт» в Асуане. Они следили, как маленький человечек в белом шелковом костюме и высокая тонкая девушка прогуливались по аллее. Тим Аллертон выпрямился, неожиданно насторожившись. — Вот этот смешной человек — Эркюль Пуаро? — Вот этот смешной человек. — Боже, а ему-то что здесь надо? Его мать засмеялась. — Я вижу, мой милый, ты взволнован. Почему это мужчины так увлекаются детективами. Я лично ненавижу детективные романы и никогда их не читаю. Но мсье Пуаро здесь просто отдыхает. В свое время он много заработал и теперь наслаждается жизнью. — И первым делом подцепил самую хорошенькую девушку в Асуане. Миссис Аллертон склонила голову, наблюдая за Пуаро и его спутницей. Девушка шла легко и непринужденно. — Действительно, хороша. — Миссис Аллертон украдкой взглянула на сына. Как ни странно намек попал в цель. — Хороша и более того, жаль только, что у нее такое кислое выражение лица. — Может быть, это только выражение лица. — Стерва, должно быть. Но хороша. В это время предмет их обсуждения спокойно шествовал рядом с Эркюлем Пуаро. Розали Оттерборн играла ручкой зонтика и, действительно, выражение ее лица точно соответствовало определению Тима — оно было кислым и упрямым. Она сдвинула брови и печально опустила углы губ. Они вышли за ворота и пошли в тенистый городской парк. Пуаро весело и беззаботно разговаривал с девушкой, подтрунивая над нею. Он был одет в тщательно отутюженный белый шелковый костюм, в панаму и помахивал легкой резной тросточкой с янтарной ручкой. — Я очарован, — говорил он, — эти горы, солнце и лодочки на реке. Да, жизнь прекрасна. Он помолчал и вдруг обратился в ней. — Вы не согласны со мной, мадемуазель? — Не знаю, — просто сказала Розали. — По-моему, Асуан довольно унылый город. В гостинице почти пусто. А те, кто есть, все столетние старики, — она замолчала, закусив губу. — Что ж, — сказал Пуаро с лукавой искрой в глазах, — вы правы, я уже одной ногой в могиле. — Я совсем не о вас. Простите, это вышло так грубо, — извинялась девушка. — Ничего, ничего. Вполне понятно, вам нужны люди вашего возраста. Но тут есть один молодой человек. — Который все время не отходит от своей матери? Мне очень нравится мать, но сын производит впечатление человека высокомерного и тщеславного. — А я? Вы не находите меня высокомерным и тщеславным? — Нет, не нахожу. Ей явно не было до него никакого дела, но это ничуть не беспокоило Пуаро. Он самодовольно объявил: — Мои друзья считают меня человеком в высшей степени тщеславным. — Ну что же, — ответила Розали рассеянно, — у них, вероятно, есть для этого основания. К сожалению, меня преступления нисколько не интересуют. — Счастлив узнать, — торжественно объявил Пуаро, — что у вас на совести нет никакой вины. На секунду ее угрюмое лицо оживилось, — она взглянула на Пуаро вопросительно. Он, казалось, не заметил вопроса и продолжал: — Ваша матушка не выходила к завтраку сегодня. Надеюсь, она не больна? — Ей просто не нравится здесь, — отвечала Розали неохотно, — скорей бы уехать! — Вы едете в Вади-Хальфа и во второй Катаракт? — Да. — Значит, мы едем вместе. Они вышли из тенистого сада на пыльный берег реки. Зашли в магазин за пленкой для фотокамеры. (Это было целью прогулки.) И подошли к пристани. Огромный теплоход только-только причалил. Пуаро и Розали с интересом разглядывали вновь прибывших. — Смотрите, сколько народу! — заметил Пуаро. Она обернулась к Тиму Аллертону, присоединившемуся к ним. Он тяжело дышал, как будто очень спешил. — Обычные туристы, — заметил Тим, указывая на спускающуюся по трапу толпу. — По-моему, на сей раз более мерзкие, чем всегда, — возразила Розали. Все трое смотрели на вновь прибывших с высокомерием, с каким старожилы относятся к новичкам. — Привет, — неожиданно оживился Тим. — Будь я проклят, если это не Линнет Риджуэй. Пуаро никак не прореагировал на это замечание. Розали же с любопытством спросила: — Где? Вот эта в белом? — Да, и с ней высокий парень. Они спускаются на берег. Видимо, это и есть новоиспеченный супруг. Как же его фамилия? — Дойль, — сказала Розали, — Симон Дойль. Об этом писали все газеты. Она купается в деньгах, да? — Всего-навсего одна из самых богатых невест в Англии, — шутливо ответил Тим. Они замолчали. Пуаро внимательно всматривался в девушку, о которой говорили его спутники. — Красавица, — пробормотал он. — Почему это некоторым дано все на свете, — горько сказала Розали. Она следила за девушкой в белом, спускающейся по сходням, и на лице ее появилось выражение безотчетной зависти и злобы. Линнет Дойль держалась так изящно и непринужденно, будто вышла на сцену, словно была знаменитой актрисой. Богатая и прекрасная светская дама во время медового месяца. С легкой улыбкой она обернулась к высокому мужчине, сопровождавшему ее, и что-то проговорила. Он ответил ей, и звук его голоса показался Пуаро знакомым. Глаза Пуаро загорелись, а брови сдвинулись. Молодая пара прошла мимо. Он услышал, как Симон Дойль сказал жене: — Все уладится, голубка. Не волнуйся, дорогая. Он смотрел на нее покорно и восторженно. Пуаро задумчиво всматривался в это загорелое лицо с синими глазами и простоватой мальчишеской улыбкой. — Повезло черту, — заметил Тим, прерывая молчание, — такие деньги без аденоидов и плоскостопия в при