Агеев В. С. А 23 Межгрупповое взаимодействие: социально-психологичес­кие проблемы

ББК 88.5 А23 Оглавление Рецензенты: доктор психологических наук Р. Л. Кричевский, кандидат исторических наук Н. Н. Богомолова Агеев В. С. А 23 Межгрупповое взаимодействие: социально-психологичес­кие проблемы. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1990. — 240 с. 15ВИ 5—211—01029—9. В монографии рассматриваются различные формы межгруппового взаимодей­ствия и типы межгрупиовых отношения. Широко представлены результаты соб­ственных эмпирических исследований автора, а также современные зарубежные концепции. Обсуждается широкий круг вопросов, в том числе проблемы соци­альных стереотипов, межэтнических и межкультурных контактов, проблема соци­альной справедливости. Анализируется ряд эффектов и механизмов, определяющих стратегии поведения по отношению к «своим» и «чужим». Для психологов, социологов, этнографов, педагогов. 0303040000—037 077(02)—90 Научное издание Агеев Владимир Сергеевич^ МЕЖГРУППОВОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ: СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ. Зав. редакцией И. А. Гуревич Редактор Е. В. Шмелева Художественный редактор Л. В. Мухина Обложка художника В. В. Гордон Технический редактор Г. Д. Колоскова Корректоры И. А. Мушникова, Л. С. Клочкова, Т. И. Алейникова ИБ № 3132 Сдано в набор 08.08.89. Подписано в печать 24.04.90. Л-10922 Формат 60X90/16 Бумага офсет. № 1 Гарнитура литературная Высокая печать Усл. печ. л. 15,0 Уч.-изд. л. 17,85 Тираж 9240 экз. Заказ 155 Изд. № 1211 Цена 1 р. 60 к. Ордена «Знак Почета» издательство Московского университета. 103009, Москва, ул. Герцена, 5/7. Типография ордена «Знак Почета» изд-ва МГУ. 119899, Москва, Ленинские горы. 15ВЫ 5—211—01029—9. © В. С. Агеев, 1990 От автора 3Глава первая. Теоретические подходы к исследованию межгруппового взаимодействия 6 Мотивационные подходы . 6 Ситуативные подходы 15 Когнитивные подходы 19 Деятельностный подход 30Глава вторая. Ингрупповой фаворитизм и его детерминанта …. 39 Критерии оценки, результат и цель взаимодействия …. 43 Зависимость индивида от группы 57 Ингрупповой фаворитизм как социальный феномен …. 70 Альтернативы фаворитизму: интегративные тенденции в межгруп­повом взаимодействии 77Глава третья. Межгрупповое взаимодействие и внутригрупповые процессы 85 Групповое принятие решения 87 Сплоченность и точность межличностного восприятия …. 90 Межгрупповые отношения и проблема социальной справедливости 95 Глава четвертая. Психология и культура 103 К построению научной этнопсихологии 105 Сравнительно-культурный подход: этнокультурная вариантивность социального поведения 117 Коммуникативные процессы в фокусе сравнительно-культурного анализа 123Глава пятая. Межэтническое взаимодействие 134 Этнические стереотипы 135 Модификация традиционных форм поведения в условиях межэт­нического взаимодействия 152Глава шестая. Межгрупповые аспекты профессиональной и трудовой дея­тельности , 159 1 Генезис профессиональной идентичности 159 2. Межгрупповое взаимодействие и мотивы трудовой деятельности . 168Глава седьмая. Мужчины и женщины , 178 Содержание и функции полоролевых стереотипов 178 Стереотипы и поведение 187 3 Половая идентичность и психологическая защита образа «Мы» . 194Глава восьмая. Личность в системе межгруппового взаимодействия . . 201 1 Социальная идентичность личности 201 Механизмы социального восприятия 211 Межличностные и межгрупповые механизмы 222 Заключение 226 Литература 228^ ОТ АВТОРА Межгрупповое взаимодействие не принадлежит к числу попу­лярных тем в советской психологии. Тому есть несколько причин, но хотелось бы назвать только три из них, важнейшие. Во-пер­вых, это социальная робость нашей науки, научившейся за деся­тилетия тотального идеологического контроля успешно избегать всего острого, проблемного, дискуссионного, то есть всего того, что, собственно, и требует беспристрастного научного анализа. А межгрупповые проблемы действительно остры. Достаточно наз­вать лишь область межнациональных отношений или проблему социальной справедливости, чтобы понять, каким огромным мо­жет быть здесь накал страстей и как много задолжала наша наука нашему обществу. Во-вторых, это изоляция, точнее, самоизоляция советской пси­хологии от мировой науки. Огульное отрицание, сугубо идеологи­ческий (а не собственно научный!) характер критики при полном незнании того, что же «там» делается на самом деле, — вот что мы имели в течение долгого времени вместо так необходимого науке конструктивного, делового, хотя, возможно, и очень крити­ческого, но диалога и подлинного сотрудничества. В результате мы вновь и вновь начинаем изобретать «психологические велоси­педы», причем наши оказываются, как правило, качеством хуже. Третья причина носит объективный характер. Это — противо­речие между качественным и количественным подходами к изу­чаемым явлениям, между внешней и внутренней валидностью ре­зультатов психологических исследований. Изучать межгрупповое взаимодействие, особенно в естественных условиях, сложнее, чем, например, внутригрупповое в лабораторных условиях. Тем, кто привык к легкости контроля и манипулирования с эксперименталь­ными переменными в лаборатории, трудно смириться с необходи­мостью совмещать два почти взаимоисключающих друг друга требования: научную строгость, достоверность, воспроизводимость получаемых данных, с одной стороны, и содержательную напол­ненность, сохранение естественной, полнокровной картины жизни изучаемых явлений — с другой. Предлагаемая книга не ставит своей целью сразу исправить и преодолеть все эти сложности и негативные тенденции. Дело это крайне сложное и потребует многих книг и немалого времени. Мои цели значительно скромнее. Главная задача, которую я ста­вил перед собой, работая над книгой, — это суммировать резуль­таты достаточно большого количества конкретных исследований, проводимых в сотрудничестве со студентами и аспирантами в те­чение пятнадцатилетней работы в МГУ. Исследований достаточно разнородных по методам, характеру, тематике. Но при всем раз­нообразии есть нечто общее для них для всех — преимущественный интерес именно к межгрупповым аспектам жизнедеятельности личности и групп. Каким образом групповое членство сказывается на установках и поведении людей? Чем определяется тот или иной тип взаимо­действия между группами? Как совместить между собой две иск­лючающие друг друга «картинки» человека: с одной стороны, не­повторимость, уникальность, самобытность каждой человеческой личности, взятой самой по себе, с гомогенностью, униформностью, стандартностью ее как члена социальной группы, с другой? Если требовательный и пытливый читатель не найдет окон­чательных и однозначных ответов на поставленные (и, добавим,, массу других, вытекающих из них) вопросы, то его претензии к автору будут справедливы. Я очень хорошо понимаю незавершен­ность, незаконченность, недоговоренность многих поднятых в книге проблем. Оправданием здесь может служить глубочайшее убеждение в том, что проблемы эти важны, что научно-психологи­ческий анализ межгруппового взаимодействия является чрезвы­чайно актуальной научной и практической задачей. И поэтому даже простое стимулирование интереса к этой тематике, особенно у молодых психологов, уже само по себе есть благо. Принцип организации материала в книге таков: главными ори­ентирами служат конкретные исследования, посвященные кон­кретным проблемам. При этом в большинстве случаев дается очень подробное описание и методического инструментария, и экспериментальных условий, и полученных результатов. Имеется много иллюстративного материала: таблиц, рисунков и т. д. Такая степень подробности, даже фиксированности на эмпири­ческой стороне работы обусловлена, по-видимому, в первую оче­редь чисто дидактическими причинами. Дело в том, что за время моей преподавательской работы со студентами МГУ я очень часто сталкивался с парадоксальной ситуацией, а именно, с почти полным отсутствием у нас такой социально-психологической науч­ной литературы, из которой можно было бы хоть что-нибудь по­нять относительно, так сказать, «технологии» работы: то есть что же, в действительности, данным автором было получено в ходе его исследования, как он это сделал и что, по большому счету, его результаты означают. Именно эта давняя неудовлетворенность, по-видимому, и дви­гала мной в процессе работы над книгой. Мне хотелось бы, чтобы изложенные здесь результаты были понятными и воспроизводи­мыми. Чтобы каждый, «то захочет усомниться в них или их оп­ровергнуть, мог это сделать, воспользовавшись тем же самым инструментарием, то есть используя те же самые методики, усло­вия и процедуры экспериментов. Такой путь — единственно воз­можный для подлинного прогресса научно-психологических знаний. Хочу выразить глубокую благодарность и искреннюю призна­тельность всем, кто помог мне в работе над книгой: моим колле­гам по кафедре социальной психологии факультета психологии МГУ, а также студентам и аспирантам, в сотрудничестве с кото­рыми были проведены многие из вошедших в данную работу ис­следований. 45^ ГЛАВА ПЕРВАЯТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮМЕЖГРУППОВОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ Если бы мы поставили перед собой задачу написать деталь­ную историю исследований, поисков и раздумий, относящихся к психологическим аспектам взаимодействия между группами, то начать ее следовало бы, конечно, с глубокой древности. Уже в тру­дах Геродота содержится масса тончайших наблюдений по поводу действительных и мнимых причин вражды, розни и конфликтов между народами; о содержании и сути того, что в двадцатом веке будет названо этническими стереотипами и предрассудками. Пла­тон и Аристотель, стоики и эпикурейцы, философы, историки, мо­ралисты, государственные деятели — все они так или иначе зат­рагивали среди прочих и собственно психологические проблемы, неизбежно встающие вследствие фундаментального деления любых социальных структур на категории «Свои» и «Чужие». Однако та­кая задача выходит далеко за рамки данной работы. Мы вынуж­дены полностью опустить здесь весь этот многовековой и до конца не оцененный опыт — и античности, и нового времени, и европей­ский, и идущий от принципиально иных культурных традиций, опыт сугубо рассудочный, и художественных обобщений, ограничив себя лишь немногими собственно психологическими концепциями двадцатого века. Мы уже обращались к анализу истории развития зарубежных исследований межгруппового взаимодействия (Агеев, 1980, 1982, 1983, 1985, 1987 и др.). Принцип отбора материалов этих иссле­дований, положенный в основу настоящей публикации, очень прост: упор здесь сделан на те концепции, которые внесли наибольший вклад в развитие психологической мысли. Наиболее подробно мы пытались осветить, естественно, те из них, которые принципиально сопоставимы — предметно и содержательно — с результатами и выводами наших собственных исследований и с которыми, следо­вательно, возможны конструктивная научная дискуссия, полемика, диалог.^ 1. МОТИВАЦИОННЫЕ ПОДХОДЫ Впервые стройная система психологических взглядов на об­ласть межгрупповых отношений была выдвинута в поздних ра­ботах 3. Фрейда (1925, 1930). В описании межгруппового взаи­модействия и прежде всего межгрупповой агрессии 3. Фрейд многое заимствовал из работ Г. Лебона (1896) и У. Мак-Даугола (1916). Фрейд охотно воспринял основные идеи обоих авторов относительно агрессивных аспектов поведения «толпы неоргани­зованной» (Г. Лебон) и «толпы организованной» (У. Мак-Даугол), но дал им законченную психологическую, точнее, психоаналитиче­скую интерпретацию. В работе Г. Лебона Фрейду особенно импо­нировала «блестяще выполненная картина» того, как под влия­нием толпы индивиды обнаруживают свою базовую инстинктив­ную природу, как в толпе проявляются подавленные до того вре­мени бессознательные влечения, разрывается тонкий слой цивили­зованного поведения, и индивиды демонстрируют свое истинное, варварское и примитивное начало (Фрейд, 1925). Не случайно поэтому упомянутая работа Фрейда «Психология масс и анализ человеческого «Я»» начинается частым цитированием книги Г. Ле­бона. Фрейд соглашался также и с лебоновским описанием «во­жаков» толпы. Однако, по его мнению, Лебон лишь констатировал этот важнейший для понимания «психологии толпы» феномен, не дав ему адекватного психологического объяснения. У самого же Фрейда, как будет показано в дальнейшем, этот момент высту­пает на первый план и становится решающим объяснительным принципом. Значительное влияние на формирование точки зрения 3. Фрей­да относительно причин межгрупповой агрессии и механизмов замещения агрессии индивидуальной агрессией коллективной ока­зала также концепция инстинктов социального поведения У. Мак-Даугола, который, в частности, писал: «Замена индивидуальной борьбы коллективной всего яснее обнаруживается у диких наро­дов, живущих небольшими хорошо организованными общинами. В таких общинах легко подавляется индивидуальная борьба и даже выражения личного гнева; причем импульс драчливости находит исход в постоянной междоусобной войне общин, отношения кото­рых не регулированы законом. Обыкновенно в этих войнах между племенами не преследуется никакой выгоды, но зато они нередко кончаются ослаблением и даже уничтожением целых селений и племен» (Мак-Даугол, 1916. С. 206). Последний вывод особенно примечателен, и автор продолжает: «Эта постоянная война, по­добно шумной драке задорных детей, по-видимому, обусловливает­ся всецело непосредственным проявлением инстинкта драчливости. При этом не ищутся никакие материальные выгоды — единствен­ными трофеями бывают несколько вражеских голов, да иногда один-два раба. И если кто-нибудь спросит у интеллигентного вож­дя, почему он ведет эти бессмысленные войны, он сошлется на то, что иначе соседи не будут уважать его народ и уничтожат его» (С. 207). Собственная точка зрения 3. Фрейда относительно области межгрупповых явлений может быть коротко охарактеризована тремя моментами. Во-первых, он постулировал факт неизбежно­сти, универсальности аутгрупповой враждебности в любом меж­групповом взаимодействии. Во-вторых, он определил функцию этой враждебности, интерпретировав ее как главное средство под-67 держания сплоченности и стабильности группы. Фрейд самым тесным и взаимозависимым образом связал аутгрупповую враж­дебность и внутригрупповую сплоченность. Он, в частности, писал: «Не следует приуменьшать преимущество небольшого культурного круга, дающего выход инстинкту, в представлении враждебного отношения к внестоящим. Всегда можно связать любовью большое количество людей, если только останутся и такие, на которые можно будет направлять агрессию… Однажды я занимался явле­нием, которое показывает, что как раз соседние и во многом близ­кие друг другу коллективы враждуют между собой и насмехаются друг над другом, например испанцы и португальцы, северные и южные немцы, англичане и шотландцы и т. д. Я дал этому явле­нию название «нарциссизма малых различий», что, однако, не слишком помогает его пониманию. В нем мы обнаруживаем удоб­ное и относительно безобидное удовлетворение агрессивной нак­лонности, облегчающее членам коллектива их сплоченность. Раз­бросанный повсеместно еврейский народ оказал в этом отношении достойные признания услуги культуре народов, среди которых он нашел гостеприимство; к сожалению, всех имевших в средние века избиений евреев не хватило для того, чтобы сделать эти времена более мирными и безопасными. С тех пор как апостол Павел по­ложил в основу своей общины всеобщее человеколюбие, предель­ная нетерпимость христианства ко всем оставшимся вне общины стала неизбежным следствием; для римлян, которые не основывали своего общества на любви, религиозная нетерпимость была чуж­дой, хотя для них религия была делом государства и государство было пропитано религией. Отнюдь не непонятным совпадением является тот факт, что мечта о германском мировом господстве для своего завершения прибегла к антисемитизму; и становится понятным, что попытка создания новой коммунистической куль­туры в России находит в преследовании буржуев свое психоло­гическое подкрепление. Можно лишь с тревогой задать себе воп­рос: что будут делать Советы, когда они уничтожат всех бур­жуев» (Фрейд, 1930. С. 114—115). Мы специально привели пространную цитату одной из самых любопытных работ 3. Фрейда «Неудовлетворенность культурой», до сих пор не опубликованной в СССР, для того чтобы показать, насколько универсально он понимал абсолютную реципрокность между внутригрупповой сплоченностью и аутгрупповой враждеб­ностью. В-третьих, в работах 3. Фрейда описан самый механизм фор­мирования враждебности к «чужим» и привязанности к «своим». Таким механизмом, как и следовало ожидать, являлся эдипов комплекс, его имманентное развертывание уже не только в дет­ском, но и в зрелом возрасте. Хотя в поздних работах Фрейд пос­тулировал существование самостоятельного и независимого ин­стинкта агрессии (как проявление Танатоса, инстинкта смерти), в целом механизмы аутгрупповой агрессии могут быть выведены как прямые следствия эдипова комплекса из амбивалентности ранних эмоциональных отношений в семье. Как известно, согласно Фрейду, эти отношения характеризуются одновременно и любовью, и ненавистью но отношению к отцу, которому стремятся подра­жать, но который в то же время является объектом соперничества и агрессии. Амбивалентность эмоциональных отношений раннего детства переносится на социальное взаимодействие: любовь к отцу трансформируется в идентификацию с лидером группы, а также с членами группы, имеющими аналогичную идентифика­цию, враждебность же и агрессия переносятся на аутгруппу. Иден­тификация с лидером группы, являющаяся, по мысли Фрейда, главным источником группообразования, и представляет собой одну из ипостасей эдипова комплекса. Подобно тому как в дет­ском возрасте любовь и ненависть ‘к отцу выступают взаимосвязан­ными, взаимозависимыми, немыслимыми одна без другой детер­минантами психического развития личности, ингрупповая идентифи­кация и сплоченность, с одной стороны, и аутгрупповая враждеб­ность — с дрз’гой, становятся аналогичным образом взаимосвязан­ными, взаимозависимыми, немыслимыми одна без другой детер­минантами социального взаимодействия. Несмотря на то что в дальнейшем подавляющее большинство направлений практически полностью отказалось от фрейдовской интерпретации механизмов возникновения аутгрупповой враждебности, сама идея неизбеж­ности враждебного поведения по отношению к аутгруппам оста­валась стержнем и своеобразной точкой отсчета для изучения межгруппового взаимодействия в целом. Независимо от того, какие психологические и социальные факторы привлекались впоследст­вии для объяснения этого феномена — внутренние, мотивацион-ные или личностные характеристики индивидов, закономерности когнитивных процессов, связанные с категоризацией и упорядочи­ванием социального окружения индивида, или объективный кон­фликт интересов, существующий между данными социальными группами, тезис о неизбежности аутгрупповой враждебности (аг­рессии, конфликта, дискриминации и т. п.) выступал в качестве неизменной основы теоретических построений в этой области. В частности, идеи 3. Фрейда оказали значительное влияние на необихевиористскую концепцию фрустрации и агрессии (Дол-лард и др., 1939; Миллер, 1941). Представление о том, что фру­страция выступает как необходимое и достаточное условие агрес­сивного поведения, — основное в этой теории. В дальнейшем и сами авторы этой теории, и их последователи отошли от постули­рованной ими вначале жесткой и однозначной связи между фру­страцией и агрессией (Бандура, Уолтерс, 1963). Однако основная идея этой теории оказала прямое влияние на исследование меж-групповых аспектов агрессивного поведения в необихевиорист­ской традиции. Так, Берковитц (1962, 1965) воспользовался основными поло­жениями этой теории для объяснения расовых волнений в США. Он расширил понятие «фрустрации», включив в него феномены «относительной депривации» и тем самым обратив серьезное вни-89 мание на процессы социального сравнения. Но, пожалуй, самым главным в его концепции было то, что понятие объекта агрессии расширялось до целой группы. Общая схема агрессивного пове­дения по Берковитцу может быть представлена следующим об­разом:Фрустрация — возникновение чувства гнева — открытая агрес­сия. Самым важным здесь является то, что таким объектом агрес­сии может стать не только отдельная личность, оказывающая не­посредственное фрустрирующее воздействие, но и те, кто ассо­циируются с таковой по тем или иным признакам. В качестве таких признаков прежде всего выступает именно групповая и, в частности, этническая принадлежность. Таким образОхМ, Берковитц постулировал неизбежность переноса агрессии на всех «других», «похожих» на тех, кто оказал фрустрирующее воздействие (пони­маемое в широком смысле) в прошлом, в процессе «социального научения» (1972). Таким образом, здесь вновь постулируется не­избежность аутгрупповой агрессии, неизбежность, обусловленная самим фактом «относительной депривации», неизбежной в любом стратифицированном обществе. Не отрицая известной упрощенности, механистичности подхода бихевиористов к проблеме человеческой агрессивности вообще и к аутгрупповой агрессивности в частности, следует иметь в виду, что сама идея связи между фрустрацией и агрессией представ­ляется эвристичной. Множество экспериментальных и полевых исследований впоследствии подтвердили наличие подобной связи. Последователи теории «фрустрация — агрессия» продемонстриро­вали также возможность генерализации агрессии и в том случае, когда субъект агрессии непосредственно не испытывал фрустри-рующего воздействия, а лишь являлся его пассивным свидетелем. Наличие сцен жестокости в предварительно просмотренном испы­туемыми фильме усиливал их агрессивные реакции, особенно тог­да, когда они сталкивались с потенциальной жертвой, которая по каким-либо, чаще всего этническим, признакам могла быть ассо­циирована с жертвой из только что увиденного фильма (Берко­витц, 1965; Берковитц, Джин, 1966; Джин, Берковитц, 1966). Именно работы этого направления оказали наибольшее влия­ние на общественное мнение и средства массовой информации вряде западных стран (Великобритания, США и др.), в результатечего были значительно сокращены, а в ряде случаев полностьюустранены сцены насилия и жестокости из наиболее доступныхдля детей программ и каналов телевидения. Широкая дискуссияпо этому поводу продолжается до сих пор; весьма примечателентот факт, что в США, например, серьезно рассматривается воз­можность запрета на любые сцены жестокости, даже в мультипли­кационных фильмах. 1 К сожалению, в советской психологии важность этой пробле­мы долгое время недооценивалась. Усилия советских психологов направлялись главным образом на методологическую критику тео-10 рии «фрустрация — агрессия», внимание акцентировалось исклю­чительно на ее слабостях и упущениях. В течение долгого времени проблема агрессивности человека, казалось, была полностью выброшена из работ отечественных авторов. Явно или неявно доминировало убеждение, что проблема агрессивности к нашему обществу не имеет никакого отношения. Страх быть обвиненным в биологизаторстве, идеализме, ин-стинктивизме оказывается настолько сильным, что почли за луч­шее вообще отказаться от исследования проблемы агрессивности человека, отрицая саму возможность таковой в бесклассовом об­ществе. Тем самым проблема объявлялась как бы не сущест­вующей вообще. Такая вульгарно социологизаторская позиция нанесла огромный вред: конкретно-научный, эмпирический подход к исследованию этой важной проблемы был полностью вытеснен идеологическими и общефилософскими декларациями. Опасность подобной замены, как, впрочем, и всегда, когда научный анализ подменяется идеологическим шельмованием, очевидна: сколько бы ни отрицалось наличие агрессивных начал и тенденций, как бы ни противопоставлялся человек миру других живых существ, реаль­ная жизнь вновь и вновь опровергает выхолощенность, догматизм, схематизм и идеологическую занормированность этих представле­ний о природе человека и общества. И мне кажется, в этом отношении назрела необходимость ра­дикальных перемен. Разумеется, речь не идет о возврате к ин-стинктивизму К. Лоренца или откровенному биологизаторству того же 3. Фрейда, который, в частности, прямо писал: «Человек отнюдь не мягкое, жаждущее любви создание, способное разве что защищаться разве лишь тогда, когда на него нападут; надо считаться с тем, что среди его инстинктивных предрасположений имеется и огромная доля склонности к агрессии… Как правило, эта жестокая агрессивность только и выжидает, чтобы быть спро­воцированной, или ставит себя на службу другим целям, которые, однако, могли бы быть достигнуты и иными, более мягкими спо­собами. При благоприятных для нее условиях, когда устранены обычно противодействующие ей силы, эта агрессивность прояв­ляется и стихийно, обнажая в человеке дикого зверя, которому чуждо бережное отношение к собственному роду… Наличие этой агрессивной склонности, которую мы можем ощутить в самих себе и с правом предположить у других, есть тот фактор, который на­рушает наши отношения с ближними и принуждает культуру к ее высоким требованиям. В силу этой изначальной враждебности людей друг к другу культурному обществу постоянно грозит раз­вал… Культура должна мобилизовать все свои силы, чтобы пос­тавить предел агрессивным первичным позывам человека и затор­мозить их проявления путем создания нужных психических реак­ции. Отсюда применение всевозможных средств для идентифика­ции и ингибирования любовных отношений, отсюда ограничения сексуальной жизни, а также и то идеальное требование любви к ближнему как к самому себе, которое на самом деле тем и оп-II равдано, что ничто другое в такой степени не противоречит искон­ной природе человека» (Фрейд, 1930. С. 112—113). Необходим взвешенный, деловой подход к проблеме. Понима­ние психологических механизмов агрессивного поведения, его де­терминант, закономерностей канализации агрессии, механизмов подавления и сдерживания в различных социальных условиях и прежде всего именно в условиях межгруппового взаимодействия является чрезвычайно важным. Идеи 3. Фрейда оказали прямое влияние на знаменитое иссле­дование «авторитарной личности» Т. Адорно и сотр. (1950). Адор-но заимствовал у Фрейда представления о том, что характер ранней социализации личности прямо и автоматически опреде­ляет ее отношение к представителям других, главным образом этнических групп в зрелом возрасте. На основании целой серии эмпирических исследований Адорно сформулировал «синдром ав­торитарной, или этноцентрической, личности». Согласно Г. Адорно, типичная «авторитарная личность» ха­рактеризуется жесткой, ригидной системой социальных установок, что является результатом чересчур строгого семейного воспита­ния, в процессе ‘которого подавляются все чувства обиды и агрес­сии по отношению к родителям. У «авторитарной личности» суще­ствует тенденция к идеализации своих родителей, хотя одновре­менно с этим у нее сохраняется подавленная и поэтому перешед­шая в сферу бессознательного враждебность по отношению к ним. Та же амбивалентность характерна для поведения «авторитарной личности» в целом. Она нетерпима к любого рода двойственности и противоречиям. «Авторитарная личность» очень чувствительна к внешним атрибутам власти и предпочитает ситуации, в которых предельно четко определены социальные ранги и статусы. Ригид­ность «авторитарной личности» проявляется и в сфере межлично­стных отношений: как правило, авторитарные субъекты расцени­вают личную близость затруднительной и неприемлемой, предпо­читая следовать жестким социальным стереотипам. Отношение «авторитарной личности» к власти в целом параллельно ее отно­шению к родителям. Внешне авторитарные субъекты почтительны к любому представителю власти, хотя внутренне и бессознательно они сохраняют постоянно сдерживаемую враждебность и агрессию, которая по механизму замещения направляется на другие соци­альные группы, главным образом на другие этнические общности и меньшинства. Итак, можно выделить девять операциональных характеристик авторитарной личности, подробно описанных и прокомментирован­ных Т. Адорно: 1) косность, ригидность, стереотипность мышле­ния; 2) приверженность ценностям «среднего класса»; 3) вера в «моральную чистоту» собственной группы и отказ в таковой другим группам; 4) преувеличенный интерес к проблеме власти, силы, насилия; 5) боязнь дурного влияния, опасения попасть под власть «чужих», требования создать барьеры для предохранения от их проникновения в свою среду; 6) цинизм, уверенность в том, 12 что все средства хороши для достижения неизменно «высоких и справедливых» целей собственной группы; 7) преувеличенный конформизм в сфере сексуальных отношений; 8) соблюдение вся­ческих условностей, преследование тех, кто их нарушает; 9) мис­тическая предрасположенность. Если суммировать вышесказанное, то самая краткая характе­ристика авторитарной личности должна сводиться к следующему: это жалкая, разорванная, подавленная личность, но вместе с тем это и опасная, легко поддающаяся любому сильному влиянию. Массовое воспроизводство авторитарной личности создает, по мысли Адорно, реальную угрозу демократическим социальным институтам. Победа фашизма, по его мнению, произошла именно потому, что авторитарная личность стала типичной в Германии после первой мировой войны и нацистская пропаганда легла на исключительно благоприятную для себя почву. Причина форми­рования личности авторитарного типа — формальные, сухие, жест­ко регламентированные отношения в семье, отсутствие теплоты, доверительности, непосредственности между родителями и детьми, так ярко описанные в немецкой литературе (Томас Манн, Герман Гессе и др.). Итак, Адорно интерпретировал авторитарность не просто как одну из многих, рядоположенных черт личности, но как ее самую существенную, базовую характеристику, автоматически опреде­ляющую ее поведение в межгрупповой ситуации. Понимание ха­рактера детерминации межгрупповых феноменов здесь сходно с психоаналитическим толкованием. Так же как и Фрейд, Адорно выводит отношение к другим группам из процессов социализации личности в раннем детстве и, в частности, опять-таки из амбива­лентности (но уже не во фрейдовском понимании) эмоциональных отношений и конфликтов в семье. Вместе с тем исследование Адорно означает совершенно новый тип исследования — переход от клинического подхода к социально-психологическому, от чисто спекулятивных построений к ‘конкретному эмпирическому анализу. Начиная с работ Адорно, возникает целая традиция в иссле­довании расовых и этнических предрассудков (Олпорт, 1954; Пет-тигрю, 1958; 1972; Симмонс, 1978), пытающаяся объяснить расо­вые и этнические конфликты авторитарностью или другими лич­ностными характеристиками ‘. Наряду с этим теоретические взгля­ды Адорно подверглись впоследствии серьезной критике, в том числе и со стороны его последователей. В самом общем виде эта критика сводилась к опровержению однозначной связи между авторитарностью и аутгрупповой враждебностью, постулированной Адорно. В результате ряда исследований было показано, в част­ности, что аутгрупповая враждебность наблюдается не только у тех людей, которые обладают авторитарными, в адорновском смысле, чертами, и, наоборот, авторитарные личности не обяза-1 Подробнее о расовых предрассудках см. гл. 5. 13 тельно демонстрируют актуальную аутгрупповую враждебность (Петтигрю, 1958, 1972). Взгляды Адорно подверглись очень серьезной критике и со стороны советских авторов (Андреева, Богомолова, Петровская, 1978; Р’ощин, 1979; Шихирев, 1981; и др.). К сожалению, меньше внимания было обращено на саму проблему — проблему автори­тарности личности, ее причины и последствия как для отдельного человека, так и для общества в целом. Поэтому сегодня ощуща­ется острейший дефицит психологических знаний е этой области. Множество трудностей на пути радикальных преобразований, про­исходящих сейчас у нас в стране, обусловлено именно авторитар­ностью сознания. Новые хозяйственные механизмы, методы управ­ления абсолютно несовместимы не только с авторитарностью пре­словутой авторитарно-административной системы, но и с автори­тарностью сознания. Каким здесь может быть выход? Каковы пути преодоления авторитарного сознания? Какова «мера» авто­ритарности именно советского человека, а не среднестатистическо­го американца, немца и т. д.? Какие конструктивные пути воз­можны и должно предпринять, чтобы демократизация обществен­ной жизни сопровождалась демократизацией самого человека? И что, наконец, может предложить здесь психология помимо мето­дологической критики взглядов Адорно и его последователей? Практически ничего! Исследований, подобно адорновским, у нас в стране никто не проводил. Проблемой авторитарной лично­сти на уровне серьезных теоретических и эмпирических разрабо­ток никто не занимался. Имевшие место исследования авторитар­ных стилей лидерства важны, но все они были ориентированы в совершенно другом направлении и ни в коей мере не исчерпывают проблему авторитаризма как социально-психологического фено­мена в целом. Приоритет в постановке и обсуждении этой проб­лемы, к сожалению, принадлежит сейчас не психологам, а пред­ставителям других наук, и чаще всего не ученым, а писателям и публицистам. Блестящий публицистический уровень этих работ, однако, не может подменить профессионального социально-психо­логического подхода к проблеме, требующего и большей строгости, и большей доказательности, и большей глубины в понимании природы, причин и следствий авторитарности. Психологические, социальные, политические издержки авторитаризма слишком ве­лики. И, по моему убеждению, серьезное изучение авторитаризма является сейчас одной из самых актуальных теоретических и практических задач психологической науки. В этой связи интересно отметить, что на Западе исследования Т. Адорно имели колоссальный общественный резонанс. Психо­логическая подоплека фашизма, как, впрочем, и любого другого авторитарного режима, сразу же оказалась в фокусе общественных дискуссий. В результате произошел целый ряд очень существенных общественных изменений. Одно из них — изменение характера семейных отношений, в частности отношений между родителями и детьми. Новые, более непосредственные, свободные, естествен- ные, гибкие нормы отношений пришли на смену викторианской строгости, дистантности, эмоциональной сухости и черствости, ха­рактерным для довоенной Европы.^ 2. СИТУАТИВНЫЕ ПОДХОДЫ Итак, несомненной заслугой мотивационных теорий было то, что они «мотивировались» серьезными, острыми, злободневными общественными проблемами. Глубочайшая тревога и осознание собственной ответственности за будущее человеческой цивилиза­ции и культуры, пристальный интерес к тем потенциально опас­ным, деструктивным началам в «природе человека» и в организа­ции человеческих сообществ одинаково свойственны и 3. Фрейду, и авторам теории «фрустрация — агрессия», и Т. Адорно. Несом­ненно также и то, что во всех предложенных моделях содержится немало эвристических идей, адекватно отражающих суть описы­ваемых зависимостей как на уровне отдельной личности, так и целостных социальных организмов. Считаю важным это подчерк­нуть, так как долгое время у нас в стране научный вкл