22
Реферат
“Политика и личность”
Теоретические и практические проблемы формирования активной личности
Проблема вхождения человека в политику в качестве ее субъекта стала активно разрабатываться политической наукой с конца 50-х годов нашего столетия. Необходимость разработки концепции политической
социализации диктовалась кризисом традиционных институтов политической системы западного общества. Послевоенные западноевропейские и американские поколения отказались добровольно принять официально
рекламируемые ценности демократического общества, бросили вызов общественности. Негативизм новых поколений по отношению к традиционным добродетелям был реакцией индивидуального и массового сознания
на коррумпированность власти, на ее неспособность (нежелание) удовлетворить новые группы интересов, появившихся в постиндустриальном обществе.
В 60-х годах XX века западное общество вступило в постиндустриальную эпоху. Впервые за всю историю человечества материальная нужда перестала быть уделом большинства населения развитых стран. Европа
стала относительно сытым континентом. Насыщение материальных потребностей большинства групп населения выдвинуло на первый план духовные ценности, и среди них – возможность свободной самореализации
личности. Изменения в образовании, культуре, образе жизни, связанные с разработкой и массовым внедрением в процесс производства высоких технологий, создали новые потребности и осознание
определенными группа-щи населения невозможности их осуществления.
“Каждый индивид, – считал Х. Ортега-и-Гассет, – обнаруживает себя среди определенных идей, присущих времени, в рамках которых и с которыми он должен жить, подобно тому, как он обнаруживает себя
помещенным в определенное тело, доставшееся ему “случайно”, и с которым он вынужден смириться”.
Результатом этого противоречия стал рост политического отчуждения от власти, проявлениями которого явился, с одной стороны, политический абсентеизм, а с другой, – массовые выступления против
социальной власти. В 60-80-е годы европейские и североамериканские страны превратились в арену массовых антивоенных, женских, экологических, расовых выступлений. В фокусе внимания общественности,
политиков и ученых оказались молодежные выступления, в повестке дня стал конфликт поколений. В противовес официальной господствующей культуре появились молодежные субкультуры, отвергавшие
традиционные материальные ценности: материальное благосостояние, личный успех, карьеру. На основе этих субкультур возникли общественные движения – хиппи, панков, рокеров и т.д. Первыми эпатировали
общественное мнение хиппи – дети преуспевающих родителей (политиков, бизнесменов, адвокатов и т.д.), бросившие вызов традиционным ценностям отцов, противопоставившие жестокому миру индивидуализма и
конкуренции – солидарность, стремление к свободе, к самореализации.
Исследования причин и характера студенческого движения в США 1960-х – начала 70-х годов, анализ социального состава студентов-активистов обнаружили: “Недовольные по своему происхождению
представляют наиболее благополучные слои американского общества: они обычно воспитывались в благополучных семьях, получили лучшее образование. “… Оппозиция сегодняшней молодежи далека от волнений
в связи с лишениями, нищетой и дискриминацией, ее основа – благосостояние и привилегии” (К. Кенигстон).
Протест благополучных детей преуспевающих родителей против существующей системы обнаружил ограниченность контроля со стороны общества за взрослением молодого поколения и поставил под вопрос
возможность эффективного управления механизмом передачи ценностей и норм политической культуры от поколения к поколению.
Эти вопросы и обусловили необходимость разработки концепции политической социализации, которая формировалась как составная часть общей теории социализации, объясняющей взаимоотношения
человека и общества.
Под социализацией понимается процесс, с помощью которого входящий в жизнь индивид становится социокультурной личностью, то есть, по определению Н. Кенига, переживает “второе социокультурное
рождение” путем формирования познавательных, мотивационных, эмоционально-эффективных и практически-поведенческих признаков личности. Они дают людям способность понимать социальную среду обитания и
действовать в ней.
Обычно выделяют ряд ступеней социализации: первичная социализация (в рамках семьи), вторичная – процесс усвоения социальных ценностей и норм вне семейного воспитания – в рамках школы, групп
ровесников, и третичная, которая продолжается всю жизнь.
В процессе политической социализации индивид приобретает знания, верования, убеждения, усваивает ценности, нормы и символы, которые определяют его политическое поведение, при этом они не только
приобретаются, но и внутренне принимаются и усваиваются. Однако как протекает этот процесс?
В научных исследованиях, посвященных данной проблеме, выделяются такие подходы: первый связан с теориями, которые кладут в основу потребности общества и политической системы в Целом. В центре
внимания тут – приспособление индивида или группы к системе общественных отношений. Цель такого приспособления – постоянное воспроизведение системы.
В соответствии с теорией Т. Парсонса, каждая политическая система – замкнутое образование, состоящее из персонажей и коллективов, каждый из которых, выполняя определенные функции, взаимодействует с
другими элементами системы, руководствуясь при этом нормами и культурными ценностями данного общества. Каждый индивид вступает в такой порядок с надеждами и ожиданиями, а суждено ли им
осуществиться, зависит от его поведения, которое корректируется системой при помощи санкций.
Центральным вопросом структурно-функциональной теории является вопрос, что обеспечивает функционирование системы как единого целого.Т. Парсонс формулирует четыре основные функциональные требования
к системе:
адаптация или регулирование взаимоотношений с окружающей средой;
развитие представлений о целях;
интеграция или урегулирование взаимоотношений между участниками системы;
урегулирование конфликтов.
Структура должна упорядочивать разные типы поведения, которые возникают вперемешку в каждой системе:
аффективное – неаффективное поведение;
поведение, связанное с определенной функцией, или поведение личности вообще;
ориентирование на общие и личностные нормы;
ориентирование на приписывание себе свойств или на особенные заслуги и достижения;
противостояние собственных и общих интересов.
При таком подходе в центре внимания постоянно остается сохранение системы в равновесии. Главную задачу в исследовании проблемы социализации сторонники такого подхода усматривают в оптимальном
управлении политической системой, в попытках достигнуть высокой степени ее легитимности.
В противоположность этому ученые марксистского или диалектико-критического направления рассматривают процессы социализации в большей мере с точки зрения индивида или группы, чьи проблемы
должны быть реализованы вопреки домоганиям на властвование со стороны политической системы. Они отбрасывают разницу между общей и политической социализацией, поскольку за этим скрывается
искусственное отделение индивида от государства и общества. Исходя из общественной обусловленности человека, марксистская наука концентрирует внимание на процессе отчуждения личности как важнейшей
проблеме индустриального общества.
В изучении проблемы социализации широко используется психоаналитический подход.Д. Истон и Дж. Деннис исходят из того, что основные политические убеждения несут отражение отношений
между родителями и детьми. Дети идентифицируют себя с партийными предпочтениями родителей и переносят свое доверие к отцу на президента и важные политические институты.
В работе “Дети и политическая система” Д. Истон и Дж. Деннис утверждают, что определяющей в создании положительной установки на систему является первичная социализация (то есть приобретенная в
детстве). По аналогии с 3. Фрейдом, они настаивают на том, что “базовые детские чувства труднее вытесняются и изменяются, чем те, что были приобретены в жизни позже”. Политическая социализация в их
интерпретации представляет собой процесс последовательно сменяющихся стадий политического развития, в результате которого происходит формирование положительной установки на систему. Выяснив, как
относятся к видимым атрибутам политической системы (президент, полицейский, государственный флаг и гимн) 12 тысяч американских детей, Д. Итон и Дж. Деннис выделили четыре фазы социализации,
охватывающие период с 3 до 13 лет. Первая фаза – политизация, в процессе которой у ребенка формируется сознание того, что политическая власть важнее власти родителей. Вторая фаза – персонализация,
когда ребенок отождествляет политическую власть с символизирующими ее фигурами – президента и полицейского. Третья фаза – идеализация, в рамках которой политическим фигурам приписываются
исключительно положительные черты. Четвертая фаза – институциализация, в ходе которой ребенок воспринимает власть через обезличенные институты (партии, парламент, суд и т.д.).
В модели Д. Истона и Дж. Денниса политическая социализация рассматривается как процесс воздействия политической системы на индивида путем создания у него положительных установок на систему. Так,
склонность к авторитаризму может быть результатом репрессивного стиля в семейном воспитании. Личность тут интерпретируется в первую очередь как элемент политической системы, который не является
целью политики, а служит лишь средством поддержания системного равновесия. Индивид рассматривается как пассивный объект воздействия политической системы.
В противоположность вышеизложенному, когнитивный и эволюционно-психологический подход ставит в центр исследования субъект социализации. Познавательная психология развития исходит из активного
противопоставления индивида и его окружения. В рамках такого подхода теория немецкого социолога Л. Кольберга доказывает, что человек проходит множество стадий познавательного и нравственного
развития. Этот процесс продолжается всю жизнь и требует определенных социокультурных условий и, соответственно, предопределяется ими, поэтому субъект социализации может находиться на разных уровнях
нравственного развития. Как высшая ступень, признается максимально возможная автономная личность, способная использовать самостоятельные решения в политической жизни, которая ориентируется на
универсальные принципы и права человека. К динамичному пониманию социализации склоняются американские исследователи Р. Доусон и К. Превитт: индивид, по их мысли, в столкновении с окружающей средой
должен играть новые и новые роли, которые приводят к становлению собственного “политического я”. Среди множества теоретических взглядов он выбирает один или эклектическую смесь из разных доктрин и
политических учений.
В этой версии сущность политической социализации трактуется в терминах взаимодействия и воздействия власти и индивида. Последний не является пассивным объектом воздействия политической системы.
Активность индивида во взаимодействии с властью обусловлена его интересами, способностью действовать осознанно, благодаря стремлению к самосовершенствованию, поддержке этноса, класса, политической
партии, частью которых он является.
Большинство исследователей, независимо от теоретико-методологических установок, отмечают возрастающую роль групп ровесников в формировании политической сознательности. Длительное время обучения
молодежи, быстрое изменение ценностных ориентации, свойственных современному индустриальному обществу, приводят к тому, что настроения – взгляды, господствующие в группах ровесников, не только
корректируют взгляды и установки, которые сложились в семье, но даже и сами влияют на изменение настроения и взглядов родителей.
Большое значение имеет и изучение сознания так называемых политических поколений. Под поколениями понимаются такие возрастные категории, на создание которых оказали влияние общественно-политические
события (“военное поколение”, “поколение шестидесятников” и т.д.). Формирование таких поколений, по К. Мангейму, обычно выпадает на ранние периоды взросления. Полученные в такое время взгляды и
убеждения нередко “кристаллизуются” и сохраняют прочность на протяжении десятилетий.
Исследования американских политологов и социологов причин и характера молодежного движения 60-70-х годов констатировали: по меньшей мере, три фактора сыграли важную роль в формировании воззрений
послевоенного поколения: экономический рост, демографический взрыв (период “бэби-бума” 1946-1964 гг.) и широкая экспансия системы образования в совокупности с новыми подходами в области педагогики.
Исследуя историю “бэби-бума”, Л. Джонс отмечал: “В течение всех 50-60-х годов… одна непоколебимая вера владела родителями и детьми “бэби-бума” – вера в то, что это поколение – лучшее в истории.
Родители верили в это потому, что они финансировали новейшие школы и колледжи, дети потому, что им так долго об этом говорили”. В результате определенной ориентации родителей – “казалось, что они
сделали своей религией собственных детей” – в обществе сложился отчетливый ценностно-психилогический комплекс, ощущение того, что это поколение – “нечто новое под солнцем с уникальным восприятием и
возможностью его реализовать”. Возникла ситуация, определяемая как “революция растущих ожиданий”, вызвавшая кризис при неудачной попытке их реализации. В значительной степени именно проявлением
этого кризиса и стало политическое и культурное движение американской молодежи.
Все перечисленные концепции (а ими не исчерпывается многообразие теоретических подходов к решению этой проблемы) могут быть сведены к трем основным течениям:
фрейдистская традиция, с характерным для нее приматом роли раннего семейного воспитания и замещением его в различных видах деятельности;
парсоновская идея стабильности и структурный анализ социальных систем, где поведение молодежи (в том числе и политическое) есть функционально обусловленная стадия (жизненный цикл, с присущим ему
набором поведения);
генерационный анализ К. Маннгейма, акцентирующий роль социальных изменений у молодежи отличного от предыдущих поколений опыта и способа его выражения.
Модели политической социализации
Исследования, проведенные в разных странах, позволили выделить наиболее характерные образцы, стандарты взаимодействия индивида и власти, в результате которых осуществляются преемственность
политического развития, передача политических ценностей от одного поколения к другому.
Западные политологи выделяют несколько типов политической социализации.
Гармонический тип политической социализации характерен для британо-американской культуры. Наличие культурно-однородной среды, зрелых демократических традиций обеспечивает диалог индивида и
власти. И власть, и индивид привержены общепринятым идеалам, нормам и ценностям, что позволяет новым поколениям безболезненно входить в политическую жизнь.
Плюралистический тип политической социализации преобладает в странах Западной Европы. Вхождение в политику каждого нового поколения происходит здесь в условиях разнородных субкультур.
Поэтому первоначально политическая социализация индивида осуществляется в рамках ценностей и идеалов конкретной этнически-культурной группы. Однако культурное, религиозное, этническое многообразие
не мешает представителям разных групп находить общий язык, достигать консенсуса в отношении главных политических ценностей, вытекающих из установок либеральной цивилизации (свобода, частная
собственность, индивидуализм, права человека и т.д.). Несмотря на расколотость культуры, власть и индивид приходят к согласию, ибо не только власть, но и индивиды ограничены обязательством
подчиниться общепринятым правилам. Автономия личности предполагает способность индивида к самоорганизации, к постоянной и всесторонней корректировке поведения.
Конфликтный тип политической социализации свойственен обществам “третьего мира”. Нищета большинства населения, многообразие клановых, племенных, родовых ценностей затрудняют достижение
согласия между властью и носителями различных ценностей. Политическая социализация протекает здесь на фоне жестокой борьбы между носителями разных субкультур, отсюда высокая степень политического
насилия.
Гегемонистский тип политической социализации предполагает включение в политику новых поколений исключительно на основе ценностей какого-либо класса, религии, политической идеологии. Этот тип
политической социализации характерен для закрытых политических систем, не признающих ценности иных систем. Именно этот тип политической социализации до недавнего времени существовал в Украине.
Особенности политической социализации в современной Украине
На протяжении десятилетий все институты социализации: семья, дошкольные учреждения, школы, вузы, детские и молодежные организации, профсоюзы, КПУ представляли собой механизмы единой системы,
трансформировавшей официальные политические ценности во внутреннюю структуру личности. Однако неизбежное расширение контактов с зарубежными странами, развитие средств массовой информации (“вражьи
голоса”) пробивали брешь за брешью в системе политического Воспитания советского общества. Обретение Украиной независимости, становление новых социально-экономической и политической систем
сопровождалось ликвидацией прежних механизмов политической социализации, а становление новой модели наталкивается на ряд противоречий. Например, старая система ценностей отвергается истеблишментом,
но отнюдь не всем обществом. В то же время политические ценности демократического общества не находят поддержки у широких слоев населения.
Даже в странах со стабильной экономикой и устойчивыми структурами власти продуманная и последовательная система приобщения личности к политическим ценностям, в которой все институты социализации
(семья, школа, политические партии) дополняют друг друга, время от времени дает сбой. В современной Украине, где нет согласия даже относительно целей воспитания, агенты политической социализации
исповедуют различные политические предпочтения. Поставленные в ситуацию выживания, семья, школа не оказывают существенного влияния на формирование политических предпочтений ребенка. Рост
социального неравенства, разрыв между словом и повседневной практикой, осознание бесперспективности в профессиональной области сопровождаются равнодушием и апатией по отношению к политическим и
иным общественным установкам. Неэффективность власти в решении социально-экономических проблем, разрушение системы доступного высшего образования, здравоохранения негативно действуют на
умонастроение людей. Скандалы в высших эшелонах власти, в которых главными фигурами становятся экс-премьеры, очевидная коррумпированность властных структур на областном и местном уровнях
способствуют отчуждению населения от политики. У молодежи формируется стойкое негативное отношение к политической власти вообще. В такой ситуации политические позиции во многом определяются
экономическим положением социальных групп.
Таким образом, для процесса политической социализации сегодняшней Украины характерны две противоречивые тенденции:
1) расширение возможности политического участия личности и групп в результате демократизации общества;
2) рост политической апатии, отчуждения большого числа населения в результате падения их жизненного уровня, утраты социального статуса и неверия в возможность политической власти обеспечить
обновление страны.
Политическое участие и политическая активность
Участие как синоним понятия политической деятельности во второй половине XX века превратилось в центральную категорию политических наук.
В ранних эмпирических исследованиях термин “участие” употреблялся в очень узком понимании исключительно для обозначения индивидуального участия в выборах, но уже в 50-60-е годы его стали трактовать
более широко. С этим понятием стали связывать какую-либо политическую активность, начиная от участия в выборах, членства в политических партиях и контактов с политиками и заканчивая участием в
политических митингах и дискуссиях. Сейчас под политическим участием понимается любая добровольная активность отдельных личностей и групп, которые преследуют цель – прямо или косвенно влиять на
процесс принятия решений на разных уровнях политической системы. Сюда следует отнести и любое сотрудничество граждан в выполнении социальных заданий.
Степень политической активности привлекает растущее внимание современной политологии. Она постоянно в поле зрения эмпирико-количественных исследований сравнительной политологии, изучающей
политическую активность населения разных стран. Ученые свидетельствуют: демократизация общества сопровождается ростом политической активности населения, что однако автоматически не гарантирует
стабильность политической системы. Более того, политическое участие не информированных и безответственных в своих поступках граждан может создать угрозу стабильности политической системе. Наряду с
политической активностью может иметь место и политическая апатия. Идея политической самореализации человека постепенно ограничивается самим актом участия избирателей в выборах.
Поэтому на протяжении трех десятилетий на Западе ведутся дискуссии об уровне “оптимального участия” населения в политической жизни. Их следствием стали многочисленные исследования, изобилующие
богатым эмпирическим материалом. Прежде всего, появились многочисленные исследования результатов выборов, которые первоначально были основаны на опросах поведения избирателей, относящихся к разным
группам населения. Поведение избирателей было соотнесено с их социально-экономическим статусом, институциональной принадлежностью (например, членство в какой-нибудь партии, в профсоюзах), а также
социально-психологической предрасположенностью.
Эмпирические исследования 70-х и 80-х годов были направлены на то, чтобы в первую очередь выделить разные формы политического участия и выработать критерии измерения этого важного процесса.
Проблема определения разных форм была решена сравнительно успешно, исследователи без особых усилий пришли к сходным выводам. Сложнее оказался вопрос об определении критериев политической активности
населения. Немецкий политолог М. Каазе в 1986 г. предпринял попытку систематизации политического участия по трем критериям, исходя из поведения отдельной личности.
Вовлеченный или не вовлеченный в политическую жизнь. Под вовлеченными он понимал тех, кто принимает участие в прямых выборах законодательных органов, а к не вовлеченному относил индивидов, не
принимающих участия в выборах и в каких-либо гражданских инициативах или политических движениях.
Легальное участие или нелегальное. Легальное – это дозволенное законом, нелегальное – законом не дозволенное. Ко второй группе могут быть причислены, с одной стороны, движения ненасилия типа
гражданского неповиновения Махатмы Ганди, а с другой стороны, – агрессивные движения с использованием политического насилия.
Конвенциональное (общепринятое) и не конвенциональное. В основе такого разделения лежит принцип легитимности. К первой группе причисляются все формы участия, которые вмещаются в установленные
законом рамки политического процесса и активно влияют на ход такого процесса. Не конвенциональные формы, напротив, не вмещаются в такие рамки и не оказывают непосредственного влияния на
политический процесс.
Американская школа исследования политической деятельности на основе изучения типичного участия населения в политической жизни разных стран (сравнительная политология) существенно дополнила выводы
М. Каазе. Она объединила изучение конвенционального участия с выявлением так называемого потенциала протеста. На основе специально разработанных индексов эта группа выделила 5 политических типов:
активисты (высокое конвенциональное участие и одновременно средний потенциал протеста);
реформисты (среднее конвенциональное участие и одновременно высокий и средний потенциал протеста);
протестующие (низкое конвенционное участие одновременно с высоким и средним потенциалом протеста);
конформисты (низкий потенциал протеста одновременно с высокой и средней конвенциональной активностью);
неактивные (низкая конвенциональная активность одновременно с низким потенциалом протеста).
Изучение факторов, которые влияют на политическую активность, остается главной задачей политологии. Уже в 1940-х годах американские политологи установили, что политическая ментальность (образ
мыслей) во многом определяется социальной ситуацией, в которой находится человек. Особенно бросалась в глаза существенная взаимозависимость между социоэкономическим статусом индивида и его
политической активностью. Эмпирические исследования 1960-х годов показали, что граждане с более высокими доходами, с более высоким образованием и престижной профессией проявляли значительно большую
готовность к политической активности, чем бедные и необразованные. Значительную роль наряду с этим играет и социодемографический фактор: женщины принимали меньше участия в политике, чем мужчины,
белые граждане – больше, чем представители национальных меньшинств или черные. Граждане младшего или очень преклонного возраста проявляли меньшую политическую активность, чем представители средних
возрастных групп.
На основе огромного эмпирического материала американский политолог С. Верба в начале 70-х годов сформулировал так называемую стандартную модель политического участия. Она гласит: чем выше
социоэкономический статус, тем выше вероятность политического участия. Такое позитивное соотношение еще ярче проявляется, когда гражданин получает четкую политическую установку. Лица, которые
осознают свою политическую значимость (то есть возможность оказывать влияние) и верят в то, что они имеют такое влияние, проявляют больше готовности к политическому участию, чем те, кто ощущает
отчужденность от общества. Новейшие исследования подтверждают и углубляют такие выводы. Далее установлено, что более молодые, с более высоким уровнем образования люди из средних слоев населения
преимущественно с ориентацией на новые ценности проявляют больше готовности к не конвенциональным, прямым формам политического участия, чем представители непривилегированных групп.
Политическая культура общества
Проблема политической культуры возникла в столь древние времена, как и сама политическая жизнь и
Размышления о ней. В разные исторические эпохи появлялись устные и письменные размышления об условиях, которые обеспечивают надежность политического господства, об условиях лояльности и
политической активности населения, о взаимосвязи, существующей между стилем воспитания молодежи и природой политического режима. С этой точки зрения знаменитая предсмертная речь Перикла предстает
перед современным читателем как горделивое самовыражение политической культуры Афин эпохи расцвета античной рабовладельческой демократии. С условиями жизни афинян, со свободным стилем их
воспитания, осознанием высокого гражданского долга связывал он стабильность политического режима и легитимность своего собственного политического руководства. В книге об американской демократии А.
Токвиля, вышедшей полтора столетия назад, содержится анализ “новой политической культуры” – своеобразной “тихой революции”, которая привела к изменению культурно-ценностных ориентации накануне
революционных переворотов в Европе конца XVIII столетия.
В современной политической литературе, особенно в публицистике, термин “политическая культура” употребляется в доброжелательно-позитивном понимании – как умение придерживаться правил “политической
игры”, как приверженность моральным ценностям и, наконец, как наличие и приумножение традиций демократии и парламентаризма.
В научных категориях политическая культура означает отраженную в общественном сознании систему общепринятых установок и наиболее распространенных Ценностных ориентации. Это своеобразное
“субъективное измерение” общественных основ политической системы, то есть совокупность расхожих (повседневных) мыслей, установок и ценностей данного социального и Политического образования. Термин
“политическая Культура” впервые ввел в научную и учебную литературу американский политолог Габриэль Альмонд в 1956 году, и с того времени новая отрасль политических знаний получила широкое
развитие.
50-60-е годы XX столетия создали феномен “массовости” политики: в политическую деятельность оказались вовлеченными ранее пассивные группы населения. Стремление новобранцев стать полноправными
субъектами политического действия наталкивалось на низкий уровень их политической культуры, что вызывало напряженность во всех западных странах.
Внимание к культурной составляющей политического процесса было обусловлено также неудачными попытками перенести западные политические институты в новые независимые государства Азии, Африки и
Латинской Америки.
Все это способствовало разработке концепции политической культуры. Однако оказалось совсем не просто определить само содержание понятия.
Политологи и сейчас не пришли к определенному единству относительно предмета политической культуры. В западной политологии существует около 50 ее определений. Главным объектом изучения политической
культуры являются мнения, установки и духовные (политические) ценности. Иногда к ней относят и политические символы, политическое поведение, изучаемое под углом зрения субъективной мотивации.
Общественная мысль формируется как отношение общественности (населения) к методам и способам разрешения той или иной политической, экономической или другой проблемы. Высказывания и дальнейшее
тиражирование в средствах массовой информации того или иного мнения приводят к тому, что из множества высказанных мнений укореняются лишь немногие точки зрения, причем некоторые из них постепенно
становятся преобладающими.
Характерной чертой мнений является их кратковременный, нестойкий характер. Они часто изменяются, иногда радикальным образом. Сохранение или коренное изменение общественного мнения зависит от
объема, характера и интенсивности информации по интересующей всех теме.
В отличие от общественного мнения, убеждения имеют длительный и относительно стойкий характер, ибо они складываются под влиянием воспитания и жизненного опыта граждан. К убеждениям обычно относят
отношение к политическим партиям, общественно-политическим течениям. На приверженность человека к коммунизму, национализму или либеральной демократии большое влияние оказывают и характер его
воспитания, и жизненная судьба, и специфика образования, и религиозно-этические взгляды, и ценностные ориентации.
Духовные ценности человека (или ценностные ориентации) имеют наибольшее постоянство и силу. К ним причисляют ценностные ориентации в области морали, религиозно-духовные ценности, ориентиры в
области духовной культуры, чувство патриотизма. Как правило, такие ценности человек сохраняет всю жизнь.
К политической культуре часто относят такие сферы сознания и бытового поведения, которые на первый взгляд могут казаться совершенно далекими от политики – например, стиль воспитания, религиозные
взгляды, жизненные установки относительно той или другой профессии или провождения свободного времени. В действительности, они часто имеют скрытый или, напротив, ярко выраженный политический
аспект, особенно в государствах, где царствует репрессивно-тоталитарный политический режим. В фундаменталистском Иране, например, ношение одежды европейского покроя требует немалого политического
мужества, ибо может стоить свободы или даже самой жизни. И если вспомнить не столь далекую историю собственной Родины, то родители наших студентов могут рассказать молодым людям, как добровольные
слуги режима (“комсомольские патрули”) в 50-х годах охотились на “диссидентов” на улицах городов, если их одежда или длина волос не отвечали нормативам “советского образа жизни”.
При изучении политической культуры стран с репрессивно-тоталитарным режимом совершенно справедливо основное внимание исследователи обращают на те аспекты “аполитичного” поведения отдельных
личностей и целых социальных групп, которые своим неуважением к официальным политическим акциям (“мероприятиям”), безразличием к единственной правящей партии выбирают для себя пассивную форму
протеста против существующей политической системы.
Особенно следует отметить, что любая политическая система живет в окружении политической культуры. Понятно, что сама по себе политическая культура – продукт длительного исторического развития
общества – носит на себе отражение разных драматических событий, которые отложились в памяти народа. Политическая культура общества может выступать как важный фактор поддержки существующей
политической системы, а может и наоборот, действовать в виде разрушительной силы. Классическим примером негативного воздействия политической культуры на неокрепший режим парламентской демократии
является ситуация, которая сложилась в Германии после Первой мировой войны во время так называемой Веймарской республики (1919-1933). Унаследованная от кайзеровской Германии политическая культура,
отягощенная грузом авторитарно-империалистической ментальности, шовинистическими, антидемократическими предрассудками, очень медленно эволюционировала в направлении идеалов парламентаризма и
представительной демократии. В условиях гиперинфляции и длительного экономического спада, массовой безработицы население чувствовало ностальгию по “старым добрым” временам. Политическая культура
оказалась тогда бессильной против пагубного вируса гитлеровского фашизма. И, напротив, после тотального поражения во Второй мировой войне, после успешно проведенного процесса “денацификации” в
условиях бурного хозяйственного роста (“экономическое чудо” О.Л. Эрхардта) население ФРГ постепенно усвоило основы демократической политической культуры.
Проблема влияния политического режима на политическую культуру и, напротив, – политической культуры на характер политического режима – очень сложная проблема, которую изучают политологи всего мира.
Эта проблема представляет большой интерес для стран, которые сравнительно недавно стали на путь демократии и парламентаризма. Исследования, которые проводятся в разных странах (анкетные опросы,
демоскопические анализы), позволяют определить степень политической зрелости населения, его восприимчивость (или невосприимчивость) к ценностям парламентской демократии, степень распространения в
массах идей экстремизма, шовинизма, авторитаризма, ксенофобии и расизма. Такие исследования дают возможность ответить на вопрос: “Куда мы идем?”. Исследования, которые проводились по единой
методике одновременно в разных странах, давали в руки политологов ценный материал, который позволял прогнозировать процессы политической и экономической интеграции в странах Западной Европы.
В качестве инструмента научного анализа проблемы американские политологи Г. Альмонд и С. Верба в 1963 году предложили три идеальных типа политической культуры, которые входят, по их мнению, в
состав единого обобщенного понятия “civic culture”. Этот сложно переводимый термин, который применяется для определения “смешанной” политической культуры, можно перевести как “гражданская культура
государства”.
Идеальные типы политической культуры даны Г. Альмондом и С. Вербою в порядке их эволюционного развития в такой последовательности:
Традиционная патриархальная культура. Ее политическая ориентация очень слаба, потому что сама система отличается простотой и низкой политической дифференциацией. Родина, село, родовая,
территориальная или религиозная группа значительно ближе рядовому обывателю, чем государство. Он сталкивается с ним только тогда, когда приходит сборщик налогов или когда набирают рекрутов в
войско.
“Верноподданническая” культура. Политическая ориентация этой культуры направлена на сохранение политико-административной системы, которая отделена от общества, имеет строго очерченные функции и
воспринимается населением в зависимости от характера ее посягательств и политических достижений. Гражданин смотрит на себя как на объект государственного управления.
Культура политического участия. Это политическая культура, которая свойственна современному правовому государству и обществу с глубокими и прочными традициями парламентской демократии. Она
отличается политической активностью населения, вовлеченностью его в политическую деятельность, рационализмом. Граждане стремятся активно воздействовать на политику, направлять ее деятельность с
помощью законных средств.
В реальной жизни политическая культура обычно выступает как смешанная форма данных Г. Альмондом и С. Вербою трех “идеальных типов” с преимуществом одного из них.
Политическая культура Украины
Политическая культура нашей страны формировалась под влиянием сложных исторических обстоятельств. Она отягощена многими реликтами тоталитарного прошлого. Процесс ее формирования опирается и на
историческую память народа, и на славные демократические традиции христианской культуры и нравственности, которые неизменно живут и в наследии украинских классиков, и в устном народном и песенном
творчестве.
Политическая культура – это продукт исторического развития и опыта народа. В случае Украины этот опыт был горьким. Три особенности истории Украины оказали важное влияние на развитие политической
культуры украинцев:
Долгая, многовековая без государственность, то есть отсутствие возможности обрести опыт правления, быть субъектом в отношениях с другими народами и чувствовать себя свободным хозяином на своей
земле.
Расчленение украинской территории и включение отдельных ее частей в разные государства с собственными культурами, политическими системами, что неизбежно должно было привести к психологическому,
бытовому и политическому отчуждению между разными частями украинского народа.
Многократная денационализация правящих слоев Украины. В ХVII – ХVIII веках боярские и шляхетские слои ополячились. В XVII и XIX потомки казацких старшин обрусели. В XX веке пролетарские руководящие
слои были либо уничтожены, либо пошли на службу интересам СССР. Эти очередные утраты правящих слоев означали утрату способных, образованных, динамичных и амбициозных элементов, которые, желая
продвижения по службе и власти, покидали Украину, которая не могла дать им возможности проявить политические, военные или административные способности и амбиции. Это, кроме утраты ценных людей,
привело также к отчуждению массы от своих руководящих слоев, породило недоверие к своей элите и сделало невозможным длительное влияние правящей элиты на поведение всего общества. Отсутствие
сильного национально ответственного среднего слоя – мещанства, профессиональной интеллигенции, должностных лиц – также негативно отразилось на развитии украинской политической культуры. Ее
носителем, прежде всего, стала крестьянская масса. Поэтому долгое время политическая мысль, господствовавшая среди украинцев, носила следы “народнического” влияния и отсутствия или слабости влияния
средних и высших слоев общества.
Вследствие длительной без государственности не сформировалось национально-государственное сознание во всех слоях населения и во всех регионах Украины, то, что в политической литературе называют
вертикальной идентификацией. Большая часть украинского общества до конца 1980-х годов не идентифицировалась с Украиной как нацией-государством или нацией, которая стремилась к самостоятельной
государственной жизни (за исключением Галычины).
Политическую культуру характеризует не только то, в какой мере члены общности имеют общее ощущение национальной идентичности (вертикальная идентификация), но и то, насколько индивиды
идентифицируются с другими членами этой самой общности, в какой мере они доверяют своим согражданам (горизонтальная идентификация). При этом речь идет о доверии к согражданам вообще, а также
доверии к людям, как политическим партнерам. Оба вида доверия до некоторой степени взаимозависимы, но у разных народов вертикальная и горизонтальная идентификации идут разными путями развития.
Например, в Англии они дополняют одна другую еще с XII столетия. Политолог Т. Экстайн считает, что после 1154 г. в Англии существовал определенного рода цемент, который связывал англичан даже в
самые тяжелые времена и всегда смягчал конфликты. Напротив, о французах говорят, что каждый француз любит Францию, но ненавидит другого француза. О национально сознательных украинцах, то есть тех,
которые идентифицируют себя с нацией-государством, можно также сказать, что они горячо любят Украину, но недоверчиво, а то и враждебно относятся к другим украинцам, которые чем-то отличаются от
них. Психологические и бытовые различия между украинцами разных частей Украины, особенно западных и восточных регионов, углубляют взаимное недоверие и враждебность. Итак, даже при наличии сильной
вертикальной идентификации, которая существует у национально ответственных украинцев, горизонтальная идентификация слаба.
Формирование политической культуры во многом зависит от готовности (или ее отсутствия) принимать участие во власти, в политических решениях и политической жизни. Именно этих возможностей не хватало
народу Украины на протяжении всей ее истории. Но политический опыт Галичины конца XIX и начала XX столетий свидетельствует: для того, чтобы народ дорос до зрелости, воспитал в себе государственную
культуру, было достаточно, чтобы одно-два поколения имели опыт жизни в правовом государстве с одинаковыми законами для всех и возможностью принимать участие в решении локальных и
общегосударственных вопросов политики и администрации тогдашней Австрии.
Важными факторами формирования политической культуры являются школа, отчий дом, особенности политической системы, а также общие установки и ценности, которые передаются из поколения в поколение,
которые проявляются в отношении к авторитету и власти, к общим целям, способам и методам, стандартам и нормам, применяемым для достижения этих целей. К ним же принадлежат и память о светлых
исторических событиях и личностях, а также неизбежные кризисы, через которые пришлось проходить народу на пути его формирования.
Политическая культура современной Украины представлена разными типами. Она включает в себя элементы разнородных структур, что обусловливает ее фрагментарность. В фрагментарной политической культуре
нет согласия относительно базовых ценностей, идеалов и целей общества, между носителями разных субкультур. Наличие фрагментарной политической культуры – не только результат своеобразия
исторического прошлого страны, но также следствие глубокого раскола в украинском обществе, результат все углубляющегося социального неравенства. Повышенная конфликтность и социальная напряженность,
характерные для сегодняшнего украинского общества, обусловливают и его политическую нестабильность. Население мало доверяет государственным институтам власти как из-за неэффективности
правительственного курса, так и из-за явной коррумпированности власти. Общенациональные интересы отступают в глазах многих украинских граждан на второй план по сравнению с местными и региональными
интересами, которые к тому же далеко расходятся по многим важным проблемам настоящего и будущего страны. В каком направлении пойдет развитие политической культуры Украины? В направлении преодоления
фрагментарности в сторону плюралистической культуры или же в сторону дальнейшего удаления друг от друга ее фрагментов? Будущее державы во многом зависит от ответа на этот вопрос.
В современной Украине развитие политической культуры будет зависеть от суммы факторов, прежде всего от уровня национального сознания, от позиции и защиты интересов личности и групп в
демократической правовой системе, от фактического благосостояния населения, от качества образования, от стабильности и защищенности общества и его государства, от развития общей культуры в Украине.
Язык и политика
Проблема взаимоотношений и взаимосвязей между языком и политикой имеет за плечами такую же давнюю историю, как и стремление найти идеальное политическое устройство. Еще Дристотель ставил перед
собой задачу: сделать для всех очевидным и понятным, “что полезно, что вредно, справедливо и несправедливо”. Только исходя из этого сознательное общество возводит свой дом и государство. Известные
с античных времен фундаментальные, основополагающие свойства языка, весьма важные для политики, опирались на его способность создать и обеспечить минимум рационализма в политическом поведении, без
чего целенаправленное сотрудничество внутри политического организма было бы просто невозможным. Поскольку в языке как в важной системе символов аккумулируется опыт и мировоззрение многих поколений,
язык для политики становится инструментом коммуникации и выступает в виде целой системы, которая управляет поведением людей. Сотрудничество людей, ставшее возможным с помощью языка, дает чувство
общности, необходимое для обеспечения функционирования общества.
Все это побуждало властителей влиять на сам язык и процесс словотворчества. Язык политики с тех пор воспринимается как способ контроля над обществом. Его возможности приумножаются тем
обстоятельством, что в процессе наполнения понятий определенным смыслом язык опосредствует с их помощью те или иные социально-политические ценности. В ходе языковой социализации человек заучивает
не только значения определенных символов, но и усваивает их социальную оценку. Политический язык преобразуется в способ политической социализации. На протяжении тысячелетий политики разрабатывали и
усовершенствовали бесконечное число методов социального контроля, осуществляемого с помощью языка. Столпы политической власти неизменно пробовали воздействовать на распространение господствующего
языка и на развитие политической терминологии. Все систематические усилия по приданию выгодного политического направления развитию языка Можно назвать языковой политикой.
Ее цели – контролировать нормативные изменения в языковой сфере и (или) по политическим мотивам изменять границы распространения языка. Все языково-политические мероприятия базируются на убеждении,
что язык способен формировать единство и сознание людей.
Языковая политика имеет внутреннюю и внешнюю направленность. Внутриполитический аспект нацелен на то, чтобы язык властителей стал обязательным на всей территории государства. Цель такого “языкового
империализма” – в вытеснении из употребления языков национальных меньшинств, даже в том случае, когда эти “меньшинства” составляют десятки миллионов человек и говорят на своих территориях на родном
языке. Древняя и современная история Украины убедительно свидетельствует, как и с какой целью это делалось. Принципы и методы такой политики очень разнообразны. Политическая воля правителей
состояла в стремлении внедрить на подвластных территориях единое политико-культурное сознание, а также за счет “единообразия” облегчить задачу управления.
Внешнеполитическая направленность языковой политики – это экспорт языка в другие страны. Она реализуется в виде внешней политики в области культуры, которая состоит в том, чтобы привлечь или
усилить симпатии к своей стране за границей или объяснить в нужном свете ее политику.
Составной частью языковой политики являются усилия органов власти (или наделенных властными функциями институтов), направленные на то, чтобы повлиять на политическое использование языка и на
изменения в употреблении слов. При этом можно выделить такие методы:
Реформа языка. Здесь, как правило, идет речь о реформе правописания (например, новое правописание в Советской России в 1918 г. или реформа системы иероглифов в Китае 1950-х гг.).
Чистка языка. Это официальное “очищение” языка, прежде всего, от иностранных слов, оборотов, как, например, в гитлеровской Германии в 1930-х или в СССР в 1940-1950-х гг. во время борьбы с
“космополитизмом “.
Переименование объектов. Официальная политика использует власть для придани я улицам, городам, селам, предприятиям, учебным заведениям наименований и названий, которые напоминают о важных и достойных (с точки зрения власти) событиях и выдающихся людях (например, Сталинград,
Адольф-Гитлер-плац, мыс Кеннеди, мост Конрада Аденауэра и т.д.).
Самообозначения. Примеры: Третий рейх, народный суд, национальная народная армия, социальное рыночное хозяйство, политика мира, партнерство во имя прогресса и т.д.
Управление (манипуляция) языком. Под эту категорию подпадают все политико-языковые мероприятия, которые усилиями власти вводятся в словоупотребление (вспомним “министерство правды” в книге Дж.
Оруэлла “1984”). Например, понятие “интеллект” в гитлеровском Рейхе было опорочено и должно было иметь значение чего-то извращенного или деструктивного. Вместо него как позитивное выступало понятие
“инстинкт”. В СССР синонимом “парламентской демократии” была “диктатура буржуазии”, зато “диктатура пролетариата” подавалась как “подлинная демократия”. Каковы же сферы использования политического
языка? К политическому языку принадлежат все высказывания и языковые обороты, в которых говорится о предметах политики или которые исходят от властных структур. Немецкий политолог Вольфганг
Бергсдорф выделил пять основных сфер использования политического языка.
Язык законодательства и административно-правовая терминология. Ее задание – регламентировать и “проштамповать” поступки и действия граждан, привести их путем запретов, предписаний и указаний к
законопослушному поведению. Такому языку свойственна схематичность, ибо ее термины-предписания адресованы и обязательны для исполнения всеми гражданами. Индивидуальность с языково-терминологической
точки зрения во внимание не принимается, отсюда бесстрастно холодный тон текстов законов. Лексикон законодательства должен быть нацелен на широкое употребление и одновременно должен сохранить
специфику юридического языка. Этот язык лишен образности, живости и выразительности.
Язык управления. Он также лишен эмоциональности. Его предназначение – сформулировать распоряжения или инструкцию для исполнения, будь это повестка об уплате налогов или военный приказ. Язык
управления своей неуклюжестью, невыразительностью и убожеством вызывал и вызывает саркастические насмешки сатириков и юмористов, но изменений к лучшему почти не наблюдается.
Язык общения и переговоров. Он отличается гибкостью формулировок и любезностью тона. Его задача состоит в стремлении привести к согласию конфликтующие стороны, сблизить их позиции и словесно
сделать акцент на общность, совпадение интересов. В дипломатии, во время переговоров, заключения договоров употребляется неопределенно-изменчивая терминология, которая часто страдает неточностью и
неоднозначностью. В дипломатическом лексиконе политическая риторика прежде всего – это еле заметное непосвященному человеку искусство словесных мелочей и нюансов. В нем приобретает развитие
выразительная и многоступенчатая система понятий, которая дает возможность говорящему излагать партнеру свои собственные властные интересы и цели, не вступая при этом словесно в коллизию с
интересами и целями партнера. Характерным для сферы использования этого языка является намерение сохранить и расширить свободу маневра, которая позволяет искать среднюю линию между уточнением
формулировок и полемикой, чтобы в максимальной степени лишить партнера плацдарма для атаки.
Язык политического воспитания. Он должен создать нормативную структуру и исходные термины для формирования общественного мнения. Он эмоционален, расплывчато-неопределенный, пестрит аргументами.
Применяемая терминология не призывает к конкретным политическим действиям, ее назначение – привлечь больше сторонников.
Язык политической пропаганды. Он используется, прежде всего, во время политических выступлений и должен привести к изменению ценностных ориентиров и мнений. Язык политической пропаганды – это очень
важный способ словесной борьбы за власть. Он оперирует понятиями, которые затрагивают спорные проблемы и направлены на то, чтобы подтолкнуть слушателей к поступкам в пользу своей партии или в ущерб
противной стороне.
Эти пять сфер функционирования политического языка редко встречаются в “чистом виде”, на практике чаще всего они выступают в смешанной или переходной форме. Так, трудно определить, к какой сфере
отнести выступления телевизионного комментатора – к пропаганде или к политическому воспитанию, а язык политика может быть не только пропагандой, но и содержать в себе скрытые или явные предложения
противнику или будущему союзнику по коалиции.
В политическом языке существуют только свойственные ему ключевые понятия. Повседневный язык и язык Политической пропаганды отличаются один от другого, прежде всего, оценкой “места” (с точки зрения
смысла) времени и частоты употребления понятий. Язык политической пропаганды – это язык специфических понятий. Даже когда слова в ней заимствованы из будничного языка, политический жаргон дает им
ранг понятий которые они сразу утрачивают, покидая область употребления политического языка. Понятия тут – это не только символы, как обычные слова, которые дают предмету название или указывают на
те или другие черты предмета или явления. Понятия – это уплотненные символы, которые стоят в контексте и этим же контекстом определяются. Сами по себе, взятые вне контекста, слова “кровь” и “земля”
совсем безобидные, но в контексте геббельсовской пропаганды они были “закодированы” как носители идеи расизма, антисемитизма и славянофобии. Будничные слова “старший брат” в большевистских терминах
“интернационального воспитания” на самом деле обозначали господствующую нацию.
Важной разновидностью ключевых понятий являются “идеальные типы” (Макс Вебер). Их свойства в немалой степени отражают специфику политического языка. Это конструкции мышления, которые вобрали в себя
обобщенные (и обостренные) черты отдельных явлений, реально существующих в жизни. В своей понятийной чистоте “идеальный тип” в жизни найти невозможно, это утопия, определяющее понятие, с помощью
которого конкретный феномен может быть описан с определенной степенью приближения к реальности. С помощью “идеальных типов”, используемых как ключевые понятия, наукой исследуются историческое
прошлое и современная политическая жизнь. Такие понятия, как “свобода”, “справедливость”, а также “демократия”, “социализм”, почти автоматически требуют от человека, который их употребляет, занять
определенную политическую позицию (так, для одних демократия – идеал, для других – ругательное слово). Несмотря на их расплывчатость и неопределенность, ключевые понятия – незаменимый атрибут
политической жизни.
Ключевые понятия в политическом лексиконе в результате частого употребления вульгаризируются и идеологизируются. Парадокс, напротив, в том, что по мере идеологизации ключевые понятия и дальше
отрываются от реальной жизни, вырождаясь в пустую абстракцию. С течением времени содержание многих понятий заметно изменяется. Например, понятие “свобода” 200 дет назад употреблялось только во
множественном числе “свободы”. Дворяне под этим термином понимали привилегии, полученные от государя, в том числе свободу от телесных наказаний (вспомним “Жалованную грамоту” Екатерины II), что не
помешало им использовать “свободу” (то есть право) бить своих крепостных крестьян.
История знает множество примеров удивительных метаморфоз ключевых понятий. Одна из недавних касается понятия “прогресс”. В отличие от XIX и первой половины XX века, когда с ним ассоциировалось
движение вперед в “светлое будущее”, после появления зон экологического бедствия (и среди них – Чернобыль) у определенной части нашего общества и за рубежом понятие “прогресс” уже не вызывает
былого энтузиазма.
Все это свидетельствует о том, что политические ключевые понятия, как и весь политический язык, требуют бережного и вдумчивого обращения с ними. Иначе можно стать жертвой политических мистификаций
и небезопасного мифотворчества, чем так успешно злоупотребляли и продолжают злоупотреблять тоталитарные режимы и их все еще многочисленные сторонники.