S. T. A. L. K. E. R. Зов Долга

Михаил ВысоцкийS.T.A.L.K.E.R.Зов Долга­­2011г.Данное произведение базируется на вымышленном мире видеоигры S.T.A.L.K.E.R. и не имеет никакого отношения к миру реальному.В кузове «газели» немилосердно трясло. С тех пор, как микроавтобус свернул с шоссе на просёлочную дорогу, нас постоянно кидало во все стороны и друг на друга, срывало со скамей, било о твёрдые борта кузова. Кто-то всё же не удержался и здорово приложился каской о противоположный борт. Послышалась нецензурная брань. Лейтенант обернулся к нам с пассажирского сиденья и коротко бросил: – Три минуты. Все разом посерьёзнели, зашевелились в процессе приготовления. Я натянул на руки перчатки, а на лицо – шапку с прорезями. – Две минуты. Я надел каску и снял с плеча автомат. – Одна минута. Я опустил забрало и передёрнул затвор. – Внимание! – голос лейтенанта зазвучал напряжённо. Я положил ладонь на ручку двери. Микроавтобус резко затормозил, взвизгнув тормозами. – Вперёд! – скомандовал лейтенант и толкнул пассажирскую дверь. Я рывком распахнул заднюю и заорал: – Пошли, пошли, пошли! Десять парней в серо-зелёном камуфляже выскочили из «газели» и, рассыпаясь цепью, бросились к зданию, стараясь как можно быстрее охватить его со всех сторон. Я шёл в центре. Из здания глухо донёсся панический крик: – Пацаны атас, спецура! Слева раздалась короткая автоматная очередь. На балкон здания выскочил парень в светлой куртке, с охотничьей двустволкой в руках. Я тут же словил его в прорезь прицела и утопил курок. Привычно дёрнулся в руках укороченный «калашников». Парень вскрикнул и сполз по стене. На сером от времени кирпиче протянулись красные разводы. Моя группа добралась до входа и заняла позицию к штурму. Остальные заходили с тыла. Я поднял глаза. Из-под маски на меня выжидательно смотрел стоящий напротив сержант Иваненко. Я коротко кивнул и врезал ногой в дверь. После уличного освещения полутьма здания показалась кромешной. Оказавшись внутри, мы, стреляя на ходу, синхронно рассыпались в разные стороны, уходя с возможной линии огня. В помещении находились трое вооружённых рецедевистов, которые тут же и легли под нашими пулями, не успев сделать ни единого выстрела. Я присел на колено, обводя дымящимся стволом пространство перед собой. Иваненко прижался к противоположной стене, сквозь дверной проём помещение наполняли остальные военнослужащие нашего отряда. Убедившись в отсутствии угрозы, и поднялся на ноги и выпустил оружие. Всё ещё дымящийся автомат повис на ремне. Бойцы приступили к обыску здания – заброшенной подстанции с одной большой комнатой и балконом на внешней стороне. Вдруг один из молодых бойцов – Резцов, кажется, его фамилия, привлёк моё внимание: – Товарищ старший сержант, тут один ещё живой. Я заглянул за остов трансформатора. Действительно, у стены за ним корчился молодой человек в кожаной кепке и с платком на лице. Его мастерка и джинсы были обильно залиты кровью, как и пол вокруг. Позади лязгнула металлическая дверь. Я обернулся. В здание вошёл высокий человек в лихо заломленном набок чёрном берете. Я вытянулся по стойке «смирно», и доложил: – Товарищ лейтенант, поставленная задача выполнена. Объект захвачен, трое преступников убито, один ранен. Потерь среди личного состава нет. – Хорошо, сержант, вольно, – он кивнул, – где раненный? Я посторонился и указал рукой за трансформатор. Лейтенант широкими шагами пересёк комнату и остановился рядом со стонущим гопником. – Надо бы его в госпиталь… тюремный…, – пробормотал рядовой Резцов. Лейтенант молча расстегнул кобуру, направил табельный «макаров» в лоб бандиту и спустил курок. Резцов вздрогнул. – Согласно приказу, – сказал лейтенант, как бы ни к кому конкретно не обращаясь, – преступная группировка должна быть уничтожена на месте. Он вернул пистолет в кобуру, круто развернулся и вышел. Я взглянул на Резцова и тоже пошёл на улицу. На дворе стояла та нередкая в Беларуси погода, когда утреннее небо будто затянуто туманом и рассеянный солнечный свет равномерно распределяется по земле. Холодная сосредоточенность боя постепенно отступала. Громче застучало в груди сердце, адреналин растворялся в крови. Дрогнувшей рукой я достал из-под бронежилета пачку сигарет, не торопясь закурил. Да-а, брат, это тебе не в Минске демонстрантов дубасить, сие есть настоящая борьба с бандитизмом. Здесь, в Полесских лесах, среди многочисленных зон отселения, укрывается столько разной швали, никакая тюрьма не вместит. И я рад, что больше не служу в столице. Потому что здесь – настоящее дело. Вот как сегодня. Между тем ребята постелили перед подстанцией два куска брезента. На один сложили тела бандитов, на другой их немудреный арсенал: «макаров», два гладкоствольных ружья и винтовку Мосина образца позапрошлого века. Я перевёл взгляд на соседний брезент. На нём лежали в ряд четыре тела в окровавленной одежде. А ведь все – молодые парни, 18-20 лет, им жить бы ещё и жить, работать, семью завести. Так ведь нет, решили крутых из себя строить, стариков да старушек грабить. Отморозки, мля! И вот результат… Сзади коротко скрипнули тормоза. Я обернулся. Прибыли две белые машины с синими полосами по бортам и мигалками на крышах. Наш лейтенант доложил что-то майору милиции, потом обернулся и махнул мне рукой. Я свистнул бойцам: – Всё, товарищи, по машинам. Ребята молча собрались и потопали к «газели». Каждый сейчас использует возможность уделить несколько свободных минут своим мыслям и переживаниям… Я залез последним и закрыл дверь. Лейтенант уселся спереди и приказал: – Поехали! Микроавтобус тронулся. До нашей базы было недалеко – километров 7 в сторону украинской границы. «Газель» весело катила по шоссе, ребята постепенно расслабились, напряжение спало, кто-то даже стал травить анекдоты. Боевой дух пополз ввысь. В конце-концов, такая у нас работа. Я поставил на предохранитель автомат Резцова и показал тому кулак. Боец виновато улыбнулся.***Ориентировочно минут через пять микроавтобус подкатил к массивным воротам с красной звездой в дубовом венке – эмблемой вооружённых сил Республики Беларусь. Лейтенант высунулся через пассажирское окно и что-то сказал часовому. Ворота распахнулись, и микроавтобус въехал на территорию воинской части. Казарма, выделенная для роты ОМОНа, находилась в самом дальнем её конце, дальше всех от ворот. Между стеной и самим зданием располагалась служебная автостоянка, на которую выходили ворота двух гаражей (где в данный конкретный момент стояли строительные леса и шёл капремонт). Всё это хозяйство не подчинялось командованию части, охранялось бойцами ОМОНа, и попадало под юрисдикцию Министерства Внутренних Дел. «Газель» объехала казарму вокруг и остановилась на стоянке. Лейтенант вылез первым и пошёл к зданию. Ребята потянулись следом. Я, уже отходя, бросил взгляд на микроавтобус, и какая-то необычная деталь привлекла моё внимание. Я остановился и присмотрелся получше. Да, так и есть. Задний номер на «газели» отсутствовал. Это было необычно, но я пока не сильно обеспокоился. В конце концов, номер мог просто отвалиться во время тряски. Уж в такой стране живём. Обругав про себя автомобильную промышленность в целости, и технический персонал части в частности, я отправился взглянуть на машину спереди. Здесь номера не было тоже. И вот это уже не смешно. Обычно мы используем специальные кодовые номера, распознаваемые сотрудниками ГАИ и позволяющие нам избегать препятствий с их стороны. Это очень удобно, и я не могу представить ситуацию, в которой начальство сочло бы необходимым снять у нас номера. Я уже было собирался обратить на это внимание лейтенанта, когда мои размышления были неожиданно прерваны. Из-за угла казармы выскочил и затормозил, взвизгнув тормозами, тёмно-синий микроавтобус. Задняя его дверь распахнулась, оттуда посыпались люди в чёрный костюмах и масках. Такие же вдруг выскочили из здания казармы, прямо на остолбеневшего лейтенанта. Быстро и оперативно всему нашему отряду заломили руки и уложили его на землю. Никто не оказал сопротивления. Все были совершенно деморализованы. Нам множество раз приходилось проводить подобные операции, но с нами так поступают впервые. Я же в свою очередь, не успев даже осмыслить ситуацию, инстинктивно нырнул за машину и притаился там. Уже из своего укрытия я наблюдал, как наших ребят погрузили в подкативший фургон, как словно из-под земли выросли люди с кинокамерами, как репортёр, позируя перед объективом, вещал что-то о героических сотрудниках спецподразделения «Алмаз», задержавших группу военных преступников… …Прошло минут пять. Стоянка быстро опустела. Фургон с задержанными укатил, телевидение потянулось за ним. Работали явно в спешке. То ли начальство торопило, то ли совесть, но никто даже не подумал нас пересчитать. Налетели, схватили, увезли. Пока разберутся, хватятся, у меня ещё есть время. Я не понял, что, собственно, произошло, но что-то настойчиво подсказывало: надо линять. Пользуясь отсутствием неизвестных в масках, я проник в казарму. Часового на тумбочке не было, и в другое время я обязательно дождался бы его и выдал по первое число. Но в данной ситуации подобное нарушение устава играло мне на руку. Я не мешкая проследовал к своему месту, открыл шкафчик и стал собираться. Вещи побросал в камуфлированный рюкзак, с которым приехал на службу, повесил его на плечо и двинулся к выходу. Но не тут-то было. Часовой – один из молодых бойцов – неизвестно где прошатавшись соизволил вернуться на пост. И сейчас стоял на тумбочке, вероятно прикидывая, не заметил ли кто его отсутствия. Задача резко усложнилась.… Хотя, если подумать, вряд ли здесь всем сообщили детали спецоперации… Еще со школы я твёрдо усвоил одну вещь: человек, уверенно совершающий определённые действия, вызывает куда меньше подозрений, чем неуверенный и таящийся человек. Поэтому я не стал прятаться, а громко стуча ботинками по надраенному полу казармы, прошествовал к выходу. Часовой вытянулся и отдал мне честь. Я толкнул дверь и вышел наружу. Удалось. Теперь главное как можно быстрее оказаться как можно дальше. Удалённое расположение нашей казармы и строительные леса у гаражей сыграли мне на руку. Я быстро взобрался наверх, перекинул вещи через забор, потом перелез сам. Тяжело спрыгнув на землю, я поднял рюкзак и устремился в сторону от части. Но не успел я пройти и трёх шагов, как за моей спиной ожили громкоговорители: «Тревога! Всему личному составу срочно прибыть в расположение своих подразделений. Повторяю: всем срочно прибыть в казармы. Боевая тревога!» Твою мать! Вот это сюрприз! У меня хватило ума связать сигнал тревоги со своим бегством, и сейчас мои проблемы возросли как минимум втрое. Сердце забилось чаще, не позволяя себе ударится в панику, я заставил работать мозг. Скорее всего, будет облава. Значит на то, чтобы вооружить личный состав, довести до него поставленную задачу и вывести на исходные позиции, уйдёт не менее минут двадцати. Следовательно, за указанный промежуток времени я должен оказаться в таком месте, где моё обнаружение станет затруднительным. Вот так. И, кажется, такое место мне известно. Я сам из-под Минска, часто ездить домой не мог, поэтому во время увольнительных я иногда хаживал в соседний посёлок к одной гм-м… даме. Естественно, об этом я в части не сообщал, поэтому искать меня там не будут. По крайней мере, не скоро. Указанная особа жила в кирпичном доме на самом краю посёлка. Посему, покинув лесной массив, я смог незаметно приблизится к строению, и проникнуть в него, аки Пётр I в Европу – через окно. Возможно, это не самый вежливый шаг с моей стороны, однако личность данной дамы меньше всего располагала к вежливости и галантности. В конце концов, не воровать же я сюда пришёл. Поверхностное обследование дома обнаружило полное отсутствие в нём хозяйки. Ну и славно. Трогательное прощание меньше всего входило в мои планы. Теперь, образно выражаясь, нужно перегруппироваться и продумать следующий шаг. В первую очередь, следует получить как можно больше сведений о сложившейся обстановке. Исходя из этого учения, я включил телевизор. И попал прямо на экстренный выпуск новостей. «Сегодня, в Гомельской области, в результате проведённой спецслужбами операции, задержан отряд военных преступников из числа ОМОНа, – вещал диктор с экрана, – обвиняемых в беспричинной жестокости, злоупотреблении служебным положением, убийствах гражданских лиц. В данный момент группа задержана и направляется в Гомельский следственный изолятор для дачи показаний. Однако одному из преступников – старшему сержанту Алексею Ковальскому, удалось избежать ареста, и сейчас он скрывается где-то в Полесских лесах. По району объявлен план «перехват», для поимки беглеца мобилизуются военнослужащие близлежащих воинских частей. Мы призываем граждан быть бдительными и осторожными. Преступник вооружен и очень опасен. Если вы располагаете какими-то сведениями о местоположении беглеца, просьба сообщить их по горячей линии, телефон которой вы видите на экране, или по телефону 102.» На экране, в красивом лазурном оформлении, красовался мой портрет в анфас и профиль (и где они только его откопали?), с указанием роста, веса и особых примет. С тяжёлым вздохом я опустился на диван. Есть от чего вдаваться в истерику. План «перехват». Просьба сообщать. Это значит, что район оцеплен, и даже если мне удастся просочиться через милицейские кордоны, я всё равно не смогу показаться в мало-мальски крупных поселениях. Так что же? Прожить остаток жизни в стиле Маугли? Благодарю покорно! Пойти сдаться? Так это ещё хуже, с такими обвинениями мне долго не жить. Ну разве что за решёткой… Я был совершенно деморализован и сбит с толку. Я решительно ничего не понимал. Почему отделение ОМОНа, после успешно проведённой операции, вдруг вяжут посреди воинской части? Почему на простого сержанта устраивают облаву, как на штандартенфюрера СС? Откуда эти обвинения? Что означают слова о «беспричинной жестокости» и «убийствах гражданских лиц»? Действительно, последнее время наше подразделение не задержало ни одного преступника, результатами наших операций было полное уничтожение банд и отдельных уголовных элементов. Но это были именно операции контртеррористического характера, который задержания не предполагает. Всем понятно, пленные боевики никому не нужны. Их надо содержать за счёт налогоплательщиков, они вдруг вспоминают о правах человека…. И с молчаливого согласия властей мы оказывали Родине услугу, истребляя эту мразь. То есть, я хочу сказать, что никогда не злоупотреблял служебным положением… без приказа сверху. Может быть, это вроде как заговор высшего командования, и…. бля! Я вскочил с дивана и принялся мерить шагами комнату. Нечего вдаваться в демагогию, боец. Просто нужно принять ситуацию как данность. И решить, что же делать дальше. Итак, ни в бегах, ни в тюрьме я жить не хочу. Значит, нужно искать другой выход. Собственно, существует лишь одно место, годящееся в таком качестве. Да, точно. Чернобыльская Зона Отчуждения. Об этом страшном месте ходили легенды. Рассказывали о смертельных аномалиях и отвратительных тварях, появившихся на свет после второй катастрофы, об артефактах с удивительными свойствами, и о людях, что за ними охотятся – сталкерах. Проникнуть туда нелегко, выбраться ещё сложнее. Боеприпасы там столь же необходимый для выживания ресурс, как питьевая вода, а огнестрельное оружие обязательный атрибут каждого местного обитателя. Не самая радужная картина. Но, в отличие от других вышеперечисленных вариантов, там я, по крайней мере, буду свободен и смогу, со временем, заработать достаточную, для возвращения в цивилизованный мир, сумму. В общем, я решил, что из доступных зол сталкерство – самое лучшее, и стал готовиться сменить свой социальный статус. Прежде всего, следовало отсортировать вещи с учётом новых обстоятельств. Поэтому я расстегнул рюкзак и разложил на ковре свои немудрёные пожитки. Так, сначала одежда. Мой серо-зелёный омоновский камуфляж, предназначен больше для городских условий, однако, в отсутствии альтернативы, вполне сгодится и в лесах. Скрипя сердцем, я наскоро спорол с него знаки различия. Средствами индивидуальной обороны я тоже не пренебрёг, надев на себя чёрный бронежилет милицейского образца, что был на мне во время операции. На ногах я зашнуровал ботинки «ягуар» – сшитые по госзаказу специально для частей ОМОНа. Остальные вещи я упаковал в рюкзак, или распределил на себе. Вот что ещё там было: автомат Калашникова складной укороченный (АКС-74у), плюс два рожка к нему; табельный пистолет системы Макарова с запасной обоймой; немного патронов для автомата и пистолета; личные вещи военнослужащего – то есть паста, бритва и т.д.; пару комплектов нижней одежды; буханка батона, две банки тушёнки, вода в походной фляге… вот, пожалуй, и всё. Ну, ещё мой рюкзак – по классификации школьный, однако покрытый деформирующей окраской, и с двумя кармашками на шлейках. Ну словно специально сшитых, чтобы носить в них рожки для Калашникова. Видимо, для Чеченских школьников рюкзак проектировался. Ничего лишнего не оказалось, всё взял с собой. И даже, не удержался, гордость омоновца – чёрный берет, хоть и со снятой кокардой, водрузил на предписанное ему уставом место – на голове бойца. Закончив таким образом сборы, я покинул здание тем же путём, каким проник в него, и походным шагом устремился на юг. Никакой прощальной записки составлять не стал. ***Путь предстоял неблизкий. Я форсировал водные преграды, подымался и спускался с возвышенностей, стремительными рывками пересекал дороги. И вот, наконец, путь мне преградили ряды колючей проволоки, протянутой через лес. Граница. Следует отметить, что граница, разделявшая всё же две страны СНГ, носила больше символический характер. Особенно в этом месте. Ну кому придёт в голову пересекать её, чтобы оказаться в особо охраняемой зоне полного отчуждения? Перебежчики же с той стороны, буде такие имеются, гибли под пулями Украинских военных, что охраняли непосредственно Зону. Одним словом, незаконное пересечение государственной границы Республики Беларусь не составило особого труда. Главные трудности начались на той стороне. Приходилось ползать на брюхе, по уши в грязи, ужом извиваться между постов и патрулей заградительного батальона. Благо ещё, на участке Зоны, непосредственно прилегающем к белорусской границе, опасной аномальной активности не наблюдалось, полчища мутантов на кордон не пёрли, и бдительность Украинских военных была ослаблена. В общем, благодаря отличной подготовке, природной сообразительности и капле везения, мне удалось незамеченным покинуть родное государство и очутиться в зоне экологического бедствия. Отойдя километра на два от последней заставы, я сделал длительный привал у лесного ручья – умыться, почистить одежду, перекусить и дать отдых телу, нагрузив вместо него голову. За время суточного ползания вблизи военных застав у меня была масса времени на размышления. И теперь в моём мозгу сформировалась версия событий последних дней. Нас предали. Мы стали жертвами какой-то политической игры, предвыборной кампании. Руководство страны слишком часто обвиняли в разгуле спецслужб, вот оно и решило отмазаться, свернув всё на головы своих верных солдат. Теперь всех, кому выпал жребий стать козлом отпущения, судят как военных преступников. Им всем светит вышка или пожизненное заключение. И, если я прав, амнистии ждать не стоит. Так что путь на родину мне заказан. Обидно. Вот ведь как бывает: жил человек, честно трудился, строил какие-то планы. И вдруг чья-то злая воля враз ломает всю его жизнь, разлучает с семьёй, с друзьями, с любимой работой. Делает его – меня – беглецом, изгоем, государственным преступником. Сталкером. Хочу я того, или нет, но отныне мне придётся зарабатывать на жизнь добычей и сбытом аномальных образований Зоны. Ну что ж. Я был хорошим солдатом, и с этим делом, стало быть, справлюсь, раз уж альтернативы не представляется…. Плакал теперь горькими слезами мой отпуск на море в будущем году, плакал перевод в специальные части, и экзамен на краповый берет тоже, соответственно, плакал. Ну и хрен с ним! Родных вот только жаль… А-атставить нытьё, сержант Ковальский! Сколько не сиди, больше ничего тут не высидишь. Так что ноги в руки и вперёд, в светлое будущее! Я решительно поднялся, запустил в кусты банку из-под консервов, надел рюкзак, повесил на плечо автомат и размеренным шагом направился вглубь Зоны.До 86-го года Беневка была не самым маленьким населённым пунктом. С больницей, школой, военной частью на отшибе. Потом грянула авария на ЧАЭС, эвакуация. Чудовищная масса радиоактивных элементов понеслась не север и восток, густым слоем покрыла близлежащие территории, а отдельными пятнами осела по всей Беларуси. Аномальная же энергия – продукт второй катастрофы – совсем не то, что радиация, ветром её не сносит, поэтому поля этой самой энергии образовали более-менее ровный круг вокруг станции. С большим даже уклоном на ту, южную, сторону. Поэтому Беневка стала неплохим пристанищем для немногочисленных, сравнительно, сталкеров, идущих в Зону от Белоруской границы. Они расположились здесь вдоль центральной улицы, реквизировали для своих нужд близлежащие строения, дополнив их, по необходимости, конструкциями из подручного материала. И удовлетворили тем самым, все свои коммунальные потребности. Имелся здесь и местный торговец со всем необходимым, и импровизированный бар. Когда я ступил на территорию населённого пункта, утро медленно превращалось в день. Температура окружающей среды заметно возросла, чего впрочем нельзя сказать об общем уровне освещённости. В таком радостном утреннем свете передо мной и предстали товарищи сталкеры, чьи силуэты уже маячили вдали. Надо сказать, что момент по определению ожидался весьма волнительный. Как же, первый контакт с представителями другого, можно даже сказать противоположного, социального слоя. На данном этапе дружественные отношения со сталкерами хорошо бы всё-таки установить. Я всё же намерен влиться в их коллектив, так что борзеть особо не стоит. Впрочем, особенно рассыпаться в любезностях я тоже не намерен. Земля ведь общая для всех, так? В общем, с оптимистическими мыслями в голове и пальцем на курке автомата я приближался к уже ожидающим меня сталкерам. Их ожидание отражалось в том, что три человека плечом к плечу стояли поперёк улицы, ещё один держался чуть поодаль, а остальные оставались на местах. Причём эти трое расположились так, что, следуя моим теперешним курсом, я неизбежно бы упёрся прямо в них. Поэтому я не стал вилять, а просто продолжал движение в том же темпе, пока не остановился перед этим не очень-таки радужно выглядящими типами. Тот, что стоял посередине, видимо исполняющий обязанности главного, посмотрел на меня тяжёлым взглядом и спросил: – Кто? Ага! Немногословный тип. Сразу к делу. Вот я и ответил ему под стать: – Человек. Неместный. А ты кто? – Э ты, человек!… – сразу вспылил тот, что стоял у них на правом фланге. – Больно уж ты, человек, на вэвэшника похож, – процедил человек слева, сверяя меня ледяным взглядом. – Так что будь добр, – добавил главный, – объяснись, кто ты и что здесь делаешь. Вот, значит, какие тут порядки. Но недаром говорят, что как себя покажешь, так на тебя и смотреть будут. Поэтому ответ мой был таков: – На кого бы я ни был похож, докладывать первому встречному не обязан. Так что сначала ты объясни, кто такой и почему меня допрашиваешь. Бугай справа, видимо, уже готов был меня съесть вместе со всей амуницией, не стерпев такой наглости новичка. Тип же слева, кажется, даже позеленел, и вокруг него только что воздух не замерзал. И только лидер, честь ему и хвала, оставался спокоен и с интересом смотрел на меня. – Меня зовут Валет, – медленно проговорил он, – я здесь вроде как шериф, за порядком и безопасностью слежу. Достаточно, чтобы представиться? – Вполне. Мужик похоже нормальный. Не зря его назначили шерифом. Такой и за порядком проследит, и безопасность обеспечит. – Стар… – начал было я, и тут же поправился, – бывший старший сержант Ковальский, ВВ РБ. У невозмутимого доселе Вальта глаза полезли на лоб. И даже его спутники, которые только что чуть ли не кипели от ярости, пораскрывали рты. Неужели это такое удивительное известие, право слово? Вдруг удивлённое молчание прервал тип что стоял поодаль. Был он невысокий, с хитрой кислой рожей, и видом своим доверия не внушал. Он приблизился к нам, склонив на бок голову, и слегка шипящим голосом спросил: – А не тот ли ты сержант Ковальский, которого в новостях показывают? Говорят военный преступник, людей мирных расстреливал? – Врут, – не моргнув глазом ответил я. Человек открыл было рот намериваясь сказать что-то ещё, но Валет резко оборвал его: – Хватит, Мыш. Здесь люди с разным прошлым встречаются. Не надо его ворошить. Я не смог сдержать улыбки. Мыш. Надо же. Как говориться, не в бровь а в глаз. Вообщем, они меня пропустили. Я закинул за спину автомат и медленно пошёл по улице, провожаемый тяжёлыми взглядами сталкеров. А под черепной коробкой уже кипела напряжённая умственная работа. Итак, можно считать, что дипломатический контакт удался. Однако, что же мне делать теперь? А какой, собственно, был план? Вспоминаем: пункт А: проникнуть на территорию Зоны и вступить в контакт с местными. Ставим галочку – выполнено. Пункт Б: и-э-э-э… производить сбор аномальных образований с целью обогащения путём их продажи. Встаёт вопрос: каким же образом? Какие средства для этого нужны? В каких, опять же, местах осуществляется оный сбор? И, ах да, кому и по каким расценкам производится сбыт? Таким образом, я пришёл к заключению, что план остро нуждается в переработке. В частности, ему не хватает достоверной и компетентной информации. Следовательно, нужно эту информацию добыть. И вот с этой целью я направился в местный, с позволения сказать, бар. Оный бар располагался в полуподвале одного из близлежащих домов, на что указывала соответствующая вывеска. Провожаемый недобрыми взглядами я вошёл внутрь. Это было полутёмное, грязное, прокуренное помещение, и я совершенно не представлял как здесь можно принимать пищу. Благо я пришёл сюда не за этим. Если пораскинуть мозгами, можно понять, что человек, располагающий наибольшим количеством информации, это, непосредственно, бармен. Так что я, стараясь придать себе наиболее обыденный вид и не морщиться от гадкого запаха, облокотился о стойку. Бармен сам подошёл ко мне: – Ага, новичок! – у него были чёрные гусарские усы и слегка хрипловатый голос, – ты, должно быть, тот вэвэшник, белорусский? Мне о тебе рассказывали. Уже! Когда успели? Я же только пришёл! Мыш подсуетился, не иначе. – Ты, если что интересует, не стесняйся, задавай вопросы, – продолжал бармен, – а я отвечу. Проницательный парень. Очень кстати. Я начал: – Какая валюта в ходу на территории Зоны? – Рубли… российские… так уж исторически сложилось, – он как будто оправдывался, что ведёт расчёт в иностранной валюте, а не в родных гривнах. Я улыбнулся про себя этому небольшому наблюдению. – Как производится сбор артефактов; что для этого нужно? – Руки для этого нужны. Ну и тара какая; желательно, конечно, спецконтейнер… а так всё просто – берёшь и кладёшь. – Понятно. А скажи тогда, как производится поиск артефактов? Бармен расплылся в улыбке: – Молодец, парень. В корень смотришь; не дал себя провести. А для поиска наука изобрела специальные детекторы, которые засекают аномальную активность и обнаруживают артефакты. Можно, конечно, обойтись и без них – если тебе не лень обшаривать каждый метр местности. Так что лучше купи себе детектор и не мучайся. – Ясно. Кстати, каковы нынче расценки на рынке аномальных образований? – Это зависит от характера, кхм, аномального образования. В среднем – около десяти тысяч ру. За артефакт. Я присвистнул. – Неплохо. А какая здесь в общих чертах обстановка? – Ну… на территории зоны существует несколько кланов… слышал может? Ну вот. В группировке, конечно, хорошо. Но и у свободной сталкерской жизни свои плюсы имеются. Прежде всего – возможность хранить нейтралитет. Однако мутанты нейтралитета не признают; а в группе против них куда сподручней. Так что думай и решай сам. – Да-а…. Кстати, что можешь сказать насчёт местной фауны? – То что к человеку она относится крайне агрессивно. Так что если видишь какого-то зверя – лучше сразу стреляй. В этом некоторые сталкеры со мной бы, конечно, поспорили, – он как-то недобро ухмыльнулся, но тут же посерьёзнел, наклонился ко мне, – но я тебе, как кандидат физических наук, эксперт по баллистике, вот что скажу: пуля – такая ядрёная вещь, что может рвать в клочья любую, даже мутированную, плоть. И творить с ней поистине ужасные вещи… А Зона не перестаёт меня удивлять. Надо же, кандидат наук. Ну что ж, всегда приятно поговорить с умным человеком. Я ответил: – В этом, как военный, я с тобой полностью согласен. Мы помолчали, думая о чём-то своём. Я с грустью вспоминал прошлое. Бармен, видимо, тоже. Вдруг он встряхнулся, как бы сбрасывая с себя что-то, и прервал молчание: – Ну, вот что, на-ка пивка глотни, за счёт заведения. Давай-давай, не отказывайся. Мужик ты, я вижу, правильный, вопросы задавал чётко, так что ж не проставить хорошему человеку? Считай это рекламной акцией, – он подмигнул. Поблагодарив, я уселся на табуретку у стойки и стал неторопливо потягивать напиток. Бармен отошёл по своим делам и я погрузился в размышления. Вот, помню, батенька мой тоже так говорил: «правильный ты, Лёха, вырос мужик. Хоть и в ОМОНе служишь». Это он безусловно приписывал результатам своей воспитательной работы. С детства я рос пацаном довольно послушным, не хулиганил особо, родителям помогал. Они мной гордились. Только удивлялись, что за юный милитарист из меня получается – всегда только в солдатики, войнушки разные играл. Оружие обожал безмерно; энциклопедии всякие собирал; на стенке у меня автомат Калашникова в разрезе висел. Потом, когда подрос, записался в кружок «Юный Десантник» и достиг там немалых успехов. Мама постепенно привыкла и только просила быть осторожней; отец не уставал повторять, что армия меня отучит. Но в армию я пошёл с радостью. По распределению попал во внутренние войска. Служил старательно, дисциплину не нарушал, нормативы сдавал на отлично. Отслужив, поступил на истфак БГУ, хотел изучать военную историю. Однако на третьем курсе резко разошёлся взглядами с ректором, за что и оказался отчислен. Плюнул и вернулся в войска. Записался на контрактной основе в ОМОН, получил сержантские нашивки. Служил сначала в Минске, потом был переведён на Полесье. А теперь…. Но размышления мои были неожиданно прерваны резким весёлым голосом: – Оп-па, белорусский ОМОН! А что это иностранный военный контингент делает на территории «незалежной Украйны»? С широкой ухмылкой на плотном смуглом лице ко мне приближался коренастый мужик в немецком камуфляже. Он облокотился о стойку загорелыми волосатыми руками, торчащими из-под закатанных рукавов, и вопросительно посмотрел на меня. – Пиво пьёт, – я отвечал чётко, по существу. Мужик улыбнулся ещё шире, осклабился и заговорил: – Пьёт то, видно, не за свой счёт. А не хочет ли он и сам деньжат заиметь, а? – А ты собственно, кто? Сотрудник фонда помощи малоимущим сталкерам? – Не-е, у нас в Зоне такой фигни нет. Тут ведь как: либо сам о себе позаботишься, либо пропадёшь, – он видимо считал себя эдаким мудрецом, который в праве поучать неопытных новичков, – а зовут меня Крекером. – И что ты мне предлагаешь? – Разумно, разумно, – он скосил глаза набок, – быка за рога. И вдруг посерьёзнел, Проникающее взглянул мне в глаза: – Валить тебе отсюда надо. Здесь, – он выразительно ткнул пальцем в пол, – ты ничего не достигнешь. Потому что жизнь самая – она там, – он махнул рукой куда-то назад, – в центе. Артефакты настоящие, и сталкеры – не чета тутошним, – он обвёл взглядом помещение. Я допил пиво и повернулся к нему, переспросил: – Так что, конкретно, ты предлагаешь? – не люблю праздную демагогию. С видом человека, который пытается объяснить слепому красоту неба, он проговорил: – Сегодня я и… мой товарищ идём как раз в те края. Если хочешь, можем взять тебя с собой. Безвозмездно. Я усмехнулся: – А говоришь, что не из фонда помощи. – Поход предстоит через места опасные, – с видом терпеливого преподавателя объяснил он, – три ствола всё же лучше двух. А ты, хоть и новичок, – он сверил меня взглядом, – стрелять, надо думать, умеешь…. Ну так что, пойдёшь? – Пойду, – как бы то ни было, для меня это реальный шанс добраться до обжитых сталкерами мест. – Вот и прекрасно, – подытожил мой собеседник, – тогда в час дня жду тебя на площади – вон там, напротив бара. Он резко оттолкнулся от стойки, широкими шагами пересёк помещение и скрылся за дверью. Я ещё немного посидел, потом решительно встал, махнул на прощание рукой бармену и тоже направился к выходу. У лестницы, ведущей наружу, в уголке, стояли два сумрачных типа; вид у них был странноватый: то ли ныкали что-то, то ли уже лопали втихаря. Но когда я проходил мимо, один из них окликнул меня сиплым, прокуренным голосом. Я остановился. – Ну, что вам? Они как-то расправились, приблизились ко мне. Тот, сиплый, продолжал: – А ты чё, правда омоновец? Я подтвердил. – Так это чё, о те по радио передавали? Типа, сбежал военный преступник, все дела? Я начал терять терпение: – А какая вам разница? – А есть разница, – вступил второй. Он был чуть выше своего товарища, и голос у него был на порядок ниже, – мало того что вы, суки, беспредельничаете повсюду, людей избиваете, так ещё вам мало… Далее мужик выдал длинную тираду, где высказал всё то, что накопилось у него, очевидно, в адрес моих украинских коллег. Речь получилась отборная, щедро пересыпанная нецензурной лексикой, однако сама суть их претензий лично к моей персоне от меня ускользала. Я решил уточнить: – Так чего вы от меня хотите? Они набычились, двинулись вперёд. Сиплый сплюнул на пол и зло процедил: – Выдать те, козёл, так как вы нашего брата мордуете. Так вы что, мужики, драться собрались? Ну, это пожалуйста. Это у меня, если можно так выразиться, профессиональный навык. Тот, что повыше, бросился на меня, выбросив для удара кулак. Я увернулся и встретил его коленом. Второй тоже нанёс удар, но я отразил его левой рукой, одновременно утопив кулак правой в мякоти вражеского живота. Мужик согнулся пополам, но видимо ненадолго. Тогда носок моего ботинка врезался ему в лицо. Нападавший сделал в воздухе пируэт и отлетел к стене. В это время его напарник вновь предпринял попытку атаки. В ответ я выполнил удар в коленную чашечку и бросок через бедро. Мужик скорчился на полу и больше не вставал. Я перешагнул через него и, даже не оглянувшись на притихший бар, вышел на улицу. Гостеприимные, однако, товарищи здесь обитают. Никогда не знаешь, где встретишь своих «благожелателей». Однако во время столкновения я не рассуждал. Действовал быстро и жёстко, как учили. Недаром ест свой хлеб белорусский ОМОН. Как бы то нибыло, до полудня ещё оставалось время, которое я решил провести в обзорной, так сказать, экскурсии по городу. Никогда раньше я не видел ничего подобного: заброшенный, предоставленный сам себе, он несказанно преобразился, приобрёл мрачный и таинственный вид. В чёрный провалах окон еле-еле виднелись силуэты каких-то конструкций, нагромождений; кирпичные стены покрылись влажными разводами, облицованные плиткой осыпались; никем не сдерживаемая растительность взлома