В двух шагах от управления разумом
Нам давно внушили, что психотронное оружие куется «в подвалах ЦРУ». Но было ясно, что СССР не станет дожидаться сюрприза.
Группа ученых, в свое время выплывшая из чисто научного интереса на психодиагностику и психокоррекцию, стала объектом пристального интереса
оборонщиков и «комитетчиков». Мешать им не мешали, просто следили за каждым шагом. Лабораторию, сотрудников (врачам из того же научного интереса
понадобились физики, программисты) и все работы взяли под контроль, публикации сочли преждевременными. Было обидно жить в вакууме, но зав. лабораторией
психокоррекции Московской медакадемии Игорь Смирнов вспоминает эти недавние времена, как райские. Финансы – неизвестно откуда, сколько попросит, любые
заказы выполняются немедленно на почтовых ящиках и доставляются лично в руки. Разглядываю компьютерную плату, изготовленную по его заказу. С ее помощью
кодируется словесная команда для пациента (или декодируется, то есть расшифровывается для врача, психолога). «Кто у нас сумел сделать такую плату?» – спрашиваю.
Смирнов пропускает мимо ушей некорректный вопрос. Когда американцы опубликовали свои идеи по неосознаваемой психодиагностике (1987 год), наши ликовали: мы –
далеко впереди! А главное, стена секретности дала трещину. Сегодня у Смирнова 80 научных публикаций, 18 изобретений, из них 4 «пионерских», то есть не
имеющих аналога. Например, способ семантической психокоррекции изобретен не «в подвалах ЦРУ», как пишут, а вот в этих самых подвалах (тут надо буквально
понимать, ибо храм уникальной науки ютится в цоколе дурдома и занимает ровно три конуры по 4х1,5 кв.м., с битым кафелем на стенах, протекающими потолками и
замызганными крохотными окошками). В чем суть метода, пристаю к Смирнову. «Берете человека, – говорит, – и стираете у него алкогольный мотив…» Я в
панике: что значит «берете» и как это «стираете»? Как делают зомби Пациента усаживают перед компьютером, на экране мелькает графика, в наушниках –
приятный шумок. Шумок непростой: в нем скрыты вопросы в самую «душу», о главном – семья, работа, деньги, профессия, учеба, наука, секс, политика, алкоголь,
криминал и прочее. Датчики вводят в компьютер реакции сознания, то есть пациент сам не подозревает о своих пристрастиях. И когда он уйдет, ученые расшифруют
картину его «души», рейтинг его ценностей: что думает, о мире и своем месте среди людей, чего хочет, чего боится. Это половина работы – диагноз. Вторая
половина – коррекция: негативные, асоциальные устремления пригасить, даже снять, позитивные – усилить. Дали человеку послушать любимого Вивальди, а в
музыку заложили не вопросы, а … скажем так, «советы». Пациент их не слышит, но усваивает. И почему-то после сеанса… поступил в вуз, бросил пить, вернулся в
семью, перестал воровать (даю не выдуманный набор перемен – так было). Если он душевно болен и агрессивен, то утихает. Если в корне его недуга были семейный
конфликт, потрясение в раннем детстве, то они выйдут на экран из глубин подсознания и будут «забыты», дезавуированы по приказу врача (случалось,
человеку после такой коррекции отменяли грубый психиатрический диагноз, с которым он прожил годы). Если он безнадежно болен и время его истекает, то
отойдет в мир иной без шоковых болей и страданий. Впрочем, всех типов и вариантов коррекции не перечислить. Здесь составляют каждому пациенту индивидуальную
программу и бесплатно, так как цены этой работе нет… Однажды двое врачей попросили привить им коммерческую жилку. Теперь они в большом бизнесе, утратив
всякий интерес к лечебной деятельности. (что неплохо и для больных). «Вам нравится называть наших пациентов словом «зомби», пожалуйста, – усмехается
Смирнов. – Мы сами их так зовем в шутку. Хотя занимаемся обычным психоанализом, правда, ускоренным с помощью компьютера. Не забудьте в своей клеветнической
заметке уточнить наши цели – лечить и учить. И не приписывайте нам иных, негуманных».
«Страшные» вопросы Я уже поняла, кто передо мной. Обожаемый населением и прессой тип
ученого-фаната, которому безразлично, кто за ним следит и к каким подвигам рассчитывает принудить со временем. В решающий момент он скажет «нет» своим
тихим голосом. Не исключено, что это поняли и оборонка, и комитет. И едва начали сами нищать, как захлопнули райские врата, выбросив лабораторию на
улицу. Работа по созданию новых «психотехнологий» не прервалась, однако, ни на день. Недавно, уже из медицинского ведомства, коллективу выдали зарплату,
кажется, за ноябрь: три десятка сотрудников (у многих по два диплома: физик и психиатр, программист и психолог) огребли аж от 40 до 60 тысяч каждый. Устроили
на радостях чай. Из опасения, как бы чего не украли в годы слежки, задаю ряд страшных вопросов.
«Могут ли на заводе повторить то, что делали для вас, в иных, «нелечебных» целях?» – «Не могут. Главное ведь не мегафон, а что в него сказать». – «На днях
вы уволили еще четверых сотрудников, продавшихся коммерсантам, в том числе западным. Могут ли они выполнить неэтичный заказ хозяев: внушить толпе покупать
такие-то акции, партнеру – подписать невыгодный договор, конкурента уговорить уйти в домоуправы?» – «Во-первых, я не сказал «продавшихся». Люди оголодали. Я
их не уволил, а отпустил. Если бы мог, с удовольствием перекупил бы кое-кого обратно. Во-вторых, мы предвидели такой поворот. И твердо заявляю, что всей
полнотой информации никто, кроме меня, не владеет. Выполнить мелкие и подлые заказы нуворишек кто-то сможет. Но о-очень мелкие! А вас ведь интересуют
нераспознаваемые команды для масс населения, то есть, собственно, психотронное оружие?» – «Да. Чтобы, скажем, голосовали за Руцкого, чтобы ушли с площади или,
наоборот, бегом на площадь и булыжник уволенных нет». Делаю глубокий вдох и задаю самый страшный вопрос: «А вы… можете?» Ответ
получаю классический (у фанатов всегда глаза смеются при этом): «В принципе задача решаемая. И нетрудная. Но неинтересная». – «Назовите интересную задачу».
– «Вот сейчас девочку привели… 31 год… Две попытки самоубийства… Надо уговорить ее жить». Ну да, поскольку самих уговоров «девочка» не услышит, то
станет думать, что приняла решение самостоятельно. О чем они мечтают Оказавшись в лунном пейзаже неизведанного мира души, подсознания, где «идти»
можно в любую сторону и все вокруг новое, они, естественно, хотят, чтобы не трогали, не дергали, дали осмотреться. Очевидно (мне, а вам – нет?), что их
наука станет доминирующей в XXI веке и они едва открыли священную дверь. Дайте же войти! Не пугайте ими население, не угрожайте им самим; научный интерес не
остановишь, сживем их со свету – немедленно явятся другие, не столь наивные. Игорь Смирнов говорит: «Этика – субстанция нашей профессии». Новые быстро
сообразят, почем ремонт характера. Поднявшуюся в прессе шумиху Смирнов и его коллеги не понимают: если чья-то спланированная акция, то, что за цели?
Политические? Но в чью же пользу? Кто выиграет и что именно? Ответы пока не просматриваются. После мельчайшей заметки (например, в «Правде» от 6 марта –
«Наука управлять толпой?») в лабораторию рвутся крутые господа и просят пойти к ним на содержание. Вместо старых, чуть ли не бечевкой подвязанных, компьютеров
обещают 586-е, а в перспективе систему «Крей» (для Смирнова это как скрипка Страдивари для музыканта, он аж в лице меняется), иную зарплату.
Обещают скоренько оборудовать пустующий домик, принадлежащий коллективу, но пока неподъемный для него. Клянутся, что не будут влезать в научные планы, а
так… хотят рядом кружить. «Как воронье», – говорит Смирнов и отказывает. Он убежден, что принадлежать надо государству, обществу в целом, и хорошо бы под
международным контролем: слишком опасна всякая секретность в их сфере. Но силы для удерживания коллектива уже на исходе. На днях группа снова едет в США на
полгода, и Смирнов заранее горюет, что кого-то из коллег недосчитается по возвращении… Американцы готовы купить все скопом и каждого в отдельности. А я
слушаю, как они шепчутся: «Говорят, Бурбулис понимает в науке… Или все- таки Лужкову объяснить?..» Они ищут 60-100 тысяч «зеленых» для продолжения начатых
исследований. Мы становимся нормальной страной контрастов: карманных расходов одного киоскера хватило бы ученым, чтобы выяснить, существует ли врожденная
нравственная доминанта в характере. Смирнов уже знает, что да, встречается такая роскошь, есть люди, которые во сне и в подсознании не принимают
криминала, – аристократы духа; выходит, это не образное выражение, а физиология, но нужны еще опыты на себе и на всех желающих…. Еще мечта их
сокровенных – создать семантический резонатор» Что это? Ну, скажем, «читалка мыслей».
Авантюра На Западе прошла информация, что ФБР вызвало Игоря Смирнова «уговорить» секту
Кореша покинуть дом и отказаться от самосожжения, но «русский стал увиливать», сказано в одной газете, и от его услуг отказались. Спрашиваю, как было дело.
Смирнов: «Я предложил закодировать в шумы из динамиков полицейских машин, (здание было окружено ими) голоса детей и родни, зовущие самоубийц домой. ФБР
согласилось, но спросило, сколько процентов успеха я гарантирую. Будь я целитель по телевидению, сказал бы: все сто (как я и думал). Но я обыкновенный
и очень даже советский ученый: как давать гарантии в опыте без апробации? Не зная людей, к которым обращаюсь? Что за авантюра? Я же не Чумак! Сама просьба
дать гарантию показалась мне некорректной. Назвал произвольную цифру – 70 процентов. Сказали «мало» и распрощались со мной. После чего допустили
грубейшую ошибку, включив громкую запись тех же детей и родных. В секте началась паника, истерики, а печальный конец всем известен.
Хочу стать зомби Моя память накопила кучу балласта, хорошо бы сбросить часть; в характере уйма
изъянов, из-за которых годы ушли под откос, пусть бы оставшиеся прошли с толком. И чтоб в преферанс по ночам не играть… И если объявились среди нас
боги, умеющие одно вычеркнуть из моей души, заместив другим – по заказу! – ой, ну ради Бога.
Глядим с Колей, нашим фотокором, на чужие души, выведенные на экран. Одна похожа на свалку пассажирского багажа из десятка «коробок», в одинаковой
упаковке, ровно перетянутых бечевкой. Другая – на кристаллическую решетку, только ассиметричную, где в секторе «страх» доминирует кубик по имени «Рома»
(сын-подросток, наверное) и еще кирпичик по имени «Иванов» (явно начальник по службе отравил жизнь человеку и не подозревает об этом). Требуется влезть в эту
субстанцию (перетряхнув так и этак ее содержимое на экране) и расставить коробки, кубики по-иному. «Мне страшно», – говорит Коля и смывается в редакцию.
Мне тоже страшновато, но я стараюсь смотреть, как «сочиняют» душу заново. Осечек у богов не бывает. Что задумали, то и вышло на своих двоих из этой
фантастической мастерской. Пока они меня не берут, ссылаясь на очередь из больных. Но я все же список набросаю, где убавить, где пришить, если вдруг у
них «окно» случиться. …Ум за разум заходит, когда вдумаешься, куда вторглись и чем орудуют сотрудники
лаборатории. Но послушайте их тихие голоса: «Обычный психоанализ. На западе психоаналитики занимаются пациентами годами, причем сами пациенты воспринимают
как должное свою зависимость от психоаналитика. Так и живут с ними в обнимку. Изводят на них дикие деньги. А мы ускорили процессы, нашли их компьютерные
алгоритмы. Заодно и углубили…» Смеются. Углубили – мягко сказано. Потому их и тянут из страны. Но Смирнов ушиблен
наукой, а она, по его мнению, делается здесь. «Мы дворняжки человечества, – бормочет он сам себе, глядя на экран, – потому и соображаем быстрее. А там
рафинированная порода… В виварии тоже все сложные опыты ставят на беспородных крысах, они умнее. А так называемые «выведенные» теряют половину качеств…»
Товар-Деньги-Наука Коммерция в группе Смирнова на нуле. Неодаренные люди собрались. Пять раз
спросила, чем они могут расплатиться с обществом, городом, если вдруг (а вдруг?!) Бурбулис или Лужков испугаются, кого теряем. И пять раз мне смущенно
ответили: «Слиппи?» Это такая кассета, от которой сразу засыпаешь так называемым естественным сном, то есть, сколько организму надо. Но коммерческие
мозги у группы такие, что даже за эту, для кого-то вожделенную кассету предполагают назначить символическую цену. Зло берет, честное слово. Из меня
такой же коммерсант, но я спрашиваю: а на одних только алкоголиках вы не могли бы заработать на свои исследования нравственной доминанты? А в ленивых детей вшить
жажду к учебе родитель не захочет? А проверить убийцу на «детекторе правды» … в лице МВД и прокуратуры? А выучить язык, вплоть до китайского, в кратчайший срок
желающих не найдется? А снять комплексы, поправить недуг? «Да, – отвечают, – конечно, пожалуйста, но ведь тогда надо центр открывать для приема посетителей,
штат набирать, компьютеры, кассеты покупать…» О дураках На вопрос, чего и кого они бояться, отвечают одно: «Дураков». Это такая
категория людей, густо рассеянная в обществе, – что в пивной, что в Минздраве, что в парламенте и выше, – которая обо всем спрашивает: «А на кой ляд мне это
нужно?» А подумав, добавляет: «Мало ли что они натворят с людьми». Смирнов им отвечает, что и скальпелем в подъезде зарезать проще простого, чего ж его не запретят. Но
сей предмет не они «разрешали», а тут от них требуются утвердительные каракули. Вот они и куражатся… С ними надо на каком-то новоязе говорить, которым
лаборатория не владеет. Типа «Ах, вы против науки XXI века? Значит, пусть люди мрут, когда им можно помочь?» и т.д. Скучная такая беседа, но необходимая в
нашей жизни. Ученые ее всячески избегают, теряя годы в этих облезлых подвалах. Потому и считают, что наука делается здесь.
Статья Нинэля Логинова