ПРАКТИКА И ТЕОРИЯ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ

СОДЕРЖАНИЕ
Введение. 3
ИНДИВИДУАЛЬНАЯПСИХОЛОГИЯ, ЕЕ ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ И РЕЗУЛЬТАТЫ   4
ПСИХИЧЕСКИЙГЕРМАФРОДИТИЗМ И МУЖСКОЙ ПРОТЕСТ — ЦЕНТРАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА НЕРВНЫХ ЗАБОЛЕВАНИЙ… 20
ДАЛЬНЕЙШИЕТЕЗИСЫ К ПРАКТИКЕ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ   28
ИНДИВИДУАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕЛЕЧЕНИЕ НЕВРОЗОВ… 37
Приложение(Из душевной жизни двадцатидвухлетнего пациента) 57
Введение
Альфред Адлер, один изклассиков психодинамической психотерапии, создатель индивидуальной психологии,менее известен у нас, чем 3. Фрейд и К. Юнг. А между тем основные положения егоподхода очень близки россий­ской ментальности. Одну из центральных идей своейтеории сам Адлер сфор­мулировал так: “Мы не способны думать, чувствовать,желать, действовать, не имея перед собой цели… Любое душевное явление, еслионо должно по­мочь нам понять человека, может быть рассмотрено и осмыслено лишькак движение к цели”. Индивидуальная психология показала, что человеческоеповедение обусловлено сочетанием чувства общности и стремлением к лич­номупревосходству. Адлер и его последователи изучали условия возникно­вения учеловека комплекса неполноценности и средств компенсации под­линных и мнимыхнедостатков. Представители этого подхода стремятся из отдельных жизненныхпроявлений получить картину целостной личности.
Эта книга принадлежит кчислу основных трудов А. Адлера. В ней пред­ставлены базовые положенияиндивидуальной психологии и многочислен­ные случаи из клинической практики,иллюстрирующие разные ее аспекты.
Врачам, психологам,психотерапевтам и другим представителям “помо­гающих” профессий эту книгуобязательно нужно прочитать — классику знать необходимо. Немало полезногоизвлекут из нее и те читатели, чей интерес к психологии не являетсяпрофессиональным.

ИНДИВИДУАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ, ЕЕ ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ И РЕЗУЛЬТАТЫ
Обзор большинствапсихологических учений демонстрирует своеобразное ограничение, когда речьзаходит об области ис­следования и средстве познания. Создается впечатление,что из этой сферы с глубоким умыслом исключаются опыт и зна­ния человека иподвергается сомнению ценность художествен­ного, творческого познания,угадывания и интуиции. Если не­которые психологи-экспериментаторы наблюдают иливызы­вают феномены, чтобы сделать вывод о способах реагирования, то есть в сущностизанимаются физиологией душевной жизни, то другие упорядочивают все формывыражения и проявления в традиционные или мало измененные системы. При этомони, разумеется, вновь обнаруживают в отдельных актах те же зави­симости исвязи, которые уже заранее были привнесены ими в схемы души.
Порой же изнезначительных отдельных проявлений физи­ологического характера они пытаютсявоссоздать душевные состояния и мысли, отождествляя одно с другим. Такие иссле­дователисчитают достоинством своей психологической кон­цепции то, что из нее якобыисключено субъективное мышле­ние и вчувствование самого исследователя (а насамом деле они целиком пронизывают его теорию).
Методика этихнаправлений, как начальная школа челове­ческого духа, напоминает нынеустаревшую естественную на­уку с ее закостенелыми системами, которые сегодня воснов­ном заменены воззрениями, стремящимися осмыслить жизнь и ее проявления вих взаимосвязях, причем осмыслить с точки зрения биологической, философской ипсихологической. Такая же тенденция свойственна и подходу, который я назвал“сравнительной индивидуальной психологией”. Представители этого подходастремятся из отдельных жизненных проявлений и форм выражения получить картинуцелостной личности, предполагая целостность индивидуальности. При этом отдель­ныечерты сравниваются друг с другом, выводится их общая направленность, и онисобираются в один обобщенный порт­рет*.
Возможно, этот способрассмотрения душевной жизни че­ловека покажется совершенно необычным илидовольно дерз­ким. Помимо других направлений, он отчетливо проявляется вконцепциях детской психологии. Но прежде всего таким обра­зом можно представитьсущность и труд человека искусства — художника, скульптора, композитора иособенно писателя. По самым незначительным деталям его произведений наблюдательспособен распознать основные черты личности, его жизнен­ный стиль.
Когда я спешу домой,наблюдатель видит мою походку, осан­ку, выражение лица, движения и жесты,которые обычно мож­но ожидать от человека, возвращающегося домой**. Причем безучета рефлексов и какой-либо каузальности. Более того, мои рефлексы могут бытьсовсем другими, а причины могут варьи­ровать. Направление, в котором человекследует, — вот что мож­но понять психологически и что нас прежде всего и едвали не исключительно интересует в практическом и психологическом отношении.
Далее: если я знаю цельчеловека, то я приблизительно знаю, что произойдет. И тогда я могу упорядочитьи каждый из следу­ющих друг за другом актов, увидеть их во взаимосвязи и посто­яннокорректировать или приспосабливать свое неточное зна­ние контекста. Пока я знаютолько причины и, соответствен­но, только рефлексы и время реакции, возможностиорганов чувств и т. п., мне ничего не известно о том, что происходит в душеданного человека.
К этому надо добавить,что и сам исследуемый не знал бы, чего хочет, если бы он не был ориентирован нацель. До тех пор, пока нам неизвестна линия его жизни, определенная целью, всясистема его рефлексов вместе со всеми причинными усло­виями не можетгарантировать последующую серию его дви­жений: они соответствовали бы любому извозможных душев­ных побуждений. Наиболее отчетливо этот недостаток можно понятьна примере экспериментов с ассоциациями. Я никогда бы не подумал про одногомужчину, испытавшего тяжелое ра­зочарование, что слово “дерево” вызовет у негоассоциацию с “веревкой”. Но если я знаю его цель — самоубийство, то буду суверенностью ожидать подобную последовательность мыслей, причем настолькоопределенно, что постараюсь убрать от него нож, яд и огнестрельное оружие.Только в выводах, которые делает человек, проявляется его индивидуальность, егоаппер­цептивная схема.
Если посмотретьвнимательнее, то можно обнаружить сле­дующую закономерность, характерную длялюбого душевного события: мы не способны думать, чувствовать, желать, действо­вать,не имея перед собой цели. Ведь живому организму недоста­точно причинности,чтобы преодолеть хаос будущего и устра­нить бесплановость, жертвой которой мыстали бы. Всякое де­яние осталось бы на стадии безразборного ощупывания, эко­номиядушевной жизни оказалась бы недостижимой: без целостности и личной потребностимы сравнялись бы с суще­ством ранга амебы. Только неживое подчиняется очевиднойкаузальности. Но жизнь — это долженствование.
Нет сомнений в том, чтопредположение о целевой установ­ке в значительной мере соответствуеттребованиям действитель­ности. В отношении отдельного, вырванного из контекстафе­номена тоже, пожалуй, нет никаких сомнений. Подтверждение этому привестиочень легко. Достаточно с позиций этой гипо­тезы посмотреть на попытки ходить,которые предпринимает маленький ребенок или роженица. От того же, кто пытаетсяподходить к вещам без гипотез, чаще всего укрывается более глубокий смысл.Прежде чем делается первый шаг, уже имеется цель движения, которая отражается вкаждом отдельном акте.
Таким образом, можнообнаружить, что все душевные дви­жения получают свое направление благодаряранее поставлен­ной цели. Но все эти преходящие, осязаемые цели после крат­ковременногопериода стабильности в психическом развитии ребенка оказываются подчиненыфиктивным конечным целям, понимаемым или ощущаемым как fix-финал. Другими слова­ми,душевная жизнь человека, словно созданный хорошим дра­матургом персонаж,устремляется к своему У-акту.
Этот логическибезупречный вывод индивидуальной пси­хологии подводит нас к одному важномутезису: любое душев­ное явление, если оно должно помочь нам понять человека,может быть осмыслено и понято лишь как движение к цели. Конечная цель у каждоговозникает осознанно или неосознан­но, но ее значение всегда неизвестно.
В какой мере эта точказрения способствует нашему пси­хологическому пониманию, проявляется преждевсего тог­да, когда нам становится понятной неоднозначность вырван­ных изконтекста душевных процессов. Представим себе че­ловека с плохой памятью.Предположим, что он осознал это обстоятельство, а проверка выявила низкуюспособность за­поминания бессмысленных слогов. В соответствии с прежнейтрадицией психологии мы должны были бы сделать заклю­чение: мужчина страдаетврожденным или возникшим из-за болезни недостатком способности запоминать.Заметим, од­нако, что при подобном исследовании обычно делают вы­вод, которыйуже выражен в предположении, например, та­ком: если у кого-то плохая память(или кто-то запоминает всего несколько слогов), то он обладает низкой способнос­тьюзапоминать.
Индивидуальная психологияв данном случае использует совершенно иной подход. Как только удается сделатьопреде­ленный вывод об органических причинах, обязательно зада­ют вопрос: начто нацелена слабость памяти? Какое это имеет для нее значение? Эту цель мыможем раскрыть лишь на ос­нове знания об индивиде в целом, потому что пониманиечас­ти проистекает только из понимания целого. Мы обнаружили бы примерноследующее (что подходило бы ко многим случаям): этот человек может доказатьсебе и другим, что он по ка­ким-то мотивам, которые не называются или неосознаются, но благодаря слабости памяти оказываются особенно действен­ными,должен остаться в стороне от какого-либо дела или ре­шения (смена профессии,учеба, экзамен, женитьба). В таком случае мы выявили бы, что слабость памятиявляется тенден­циозной и служит орудием в борьбе против подчинения, и прилюбой проверке способности запоминать мы ожидали бы, что обнаружится именнотакой дефект, относящийся к тайному жизненному плану данного мужчины.Следовательно, эта сла­бость имеет функцию, которая становится понятной толькопри рассмотрении системы всех жизненных отношений дан­ной личности. Остаетсяеще вопрос, как формируются такие дефекты или недуги. Один “аранжирует” их,намеренно под­черкивая свои общие физические недостатки, считая их лич­нымнедугом. Другим настолько удается подорвать веру в свои способности (с помощьювчувствования в ненормальное со­стояние или тревожных, пессимистическихожиданий и пос­ледующего психического напряжения), что они располагают едва липоловиной своей энергии, внимания и воли. Проду­цирование этой недостаточностия назвал “комплексом непол­ноценности”.
То же самое мы наблюдаеми при аффектах. Приведем еще один пример. У одной дамы время от времениповторялись при­ступы страха. До тех пор, пока не удалось выявить ничего болеесущественного, можно было довольствоваться предположени­ем о наследственнойдегенерации, заболевании вазомоторов, вагуса и т. д. Или же можно было подумать(а такая причина напрашивалась сама собой), что в жизненной истории этойженщины было какое-нибудь ужасное событие, травма и все дело в ней. Но если мырассмотрим эту индивидуальность и проследим линию ее поведения, то обнаружимнечто вроде чрез­мерного стремления к господству, к которому в качестве “орга­наагрессии” присоединяется страх, как только другой человек перестает зависеть отнее или если она не получает ожидаемого отклика, как, например, в случае, когдасупруг пациентки без ее согласия захотел уйти из дома.
Наша наука предполагаетстрого индивидуальный подход и поэтому не склонна к обобщениям. In usumdelphini*, однако я хочу привести следующее положение: если я понял цель душев­ногодвижения или жизненного плана, то должен ожидать, что все отдельные акты будутсоответствовать этой цели и жиз­ненному плану.
С небольшимиограничениями эту формулировку можно применять в самом широком масштабе. Онасохраняет свое значение и в том случае, если ее речь идет о противоположнойзависимости: правильно понятые отдельные акты в своей взаи­мосвязи должныотобразить единый жизненный план и его конеч­ную цель. В соответствии с этим мыформулируем следующее утверждение: независимо от предрасположенности, среды исо­бытий, все психические силы целиком находятся во власти со­ответствующейидеи, и все акты выражения чувства, мысли, желания, действия, сновидения ипсихопатологические фено­мены пронизаны единым жизненным планом. Из этой само­довлеющейцеленаправленности проистекает целостность лич­ности. Так в психическом органепроявляется телеология, ко­торая может быть понята как искусная уловка исобственная конструкция индивида, как окончательная компенсация вез­десущегочеловеческого чувства неполноценности. Возможно, краткий комментарий несколькопояснит и вместе с тем смяг­чит эти еретические положения:
Важнее, чемпредрасположенность, объективное событие и среда, их субъективная оценка.Однако такая оценка находится в определенном, часто необычном отношении креалиям. В психологии масс этот фундаментальный факт трудно обнару­жить,поскольку “идеологическая надстройка над экономичес­ким базисом” (Маркс иЭнгельс) приводит к сглаживанию ин­дивидуальных различий. Но из оценкиотдельного явления, которая чаще всего служит причиной устойчивого расположе­ниядуха — чувства неполноценности, в соответствии с бессознательной техникойнашего мыслительного аппарата возникает фиктивная цель — упомянутаяокончательная компенсация — и жизненный план как попытка ее добиться*.
Раньше я много говорил о“понимании” человека. Почти столько же, сколько некоторые теоретики “понимающейпси­хологии” или психологии личности, которые всегда умолкают, как тольковозникает необходимость показать, что же они, соб­ственно говоря, поняли.Весьма велика опасность недостаточ­но разъяснить эту сторону наших исследованийи результаты индивидуальной психологии. Ведь нужно будет выразить жи­воедвижение словами, образами, пренебречь различиями, что­бы прийти к единымформулам, и придется совершить ошибку, которую нам строго запрещено допускать напрактике: подхо­дить с сухими шаблонами к индивидуальной душевной жизни, какпытаются делать представители школы Фрейда.
Этим замечанием я хочупредварить наиболее важные ре­зультаты нашего изучения душевной жизни. Следуетподчерк­нуть, что обсуждаемая здесь динамика душевной жизни в рав­ной мереобнаруживается и у здоровых, и у больных. От здоро­вого человека невротикаотличает более сильная защитная тен­денция, которой он “оснащает” свойжизненный план. Что же касается целевой установки и соответствующего ейжизненно­го плана, то здесь нет никаких принципиальных различий, кро­ме одногокрайне важного факта: “конкретная” цель невротика всегда находится на“бесполезной” стороне жизни.
Следовательно, я могуговорить об обшей цели людей. При ближайшем рассмотрении оказывается, что намочень легко понять разные движения души, признав в качестве самой общейпредпосылки то, что они имеют целью достижение превосход­ства. Об этом многоесказано великими мыслителями, кое-что каждый знает по собственному опыту, большаяже часть скры­вается в таинственном мраке и отчетливо проявляется только вэкстазе или в бреду. Будь то художник, желающий быть первым в своем  деле,  илидомашний тиран, беседует ли он с глазу на глаз со своим Богом или унижаетдругих, считает ли он свое страдание самым большим, перед  которым все должныпреклоняться, стремится ли он к недостижимым идеалам или  разрушает старыхбогов, старые рамки и нормы — на каждом участке  пути  им  руководит страстное  стремление  к  превосходству,   мысль  о  собственном  богоподобии, вера  в  свою особую волшебную силу.  В любви он одновременно  хочет  ощущать свою  власть  над  партнером,   при  выборе  профессии  это проявляется впреувеличенных ожиданиях и опасениях,  даже в самоубийстве он  видит победу надвсеми препятствиями, испытывая жажду мести. Чтобы овладеть  вещью  или человеком,  он может идти по прямой линии, властолюбиво, гордо,  упрямо,жестоко и отважно приняться за дело.  Или же, наученный опытом,  он  предпочтетдовести свое дело до победы окольными и обходными путями,  через послушание, покорность,  кротость  и  скромность.  Черты характера тоже не  существуют сами  по  себе  —  они  всегда  соответствуют   индивидуальному  жизненномуплану и представляют собой его наиболее важные средства борьбы.
Нередко  эта  цельвсеобщего превосходства выглядит весьма причудливо. Если  рассматривать  еесаму по себе, мы должны отнести ее к “фикциям”, или “воображениям”.  Файхингер (Философия  “как  если  бы”,  1913) справедливо говорит,  что,  сами  по себебессмысленные, такие цели тем не менее играют существенную  роль  в поведении.Это настолько верно для наших случаев, что мы  имеет  право сказать: эта фиктивная  цель  превосходства,  абсолютно противоречащая  действительности, стала  основным  условием  нашей прежней жизни.  Она  учит  нас  различать, придает  нам  твердость  и уверенность, формирует  и  руководит  нашими действиями и поведением, заставляет наш ум заглядывать вперед исовершенствоваться. Однако есть и теневая сторона: она легко привносит в нашужизнь враждебную, воинственную тенденцию, лишает нас непосредственности  ощущений   и   постоянно  стремится  отдалить  нас  от реальности, настойчивоподталкивая к тому, чтобы совершить над ней насилие. Тот, кто рассматривает этуцель богоподобия как реальную и личную, воспринимает ее буквально, вскоре будетвынужден в качестве компромисса избегать настоящую жизнь, искать жизнь рядом сжизнью, в лучшем случае в искусстве, но чаще всего в пиетизме*, в неврозе илипреступлении**.
Я не буду вдаваться вчастности. Отчетливый признак этой сверхвысокой цели обнаруживается, пожалуй, увсех людей. Иногда она бросается в глаза в поведении и манерах человека, иногдавыдает себя лишь в требованиях и ожиданиях. Иной раз ее след отыскивается всмутных воспоминаниях, фантазиях или сновидениях. Если всерьез попытаться еевыявить, то вряд ли можно об этом спрашивать. Однако физическая или духовнаяустановка отчетливо свидетельствует о том, что она происхо­дит от стремления квласти и содержит в себе некий идеал со­вершенства и безгрешности. В случаях,близких к неврозу, все­гда будет обращать на себя внимание стремлениесравнивать себя с окружающими и даже с умершими и героями прошлого.
Правильность этогоположения можно легко проверить. Иными словами, если человек носит в себе идеалпревосходства, что особенно часто наблюдается у невротиков, то столь же час­тодолжны обнаруживаться действия, направленные на подчи­нение, принижение идискредитацию других. Такие черты ха­рактера, как нетерпимость, несговорчивость,зависть, злорадство, самомнение, хвастливость, подозрительность, жадность — ко­рочеговоря, все качества, соответствующие состоянию борь­бы, должны проявиться взначительно большей степени, чем это требует, например, инстинкт самосохраненияили чувство общности.
Наряду с этимодновременно или сменяя друг друга вслед за рвением и самоуверенностью, скоторыми человек стремит­ся к конечной цели, иногда появляются честолюбие,соперни­чество, отвага, желание помогать, одаривать и руководить. Пси­хологическоеисследование здесь должно быть настолько объек­тивным, чтобы моральная оценкане заслонила собой перспек­тиву. Следует также добавить, что разные чертыхарактера, как правило, вызывают у нас симпатию или презрение. И, нако­нец,черты враждебности, особенно у невротиков, зачастую бывают настолько скрыты,что обладатель этих качеств спра­ведливо удивляется и негодует, когда ему наних указывают. Старший из двух детей, например, оказывается в весьма неприятнойситуации, потому что он пытается узурпировать власть в семье, проявляяупрямство и своенравие. Младший же ребе­нок делает это умнее, ведет себя какобразец послушания и пре­успевает в этом настолько, что становится кумиромсемьи, все желания которого исполняются. Когда же в нем пробуждается честолюбиеи наступает неизбежное разочарование, то готов­ность к послушанию разрушается,возникают болезненные на­вязчивые явления, перечеркивающие любое распоряжениеро­дителей, несмотря на все их усилия заставить ребенка быть по­слушным. Тоесть послушание устраняется сменившими его навязчивыми мыслями. Очевиденобходной путь, избранный для того, чтобы выйти на ту же линию, что и у другогоребенка.
Вся сила личногостремления к власти и превосходству за­ранее приобретает у ребенкасоответствующую форму и содер­жание, тогда как мышление может поверхностновоспринять из этого лишь столько, сколько ему позволяет бессмертное, реальное,заложенное в физиологии чувство общности, из ко­торого происходят нежность,забота о ближнем, дружба, лю­бовь. Стремление к власти проявляетсязавуалированно и пы­тается утвердиться на “территории” чувства общности тайными хитрым способом.
Здесь я долженподтвердить один принцип, давно извест­ный всем знатокам души. Любую обращающуюна себя внима­ние повадку человека можно проследить вплоть до ее истоков вдетстве. В детстве формируются и подготавливаются будущие манеры человека,несущие на себе печать окружения. Принци­пиальные изменения происходят лишьблагодаря высокой сте­пени самосознания или индивидуально-психологическому под­ходуврача при работе с невротиком, когда пациент начинает понимать ошибочностьсвоего стиля жизни.
На примере другогослучая, который тоже встречается очень часто, я хочу остановиться на целевойустановке невротика более детально. Один весьма одаренный мужчина, добившийсяблагосклонности достойной девушки благодаря хорошим ма­нерам и любезномуобращению, помышляет о помолвке. Вме­сте с тем в соответствии со своим идеаломвоспитания он предъявляет к девушке большие претензии, требуя от нее поис­тинеогромных жертв. Какое-то время она сносит его беспре­дельные требования, апотом прекращает испытания, разорвав отношения. И тут мужчина буквальноначинает “разваливать­ся” в нервных приступах. Индивидуально-психологическоеразъяснение этого случая показало, что цель превосходства у этого пациента,проявившаяся во властолюбивых притязаниях к невесте, не допускала брака, и он,сам того не ведая, должен был довести дело до разрыва, поскольку не считал себягото­вым к открытой борьбе, которой ему представлялся брак. Эта неуверенность всебе проистекает из самого раннего детства па­циента, когда он, единственныйсын рано овдовевшей матери, жил довольно замкнуто, отгороженный от внешнегомира. Из детских лет, проходивших в постоянной домашней борьбе, он вынеснеизгладимое впечатление, в котором никогда себе от­крыто не признавался: оннедостаточно мужественен, ему ни­когда не справиться с женщиной. Этапсихическая установка сопоставима с постоянным чувством неполноценности и оп­ределеннымобразом вторгается в судьбу человека, заставляя его поддерживать свой престижиным способом, а не в исполне­нии реальных требований на “полезной” сторонежизни.
Нельзя не заметить, чтопациент добился того, что было це­лью его тайной подготовки к безбрачию и кчему подталкивали его страх перед партнером, сцены борьбы и тревожное отноше­ниек женщине. Равно как и то, что он относился к своей неве­сте как к матери,которую тоже хотел подавить. Такое отноше­ние, продиктованное стремлением кпобеде, было неправиль­но истолковано фрейдовской школой как инцестуозная влюб­ленностьв мать. В действительности же детское чувство неполноценности пациента,подкрепленное болезненным от­ношением к своей матери, понуждает его второй всвоей жиз­ни раз довести дело до борьбы с женщиной, опираясь на силь­нейшую защитнуютенденцию. То, что мы обычно понимаем под любовью, в данном случае является неразвитым чувством общности, а всего лишь ее видимостью, карикатурой — сред­ствомдостижения цели. Цель же сводится к тому, чтобы нако­нец-то добиться триумфанад подходящим существом женско­го пола. Отсюда постоянные испытания итребования, отсюда и ожидаемый разрыв отношений. Разрыв не “случился”, он повсем правилам искусства был инсценирован, а при его “конст­руировании” былииспользованы старые испытанные средства, в которых мужчина упражнялся на своейматери. Теперь пора­жение в браке исключено, поскольку брак был им предотвра­щен.В этой установке видна гипертрофированная позиция “личности” по отношению к“целесообразности”, естественно­сти. Объяснить это можно наличием боязливогочестолюбия. Существуют две формы честолюбия, из которых вторая сменя­ет первую,как только человек утрачивает мужество в результа­те поражения. Первая формастоит позади человека и гонит его вперед. Вторая находится перед человеком иоттесняет его на­зад: “Если ты перейдешь Галис, то разрушишь великое цар­ство”*.Вторая форма честолюбия свойственна прежде всего невротикам, первая жепроявляется у них лишь в виде следов, при определенных условиях. Тогда они тожеговорят: “Да, рань­ше я был честолюбив”. Однако они по-прежнему такие же, толь­коиз-за конструирования своего недуга, расстройства, безуча­стности преградилисебе путь вперед. На вопрос: “Где же ты был, когда делили мир?” — они всегдаотвечают: “Я был болен”. Та­ким образом, вместо того чтобы заниматься внешниммиром, они занимаются собой. Впоследствии Юнг и Фрейд ошибочно истолковали этотважнейший невротический процесс как врож­денные (?) типы: один как“интроверсию”, другой — как “нар­циссизм”.
Если в поведении этогомужчины вряд ли осталось что-ни­будь загадочное и в его властолюбивой установкемы отчетливо видим агрессию, выдающую себя за любовь, то нервный срыв пациентаменее понятен и нуждается в некотором пояснении. Тем самым мы вступаемнепосредственно на “территорию” пси­хологии неврозов. Вновь, как и в детстве,пациент потерпел крушение при отношениях с женщиной. В подобных случаяхневротику хочется укрепить свою уверенность и укрыться на максимальномрасстоянии от опасности*. Наш пациент нуж­дается в срыве, чтобы лелеять в себепричиняющее боль воспо­минание, чтобы поставить вопрос о вине и решить его не впользу женщины, чтобы впоследствии подходить к делу с еще большейосмотрительностью. Сегодня этому мужчине 30 лет. Допустим, что лет 10—20 онбудет носиться со своим горем и еще столько же будет оплакивать свой потерянныйидеал. Тем самым он, пожалуй, навсегда застрахует себя от каких бы то ни былолюбовных отношений и, соответственно, от нового по­ражения.
Он опять конструируетнервный срыв с помощью старых, проверенных на опыте средств, подобно тому, как,будучи ре­бенком, отказывался, например, от еды, сна, работы и играл рольумирающего. Теперь чаша с виной возлюбленной опускает­ся, а сам он возвышаетсянад ней по уровню воспитанности и силе характера. И вот он достиг того, к чемустремился: он выше, лучше, а его партнерша “плохая, как и все девушки”. Они немогут сравниться с ним, мужчиной. Тем самым он исполнил долг, который ощущалеще ребенком, — показал, что стоит выше, чем женский пол, не подвергаяиспытанию свои силы.
Мы понимаем, что егонервная реакция не может оказаться слишком острой. Он обязан жить на земле какживой укор жен­щине.
Если бы он знал о своихтайных планах, то все его деяние было бы проявлением враждебности и злогоумысла, поэтому поставленная цель — его возвышение над женщиной — была бывообще недостижима. Ведь он увидел бы себя таким, каким его видим мы, онобнаружил бы, как фальсифицирует все и подводит к заранее намеченной цели. То,что с ним происходи­ло, не было бы больше “судьбой”, не говоря уже о том, чтодля него это оказалось плюсом. Его цель, жизненный план, жиз­ненная ложьтребуют этого плюса! Поэтому и “получается”, что этот жизненный план остается вбессознательном. И таким об­разом можно думать о судьбе, за которую неотвечаешь, а не об осуществлении долго готовившегося, ухищренного плана, закоторый несешь ответственность.
Оставлю в сторонеподробное изображение “дистанции”, которую невротик устанавливает между собой ирешением (в данном случае браком), а то, как он это делает, ограничу опи­санием“невротического конструирования”. Следует только указать, что эта дистанцияотчетливо проявляется в “боязли­вой установке” пациента, в его принципах,мировоззрении и жизненной лжи. Наиболее действенными для ее проявления всегдаоказываются невроз и психоз. Необычайно велика так­же склонность кпроистекающим из этих же источников пер­версиям и разного рода импотенции.Сделка и примирение человека с жизнью проявляются в конструкции, состоящей изодного или нескольких сослагательных предложений: “Если бы что-то былопо-другому!..”
Вопросы воспитания,которым наша школа придает самое большое значение (см.: “Лечение иобразование”, 1929), строго вытекают из этих отношений.
Из плана данной работыследует, что наше исследование, как и лечение, идет в обратном направлении:сначала рассмат­ривается цель превосходства, затем разъясняется состояние борь­бычеловека* (особенно невротика) и только потом делаются попытки понять источникиэтого важного душевного механиз­ма. Одну из основ этой психологической динамикимы уже рас­крыли: она заключается в исходной склонности психического аппаратаобеспечивать приспособление к реальности с помо­щью уловки, фикции и целевойустановки. Я должен вкратце ос­ветить, каким образом цель — богоподобноепревосходство пре­образует отношение индивида к своему окружению, делает еговоинствующим и как в борьбе человек стремится приблизить­ся к цели путем прямойагрессии или по направляющей линии предосторожности. Если проследить за ходомразвития этой агрессии до раннего детства, то, как правило, можно обнару­житьфундаментальный факт, служащий ее причиной: в тече­ние всего периода развитияребенку присуще чувство неполноцен­ности по отношению к родителям, братьям исестрам и окружа­ющим. Из-за незрелости органов, неуверенности и несамосто­ятельности,в силу потребности опираться на более сильного и болезненно переживаемогоподчиненного положения среди других у ребенка развивается чувство ущербности,которое про­является во всех сферах его жизнедеятельности. Чувство непол­ноценностивызывает у него постоянную тревогу, жажду дея­тельности, поиск новых ролей,желание сравнивать свои силы с силами других, предусмотрительность, физическуюи психи­ческую подготовку. От чувства неполноценности зависит всяпознавательная способность ребенка. Таким образом, будущее становится дляребенка краем, который должен принести ему компенсацию. Состояние борьбы такжеотражается на чувстве неполноценности ребенка, и компенсацией для него являетсятолько то, что надолго упраздняет его нынешнее жалкое поло­жение и возвышаетнад всеми остальными. Таким образом, у ребенка возникают целевая установка ификтивная цель пре­восходства, где его нищета превращается в богатство, подчине­ние— в господство, страдание — в радость и удовольствие, не­знание — во всезнание,а неумение — в мастерство. Эта цель устанавливается тем выше и удерживается темпринципиаль­нее, чем сильнее и длительнее ребенок испытывает неуверен­ность всебе и чем больше он страдает от физической или уме­ренной умственной слабости,чем сильнее он ощущает, что его оттесняют на задний план.
Тот, кто захочет раскрытьэту цель, должен понаблюдать за ребенком во время игры, за его занятиями всвободное время или фантазиями о выборе будущей профессии. Постоянные из­мененияв этих устремлениях — это лишь видимость, в каждой новой цели он предвосхищаетсвой триумф. Необходимо ука­зать еще на один вариант такого построения планов,часто об­наруживающийся у менее агрессивных детей (у девочек и осо­бенно у тех,кто часто болеет): они научаются использовать свою слабость и тем самымзаставляют других подчиняться себе. Та­кие дети и в дальнейшем будут постояннопытаться это делать, пока их жизненный план и жизненная ложь не будут полнос­тьюраскрыты.
Внимательному наблюдателюоткрывается особый аспект: характер этой компенсаторной динамики выдаетнеполноцен­ность половой роли и стремление к сверхмужским целям. В на­шейкультуре, ориентированной на мужчину, от девочки, рав­но как и от мальчика,требуются совершенно особые усилия и уловки. Среди них, бесспорно, многополезных. Сохранить их, но при этом раскрыть и обезвредить бесчисленныеруководя­щие линии, ошибочные и приводящие к болезни, является на­шейсегодняшней задачей, выходящей далеко за рамки врачеб­ного искусства, откоторого наша общественная жизнь и сис­тема воспитания могут ожидать ценнейшихростков. Ведь це­лью этого жизненного воззрения является усиление чувствареальности, ответственность и замена скрытой враждебности взаимнойдоброжелательностью, чего можно добиться, лишь сознательно развивая чувство общностии сознательно разру­шая стремление к власти.
Мастерское изображениевластолюбивых фантазий ребен­ка можно найти в романе Достоевского “Подросток”.У одного моего пациента они проявлялись особенно ярко. В его мыслях исновидениях всегда повторялось желание: пусть другие ум­рут, чтобы у негосамого был простор для жизни, пусть другим будет плохо, чтобы он получил лучшиевозможности. Такая манера поведения напоминает безрассудность и бесчувствен­ностьмногих людей, объясняющих все свои беды тем, что слиш­ком много людей живет насвете. Подобные побуждения сде­лали более приемлемой идею о мировой войне.Уверенность в таких фикциях заимствуется из других сфер, в данном случае изосновополагающих фактов капиталистического производ­ства, при котором действительночем хуже одному, тем лучше другому. “Я хочу стать могильщиком, — сказал мнеодин четы­рехлетний мальчик,— я хочу быть тем, кто закапывает других”.ПСИХИЧЕСКИЙГЕРМАФРОДИТИЗМ И МУЖСКОЙ ПРОТЕСТ — ЦЕНТРАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА НЕРВНЫХ ЗАБОЛЕВАНИЙ
Когда в учении о нервныхзаболеваниях утвердилась единая точка зрения о том, что нервные нарушениявызываются душев­ными переживаниями и должны лечиться путем воздействия напсихику, это стало большим шагом вперед. Решающим оказа­лось вмешательствотаких авторитетных исследователей, как Шарко, Жане, Дюбуа, Дежерин, Брейер,Фрейд и др. Дополнитель­ным аргументом стали результаты проведенных во Франциигип­нотических экспериментов и гипнотического лечения, которые указали наизменчивость нервных симптомов и их подвержен­ность влиянию со стороны психики.Несмотря на эти достиже­ния, по-прежнему не было гарантии успешного лечения,так что даже именитые авторы, независимо от своих теоретических со­ображений,пытались лечить неврастению, истерию, неврозы навязчивых состояний и неврозыстраха с помощью традицион­ных медикаментозных средств, электричества игидротерапии. Весь итог расширенных знаний долгие годы представлял собойнагромождение модных слов, которые должны были исчерпы­вающе раскрыть смысл исущность сложных невротических ме­ханизмов. Для одного ключ к пониманию лежал в“раздражи­мой слабости”, “падающем напряжении”, для другого — в “суг­гестивности”,“подверженности потрясениям”, “наследственной отягощенности”. “Дегенерация”,“болезненная реакция”, “ла­бильность психического равновесия” и другие подобныепонятия должны были раскрыть тайну нервных заболеваний. Для самого же пациентаиз всего этого получалось, в сущности, лишь нечто вроде обыкновеннойсуггестивной терапии, а чаще всего — бес­плодные попытки “выговорить” болезнь,“отреагировать защем­ленные аффекты” и не менее бесплодная попытка оберегатьего от психических повреждений. Тем не менее, если пациент нахо­дился подруководством опытных врачей, обладающих интуи­цией, этот терапевтический методнередко превращался в эффек­тивный “способ лечения”. Однако срединеспециалистов появил­ся предрассудок, обусловленный поспешными выводами из на­блюденияза быстро увеличивающимся числом неврозов. Он сводился к тому, что невротикякобы страдает от “воображений” и повинен в произвольных преувеличениях;предполагалось, что он якобы может преодолеть болезненные явления, укрепив своюэнергию.
Йозеф Брейер пришел кмысли выведать у самого пациента смысл и развитие симптомов его болезни,например, истери­ческого паралича. Поначалу они делали это совместно с 3. Фрей­домбез какого-либо предубеждения и при этом констатирова­ли обращающий на себявнимание факт пробелов в памяти, препятствовавших пациенту, а также врачупонять причину и течение заболевания. Попытка из знания психики, болезнен­ныхчерт характера, фантазий и грез пациентов сделать вывод о забытом материалеоказалась успешной и привела к обоснова­нию психоаналитического метода итеории. С помощью этого метода Фрейду удалось проследить корни нервногозаболева­ния вплоть до самого раннего детства и выявить множество постояннодействующих психических механизмов, таких, как вытеснение и смещение. Прилечении постоянно вскрывались ранее неосознаваемые побуждения и желанияпациента, при­чем при самых разнообразных формах невроза. Таких результа­товдостигали разные авторы, которые пользовались психоана­литическим методом ичасто работали независимо друг от дру­га. Сам Фрейд искал причины нервныхзаболеваний в превра­щениях сексуальной энергии и в особой конституции половоговлечения (эта теория не была связана напрямую с психоанали­тическим методом ичасто подвергалась нападкам).
В качестве принципаприменения индивидуально-психологи­ческого метода я хотел бы предложитьсведение всех имеющихся у отдельного человека нервных симптомов к “наивысшейобще­ственной мерке”. Правильность такой индукции, проведенной совместно спациентом, подтверждается тем, что полученная в каждом случае психическаякартина согласуется с действитель­ной психической ситуацией из самого раннегодетства пациен­та. То есть психическая основа, схема нервного заболевания исимптома, в неизмененном виде перенимается из детства, но за многие годы надэтим фундаментом возвышается надстрой­ка, имеющая много разветвлений, однако неменяющая своей основы. В эту надстройку входят также все тенденции разви­тия,черты характера и личные переживания, среди которых особо следует выделитьследы переживания одной или несколь­ких неудач на главной линии стремленийчеловека — непос­редственный повод к тому, чтобы развилось нервное заболева­ние.Отныне помыслы и желания пациента направлены на то, чтобы компенсироватьнеудачу, жадно стремясь добиться дру­гих, чаще всего непригодных побед, нопрежде всего — обезо­пасить себя от новых неудач и испытаний судьбы. А это какраз и позволяет ему вспыхнувший невроз, который тем самым ста­новится для негоподпоркой. Нервный страх, боли, параличи и невротическое сомнение удерживаютпациента от активного вторжения в жизнь, нервная навязчивость, с одной стороны,дает ему — в компульсивных мыслях и действиях — видимость утерянной активностина бесполезной стороне жизни, а с дру­гой стороны, предоставляет предлог дляоправдания пассивно­сти благодаря засвидетельствованию болезни.
Мне самому не разприходилось, применяя индивидуаль­но-психологический метод, распутыватьболезнетворную дет­скую ситуацию; при этом я обнаруживал источники, образо­вавшиесяиз отрицательных влияний организма и семьи. Но, кроме того, выявились причины,в какой-то мере способство­вавшие формированию этой вредной среды — семейнойоргани­ческой конституции. Я постоянно сталкивался с тем обстоятель­ством, чтоналичие у ребенка врожденного неполноценного органа, системы органов и железвнутренней секреции в нача­ле его развития создает для него такую ситуацию, вкоторой нор­мальное в других случаях чувство своей слабости инесамостоятельности чрезвычайно усугубляется и превращается в глубокопереживаемое чувство неполноценности*. Несвоевременное или неправильное,неадекватное вправление неполноценного орга­на влечет за собой появлениеуказанного состояния слабости, болезненности, неуклюжести, уродства (зачастуювследствие внешних признаков дегенерации), неловкости и многочислен­ных детскихнедугов, таких, как моргание, косоглазие, левору­кость, тугоухость, заикание,дефекты речи, рвота, недержание мочи и аномалии стула, из-за чего ребенок оченьчасто испы­тывает обиду или подвергается всеобщим насмешкам и наказа­нию истановится непригодным для общества. В психической картине этих детей вскореобнаруживается бросающееся в гла­за усиление обычно нормальных черт детскойнесамостоятель­ности, потребности в опоре и ласке, переходящих в боязливость,страх одиночества, нерешительность, робость, боязнь всего чужого инеизвестного, в чрезмерную чувствительность к боли, болезненную застенчивость ипостоянный страх перед наказа­нием и последствиями любого поступка — чертыхарактера, придающие в том числе и мальчикам как бы женский уклон.
Вскоре, однако, у этихпредрасположенных к нервным за­болеваниям детей на переднем плане отчетливопроступает чув­ство обиды. В связи с этим появляется гиперчувствителъность,которая постоянно нарушает равновесие психики. Таким де­тям хочется всемобладать, все съесть, все услышать, все уви­деть, все узнать. Они хотятпревзойти всех остальных и делать все самостоятельно. Их фантазия играет сразного рода идеями величия: они хотят спасать других, видят себя героями,верят в княжеское происхождение, считают себя преследуемыми, при­тесненными,золушками. Почва для жгучего, ненасытного чес­толюбия, крушение которого можнос уверенностью предска­зать, подготовлена. Теперь пробуждаются и усиливаютсядур­ные инстинкты. Жадность и зависть из-за того, что ребенок не в состоянииобеспечить удовлетворение своих желаний, стано­вятся беспредельными. Алчно истремительно мчится он за лю­бым триумфом, становится неуправляемым,несдержанным, грубым с младшими, лживым со старшими и поглядывает на всех супорным недоверием. Понятно, сколько всего хороший воспитатель может исправить,а плохой усугубить в этом зарож­дающемся себялюбии. В самом благоприятномслучае разви­вается неутолимая жажда знаний или вырастает тепличное ра­стение —вундеркинд, в неблагоприятном случае просыпаются преступные наклонности или жесоздается образ человека, с трудом решающегося на что-либо, который пытаетсязамаски­ровать свое отступление перед требованиями жизни сконстру­ированнымневрозом.
Таким образом, в качестверезультата таких непосредствен­ных наблюдений из детской жизни можно заключить,что дет­ские черты подчиненности, несамостоятельности и послуша­ния, иначеговоря, пассивности ребенка очень быстро — а иногда при невротическойдиспозиции очень резко — допол­няются чертами упрямства и неповиновения,признаками за­таенной враждебности. Более тщательное рассмотрение вы­являетсмешение пассивных и активных черт, но всегда преоб­ладает тенденция к прорывуот девичьего послушания к мальчи­шескому упрямству. Во всяком случае имеетсядостаточно оснований считать, что черты упрямства являются реакцией, протестомпротив побуждения к послушанию или вынужден­ного подчинения и направлены на то,чтобы ребенок смог быстрее удовлетворить свои желания, добиться признания,внимания, привилегий. Если эта чреватая последствиями по­зиция достигнута, торебенку постоянно кажется, что его пы­таются заставить подчиняться и онустраивает обструкцию во всех проявлениях повседневной жизни: в еде, питье,сне, в испражнении мочи и кала, а также при умывании и купании. Требованиячувства общности ущемляются. Стремление к вла­сти проявляется главным образом впустом, жалком притвор­стве и стяжательстве.
У другого, пожалуй,самого опасного типа детей, предрас­положенных к нервным болезням, этаконтрастирующая склон­ность к подчинению и активному протесту проявляется болеесвязно, в виде средства достижения цели. Они как бы разгада­ли малое вдиалектике жизни и стремятся удовлетворить свои беспредельные желания путемсамого безграничного подчинения (мазохизма). Именно они хуже всего переносятунижения, не­удачи, принуждение, ожидание и особенно отсутствие победы и, как иостальные дети, склонные к нервным заболеваниям, страшатся действий, решений,чужого, нового. Благодаря со­зданному ими самими алиби болезни они, какправило, фик­сируются на сознании фаталистической слабости, чтобы затемотстраниться от требований общества и изолироваться.
Эта своего рода двойнаяжизнь, по сути замаскированное “стой!” или “назад!”, остающееся у нормальныхдетей в умерен­ных пределах и даже формирующее характер взрослого, не по­зволяетневротику преследовать полезную цель в согласии с собой и, конструируя страх исомнение, затрудняет его решения*.
Другие типы спасаются отстраха и сомнений в навязчивых состояниях и постоянно гоняются за успехом,повсюду подо­зревают нападки, притеснение и несправедливость и судорож­но пытаютсяиграть роль избавителя и героя, нередко направ­ляя свои силы на неподходящиеобъекты (донкихотство). Не­насытно и сладострастно, с видимостью силы онидомогаются доказательств любви, не находя удовлетворения (Дон Жуан, Мессалина).В их стремлениях никогда нет гармонии, так как двойственный характер ихсущности, как бы двойная жизнь не­вротиков (“double vie”, “диссоциация”,“расщепление сознания” у разных авторов) прочно основывается на частях психики,воспри­нимаемых как женская и мужская, которые как будто стремят­ся к единству,но планомерно не достигают своего синтеза, что­бы предохранить личность отстолкновения с действительнос­тью. Индивидуальная психология должна здесьпринять реши­тельные меры и путем углубленной интроспекции и расширения сознанияобеспечить господство интеллекта над дивергирую­щими, ранее непонятными, атеперь осознанными побуждени­ями.
То, что пронизывает духнарода в виде глубоко укоренив­шегося чувства, что с давних пор возбуждалоинтерес поэтов и мыслителей — насильственная, но по-прежнему согласующаяся снашей социальной жизнью оценка и символизация через “мужское” и “женское”*,рано внедряется и в детские представ­ления. Таким образом, ребенку (в отдельныхслучаях по-разно­му) мужскими представляются такие понятия, как сила, вели­чие,богатство, знание, победа, грубость, жестокость, насилие, активность, апротивоположные — женскими.
Нормальная потребностьребенка в опоре, чрезмерная под­чиненность детей, склонных к нервнымзаболеваниям, их чув­ство слабости и оберегаемое гиперчувствительностью чувствонеполноценности, ощущение своей природной ущербности, своего постоянногооттеснения на задний план и обделенности — все вместе сливается в чувствоженственности, тогда как их активное стремление, и у девочек и у мальчиков, ихпогоня за достижением удовлетворения, разжигание своих желаний и страстейброшены на чашу весов в качестве мужского протес­та. Так, на основе ложнойоценки, которая, однако, обильно питается проявлениями нашей социальной жизни,развивает­ся психический гермафродитизм ребенка, “диалектически” под­держивающийсясвоей внутренней противоречивостью и сам по себе развивающий динамику,безрассудное навязчивое стремление к усиленному мужскому протесту дляустранения дисгармонии.
Неизбежное знакомство ссексуальной проблемой особен­но усиливает мужской протест, питаетдисгармонический ком­плекс сексуальными фантазиями и желаниями, формирует ран­нююполовую зрелость и из-за страха перед “женской” любов­ной зависимостью можетдать толчок к разного рода перверси­ям. Если же половая роль остается дляребенка непонятной и неосвоенной, то психический гермафродитизм ребенка ещебольше усугубляется, а тем самым возрастает и внутреннее пси­хическоенапряжение**. В таком случае природная неуверен­ность, колебания, сомнениязакрепляются, а психика гермаф­родита еще больше поляризуется. Справиться свозрастающим расщеплением сознания становится чрезвычайно сложно, это удаетсясделать лишь с помощью уловок — нервных симпто­мов, душевного отступления иизоляции.
Энергия и волевые усилияврача, пациента и воспитателя разбиваются об эту проблему. Тогда толькоиндивидуально-пси­хологическому методу удается внести ясность в эти процессыбессознательного и произвести коррекцию неправильного раз­вития. Многое изтого, что здесь сказано, впоследствии было изложено в качестве обоснования“комплекса кастрации”.

ДАЛЬНЕЙШИЕ ТЕЗИСЫ К ПРАКТИКЕИНДИВИДУАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ
Таким образом, мыприходим к следующим положениям:
I. Любой невроз можетпониматься как ошибочная с точки зрения культуры попытка избавиться от чувстванеполноцен­ности, чтобы обрести чувство превосходства.
II. Путь невроза не ведетк социальной активности, он не направлен на решение имеющихся жизненныхвопросов, а ско­рее упирается в малый круг семьи и приводит пациента к изо­ляции.
III. Вследствиеаранжировки сверхчувствительности и не­терпимости большой круг обществаоказывается полностью или в значительной степени исключенным. Поэтому в наличииостается лишь малый круг для уловок, способствующих достижению превосходства ипроявлению соответствующих характер­ных особенностей. Тем самым становитсявозможной самозащита и уклонение пациента от требований общества и реше­нияжизненных задач, как правило, при сохранении видимости
его воли.
IV. В основном оторванныйот реальности, невротик живет в воображении и фантазии и пользуется множествомуловок, которые позволяют ему уклоняться от требований действительности идобиваться идеальной ситуации, избавляющей его от работы для общества и отответственности.
V. Привилегии, которыедает заболевание, заменяют невро­тику первоначальную, чреватую риском цельдостижения ре­ального превосходства.
VI. Таким образом, неврози невротическая психика представляются попыткой уклониться от всякогопринуждения со стороны общества путем внутреннего противодействия. Онооказывается достаточно эффективным, чтобы успешно проти­востоять своеобразиюокружения и его требованиям. По фор­ме его проявления, т. е. по выбору невроза,можно сделать вы­воды, связывающие одно с другим.
VII. Внутреннеепротиводействие имеет характер бунта про­тив общества, оно получает свойматериал из соответствующих аффективных переживаний или наблюдений, заполоняетмысли и сферу чувств такими побуждениями и пустяками, которые пригодны длятого, чтобы отвлечь взгляд и внимание пациента от своих жизненных вопросов.Таким образом, в зависимости от ситуации в качестве предлога могутпродуцироваться навяз­чивые состояния и состояния страха, бессонница, обмороки,перверсии, галлюцинации, болезненные аффекты, неврастенические иипохондрические комплексы, а также психотические состояния.
VIII. Логика тожеоказывается под диктатом внутреннего противодействия. Этот процесс может идтивплоть до ее устранения, как, например, при психозе, и установления вместо ра­зума,здравого смысла частной логики.
IX. Логика, эстетика,любовь, забота о ближнем, сотрудничество и язык проистекают из необходимостисовместной че­ловеческой жизни. Против них автоматически направлено поведениевластолюбивого невротика, стремящегося к изоляции.
X. Лечение неврозов ипсихозов требует воспитательного преобразования пациента, коррекции егозаблуждений и окончательного возврата в человеческое сообщество.
XI. Все действительныежелания и стремления невротика находятся во власти его политики престижа, онвсегда хватается за предлоги, чтобы оставить нерешенными жизненные вопросы, иавтоматически противодействует проявлению чувства общности. То, что онпостоянно говорит и думает, не имеет никакого практического значения. Стойкаянаправленность действий невротика проявляется только в его поведении.
XII. Если необходимостьцелостного понимания человека, познания его (неделимой) индивидуальности (кчему, с одной стороны, нас побуждают свойства нашего разума, а с другой стороны,выявленное индивидуальной психологией стремле­ние к унифицированию личности) невызывает сомнений, то сравнение как основное средство нашего метода помогаетнам получить картину силовых линий человеческого стремления к превосходству.При этом противоположным полюсом для срав­нения служат:
а) наше собственноеповедение в аналогичной ситуации, например, когда пациент обременяет терапевтасвоими требованиями — причем терапевту необходимо развитое умениевчувствоваться;
б) поведение и аномалии вповедении пациента в более раннем возрасте (прежде всего в раннем детстве),которые постоянно оказываются детерминированными позицией ребенка средиокружения, его ошибочной, как правило, генерализованной оценкой, углубившимсястойким чувством неполноценности и стремлением к личной власти;
в) другие индивидуальныетипы, прежде всего явно выра­женные невротические. При этом всегдаобнаруживается обращающий на себя внимание факт: то, чего один тип достигает,например, с помощью неврастенических жалоб, другой добивается благодаря страху,истерии, невротической навязчивости или психозу. Черты характера, аффекты,принципы и невротические симптомы, сами по себе направленные на одну и ту жецель, но часто имеющие внешне противоположное значение, если их вырвать изконтекста, предохраняют индивида от столкновения с требованиями общества —такими, как сотрудничество, забота о ближнем, любовь, социальная включенность,обязанности перед обществом, которых невротик в той или иной мере избегает.
В ходеиндивидуально-психологического исследования вы­является, что невротикзначительно сильнее, чем нормальный человек, устремляет свою душевную жизнь надостижение вла­сти над ближними. Его стремление к превосходству приводит ктому, что принуждение, требования окружающих и обязан­ности перед обществом восновном упорно отвергаются. Зна­ние этого фундаментального факта душевнойжизни невроти­ка настолько облегчает понимание его душевных связей, что должнорассматриваться как наиболее приемлемая гипотеза для исследования и лечениянервных заболеваний, пока постоян­но углубляющееся понимание индивида непозволит прочув­ствовать реальные факторы данного случая.
Здорового человека в этойаргументации и выводах больше всего смущает одно сомнение: неужели фиктивнаяцель пре­восходства, продиктованного чувством, может действовать сильнее, чемпревосходство, продиктованное разумом? Но мы столь же часто сталкиваемся стаким переключением на идеал и в жизни здорового человека и любого народа.Войны, поли­тические преобразования, преступления, самоубийства, аске­тическоепокаяние предоставляют нам такие же неожиданнос­ти; многие наши мучения истрадания создаем мы сами и пере­носим их, находясь в плену идеи.
То, что кошка умеетловить мышей уже в первые дни своего развития, даже никогда этого не видев,столь же поразительно, как и то, что невротик в силу своего характера ипредназначе­ния, своей позиции и самооценки пасует перед всяким при­нуждением,считает его невыносимым и тайно или открыто, осознанно или неосознанно ищетпредлоги, чтобы от него из­бавиться, а чаще всего эти предлоги сам и создает. Вжизни он стремится исключить любые отношения, как только начинает скорееощущать, чем осознавать и понимать, что они мешают его чувству власти илиразоблачают его чувство неполноцен­ности.
Нетерпимость невротиков кпринуждению со стороны об­щества, как явствует из истории детства, основываетсяна по­стоянном, как правило, длящемся долгие годы состоянии борь­бы сокружением. Ребенок вынужденно вступает в эту борьбу в связи с ситуацией,опосредствованной физическими или пси­хическими факторами. В такой ситуации онпостоянно или обостренно испытывает чувство неполноценности, однако она неявляется полностью правомерной для такой генерализован­ной и постояннойреакции. Смысл состояния борьбы состоит в завоевании власти и признания, еецель — идеал превосход­ства, сформированный с детской неумелостью ипереоценкой, достижение которого в самом общем виде дает компенсацию и сверхкомпенсацию;в стремлении к этому идеалу тоже всегда происходит ориентация на победу надпринуждением со сто­роны общества и волей окружения. Как только эта борьба при­нимаетболее острые формы, она сама по себе формирует не­терпимость ко всякого родапринуждению: воспитания, действительности и общества, посторонних сил,собственной сла­бости, ко всем природным и социальным факторам, таким, какработа, опрятность, прием пищи, нормальное испражнение, сон, лечение болезни,любовь, нежность и дружба, одиноче­ство и общение. В итоге создается образнекомпанейского че­ловека — человека, который не освоился, не укоренился, чу­жогона этой земле. Там, где нетерпимость направлена против пробуждения чувств любвии товарищества, возникает состоя­ние боязни любви и брака, способы выражения иформы кото­рого могут быть чрезвычайно многообразными. Следует ука­зать еще нанекоторые формы принуждения, которые нормаль­ный человек вряд ли замечает,однако они становятся регуляр­ным источником огорчений вследствиеневротического или психотического состояния. Это принуждение уважать, прислу­шиваться,подчиняться, говорить правду, учиться или сдавать экзамен, быть пунктуальным,доверяться человеку, автомобилю, железной дороге, доверить другим людям дом,дело, детей, супру­гу, себя самого, отдаваться домашним делам, работе, вступатьв брак, признавать правоту другого, быть благодарным, заводить детей, исполнятьсвою половую роль или испытывать эротичес­кую привязанность, утром вставать,ночью спать, признавать равные права и положение другого, женского пола,соблюдать меру, хранить верность, находиться в одиночестве. Все идиосинкра­зиик такому принуждению могут осознаваться или не осозна­ваться, но пациентникогда не понимает и не постигает их зна­чение во всей полноте.
Это наблюдение учит насдвум вещам:  
1. Понятие принужденияоказывается у невротика чрезвы­чайно объемным и широким — какими бы понятнымиони ни были, все же это отношения, которые нормальный человек никогда нерасценит как принуждение, доставляющее беспо­койство.
2. Нетерпимость кпринуждению не есть конечное явление, оно всегда имеет продолжение, влечет засобой “кислое броже­ние”, непременно означает состояние борьбы и во внешне спо­койномместе обнаруживает стремление невротика подчинить себе другого, совершитьтенденциозное насилие над логичес­кими выводами из совместной человеческойжизни. “Non me rebus, sed mihi res subigere conor”. Гораций, чье письмо к Меце­натуздесь процитировано, указывает в нем также, чем эта жгу­чая жажда признанияоканчивается головной болью и бессон­ницей.
Приведем случай, которыйдолжен проиллюстрировать эти тезисы.
Один 35-летний пациентжалуется, что уже несколько лет страдает бессонницей, навязчивыми мыслями инавязчивой мастурбацией. Последний симптом особенно обращает на себя внимание,поскольку пациент женат, является отцом двоих де­тей и живет со своей супругойв благополучном браке. Среди других мучающих его явлений он вынужден былсообщить о “ластиковом фетишизме” (то есть время от времени, в состоя­ниивозбуждения у него на языке вертится слово “ластик”).
Результаты обстоятельногоиндивидуально-психологичес­кого исследования оказались следующими: вследствиекрайнего подавления, которое пациент испытывал в детстве, когда он страдалнедержанием мочи и из-за своей нерасторопности счи­тался “бестолковым”ребенком, у него настолько развилась на­правляющая линия честолюбия, чтопреобразовалась в идею ве­личия. Чрезвычайно сильное давление со стороныокружавших его людей привело к тому, что у него сформировался образ край­невраждебного внешнего мира и постоянный пессимистический взгляд на жизнь. Всетребования окружения он воспринимал как невыносимое принуждение и, протестуя,отвечал на них недержанием мочи и неумелостью, пока не попал к одному учи­телю,который впервые в жизни предстал в его душе в образе доброго ближнего и придалему уверенность. После этого уп­рямство и ярость к требованиям других, состояниеборьбы с обществом настолько смягчились, что пациент получил воз­можностьизбавиться от недержания мочи, стать прекрасным, “одаренным”* учеником ипоставить перед собой самые высо­кие цели. С нетерпимостью к принуждению состороны других он покончил, как поэт и философ, развив трансцендентальнуюаффективную идею, будто он является единственным живым существом, а всеостальное, особенно люди, — только види­мость. От сходства с идеямиШопенгауэра, Фихте и Канта не­возможно отделаться. Однако более глубокий умыселсостоял в том, чтобы защитить себя и избежать “времени насмешек и сомнений”путем обесценивания сущего, с помощью колдовства (что свойственно желаниямнеуверенных в себе детей), лишая фактов их силы. Таким образом, ластик стал длянего символом и знаком его могущества, поскольку он представлялся ребенку тем,что уничтожает видимое. Произошла переоценка и гене­рализация значенияпредмета, и таким образом слово и поня­тие “ластик” становились для негопобедоносным лозунгом, как только дом и школа, а затем мужчина или женщина,жена или ребенок доставляли ему какое-нибудь беспокойство, грозили емупринуждением.
Почти поэтическим образомпациент достиг цели героя-оди­ночки, осуществил свое стремление к власти иотрекся от об­щества. Однако его постоянно улучшавшаяся внешняя пози­ция незавлекла его настолько далеко, чтобы полностью отбро­сить реальное, бессмертноечувство общности; логика, которая всех нас связывает, и эротика осталисьпрактически сохранными, так что судьба паранойяльного заболевания его ми­новала.Он пришел только к неврозу навязчивых состояний.
Эротика пациента нестроилась на целостном чувстве общ­ности. Она в большей степени оказалась подгнетом стремле­ния к власти. Так как для него понятие и ощущение власти свя­зывалосьс волшебным словом “резинка”, он искал и в образе резинового пояса нашелключевое слово, чтобы отвлечь свою сексуальность. Уже не женщина действовала нанего, а резино­вый пояс, не человеческий, а вещественный объект. Таким образом,в защите своего упоения властью и в принижающей жен­щину тенденции онпревратился в фетишиста (такую уловку всегда можно выявить в качестве исходногопункта фетишиз­ма). Если бы доверие к собственной мужественности было ещеменьшим, то мы увидели бы появление черт гомосексуализма, педофилии,геронтофилии, некрофилии и т. п*.
Навязчивая мастурбацияпациента в основе своей обнару­живает точно такой же характер. Она тоже служитизбеганию испытываемого им принуждения, неволи любви, “колдовства” женщины. Емуне нужна никакая женщина!
Бессонница непосредственновызвана навязчивыми мыс­лями. Она противоборствует принуждению ко сну.Неутолимое честолюбие заставляет его использовать ночь для решения своихдневных вопросов. Ведь он, второй Александр, так мало еще достиг! Вместе с тем,однако, бессонница искоса поглядывает в другую сторону. Она ослабляет его силыи энергию. Она слу­жит доказательством того, что он болен. То, что пациент доэтого сделал, совершалось, несмотря на бессонницу, так сказать, од­ной рукой.Чего бы только он не добился, если бы мог спать! Но спать он не может иблагодаря ночным навязчивым мыс­лям получает свое алиби. Теперь егоуникальность, его богоподо­бие спасены. Вся вина за возможный дефицит падаетуже не на его личность, а на загадочное, фатальное обстоятельство его бессонницы.Этот недуг — досадный случай, в его упорствова­нии виноват не пациент, анедостаточное искусство врачей. Если бы ему понадобилось доказывать своевеличие, то он обвинил бы врачей. Как видно, пациент заинтересован в своейболезни, и врачам придется нелегко, поскольку он борется за привиле­гированноеположение, в котором его тщеславие окажется за­щищено от несчастных случаев.Благодаря неврозу у него есть оправдание и смягчающие обстоятельства.
Интересно, как пациентрешает проблему жизни и смерти, чтобы спасти свое богоподобие. Ему кажется, чтоего мать, ко­торая умерла 12 лет тому назад, все еще жива. Однако в его пред­положенииобращает на себя внимание неуверенность, проявляющаяся сильнее, чем, например,нежное чувство к близким сразу после их смерти. Сомнение в своем безумномпредполо­жении отнюдь не проистекает из его логики, на которую по­влиятьневозможно. Оно получает объяснение только в резуль­татеиндивидуально-психологического анализа. Если все толь­ко видимость, то тогдаего мать не может быть умершей. Но если она жива, то рушится ведущая идеясобственной исклю­чительности. Он столь же мало готов к решению этой пробле­мы,как философия к идее мира как представления. И на внут­реннее побуждение,бесчинство стремления он отвечает сомне­нием.
Связь всех проявленийболезни пациента дает ему сегодня право на то, чтобы требовать для себявсяческих привилегий от своей жены, родственников, подчиненных. Глубокоеуважение к самому себе тоже нимало не пострадает, ибо, принимая в рас­чет свойнедуг, он всегда будет казаться себе более значитель­ным, чем есть на самомделе, кроме того, он всегда имеет воз­можность уклониться от трудныхпредприятий, ссылаясь на свое заболевание. Но он может поступать и по-другому.По от­ношению к своему начальнику наш пациент самый преданный делу, самыйприлежный и послушный работник, пользуется его полнейшим расположением, новтайне постоянно нацелен на достижение превосходства над ним (это же стремлениепрояв­ляется и по отношению к лечащему врачу).
Страстное стремление квласти над другими сделало его больным. Его эмоциональная жизнь, инициатива иэнергия, а также логика оказались под гнетом его влечения к превосход­ству, егосоциальная включенность, а вместе с ней также лю­бовь, дружба и забота оближнем были ущемлены. Излечения пациента удалось добиться лишь путемразрушения его полити­ки престижа и развития чувства общности.

ИНДИВИДУАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ЛЕЧЕНИЕ НЕВРОЗОВ
Вслед за этими рассуждениями мы изложим свой взгляд на сущность илечение неврозов.
Этиология
а)Чувство неполноценности и компенсация
Краткое обсуждениеобширной области психотерапии, оценке которой все еще угрожает так многопринципиальных разногласий, представляется мне делом, требующим немалойсмелости. Но мне не хотелось бы упускать возможность изло­жить основы своихвоззрений, материалы собственных наблю­дений, которые предстают перед судомобщественности начи­ная с 1907 года. В 1907 году в “Исследованиинеполноценности органов” я показал, что врожденные конституциональные ано­малиинельзя считать лишь явлением дегенерации и что они часто дают толчок ккомпенсаторной деятельности и достиже­нию сверхрезультатов, а также к имеющимбольшое значение явлениям корреляции, которым во многом способствует уси­леннаяпсихическая деятельность. Для того чтобы иметь воз­можность справиться спроблемами в жизни, это компенсатор­ное душевное напряжение зачастую идет поновым путям, де­монстрируя наблюдателю свою необыкновенную гибкость и самымудивительным образом достигая своей цели — покры­тия ощущаемого дефицита.Возникшее в детстве чувство непол­ноценности пытается избежать разоблачениянаиболее распро­страненными способами. Они заключаются в возведении ком­пенсаторнойдушевной надстройки, стремящейся вновь обрести устойчивость и добитьсяпревосходства в жизни с помо­щью тренировки и средств защиты, в чувствеобщности или в невротическом образе жизни. Все, что хоть сколько-нибудь от­клоняетсяот нормы, объясняется большим честолюбием и ос­торожностью; а все уловки иаранжировки, невротические чер­ты характера, равно как и нервные симптомы,проявляются бла­годаря предыдущему опыту, переживаниям, напряжениям, вчув­ствованиями подражаниям. А поскольку они не совсем чужды жизни здорового человека, ихязык всегда позволяет распоз­нать, что человек борется здесь за свое признание,пытается его завоевать — человек, постоянно стремящийся вырваться из сферынеуверенности и чувства неполноценности и добиться богоподобного господства надсвоим окружением или стремя­щийся уклониться от решения своих жизненных задач.
Если оставить в сторонекорни этого невротического по­ведения, то окажется, что оно складывается изпестрого изо­билия возбуждений и возбудимостей, которые, однако, яв­ляются непричиной невротического заболевания, а его след­ствием. В небольшой заметке“Агрессивное влечение в жизни и в неврозе” я попытался изобразить этуповышенную “аф­фективностъ” и показать, как часто она, для чтобы достичь целиили обойти опасность, внешне превращается в торможе­ние агрессии. То, чтоназывают “предрасположенностью к не­врозу” (Невротическая диспозиция, ibidem),уже есть невроз, и только в актуальных случаях, когда внутренняя необходимостьвынуждает прибегнуть к усиленным уловкам, как доказатель­ство болезни возникаютболее сильно выраженные соответ­ствующие невротические симптомы. Они могут бытьскрыты, пока пациент находится в благоприятной ситуации и пока не возникаетвопрос о правильности его развития, о его чувстве общности. Это доказательствоболезни, и все соответствую­щие аранжировки необходимы прежде всего для того,чтобы: 1) служить оправданием, если жизнь отказывает в желанном триумфе; 2) темсамым получить возможность уклониться от решения; 3) иметь возможностьвыставить в ярком свете ка­кие-нибудь достигнутые цели, поскольку они былидостигну­ты, несмотря на недуг. Эти и другие уловки отчетливо демонстрируюттяготение невротика к внешнему, а не к реальному пре­восходству.
Во всяком случаеполучается, что невротик, для того что­бы сохранить свое поведение,направляемое фиктивной це­лью, не преступает типичных для него руководящихлиний, которых он принципиально, прямо-таки буквально придер­живается. Такимобразом, благодаря определенным чертам характера и соответствующим аффективнымустановкам, бла­годаря целостному построению симптомов и невротической оценкепрошлого, настоящего и будущего невротическая лич­ность приобретает своюустойчивую структуру. Стремление к достижению превосходства проявляетсянастолько сильно, что при сравнительном психологическом анализе выявляется, чтолюбой душевный феномен наряду с видимым проявлением со­держит в себе еще идругую черту — желание освободиться от чувства слабости, чтобы достичь высот,подняться “снизу вверх”, превзойти всех, используя свои уловки, которые час­тобывает нелегко проследить*. Чтобы создать педантичный порядок в антиципации**,мышлении и понимании мира и тем самым средства защиты, невротик хватается заразного рода правила и вспомогательные формулы, соответствующие по своей сутипримитивной антитезной схеме. Так, он придает значение только чувственнымценностям, соответствующим понятиям “верх” и “низ”, и пытается — насколько ямог в этом убедиться — постоянно связывать их с реальным для него про­тивопоставлением“мужское — женское”. В результате такого искажения осознанных илибессознательных суждений, слов­но с помощью психического аккумулятора, даетсятолчок к аффективным расстройствам, которые опять-таки всякий раз соответствуютиндивидуальной жизненной линии пациента. Любым проявлениям своей души,воспринимаемым им как “женские”, всякому пассивному поведению, послушанию, мягкости,малодушию, воспоминаниям о поражениях, незна­нию, неумению, нежности онпытается придать чрезмерную “мужскую” направленность и развивает в себененависть, уп­рямство, жестокость, эгоизм и стремится к триумфу в любыхчеловеческих отношениях. Или же он резко подчеркивает свою слабость, возлагаятем самым на других людей обязан­ность оказывать ему услуги. При этомосторожность и осмот­рительность пациента непомерно возрастают и приводят кпланомерному уклонению от чреватых риском решений. Там, где пациенту кажется,что он обязан в разного рода борьбе, работе, любви доказать свои “мужскиедостоинства”, там, где он опасается в результате поражения потерять свою муже­ственность(что относится и к мужскому полу, и к женскому), он постарается обойтипроблему. В таком случае всегда оты­щется линия жизни, уклоняющаяся от прямогопути и пыта­ющаяся проложить безопасные обходные дороги в вечном страхе ошибоки поражений. Вместе с тем здесь налицо иска­жение половой роли, в результатечего невротик как бы обна­руживает склонность к “психическому гермафродитизму”и даже, как правило, им обладает. С этой точки зрения можно было бы легкозаподозрить сексуальную этиологию невроза. В действительности же в сексуальнойсфере развертывается такая же борьба, как и во всей душевной жизни: исходноечув­ство неполноценности толкает невротика на обходные пути (в сексуальнойжизни — на путь мастурбации, гомосексуализ­ма, фетишизма, алголагнии,переоценки сексуальности и т. д.), стремится исключить любой эротический опыт,чтобы не по­терять ориентацию на цель достижения превосходства. В ка­чествеабстрактной и вместе с тем конкретизированной цели невротика выступает тогдасхематическая формула: “Я хочу быть настоящим мужчиной!” Это компенсаторный выходдля лежащего в ее основе чувства неполноценности, имеющего женский характер.Схема, по которой в данном случае осуще­ствляется апперцепция* и поведение,представляет собой пол­ную антитезу. Из-за планомерного детского искажения онапо своей природе является враждебной, и в целевой установке не­вротика мывсегда можем распознать две бессознательные исходные посылки:
1) человеческие отношенияпри любых обстоятельствах представляют собой борьбу за превосходство;
2) женский пол являетсянеполноценным и в своих реакциях служит мерой мужской силы.
Оба этих бессознательныхпредположения, которые можно выявить у пациентов и мужского и женского пола,приводят к тому, что все человеческие отношения отравляются и уродуют­ся,возникают неожиданные усиления и нарушения аффекта, а вместо желанногодушевного спокойствия возникает постоян­ная неудовлетворенность, котораясмягчается лишь иногда, чаще всего после усиления симптомов и удачногопредставления до­казательств своей болезни. Симптом, так сказать, замещаетневротическую, распаленную жажду превосходства и соответ­ствующий аффект, а вэмоциональной жизни пациента обеспе­чивает ему внешнюю победу над окружениемдаже более надеж­но, чем, например, прямолинейная борьба, проявление характе­раи сопротивление. Понимание этого языка симптомов стало для меня основнымусловием психотерапевтического лечения.
Поскольку предназначениеневроза состоит в оказании по­мощи в достижении конечной цели — превосходства,но из-за чувства неполноценности прямая агрессия, по-видимому, ис­ключена, мыобнаруживаем предпочтение обходных путей, име­ющих малоактивный, пороймазохистический, но всегда само­истязающий характер. Чаще всего мы встречаемсмесь душев­ных побуждений и болезненных симптомов, появляющихся в периодболезни одновременно или последовательно. Вырван­ные из контекста механизмаболезни, они иногда кажутся про­тиворечивыми или наводят на мысль о расщепленииличнос­ти. Контекст же показывает: для того чтобы добиться идеальной ситуациификтивного превосходства, пациент может использо­вать также и две сами по себепротивоположные линии, приводя для этого и верные аргументы и ложные,соответственно оцени­вая и воспринимая. При любых обстоятельствах у невротикаобнаруживаются такие воззрения, чувства, воспоминания, аффекты, черты характераи симптомы, которые можно пред­полагать в силу известной нам линии его жизни ицели.
Так, у невротика всегданаготове разные предостережения, страшные образы, вызывающие ужас, аффективныеустанов­ки, проникновения в соответствующие чувства и черты харак­тера (один —для чтобы одержать победу по линии повинове­ния, подчинения, “истерическойвнушаемости”, другой — что­бы связать своей слабостью, страхом, своейпассивностью, по­требностью в ласке и т. д.). Точно так же, как, например,невротик, страдающий навязчивостью, имеет свои принципы, законы, запреты,которые как будто лишь стесняют его самого, но в действительности дают емуощущение личной власти, бо­гоподобия. В качестве цели мы всегда обнаруживаемидеаль­ную “ренту”, за которую борются с таким же упорством, с ка­кимневротик-травматик борется за материальную, причем, как правило, используяпригодные для этого средства, подсказан­ные пациенту его опытом. Равно как итам, где путь к вершине должны обеспечить активные аффекты, такие, как ярость,гнев, ревность, которые нередко замещаются приступами боли, об­мороками илиэпилептическими припадками.
Предназначение любыхневротических симптомов состоит в защите чувства личности пациента и вместе стем той жизнен­ной линии, с которой он сросся. Чтобы показать, что он в состо­яниисправиться с жизнью, невротик создает необходимые для этого аранжировки инервные симптомы — как крайнее сред­ство, как чрезвычайно целесообразный способзащиты от ожи­даемых опасностей, подсказанных его чувством неполноценно­сти припостроении планов на будущее, от которых он постоян­но старается укрыться. Вэтом построении большую роль часто играют функциональные физические нарушения,вызываемые напряжением, которое возникает у пациента всякий раз, когда в связис жизненной проблемой подвергается испытанию его чув­ство общности, которого онне имеет.
б)Аранжировка невроза
Основанное на реальныхвпечатлениях, впоследствии тен­денциозно закрепленное и углубившееся чувствонеполноценности уже в детском возрасте постоянно побуждает пациента направ­лятьсвое стремление на цель, значительно превышающую вся­кую человеческую меру,приближающуюся к обожествлению и заставляющую его идти по строго очерченнымнаправляющим линиям. Под ее давлением практически всегда исключаются точ­кизрения, отличающиеся от его собственной, какими бы необхо­димыми они ни были исколь бы ни соответствовали реальности. Это похоже на то, как если бы невротикпостроил себе неболь­шой сарай, формы и размеры которого могут различаться, емутам не сидится, но он боязливо остерегается переступить его границы. Всечеловеческие отношения уже не воспринимаются объективно — их понимают ипытаются регулировать “лично”. Между двумя этими пунктами простираетсяневротическая си­стема, жизненный план невротика. Это компенсаторное психи­ческоепостроение, невротическое “желание” учитывает весь его и чужой опыт, правда,тенденциозно уродуя его и искажая его значение, но оно может принимать в расчеттакже и его истин­ное содержание, если только этот опыт удовлетворяет намере­ниямневротика. Благодаря этому невротик иногда может ока­заться высоко продуктивнымв ограниченной области — там, где его невротическая апперцепция не противоречитзаконам действительности, и даже в значительной степени им соответ­ствует, как,например, у художника.
При ближайшемрассмотрении оказывается, что все направ­ляющие линии повсюду снабженыпредупредительными надпи­сями и поощрениями, напоминаниями и призывами к делу,так что можно говорить о широко раскинутой сети защит. Невро­тическая душевнаяжизнь всегда проявляет себя в виде надстрой­ки над угрожающей детскойситуацией, пусть даже с годами внешне изменившейся и более приспособленной кдействитель­ности, чем это было доступно уровню развития ребенка.
Поэтому неудивительно,что любой душевный феномен невротика пронизан этой закостенелой системой, и кактолько он становится понятным, он начинает казаться иносказанием, в которомвсегда можно выделить направляющие линии и жиз­ненный стиль. Таковыневротический характер, нервный сим­птом, манеры поведения, разного рода уловкив жизни, отклонения и обходные пути, когда принятие решения угрожает чув­ствубогоподобия невротика, его мировоззрению, его отноше­нию к мужчине и женщине иего грезам. Что касается грез, то еще в 1911 году в соответствии со своими взглядамина невроз я обозначил их основную функцию: это отвечающие невротичес­комужизненному плану предварительные опробования, предосте­режения и поощрения прирешении стоящей перед невротиком проблемы. Более подробные разъяснения можнонайти в “Снах и их толковании”, в частности, разъяснения того, как сон из­влекаетчувства, аффекты и настроения, которые должны за­щитить жизненный стиль отздравого смысла.
Каким же образомсоздается это поразительное единообра­зие душевных явлений, которые словноувлечены потоком, ус­тремленным в одном направлении — вперед, к мужественнос­ти,к чувству богоподобия?
Ответ можно легко найти всказанном выше: гипнотизиру­ющая цель невротика сводит всю его душевную жизнь кэтой единой установке, и как только жизненная линия пациента ста­нет известной,ее можно будет обнаружить везде, где исходя из его убеждений и жизненнойистории ее и следует ожидать. Ус­тойчивое стремление к ощущению целостностисвоей личности создается его внутренней потребностью и выявляется через тен­денциюк самозащите. Этот путь неизменно охраняется свой­ственными невротику шаблонамичерт характера, аффективных установок и симптомов. Здесь я хочу еще кое-чтодобавить о “нарушениях аффектов”, о невротической “эффективности”, чтобыпоказать, что их бессознательная аранжировка представ­ляет собой средство иуловку невроза для соблюдения жизнен­ной линии.
Так, например, пациент,страдающий страхом открытых про­странств, для того чтобы сложным путем поднятьдома свой престиж и подчинить себе окружение или чтобы не утратить на улице илина открытых площадях желаемый резонанс, бессоз­нательно и аффективно соединяетв junktim’e мысли об оди­ночестве, посторонних людях, покупках, посещениитеатра, общества и т. д. с фантазиями об апоплексическом ударе, морс­ком путешествии,о родах на улице, заражении микробами. Здесь можно отчетливо увидеть чрезмерныйзащитный коэффи­циент по отношению к реальным возможностям, а также тен­денциюк исключению любых ситуаций, в которых власть пред­ставляетсянегарантированной. В этом усматривается план, который можно проследить вплотьдо его конечной цели — до­биться ситуации превосходства, следовать жизненнойлинии.
Подобным же образом можнообосновать и невротическую предосторожность пациента с приступами страха,который, пре­доставляя доказательства своей болезни и связывая свою ситуа­цию спредставлениями о казни, тюрьме, безбрежном море, по­гребении заживо илисмерти, хочет уклониться от экзамена, при­нятия решения в любовных отношенияхили в каком-либо пред­приятии. Чтобы отклонить решение в любовном вопросе,может оказаться целесообразным такое сочетание представлений: муж­чина и убийцаили взломщик, женщина и сфинкс, демон или вампир. Любая возможная неудачанередко воспринимается как еще более зловещая из-за соединения с мыслями осмерти или беременности (иногда даже у невротиков-мужчин), и вырвавший­ся такимобразом из-под контроля аффект заставляет пациента уклониться от предприятия.Так, иногда мать и отец в фантазии возвышаются до возлюбленных или супругов дотех пор, пока узел будет крепок настолько, чтобы обеспечить уклонение от ре­шенияпроблемы брака. Чтобы добиться богоподобного чувства всемогущества,конструируются и используются религиозные и этические чувства вины, чтоособенно часто происходит при не­врозе навязчивых состояний (например, “Есливечером я не по­молюсь, моя мать умрет”; чтобы понять фикцию богоподобия, мыдолжны преобразовать это высказывание в позитивную фор­му: “Если я помолюсь,она не умрет”). Малейшие или давно ми­нувшие упущения оплакиваются, для тогочтобы показаться са­мым совестливым, но вместе с тем более важное сделать неваж­ным,чтобы нанести упреждающий удар.
Наряду с этими“опасениями” и “исключениями”, защищаю­щими преувеличенный идеал личности иобеспечивающими путь к нему, столь же часто встречаются чрезмерные “ожидания”,неизбежное разочарование в которых приводит к усиле­нию аффектов печали,ненависти, недовольства, ревности, оби­ды и т. д., воспринимаемых какнеобходимые. Огромную роль здесь играют принципиальные требования, идеалы, мечты,воз­душные замки и т. п., и невротик, связывая их с какой-нибудь персоной илиситуацией, может все обесценить и продемонст­рировать свое превосходство.Большое значение любви в чело­веческой жизни и стремление невротика ксверхчеловеческому влиянию в любовных отношениях являются причиной того, чтоздесь так часто происходит аранжировка обманутого ожидания, благодаря чемупациент получает возможность отстраниться от решения сексуальной проблемы и отпартнера. Навязчивая ма­стурбация, импотенция, перверсии, фригидность, а такжефе­тишизм у тщеславных людей постоянно лежат на линии таких обходных путей,являются следствием их чрезмерного напря­жения в связи с проблемой, требующейот них проявления чув­ства общности.
В качестве третьегосредства защиты от поражения и тяже­лого чувства неполноценности я вкратцеостановлюсь на ан­тиципации ощущений, чувств, восприятий и вчувствований,имеющих по отношению к угрожающим ситуациям значение подготовки,предостережения или поощрения (в сновидении, в ипохондрии, в меланхолии, впсихотическом бреде в целом, в неврастении и в галлюцинациях*). Хорошимпримером явля­ется сновидение, часто встречающееся у детей, страдающихнедержанием мочи, в котором они видят, что находятся в убор­ной, и тем самым,исходя из своей потребности обременять заботами других даже ночью, получаютвозможность проявить мстительную и стойкую, неподвластную их здравому смыслуэну­ретическую установку. То же самое касается и ночного страха. Таким жеобразом для проявления опасений и создания защит могут использоваться образытабеса**, паралича, эпилепсии, паранойи, болезней сердца и легких и т. д.
Чтобы дать наглядную,правда, несколько схематичную кар­тину своеобразной ориентировки невротика (ипсихотика) в мире, я предлагаю описать формулой вульгарное представле­ние оневрозе и сравнить его с другой формулой, которая в боль­шей мере соответствуетприведенным выше воззрениям и дей­ствительности .
Первая будет гласить:
индивид + переживания +среда + требования жизни = невроз
                        наследственность,                          сексуальные и инцестуозные
                        строение тела (клиника)             переживания
                        (Кречмер),                                         (Фрейд)
                        так назыв. сексуальные
                        компоненты (Фрейд),
                        интро- и экстраверсия (Юнг)
При этом предполагается,что индивид отягощен неполно­ценностью, или наследственностью, или “сексуальнойконсти­туцией”, эффективностью и своим характером, а переживания, среда ивнешние требования тяжким бременем давят на него, вынуждая к “бегству вболезнь”. Такой взгляд, очевидно, неве­рен, его не спасает даже вспомогательнаягипотеза: минус в ис­полнении желания или “либидо” в действительности компен­сируетсяв неврозе.
Верная формула должнабыла бы звучать примерно так:
индивидуальная схемаоценки (И + П + С) + X = личностный иде­ал превосходства,
причем X может замещатьсяаранжировкой и тенденциозной конструкцией переживаний, черт характера, аффектови симп­томов. Невротик не задает себе вопрос: “Что я должен сделать, чтобыприспособиться к требованиям общества и благодаря это­му добиться гармоничногосуществования?” Его ключевой вопрос звучит так: “Как я должен организовать своюжизнь, чтобы удов­летворить свое стремление к превосходству, превратить свое по­стоянноечувство неполноценности в чувство богоподобия?”.
Иными словами,единственно установленный или зафикси­рованный в мыслях пункт — это достижениеличностного идеа­ла. Для того чтобы приблизиться к ощущению богоподобия,невротик предпринимает тенденциозную оценку своей инди­видуальности, своихпереживаний и своей среды. Но так как этого далеко не достаточно для того,чтобы вывести на его жиз­ненную линию и тем самым подвести ближе к цели, тоневротик провоцирует события и использует их в корыстных целях, чтобы найти имзаранее намеченное практическое применение — ощу­щать себя оттесненным назадний план, обманутым, мучени­ком, чтобы создать близкий ему и желанный базисдля агрес­сивности. То, что он сообразно со своими возможностями и реалиямисоздает разнообразные черты характера и аффектив­ные установки, соответствующиеего идеалу личности, вытека­ет из сказанного выше и подробно уже было мноюописано. Подобным же образом пациент врастает в свои симптомы, ко­торыеформируются им в соответствии с опытом и психичес­ким напряжением ипредставляются ему необходимыми и це­лесообразными для повышения своего чувстваличности. В этом образе жизни, спроектированном и прочно закрепленном бла­годарянаправляющей цели, которая возникает сама по себе, по-прежнему нельзя найтиследа предопределенной, аугохтон­ной телеологии. Невротический жизненный планподдержи­вается только благодаря внутреннему стремлению к превосход­ству,заранее опробованному хождению по немногочисленным, строго очерченнымнаправляющим линиям, предусмотритель­ному уклонению от кажущихся опаснымирешений и неверо­ятно разросшейся по сравнению с нормой сети защит. И толь­котеперь этот план обустраивается телеологически. В соответ­ствии с этим теряетвсякий смысл и вопрос о каком-либо со­хранении или потере психической энергии.Пациент всегда будет развивать как раз столько психической энергии, сколько емупотребуется, чтобы остаться на своей линии, ведущей к превосходству, к мужскомупротесту, к богоподобию.
Его взгляд на мир, еговоззрения стали неверными. Цель достижения превосходства, продиктованная егочувством не­полноценности, оттесняет все желания, мышление, чувства и
поведение в чуждуюобъективности область, которую мы на­зываем неврозом. Симптомы, аранжированныеконечной це­лью, являются формами выражения господства его тщеславия. Поначалуоно находится позади пациента и гонит его вперед. После неминуемых поражений(разве может наша бедная зем­ля удовлетворить ожидания невротика?) оно стоитперед ним и оттесняет его назад: “Если ты перейдешь Галис, то разрушишь великоецарство” (царство своего воображения).
в) Психическое лечение неврозов
Раскрытие невротическойсистемы или жизненного плана является наиболее важной составной частью терапии.Ведь она может сохраниться целой только в том случае, если пациенту удастсяуберечь ее от собственной критики и своего осмысления. Бессознательное развитиеневротического, противоречащего действительности механизма отчасти объясняетсянепоколеби­мой тенденцией пациента к достижению цели*. Противоречиедействительности, т. е. логическим требованиям общества, свя­зано в этойсистеме с недостаточным опытом и неправильны­ми** отношениями, существовавшимив период формирования жизненного плана — в раннем детстве. Осмысление и понима­ниеэтого плана лучше всего достигаются путем искусного по­гружения, интуитивногопроникновения в сущность пациен­та. При этом бросается в глаза то, что невольносравниваешь себя и пациента, различные установки конкретного пациента илисходные поступки разных пациентов. Чтобы разобраться в полученном материале,симптомах, переживаниях, образе жиз­ни и развитии пациента, я пользуюсь тремяприемами, приоб­ретенными вместе с клиническим опытом. Во-первых, ярассматриваю влияние неблагоприятных условий (неполноценнос­ти органов, гнета всемье, избалованности, соперничества, не­вротической семейной традиции) навозникновение жизненного плана и заостряю свое внимание на таких же илиподобных способах реагирования пациента в детском возрасте. Второй при­емзаключается в допущении приведенного выше уравнения полу­ченного, эмпирически,в соответствии с которым я в приблизи­тельной форме регистрирую своивпечатления. В дальнейшем это будет пояснено на примере. И, в-третьих, я стараюсьнайти во всех доступных проявлениях наивысшую общественную мерку.
Далее из моего изложенияследует, что я ожидаю от пациен­та точно такого же поведения — всегда одного итого же, кото­рое он, сообразно своему жизненному плану, принял по отноше­нию кокружавшим его ранее людям, а еще раньше по отношению к своей семье. В моментзнакомства с врачом, а нередко и рань­ше, у пациента существует такая жеконстелляция чувств, как и по отношению к другим авторитетным лицам. То, чтоперене­сение таких чувств или сопротивление начинается позднее, является всеголишь заблуждением, просто в таких случаях врач распознает это позже. Частослишком поздно, когда пациент, наслаждаясь до определенного момента своимтайным превос­ходством, срывает лечение или в результате обострения своихсимптомов создает невыносимую ситуацию. О том, что оскор­бления пациентанедопустимы, мне даже не стоит говорить пси­хологически образованным врачам. Ноэто может произойти и без ведома врача. До тех пор, пока врач не узнаетхарактер сво­его пациента, тот может тенденциозно истолковывать его не­винныезамечания. Поэтому, особенно в начале, рекомендует­ся быть сдержанным ипостараться как можно быстрее понять невротическую систему пациента. Обычно приналичии неко­торого опыта это удается сделать в первые три дня.
Еще важнее лишитьпациента возможности атаковать уяз­вимые места терапевта в его противоборстве сним. Здесь я могу дать лишь несколько советов, которые должны уберечь врача оттого, чтобы лечение пациента не пошло прахом. Так, даже в самых верных случаяхникогда не следует обещать изле­чения, а лишь возможность излечения. Один изважнейших психотерапевтических приемов предполагает смещение всей работы ирезультатов лечения на пациента, для которого врач выступает в качествепомощника и по-товарищески отдает себя в его распоряжение. Зависимостьвознаграждения от успеха лечения создает для пациента огромные трудности. Покаждому пункту надо придерживаться предположения, что пациент, стремящийся кпревосходству, будет использовать любое обязательство врача, даже касающеесяпродолжитель­ности лечения, для того, чтобы нанести ему поражение. По­этому всевзаимные обязательства — время посещения, воп­рос о гонораре или безвозмездномлечении, откровенность, конфиденциальность и т. д. — должны быть оговоренысразу же, и их необходимо соблюдать. При любых обстоятельствах огромнымпреимуществом является ситуация, когда пациент посещает врача. Предсказание жевозможных обострений в слу­чаях обмороков, приступов болей или страха открытыхпро­странств для начала избавляет от значительной части работы: как правило,приступы прекращаются, что подтверждает наше мнение о сильном негативизменевротиков. Было бы большой ошибкой проявлять свою радость по поводу частичногоуспе­ха и тем более им хвалиться. Обострения не заставят себя дол­го ждать.Свой явный интерес следует в большей степени об­ращать на трудности — безнетерпения и уныния, но с хлад­нокровным видом ученого.
В полном соответствии сизложенным находится положе­ние: никогда не следует принимать без возражения иобстоятель­ного выяснения навязываемую пациентом роль человека, сто­ящего надним — авторитета, учителя, отца, избавителя и т. д. Такие попытки представляютсобой начало движения пациен­та к тому, чтобы привычным ему способом подчинитьсебе сто­ящего над ним человека, дискредитировать его и благодаря нане­сенномупоражению дезавуировать. Сохранение какого бы то ни было преимущества илипривилегии по отношению к пациен­ту всегда является отрицательным моментом.Врачу необходи­мо проявлять откровенность, но избегать вовлечения в беседы поповоду сомнений в своем искусстве. Еще опаснее было бы попытаться подчинитьсебе пациента, предъявлять ему претен­зии, возлагать нереалистические ожиданияи т. д. Требовать от пациента сохранения тайны — значит демонстрировать отсут­ствиевсяких знаний о душевной жизни невротика. Наоборот, врач должен обещать исоблюдать сохранение тайны.
Если эти и другиеаналогичные меры, продиктованные дан­ным подходом, должны создать главнымобразом надлежащие отношения равноправия, то раскрытие невротического жизнен­ногоплана осуществляется в дружеской, непринужденной бе­седе, в которойрекомендуется уступать лидерство пациенту. Я всегда считал самым надежнымподходом просто отыскивать и разоблачать во всех проявлениях и рассужденияхпациента его невротические операционные линии и вместе с тем без при­нужденияприучать к такой же работе самого пациента. Убеж­денный в уникальности иисключительности направляющей не­вротической линии, врач, основываясь нафактах, раскрывает истинное содержание невроза, постоянно предсказывая егоболезненные аранжировки и конструкции, постоянно их об­наруживая и разъясняя,пока пациент, пораженный этим, от них не откажется (чтобы на их месте соорудитьновые, как прави­ло, более скрытые). Сколь часто это будет повторяться, никог­данельзя предсказать заранее. Но в конце концов пациент сда­ется, и этопроисходит тем легче, чем менее выражено у паци­ента чувство собственногопоражения, возникающее у него в такой ситуации по отношению к врачу.
Наряду с аранжировками напути к достижению чувства превосходства по отношению к чему-либо лежат иопределен­ные субъективные источники ошибок, которые используются изакрепляются потому, что они углубляют чувство неполно­ценности и тем самымпобуждают и подталкивают к дальней­шим предохранительным мерам. Такие ошибкивместе с сопро­вождающей их тенденцией должны оказаться в поле зрения па­циента.
Примитивнуюапперцепционную схему пациента, благо­даря которой все его впечатленияоцениваются с крайних пози­ций и тенденциозно группируются (вверху — внизу,побе­дитель — побежденный, мужское — женское, ничто — все и т. д.), всегдаможно доказать и разоблачить как незрелую, не­состоятельную, но имеющуютенденциозную склонность к длительной борьбе. Эта схема является причиной того,что в душевной жизни невротика обнаруживаются такие же черты, как и в истокахкультуры, где лишения тоже вызывали такие же защиты. Было бы неправдоподобнымподозревать в таких аналогиях больше, чем просто мимикрию, — нечто вроде по­вторенияфилогенеза. То, что у первобытных людей и у гения производит впечатлениедерзновенного титанического поры­ва вознестись из ничего к божеству, из ничегосоздать повеле­вающую миром святыню, у невротика (как в сновидении) яв­ляетсяблефом, который можно легко раскусить, хотя из-за него и возникает немалостраданий. Фиктивная победа, кото­рой невротик добивается своими уловками,существует толь­ко в его воображении. Ей нужно противопоставить точку зре­ниядругого человека, который тоже считает свое превосход­ство доказанным, чтонаиболее отчетливо проявляется в лю­бовных отношениях невротика или вперверсиях. Вместе с тем шаг за шагом происходит раскрытие недостижимо высокойцели превосходства над всеми, стремления пациента ее тенденциоз­нозавуалировать, его стремления к власти, желания повеле­вать всем миром, егонесвободы и враждебности к людям, обус­ловленной этой целью. Как только будетполучено достаточ­но данных, столь же просто можно доказать, что все невроти­ческиечерты характера, невротические аффекты и симптомы служат средством отчасти длятого, чтобы идти предписанным путем, а отчасти — чтобы его защитить. Оченьважно понять, каким образом формируются аффект и симптом, которые, как былоуказано выше, обязаны своим быстрым возникновени­ем зачастую бессмысленному, нотем не менее планомерно действующему junklim’y. Нередко junktim проявляется упаци­ента бесхитростно, но чаще всего о нем можно судить по ана­логиям, которыеу него возникают, по его анамнезу или сно­видениям.
Такая же тенденцияобнаруживается в воззрениях пациента на мир и на жизнь, а также в его оценке игруппировании всех своих переживаний. На каждом шагу происходят искажения ипроизвольные интерпретации, тенденциозные, крайне односто­ронние практическиедействия, чрезмерные опасения и явно невыполнимые ожидания, служащие, однако,тайному жизнен­ному плану пациента с его величественным пятым актом. Здесьприходится вскрывать множество ошибок и препятствий, что удается с большимтрудом, в ходе постепенного постижения целостной тенденции индивида.
Поскольку врач стоит напути невротического стремления пациента, то он воспринимается как преграда,препятствую­щая достижению идеала величия невротическими способами. Поэтомукаждый пациент будет пытаться дискредитировать врача, избавиться от его влияния,утаить от него истинное по­ложение вещей и всегда будет отыскивать новыеуловки, на­правленные против психотерапевта. Далее следует помнить, чтоотношение пациента к врачу грозит отравить такая враждебность, как и поотношению ко всем остальным людям, хотя и чрезвычайно завуалированная. На нееследует обращать осо­бое внимание, потому что при правильном лечении она наи­болееотчетливо выявляет тенденцию больного к тому, чтобы с помощью невроза и в этомслучае тоже утвердить свое пре­восходство. Чем дальше продвигается лечение (призастое обычно царят сердечная дружба и мир, только приступы про­должаются), темнастойчивее стремление пациента своей не­пунктуальностью, пустой тратой времении неявками к тера­певту поставить под сомнение успех лечения. Иногда возникаетнеобычайная враждебность, которую можно устранить, как и другие способысопротивления, движимые той же са­мой тенденцией, лишь постоянно обращаявнимание паци­ента на аналогичные проявления в его поведении. Враждеб­ноеотношение родственников пациента к врачу я всегда воспринимаю как то, из чегоможно извлечь выгоду, а иногда даже стараюсь вызвать его преднамеренно. Ведь вбольшинстве случаев вся семья больного характеризуется точно такой же не­вротическойтенденцией, и благодаря ее раскрытию и разъяс­нению пациенту можно принестинемало пользы. Окончатель­ные, глубинные изменения могут быть осуществленытолько са­мим пациентом. Самым лучшим ходом я считаю демонстратив­но сложитьпри этом руки на животе в твердой уверенности (я мог бы произнести это дажевслух): как только пациент осоз­нал свою жизненную линию, ничего больше он отменя не узнает, чего бы сам, как страдающий недугом, не знал лучше меня.
Если понимание неврозаоказывается для врача затрудни­тельным, то обычно многое проясняет следующийвопрос: “Что бы вы сделали, если бы добились своего выздоровления?”. В такомслучае пациент, как правило, называет акцию, от кото­рой он, лишившисьмужества, уклонился с помощью невроза. Весьма ценным представляется мне такжетакой прием: вести себя как при пантомиме, некоторое время не обращать внима­нияна слова пациента, а стараться обнаружить более глубокий смысл в его жестах иманере держаться. При этом будет остро ощущаться противоречие между увиденным иуслышанным и отчетливо осознаваться смысл симптома.
Приведу пример.Тридцатидвухлетняя молодая женщина по­является вместе со своимдвадцатичетырехлетним женихом и жалуется на страх перед демоническим влияниемвторого претендента на ее руку. Она опасается, что тот может помешать их браку.При этом она испытывает страх, учащенное сердцебие­ние, беспокойство,бессонницу, неуверенность в себе. При пантомимическом изображении этой ситуацииоказывается, что она пытается заставить своего жениха приложить дополнитель­ныеусилия. Он должен удвоить свои старания. Страх перед де­моническим влияниемдругого для честолюбивой девушки яв­ляется средством для того, чтобы, крепкопривязав к себе более молодого жениха, уберечь себя от разочарования в браке ине­брежного отношения к себе. Вместе с тем этот случай показы­вает нам, откудаберется “демоническая сила” другого. Ее сле­дует расценивать не как реальныйфакт, а как фантазию, создан­ную честолюбивой целью молодой женщины.
Приложение (Из душевной жизни двадцатидвухлетнего пациента)
В соответствии суказанным выше жизненным уравнением невротика в дальнейшем я хочу привестиотдельные выдержки из истории душевной жизни двадцатидвухлетнего пациента,лечившегося по доводу навязчивой мастурбации, явлений деп­рессии, отвращения кработе, чрезмерной робости и застенчивости. Прежде всего, я хочу отметить, чтосогласно этому урав­нению пациент тем больше будет осуществлять аранжировок (тоесть демонстрировать соответствующих переживаний, черт характера, аффектов исимптомов), чем глубже он оценивает свою персону — будь то произвольная оценкаили оценка, про­диктованная жизненными неудачами. Этим объясняется какневротический приступ, так и выбор невроза, так сказать, хро­нический приступ;и тот и другой должны пройти испытание на пригодность для осуществленияжизненного плана пациента.
Проникновение в эту связьимеет огромное значение и с точки зрения дифференциальной диагностики, но отпсихоте­рапевта в данном случае требуется точное знание органических нервныхзаболеваний, а также общей патологии в целом (по­скольку нередко можновстретить смешанные формы).
Для большей наглядности ясделаю такое же допущение, как при рассмотрении некоторых проблем математики,кото­рые можно решить лишь с помощью этого приема, — я пред­положу, что моязадача уже разрешена и попытаюсь, насколь­ко это возможно в кратком очерке,доказать на фактическом материале правильность решения. В соответствии с этим яисхожу из предварительного положения: пациент своим об­разом жизни стремитсядостичь совершенства, превосходства, богоподобия. Во время наших непринужденныхбесед пациент предоставляет достаточно отправных точек для этого предпо­ложения.Он подробно обрисовывает нам особый аристокра­тизм своей семьи, ееисключительность, ее верность принци­пу noblesse oblige* и то, какое всеобщееосуждение вызвал его старший брат, женившись на особе ниже своего ранга. То,что пациент так дорожит семьей, вполне понятно и даже является необходимым, таккак при этом растет и его собственный статус. Впрочем, всех членов семьи он пытаетсяподчинить себе — задабривая их или борясь с ними. Его внешнее поведе­ниедемонстрирует нам то же самое стремление быть наверху: ему нравится залезать накрышу фамильного дома, добирать­ся до самого верха, но он не выносит, когда наэто осмелива­ется какой-нибудь другой член семьи. Только он! В детстве он оченьвозбуждался, если его били, сопротивлялся всякому принуждению и до сих пор нетерпит, чтобы на него оказыва­ли давление.
Зачастую пациентпоступает наперекор тому, что от него тре­буют другие, особенно его мать. Оннапевает и бормочет что-нибудь на улице, в публичных местах, чтобы показатьмиру свое презрение (т. е. аранжирует чувства превосходства). В первых жесновидениях проявляется предостережение — ни в коем слу­чае не поддаваться мне.Он остерегается наступать на тень лю­бого человека, чтобы (часто встречающеесясуеверие) не зара­зиться его глупостью (если сформулировать в позитивной фор­ме,этот предрассудок означает: я умнее всех!). До чужих двер­ных ручек он можетдотрагиваться только локтем, но не руками (“Все люди грязные — т. е. только ячистый”). Это является так­же побуждающим мотивом навязчивого умывания,маниакаль­ной чистоплотности, боязни заразиться, страха прикосновения. Фантазиипо поводу профессии: стать летчиком, миллиарде­ром, чтобы осчастливить всехлюдей. (Он — в противополож­ность всем остальным.) Он видит сны, в которыхлетает. Все, что выявляется из этого ансамбля, указывает на высокую са­мооценку.
[Акaдемия Знaкомств[Soblaznenie.Ru] — это практические тренинги знакомства и соблазнения вреальных условиях — от первого взгляда до гармоничных отношений. Этоспецоборудование для поднятия уверенности, инструктажа и коррекции в«горячем режиме». Это индивидуальный подход и работа доположительного результата!]
Но если вникнуть поглубже,то из судорожных усилий и особенностей этого пациента вскоре складываетсявпечатление о его огромной неудовлетворенности и неуверенности в себе.Оказывается, что в разговоре он постоянно возвращается к сво­ей слабойконституции, подробно описывает свою “женскую” конституцию, а такжеподчеркивает, что его всегда этим попре­кали, а в детстве все время одолевалисомнения, получится ли когда-нибудь из него настоящий мужчина. Глубокоевпечатление на него также произвели высказывания, что ему лучше было быродиться девочкой.
То, что невротическаясистема, служащая стремлению до­биться признания, в котором не могло не бытьсоответствую­щей эффективности, сформировалась рано, доказывают чертыупрямства, вспыльчивости, властолюбия и жестокости, кото­рые имеют мужскойрадикал и обращены прежде всего против матери и сестры. Особенно ярко онипроявляются в приступе ярости, когда, например, от него требуют сыграть женскуюроль в небольшой театральной пьесе. Он настойчиво и с тенденци­ознымиопасениями указывает на позднее оволосение тела и на фимоз (неполноценностьоргана!). В нем глубоко сидит со­мнение в своей пригодности к мужской половойроли, оно по­буждает его к тому, чтобы вести себя утрированно — так, как это,по его мнению, свойственно мужчине, и даже демонстри­ровать протестующийнарциссизм, что, однако, сделало для него недоступным формирование своейжизненной линии в направлении кооперации, любви и брака.
Поскольку пациентстремится только к таким ситуациям, в которых он является первым и которыеисключают нормаль­ную эротику из-за его неуверенности в себе, то он пришел кмастурбации — и на ней остановился. Сколь бы явно он не де­монстрировал своевысокомерие, но когда мы исследуем при­чины его поведения, то обязательнонаталкиваемся на углуб­ляющееся чувство неполноценности. А для того чтобыобрести уверенность, пациент был вынужден сформировать линию сво­ей жизни такимобразом, чтобы она по большой дуге обогнула проблему нормальной эротики — итаким сексуальным направ­лением, соответствовавшим его системе, для него сталамастур­бация. Ему необходимо было стабилизировать ее в виде навяз­чивости,используя как защиту от любого угрожающего сбли­жения с женщиной, способствуяей сонным опьянением, а в случае сопротивления борясь с ней с помощью головнойболи. Чтобы усугубить свой страх перед женщиной, он собирал вся­кие случаи изсвоего опыта, свидетельствовавшие о ее пагуб­ной роли. Другие же случаи оноставлял без внимания. Все, что еще оставляло возможность любви и брака, онисключил, при­держиваясь принципа жениться только на “богине” и создав идеал,который ему самому казался недостижимым.
Помимо мастурбации вполусонном состоянии он испытал множество других уловок. С социальной точкизрения самая вредная из них заключалась в его склонности к смене профес­сий иполном нежелании работать. Смысл того и другого не­трудно расшифровать:“боязливая установка” по отношению к работе закрепилась и оказалась пригоднойеще и для того, чтобы уклониться от решения проблемы брака. Конструкция жеэтических и эстетических шаблонов, разумеется, оберегала его от проституции и“свободной любви”, но и в этих достоинствах нельзя не распознать невротическуютенденцию.
Вместе с тем этааранжировка “боязливой установки” с ее бесчисленным множеством фатальных,внезапно возникающих переживаний (вследствие опозданий, лености, откладываниядел на завтра и т. д.) позволила ему усилить еще одну защитную конструкцию —чрезвычайно интенсивное семейное чувство, благодаря которому у него возниклаочень тесная связь со сво­ей своенравной, властолюбивой матерью. Ведь именноего жиз­ненные затруднения вынудили мать уделять все свое внимание ему, так чтовсе же существовало лицо женского пола, над ко­торым он безгранично властвовал.Он мастерски сумел привя­зать ее к себе проявлениями своего угнетенногосостояния, сопроводительными рисунками в своих письмах, изображаю­щимиревольвер, а враждебные выпады, равно как и случайные ласки делали ее все болеесговорчивой. И то и другое было ору­жием пациента, его уловками, чтобыподчинить себе мать, а так как сексуальная проблема здесь была исключена, в егоотноше­нии к матери в иносказательной форме проявилась линия его жизни, накоторой он стремился добиться господства. Чтобы избежать других женщин, онзамкнулся на своей матери. Так в некоторых случаях может получиться карикатурана инцесту­озные отношения, где совершенно иная жизненная линия па­циента можетказаться “подобием инцеста”, блеф невротичес­кой психики не должен вводитьврача в заблуждение.
Таким образом,психотерапевтическое лечение должно быть направлено на то, чтобы,продемонстрировав пациенту его под­готовительную работу в бодрствующемсостоянии, а иногда и во сне, показать, как он привычным для себя способомпостоянно пытается оказаться в ситуации, идеальной для осуществления своейруководящей линии, — пока он сначала из негативизма, а затем по собственнойволе не сможет изменить жизненный план, а вместе с ним свою систему и неприсоединится к человеческо­му обществу и его логическим требованиям.