Ukraina: от мифа к катастрофе – 2

UKRAINA: от мифа к катастрофе – 2 Предлагаем вашему вниманию очередную беседу главного редактора «Полярной Звезды» Дмитрия Родина с киевским политологом Андреем Ваджрой. Беседа вторая Дмитрий Родин: Зная о теме нашей сегодняшней беседы, я постарался к ней как-то подготовиться. Ваши историки заявляют о том, что архаичный украинский язык существовал уже в XIII веке. А формироваться он начал аж в VI веке! Что вы об этом думаете? Андрей Ваджра: (Смеется) У нас даже есть «фахивци», которые на полном серьёзе утверждают, что древние «украйинци побудувалы егыпетськи пырамыды» и основали Иерусалим и, что вообще «Украйина е колыскою свитовойи цивилизацийи». Подобных «научных открытий», за годы независимости было сделано тьма-тьмущая. В этом же ключе на уровне неуравновешенных фантазий «осмысляется» и украинский язык. Дело в том, что в среде «свидомых» святость украинского языка сопоставима лишь со святостью Тараса Шевченко. В этом смысле «украйинська мова» очень похожа на покойника, о ней либо говорят хорошо, либо ничего не говорят. Ею разрешается только восторгаться и неистово любить, но абсолютно запрещается всякая попытка разобраться в том, что она собой представляет. ^ Д.Р.: А какие по данному вопросу существуют неясности? А.В.: Если рассматривать украинский язык через призму официальной мифологии, то неясно практически всё. Я понимаю, что моё утверждение звучит крайне радикально, но, тем не менее, это так. ^ Д.Р.: И в чём же заключается эта неясность? А.В.: Мало кто знает, когда именно был создан украинский язык, кем и для чего. Даже в среде продвинутой украинской интеллигенции, в том числе и «свидомойи». ^ Д.Р.: Заинтриговали… А.В.: Я достаточно часто задаю этот вопрос в Киеве весьма неглупым и образованным людям, и каждый раз убеждаюсь в их абсолютном невежестве. Что утверждает официальная политическая мифология Украины? Существует древняя украинская нация, которая разговаривает на не менее древнем украинском языке. Однако, как мы уже выяснили в нашей предыдущей беседе, первые представители «древней украинской нации» возникли в конце XIX века в австрийской Галиции в лоне украинофильских политических партий. Как вы понимаете, язык не мог родиться раньше своего носителя. То есть, тогда же – где-то в конце XIX века – авангардом вылупившихся из польской идеологии «этничных украйинцив», был создан и прототип «древнего украинского языка», позднее систематизированный и приведенный к единому стандарту большевиками во время советской украинизации. Д.Р.: ^ На мой взгляд вы сделали крайне сомнительное заявление. Даже я, не являясь большим знатоком данного вопроса, очень легко смогу его опровергнуть… А.В.: Одну секунду, Дмитрий. Давайте не будем торопиться. Позвольте мне сперва изложить вам ряд исторических фактов, а уж потом, вы выдвинете свои контраргументы. Если они у вас останутся. Согласны? Во-первых, необходимо начать с того, что ни в одном письменном памятнике Древней Руси вы не найдете ничего, хотя бы отдаленно похожего на современный украинский язык. Здесь повторяется та же история, что с «украинцами» и «Украиной». Нет никаких следов и даже намеков на существование украинского языка глубже второй половины XIX века. Во-вторых, не надо быть филологом, чтобы увидеть в древнерусском языке, на котором писались летописи и берестяные грамоты, прототип современного литературного русского языка. Просто почитайте тексты, тот, кто знает русский, без труда их поймет, хотя писались они сотни лет назад. Что интересно, древнерусский язык «свидоми» упорно называют «староукрайинськым», хотя произошел он, по их же мнению, от «давньоруськых литературных традыций», т.е. опять таки от древнерусского. Круг, как вы понимаете – замкнулся. Забавно, но «свидоми науковци» очень слабо отличают «русское» от «украинского», точнее они принципиально стараются называть всё русское (малорусское), оказавшееся на территории современной Украины, «украинским». Об этом в иммиграции в 1939-ом писал редактор и издатель крайне популярной в начале прошлого века киевской газеты «Киевлянин» Шульгин: «Они выискивают в этой истории все свидетельства, неоспоримо доказывающие, что в нашем крае жил и страдал русский народ. Во всех этих случаях они перечеркивают слово «русский» и сверху пишут «украинский». И это не только в фигуральном смысле, а и в буквальном. И сейчас можно найти например в Белграде, в публичной русской библиотеке, сочинение Костомарова, где рука неизвестного украинствующего фальсификатора делала «исправления» (том, на который я случайно натолкнулся, носит номер 31, 117 / 2 : X). На страницах 292, 293 я обнаружил следующее. Напечатано: «Великаго княжества русскаго». Зачеркнуто «русскаго», сверху написано «украинскаго». Напечатано: «Великое княжество русское». Зачеркнуто «русское», сверху написано «украинское». Напечатано: «с делопроизводством на русском языке». Зачеркнуто «русском», написано рукой «украинском». В таком виде препарированную подносят украинствующие историю казацкого периода русскому интеллигенту; и он, имея о казаках весьма слабые сведения, верит» [1]. Особенно смешно читать современные украинские школьные учебники. Берем «Вступ до истории Украйины» для 5-го класса [2] под редакцией некоего доктора и профессора Мыцыка. Читаем на странице 78: «Лытвыны прыймалы хрыстыянство; руська мова, тобто давньоукрайинська, руськи звычайи та законы швыдко пошырювалыся в Лытви». Очень интересное пояснение – «русский язык, то есть староукраинский» (?!).На той же странице: «було укладено угоду про объеднання (унию) Польськойи та Лытовсько-Руськойи держав в одну – Рич посполиту. Видтоди украйинськи земли опынылыся пид владою Польщи». То есть объединились Польское и Литовско-Русское государства, а под власть Польши попали почему-то «украинские земли». В другом учебнике «История Украйины» для 7-го класса [3] на странице 161 читаем: «Цей пэриод в историй дистав назву «Велыкэ княжиння Руськэ». На тэрыторийи Схидного Подилля, Волыни, Кийивщыны, Сивэрщыны, Смолэнщыны, Витэбщыны, Полоцькойи зэмли почалася розбудова Украйинсько-Билоруськойи державы». То есть историческая эпоха называлась «Великое княжение Русское», а государство было почему-то «Украинско-Белорусским». Слышали когда-нибудь о таком? На той же странице читаем: «Щоб позбавыты Свидригайла пидтрымкы украйинськойи знати, Ягайло у 1432 р. выдав прывилэй, яким зривнював у правах з лытовськымы боярамы-католыкамы руськых бояр… Поодынци та групамы руськи фэодалы почалы переходыты на його бик». То есть, по логике авторов учебника, знать в Литовско-Русском государстве была «украинской», а бояре и феодалы, ее составляющие – «русскими». Там же: «Патриотычно налаштована частына руськых князив продовжыла боротьбу за нэзалэжнисть Украйины». Нормально? Князья были русскими, но боролись, при этом, исключительно за независимость Украины. И т.д., и т.п. Оба учебника рекомендованы Министерством образования и науки Украины.Представляете, что будет в голове у детей, после заучивания такой информации?Ладно… Вернемся к древнеукраинскому языку. Тот факт, что в исторических документах нет ничего и отдаленно напоминающего современный украинский язык, «свидоми» объясняют довольно смешно, они заявляют, что в те времена существовало два языка – разговорный и письменный и тот который был разговорным, как раз и является украинским. То есть он был, но его самым трагическим образом не зафиксировали письменно. ^ Д.Р.: Может так оно и было? А.В.: (Смеется). Если украинский существовал лишь в разговорной форме, то объясните мне на милость, откуда о нём узнали «свидоми»? Ведь живые носители этого языка не дожили до светлого момента «незалэжности». Откуда они узнали о его существовании? Общались с духами умерших? Все разговоры про «староукрайинську мову» не более чем домыслы, ничем не подкрепленные теории во имя политической мифологии. Фантазировать об украинском языке, который, якобы, начал зарождаться уже в VI веке, конечно, можно, но какое это отношение имеет к науке? Исторических документов, на основании которых можно сделать подобные выводы, просто нет. Это вынуждены признать наиболее вменяемые из «свидомых», имеющие историческое образование. Но ведь им так нужна мифология! На самом деле тот язык, который мы сейчас называем литературным «украинским» начал создаваться где-то в середине XIX века польско-малоросскими украинофилами. Затем над ним трудились вплоть до начала XX века «свидоми украйинци» австрийской Галиции, а завершили его доработку уже чиновники советской Украины. Д.Р.: ^ Насколько я знаю, украинский язык начался значительно раньше, с «Энеиды» Котляревского. И на украинском писал Шевченко. Нестыковка получается. А.В.: (Смеется) Дело в том, что ни Котляревский, ни Шевченко и слухом не слыхивали про «украйинську мову». А если бы узнали о ней, то, скорее всего, перевернулись бы от досады в гробах. ^ Д.Р.: Не понимаю. Что вы имеете в виду? А.В.: Они писали не на украинском языке, а на малорусском наречии. Д.Р.: Разве это не одно и тоже? А.В.: Нет. Что такое малорусское наречие? Это – древнерусский язык средневековой Руси, обильно разбавленный в последствие польскими заимствованиями. Это наречие села, бытового общения русских холопов Речи Посполитой, естественным образом перенявших в течение нескольких столетий слова и обороты из языка своих господ. Малорусское наречие – это то, что сейчас у нас называют презрительно суржиком. Говор малоросских крестьян Полтавщины и Черниговщины является эталоном малоросского наречия. Он весьма красив и певуч, но, как вы понимаете, слишком примитивен, чтобы быть языком литературы, науки и т.п. Именно поэтому «Энеида» Ивана Котляревского была своеобразным «приколом» хорошо образованного малоросса (родным языком которого, кстати, был русский), пародией на Вергилия, написанной бытовым языком холопов, для того чтобы потешить высоколобую интеллигенцию России. Дело в том, что в XVII веке в Европе появились литературные юмористические переделки произведений этого римского поэта. Наиболее известные из них: «Перелицованный Вергилий» французского писателя Скаррона; «Перелицованная Энеида» итальянского писателя Лалли; «Вергилиева Энеида, или приключения благочестивого героя Энея» австрийского писателя Блюмауера. Такая же пародия появилась в XVIII веке и в России. Ее автором был русский поэт Осипов. Вышла она под названием «Вергилиева Энеида, вывороченная наизнанку». Интересно то, что первая попытка написать пародию на Вергилия используя селянский говор, была сделана до Котляревского неким Лобысевичем во второй половине XVIII века. Он попытался переписать «Буколики», показав «вергилиевых пастухов… в малороссийский кобеняк переодетых». Именно «Вергилиева Энеида, вывороченная наизнанку» Осиповым и вдохновила учителя, учившего уму-разуму отпрысков малороссийских помещиков, Ивана Котляревского на написание своей «Энеиды». В значительной степени это было подражание Осипову, хотя, безусловно, весьма талантливое, но не на русском литературном языке, а на малорусском селянском наречии. Он полагал, что древние римляне в образе малороссийского мужика, разговаривающие его языком значительно усилят комический эффект. Написание «Энеиды» для него было своеобразным литературным развлечением. Он хотел просто позабавить и рассмешить читающую публику. Однако в конце XIX века, «свидомыми» было принято решение назначить Котляревского отцом украинского языка. Вот бы Иван Петрович удивился, если бы узнал об этом. Думаю, этот курьёз его насмешил бы сильнее, чем перелицованная «Энеида», ведь к «возрождению национального украинского языка» Котляревский имел такое же отношение как и сам Вергилий. (Смеется). Об этом можно судить хотя бы по настоящему названию его произведения. Как известно, из рукописи котляревской «Энеиды» сохранился лишь отрывок автографа шестой части, представляющий собою четыре небольшие тетради, на первой странице первой из них автор вывел заглавие: «Малороссийская Энеида, часть шестая». А в конце письма к русскому поэту, переводчику «Илиады» Гнедичу от 27 декабря 1821 г. Котляревский писал «Я над малороссийскою «Энеидой» 26 лет баюшки баю» [4]. Заметьте, МАЛОРОССИЙСКОЮ, а уж никак не УКРАИНСКОЮ. Это уже потом всё малоросское (русское) неожиданно превратилось в «украинское». В 1809 г. Котляревский подготовил к печати первое авторское издание «Энеиды». Поэма вышла под таким названием: «Виргилиева Энеида. На малороссийский язык переложенная И. Котляревским. Санкт-Петербург. В медицинской типографии, 1809 года». Написанная легко и смешно она должна была развлечь столичную интеллигенцию. И не более того. А уже потом, «свидоми» литературоведы нашли в её недрах, тайный, глубинный смысл – украинскую революционную сатиру, направленную против российского «царату». Ирония судьбы. По-сути Иван Котляревский со своей «Энеидой» – это некое (естественно более талантливое и высокое по форме и содержанию) подобие «творящего» сейчас Леся Поддеревянского с его «Гамлетом» и «Королём литром». Еще в 1861 году вождь украинофилов Кулиш назвал Котляревского выразителем «антинародных образцов вкуса», от души поиздевавшимся в своей «Энеиде» над «украинской народностью», выставившем напоказ «всё, что только могли найти паны карикатурного, смешного и нелепого в худших образчиках простолюдина», а язык поэмы назвал «образцом кабацкой украинской беседы» [5]. Но что интересно, позднее это не помешало Кулишу, руководствуясь идеями «национального украйинського видродження», внести крупные переделки текста в издание «Энеиды» 1862 года, по которому, как правило, переиздавалась впоследствии поэма. Кстати, Кулиш, на правах образованного, старшего товарища редактировал и тексты своего друга Шевченко (и не только он). Д.Р.: Ну хорошо, а как же Валуевский и Эмсский указы, запрещавшие использовать украинский язык, или, как вы говорите, малорусское наречие? Зачем это надо было делать? Чем так малорусское наречие могло навредить Российской империи? А.В.: Тут вы опять зацепили одну из любимых мифологем «свидомых украйинцив». Кроме Валуевского циркуляра и Эмсского указа, они в патриотическом угаре как-то насчитали еще около 180-ти (!) подобных запретительных административных документов Российской империи. Как всегда, конечно, без ссылок на источники. Представляете с какой временной плотностью, по какому интенсивному графику работало «украинофобское» законодательство России! (Смеется). А самое главное, зачем же так много-то? Неужто царским сатрапам не хватило бы одного указа, чтобы раз и навсегда запретить «ридну мову»? На самом деле все это полная чушь. И чтобы в этом убедиться, необходимо просто прочесть не выдранную из контекста цитатку, а весь текст того же Валуевского циркуляра. Он запрещал не малорусское наречие, а пропаганду южнорусского сепаратизма под прикрытием литературы для крестьян. Если помните во время нашей предыдущей беседы я рассказывал о подрывной деятельности поляков-русофобов на территории Малороссии, готовивших польское восстание (1863-го), и планировавших втянуть в него малорусских крестьян? Д.Р.: Да, конечно. Тогда фигурировали такие личности, как помощник государственного канцлера России, а потом ещё и министр иностранных дел поляк-русофоб Адам Чарторийский и его товарищ, инспектор училищ в Киевской, Подольской и Волынской губерниях Тадеуш Чацкий. А.В.: Совершенно верно. Так вот, в определенный момент о польской пропаганде сепаратизма среди крестьян Малороссии (под прикрытием литературного украинофильства) стало известно властям. Затем в январе 1863-го началось польское восстание. В этой ситуации даже «продвинутые» петербургские либералы-великороссы, пламенно защищавшие до этого момента «угнетаемых царизмом» малороссов, вдруг поняли к чему и кем была заварена вся эта украинофильская, литературно-языковая «каша». Смысл происходящего оставался не ясным лишь законченным идиотам. Как в такой ситуации действовало бы любое правительство любой страны? Естественно было необходимо предпринять действия, направленные на укрепление национальной безопасности. Именно поэтому летом 1863-го появился документ под названием «Отношение министра внутренних дел к министру народного просвещения от 18 июля, сделанное по Высочайшему повелению» [6]. Из текста, популярного среди «свидомых» Валуевского циркуляра, не сложно понять, что он не запрещал малоросское наречие и литературу, а лишь блокировал запущенные поляками и австрийцами механизмы сепаратизма под перекрытием украинофильского движения. И не более того. К тому же уже к 70-м годам цензурные ограничения, введенные в России в 1863 г., практически не действовали. Украинофилы свободно печатали всё, что считали нужным. Кроме научных работ, художественной прозы и поэзии на малорусском издавались большими тиражами дешёвые популярные брошюры для просвещения народных масс. При этом очень активно книги и брошюры на «украйинський мови» печатали «свидоми» поляки и «украйинци» австрийской Галиции, а затем завозили их на территорию Малороссии. К тому же в Вене издавались для подпольной пропаганды в России популярные социалистические брошюры на малоросском наречии. Кстати, хочу при этом заметить, что в то же время, австрийцы запретили ввоз на территорию Галиции любой литературы изданной в России. Там русский язык был фактически объявлен вне закона. Естественно, что на этот процесс не могла не отреагировать адекватным образом российская власть. Третьим отделением было установлено, что распространение австрийской подрывной литературы осуществляется через киевскую «громаду» (кружок украинофилов, преимущественно студентов и преподавателей, продвигавших идею воскресных школ с преподаванием на малороссийском) и «Юго-Западный отдел» Российского географического общества, основанный активистами этой «громады» (первую скрипку в нем играл упомянутый мной в предыдущей нашей беседе Павлуша Чубинский – будущий творец «Щэ нэ вмэрла Украйина»). Александр II, к которому стекалась вся информация о деятельности малорусских украинофильских групп и их связях с заграницей, распорядился создать специальную комиссию, которой был подготовлен соответствующий указ, подписанный императором 18 мая 1876 г. в немецком курортном городке Эмсе. Он должен был, прежде всего, запретить ввоз на территорию Российской империи подрывной литературы и блокировать механизмы сепаратистской пропаганды внутри страны. Кроме того, как писал Сергей Щеголев в 1912-ом году, данный указ должен был «малорусскую письменность в возможной близости к малорусской народной речи (где её сфера обращения была природной) и воспрепятствовать искусственному введению в эту письменность неологизмов и употреблению правописания, отличающегося от изучаемого в государственной школе» [7]. Если вам интересна эта тема, советую прочесть статью львовского историка Леонида Соколова «Валуевский циркуляр и Эмсский указ. Правда и вымыслы». В ней он весьма подробно и доходчиво разъясняет суть вещей. От себя только хочу добавить, что все эти запреты в большей степени оставались на бумаге и переставали действовать буквально через год-два после опубликования. К примеру, Валуевский циркуляр утратил силу в середине 1864 года сразу же после разгрома польского восстания. Эмсский указ официально был отменен в 1905-ом, но реально многие его положения никогда не действовали, а другие использовались выборочно. Как писал в своём исследовании Стебницкий: «В течение тридцати лет своего существования закон 1876 г., оставаясь, как общее правило, грозой для малорусского литературного движения и притом все усиливая раскаты своего грома и силу удара своих молний. В тоже время фактически, отдельными отступлениями цензурной практики, был в разное время отменен во всех своих частях» [8]. Это, со своей стороны, подтверждает интенсивное распространение украинофильской пропаганды в Малороссии и активное печатание малорусской литературы. Художественные романы, этнографические исследования, популярные просветительские брошюры для народа издавались как до, так и после Валуевского циркуляра и Эмсского указа. В 1890-ом в России было четыре издательства, которые специализировались на выпуске литературы на малорусском наречии. Десятками тысяч экземпляров издавались: Шевченко, Вовчок, Федькович, Коцюбинский, Грабовский и т.д. Об этом, к примеру, в 1903-ем году в своем письме писал известный классик малорусской литературы Иван Нечуй-Левицкий [9]. Царский режим в России был до безобразия мягок и либерален. Потом к власти пришли революционеры разных мастей. Им был чужд русский патернализм и православная терпимость. Они были чужими. И страна для них была чужой. Она для них была прекрасным материалом для экспериментов. Д.Р.: Ну хорошо… Вы мне лучше вот на какой вопрос ответьте: если литература на малорусском наречии была «приколом» скучающей интеллигенции, то, как быть с Тарасом Шевченко? Ведь его творчество считается не менее гениальным, чем творчество Шекспира, Пушкина, Гёте. А.В.: Кем считается? «Свидомыми»? Поэзия Тараса Григорьевича это тот максимум, который можно было «выжать» из народного говора на литературной ниве. Вы знаете, что половина его текстов написана на литературном русском языке? Феномен Шевченко это не феномен гениального поэта, а феномен политической пропаганды. По-моему мнению уровень Шевченко как стихотворца это уровень районной многотиражки в Тернопольской или Ивано-Франковской области. Так же оценивали музу Тараса очень многие его современники. Тот же Драгоманов считал, что Шевченко не дотягивает даже до Пушкина и Лермонтова [10], про Шекспира и Гёте мы вообще говорить не будем. Когда малоросские украинофилы, а за ними галицийские «украйинци» делали из него своего политического идола, они просто обязаны были преподнести Шевченко как гениального поэта всех времен и народов. Но в этом качестве он за пределами Украины никому не интересен и не известен. Он до безобразия провинциален. Да и самим «свидомым» украинским интеллигентам Шевченко в большей мере интересен как политический символ. Шевченко это – мужицкий поэт, в нём нет универсальной, аристократической глубины мысли и утонченности формы. По сути, смысл его творчества сводится к хронической, рифмованной злобе холопа на весь мир, который, по его мнению, к нему несправедлив. Именно от агрессивного-плаксивого, кровожадного пафоса его стихов так «тащатся» «свидоми», от воспевания казатчины и гайдаматчины, от выпадов в адрес «москалей», а не от какой-то гениальности его произведений. ^ Д.Р.: Крамольные вещи вы говорите. Очень многим на Украине они не понравятся. А.В.: Ну и что? Кому-то всё равно надо начинать говорить правду. Вокруг фигуры Шевченко слишком много разлито лжи, липкой и дурно пахнущей. Его образ до предела примитивизирован, превращён в сладкий леденец для узколобых фанатиков. Нечто подобное когда-то было сделано большевистской пропагандой с личностью Ленина. Слава богу, что партийные батюшки постеснялись в своё время канонизировать «вождя мирового пролетариата», хотя и выглядел он по-ангельски на страницах советских газет, журналов и книг. А вот партийные батюшки какой-нибудь из украинских православных церквей, вполне могут объявить Шевченко святым. Во всяком случае я не удивлюсь, если это произойдет. Хоть по накалу богохульной пропаганды Владимир Ильич, наверное, даже уступит пальму первенства музе Тараса Григорьевича. Когда в Галиции из него принялись лепить идола, многие церковники были в шоке от его богохульной поэзии и жалобно вопрошали, а нельзя ли на эту роль выбрать кого-то другого. Им сказали, что нельзя. Пришлось Кобзаря редактировать, а многое из его творчества просто утаивать от набожной публики. «Святой» Тарас в своей поэзии давал прос…ся не только «москалям», «ляхам» и «жидам», но и Боженьку не забывал. Ладно, бог с ним. Давайте вёрнемся к малоросскому наречию, раз уж мы начали о нём говорить… Неприспособленность крестьянского наречия к оперированию абстрактными, отвлеченными понятиями науки и литературы, его примитивность, «бытовушность» прекрасно видели активисты украинофильского движения. Но ещё больше им не давала спокойно спать удивительная похожесть малорусского наречия на русский литературный язык. Для них это было гораздо страшнее культуростроительной несостоятельности селянской «мовы». Полякам и малорусским сепаратистам, для «разбудовы» отдельной украинской нации и государства, был необходим отдельный язык, максимально не похожий на русский. Так возникла идея создания литературного украинского языка. Необходимо отметить, что наличие общего для малороссов и великороссов языка не давало покоя шляхте ещё во времена Речи Посполитой. Уже польский король Ян Казимир (с которым, кстати, воевал Хмельницкий), выступая в сейме, указывал на то, что главная угроза для Речи Посполитой заключается в тяготении малороссов к Москве, «связанной с ними языком и верой» [11]. Как писал в 1898 году львовский публицист Мончаловский: «трудно допустить, чтобы люди, имеющие притязания считаться образованными, не знали и не видели органических связей, соединяющих разные наречия русского языка в одно целое, неделимое. Но тут выше всяких языкословных очевидностей и доказательств и выше действительной жизни стоит политика, которой подчиняются даже филологические и этнографические познания. Ради этой политики украинофилы и пытаются создать из малорусского наречия особый язык. Раз поставлена теория об отдельности малорусского народа, ее необходимо обосновать и доказать. Так как, однако, ни язык, ни этнография… требуемых доказательств дать не могут, а тут разные «добродеи», от графа Стадиона в 1848 году до графа Бадени в 1898 году, постоянно твердят: если вы одни с «москалями», то не желаем вас знать – то и явилась необходимость пригнать действительную жизнь к теории и искусственным путем создать такой язык, который как возможно далее отстоял бы от общерусского» [12]. Вот как эти события описал их непосредственный свидетель, пожелавший скрыть своё имя под инициалами Ф.С.И.: «Между эмигрантами [имеются ввиду польские эмигранты бежавшие из России и осевшие в австрийской Галиции – А.В.] самой выдающейся личностью был Павлин Свинцицкий, писавший под именами: П.Стахурский, Павло Свой, Д.Лозовский. Он стал издавать «Siolo» в духе кременецкой польско-украинофильской школы, т.е. на малорусском языке польскими буквами, и получил место учителя малорусского языка в академической гимназии во Львове. Во время его лекций происходили такие сцены: Учитель в лекции употребляет слово: «вийсько». – Ученики кричат хором: У нас говорят не «вийсько», а «войско». – Учитель: нехай буде по вашему войско. – Учитель в лекции употребил слово «потуга». – Ученики кричат хором: Що – то за «потуга»? Мы такого слова не знаем. – Учитель отвечает: Потуги не знаете? То польская «potega». – Ученики: у нас говорят: могущество, всемогущий Боже. – Учитель: Ну, нехай будет по вашему «могущество». И так дальше велась наука» [13].И вот во второй половине XIX века, в Галиции закипела работа по созданию «древнего украинского языка». Как вспоминал потом общественный деятель Угорской Руси Добрянский, «все польские чиновники, профессора, учителя, даже ксензы стали заниматься по преимуществу филологией, не мазурской или польской, нет, но исключительно нашей, русской, чтобы при содействии русских изменников создать новый русско-польский язык» [14]. Прежде всего, было изнасиловано русское правописание. Вначале реформаторы хотели заменить кириллицу латиницей. Бывший австрийский наместник Галичины граф Голуховский, став министром внутренних дел, издал распоряжение №12466 от 20 декабря 1859 года, которым всем государственным учреждениям Галичины предписал в русских документах употреблять латинские буквы. Однако массовые протесты населения заставили их отказаться от подобного намерения. Тогда из русского алфавита украинизаторы-русофобы выкинули такие буквы как «ы», «э», «ъ» и одновременно ввели новые – «є», «ї» и апостроф. Этот модернизированный алфавит был приказом австрийских властей навязан русским школам Галиции, Буковины и Закарпатья. Когда до Пантелеймона Кулиша (чья фонетическая грамматика была использована в качестве основы для грамматики «риднойи мовы») наконец «дошло», что его «кулишовка» используется поляками и австрийцами для раскола русских, у него началась истерика. «Завітую (клянусь), – писал он в одном из своих писем украинофилу Партицкому, – що коли Ляхи печататимуть моею правописію на ознаку (ознаменование) нашого розмиру (раздора) зъ великою Руссию, коли наша фонетичня правопись виставлятиметця не яко підмога народові до просвіти, а яко знамено (знамя) нашоі руськоі розні, то я, писавши по своему, по вкраінськи, печатиму этимологичною старосвіцькою ортографиею. Себъ то – ми собі дома живемо, розмавляемо и пісень співаемо не однаково, а коли до чого дійдеться, то половинити себе нікому не попустимо. Половинила насъ лиха доля довго, и всловувались (продвигались) ми до одностайности (единства) руськоі крівавим робом (дорогой) и вже тепер шкода лядського заходу насъ розлучати» [15]. А в письме к украинофилу Дедицкому Кулиш заявил предельно откровенно: «Видя это знамя [«кулишевку» – А.В.] въ непріятельскихъ рукахъ, я первый на него ударю я отрекусь отъ своего правописаныя во имя русскаго единства» [16]. Как показала история, «лядские заходи» в конечном итоге дали неплохой результат. Затем «украинцы», поляки и австрийцы принялись украинизировать лексику русского языка. Из словарей выбрасывались слова хоть как-то напоминавшие русские. Вместо них брались польские, немецкие, а так же просто выдуманные. Вот как этот процесс описывает очевидец: «Из Видня [Вены – А.В.] напирали, щобы вытеснить из рук молодежи словарь Шмидта и заступити его новым словарем «немецко-русским». Около 1866 г. во львовской семинарии образовался кружок молодых людей, во главе которых стоял Емельян Партыцкий. Они принялись за составление такого словаря. Составление материала происходило таким образом, що брали до рук немецкий словарь и при каждом немецком слове остановлялись, як то сказаты по «руськи» так, щобы оно не было московским. Тогда русское слово переиначивали или выдумывали совсем новое. Словарь тот был напечатан в 1867 г. Так началась языковая борьба…» [17]. Как он в итоге подытожил: «Наши украинофилы так поступают: выкидают давние слова, давние буквы, даже давние молитвы, давний язык церкви – а вымышляют новые слова, новые молитвы, которые не всякий понимает» [18]. Как пояснял один из авторов украинофильского «Литературно-наукового висныка»: «Вы, русины, думаете по-польски и переводите дословно свою мысль по-русински, и то не все слова переводите, а многое остается без перевода в польском первоисточнике, так точно мы думаем по-русски, а переводим дословно по-украински… Таким образом, вырабатывается двуязычие галицкое и украинское; вы мало понимаете наш язык, а мы – еще меньше того ваш» [19]. Этот искусственный, наспех слепленный синтетической язык жестко навязывался через школы русскому населению австрийского Прикарпатья и Закарпатья. В отношении тех, кто сопротивлялся и не хотел отказываться от русского языка, властью и «свидомыми» организовывалась травля. В конце XIX века наиболее весомый вклад в святое дело создания украинского языка внесло научное Общество им. Тараса Шевченко во главе с паном Грушевским. Главной задачей их работы был максимально дальний уход от литературного русского языка. Как писал в 1912 году Сергей Щеголев, «львовские новаторы приналегли на червонорусское наречие, а для выражения сложных и отвлеченных понятий черпали полной рукой из польского и (изредка) немецкого языков. Галицкой интеллигенции польский язык и теперь знаком прекрасно, а 20 лет назад он был известен еще лучше, и с этой стороны пародирование не представляло трудностей» [20]. Кстати, для многих до сих пор является тайной тот факт, что современный литературный украинский язык не имеет ничего общего с полтавско-черниговским малоросским наречием, которое вроде как признано эталоном украинского языка. На самом деле, в основу современного украинского литературного языка положен т.н. подгорский галицийский диалект. ^ Д.Р.: Почему был выбран именно он? А.В.: Потому что малорусское наречие Полтавщины и Черниговщины имеет слишком много общего с литературным русским языком. А подгорское поднаречие более всего засорено польскими и немецкими словами. Как писал Щеголев: «помесь малорусских диалектов – подольско-волынского и украинского, к чему многочисленные сотрудники львовских изданий из России были весьма склонны, допускались с большими предосторожностями: каждое малорусское слово или фраза, в коих замечаемы были общерусские признаки в фонетике, лексике, морфологии или синтаксисе, либо браковались, либо подвергаемы были калечению. Охотнее всего русско-украинские реформаторы перекраивали на свой лад готовые польские слова и через 15 лет (к 1906 г.) превратили свой язык, быть может, неожиданно для самих себя, в польско-галицийский жаргон» [21]. Во всём этом может самостоятельно убедиться каждый гражданин Украины. Для этого просто надо взять любой неспециализированный текст из любой украиноязычной газеты и проверить со словарем на предмет наличия в нем исковерканных польских, немецких, чешских слов. Всё то, что будет не польского или немецкого происхождения окажется русским, с вкраплениями новояза. Если изъять из современного украинского языка польские заимствования, даже элементарное бытовое общение станет крайне затруднительным. Даже у некоторых лидеров украинофильского движения сдавали нервы из-за «творческого процесса» «дерусификации» малорусского наречия. Так в те годы доживал свой век классик малорусской литературы Иван Нечуй-Левицкий – старый украинофил, матерый зубр «языкового возрождения» и украинского литературного прорыва. Получая из Галиции свежие литературные творения, переполненные польско-немецкими заимствованиями и придуманными словами, он вдруг сделал для себя неожиданный вывод – идёт не чистка языка от «русизмов», а его целенаправленная подмена. Старик вынужден был констатировать, что «получилось что-то и вправду, уж слишком далекое от русского, но вместе с тем оно вышло настолько же далеким от украинского [т.е. малорусского наречия – А.В.]» [22]. Нечуй-Левицкий настаивал на том, что литературный украинский необходимо создавать на основе приднепровских народных говоров, а не галицийской «говирки». По его мнению в Галиции слишком сильны польское, немецкое и еврейское языковое влияние, а поэтому «во Львове нельзя научиться украинскому языку, а можно только утратить свой чистый украинский язык окончательно…» [23]. Поясняя, что представляет собой «украйинська литературна мова Грушевського» и ему подобных, он писал следующее: «За основу своего письменного языка профессор Грушевский взял не украинский язык, а галицку