Алебастрова И. А. Конституционные принципы: форма выражения, место в системе права и его источников

Алебастрова И.А.Конституционные принципы: форма выражения,место в системе права и его источниковАлебастрова И.А. , доцент кафедры конституционного права зарубежных стран МГЮА, кандидат юридических наук. ——————————– Автор рассматривает данную статью как продолжение своей статьи “Конституционные принципы: проблемы юридической природы и эффективности реализации”, опубликованной в журнале “Конституционное и муниципальное право”. 2007. N 7.Настоящая статья является продолжением моих размышлений о месте и роли правовых, в частности конституционных, принципов в правовых системах различных государств. В ней пойдет речь о проблемах выбора формы существования таких принципов, о положении, которое занимают принципы в системе конституционного права, а также о том, следует ли считать неписаные конституционные принципы особым источником данной правовой отрасли. Поиски решения перечисленных проблем могут быть только производными от выработки позиции по более значительному вопросу: об особенностях юридического механизма и юридической силы указанных принципов. Свою позицию по данной проблеме, в частности, применительно к условиям современного этапа развития российской правовой системы мне уже приходилось высказывать на страницах этого журнала. Говоря коротко, она заключается в том, что конституционные принципы – общие установки следует рассматривать лишь как резервное, по большей части “спящее”, орудие правового регулирования: судам (в том числе при осуществлении конституционного контроля) следует оперировать ими лишь в случае явных пробелов или неясности оперативных правовых норм, при этом ссылки на неписаные принципы могут признаваться допустимыми лишь при отсутствии в соответствующей сфере принципов писаных. Представляется, что именно с учетом сказанного о нежелательности признания за конституционными принципами – общими установками юридической силы в общепринятом смысле целесообразно рассматривать вопрос о наиболее предпочтительной форме их выражения. Следует отметить, что данная проблема по-разному решается в конституциях различных стран и поколений. Конституции первой волны состояли по большей части из оперативных норм, почти не включая в свои тексты абстрактные принципы. Такие принципы содержались либо в преамбуле к конституции, либо в различных декларациях , клятвах или присягах на верность конституции, либо в доктрине, либо имели сугубо устную, даже молчаливую форму выражения в виде разума, здравого смысла. Так, в США многие общие принципы организации государственной власти и политики получили отражение в Декларации независимости 1776 г. Это такие очевидные истины, как равноправие и неотчуждаемость прав человека, “к числу которых принадлежат жизнь, свобода и стремление к счастью”, народный суверенитет и представительное правление, “справедливая власть”, способствующая “безопасности и счастью народа”. Некоторые из них указаны в короткой преамбуле к Конституции США 1778 г. (свобода, общее благосостояние), некоторые сформулированы доктриной как подразумеваемые Конституцией. К числу таких важнейших неписаных принципов относятся республиканская форма правления, разделение властей, федерализм, конституционный контроль. Подразумеваются также высшая юридическая сила и прямое действие Конституции, презумпция невиновности, свобода ассоциаций и многие другие, на которые время от времени обращают внимание суды в своих решениях при рассмотрении правовых споров. Впрочем, справедливости ради следует отметить, что полностью избежать использования принципов – общих установок не удавалось и авторам первых конституций. В Конституции США это положения о необходимости безупречного поведения судей (ст. III), о праве на скорый и публичный суд (поправка VI), о недопустимости чрезмерных залогов и штрафов, жестоких и необычных наказаний (поправка VIII) и некоторые другие, но таких положений мало. ——————————– Во Франции, правда, Декларация прав человека и гражданина первыми конституциями была включена в так называемый конституционный блок, т.е. признана документом конституционной значимости. Эта традиция была восстановлена в XX в., ее придерживается и ныне действующая Конституция Франции 1958 г.В британской правовой системе общие принципы конституционного права до сих пор выражены прежде всего в доктрине. Так, принципы парламентского суверенитета (parliamentary sovereignty) и господства права (the rule of law), поныне считающиеся краеугольными камнями английского конституционализма, наиболее обстоятельную проработку получили в трудах классика британского конституционного права А. Дайси . Право выявлять и применять их в необходимых случаях было возложено на суды. ——————————– См.: Дайси А. Основы государственного права Англии. М., 1907.В XX в. абстрактные принципы, а также цели стали включаться в нормативную часть конституций и приобретать в массиве ее положений все больший удельный вес. Во многих современных конституциях весьма обстоятельный каталог важнейших принципов содержится в начальных частях, главах или разделах. В некоторых конституциях названия соответствующих структурных подразделений вербально отражают их содержание. Это, например, не имеющая номера часть Конституции Италии 1947 г., которой открывается ее текст и которая так и именуется “Основные принципы”. В других же странах первые главы (разделы, части) имеют другие наименования. Так, в Конституции Болгарии 1991 г. первая глава называется “Основные начала”, в Конституции РФ 1993 г. – “Основы конституционного строя” и т.п. Но суть дела приведенные названия не меняют: соответствующие начальные структурные подразделения конституций провозглашают именно важнейшие конституционные принципы. Это так или иначе подтверждает конституционно-правовая доктрина. Так, характеризуя положения первой главы российской Конституции, д.ю.н., академик РАН О.Е. Кутафин определяет основы конституционного строя именно как “устои государства, его основные принципы” . Д.ю.н., член-корреспондент РАН М.В. Баглай также утверждает, что в первую главу Конституции РФ в качестве основ конституционного строя включены нормы-принципы . ——————————–КонсультантПлюс: примечание. Учебник Е.И. Козловой, О.Е. Кутафина “Конституционное право России” включен в информационный банк согласно публикации – Юристъ, 2004 (издание третье, переработанное и дополненное). См.: Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Конституционное право России: Учебник. 3-е изд. М.: Юрист, 2002. С. 125. См.: Баглай М.В. Конституционное право Российской Федерации: Учебник для вузов. 2-е изд. М.: Норма, 2000. С. 99.В ряде стран, несмотря на письменное, вербальное провозглашение важнейших принципов в их конституциях, отчасти сохранился подход, распространенный на начальном этапе конституционализма и заключающийся в признании за судами права распознавать принципы, не получившие дословного официального письменного выражения, о чем уже шла речь. Итак, конституционные принципы могут иметь различную форму выражения. Но так или иначе в большинстве конституций последних поколений, в отличие от их предшественниц, абстрактные принципы – общие установки стали элементом их нормативной части. Почему это произошло и как следует оценить данную тенденцию? Для того чтобы ответить на эти вопросы, необходимо иметь в виду, что авторы любой конституции при ее разработке, несомненно, руководствуются теми или иными принципами, проводят определенную политическую, правовую, экономическую идеологию, основываясь на той или иной концепции государства. В противном случае ни государство, ни его правовая система, включая конституцию, не будут иметь единого фундамента и просто не смогут существовать. Конституционные принципы – это основа любой конституции, ее костяк, “суперконституция”, “конституция в конституции и для конституции”, существо конституционного документа, без которого он утратит внутренне единство и смысл, заключающийся именно в наиболее полной и глубокой реализации заключенных в нем принципов. Поэтому те или иные принципы фактически присутствуют в любой конституции. Вопрос лишь в том, зримым или незримым должно быть это присутствие, следует ли включать принципы в текст конституции или оставить их по большей части подразумеваемыми, полностью руководствуясь рекомендацией И. Бентама, данной им законодателям: “Надо придерживаться ясного и простого изъявления своей воли, не присоединяя доводов… Не следует смешивать мотивировки с самим законом. Если нужно объяснить его народу, это можно сделать во вступлении, сам же закон должен содержать чистое выражение воли и только” . ——————————– Бентам И. Тактика законодательных собраний. Челябинск: Социум, 2006. С. 77.Первые конституции, как уже было сказано, составлялись в строгом соответствии с данной рекомендацией. Их авторы исходили из того, что конституция должна представлять собой чисто юридический документ и содержать соответственно лишь оперативные нормы. В последующем же провозглашению принципов, как уже было показано, стало отводиться все больше места в текстах конституций. При этом в конституциях целого ряда стран за принципами признается повышенная по сравнению с другими конституционными нормами значимость. Юридическими доказательствами такого признания стали установление особо сложного порядка их изменения или вообще неотменяемости. Например, в соответствии со ст. 142 Конституции Республики Молдова 1994 г. положения о суверенном, независимом и унитарном характере государства, а также о его нейтралитете могут быть пересмотрены только при их одобрении на референдуме (прочие поправки принимаются Парламентом). Ряд конституционных принципов в соответствии с конституциями некоторых государств вообще не подлежит изменению. Это республиканская форма правления (Конституции Франции, Италии и др.), федеративное устройство, основные права, принципы правового демократического государства (Основной Закон для ФРГ) и некоторые другие. Повышенная важность правовых принципов подчеркивается также в правовых и квазиправовых документах международного и наднационального уровней. Так, п. 3 ст. 29 Всеобщей декларации прав человека 1948 г., которая сама по себе представляет собой комплекс общепризнанных принципов – прав физических лиц, содержит оговорку о том, что провозглашенные ею права не могут осуществляться в противоречии с целями и принципами Организации Объединенных Наций. Статья Маастрихтского договора о Европейском союзе устанавливает, что в случае риска серьезного нарушения каким-либо государством-членом принципов свободы, демократии, уважения прав человека и основных свобод, а также правового государства Совет ЕС в соответствии с установленной процедурой направляет данному государству соответствующие рекомендации. Представляется, что провозглашение принципов и установление их перечня в нормативной части современных конституций и иных документах конституционной значимости, а также констатация их особой роли имеют ряд причин. Прежде всего, авторов современных конституций во многом к этому подтолкнула судебная практика. Дело в том, что в тех странах, конституции которых в своем тексте принципов не содержат (США) или принципы получили в конституциях недостаточно комплексное выражение (Франция), их существование, важность и регулирующее воздействие проявляются весьма наглядно в судебной практике соответствующих государств: при рассмотрении правовых споров у судов нередко возникает необходимость обратиться к принципу, на который опирались авторы конституции, формулируя ту или иную норму. Поэтому в указанных странах конституционные принципы приходится выявлять судам: самостоятельно или на основе доктрины. Так, в США, где Конституция имеет преимущественно функциональный характер, включая в основном классические, оперативные нормы, весьма широкое распространение приобрело свободное (конструктивное) толкование Конституции Верховным судом страны, нередко базирующееся, как уже отмечалось, именно на попытках выявления принципов, из которых исходили отцы-основатели при разработке тех или иных норм Конституции и установления направлений трансформации их содержания в современных условиях. Существование двух подходов к толкованию Конституции – буквального, т.е. механистического, и расширительного, т.е. свободного, конструктивного, – отчетливо обозначилось в решении Верховного суда США и особом мнении одного из его членов по делу Олмстед против Соединенных Штатов (1928 г.). Суть дела заключалась в том, что для раскрытия деятельности преступной группы полиция использовала подслушивающие устройства без санкции суда, но и без вторжения в жилище, так как приборы, позволяющие полиции прослушивать переговоры, были подключены к кабелю вне жилища. Истец утверждал, что нормы процессуального законодательства, позволяющего вести прослушивание без санкции суда, даже и без проникновения в жилище, противоречат 4-й поправке к Конституции США, гарантирующей “право народа на охрану личности, жилища, бумаг и имущества от необоснованных обысков и арестов”. Однако в решении Верховного суда нормы и действия, связанные с прослушиванием на расстоянии, были признаны соответствующими Конституции, так как “не было физического вторжения или проникновения”. Суд, таким образом, пошел по пути прямого, механистического, буквального толкования Конституции. Принципиально иной метод толкования был применен в особом мнении, высказанном по данному делу судьей Л. Брэндисом, который выразил несогласие с решением Суда. По его мнению, при анализе 4-й поправки необходимо учитывать истинные намерения ее авторов и принципы, которыми они руководствовались. Во времена ее принятия формы вмешательства в личную жизнь граждан были весьма простыми, только этим и можно объяснить столь ограниченный охват поправкой таких форм. Цель же поправки – защитить личную жизнь от вторжения. А поскольку вторжение в личную жизнь в рассматриваемом деле имело место, хотя и с применением более изощренных методов, появившихся с развитием технического прогресса, соответствующие нормы и действия противоречат 4-й поправке. Итак, судья Л. Брэндис предложил принципиально новый метод толкования Конституции – основанный на выяснении ее принципов, намерений авторов ее положений и того, как их следует реализовать в новых, изменившихся со временем, условиях. Следует отметить, что в настоящее время расширительное толкование Конституции применяется в судебной практике США весьма активно . ——————————– См.: Лузин В.В. Методы толкования Конституции в деятельности Верховного суда США // Государство и право. 1997. N 10. С. 90 – 93.На “признанные законодательством Республики”, но нигде прямо не зафиксированные принципы, как уже говорилось, начиная с 1971 г., нередко ссылается Конституционный совет Франции, разработавший тем самым целую так называемую судебную хартию прав человека. Потребность обращения к конституционным принципам существует и существовала у судов со времени появления в мире самих конституций – например, при сомнении в трактовке той или иной операционной нормы конституции. При отсутствии упоминания о них в тексте конституции соответствующего государства судам приходится их выявлять самостоятельно. Поэтому можно утверждать, что суть различия между двумя подходами к формулированию конституционных принципов (их подразумеваемость в конституции при последующем выявлении судами или их провозглашение в самом ее тексте) проходит по вопросу о том, кому доверяется (полностью или преимущественно) официальное выявление и формулирование конституционных принципов: самим авторам конституции или судам. Мировое конституционное развитие первоначально не признавало (или почти не признавало) такого права ни за теми, ни за другими и тем более – за законодателями: и конституционные, и законодательные нормы носили в подавляющем своем большинстве функциональный характер, суды обязаны были им подчиняться, и лишь в исключительных случаях явных пробелов или двусмысленности правовых предписаний они могли руководствоваться общеправовыми принципами. Тем самым право было достаточно четко отделено от морали. Затем постепенно силу набрала эра судебного активизма, характеризующаяся активной правотворческой ролью судов при признании за ними права ссылаться в решениях не только на оперативные нормы, но и на правовые, в том числе конституционные, принципы. Наконец, позже примеру судов последовали авторы конституций (а также актов международного права), уделяя все больше и больше внимания принципам в текстах данных документов. Их примеру в некоторой степени следуют сегодня и законодатели. В результате в настоящее время к правовым принципам обращаются и авторы правовых норм, и правоприменители, причем подчас по-разному их трактуя. Конечно, одной из причин провозглашения принципов в текстах конституций, как уже отмечалось, стали именно потребности судебной практики, т.е. стремление авторов конституций, с одной стороны, помочь судам, облегчить им выявление конституционных принципов в случае возникновения соответствующей необходимости, а с другой – ограничить при этом судебный субъективизм (опасность которого при обращении судов к писаным конституционным принципам, конечно, сохраняется, но заметно снижается). Но есть и иные причины. Не последнее место среди них занимает желание авторов конституций “украсить” ее идеями, понятными для большинства населения и одобряемыми им. Ясно, что делается это прежде всего для того, чтобы обеспечить принятие конституции, особенно если предстоит референдум. Но такое “украшение” и объективно полезно: оно способно повысить легитимность конституции, т.е. снабдить конституцию так называемым величественным (dignified) элементом, который, как писал выдающийся английский конституционалист XIX в. У. Беджгот, совершенно необходим для укрепления у народа, которого вряд ли заинтересуют вопросы процедуры, организации и компетенции, чувств как самоуважения, так и уважения к конституции, для повышения ее авторитета . ——————————– См.: Bagehot W. The English Constitution. L., 1946. P. 14.Кроме того, включение принципов в тексты конституций объясняется стремлением их разработчиков создать дополнительную опору не только судам (в чем они, безусловно, нуждаются, как уже было показано), но и государственному механизму в целом, задав некий общий вектор развития государства, всех его органов и должностных лиц, прежде всего трех ветвей власти. Провозглашение принципов в конституции очень полезно, например, законодателям, которые при разработке законов непременно должны иметь в виду указанные ими ориентиры. Как видно, включение в тексты современных конституций правовых принципов в целом продиктовано позитивными намерениями их авторов. Поэтому данная тенденция положительно оценивается многими правоведами. Так, применительно к международному праву разработанную международным сообществом систему принципов известный российский ученый, д.ю.н., профессор МГУ, член-корреспондент АН СССР Г.И. Тункин восторженно характеризовал как “общее достояние человечества и восьмое чудо света”, а к.ю.н., профессор МГЮА М.В. Филимонова расценивает установление принципов в позитивном праве как одно из достижений правовой доктрины XX в. . ——————————– См.: Филимонова М.В. Значение доктрины в определении места основных принципов в системе международного права // Argumentum ad judicium. ВЮЗИ – МЮИ – МГЮА. Труды. Том II. М.: МГЮА, 2006. С. 345.И все же представляется, что тенденцию включения принципов в нормативную часть конституций (в отличие от документов международного характера, среди которых вполне возможно существование актов, рассчитанных не на юридическое, а на морально-правовое воздействие) вряд ли следует оценивать как однозначно положительную. В пользу такого суждения можно привести следующие аргументы. В беседах с юристами-практиками автору настоящих строк нередко приходится слышать суждения о том, что из-за перегруженности идеологическими установками конституция все менее и менее воспринимается как правовой акт, ее юридическое значение как документа, обязательного к исполнению, девальвируется. Далее, вербальное закрепление принципов в конституции поощряет, подталкивает суды к активизации их использования. При этом неопределенность содержания многих из них в государствах с недостаточно высоким уровнем правовой культуры и таких ее элементов, как правовое профессиональное достоинство и правовая независимость, в частности судебной власти, создают повышенную опасность произвольного, субъективного судебного толкования правовых принципов и превращения такого толкования в повседневную практику. Поэтому перегружать конституции принципами – общими установками все же не следует, а ссылаться на них судебным органам можно, как уже было отмечено, лишь в случаях явных пробелов или неопределенности в оперативных правовых, в том числе конституционных, нормах, но никак не в противовес им. В связи с этим в значительной мере справедливым представляется суждение, высказанное по данному поводу (фактически в унисон с цитировавшимся выше И. Бентамом) д.ю.н., профессором юридического факультета МГУ О.Э. Лейстом: “Политические и моральные сентенции уместны не в тексте нормативных актов, а, если без них почему-либо трудно обойтись, – в преамбулах” . ——————————– См.: Теория государства и права: Учебник / Под ред. проф. М.Н. Марченко. М.: Зерцало, 2000. С. 525.Действительно, оперативные нормы гораздо лучше приспособлены для осуществления как текущего управления, так и правосудия в правовом демократическом государстве. Ограничение сферы их действия, собственно, ведет к отходу от главной идеи конституционализма, заключающейся в ограничении государственной власти. Важным же элементом такого ограничения выступает, в свою очередь, правило о том, что ни одно конкретное решение органа или должностного лица публичной власти не может приниматься без существования нормы: именно норма должна связывать правоприменителя, удерживая его от злоупотреблений. В этой связи хотелось бы сослаться на материалы продолжающегося в настоящее время всенародного обсуждения в Интернете гражданами Израиля проекта первой Конституции данной страны. Одна из участниц такого обсуждения высказалась против принятия кодифицированной конституции вообще, сославшись на то, что роль конституции для каждого еврея должна выполнять Тора. Авторы проекта на это, как представляется, вполне резонно, ответили даме следующее: “Тора у нас, конечно, есть. Но где Вы найдете такое количество настолько высоко профессиональных и настолько высоко нравственных правителей и судей, которые бы действовали в точном соответствии с ее принципами?” . ——————————– См.: http://forum.israelinfo.Следует также отметить, что содержание религиозных правил, а также преамбул, деклараций, клятв правителей, содержащих те или иные принципы человеческого общежития, способно не менее весомо, чем конституционные положения, отразить потребности населения соответствующей страны, определить общий вектор ее развития, повлиять на общественное мнение. На этот счет имеется множество красноречивых свидетельств. Достаточно вспомнить, например, что именно христианство (думается, что в наиболее весомой степени – протестантизм) во многом определило облик современного Запада. Можно привести и менее глобальные примеры: Декларацию независимости США 1776 г., день принятия которой до сих пор считается главным национальным праздником страны, а также любопытный фрагмент клятвы юного японского императора Муцухито, данной им в 1868 г. при вступлении на престол: “Знания будут заимствоваться во всем мире, и таким путем основы империи будут упрочены”. До сих пор эти слова отражают важный элемент экономической стратегии и тактики Японии, который является одной из основ процветания данной страны. Но механизмы влияния подобных документов несколько иные, чем у права. Они, скорее, сродни моральным. Недостаточность же таковых на современном этапе развития общества налицо. Поэтому как не стоит опасаться оставления принципов за пределами правовых актов (регулирующее воздействие они все равно окажут), так не следует и подменять ими правовое регулирование (оно должно оставаться преимущественно формально определенным). Особая, во многом противоречивая, природа и роль правовых принципов – общих установок, различные формы их выражения и существования, а также подходы к решению вопроса о возможности их судебной защиты, а следовательно – прямого действия, а в конечном счете о наличии или отсутствии у них юридической силы, существующие в мировой практике, – все эти их специфические черты обусловили то, что место принципов в системе права оценивается в юридической литературе по-разному. Большинство авторов считает их особой разновидностью правовых норм, а именно исходными нормами . ——————————– См.: Венгеров А.Б. Теория государства и права. М.: Юриспруденция, 1999. С. 371.Ряд ученых характеризует принципы как самостоятельный, отличный от правовых норм и институтов, элемент системы права . Следует отметить, что подход, разграничивающий конституционные нормы и конституционные принципы, получил и официальное признание в конституциях ряда стран: причем не только тех, которые считают отличительной чертой конституционных принципов их незащищаемость судами, о чем уже шла речь. Наоборот, Конституция Португалии 1976 г., как отмечалось, запрещает судам применять нормы, нарушающие положения Конституции или установленные в ней принципы (ст. 207). В Конституции Республики Узбекистан 1993 г. подчеркивается, что ни один закон или иной нормативный правовой акт не может противоречить нормам и принципам Конституции (ст. 16). Как видно, конституционные нормы и конституционные принципы указанные конституции разграничивают. ——————————– См.: Конституционное (государственное) право зарубежных стран. Общая часть: Учебник для вузов. 4-е изд. / Отв. ред. проф. Б.А. Страшун. М.: Норма, 2005. С. 25.Наконец, некоторые правоведы вообще не признают правовые принципы элементом системы права ввиду отсутствия у них такого важного признака правовых норм, как формальная определенность. Как писал д.ю.н., профессор МГУ О.Э. Лейст, принципы вынесены за скобки норм-правил и обретают юридическую силу только в составе каждой из них . ——————————– См.: Теория государства и права: Учебник для вузов. 3-е изд. / Под ред. проф. М.Н. Марченко. М.: Зерцало, 2000. С. 520 – 521.Представляется, что вопрос о месте правовых принципов, в том числе конституционных, в системе права следует решать с учетом их подразделения на принципы – конкретные предписания и принципы – общие установки. Правовые принципы-предписания, безусловно, представляют собой особую разновидность правовых норм, чего нельзя сказать о принципах – общих установках. Их место в системе права различных стран неодинаково. Те из них, за которыми не признается юридическая сила, и элементом системы права соответственно считаться не могут, будучи вынесенными за ее скобки, так как они, не обладая свойством юридической обязательности, т.е. государственно-властного характера, не являются ни ее нормами, ни институтами. Конституционные принципы, которые применяются на равных с оперативными нормами и институтами конституций и могут с ними конкурировать или вообще доминируют над ними, фактически и юридически, так же, как и принципы – конкретные предписания являются особыми разновидностями правовых норм – нормами-принципами. Наконец, принципы, обладающие “спящей” юридической силой, стоящие на запасном пути механизма правового регулирования, следует, очевидно, признать совершенно особым элементом системы права, отличным от классических норм и институтов права. Представляется, что именно такой подход к определению места правовых принципов – общих установок является наиболее приемлемым в современных российских условиях. В юридической литературе – как отечественной, так и зарубежной – высказывается также точка зрения о том, что общие и соответствующие отраслевые правовые принципы, не получившие по разным причинам письменного закрепления вообще или провозглашенные в документах неправового или квазиправового характера (декларациях, доктрине), следует признать особыми источниками права. При этом ряд авторов предлагает считать их источниками надпозитивными, в частности надконституционными . Такое признание, как уже отмечалось, прочно укоренилось в американской правовой доктрине и подтверждается судебной практикой данной страны. ——————————– См.: Люшер Ф. Конституционная защита прав и свобод личности. М.: Прогресс-Универс, 1993. С. 47 – 54; Конституционное право зарубежных стран: Учебник для вузов. 2-е изд. / Под общ. ред. проф. М.В. Баглая, Ю.И. Лейбо, Л.М. Энтина. М.: Норма, 2005. С. 37 – 38.Представляется, что в российской правовой системе термин “надпозитивный источник права” для характеристики неписаных правовых принципов следует применять лишь в сугубо материальном, но никак не в формальном смысле. В формальном же значении о правовых принципах, а точнее, о содержащих их правосознании, здравом смысле, разуме, если и можно говорить, то лишь (наряду с правовыми обычаями) как о вспомогательных, дополнительных источниках права, используемых лишь в случаях явных пробелов или неясности нормативных правовых актов как основных источников права, но ни в коем случае не наряду и не наравне, не на конкурентной основе с ними.15>15>14>14>13>13>12>12>11>11>10>10>9>9>8>8>7>7>6>6>5>4>5>4>3>3>2>2>1>1>