Конфликт и расстановка действующих лиц в Грозе А Островского

Конфликти расстановкадействующихлиц в «Грозе».
«Обще­ственныйсад на высокомберегу Волги; за Волгой сельскийвид». Такойремаркой Островскийоткрывает«Грозу». Внутрен­неепространствосцены обставленоскупо: «двескамейки ине­сколькокустов» нагладкой высоте.Действие русскойтрагедии возноситсянад ширью Волги, распахиваетсяна всероссийскийсельскийпростор.Ему сразу жепридаетсяобщенациональныймасштаб и поэтическаяокрыленность.
Вустах Кулигиназвучит песня«Среди долиныровныя» — эпиграф, поэтическоезерно «Грозы».Это песня отрагичностидобра и красоты: чем богачедуховно ичувствительнеенравст­венночеловек, темдраматичнееего существование.В песне, ко­тораяу зрителя буквальнона слуху, ужепредвосхищаетсясудь­ба героинис ее человеческойнеприкаянностью(«Где ж сердцемотдохнуть могу, когда грозавзойдет?»), с ее тщетнымистремле­нияминайти поддержкуи опору в окружающеммире («Кудамне, бедной, деться? За когомне ухватиться?»).
Песняоткрывает«Грозу» и сразуже выноситсодержаниетрагедии наобщенародныйпесенный простор.За судьбойКате­рины—судьба героининародной песни, непокорноймолодой снохи, отданной занемилого«чуж-чуженина»в «чужедальнуюсторонушку», что «не сахаромпосыпана, немедом полита».Песенная основаощутима и вхарактерахКудряша, Варвары.Речь всех персонажей«Грозы» эстетическиприподнята, очище­на отбытовой приземленности, свойственной, например, комедии«Свои люди —сочтемся!».Даже в браниДикого, обращеннойк Борису и Кулигину:«Провалисьты! Я с тобой иговорить-тоне хочу, с езуитом…»;«Что ты, татарин, что ли?»,— слышитсякоми­ческисниженныйотзвук русскогобогатырства, борьбы-ратобор­ствас «неверными»«латинцами»-рыцарямиили татарами.В бытовой типсамодура-купцаОстровскийвплетает ироническиобыгранныеобщенациональныемотивы. То жеи с Кабановой: сквозь обликсуровой и деспотичнойкупчихи проглядываетна­циональныйтип злой, сварливойсвекрови. Поэтичнаи фигура механика-самоучкиКулигина, органическиусвоившеговековую просветительскуюкультуру русскогоXVIIIвека.
Люди«Грозы» живутв особом состояниимира — кризисном, катастрофическом.Пошатнулисьопоры, сдерживающиестарый порядок, и взбудораженныйбыт заходилходуном. Первоедей­ствие вводитнас в предгрозовуюатмосферужизни. Временноеторжествостарого лишьусиливаетнапряженность.Она сгуща­етсяк концу первогодействия: дажеприрода, какв народнойпесне, откликаетсяна это надвигающейсяна Калиновгрозой.
Кабаниха— человек кризиснойэпохи, как идругие героитрагедии. Этоодностороннийревнительхудших сторонстарой морали.Хотя на делеона легко отступаетне только отдуха, но и отбуквы домостроевскихпредписаний.«… Если обидят— не мсти, еслихулят — молись, не воздавайзлом за зло, согрешаю­щихне осуждай, вспомни и освоих грехах, позаботьсяпрежде всегоо них, отвергнисоветы злыхлюдей, равняйсяна живущих поправде, их деяниязапиши в сердцесвоем и сампоступай также»,— гласитстарый нравственныйзакон. «Врагам-топрощать надо, сударь!» — увещеваетТихона Кулигин.А что он слышитв ответ? «Поди-капоговори смаменькой, чтоона тебе на этоска­жет». Детальмногозначительная! Кабаниха страшнане вер­ностьюстарине, асамодурством«под видомблагочестия».
СвоеволиеДикого в отличиеот самодурстваКабанихи ужени на чем неукреплено, никакими правиламине оправдано.Нравственныеустои в егодуше основательнорасшатаны. Этот«воин» сам себене рад, он жертвасобственногосвоеволия. Онсамый богатыйи знатный человекв городе. Капиталразвязыва­етему руки, даетвозможностьбеспрепятственнокуражитьсянад беднымии материальнозависимымиот него людьми.Чем более Дикойбогатеет, тембесцеремоннееон становится.«Что ж ты, судиться, что ли, со мнойбудешь? — заявляетон Кулиги­ну.—Так ты знай, что ты червяк.Захочу — помилую, захочу -раздавлю».Бабушка Бориса, оставляя завещание, в согласии собычаем поставилаглавным условиемполучениянаследствапочтительностьплемянникак дядюшке. Поканравственныеза­коны стоялинезыблемо, всебыло в пользуБориса. Но вотустои их пошатнулись, появиласьвозможностьвертеть закономтак и сяк, поизвестнойпословице:«Закон, чтодышло: кудаповернул, тудаи вышло». «Чтож делать-то, сударь! — говоритКулигин Борису.—Надо старатьсяугождать как-нибудь».«Кто ж ему угодит,—резонно возражаетзнающийдушуДикого Кудряш,—коли у него всяжизнь основанана ругательстве?..»«Опять же, хотьбы вы и были кнему почтительны, нешто кто емузапретит сказать-то, что вы непочтительны?»
Но сильныйматериально, Савел ПрокофьевичДикой слабдуховно. Онможет иногдаи спасоватьперед тем, ктов законе сильнееего, потому чтотусклый светнравственнойистины все жемерцает в егодуше: «О постукак-то, о великом, я говел, а тутнелегкая иподсунь мужичонка; за деньгамипришел, дровавозил. И принеслож его на грех-тов такое время! Согрешил-та­ки: изругал, такизругал, чтолучше требоватьнельзя, чутьне прибил. Вотоно, какое сердце-тоу меня! Послепрощенья про­сил, в ноги ему кланялся, право, так. Истиннотебе говорю, му­жику в ногикланялся… привсех ему кланялся».
Конечно, это «прозрение»Дикого — всеголишь каприз, срод­ни егосамодурскимпричудам. Этоне покаяниеКатерины, рож­денноечувством виныи мучительныминравственнымитерзания­ми.И все же в поведенииДикого этотпоступок кое-чтопроясня­ет.«Наш народ, хоть и объятразвратом, атеперь дажебольше чемкогда-либо,—писал Достоевский,—но никогдаеще… даже самыйподлец в народене говорил:«Так и надоделать, как яде­лаю», а, напротив, всегда верили воздыхал, чтоделает он сквер­но, а что есть нечтогораздо лучшее, чем он и делаего». Дикойсвоевольничаетс тайным сознаниембеззаконностисвоих дейст­вий.И потому онпасует передвластью человека, опирающегосяна нравственныйзакон, или передсильной личностью, дерзко со­крушающейего авторитет.
Противотцов городавосстают молодыесилы жизни. ЭтоТихон и Варвара, Кудряш и Катерина.Бедою Тихонаявляется рожденное«темным царством»безволие истрах передмамень­кой.По существу, он не разделяетее деспотическихпритязанийи ни в чем ейне верит. В глубинедуши Тихонасвернулсякомоч­ком добрыйи великодушныйчеловек, любящийКатерину, спо­собныйпростить ейлюбую обиду.Он стараетсяподдержатьже­ну в моментпокаяния и дажехочет обнятьее. Тихон гораздотоньше и нравственнопроницательнееБориса, которыйв этот момент, руководствуясьслабодушным«шито-крыто»,«выходит изтолпы и раскланиваетсяс Кабановым», усугубляя темсамым страданияКатерины. НочеловечностьТихона слишкомробка и бездейственна.Только в финалетрагедии просыпаетсяв нем что-топохожее напротест: «Маменька, вы ее погубили! вы, вы, вы…» ОтгнетущегосамодурстваТихон увертываетсявремена­ми, но и в этих уверткахнет свободы.Разгул да пьянствосродни самозабвению.Как верно замечаетКатерина, «ина воле-то онсловно связанный».
Варвара— прямая противоположностьТихону. В нейесть и воля, исмелость. НоВарвара — дитяДиких и Кабаних, не сво­бодноеот бездуховности«отцов». Онапочти лишеначувства от­ветственностиза свои поступки, ей попростунепонятнынравст­венныетерзания Катерины:«А по-моему: делай, что хочешь,
толькобы шито да крытобыло» — вотнехитрый жизненныйко­декс Варвары, оправдывающийлюбой обман.Гораздо вышеи нравственнопроницательнееВарвары ВаняКудряш. В немсильнее, чемв ком-либо изгероев «Грозы», исключая, разумеет­ся, Катерину, торжествуетнародное начало.Это песеннаянату­ра, одареннаяи талантливая, разудалая ибесшабашнаявнеш­не, нодобрая и чуткаяв глубине. Нои Кудряш сживаетсяс калиновскиминравами, егонатура вольна, но подчас своевольна.Миру «отцов»Кудряш противостоитсвоей удалью, озорством, ноне нравственнойсилой.