Понятие преступления 2

–PAGE_BREAK–УК РСФСР и РФ постепенно совершенствовали общее определение преступления соответственно уголовной политике того или иного периода. Первые УК 20-х гг. делали акцент на социально-классовом содержании преступления.
Основы уголовного законодательства 1958 г. исключили классовую характеристику преступления, включили юридический признак – уголовную противоправность. УК РФ 1996 г. включил также указание на вину. Его статья 14 устанавливает: «Преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания».
§ 2. Понятие преступления по действующему российскому уголовному праву В зависимости от описания преступления и его признаков в уголовном зако­не выделяются три типа его определений: формальное, материальное и матери­ально-формальное.
Формальное – это точное определение, в котором содержится признак про­тивоправности и отсутствует признак общественной опасности. В подобном оп­ределении под преступлением понимается деяние, запрещенное уголовным за­коном под страхом наказания.[15]
Материальное – это определение преступления, в котором указывается толь­ко на общественную опасность деяния и отсутствует признак противоправности. Такое определение содержалось, в частности, в УК РСФСР 1922 года, в ст. 6 кото­рого преступлением признавалось «всякое общественно опасное действие или без­действие, угрожающее основам советского строя, правопорядку, установленному рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю пери­од». Главным недостатком материального определения преступления являлось от­сутствие указании на формальный признак преступления — предусмотренность деяния уголовным законом. Данное обстоятельство имело под собой объективные предпосылки – наличие в уголовном праве института аналогии. Он предусматри­вал возможность привлечения к уголовной ответственности за совершение обще­ственно опасного деяния, прямо не предусмотренного уголовным законом, что позволяло восполнять пробелы законодательства в условиях быстро меняющейся действительности. Однако такое положение вещей существенным образом проти­воречит принципу законности.[16]
Этот весьма существенный недостаток был учтен при разработке УК РСФСР I960 года, где в ст. 7 данное понятие определялось уже следующим образом:
«Преступлением признается предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние (действие или бездействие), посягающее на общественный строй СССР, его политическую и экономическую системы, социалистическую собст­венность, политические, трудовые, имущественные и другие права и свободы граждан, а равно иное, посягающее на социалистический правопорядок общест­венно опасное деяние, предусмотренное уголовным, законом». В приведенном выше определении законодательно закреплялись два основных признака: обще­ственная опасность и противоправность, что представляет собой материально-формальное определение преступления. Кроме того, в теории уголовного права, посредством сопоставления и анализа содержания ст. 7 и ст. 1, 3 УК РСФСР 1960 года, были выделены еще два признака преступления виновность и противоправность.[17]
Современное уголовное законодательство (ч 1 ст. 14 УК. РФ) содержит еле дующее материально-формальное определение «Преступлением признается ви­новно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодек­сом под угрозой наказания».

ГЛАВА 3. ПРИЗНАКИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ § 2. Преступление – это деяние Преступление – это прежде всего деяние, т.е. выраженный в форме активного действия или пассивного бездействия акт поведения (поступок, деятельность). Мысли, психические процессы, убеждения, их выражение вовне, например, в дневниках, высказываниях, как отмечалось в главе о принципах, сколь негативными они ни были, преступлениями не являются. Конечно, устное или письменное слово тоже поступок, и потому ряд «словесных» деяний признаются преступными (угроза жизни, угроза с целью завладения имуществом). Однако такого рода поведение нацелено на причинение вреда, запрещенного уголовным законом, – вреда здоровью, имущественным правам личности, чести. Поэтому объективирование своих мыслей, например, высказывание приятелю намерения убить Н. и угроза жизни – совершенно различные виды поведения.
Угроза убийством (ст. 119 УК) причиняет вред психическому здоровью потерпевшего, порождая стресс, беспокойство за свою безопасность, за свободу выбора поведения без давления извне. Угрозой виновное лицо как раз и добивается такого терроризирования потерпевшего. Выражение же сочувствия кому-либо, солидарности с ним есть не что иное, как объективирование своих убеждений, чувств, симпатий.[18] Преступными деяниями они не являются. Генеральный прокурор РФ сообщил 3 ноября 1992 г. на заседании Конституционного Суда, что по делу об измене Родине участников ГКЧП (Государственного комитета по чрезвычайному положению) некоторыми областными прокурорами возбуждено 19 уголовных дел. По ним привлекались к уголовной ответственности лица, которые устно или письменно высказывали одобрение действиям названного комитета. Им вменялось, ни много ни мало, соучастие в измене Родине. Все эти дела Генеральная прокуратура прекратила за отсутствием в действиях обвиняемых состава преступления. Одобрение и словесная солидарность представляют собой выражение собственных убеждений и чувств. Преступное деяние здесь отсутствует. Конституция РФ (ст. 13) признает идеологическое и политическое многообразие.
Преступное деяние, будучи разновидностью человеческих поступков, прежде всего должно обладать всеми признаками последних в психологическом смысле. В психологии поведением называется социально значимая система действий человека, отдельные поведенческие действия называются поступком, если они соответствуют общепринятым нормам поведения, и проступком, если не соответствуют этим нормам.[19] Физиологическую основу поведения составляет активное телодвижение (чаще система их) или торможение активности, воздержание от активных действий при бездействии. Психофизиологическая словесная активность лежит в основе клеветы, угрозы, оскорбления. Физическая – это механическое воздействие на предмет посягательства (убийства, кражи и т.п.). Возможно сочетание механического и словесного воздействия на объект и предмет преступления, например, при хулиганстве, превышении власти и др.
Психологически всякое человеческое действие или бездействие обладает мотивированностью, т.е. вызывается теми или иными побуждениями либо системой их (корыстью, ревностью и проч.), и целенаправленностью, предвидением результатов своего поведения. Мотивированность и целенаправленность поведения обеспечивают свободу воли лица, т.е. свободу выбора по крайней мере между двумя вариантами поведения. В преступном поведении лицо выбирает между антисоциальным и правомерным, как минимум, непреступным поведением. Вследствие отсутствия мотивированности и целенаправленности рефлекторные действия, совершенные в бреду, бессознательно либо вследствие воздействия непреодолимой силы, поведением в психологическом, а тем более в уголовно-правовом смысле не являются. Так, поскользнувшийся на банановой корке гражданин Н., сваливший под идущий трамвай потерпевшего, не может нести уголовную ответственность, так как он не совершал действия: его телодвижение явилось рефлекторным, бессознательным. Также отсутствует свобода выбора, а следовательно, поведение в обстановке неодолимой силы – природных чрезвычайных обстоятельств (землетрясение, разливы рек, лесные пожары) или созданных людьми (аварии, крушения, лишения свободы). Так, неоказание помощи больному врачом, который из-за аварии машины скорой помощи не мог вовремя прибыть к пациенту, не является деянием.[20]
Некоторые УК отдельно регламентируют влияние непреодолимой силы как обстоятельства, при наличии которого отсутствует волевое поведение. Так, ст. 13 УК Китая гласит: «Деяния, которые объективно хотя и привели к вредным последствиям, но не являются следствием умышленной или неосторожной вины, а вызваны непреодолимой силой или невозможностью ее предвидеть, не признаются преступными».
Примерный Уголовный кодекс США подробно перечисляет случаи недобровольного поведения, т.е. когда у лица отсутствовала свобода выбора. Статья 2.01 гласит: «1. Лицо не является виновным в совершении посягательства, если его ответственность не основана на поведении, включающем в себя добровольное действие или добровольное несовершение действия, которое оно физически способно совершить.
2. По смыслу настоящей статьи следующие действия не являются добровольными действиями:
а) рефлекторное или конвульсивное движение;
б) телодвижение в бессознательном состоянии или во сне;
в) поведение во время гипноза или являющееся результатом вызванного гипнозом внушения;
г) телодвижение, которое по иным основаниям не является результатом усилия или решения деятеля, предпринятого им сознательно или по привычке».
Отсутствует свобода выбора у лица, подвергшегося физическому принуждению. В ч. 1 ст. 40 УК РФ сказано: «Не является преступлением причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам в результате физического принуждения, если вследствие такого принуждения лицо не могло руководить своими действиями (бездействием)».
Активная (действия) или пассивная (бездействие) форма поведения несущественна для криминализации деяния и квалификации преступлений. Главное уравнивающее их свойство деяния – это способность быть причиной общественно опасных последствий. Форма же поведения при этом значения не имеет. Вот почему ни в одной статье Особенной части УК не дифференцируются активная либо пассивная формы поведения: Употребление же в УК РСФСР 1960 г. как однозначных «деяния» и «действия» при описании объективной стороны составов только порождало ненужные споры о форме деяния, когда допустимо было при термине «действие» также и «бездействие». Поэтому УК 1996 г. везде употребляет единое слово – термин «деяние», а оно может быть в обеих формах.[21]
Для бездействия в отличие от действия требуются дополнительные признаки, а именно долженствование действовать, дабы предотвратить наступление вреда, и фактическая возможность так действовать. Целый ряд кодексов вполне обоснованно специально определяет, что такое бездействие. К примеру, 11 УК ФРГ при знает подлежащим наказанию лицо «только тогда, когда оно юридически было обязано не допускать наступления последствий, и если бездействие соответствует выполнению состава преступления путем действия». Однако такое определение неполно. Оно называет лишь один признак бездействия – обязанность действовать, причем юридически определенную. В жизни, чаще всего в бытовых преступлениях, такое юридическое закрепление обязанности присутствует не всегда. Кроме того, не называется второй конститутивный признак бездействия – физическая возможность лица действовать.
Понятие «деяние» по УК РФ охватывает как действие (бездействие), так и причиненные им общественно опасные последствия. Статья 7 УК РСФСР 1960 г. вкладывала в содержание деяния только действие или бездействие, о чем свидетельствует наличие скобок после слова «деяние». В такой редакции из деяния выпадали общественно опасные последствия. Она не согласовывалась с логическим толкованием слов «посягательство», «посягающее на правоохраняемые интересы», так как посягнуть всегда означает причинить тот или иной вред (ущерб) объектам посягательства. На вредные последствия приходится более 4/5 элементов, входящих в систему «общественная опасность» деяния[22]. Поэтому в новом УК 1996 г. скобки устранены, и деяние включает как действие и без действие, так и общественно опасные последствия. Теперь не потребуется прибегать к расширительному толкованию вопреки содержанию скобок по прежнему кодексу, чтобы согласовать понятие преступления в Общей части с конструкцией составов преступлений в Особенной части УК. В УК 1996 г. в диспозициях норм Особенной части говорится: «деяния», «те же деяния», «деяние, предусмотренное соответствующей статьей».
Оригинальную, но не бесспорную позицию в определении деяния и оснований уголовной ответственности занял УК Республики Беларусь. Его ст. 10 «Преступление как основание уголовной ответственности» гласит: «Основанием уголовной ответственности является совершение виновного, запрещенного настоящим Кодексом деяния в виде:
1) оконченного преступления,
2) приготовления к совершению преступления,
3) покушения на совершение преступления,
4) соучастия в совершении преступления».
Преступлением, согласно ч. 1 ст. 11, признается совершенное виновно общественно опасное деяние (действие или бездействие), характеризующееся признаками, предусмотренными настоящим Кодексом, и запрещенное под угрозой наказания.
Часть 2 ст. 10 признает преступление оконченным с момента совершения деяния. По определению деяние как действие или без действие независимо от наступивших последствий делает преступление оконченным.[23]
Такие дефиниции создали очевидную конфликтность норм УК РБ, например, в статьях о действии уголовного закона во времени, в покушении и др. В нормах о соучастии используется термин не «деяние», а «преступление». В Особенной части используются слова то «деяние», то «действие», хотя в соответствующих случаях преступление возможно и путем бездействия. Часть 3 ст. 11 вступает в коллизию с ч. 2 той же статьи о малозначительном деянии. Малозначительным признается деяние, которое не причинило и по своему содержанию и направленности не могло причинить существенного вреда охраняемым уголовным законом и кодексами интересам, и потому оно не обладает общественной опасностью, присущей преступлению.[24]
Итак, преступление – это деяние. Деяние суть действие или бездействие, причинившее общественно опасное последствие. По следствия возможны в виде физического или психического вреда личности и общественной безопасности, экономического ущерба личности, обществу, государству либо дезорганизации функционирования тех или иных объектов. Действие и бездействие представляют собой виды человеческого поведения и потому должны обладать всеми его психологическими и физиологическими свойствами. Они должны быть мотивированными, целенаправленными, обладать свободой выбора между преступным и непреступным поведением, волимостью, добровольностью.
§ 3. Преступление – общественно опасное деяние Преступным является лишь такое деяние, которое по содержанию общественно опасно. Общественная опасность составляет важнейшее социальное (материальное) свойство преступления. Общественная опасность, вредоносность деяния выражаются в причинении либо создании угрозы причинения ущерба охраняемым УК интересам. Не представляющее общественной опасности ввиду малозначительности деяние, согласно ч. 2 ст. 14 УК, преступлением не является.
Общественная опасность как отдельных преступлений, так и преступности в целом весьма динамична и вариативна. Ее детерминируют две подсистемы факторов – криминологические (причины и условия преступности, эффективность профилактики) и уголовно-политические (приоритетные направления борьбы с преступностью, традиции и особенности уголовного законодательства, карательная практика). Достаточно сравнить УК РСФСР 1922, 1926 и 1960 гг., уголовное законодательство последующих трех десятилетий, чтобы увидеть значительную изменчивость законодательства, отражающего серьезные изменения в преступности и ее причинах, а также повороты уголовной политики.[25]
В законодательстве формулировка общественной опасности преступного деяния возможна, как правило, в трех вариантах: указанием на объекты посягательства, которым деяние причиняет вред, на вредоносность деяния, сочетание того и другого.[26]
Еще во французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г. социальные (материальные) свойства правонарушений раскрывались как «действия, вредные для общества». УК Франции 1992 г. был оценен при представлении его проекта Сенату министром юстиции как воспринявший материальное понимание преступления. Он сказал: «Тяжесть вреда, причиненного обществу, – вот, что определяет юридическую сущность преступного деяния. Так, только посягательства на общественные ценности образуют преступления и проступки».[27] Именно тяжесть вреда послужила главным критерием категоризации уголовных деяний на три группы: преступления, проступки и нарушения. Статья 111-1 так и говорит: «в соответствии с их тяжестью».
В знаменитом трактате «О преступлениях и наказаниях» 1764 г. Ч.Беккариа писал: «Истинным мерилом преступлений является вред, наносимый ими обществу. Это одна из тех очевидных истин, для открытия которых не требуется ни квадрантов, ни телескопов и которые доступны любому среднему уму».[28] Он уже тогда признал одним из тягчайших преступлений – посягательство на безопасность и свободу граждан. Неравенство в наказуемости по классовому критерию он отметил даже в преследовании таких общеуголовных преступлений, как кража и убийство. «К ним относятся убийства и кражи, совершаемые не только плебеями, но и вельможами и власть имущими, так как их пример, оказывая сильное влияние на многих, разрушает в подданных понятия о справедливости и долге и устанавливает вместо них право сильного, одинаково опасное как для тех, кто им пользуется, так и для тех, которые от него страдают».[29]
    продолжение
–PAGE_BREAK–Первым в истории уголовного законодательства УК, который закрепил в понятии преступления его социальное свойство – «злонаправленность», был составленный А.Фейербахом Уголовный кодекс для королевства Бавария 1813 г. В первой книге «Общее законодательное определение преступления и проступка» содержалось такое определение преступления: «Все умышленные нарушения закона, которые из-за своих свойств и размера злонаправленности находятся под угрозой наказания (далее следовал перечень наказаний. – Авт.), называются преступлениями».
В отечественной уголовно-правовой доктрине велись оживленные дискуссии относительно законодательной конструкции понятия преступления, должна ли она охватывать материальный признак или ограничиваться формальным, либо сочетать то и другое. При этом все ее участники соглашались, что в реальной жизни и в теоретической трактовке материальное понятие преступления очевидно. Законодательная же позиция на этот счет не раз менялась. Так, Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1832 г. и в редакции 1842 г. предлагало формальное определение преступления как деяния, запрещенного законом под страхом наказания. В Уложении же 1845 г. и в редакции 1857 г. социальное (материальное) содержание преступления раскрывалось путем перечня объектов, на которые посягает преступное деяние, нарушение закона, которое включает в себя посягательство на неприкосновенность прав Верховной Власти и установленных ею властей или на права или безопасность общества или частных лиц (ст. 1). В редакциях 1866 и 1885 гг. Уложение вернулось к формальной дефиниции преступления: «Преступлением или проступком признается как самое противозаконное деяние, так и неисполнение того, что под страхом наказания законом запрещено».
Еще ранее в эпоху Петра I формализм уголовного законодательства, по свидетельству русских правоведов, доводится до крайностей. Основанием криминализации деяний, т.е. признания их преступлениями считалось простое непослушание царским предписаниям. Все, что царь запретил под страхом наказания, то и являлось преступлением, независимо от того, наносило ли деяние вред кому-либо или обществу, или даже если оно было полезным. Правда, иногда все же объективное свойство преступления – его антисоциальность, в петровском законодательстве проявлялось. Например, в Артикуле воинском 1715 г. преступление определяется как «вражеские и предосудительные против персоны его величества или его войск, также его государства, людей или интересу государственного деяния».[30]
Надо отдать должное русским ученым: они все, за редким исключением, признавали материальное понятие преступления, конечно, в сочетании с юридическим. Об этом обстоятельно писали Н.С.Таганцев, Н.Д.Сергеевский, С.П.Мокринский, П.Д.Калмыков, Н.П.Неклюдов и др.
А.Ф.Кистяковский приводил доводы в пользу формального законодательного определения преступления, которое можно встретить у современных сторонников формальной дефиниции преступления. Он считал, что закон может давать лишь формальные по ведения и формулировать готовые формулы. Поэтому, если в ученом трактате правильно говорится, что преступление есть посягательство на неприкосновенность права и безопасность общества, такое определение будет понятно и уместно. В законодательстве же оно вызовет запутанность.[31] Ему обоснованно возражал Н.С.Таганцев: «Преступлением почитается деяние, посягающее на юридическую норму в ее реальном бытии, деяние, посягающее на охраняемый юридической нормой интерес. Если мы будем видеть в преступлении только посягательство на норму, будем придавать исключительное значение моменту противоправности учиненного, то преступление сделается формальным, жизненепригодным понятием, напоминающим у нас воззрения эпохи Петра Великого, считающего и мятеж, и убийство, и ношение бороды, и трубку заповедного дерева равно важными деяниями, достойными смертной казни, ибо все это виновный делает, одинаково не страшась царского гнева».[32] В традициях российского уголовного законодательства были составлены первые советские уголовные кодексы – УК 1922 г., УК РСФСР 1926 г. Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г. формулировали материальное понятие преступления как общественно опасное, посягающее на интересы социалистических правоотношений. При этом впервые социальная характеристика преступления дополнялась классовой в строгом соответствии с Конституциями РСФСР, а затем СССР. УК РСФСР 1922 г. характеризовал общественную опасность деяния как «угрозу основам советского строя и правопорядка, установленного рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю период времени».
Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. уже не содержали классовой оценки объектов преступных посягательств. Общественная опасность трактовалась как посягательство на общественный строй СССР, политическую и экономическую системы, социалистическую собственность, личность, политические, трудовые, имущественные и другие права и свободы граждан. Аналогичное определение давал УК РСФСР 1960 г. УК РФ 1996 г. не раскрывает общественную опасность как посягательство – те или иные объекты, ибо перечень таковых дается в ст. 1 УК.
Как видим, содержание общественной опасности преступления в четырех уголовных кодексах РСФСР и РФ постоянно трансформировалось адекватно объективным явлениям преступности и уголовно-политическим воззрениям на преступление в тот или иной промежуток времени. Развитие шло от социально-классовой характеристики к исключительно социальной.[33]
Поскольку в современной литературе стала оспариваться правомерность классовой характеристики общественной опасности преступления в первых УК РСФСР, этот, отнюдь не простой, вопрос заслуживает хотя бы краткого обсуждения. Как отмечалось, кодексы строго в соответствии с Конституциями РСФСР и СССР оценивали правоохраняемые интересы, на которые посягают преступления. Это были интересы рабоче-крестьянской, позже Советской власти. Такая характеристика отражала реальную систему социальных правоотношений. В действительности «классовость» преступления имеет несколько аспектов. Это и классовое происхождение преступлений и преступности, и классовый подход к криминализации деяний и наказуемости виновных, и соотношение преступлений с формами классовой борьбы. Классовое происхождение преступлений и преступности аксиоматично. Классово-сословную сущность не скрывали ни рабовладельческое, ни феодальное право. Провозглашенное буржуазным строем равенство перед законом существенно корректируется практикой его применения, что наглядно подтверждает статистика социального состава осужденных. Что же касается положения о классовом подходе к назначению наказания и признанию преступности как форм классовой борьбы, то они нуждаются в существенных уточнениях и переоценках.
В первое десятилетие Советской власти, когда решался вопрос «кто-кого» в политическом и экономическом планах, когда шла гражданская война и общество было классово-антагонистическим, а не только классовым, объективные противоречия обосновывали открытые провозглашения социальной направленности борьбы с преступностью. Однако объективные факторы оказались не главными в социальной оценке преступлений. Большее влияние на явно завышенную оценку классовой природы преступлений оказал субъективный фактор: признание положительных сторон буржуазного законодательства и науки, и еще больше – глубоко ошибочная сталинская концепция – обострение классовой борьбы по мере социалистического строительства. Включенное в законодательство и судебную практику 30-х гг. понятие «враг народа» закрепило эту ошибку.[34]
Не соответствовала принципу равенства всех перед законом и судом, например, ст. 166 УК РСФСР 1926 г. Она преследовала «открытое похищение лошадей или другого крупного скота у трудового земледельческого и скотоводческого населения». Ошибочно связывали индивидуализацию наказания в первой редакции с классовой принадлежностью преступника.
Вопрос о «классовом подходе» в Основных началах 1924 г. обсуждался не только в публикациях теоретиков. Он стал предметом дискуссии на V съезде деятелей советской юстиции и на II съезде ВЦИК. Выступавшие верно отмечали, что сами по себе классовое положение и происхождение не могут служить основанием ужесточения либо смягчения наказания. Сессия ВЦИК признала вопрос о понимании классового принципа в уголовном праве «в высокой степени принципиальным». По ходатайству ЦИК СССР п. «б» ст. 31 и п. «б» ст. 32 были исключены из Основных начал.
Полагаю, что не соответствует фактам утверждение, будто до 90-х гг. советское уголовное законодательство «с редкой откровенностью» признавало «классовую направленность».[35] Уже Основы 1958 г. ничего об этом не говорили. Отнюдь не бесспорен тезис того же автора о том, что «в современном мире преступление не носит классового характера, а понятие о преступлении отражает представление о необходимости уголовно-правовой защиты всех признанных общечеловеческих ценностей от преступных посягательств».
Как известно, общечеловеческие ценности призвано оберегать международное уголовное право. Внутригосударственное уголовное право, если посмотреть на УК разных государств, весьма неодинаково криминализирует деяния и по-разному наказывает за одни и те же преступления. До всемирного уголовного законодательства еще очень далеко. Хорошо бы в XXI веке принять Уголовный кодекс о международных преступлениях и Устав Международного трибунала.
С реставрацией капитализма в России проблема классовой уголовной политики неожиданно актуализировалась. Президент РФ в своем декабрьском 1997 г. обращении к населению объявил о рождении «нового класса» (правда, не дал его социально-экономической оценки).
Конечно, возврата к классовости в понятии преступления не последует. Однако при криминализации деяний, определении санкций за преступления и условий освобождения от наказания, независимо от классовой принадлежности правонарушителей, должен неукоснительно соблюдаться принцип равенства. Между тем в новом УК можно обнаружить различие в наказуемости преступлений частных предпринимателей и остальных граждан. Лишь на самой последней доработке проекта УК РФ 1996 г. санкции за предпринимательские преступления были повышены в 4,5 раза. Кодекс исключил норму о запрете замены штрафа лишением свободы, резко увеличил штрафные санкции, часто альтернативно, с лишением свободы. До 1 января 1997 г., пока не вступил в силу новый кодекс, за коррупцию в частном секторе никого из виновных нельзя было привлечь к уголовной ответственности, так как они не являлись должностными лицами. Пять бывших союзных республик оперативно внесли изменения в свои УК, уравняв в ответственности должностных лиц и управленцев частных структур. В России этого сделано не было. Внесенный законопроект о понятии должностного лица при поддержке Государственной Думы, Правительства и руководства всех правоохранительных органов не был принят из-за ожидания нового УК.[36] Лишь два депутата – Г.В.Старовойтова и В.В.Похмелкин активно протестовали против уравнивания ответственности за одно и то же преступление государственных и частных чиновников.[37]
В двух проектах УК – официальном 1994 г. и доктринальном (Общая часть) 1993 г. предпринимались попытки отказаться от общественной опасности в понятии преступления. Последний счел уместным вернуться к формальному определению преступления как действия или бездействия, запрещенного уголовным законом. Аргументы: общественная опасность, якобы «декларативный признак», «политизированное положение», пора избавиться от социальной характеристики деяний, сосредоточив внимание на описании правовых признаков преступления.[38]
Проект УК 1994 г. предлагал такую дефиницию преступления: «Преступлением признается запрещенное уголовным законом деяние (действие или бездействие), причиняющее вред или создающее угрозу причинения вреда личности, обществу или государству». Доводы, приведенные в пояснительной записке: «Указание на «вред» вместо «общественной опасности» соответствует намерению авторов отказаться от политических штампов, а также подчеркнуть мысль о том, что уголовное право охраняет от преступлений не только общественные интересы, но права и законные интересы каждого отдельного человека».[39]
Такую аргументацию трудно считать обоснованной. Единственный критерий изменения уголовного закона – это его недостаточная эффективность в борьбе с преступлениями. Ни в теории, ни на практике никто и никогда не предлагал отказываться от общественной опасности, потому что она ограничивает охранительные и предупредительные функции уголовного закона, снижает его эффективность. «Декларативность», «политизированность», «идеологические штампы» – материал для научных дебатов, а не для исключения стержневого, сущностного свойства преступления. На основании общественной опасности производится криминализация деяний, отграничение их от непреступных правонарушений, категоризация преступлений в Общей части и дифференциация составов преступлений в Особенной части. Отказ от общественной опасности сразу повлек за собой исключение из проекта УК практически важной нормы о малозначительном деянии, не являющемся преступлением, изменил конструкцию вины и ее форм, вменяемости и невменяемости и другие институты. В той или иной форме асоциальны и вредоносны все правонарушения. Однако законодатель обоснованно характеризует только преступления специфическим признаком «общественная опасность». Кроме того, вредоносность отражает лишь объективное причинение ущерба, но не учитывает субъективных свойств преступления. Общественная опасность деяния – объективно-субъективная категория.[40]
Еще в 60-х гг. среди ученых стран социалистического содружества обсуждалась возможность замены общественной опасности на вредоносность. Действительно, в оконченном преступлении вред уже причиняется, и в преступных последствиях реализуется прежняя опасность действия (бездействия). Однако участники дискуссии пришли к заключению, что общественная опасность полнее отражает объективную и субъективную вредоносность преступлений.
Общественная опасность как сущностно-содержательное свойство преступления предусмотрена в УК всех стран СНГ, за исключением Грузии. Грузинский УК 2000 г. вообще исключил самостоятельную норму о понятии преступления. Он дает формальное определение преступления в ст. 7 «Основание уголовной ответственности». Она гласит: «Основанием уголовной ответственности является преступление, то есть предусмотренное настоящим Кодексом противоправное и виновное деяние». Однако ч. 2 той же статьи по definitio per negatio (определение через отрицание) фактически раскрывает материальное содержание преступления. В ней говорится: «Не является преступлением деяние, хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного настоящим Кодексом, однако в силу малозначительности не вызвавшее вред, необходимый для уголовной ответственности лица, его причинившего, либо не создавшее опасности наступления такого вреда».
Формальное определение преступления негативно повлияло на конструкции вины, невменяемости, освобождения от уголовной ответственности и др. Вместо психического отношения к общественно опасному деянию УК ввел признак осознания противоправности деяния и предвидения противоправных последствий. В ст. 70 «Освобождение от уголовной ответственности в связи с изменением обстановки» вместо утраты общественной опасности деянием вводится крайне неудачный критерий «нецелесообразности применения уголовной ответственности за деяние».
УК Республики Польша 1998 г. отказался от прежнего материального понятия преступления по УК 1969 г. Вместо этого в ряде норм употребляется понятие «общественная вредность». Так, в ст. 2 сказано, что «не является преступлением запрещенное деяние, общественная вредность которого незначительна». В главе о разъяснении понятий так раскрывается содержание общественной вредности: «При оценке общественной вредности деяния суд принимает во внимание вред и характер нарушенного блага, размеры причиненного или возможного вреда, способ и обстоятельства совершения деяний, значимость нарушенных виновным обязанностей равно как степень вины, мотивацию виновного». Нетрудно заметить, что разница между «общественной опасностью» и «общественной вредностью» носит терминологический характер.
Неоднозначен подход законодателей и доктрины к содержанию общественной опасности: оно объективно вредоносно либо включает и субъективные признаки вины, мотива, цели. УК РФ 1960 г. не включал вину в определение преступления исходя из того, что субъективная опасность входит в систему общественной опасности наряду с объективной – вредности деяний. Однако в ст. 3 об основаниях уголовной ответственности вина называлась наряду с общественной опасностью. Следует признать, что это – диалектическое противоречие в системе общественной опасности и поэтому оно сохранилось в УК РФ 1996 г. В понятии преступления (ст. 14) вина и общественная опасность приводятся как самостоятельные, соответственно субъективное и объективное свойства преступления.[41] В одних случаях, где законодатель трактует общественную опасность как объективную вредоносность действий (бездействия), в других – обобщенно, как объективно-субъективную категорию (см. ст. 15, 77).
    продолжение
–PAGE_BREAK–На вопрос о соотношении объективной и субъективной опасности в системе общественной опасности преступления ответ дан выше.[42]
Теперь надлежит осветить следующие вопросы: 1) входит ли личность субъекта преступления в общественную опасность деяния либо нет; 2) принадлежит ли субъект преступления к компонентам общественной опасности деяния; 3) составляет ли распространенность преступления элемент общественной опасности; 4) влияют ли на общественную опасность преступления смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства.
На первый из поставленных вопросов подавляющее большинство исследователей дает отрицательный ответ. Аргументация убедительна: УК четко разводит категории «личность преступника» и «субъект преступления». Личность преступника упоминается не в разделе о преступлении, а в разделе о наказании, точнее, о назначении наказания. Часть 3 ст. 60 УК «Общие начала назначения наказания» называет личность преступника как самостоятельное после характера и степени общественной опасности преступления основание индивидуализации наказания. Стало быть, личность субъекта преступления не является подсистемой системы общественной опасности деяния.
Об этом, в частности, красноречиво высказался Конституционный Суд РФ. «В современной доктрине и уголовном законодательстве юридическая оценка содеянного и критерий дифференциации преступных деяний строятся на типизированной степени общественной опасности. Исходя из ценности и характера объекта посягательства, величины ущерба, формы вины, характера мотивов и других качественных и количественных характеристик преступления. Понятие преступления не может включать характеристику личности, учитывать факты ее биографии, нравственные качества, поведение в прошлом. Не включает оно, по общему правилу, и обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание. Нельзя в зависимости от данных видов обстоятельств изменять квалификацию содеянного, а следовательно, и предрешать вопрос о возможном виде и размере наказания. Именно в возможности нести одинаковую ответственность по своим качественным характеристикам и степени тяжести проявляется равенство граждан перед законом.
Однако в оспариваемых нормах законодатель как раз и нарушает этот принцип. Вопиющий пример нарушения принципа равного воздаяния за равные деяния – фабула дела заявителя Новикова. Новиков вместе с соучастником совершили кражу 30 досок на приусадебном участке и продали их за бутылку водки. В приговоре суд отмечает, что ущерб был возмещен, оба подсудимых признали свою вину и раскаялись. Никаких различий в тяжести содеянного, величине ущерба, характере действий, способах, мотивах и других характеристиках преступления обоих соучастников не установлено. Но их абсолютно идентичные действия не только получили разную квалификацию, но и меры наказания существенно разнились. Соучастник был приговорен к двум годам условно, а Новиков исключительно за наличие судимости – к пяти годам лишения свободы.
Нарушение принципов равенства всех перед законом и судом и справедливой ответственности усматривается также в том, что понятие неоднократности предусматривает одинаковые правовые последствия для принципиально разных правовых ситуаций. В результате два эпизода преступлений лица, ранее не привлекавшегося к уголовной ответственности, квалифицируются так же и влекут то же наказание как один эпизод такого же преступления, совершенного лицом, ранее судимым и уже отбывшим наказание за первое деяние. Здесь налицо не только буквальное удвоение наказания, но и явная дискриминация по признаку прежней судимости, а точнее – по особым качествам личности (социальной опасности), которые доктринально связываются с наличием неснятой и непогашенной судимости».[43]
Личность преступника – это система социально-демографических, социально-ролевых и социально-психологических свойств субъекта преступления. Ее собственная общественная опасность измеряется тем, как она «вложилась» в учиненное ею преступление и прогнозом исправления посредством наказания. Любое наказание, назначенное личности с учетом ее общественной опасности, лежит за пределами преступления и его общественной опасности.
Второй вопрос, является ли субъект преступления составной частью (подсистемой) общественной опасности деяния, решается двояко в зависимости от того, имеем ли мы дело с общим либо со специальным субъектом (военнослужащим, должностным лицом, судьей и т.д.). Общий субъект по определению ст. 19 УК – это физическое лицо, вменяемое, достигшее 16 либо 14 лет. Эти уголовно-правовые свойства субъекта преступления специфицируют его как лицо, совершившее преступление. Сами по себе они социально нейтральны для общественной опасности деяния (но не для наказания, при индивидуализации которого всегда учитывается, например, возраст виновного).
Иное дело – специальный субъект. Признаки военнослужащего, должностного лица, судьи выступают криминообразующими. Без них либо вообще нет составов, например, воинского преступления, получения взятки, вынесения неправосудного приговора, либо нет квалифицированного деяния (получение взятки лицом, занимающим государственную должность субъекта РФ). Специальный субъект включен в деяние, автором которого он является.
Можно ли считать криминообразующим распространенность деяний и для кого – законодателя либо правоприменителя? Полагаю, что ответ должен быть отрицательным. Распространенность деяний значима по существу лишь для мелких преступлений, деяний небольшой общественной опасности. Их распространенность скорее оказывается доводом в пользу преследования не в уголовном, а в административном, дисциплинарном и т.п. порядке. Например, распространенность обмеривания и обвешивания покупателей обосновывает наказуемость его лишь при причинении весомого материального ущерба потерпевшим. Ибо при неотвратимости данного преступления без учета ущерба пришлось бы в реальной жизни закрыть практически большинство предприятий. Что же касается менее тяжких, а тем более тяжких и особо тяжких преступлений, то их распространенность при криминализации не играет роли. Каждое отдельное преступление обладает достаточной криминальной общественной опасностью.[44]
Наконец, последний вопрос о том, входят ли в общественную опасность смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства? Ответ дан в ч. 3 ст. 61 и ч. 2 ст. 63 УК. Там сказано, что если смягчающее (или отягчающее) обстоятельство предусмотрено соответствующей статьей Особенной части Кодекса в качестве признака преступления, оно само по себе не может повторно учитываться при назначении наказания. Законодатель, как видим, развел по разным институтам признаки преступления и смягчающие (отягчающие) обстоятельства. Если же они входят как признаки преступления в его общественную опасность, они теряют свойство смягчающего (отягчающего) обстоятельства. Если законодатель сконструировал привилегированный состав преступления, например, убийство при превышении пределов необходимой обороны, то тем самым он учел в санкциях характер и степень общественной опасности данного преступления. Вторично суд не должен оценивать сам факт наличия его при назначении наказания. Однако если тот или иной смягчающий (отягчающий) признак варьируется по степени общественной опасности (например, неоднократность возможна и при повторности, и при совершении десятка преступлений), она учитывается при индивидуализации наказания.
Общественная опасность деяния формируется из объективных и субъективных элементов его состава. Смягчающие же и отягчающие наказание обстоятельства не относятся к составу, лежат за его пределами, принадлежат институту наказания.[45]
Итак: 1) общественная опасность деяния по природе есть объективное свойство преступления, т.е. не зависящее от правовой его оценки законом. Однако становится он свойством именно преступления только после такой оценки ее УК; 2) общественная опасность по содержанию – объективно-субъективная категория, определяемая совокупностью всех обязательных элементов состава преступления; 3) кодекс употребляет понятие и термин «общественная опасность» в двух разновидностях: только как объективной и как объективно-субъективной вредоносности; 4) общественная опасность деяний служит основанием их криминализации законом; 5) общественная опасность выступает основанием привлечения виновного лица к уголовной ответственности; 6) характер и степень общественной опасности определяет категоризацию преступлений (см. ст. 15 УК); 7) общественная опасность преступления – первый критерий индивидуализации наказания; 8) общественная опасность – такое специфическое свойство преступления, которое позволяет отграничивать преступления от непреступных правонарушений и малозначительных деяний.
§ 4. Преступление – виновное деяние В строгом соответствии с принципом вины преступлением может быть лишь виновно совершенное общественно опасное деяние. Понятие вины раскрывает гл. 5 УК РФ. Вина представляет собой обязательный элемент каждого преступления. По содержанию она есть психическое отношение лица к общественно опасному действию (бездействию) и его общественно опасным последствиям. Такое отношение происходит в двух формах (четырех возможных видах) вины. Форма есть нечто внешнее по отношению к содержанию. Виды же вины содержательны и как подсистемы общей системы вины, видовые категории по отношению к родовому понятию и категории – вина. Две формы вины и четыре вида включают – умысел прямой и косвенный, легкомыслие и небрежность. Виновным в преступлении признается лицо, совершившее деяние умышленно или по неосторожности, сказано в ч. 1 ст. 24 УК.[46]
Принцип вины гласит, что «лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина» (ч. 1 ст. 5 УК). Объективное вменение, т.е. вменение в ответственность невиновно причиненного вреда, как бы тяжел он ни был, не допускается (ч. 2 ст. 5 УК).
Невиновное причинение вреда считается случаем или казусом. УК 1996 г. вводит новую главу 5 – «Вина», а в ней четко регламентирует ненаказуемость невиновно причиненного ущерба. В ст. 28, неизвестной прежде действовавшему УК 1960 г., предусмотрены четыре разновидности казусов или случаев, когда лицо: 1) не осознавало и по обстоятельствам дела не могло осознавать общественной опасности своих действий (бездействия); 2) не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий и по обстоятельствам дела не должно было их предвидеть; 3) лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий и не могло их предвидеть; 4) предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но не могло их предотвратить в силу несоответствия своих психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно-психическим перегрузкам.
Слово «вина» употребляется в российском законодательстве и в обыденной речи неоднозначно. В словарях энциклопедических, этимологических, современного русского языка вина толкуется по меньшей мере по-разному. Уголовно-правовое значение, при котором вина и виновность синонимы, и являет собой родовое понятие умысла и неосторожности. Используемый уголовно-процессуальным законодательством термин «виновность» означает наличие в деянии лица состава преступления. На таком понимании виновности покоится принцип презумпции невиновности. Часть 1 ст. 49 Конституции РФ гласит: «Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда». В данном случае вина понимается как констатация совершения преступления, наличия в действиях лица не только его вины, но и всего состава преступления в целом. Аналогичное положение с вердиктом присяжных: «Да, виновен», что равносильно «Да, преступен, совершил преступление», «Нет, не виновен», т.е. «Не преступен, не совершил преступление».[47]
Полисемичность слова «вина» привела в 50-х гг. к бурной дискуссии на страницах юридических журналов и в научной литературе, а также на научно-практических конференциях. Одни диспутанты связывали вину исключительно с родовым понятием умысла и неосторожности. Другие понимали ее в смысле виновности (виноватости) в совершении преступления. Третьи полагали виновность основанием индивидуализации наказания. Наконец, четвертые трактовали вину как общее основание уголовной ответственности. Выступление профессора из Грузии Т.В.Церетели могло бы положить конец спорам, если бы в пылу полемики обратили на него должное внимание. Она высказала искреннее недоумение по поводу предмета дебатов. В грузинском языке нет слова «виновен», и вина употребляется только в уголовно-правовом понимании. Вместо русского слова «виновность» грузинские коллеги и законодатель говорят «преступен», «совершил преступление», «наличествует состав преступления».[48]
Дискуссия о вине оказалась столь горячей и упорной, с обоюдными обвинениями оппонентов во всех грехах вплоть до политических, что она удостоилась оценки главного идеолога партии Поскребышева на XIX съезде КПСС: юристы, де, так запутали вопрос о вине, что теперь «без вина в вине не разобраться».
Во избежание подобных недоразумений и по существу новый УК употребляет термины «вина» и «виновность» как синонимы, означающие только психическое отношение лица к содеянному в виде умысла либо неосторожности.
Как соотносятся вина, мотив и цель, будучи элементами субъективной стороны преступления, с мотивацией и целеполаганием всякого деяния вменяемого лица, достигшего 16– (в ряде составов – 14-) летнего возраста? Ранее отмечалось, что свобода выбора поведения (свобода воли) предполагает мотивированность и целеполагание действия (бездействия). К чему же относятся мотив и цель: к субъективной стороне либо входят в содержание деяния?
В системе «состав преступления» мотив и цель включены в субъективную сторону состава. Мотив преступления – это общественно опасное побуждение к совершению деяния. Цель – субъективное представление о результате совершаемого действия (бездействия) и причиненного им последствия. По содержанию она также общественно опасна. Вина, мотив и цель выступают детерминантой деяния. Мотивы и цели достигают свойства общественно опасных после принятия лицом решения по свободному выбору совершить преступление.[49] Следовательно, мотивы и цели, которые порождают общественно опасное действие (бездействие) и их общественно опасные последствия, входят в структуру поведения и как мотивы и цели добровольности, свободы выбора (свободы воли) между преступным и непреступным вариантами поведения. Общественно опасные мотивы и цели являются элементами субъективной стороны преступления.
Уместно заметить, что уже Ветхий Завет (XIV в. до н.э.) говорил об умышленных и неумышленных преступлениях, чаще применительно к преступлениям против жизни и здоровья. Различным было и отношение к преступникам умышленным и неосторожным («неумышленным», «ненамеренным»). Для неумышленных преступников предписывалось выделение специальных городов, где они могли бы скрыться от мести потерпевших. Преследование лиц в таких «спецгородках» не допускалось (похоже на российские колонии – поселения). Так, в Книге Чисел установлено: «Выберите себе города, которые были бы у вас городами для убежища, куда мог бы убежать убийца, убивший человека неумышленно» (Числа, с. 166).[50]
Таким образом, вина является обязательным субъективным свойством преступления. По содержанию она представляет собой психическое отношение лица к общественно опасному действию (бездействию) и к общественно опасным последствиям такового. Без вины нет ни преступления, ни наказания: «Nullum crimen, nulla poena sine culpa:» Вина в ч. 1 ст. 14 УК определена в качестве субъективной подсистемы, равнозначной объективной подсистеме общественно опасного деяния.
§ 5. Преступление – уголовно-противоправное деяние Третьим обязательным свойством преступления является его уголовная противоправность. Это юридическое (в отличие от социального) свойство деяния. Она представляет собой: а) запрещенность; б) угрозу наказанием.
Уголовная противоправность юридически выражает в уголовном законе общественную опасность и виновность деяния. Она производна от них как оценочно-нормативный признак преступления. Только общественно опасное и виновное деяние признается уголовно противоправным.
Эти положения всегда считались общепризнанными, однако в самое последнее время неожиданно стали подвергаться опровержениям. Так, в курсе лекций А.В.Наумова (то же в учебнике 1997 г. под редакцией А.В.Наумова и В.Н.Кудрявцева) высказывается необходимость «изменить традиционное для советского уголовного права соотношение материального и формального признаков в определении преступления. Необходимо действительно отказаться от принятой трактовки взаимосвязи этих признаков, когда в основу определения кладется материальный признак (общественная опасность), а формальный признак (уголовная ответственность) объявляется производным от него. Видимо, в правовом государстве первое место должен занимать признак противоправности».
    продолжение
–PAGE_BREAK–Характеристика уголовной противоправности в ч. 1 ст. 14 УК РФ 1996 г. является, несомненно, более совершенной, нежели в ст. 7 УК РСФСР 1960 г. В последнем уголовная противоправность представлялась как предусмотренность деяния уголовным законом. Однако в действовавшем тогда уголовном законодательстве, например, в Законе об уголовной ответственности за воинские преступления 1958 г., соответственно в главах УК о воинских преступлениях предусматривались нормы не уголовно-правовые, а дисциплинарно-правовые. В ряде статей говорилось, что соответствующее деяние при смягчающих обстоятельствах влечет применение мер дисциплинарного устава. Такие деяния представляли собой типичные дисциплинарные проступки.[51] Тем самым создавалась коллизионность норм уголовного и дисциплинарного законодательства, преступлений и проступков. Эти недостатки в УК 1996 г. устранены.
Исключены также нормы с административной преюдицией, согласно которым преступлением признавалось деяние после его административной наказуемости в течение календарного года. Между тем ни одно административное правонарушение не обладает специфическим криминальным свойством деяния – общественной опасностью. Поэтому количество правонарушений не способно перерасти механически в новое качество – преступление.
Запрет общественно опасного и виновного деяния устанавливается исключительно уголовным кодексом, а не каким-либо иным, даже федеральным законом. Полная кодификация уголовно-правовых норм, как ранее отмечалось, – обязательное условие принципа законности. Иные утверждения, которые можно встретить в учебной литературе, не согласуются с ч. 1 ст. 1 и ч. 1 ст. 14 УК. Первая говорит, что уголовное законодательство РФ состоит из УК и что новые законы, предусматривающие уголовную ответственность, подлежат включению в кодекс. Часть 1 ст. 14 УК предусматривает запрещенность общественно опасного и виновного деяния «настоящим Кодексом». Поэтому никак нельзя согласиться с утверждением, будто «применительно к понятию преступления речь должна идти не об уголовно-правовой запрещенности, а о запрещенности в широком смысле, т.е. любыми отраслями права, в том числе в некоторых случаях и уголовного права, моралью, правилами общежития, техническими нормами, нормами безопасности и др., нельзя, таким образом, поддержать позицию законодателя в той части УК РФ, в которой преступление определяется как деяние, «запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания».[52]
Определение уголовной противоправности как запрета Уголовным кодексом и только им соответствует Конституции, древнейшему принципу «nullum crimen sine lege», международному уголовному праву.
В санкциях фиксируется именно угроза наказанием, а не реальное наказание, которое в конкретном случае может и не последовать. И она является свойством уголовной противоправности преступления. Наказуемость деяния как угроза, возможность наказания, предусмотренная в санкции уголовно-правовой нормы, не должна смешиваться с наказанием – наказуемостью, которая является следствием совершения преступления и потому в него не входит. Вот почему при освобождении от уголовной ответственности и наказания с заменой их другими уголовно-правовыми мерами не происходит декриминализации, т.е. перевода преступления в разряд проступков. Обязательные признаки преступления – общественная опасность, виновность и уголовная противоправность, т.е. запрещенность деяния под угрозой наказанием, содержащаяся в санкциях соответствующих уголовно-правовых норм, в таких случаях налицо.
Понятие противоправности преступления предполагает, что совершенное или рассматриваемое деяние подпадает под действие уголовного закона.
Так, например, «установив причастность Г. к отключению электроэнергии от объектов жизнеобеспечения, суд обоснованно пришел к выводу о том, что указанные действия содержат признаки преступления, предусмотренного ст. 215-1 УК РФ, предусматривающей уголовную ответственность за прекращение подачи электроэнергии.
Установление судом наличия признака преступления, а не признаков состава его, не определяет понятия законного либо незаконного отключения электроэнергии и не свидетельствует об установлении судом факта причинения действиями Г. крупного ущерба, тяжкого вреда здоровью или иных, тяжких последствий. На данной стадии закон и не требует установления указанных обстоятельств, поскольку они характеризуют объективную сторону преступления и подлежат исследованию в стадии предварительного расследования.
Вопрос о законности или незаконности действий Г., наличия в его действиях уголовно-наказуемого деяния может быть решен только после проверки и оценки всех, собранных по делу доказательств».[53]
Из данного судебного прецедента вытекает то, что, поскольку в стадии решения вопроса о даче заключения о наличии в действиях лица признака преступления достаточно установления самого факта противоправности деяния, в соответствии с понятием преступления, определенным ст. 14 УК РФ, вот почему судебная коллегия нашла заключение законным и обоснованным.
В литературе 70-х и 80-х гг. высказывалось мнение, что при замене наказания иными мерами воздействия происходит «судебная факультативная декриминализация преступлений», и они модифицируются в проступок.[54]
Аргументация, при которой противоправность объявляется первичной, а общественная опасность вторичной, непригодна по существу, методологически ущербна, политизирована вопреки конституционному установлению об идеологическом и политическом плюрализме (см. ст. 13 Конституции РФ). Диалектика взаимодействия объективного явления и его субъективной оценки, в данном случае законодателем, неизменна: первично объективное, субъективное производно от него, однако находится в тесном взаимодействии объективного и субъективного при сильном (иногда решающем) воздействии субъективного (в нашем случае – уголовной политики) на объективное
Взаимодействие объективного и субъективного, первичности первого и вторичности второго наглядно прослеживается в процессе законотворчества. Так, в конце 1997 г. Государственная Дума приняла в первом чтении поправки к УК РФ. Среди них – проект ст. 145.1 («Невыплата заработной платы, пенсий и стипендий»). В диспозиции установлен запрет систематической невыплаты без уважительных причин заработной платы, пенсий, стипендий и других установленных законом выплат, если это деяние повлекло существенное нарушение прав и законных интересов граждан.
Что выступало первичным и что производным при криминализации данного деяния? Разумеется, первичным оказалась массовая невыплата заработной платы сроком в девять и шесть месяцев с миллионными задолженностями за произведенную продукцию. При разработке данного законопроекта в группе экспертов при Комитете Госдумы по законодательству, в самой Думе было немало споров о целесообразности такой нормы в УК, будет ли она применяться и проч. Иными словами, производилась законодательная оценка новой нормы, решался вопрос об уголовной противоправности данного деяния. И так происходит всегда: сначала реальное явление, затем – его законодательная оценка. При положительном решении об уголовной противоправности объективно общественно опасное деяние становится преступлением.
Первичность и производность свойств преступления по природе и механизму криминализации не следует отождествлять с их значимостью для содержания преступления. Общественная опасность, виновность, уголовная противоправность – равновеликие, равнозначные свойства преступления. Отсутствие любого из них исключает наличие преступного деяния. И то, что в определении преступления вначале сказано о виновности и общественной опасности, а затем об уголовной противоправности, такую равнозначность отнюдь не искажает. Можно было бы переставить местами характеристику свойств преступления, например, признать таковым запрещенное под угрозой наказания общественно опасное и виновное деяние. Суть бы не изменилась. Но, думается, нынешнее понятие преступления в УК 1996 г. – наиболее совершенное из тех, что выработало мировое уголовное законодательство.
Гораздо большего внимания заслуживает широко употребляемое в теории слово «формальный» и часто используемый в законодательстве и на практике термин «признак» преступления. На неточность термина «формальное преступление» уже указывалось в литературе. Например, М.И.Ковалев справедливо отмечал, что «в настоящее время термины «формализм», «формальный» приобрели некоторое отрицательное звучание, потому что под ним понимается соблюдение внешней формы в чем-нибудь в ущерб делу».[55]
Тем не менее, он счел возможным этот термин сохранить.
Полагаю, что давно пришло время отказаться от термина «формальный» как весьма неточно отражающего важнейшее юридическое свойство преступления – уголовную противоправность. Вместо него надлежит употреблять термин «юридическое» свойство преступного деяния». Тем более, что в ч. 2 той же ст. 14 УК законодатель употребляет слово «формальный» в его подлинном смысле как «внешний, несущественный для характеристики малозначительного деяния. «Не является преступлением, – сказано в ней, – действие (бездействие), хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния..:», но лишенное содержания в виде общественной опасности.
Термин «признак» преступления довольно широко употребляется в УК. По грамматическому толкованию он означает «примету, знак, по которым можно узнать, определить что-нибудь».[56]
Отсюда следует, что признак преступления – это словесная характеристика в диспозиции норм преступления и его свойств. Общественная опасность, виновность и уголовная противоправность – не просто словесные описания, а сами свойства, содержательные подсистемы системы «преступление».
Каково соотношение уголовной противоправности с Конституцией и международным уголовным правом? В ст. 15 Конституции РФ, как известно, предписано прямое действие конституционных норм и сказано, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ являются составной частью правовой системы России.
Прямое и непосредственное действие Конституции в понятии преступления (а не по другим вопросам) прежде и более всего проявляется в законодательной деятельности. Криминализация деяний и декриминализация преступлений должны осуществляться в строгом соответствии с Конституцией. Например, конструируя составы о преступлениях против собственности, законодатель должен руководствоваться конституционным предписанием о равной охране всех форм собственности; формулируя нормы о государственных преступлениях, следовать конституционному требованию о недопустимости захвата власти и превышении должностных полномочий. Когда же уголовный закон вступил в силу, только он определяет, что преступно и что непреступно. При несоответствии уголовно-правовой нормы о преступлении Конституции последняя напрямую применяться не будет. Субъектам законодательной инициативы следует оперативно использовать свое право на изменение УК.
После принятия Конституции в декабре 1993 г. следовало немедленно привести УК 1960 г. в соответствие с ней. Однако этого сделано не было. В результате возник конфликт между уголовной и конституционной противоправностью применительно к смертной казни. Конституция запрещала ее применение, за исключением тяжких преступлений против жизни. В УК же санкций со смертной казнью содержалось более десятка. Судебная практика встала перед вопросом о разрешении данной коллизии. Однако ввиду спорности, по мнению обсуждавших вопрос на пленуме Верховного Суда РФ, он так и не был разрешен в постановлении пленума. Хотя, представляется, что санкции со смертной казнью потеряли силу после начала действия Конституции.
Конституционные нормы носят обобщенный характер. УК их конкретизирует и совсем не обязательно дословно воспроизводит. Так, ст. 4 Конституции устанавливает, что «захват власти или превышение властных полномочий преследуется по федеральному закону». Кодекс «перевел» его в ст. 278 «Насильственный захват власти», ст. 279 «Вооруженный мятеж», ст. 280 «Публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя Российской Федерации», ст. 286 «Превышение должностных полномочий», ст. 288 «Присвоение полномочий должностного лица». Как нетрудно заметить, между ст. 4 Конституции и ст. 278 УК существует некая коллизия: Основной закон говорит о захвате власти, УК – о насильственном захвате власти. Она решается в пользу УК, ибо и сама Конституция отсылает к федеральному закону. Применительно к преступлениям такой закон – исключительно уголовный.
Сходное положение с соотношением международного и внутригосударственного уголовного законодательства. Напрямую нормы международного права применительно к преступлениям не действуют. Они должны быть предусмотрены международным договором РФ. Федеральный закон «О международных договорах Российской Федерации»[57] в ч. 3 ст. 5 говорит: «Положения официально опубликованных международных договоров Российской Федерации, не требующие издания внутригосударственных актов для применения, действуют в Российской Федерации непосредственно. Для осуществления иных положений международных договоров Российской Федерации принимаются соответствующие правовые акты». Уголовно-правовые запреты устанавливаются внутригосударственным УК. И не только потому, что международно-правовые запреты не имеют санкций (исключая норму о геноциде). Но и потому, что принципы, система, предписания Общей части требуют трансформации (имплементации) международных норм в Кодекс. Новый УК РФ впервые сконструировал самостоятельную главу: «Преступления против мира и безопасности человечества». В ней две статьи – ст. 355 «Производство или распространение оружия массового поражения» и ст. 356 «Применение запрещенных средств и методов ведения войны» прямо ссылаются на запрещенность деяний международным договором РФ. Это, несомненно, правильно, и потому, как представляется, аналогичную ссылку следует установить во всех (кроме нормы о наемничестве) нормах данной главы: можно дать ее в примечании к первой норме с распространением на все статьи раздела XII (главы 34) УК.
Уголовно-правовой характер запрета в полной мере сохраняется в бланкетных нормах. Количество бланкетных норм, уголовно-правовой запрет в которых сопрягается с запретами других отраслей права в УК 1996 г., значительно возросло. Это связано не только с научно-технической революцией, как чаще всего было в прежнее время. В значительной мере «бланкетизация» уголовного права происходит за счет норм финансового, налогового, гражданского и т.п. отраслей права цивилистической ориентации в условиях перехода от государственно-плановой экономики к рыночной.[58]
В связи с этим перед законодателем встала задача не растворить специфику уголовно-правового запрета в других отраслях права, четко размежевать преступления и иные, непреступные правонарушения. Усилилось значение такого разграничительного элемента преступления, как общественно опасные последствия тех дисциплинарных норм, где физический вред и материальный ущерб могут быть исчислены; он представлен в примечаниях к соответствующим нормам. Физический вред традиционно определяется Правилами судебно-медицинской экспертизы тяжести вреда здоровью. В характеристику общественно опасных последствий нефизического и нематериального, а организационного характера законодатель вводит разграничительные признаки в диспозицию в виде неоднократности, группы, низменности мотивации, использования должностного положения и т.п.
Итак: а) уголовная противоправность – юридическое свойство преступления; б) она равнозначна таким его социальным последствиям, как общественная опасность и виновность; в) она прямо проистекает из требований принципа законности; г) уголовная противоправность слагается из запрета совершать (воздерживаться) соответствующее деяние, описываемое в санкции нормы, и угрозы наказанием, предусмотренным в санкциях норм с учетом положений Общей части УК; д) она адекватно отражает общественную опасность деяния; е) уголовная противоправность представляет собой оценку законодателем общественной опасности деяния и как всякая оценка может быть неточной и даже ошибочной по различным причинам, в том числе конъюнктурно-уголовно-политическим.
§ 6. Преступление – наказуемое деяние Последний признак преступления – наказуемость, который выделяется не всеми учеными-юристами. С этим нельзя согласиться. Этим признаком подчеркивается государственная и общественная реакция на преступление – определение уголовно-правовой санкции за совершенное преступление.
Все, что входит в пределы действия уголовного закона, явля­ется преступлением, а наказуемость — его необходимым свойством. Норма без санкции с угрозой наказания не может быть уголовно-правовой нормой. Исключение наказуемости из числа призна­ков преступления стирает грань между преступлением и непре­ступлением. «Наказуемость как признак преступления нельзя ото­ждествлять с наказанием за совершение конкретного преступле­ния (от которого можно и освободить виновного). Наказуемость ха­рактеризует правовую норму, имеющую уголовно-правовую санк­цию».[59] Понимание наказуемо-уголовной противоправ­ности свидетельствует о том, что оно является необходимым при­знаком преступления. Противоправность и наказуемость — одно­плановые понятия, они соотносятся как часть и целое. Выделение наказуемости в качестве самостоятельного признака преступления может быть оправдано стремлением подчеркнуть, что лишь за уголовно противоправное деяние может быть назначено наказание, что преступление и наказание (два самостоятельных основных инсти­тута уголовного права) взаимосвязаны и взаимообусловлены.
    продолжение
–PAGE_BREAK–Таким образом, наказуемость как составная часть уголовной противоправности выражается в угрозе применения наказания при нарушении запрета совершать те или иные общественно опасные деяния признаки которых описаны в диспозиции нормы
Анализ преступления как акта поведения человека позволяет дать определение понятия преступления как действия или бездей­ствия, обладающего юридическими признаками, предусмотренны­ми Особенной частью Уголовного кодекса.

ГЛАВА 3. МАЛОЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ ДЕЯНИЯ И ПРЕСТУПЛЕНИЯ Развивая и закрепляя социальное свойство преступления – общественную опасность, ч. 2 ст. 14 УК устанавливает: «Не является преступлением действие (бездействие), хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного настоящим Кодексом, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности».
Малозначительное деяние не является преступлением при наличии одновременно двух условий. Первое: оно должно формально подпадать под признаки преступления, предусмотренного уголовным законом. Иными словами, в нем чисто внешне должна присутствовать уголовная противоправность. Второе: в нем отсутствует другое свойство преступления – общественная опасность. Как правило, она отсутствует потому, что ущерб, причиненный деянием, мизерный. Отсюда деяние в целом оказывается непреступным. Чаще всего определенный вред, некоторая антисоциальность в малозначительных деяниях имеют место. Но они – не криминальной степени, а гражданско-правовой, административной, дисциплинарной, аморальной. Поэтому, прекращая дело или не принимая его к производству ввиду малозначительности деяния, следователь или суд рассматривает вопрос о возможности иной, не уголовно-правовой меры ответственности за него.
Малозначительным деянием может быть лишь умышленное, причем, как правило, совершенное с прямым умыслом, когда лицо желало причинить именно мизерный вред. Например, когда поклонница актрисы проникла в гримерную и похитила «на память» ее недорогостоящую пудреницу. Иное дело, когда умысел был направлена кражу дорогих украшений не «на память», а из корыстных побуждений, но из-за отсутствия таковых похитительница ограничилась пудреницей. Это не малозначительная кража, а покушение на кражу с целью причинения значительного ущерба гражданину (ст. 30 и п. «г» ч. 2 ст. 158 УК).
Другим примером малозначительного деяния может служить, например, кража на сумму в два-три рубля.
Так, например, Тверским межмуниципальным (районным) судом Центрального административного округа г.Москвы 5 марта 1998 г. Б. осужден по ч.3 ст.30, ч.1 ст.158 УК РФ с применением ст.73 УК РФ к наказанию в виде одного года лишения свободы условно с испытательным сроком в течение одного года.
Он признан виновным в покушении на кражу чужого имущества.
28 декабря 1997 г., находясь в торговом зале магазина, Б. взял шнурки стоимостью 18 руб. и один тюбик крема для обуви по цене 36 руб. и, не оплатив их стоимость, вышел из торгового зала магазина. Однако при выходе из магазина был задержан.
В кассационном порядке приговор не обжаловался.
Президиум Московского городского суда оставил без удовлетворения протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ об отмене приговора и прекращении дела на основании п.2 ч.1 ст.5 УПК РСФСР за отсутствием в деянии состава преступления.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ 13 апреля 1999 г. аналогичный протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ удовлетворила по следующим основаниям.
Согласно ч.2 ст.14 УК РФ не является преступлением действие (бездействие), хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного Особенной частью УК РФ, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности.[60]
При решении вопроса о привлечении лица к уголовной ответственности следует иметь в виду, что по смыслу закона деяние, формально подпадающее под признаки того или иного вида преступления, должно представлять собой достаточную степень общественной опасности.
В ряде преступлений обязательным, а не квалифицирующим признаком закон признает причинение крупного ущерба. Отсутствие такого ущерба исключает признак уголовной противоправности, подпадение деяния и формально под признаки преступления, предусмотренного Кодексом. Уголовное дело о таком деянии не возбуждается, а возбужденное прекращается не за малозначительность деяния, а за отсутствием состава преступления – обязательного признака причинения крупного ущерба. Например, ч. 1 ст. 198 УК признает преступлением уклонение от уплаты налога физическим лицом «в крупном размере». В примечании к данной статье точно определен этот размер. Отсюда следует, что при уклонении от уплаты налога в меньшем размере налицо не малозначительность деяния, а отсутствие состава преступления: нет обязательного его элемента – крупного размера неуплаченного налога.
Малозначительные деяния лишь тогда не признаются преступными, если малозначительность была и объективной, и субъективной, т.е. когда лицо желало совершить именно малозначительное деяние, а не потому, что по не зависящим от него обстоятельствам так в конкретном случае произошло. При расхождении фактически совершенного и умысла лица ответственность наступает за покушение на то преступление, совершить которое лицо намеревалось. Так, в случае, когда лицо замышляло совершить крупное хищение из сейфа сберегательного банка, но там оказалось лишь пять рублей, которые оно похитило, ответственность наступает за покушение на крупное хищение. Уголовное дело не прекращается за малозначительностью деяния – кражу пяти рублей.
Отсутствует малозначительность деяния также при совершении преступления с неконкретизированным умыслом, т.е. когда лицо предвидело и желало наступления любого из возможных вариантов причинения вреда. Ответственность наступает тогда за фактически причиненный вред. Однако прекращения уголовного дела за малозначительностью деяния не последует. Типичный пример – совершение карманной кражи. Виновное в ней лицо действует, как правило, с неконкретизированным умыслом. Похищение им кошелька с двумя рублями поэтому не является малозначительным деянием. Налицо покушение на кражу, предусмотренную ч. 1 ст. 158 УК. Иное дело, если лицо, видя в нагрудном кармане пиджака пассажира автобуса те же два рубля, похитило их, так как именно этих денег ему не хватало на билет для проезда в метро. Такая кража расценивается как малозначительное деяние.
В мае 1998 г. ч. 2 ст. 14 УК РФ подверглась изменению. Исключены слова «то есть не причинившее вреда и не создавшее угрозы причинения вреда личности, обществу или государству». Официальных пояснений к этому комментарию не давалось. Представляется, что смысла в таком изменении не было. И при сочетании вреда и других квалифицирующих признаков составов преступлений ведущим все равно остается вред. Например, если с проникновением в жилище субъект похитил из квартиры бывшей жены семейный альбом, то его кража малозначительна. Состав преступления по п. «в» ч. 2 ст. 158 УК отсутствует. Отвечать же он должен за немалозначительное нарушение неприкосновенности жилища (ст. 139 УК).
В ч. 2 ст. 9 УК Республики Казахстан исключенные из ч. 2 ст. 14 УК РФ слова предусмотрены. УК Республики Узбекистан включил их в понятие преступления: «Общественно опасным признается деяние, которое причиняет или создает реальную угрозу причинения ущерба объектам, охраняемым настоящим Кодексом».
Наиболее обстоятельную дефиницию малозначительного деяния предлагает УК Республики Беларусь. Она правильно связывает малозначительность деяния с причинением вреда или угрозой его причинения, а также определяет его природу как возможного административного или дисциплинарного правонарушения (правда, оно могло бы быть и иным правонарушением, например, гражданским деликтом).
Следует отметить, что на практике допускается немало ошибок при применении статьи о малозначительном деянии. Оценки малозначительности весьма субъективистски-вариативны. Работники милиции склонны отказывать гражданам в возбуждении уголовного дела, например, о краже, ввиду, якобы, ее малозначительности. В частности, потому, что «велосипед старый», сушившееся на веревке пальто «ношеное» и проч. При проверке прокуратурой каждое четвертое постановление об отказе в возбуждении уголовного дела ввиду малозначительности преступлений признается незаконным.
Малозначительное деяние не наказывается большинством уголовных кодексов зарубежных государств. УК с социальным и юридическим определением преступления непосредственно в статье о преступлении предусматривают ненаказуемость малозначительного деяния. УК с формальным определением преступления или вообще без такового говорят о малозначительных деяниях либо в других нормах, либо в уголовно-процессуальном законодательстве.
Так, УК Югославии определяет преступление в ст. 8 как общественно опасное, запрещенное законом деяние. В ч. 2 ст. 8 говорится, что не является преступлением деяние, которое хотя и со держит признаки преступления, предусмотренного законом, но представляет незначительную общественную опасность ввиду малозначительности или незначительности последствий.
Таким образом, вопрос о признании того или иного деяния малозначительным – это вопрос факта и находится в компетенции следствия и суда. Уголовное дело о таком деянии не должно быть возбуждено, а возбужденное подлежит прекращению за отсутствием состава преступления.
Военный строитель рядовой П. был осужден за самовольное оставление части. Военная коллегия Верховного Суда РФ, учитывая, что П. самовольно оставил часть с целью навестить больного отца, находился вне части непродолжительное время, самостоятельно возвратился к месту службы, а также другие обстоятельства, признала, что содеянное им формально содержит признаки преступления, однако в силу своей малозначительности не представляет общественной опасности, приговор по делу П. отменила и дело прекратила за отсутствием в его деянии состава преступления.[61]
Малозначительное деяние, в силу отсутствия общественной опасности не содержащее в себе состава преступления, может образовать состав иного правонарушения (например, административного или дисциплинарного), и в этом случае к лицу, его совершившему, могут быть применены меры административного, дисциплинарного или общественного воздействия, не являющиеся наказанием.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ Подводя черту под всем вышесказанным, подведем некоторый итог:
Преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания. Это определение обладает материальным и формальным признаком.
Формальный признак означает что преступлением признается деяние, запрещенное законом, а под материальным признаком понимается его общественная опасность.
Преступное деяние выражается в форме действия либо бездействия. Преступное действие представляет собой активную форму человеческого поведения. Это означает, что виновный не ожидает естественного течения событий, а непосредственно сам (по своей инициативе или по инициативе другого лица) вмешивается в их развитие с тем, чтобы достичь желаемых для него последствий.Преступное бездействие – пассивная форма преступного деяния, состоящая в неисполнении субъектом возложенной на него правовой обязанности к активному поведению при наличии реальной возможности ее выполнить. Также преступное деяние может выражаться в форме посредственного причинения вреда. Посредственное причинение вреда- сознательное использование в качестве орудия совершения преступления поступков других лиц – малолетних, психически больных и других лиц не подлежащих уголовной ответственности.
Преступление как правовое явление характеризуется следующими признаками: общественная опасность, уголовная противоправность, виновность и наказуемость.
Общественная опасность – объективное свойство преступления и заключается в том, что им причиняется, либо создается угроза причинения существенного вреда объектам уголовно-правовой охраны.
Уголовная противоправность – преступно только то, что запрещено уголовным законом.
Виновность – психическое отношение лица к совершаемому деянию в виде умысла и неосторожности.
Наказуемость – означает угрозу применения наказания за совершенное деяние.
И, наконец в третьей главе раскрывается понятие малозначительного деяния. Малозначительное деяние – действие (бездействие), хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного Уголовным Кодексом, но в силу малозначительности не представляющее общественно опасности, т.е. не причинившее вреда и не создавшее угрозы причинения вреда личности, обществу или государству и не являющееся преступлением.
Итак, имея в виду это, а также все вышеизложенное, в конечном счете можно заключить, что в определении преступления должно быть отражено следующее: 1) в нем должна идти речь не о том, какое имеет значение преступление, но о том, что в его качестве выступает, 2) преступление есть не само по себе деяние, проявление виновности, причинение или создание угрозы причинения вреда или правонарушение (нарушение запрета), а отношение, характеризующееся определенной взаимосвязью внешнего (деянием) и внутреннего (виновностью), субъективного (отдельное, физическое, вменяемое, достигшее необходимого возраста лицо) и объективного (направленностью против личности, общества или государства), материального (общественной опасностью) и идеального (запрещенностъю не в уголовно-правовом, а в широком смысле слова); 3) характер содержания каждого признака преступления обусловливается тем, с какой именно стороной того или иного взаимодействия он непосредственно связан; 4) с какой бы стороной отношения ни был непосредственно связан признак преступления, он непременно сформулирован в законе и в силу этого носит формальный характер; 5) с учетом степени абстрактности формулировок признаков преступления можно сконструировать несколько типов его определений. В наиболее абстрактном варианте: преступление есть предусмотренное законом в таком качестве (как преступное, криминальное) отношение лица. В оптимальном варианте: преступление есть предусмотренное УК РФ в таком качестве отношение лица, выразившееся в виновном совершении им опасного для личности, общества или государства запрещенного деяния. В более развернутом варианте: преступление есть предусмотренное гипотезой действующих на соответствующей территории и в определенное время норм Общей и Особенной частей УК РФ отношение физического, вменяемого, достигшего установленного возраста лица, выразившееся в умышленном или неосторожном причинении или создании реальной угрозы, причинения физического, имущественного, морального или иного вреда личности, обществу или государству в результате совершенного лицом запрещенного действия или бездействия.
Как показывает история развития отечественного уголовного законодательства, в нем нередко противопоставлялись внешние и внутренние признаки понятия преступления. Это находило свое выражение не только в том, что до начала XX в. российский законодатель не исключал уголовной ответственности за «голый умысел», т. е. за само намерение совершить какие-то действия, но и в том, что во всех ранее сформулированных понятиях преступления не указывалось на виновность как необходимый его признак. И если первое обстоятельство, отождествляющее преступление с внутренним психическим отношением лица, всегда оценивалось в нашей литературе негативно, то второе нередко воспринималось в качестве вполне обоснованного, поскольку, как указывалось, всякое общественно опасное деяние может быть совершено лишь умышленно или неосторожно и, стало быть, нет необходимости в понятии преступления выделять признак виновности. В действительности, однако, неупоминание в законе о виновности было обусловлено другими соображениями. Закрепляя предмет доказывания и основания уголовной ответственности, законодатель явно ориентировался на то, что ее возложение предполагает наличие двух условий: преступления, во-первых, и вины в его совершении, во-вторых. Встав на такую точку зрения, он тем самым выводил признак виновности за пределы понятия преступления и, давая его определение, вполне логичным считал не упоминать о ней как о необходимом признаке. Можно спорить о приемлемости данной позиции, но несомненным остается одно: вопреки широко распространенному в нашей научной литературе мнению, ранее действовавшее законодательство отводило виновности значение составной части оснований уголовной ответственности, но никак не понятия преступления и тем более деяния (действия, бездействия).

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Нормативные акты
    продолжение
–PAGE_BREAK–