В таком состоянии находились европейские дела, когда в Петербург из Таганрога пришло сообщение о смерти Александра I. С этой загадочной личностью была связана целая эпоха в истории внешней политики России, несшая на себе отпечаток противоречивой натуры императора. Свидетель и в каком-то смысле жертва европейских потрясений времен Наполеона, он увидел свое высшее предназначение в искоренении зла, породившего трагедию. Посягая на столь грандиозную цель, царь стремился обрести славу, равную наполеоновской, если не превосходящую. Его честолюбивый ум нашел блестящее решение: коль уж нельзя повторить своего гениального противника, нужно стать великим антиподом ему. Войне, разрушению, беспорядку следовало противопоставить мир, созидание, гармонию; идее насильственного объединения Европы под эгидой революционной Франции – добровольный европейский союз, основанный на согласии и охранительных принципах. Там, где Наполеон говорил языком диктата, Александр мягко убеждал. Один гордо провозглашал верховным законом свою волю, другой нарочито демонстрировал смирение перед волей провидения. Александр, как и Наполеон, добивался власти над государями и народами, но, в отличие от него, – внушением к себе любви, а не страха .
Впрочем, при всей непохожести этих выдающихся политиков, обоих объединяла постигшая их неудача, проистекавшая из одного источника: Европа была готова к Александровским преобразованиям не больше, чем к наполеоновским. Постоянно раздвоенный между мечтой и действительностью, царь страстно желал примирить далеко не всегда примиримое – национальные интересы России, требовавшие зачастую жесткого, самостоятельного курса, с идеей европейского “концерта”, предполагавшей согласованные действия и взаимные жертвы его участников. Александр чувствовал себя лично ответственным за сохранение Венской системы, призванной обеспечить безопасность на континенте, во имя которой он, наперекор русскому общественному и сановному мнению, шел на крупные уступки, ожидая в нужный момент такой же предупредительности от союзников. Пентархия мыслилась императору как некий джентльменский клуб, где должны были царить особый дух, определенные правила поведения, взыскательный кодекс чести. Однако западноевропейские члены этой корпорации предпочитали пользоваться только правами и благами ее, оставляя на долю России обязанности и жертвы. Они охотно принимали доктрину Александра в той степени, в какой она помогала им устраивать собственные дела. Но эту концепцию сразу же обращали против ее автора, когда тот пытался отстаивать интересы собственного государства.
Если в вопросе о борьбе с революцией союзники находили общий язык, то в восточном вопросе между ними существовали серьезные противоречия, самые опасные из которых – русско-английские – потенциально грозили объединением великих держав против России. Александр усматривал верный способ предотвращения такой перспективы в том, чтобы сделать из главного соперника – Англии – главного партнера путем заключения двустороннего взаимовыгодного соглашения с последующим присоединением к нему (или без такового) других кабинетов.
К концу царствования Александра признаки сближения между Петербургом и Лондоном были очевидны. Как было очевидно и крайнее обострение русско-турецких отношений, достигшее едва ли не точки разрыва. В том, что он мог произойти в любой момент, вроде бы не оставалось сомнений: слишком уж вызывающим становилось поведение Порты и слишком уж непосильным нагрузкам подвергались терпение, самолюбие и престиж российского императора. Ряд дипломатических документов вводит в соблазн принять почти как доказанный тот факт, что у Александра, накануне кончины, созрело твердое решение воевать с Турцией. Однако историк не имеет права на такое утверждение, каким бы правдоподобным оно ни выглядело, поскольку царю так и не довелось начать войну. Судьба “милостиво” избавила его от мучительного выбора между ненавистной ему войной и желанным миром, сохранить который ему не давали.
При всех очевидных недостатках Венской системы этим первым и не самым неудачным опытом создания механизма коллективной безопасности Европа во многом обязана великим иллюзиям Александра I. “Император-романтик” мечтал построить международные отношения не только на правовой, но и на нравственной почве, облагородить моралью жесткую и циничную сферу внешней политики. В этом – и высокий гуманистический пафос, и утопизм его доктрины Священного союза. Сегодня “европейская идея”, о которой грезило не одно поколение мыслителей и политиков, гораздо ближе к своему воплощению, чем когда бы то ни было.
Список использованной литературы:
1. Акт Венского конгресса // Хрестоматия по истории России. Т. 2. М., 1997. С. 89 – 91.
2. Из мемуаров Талейрана // Тарле Е. Талейран. М., 1993. С. 276 – 285.
3. Талейран Ш.-М. Мемуары. Екатеринбург, 1997.
Список литературы:
1. Дебидур А. Дипломатическая история Европы. В 2-х тт. Т. 1. – М., 1994.
2. История дипломатии. В 5-ти тт. Изд. 2-е. Т. 1 / Под ред. В. А. Зорина и др. М., 1959.
3. Зотова М. В. Россия в системе международных отношений XIX в. М.: 1996.
4. Манфред А.З. Наполеон Бонапарт. М., 2002.
5. Мусский И. А. 100 великих дипломатов. М., 2001.
6. Саундерс Э. Сто дней Наполеона. М., 2002.
7. Тарле Е.В. Талейран. М., 1992.
Бесплатно скачать реферат “Священный союз” в полном объеме