–PAGE_BREAK–«Свод» состоял в отыскании истцом надлежащего ответчика путем «закличи», свода в тесном смысле и присяги. Закон исходит из мысли о том, что «закличь» сделается известной для того города или того «мира», где она сделана, в течение трех дней. Поэтому при обнаружении вещи у кого-либо по истечении этого срока, истец не только отбирает вещь, но и получает с владельца вещи 3 гривны «за обиду».
«Свод» в тесном смысле слова начинается в случаях: а) если вещь обнаружена у кого-либо до «закличи», б) если вещь найдена до истечения 3 дней после «закличи», в) если вещь найдена не в своем городе (или «миру»).[7]
В этих случаях предполагается еще, что владелец вещи приобрел ее правомерно. Поэтому закон обязывает его, не выдавая вещи, идти вместе с утратившим ее собственником к тому, у кого владелец приобрел ее. Если это третье лицо, в свою очередь, ссылается на законный способ приобретения вещи, то свод продолжается дальше всеми заинтересованными лицами. Если свод происходит в пределах одного города, собственник участвует в нем до конца. Если же свод выходит за пределы города, истец идет только до третьего свода. Лицо, к которому привел свод, обязано уплатить собственнику цену вещи, а само продолжает свод.
Если последний владелец не может доказать, что приобрел вещь законным способом, он признается вором и должен уплатить штраф и возместить ущерб. Если владелец доказал добросовестность приобретения, но не может указать человека, у которого приобрел вещь (а это может быть подтверждено присягой двух свободных людей, свидетелей покупки), он теряет свои деньги, уплаченные за вещь, но сохраняет право иска в случае, если обнаружит лицо, продавшее ему вещь. Наконец, если свод приводит к границе государства, последствия те же, что и во втором случае.
«Гонение следа» описано в Пространной Правде как отыскание преступника, не пойманного на месте преступления, по оставленным следам. Закон исходит из предположения, что там, куда приводит след, находится преступник. Если след терялся на большой дороге или в пустой степи, розыски прекращались. Если следы приводили в ту или иную вервь, на нее ложилась обязанность самой отыскать преступника и выдать его властям. В противном случае она платила так называемую «дикую виру» (несомненно, это была круговая порука). И «свод», и «гонение следа» были некогда способами коллективной самопомощи соседских общин, требовавшими участия большого числа близких потерпевшему людей.[8]
Состязательная (обвинительная) форма борьбы сторон естественно выросла из тех методов разрешения конфликтов, которые существовали еще в эпоху родоплеменных отношений. «Суперники» (или «сутяжники») некогда силой разрешали свой спор, причем сторонами были целые родовые группы. Естественным видоизменением этой формы разрешения конфликтов — уже при участии органов общественной власти — являлась активная помощь родичей «сутяжников» и их «суседей», «мира», поскольку родовые общины превращались в соседские общины, верви. И надо считать весьма вероятным, что еще долго одним из видов разрешения конфликта оставалось вооруженное столкновение, несколько лишь упорядоченное в судебном поединке, «поле».
О причинах отсутствия указаний на поединок в «Русской Правде» можно только строить предположения. Нельзя отрицать возможности некоторого воздействия, так сказать, механического порядка на текст «Правды» со стороны церковников. Выходить на поединок должен был, с одной стороны, ответчик, с другой — истец или его послух. Победитель признавался во всех случаях правым. Наряду с поединком другим процессуальным методом состязания являлись ордалии в тесном смысле слова, то есть испытания истины с помощью сил природы. Метод этот применялся еще в языческие времена, а затем был приспособлен церковью к христианскому вероучению, и только значительно позже церковь стала возражать против применения ордалий как искушающих бога методов. В Киевской Руси были в ходу только испытания железом и водой. Первое (иначе называемое «испытание огнем») осуществлялось дачею в руки куска раскаленного железа.
Порядок испытания водой не определялся в законе. Можно думать, что применялось только испытание холодной водой. По аналогии со всеми памятниками феодального права надо думать, что при этом испытании обвиняемого (ответчика), определенным образом связанного, опускали в освященную воду. Если он шел ко дну, то считался невиновным, так как чистая стихия («вода крещения») принимала его, и тогда он вытаскивался из воды оправданным и выигравшим тяжбу. Только в процессе с поличным испытания не могли иметь места.[9] Наконец, последним из способов религиозно-формального разрешения судебной тяжбы была рота. О применении роты, т.е. присяги говорится в договоре Игоря с Византией: русские, присягая, снимали с себя щиты и клялись Перуном. С принятием христианства присяга сопровождалась целованием креста.
Как известно, во всех тех случаях, где от судьи прямо (оценка улик) или косвенно (жребий) зависит выбор стороны, которая должна будет подвергнуться испытанию или которая получит право принесения присяги, — возможно более или менее явно выраженное пристрастие суда к одной из сторон, имеющее классовую основу. В Русской Правде имеются все типичные для обвинительного процесса строго формальные доказательства, проникнутые религиозной идеологией. Эти же черты — формализм и религиозная окраска — характеризуют порядок использования послухов и видоков. В литературе нет общего мнения по вопросу о значении этих терминов. Одни исследователи полагают, что «видок» — очевидец совершившегося факта, «послух» — человек, свидетельствующий по слуху. Более обоснованным кажется взгляд, по которому видок есть простой свидетель в современном смысле, а послух — пособник, на которого «послался» истец или ответчик. Послух может быть вызван противной стороной на поединок. Закон прямо требует определенного числа послухов в различного рода делах: в делах об убийстве—семь, в делах о личных оскорблениях—два. Послух обязан был явиться в суд — неявка его влекла проигрыш тяжбы стороной, сделавшей на него ссылку. Он должен был полностью подтвердить на суде все, заявленное стороной, которую он поддерживает. В эпоху Русской Правды уголовный и гражданский процесс не различались. Можно сказать, что каждый «иск» являлся, в сущности, «обвинением»: всякое притязание носило деликтный характер.[10]
При первых князьях-христианах (Владимире и Ярославе) по настоянию духовенства были приняты церковные уставы, широко определившие юрисдикцию церковных судов. Церковь способствовала укреплению власти князей-землевладельцев. Естественно, что князья всячески старались укрепить церковь и охранять как ее материальную базу — земельную собственность, так и вводимые христианскими епископами основы новой религии и морали. Часть законов, которые должны были регулировать церковные дела, была заимствована из Византии в более или менее свободной передаче. Некоторые ив заимствованных таким образом норм были обязательны для всего населения, некоторые относились специально к «церковным людям».
Княжеские церковные уставы (Владимира и Ярослава) признали довольно широкую категорию людей, подсудных только церковному суду. Далее, уставы признали подсудность церковным судам дел о ряде преступлений, затрагивающих христианское вероучение и основанные на нем брачные и семейные отношения. В уставе Ярослава все эти дела делились на две категории: а) дела, которые подлежали совместному ведению епископа и, князя (например, похищение женщины или изнасилование), причем виновный подвергался наказанию и со стороны княжеского суда, и со стороны суда епископа; б) дела, подлежавшие исключительно церковному суду (например, противоестественный разврат). Церковь Киевского государства внесла в свое судопроизводство ряд черт процесса, усвоенного ею в Византии.[11]
Выводы
Итак, единственная статья—3—договора Византии с Киевской Русью 911 года, имеющая отношение к судопроизводству, недостаточно ясна. В отношении суда в Киевской Руси периода договора с Византией и позже, вплоть до начала XI в., у нас имеются лишь скудные указания.
IX веке уже существовал суд как орган государственной власти, княжеский суд распространялся на все население, будучи судебником.
Русская Правда не дает полной картины организации и деятельности суда, которую можно было бы приурочить к определенному моменту. Тысяцкие князья в XI—XII вв. сосредоточивают в своих руках всю административную власть — финансовую, судебную, полицейскую. Представители церкви в Киевской Руси обладали двоякого рода судебной властью: они являлись, во-первых, судьями-вотчинниками, которым были подсудны все дела их подданных; во-вторых, к юрисдикции высших представителей церкви — митрополитов, игумнов — были отнесены дела о преступлениях, в той или иной мере затрагивающих правила религии и непосредственные имущественные интересы церкви.
Состязательная (обвинительная) форма борьбы сторон в судебном процессе выросла из тех методов разрешения конфликтов, которые существовали еще в эпоху родоплеменных отношений. В Русской Правде имеются все типичные для обвинительного процесса строго формальные доказательства, проникнутые религиозной идеологией. Таковы основные черты судебного процесса по Русской Правде. В них сохранились формы активного участия лиц, заинтересованных в разрешении конфликтов, свойственные порядкам доклассового общества. Но в то же время все более усиливается классовое регулирование, проводимое в интересах господствующего класса землевладельцев в обществе, распавшемся на враждебные классы, в котором возникло и развивается феодальное государство.
Глава 2. Судебная система русского феодального государства до XVIII века
2.1. Изменения форм суда и уголовного процесса в XIII — XV веков
В русской истории XII и XIII века характеризовались двумя противоположными тенденциями. С одной стороны, продолжался процесс распадения Руси на отдельные княжения, а внутри их на «володения» великих бояр-землевладельцев и монастырей. Но, с другой стороны, и в период наибольшей феодальной раздробленности существовала тенденция к объединению всех земель. Однако отдельные попытки наиболее сильных князей объединить все русские земли не могли еще быть успешными, так как экономические условия для образования централизованного общерусского государства еще не созрели.
Период до конца XIV в. характеризовался наибольшей полнотой так называемых «иммунитетов», то есть предоставлением монастырям и боярам-землевладельцам наиболее широких владельческих прав (освобождение от подсудности государственным судам без всяких ограничений, большие льготы в области обложения и пр.). Монастыри и бояре получают грамоты на свои земли с правом суда и всеми пошлинами. Таким образом, рядом с государем-князем действовали и государи-бояре, и государи-монастыри, одинаково эксплуатируя феодально-зависимое от них крестьянство и враждуя между собой за власть и связанные с нею доходы.[12]
Таким образом, можно сказать, что судебная система этого периода соответствовала делению земель на уезды и волости. В уездном городе действовал наместник, распространяя свою судебную власть и на «тянувшие» к городу волости, в других волостях по главным их селам проживали и действовали волостели с такими же функциями. При каждом из них находились тиуны, доводчики и праветчики. Тиуны производили суд по поручению наместника или волостеля; доводчики призывали к суду ответчиков и истцов; праветчики «правили» деньги по кабалам и по судебным решениям. Независимо от наличия этих наместничеств и волостельств в каждом уезде существовали и действовали на основе жалованных грамот соответствующего князя владельческие суды монастырей, церквей и отдельных землевладельцев.
Отмеченное раздробление судебной власти и создание множества владельческих судов, «кормившихся» за счет судебных пошлин и взысканий, приводило к установлению правил о личной подсудности каждого из участников тяжбы. Только в том случае, когда истец и ответчик или обвинитель и обвиняемый были людьми одного и того же владельца (князя или вотчинника), дело их было подсудно одному суду, а именно суду их владельца. Но если один из тяжущихся был человеком, принадлежавшим князю, а другой — человеком, принадлежавшим вотчиннику, или оба они принадлежали различным вотчинникам, то оказывалось, что дело принадлежало двум различным «присудам». Каждый из владельцев «судов и даней» был заинтересован в том, чтобы получить все, связанное с. правом суда. Поэтому на практике возникал и находил свое урегулирование вопрос о новой форме суда, которая могла примирить интересы двух различных владельцев.
Четырнадцатый и последующие века знают такую форму суда под именем «смесные или вобчие суды». Эти суды разрешали дела не только гражданские, но и уголовные в описанных нами случаях, то есть когда стороны принадлежали различным владельцам. Смесные суды могли учреждаться между двумя удельными князьями, между удельным князем и вотчинниками, имевшими право суда, например, монастырями и боярами, наконец, между отдельными вотчинниками.[13]
Общим законом, который определял и ход судебного процесса, и применяемые судами наказания, долго еще оставалась Русская Правда в ее пространной редакции. Не только в XIV, но даже в XV и XVI вв. суды нередко назначали стародавние виры и продажи, а в наиболее тяжких случаях применяли «поток и разграбление» в форме отобрания всего имущества осужденного и «выбитая» его вон из земли». С этой тенденцией боролись великие князья Московские, которые вводили усиленные репрессии по наиболее тяжким преступлениям и предписывали казнить смертью разбойников и душегубцев.
Усиление феодальной эксплуатации вызывало постоянные переходы крестьян от одних владельцев к другим, иногда за пределы отдельного княжества, что причиняло финансовый ущерб княжеской казне. Отсюда — ряд мер, стеснявших переходы крестьян от одного владельца к другому, устанавливаемых грамотами различных князей. Общей, завершающей эти ограничения, мерой было постановление Судебника 1497 года, согласно которому крестьяне могли «отказываться» от владельца один раз в году, в Юрьев день осенний.[14]
2.2. Феодальная война и дальнейшее укрепление суда великого князя Московского
Дальнейший рост феодальной эксплуатации крестьянства и усиление классовой борьбы последнего происходили во второй четверти XV в. во время феодальной войны между усилившимся великим княжеством Московским и князьями Галицкими. Феодальная война осложнялась вмешательством татарских ханов и литовских великих князей.
В условиях феодальной войны произошло опустошение земель ряда русских северо-восточных княжеств, разорение крестьянства. На рост эксплуатации, на ограничение свободы крестьянство отвечает усилением борьбы. Эта тенденция отразилась и в усилении наказаний и в укреплении начал розыскного процесса. Ход экономического развития должен был привести к созданию централизованного феодального государства. Потребности в обороне против чужеземной агрессии ускорили этот процесс.
К концу восьмидесятых годов XV в. великое княжество Московское объединило вокруг себя ряд ранее самостоятельных феодальных княжеств, а также подчинило своему влиянию Новгородскую и Псковскую феодальные республики. Параллельно с укреплением централизованного государства шло и развитие административно-судебных органов, подчиненных непосредственно великому князю и его боярскому совету.
Прежде всего, произошли изменения в отправлении правосудия в самой Москве. С конца XIV в. суд отправляется только наместником великого князя. Представители же удельных князей, еще не потерявших своих судебных прав, только присутствуют при отправлении правосудия, а затем получают часть судебных доходов. Далее, великий князь ограничивает судебную власть удельных князей раньше всего по делам о душегубстве, которые изымались из ведения судей удельных князей и передавались судам великого князя Московского.
Рядом договоров между великим князем Московским и удельными князьями, касающихся порядка ведения дел в смесных судах, вводилось правило, подчеркивающее верховенство Москвы в судебных делах. В семидесятых годах XV в. окрепшая после феодальной войны великокняжеская власть начинает решительное наступление на судебные права других великих княжеств и феодальных республик, пересматривает и «переписывает на себя» их судебники.[15]
2.3. Судебник 1497 года
В восьмидесятых и девяностых годах в Москве ведутся работы по подготовке нового сборника законов. Эта работа заканчивается изданием в 1497 году Судебника. Этот Судебник, большей частью посвященный организации центрального и местного управления и суда (первая и вторая части) и материальному гражданскому праву (третья часть), отнюдь не устранил действия обычного права. Но он имеет, большое значение как первый кодекс общерусского права централизованного государства.
продолжение
–PAGE_BREAK–В Судебнике расширенный перечень преступлений. Особенное внимание законодателя обращено на государственные преступления. Специально говорится о преступлениях против церкви. Выделено преступление против суда. Судебник говорит в ряде постановлений о разбое, душегубстве и татьбе, различая более тяжкие виды кражи (повторная, кража церковная, кража людей).
Что касается системы наказаний, то для Судебника характерны: широкое введение смертной казни, направленное на устрашение угнетаемых и восстающих против усиления феодальной эксплуатации людей, введение торговой казни (битье кнутом) и сокращение имущественных наказаний. Далее, характерной чертой наказания была неопределенность санкций, позволявшая судьям исходить из классовой оценки опасности личности обвиняемого, а не из точных признаков состава преступления и связанных с ними наказаний. В этом отношении самой яркой чертой Судебника было выделение особой категории преступников — «ведомых лихих людей». Принадлежность к этой категории позволяла и даже обязывала судей применять смертную казнь за преступления, влекущие для других преступников денежные наказания.
По Судебнику смертная казнь полагалась «коромольнику», убийце своего господина, «церковному татю», «головному татю» (крадущему людей, вероятно, холопов и детей) и «подымщику».[16]
Судебник в первых же статьях говорит о центральных судебных учреждениях. Здесь проводится мысль о регулярном отправлении правосудия боярами и окольничьими, при которых в качестве помощников имеются дьяки. К самому великому князю дело направляется либо в случаях необходимости решения нового вопроса, либо в порядке обжалования приговора боярского суда.
Из текста Судебника видно, что дела распределялись сообразно своему содержанию между отдельными группами бояр и окольничьих («которому которые люди приказано ведати»). Здесь, таким образом, происходит оформление специальных центральных учреждений, «приказов».
Далее Судебник говорит о местном суде. Это были, наместники и волостели, различавшиеся по степени своей власти. Одни — которые «держат кормление с боярским судом», другие — без боярского суда. Первые могли решать все дела и применять все наказания. Вторые не имели права применять смертной казни без доклада центральной власти. Без «доклада» они могли вершить дела лишь о менее значительных преступлениях.
Наибольший интерес, с точки зрения процессуальной, представляют нормы Судебника о борьбе с «ведомыми лихими людьми». В эту широкую, мало определенную категорию опасных преступников могли, быть зачислены все те, кто совершал наиболее тяжкие нарушения феодальной собственности и феодального порядка: нападал на княжеских и вотчинных волостелей, тиунов, приказчиков, уничтожал межевые знаки, грабил имущество феодалов.
Судебник очень отчетливо противопоставляет частный интерес потерпевшего от отдельного преступления и общий классовый интерес, требующий уничтожения ведомых лихих людей. Производство розыска судебными органами уже заняло прочное место в процессе по делам о наиболее опасных для правящего класса преступлениях. Судебник сохраняет старый обвинительный процесс по делам не только гражданским, но и по уголовным делам о менее тяжких преступлениях. Здесь отношения сторон устанавливались челобитными истцов (обвинителей). Неявка в суд обвинителя влекла прекращение дела; неявка ответчика (обвиняемого) — признание его виновным.[17]
Примирение обвинителя с обвиняемым (кроме дел о ведомых лихих людях) допускалось в любой стадии процесса. Оно влекло прекращение дела с уплатой судебных пошлин. Как видно из текста Судебника, противники могли примириться даже перед началом судебного поединка. Из судебных доказательств Судебник упоминает послухов, которые сейчас являются уже не соприсяжниками, а подлинными свидетелями, крестное целование и жребий, а также поединок («поле»).
Никаких судебных инстанций процесс XIV—XV вв. не знал. Постепенно, с усилением московского правительства, устанавливается порядок, при котором судьи, встретившие затруднения в разборе дела, обращались к князю с «докладом». Судебник 1497 года отнюдь не исчерпывал ни всей системы права, ни всех вопросов организации и деятельности суда. Поэтому для более полного уяснения действовавшего в конце XV и начале XVI вв. уголовного и процессуального права необходимо обратиться к дополнительным источникам.
Такими источниками права эпохи Судебника являлись правые, жалованные грамоты, уставные грамоты наместничьего управления. В уставных грамотах подтверждается очень важное постановление Судебника об организации суда наместников. В этот суд вводятся представители местного населения.
В уставных грамотах встречается важное в процессуальном отношении определение «поличного», то есть обнаруженных украденных вещей. Те же уставные грамоты показывают постоянное применение стародавнего способа оправдания лица, у которого обнаружена краденая вещь, — «свода» Русской Правды. И во всех этих грамотах повторяются запреты наместникам и их тиунам притеснять население штрафами без доказанной вины, судебными поборами и требованиями «корма» сверх установленного в грамотах размера. Очевидно, эти злоупотребления были широко распространены, и население постоянно на них жаловалось.
2.4. Судебная система русского государства XVI века
В истории России этот процесс образования централизованного государства с конца XV в был ускорен необходимостью организации обороны от татар, Литвы и Польши. В конце XV в. московские великие князья сбросили татарское иго, присоединили Новгород, Тверь, Северскую землю, а в первой четверти XVI в. — Смоленск, Псков, Рязань.
Наряду с борьбой внутри господствующего класса землевладельцев усиливается классовая борьба крестьян против расширявшихся в конце XV и первой половине XVI вв. захватов общинных земель. Эта борьба велась различными способами. Крестьяне то обращались к судам (почти всегда безуспешно), то прогоняли захватчиков силою. Массовые побеги крестьян и особенно холопов от своих господ, поджоги имущества феодалов, нападения на их приказчиков и тиунов, грабежи и убийства, против которых энергично боролся Судебник 1497 года, продолжались и в первой половине XVI в. Боярское правление в годы малолетства Ивана IV ознаменовалось усилением феодальной эксплуатации и рядом вызванных им народных волнений.
В борьбе со всеми перечисленными формами сопротивления эксплуатируемых классов Московское законодательство XVI в. не только усиливает уголовную репрессию, но и перестраивает органы суда и форму процесса.[18]
С конца 30-х годов XVI в. организуются «губные учреждения», назначением которых была борьба против уже известной Судебнику 1497 года категории преступников — ведомых лихих людей. По своей форме первые губные грамоты являлись ответом правительства на челобитья подданных, жаловавшихся и на притеснения наместников и волостелей, и на то, что они не защищают их от умножившихся разбойников.
Дальнейший шаг в изменении организации суда по более тяжким преступлениям был связан с проведением административной реформы 1555 года.
С проведением реформы наместники и волостели в государственных (черных) волостях упразднялись, а для управления всеми делами население выбирало «излюбленных» старост с целовальниками. На старост и целовальников и были возложены все судебно-полицейские функции, которые раньше принадлежали кормленщикам. Фактически эта реформа передавала все местное управление и суд дворянам — средним и мелким помещикам.[19]
Царский наказ Белозерским губным старостам и целовальникам 1571 года содержит подробные правила производства следствия над разбойниками и определяет силу доказательств против них:
а) человек, признававшийся в совершении разбоя, подвергался смертной казни; б) если обвиняемый под пыткой обвинял другого человека («язык») в участии в разбое, то в отношении последнего производился «повальный обыск», то есть опрос большой группы соседей о его поведении. В случае «облихования» его на «обыске» он также подвергался смертной казни;
в) человек, обвиненный истцом в разбое на основании «поличного» (то есть вещественных доказательств), но против которого не было оговора соучастника на пытке, также проверялся повальным обыском. В случае его «облихования» без указаний на определенное преступление он подвергался пожизненному тюремному заключению с уплатой из его имущества истцу половины суммы иска;
г) человек, оговоренный обвиняемым на пытке («языком»), но одобренный при проведении повального обыска, освобождался от наказания; д) если при повальном обыске половина людей назовет его добрым, а половина лихим, он заключался в тюрьму пожизненно. Если же впоследствии обнаруживалось его участие в разбое, он подвергался смертной казни; те же «обыскные люди», которые «добрили» его, платили штраф («выть»).
В Уставной книге разбойного приказа (около 1555 г.), в которой излагались все правила, относящиеся к «разбойным и татиным» делам, было введено правило о наказании наравне с разбойниками всех тех, кого обвиняли в различных формах помощи и укрывательства разбойников.
С именем Ивана IV связаны дальнейшая централизация суда и управления и, в частности издание более полного Судебника (1550 г.). Боярская Дума, расширенная включением в нее многих дворян, оставалась центральным органом управления и суда, но не ограничивала власти царя. Лично царь судил лишь высших представителей власти и крупнейших феодалов. Все остальные важнейшие дела решала Боярская Дума, обычной формулой решений которой было выражение: «По государеву приказу бояре приговорили». Для разбирательства уголовных дел при Боярской Думе была организована Расправная палата.[20]
С расширением функций центральных органов, увеличилось число приказов, ведавших различными отраслями управления и неотделенного от него суда. К суду, в частности, имели отношение так называемые четвертные приказы, управлявшие тяглым населением. При проведении губной реформы постепенно оформился к 1555 году разбойный приказ. Он имел особо большое значение в организации контроля над деятельностью местных губных учреждений, осуществлявших террористическую расправу с выступавшими против феодальной эксплуатации элементами. Ряд приказов ведал судом над детьми боярскими и дворянами. Существовали приказы, ведавшие судом над «церковными людьми»: патриарший разряд и приказ церковных дел. Патриарх судил вместе со своими боярами. Все указанные органы суда должны были руководствоваться в своей деятельности как Судебником, так и специальными правилами производства по делам о «ведомых лихих людях».
С проведением судебно-административной реформы упраздняются смесные или вобчие суды, имевшие такое большое значение в предшествующий период. Теперь дело подлежит либо губным учреждениям, либо (незначительные уголовные преступления и гражданско-правовые споры, не затрагивавшие владения землей) земским учреждениям. При таком построении суда некоторые дела могли проходить по трем судебным инстанциям: суд местный, суд приказов и суд Боярской Думы.
По делам, не подлежавшим ведению губных учреждений, сохранился формально старый, то есть обвинительный (состязательный) порядок процесса, с широкими правами сторон, собиравших и представлявших доказательства и имевших право примирения. Однако расширение розыскного начала отразилось и на делах, рассматривавшихся в порядке обвинительного процесса, за которым теперь укрепилось наименование «суда» в смысле видового термина, в отличие от «сыска», то есть процесса розыскного. Эти изменения коснулись, прежде всего, системы доказательств. Постепенно вышли из употребления поединки («поле»).[21]
Уже в конце XV и начале XVI вв. дворяне все чаще отказываются «лезть на поле» с представителями низших классов или ставят вместо себя бойцов — наймитов. Судебник 1550 года еще знает «поле», указ 1556 года заменил «поле» крестным целованием, то есть присягой. Дальнейшее развитие получил институт свидетельства. Термин «послухи» теперь обозначает не соприсяжников, а свидетелей. Значительное место занимают письменные доказательства — всякого рода акты. Изменяется и положение суда, усиливается его активность. Суд требует от сторон доказательств, и сам принимает меры к их отысканию.
Судебник расширил круг преступлений, направленных против интересов государства. К ним относились, кроме известных старому Судебнику «коромолы» и убийства господина, также и сдача неприятелю города (измена). Далее названы «зажигал-ник» (поджигатель), «подметчик». Соответственно с расширением круга преступлений, признаваемых государственными, расширяется и применение смертной казни. Вместе с тем Судебник знает и применение телесного наказания («торговая казнь» — битье кнутом).
В судебной практике применение телесных наказаний имело место уже в конце XIV в. Судебная практика знала также членовредительное наказание в виде отсечения руки, применявшегося к татю за вторичную кражу.
2.5. Суд русского государства XVII в. Соборное Уложение 1649 года
Крестьянская война и польско-шведская интервенция начала XVII в. привели страну к полному хозяйственному истощению. Ряд земель отошел к Швеции и Польше. Новое правительство должно было заняться реорганизацией армии, собиранием средств, укреплением местных государственных органов. В лице воевод, ранее бывших только на окраинах, появился орган, объединявший военные, административные и судебные функции.
Воевода — это уже не хозяин соответствующей территории, а целиком агент правительства. С переходом судебной власти к воеводам судебные коллегии излюбленных голов с целовальниками почти всюду были упразднены. Губное же ведомство, в котором приказный элемент в лице старосты получил решительное преобладание над земским, расширялось.[22]
В губных учреждениях «сыск» берет решительный перевес над «судом», как назывался старый обвинительный процесс. Первоначально, как явствует из текста губных грамот, это не был собственно процесс, а лишь средство поимки и наказания ведомых лихих людей. Но поскольку лихими людьми начали считать не только схваченных на месте преступления, но и рецидивистов и лиц, облихованных общиной, то всех их стали расспрашивать, не совершали ли они прежде преступлений, стали доискиваться мнения общины через повальный обыск. Таким образом, короткая процедура казни ведомых лихих людей превращается в особый вид процесса. К этому присоединяются расспросы пойманных об их сообщниках: суд становится активным, преследуя по своему почину лихих людей.
Правда, еще сохраняется форма суда, то есть обвинительного процесса для дел, не затрагивающих определенно понимаемого государственного интереса: сюда относится и ряд уголовных дел — бой, грабеж. Судья делается самым активным элементом процесса. Права сторон суживаются, за «сговор» с обвиняемым истец сам подвергается пытке. Судоговорение превращается в «допрос» и «очную ставку». Способами доказательства являются: поличное (когда вещь вынута у обвиняемого из-под замка), повальный обыск, то есть поголовный опрос большего или меньшего числа местных людей, сила которого постепенно падает, по мере обращения его в одно из доказательств наряду с другими, и, наконец, собственное признание и тесно связанная с ним пытка. До конца XVI в. собственное признание не было необходимым доказательством, хотя, как указывалось выше, пытка применялась и раньше, главным образом, с целью добиться оговора соучастников. С конца XVI в. пытка сделалась главным средством розыска и практикуется широко и в различных видах.[23]
Вызванные ходом экономического кризиса городские восстания («соляной бунт» в Москве, восстания в Пскове и Новгороде) и бунты закрепощенного в интересах дворян крестьянства, и закрепление сословий на службу абсолютной монархии — повлекли дальнейшее распространение розыскного процесса за счет старого обвинительного.
Наряду с развитием судебных инстанций, подчиненных центру, и устранением из судов представителей местного населения возникает и крепнет бюрократизация суда. Она выражалась в полном господстве дьяков и подъячих, как «законоискусников», могущих вести письменные протоколы сысков, допросов и очных ставок, производстве безгласном, розыскном, не потерявшем в руках «приказных» своего фискального характера и сопровождаемом лихоимством, волокитой и ябедничеством.
Для того чтобы закончить характеристику судебных учреждений конца XVI и XVII вв., надо указать на следующее. Продолжала существовать особая подсудность для особых разрядов лиц и учреждений. На первом месте в этом отношении стояли, конечно, церковные учреждения. Если раньше церковный суд был как бы привилегией, хотя и нередкой, отдельных монастырей, то церковный собор 1667 года обобщил это положение, постановив, что «по правилам святых отець» церковные люди, считая, в том числе, и крестьянство, сидевшее на церковных землях, подсудны только суду церкви. Сохранился также и суд вотчинника и помещика над своими людьми. Из его подсудности были изъяты дела о разбое и другие «губные» дела. Впрочем, и по этим делам вотчинники имели право производить предварительный сыск, в который включалась и пытка.[24]
продолжение
–PAGE_BREAK–Царствование «тишайшего» царя Алексея Михайловича ознаменовалось рядом восстаний крестьян и волнений низов посадского люда, направленных против политики дальнейшего закабаления. Изданное в этих условиях в 1649 году Соборное Уложение выражало интересы дворянства и верхушки посадского населения значительно более полно, чем Судебники.
Уложение является первым полным сборником законов, охватывающим вопросы государственного, административного, финансового, гражданского, уголовного права и судопроизводства. Вопросы судоустройства и судопроизводства охвачены главами Х-XV, при этом в главе Х изложено и обязательственное право. Главы XXI и XXII составляют кодекс уголовного права вперемежку с нормами, относящимися к судопроизводству по делам «разбойным» и «татиным». Впрочем, нормы уголовного права разбросаны и по другим частям Уложения.
Нельзя не отметить, что некоторое участие в составлении или, по крайней мере, обсуждении Уложения приняли выборные люди, созванные к 1 сентября 1648 г. в Москву. Здесь были представители всех чинов государства, служилых и торгово-промышленных посадских, но не было выборных от сельских или уездных обывателей. Уложение обращает главное внимание на дворянство, как на господствующий военно-служилый и землевладельческий класс: почти половина всех статей прямо или косвенно касается его интересов и отношений.
Глава XI Уложения («Суд о крестьянех») окончательно закрепляла крестьян, как дворцовых черных волостей, так и монастырских и всех других вотчинников в местах их постоянного жительства, установленных по писцовым книгам. Судам было ведено по искам владельцев тех земель выдавать им «беглых» крестьян, не считаясь с «урочными летами», то есть с давностью, если только бывшие владельцы ранее заявляли о своих правах.[25]
В отношении организации суда Уложение исходит из ранее сложившейся системы. Но особа царя теперь еще более отделяется от органов творимого его именем правосудия. Уложение запрещает под страхом наказания обращаться с челобитьями к царю, минуя надлежащие учреждения. Боярская дума обрисована в Уложении как высший суд. Устанавливается и коллегиальный характер разрешения дел в думе. Ниже боярской думы стояли приказы, являвшиеся по общему правилу и административными, и судебными органами.
Органами суда на местах были и губные учреждения, и воеводы. Но первые в XVII в. уже переродились из ячеек земского самоуправления в низшие органы приказной системы. В губные старосты выбирались дворяне, добрые и прожиточные, которые были уволены от службы за старостью или ранами, или такие, за которых служили их дети и племянники. При этом необходимым условием для избираемых должна была быть грамотность.
В городах в выборе губных старост участвовали дворяне, дети боярские, посадские и люди всяких чинов, жилецкие и уездные сошные. Вместе с губными старостами судили губные целовальники и дьяки. В губных делах подсудность определялась не только местом жительства преступника, но и местом совершения преступления и местом поимки. В судах письмоводством занимались дьяки и подьячие, исполнителями судебных решений были неделыцики, приставы, тюремные сторожа и палачи.
Однако нельзя считать, что суд воеводы (или губной), приказ и боярская дума составляли строгую систему трех инстанций. Ряд воевод и губных учреждений на окраинах имели право окончательного решения всех уголовных дел. С другой стороны, некоторые приказы действовали и в качестве судов первой инстанции. Но все же общим правилом была возможность обжалования приговоров местных судов в московские приказы.[26]
2.5.1. Виды процесса и порядок судопроизводства
Для дел разбойных, татиных и убийственных со времени Иоанна IV судами являлись разбойный приказ и губные старосты. Впоследствии для дел о тех же преступлениях, совершаемых в Москве, был учрежден земский двор. Если же дело доходило до пыток, истцов и обвиняемых отсылали в Разбойный приказ. Поводами к возбуждению дела являлись подача челобитной в суд или привод виновного с поличным. По губным делам доводом могло быть и известие о преступлении; оно проверялось посредством повального обыска или оговора, сделанного преступником об участии в преступлении другого лица.
В XVII в. еще более углубились различия между двумя формами процесса: старым обвинительным процессом («судом») и все более развивающимся новым розыскным процессом («сыском»). В эпоху Уложения деление процесса на розыскную и обвинительную формы не совпадало с делением на уголовные и гражданские дела.[27]
Феодальное государство, заинтересованное в укреплении основ эксплуатации крепостного населения, усиливает активность судей по всем делам о поместьях, вотчинах, о холопах. Эти гражданские дела сближались по методам их исследования с такими уголовными делами, как дела о разбое, душегубстве и татьбе, совершаемые ведомыми лихими людьми. Как в тех, так и в других законодатель уже не полагается на активность истцов и ответчиков, а предписывает судье «сыскивати всякими сыски накрепко». Характерной для Уложения чертой является возможность в ряде случаев перехода дела, начавшегося порядком обвинительного процесса («суда») к производству в порядке розыскного процесса — («сыска»). При этом и в делах гражданских могли применяться самые энергичные меры сыска — опрос и пытка, на что имеются многочисленные указания в Уложении.
Под влиянием расширения сферы розыскного процесса происходят перемены и в доказательственной системе. В порядке «суда» еще встречаются старые способы доказывания в виде присяги одной из сторон и жребия. «Поле», то есть поединок, уже не упоминается в Уложении. Старое «послушество» принимает здесь характер свидетельских показаний в следующих формах:
а) Ссылка из виноватых, то есть просьба одной из сторон о вызове определенного свидетеля с обязательством подчиниться обвинению, если свидетель покажет против стороны, делавшей на него ссылку;
б) Общая ссылка, то есть свидетельство лица, на которого сослались обе стороны. Такими лицами могли быть крестьяне и женщины, но не могли быть отпущенные на волю холопы. Сила такого свидетельства, ранее неоспоримая, несколько ограничивается в Уложении;
в) Свидетели в современном смысле слова. Некоторые категории лиц не допускались к свидетельству: жена против мужа, дети против родителей, холопы против господ. Свидетель из высшего класса предпочитался свидетелю из низших;
г) Повальный обыск, являвшийся одним из главных видов доказательств в розыскном процессе, допускался в «суде» в случаях отсутствия общей (поименной) ссылки или ссылки из виноватых. В этом случае обыскные люди должны были установить или опровергнуть существование определенного факта.
Отличительными чертами розыскного процесса были отсутствие сторон и активность суда. Суд доискивается правды, судоговорение превращается в допрос и «очную ставку». Такое построение процесса приводит к иной системе доказательств по сравнению с обвинительным процессом. Основным доказательством становится сознание обвиняемого. Судьи добивались сознания, необходимого для того, чтобы обвиняемый подвергся полному наказанию. Впрочем, не всегда требовалось со знание.[28]
Средствами для получения сознания были:
1. Расспрос — «как давно они разбивают и крадут, кого именно разбивали и крали, что у кого лошадей и денег и всякого живота на разбое и татьбе взяли?». При непризнании или при подозрений в других преступлениях обвиняемого подвергали пытке.
2. Пытка. Если разбойники оговаривали знатных людей, детей боярских или торговых людей, которые прежде в приводе не бывали и ни на каком воровстве не объявлялись и ни в каких причинах не бывали, то по просьбе их назначался обыск. Когда же дворяне, приказные люди и дети боярские приводили своих крестьян или дворовых людей, обвиняя их в разбое или татьбе, последних сразу же пытали. Приведенный с поличным, не могущий «очистить его» или дать ему отвод, также подвергался пытке.
Следующим видом доказательства, за которым признавалась большая сила, являлось поличное, то есть обнаружение у заподозренного краденой вещи. Вынимать поличное следовало с приставом и с понятыми. Такое поличное есть полное доказательство. Однако приведенный с поличным подвергался пытке для получения сознания. Поличное избавляло истцов от представления иных доказательств.
Повальный обыск, бывший в начале деятельности губных органов бесспорным доказательством вины, влекущим смертную казнь облихованного, в эпоху Уложения превратился в одно из доказательств в ряду других. В отдельных случаях его можно было оспорить другими доказательствами.
Таким образом, в розыскном процессе по Уложению («сыске») мы встречаем следующие характерные черты:
а) признание за некоторыми видами доказательств полной силы: к ним относились сознание обвиняемого, вынуждаемое пыткой, и поличное;
б) различное отношение к доказательствам в зависимости от классового положения лиц, от которых они исходят: в некоторых случаях Уложение требует для производства повального обыска собирать людей определенного социального положения.[29]
Эти признаки характерны для системы формальных доказательств розыскного процесса абсолютной монархии. Конечно, в Уложении еще нет законченной системы формальных доказательств, введенной в русское законодательство Петром I. Но это — ее зародыш. Бесправное положение обвиняемого в процессе по делам о душегубстве, разбое, татьбе с поличным характеризуется также следующими чертами. Подозреваемого часто предписывалось «вкинута в тюрьму», пока «не сыщется допряма», или «до указу», или «пока по нем порука будет». В главе XXI о тюрьме как о мере пресечения говорится в 10 статьях, причем из некоторых статей видно, что применение тюрьмы было общим правилом. Проверка показаний обвиняемого делалась лишь для раскрытия соучастников или выяснения других преступлений.
После проверки всех доказательств орган, производивший розыск (губной староста или воевода), выносил приговор. Обычным наказанием для ведомых лихих людей была смертная казнь. Однако приговор мог быть смягчен, если налицо не было сознания обвиняемого и при противоречии доказательств. В этих случаях облихованный на обыске обвиняемый заключался в тюрьму пожизненно. По отношению к татям, разбойникам и убийцам Уложение широко применяет телесные и членовредительные наказания, а для особо опасных преступников назначает смертную казнь.[30]
2.5.2. Судопроизводство по «государевым делам»
Особыми чертами характеризовался процесс по «государевым делам», то есть по политическим преступлениям. Законом, определявшим порядок этого производства, была вторая глава Уложения. Однако в ней не содержалось ни перечня органов, ведущих производство по государевым делам, ни последовательного изложения хода сыска. Круг государевых дел очерчивался очень широко. Сюда входили не только измена и бунт, незаконный переход границ и письменные соглашения с иностранными жителями, «шатания» и «смута», «умышление на государево здоровье», но и «неистовые речи» и «негожие слова» о царе. По всем «государевым делам» законодатель требовал от каждого человека, какого бы звания и состояния он ни был, активной помощи в изобличении виновных. Каждый, крикнувший полную грозного значения формулу — «слово и дело Государево!» немедленно схватывался соответствующими Полицейскими чинами и доставлялся к органам политического сыска.
Задержание изветчика, обеспечивающее и дальнейшее его участие в сыске, и возможность превращения в обвиняемого, являлось одной из первых задач розыскной власти. Обязанность извета лежала на всех без изъятия подданных от нее не освобождала никакая степень родства… По «государевым великим делам» дети имели право бить челом на родителей, а крестьяне и холопы на своих господ.
Государство возлагало и на должностных лиц, и на всех подданных обязанность задерживать всех подозреваемых в совершении государственного преступления. Главным органом по принятию изветов и производству сыска по ним являлся воевода. Принесение извета вызывало обязанность начинать дело. Сокрытие извета было тяжким должностным преступлением.
Однако важность «государевых дел» в глазах правительства обусловила требование, чтобы каждое такое дело как можно скорее было отослано в Москву. Поэтому воевода по принятии изветной челобитной должен был арестовать обвиняемого, если он не был задержан ранее, а затем учинить «распрос» изветчику. Записанные «распросные речи» немедленно отсылались в Москву. Туда же пересылали обвиняемого и изветчика под надежной охраной. Кроме срочности производства, сыск по государевым делам характеризовался также полной тайной. Дела эти иногда именуются «тайными царственными делами».
Боярская дума как основной орган решения дел о государственных преступлениях могла и сама производить сыск через отдельных своих членов или поручать производство его иным лицам. Особенностью сыска по государевым делам было активное участие в нем не одного обвиняемого, но и изветчика. Уже в распросных речах изветчик обязан был «слаться» на свидетелей. В дальнейшем ходе сыска он обязан уличать обвиняемого, «доводить».[31]
Орган, продолжающий сыск, производит, прежде всего, «распросы» изветчика, а затем обвиняемого и свидетелей, если на них «слались». Они производятся порознь в отношении каждого допрашиваемого. Показания свидетелей, опровергавших ссылку на них изветчика, имели решающую силу против него. Такое же значение имело неподтверждение слов обвиняемого свидетелями, на которых он сослался: «его же правда его обвинила». Практика выработала еще «распрос у пытки». Такой распрос сопровождался угрозой пытки, иногда он производился в застенке. Характернейшей чертой розыска по политическим делам было стремление подтвердить вину того или иного участника дела его собственным признанием. Отсюда — значение очных ставок со взаимным уличением и особенно пытки. Поэтому отказ от ранее данного признания влек повторение всей процедуры розыска.
Очная ставка изветчика с обвиняемым была необходимой составной частью розыска по государевым делам. На этой очной ставке изветчик повторяет и уточняет содержание извета. Практика знала и очные ставки изветчика со свидетелями, на которых он сослался, но которые не подтвердили сделанной на них ссылки. Если изветчик и обвиняемый «слались» на одних и тех же свидетелей (так называемая «обчая правда»), то показания таких свидетелей приобретали решающую силу против того и другого. Наряду с обычной очной ставкой практика применяла и очную ставку «у пытки», имеющую значение явной угрозы применения пытки к обоим сводимым на очной ставке лицам.
Пытка обвиняемого применялась: а) при сознанию обвиняемого в основном факте преступления; б) при оговоре, сделанном под пыткой, в) при извете, подтвержденном свидетельскими показаниями; г) при извете, сделанном помещиком или вотчинником на своего холопа или крестьянина.
Особенности процесса по государевым делам ярко обрисовывают его как процесс розыскной, в котором воеводы и приказные «правды доискивались», не стесненные ни кругом субъектов процесса, ни процессуальными средствами. По окончании сыска следует приговор: «Учинить указ по сыску».[32]
Содержание приговора могло либо осуждать того, на кого был сделан извет, либо содержать обвинение самого изветчика, если «сыщется про то допряма, что он такое дело затеял на кого напрасно».
По всем сложным делам приговор выносился боярской думой или царем. Если дума сама вела сыск по извету, то дело решалось по подлинным актам дела. Если же сыск производился иными органами, то дума решала дело по «выпискам» и «докладу». Краткий приговор «помета» составлялся тотчас по решению дела и содержал в себе только указание на род вины и на наказание, а иногда в «помету» включалось указание на награждение поимщика или изветчика. Полное описание всего хода процесса, начиная с извета, со ссылками на установленные в сыске доказательства, с подробным описанием учиненного преступления, вносилось в царскую грамоту, направляемую для исполнения воеводе.
Все виды наказаний, кроме денежных пеней, применялись по государевым делам. Измена, скоп и заговор, и умысел на государево здоровье наказывались смертной казнью. Кроме повешения, часто встречаются четвертование и отсечение головы. Если в преступлении имелись черты раскола или ереси, преступник приговаривался к сожжению. Из наказаний членовредительных чаще всего применялось урезание языка (за произнесение непристойных слов о государе); оно обычно сопровождалось кнутом и ссылкой. К бунтовщикам применялось нередко отсечение руки или пальцев. Простое телесное наказание применялось за произнесение «негожих слов» спьяна или при других смягчающих обстоятельствах.
Выводы
Подытожив, можно сказать, что судебная система периода XIII-XVIII веков соответствовала делению земель на уезды и волости. В уездном городе действовал наместник, распространяя свою судебную власть и на «тянувшие» к городу волости, в других волостях по главным их селам проживали и действовали волостели с такими же функциями. Независимо от наличия этих наместничеств и волостельств в каждом уезде существовали и действовали на основе жалованных грамот соответствующего князя владельческие суды монастырей, церквей и отдельных землевладельцев.
продолжение
–PAGE_BREAK–