Ставропольский Филиал Ростовского Военного Института
Ракетных Войск
РЕФЕРАТ
Тема: «Ставка на ядерные силы»
Выполнил: мл. сержант
Андрианов Я.В.
Проверил:
Ставрополь
2000 г.
СТАВКА НА ЯДЕРНЫЕ СИЛЫ
Россия гарантированно обеспечит собственную безопасность, поддерживая
арсенал в 5 тысяч боеголовок
“На третьем ходу выяснилось, что гроссмейстер играет восемнадцать
испанских партий… Если б Остап узнал, что он играет такие мудреные
партии… он крайне бы удивился. Дело в том, что великий комбинатор играл в
шахматы второй раз в жизни”. Этот курьезный эпизод из бессмертного
произведения Ильфа и Петрова приходит на память в связи с делами, куда
более серьезными, а именно: откровениями некоторых высоких военачальников
на темы военной доктрины, ядерной стратегии и программы развития
стратегических ядерных сил (СЯС) России.
РЕВИЗИЯ РАВНОВЕСИЯ
Суть этой новой доктрины и всего курса сводится к тому, что СЯС не
защитят Россию и ее союзников от неядерных угроз ни в локальных конфликтах,
ни в крупных региональных войнах, подобных операции НАТО на Балканах в 1999
г. Поэтому акцент в военной политике и финансировании должен отныне
сместиться на создание крупных группировок сил общего назначения (СОН) для
действий в локальных войнах на юге при сохранении и укреплении СОН против
вероятных мощных региональных противников на западе.
А для сдерживания ядерной угрозы со стороны США и других ядерных
держав не нужно-де ни примерного паритета, ни стабильного стратегического
равновесия. Вполне достаточно минимальных СЯС – на уровне около 1500 единиц
по боеголовкам через 10-15 лет (см.: “НГ”, 15.07.2000 и “НВО” # 26, 2000
г.). Главное, как утверждается, не состояние военно-стратегического баланса
с США, а способность российских СЯС в ударе возмездия причинить какой-то
запланированный неприемлемый объем ущерба противнику.
К возможному удивлению нынешних приверженцев этой концепции никаким
первооткрытием она не является. В мировой военной науке ее называют
“минимальным сдерживанием” (minimal deterrence), и появилась она еще в 70-е
гг. в трудах либеральных американских специалистов как альтернатива
сверхвысоким потенциалам многократного взаимного ядерного уничтожения,
накопленным к тому времени в США и СССР. На эту тему написаны библиотеки
спецлитературы, а в практической военной политике ее проводили и до сих пор
проводят в отношении Советского Союза/России такие страны, как
Великобритания, Франция и Китай. В обозримый период Китай рассчитывает
приобрести подобный потенциал против США, Индия – против Китая, а Пакистан
– против Индии. Если по пути ракетно-ядерного распространения пойдут также
КНДР, Иран, Ирак и другие “подозреваемые” страны, то они скорее всего будут
использовать эту же стратегию против своих могущественных противников.
С виду эта концепция имеет очевидные преимущества, позволяющие не
участвовать в расточительной гонке ядерных вооружений и экономить большие
ресурсы, сохраняя минимальную гарантию безопасности на самый крайний случай
(потому эту концепцию еще называют “предельное сдерживание” – ultimate
deterrence). Если определить уровень “заданного ущерба” скромно, а
вероятные условия конфликта либерально (длительное время подготовки к
войне, отсутствие внезапности нападения, максимальная живучесть ядерных
средств и комплекса управления, срабатывание всех систем для нанесения
встречного или ответно-встречного удара), то можно выйти на сравнительно
небольшой размер потребных СЯС. Но, как говорится, бесплатный сыр – только
в мышеловке, и за эти преимущества надо платить немалую цену в других
аспектах.
Проблема, как будет показано ниже, состоит в том, что, во-первых,
намеченный путь развития российских СЯС не приведет через 10-15 лет к
оптимальному потенциалу “минимального сдерживания”. А во-вторых, сама эта
концепция в более широком плане не соответствует военным потребностям и
интересам безопасности РФ на перспективу.
ТРИАДА ДЛЯ БЕДНЫХ
Первая проблема “минимального сдерживания” состоит в том, что оно все-
таки не дает возможности полностью абстрагироваться от военного соотношения
сил, даже если поставить ограниченные и “автономные” задачи перед своими
СЯС. Ведь если переходить на эту позицию односторонним порядком, то у
оппонента, как ранее у обеих сторон, первоочередной целью ядерных сил
останется максимальное поражение наших СЯС, чтобы снизить свой урон от
ответного удара. Стратегические силы и их системы управления и
предупреждения не могут быть полностью неуязвимы для ядерного удара, мощь и
эффективность которых определяется характеристиками его СЯС и их
оперативными планами.
В этом смысле, имея, скажем, 1500 боеголовок на своих СЯС, России не
безразлично – будет ли у США (а в перспективе и у других держав) 2000 или
3500, или 5000 ядерных боеголовок и на каких системах они размещены. По
своей исходной разрушительной мощи 1500 боеголовок, безусловно,
колоссальный потенциал. Но что от них останется в случае гипотетического
первого удара США, в расчете на который и измеряется прежде всего
достаточность сдерживания? В этой связи большую тревогу вызывают не только
и даже не столько планы по одностороннему сокращению, сколько по
реструктурированию российских СЯС в пределах 1500 боеголовок.
Традиционно в 60-80-е гг. у СССР около 70% СЯС по боеголовкам
размещалось на межконтинентальных баллистических ракетах (МБР) наземного
базирования, примерно 25% приходилось на баллистические ракеты подводных
лодок (БРПЛ) и 5% на тяжелые бомбардировщики (ТБ). Уже по Договору СНВ-2 от
1993 г. предполагалось изменить это соотношение за счет ликвидации МБР с
разделяющимися головными частями (РГЧ). Теперь, судя по всему, решили пойти
еще дальше: из 1500 боеголовок всего около 10-15% должны стоять на МБР (в
рамках СНВ-2), причем в стационарных шахтных пусковых установках, а
остальное – на подводных лодках и авиации. Соответственно, свертывается
программа производства новой МБР “Тополь-М”, а сами РВСН будут
разукрупняться и превратятся из вида вооруженных сил в род войск, а со
временем вольются в ВВС.
Таким образом, российские СЯС трансформируются под американскую модель
СЯС. Но с “небольшими” отличиями. Во-первых, структура американской триады
формировалась под влиянием особенностей их технического развития и
геостратегического положения (свободный выход в океаны, господство на море
и в воздушном пространстве над ним, зарубежные базы ВВС и ВМС и пр.). У
СССР военно-техническая и геостратегическая специфика резко отличалась, и
после распада СССР и всех изменений 90-х гг. стала еще более, а не менее
контрастировать с американской. Во-вторых, при свертывании единственной
отработанной, надежной системы МБР “Тополь-М” (в этом одном классе
вооружений, особенно в грунтово-мобильном варианте, Россия впереди США на
20 лет, не говоря уже о других странах) нет никакой уверенности в
перспективах новой системы БРПЛ и нового класса подводных лодок для них.
Еще более туманно будущее тяжелых бомбардировщиков и их вооружения. На деле
уровень российских СЯС может опуститься много ниже 1500 боеголовок. Иными
словами, намечаемый план даст России через 10-15 лет весьма жалкое подобие
американской триады, эта модель, как костюм с совершенно другой фигуры,
будет трещать и рваться на России по всем швам.
При переносе упора на морскую и воздушную составляющие (см.: “НВО”, #
26, 2000), более 85% всех сил будет размещено всего на десятке военно-
морских и авиационных баз и 2-3 подводных лодках в океане, а остальное – в
паре сотен стартовых шахт. При использовании носителей с коротким подлетным
временем (от 12 до 30 мин.) и высокой точностью нацеливания при достаточной
мощности боеголовок (как на МБР “Пискипер” или БРПЛ “Трайдент-2”) удар США
по командным пунктам и системам предупреждения, ракетным позициям,
аэродромам и базам подводных лодок может уничтожить более 90% российских
сил. Для всего этого понадобилось бы не более 50 МБР “Пискипер” или 2-3
ракетоносца “Огайо-Трайдент” (из 14). Кроме того, эффективные системы
противовоздушной и противолодочной обороны (ПВО и ПЛО) могут разделаться с
теми считанными бомбардировщиками и подводными лодками, которые избегнут
уничтожения в пунктах базирования.
Морские и авиационные компоненты триады будут также весьма уязвимы для
поражения обычными средствами противника в ходе обычных боевых действий,
которые по теории могут предшествовать ядерному конфликту. (Это имеет
исключительную важность в свете концепции использования ядерного оружия
первыми, о чем речь пойдет ниже.) Базы флота и аэродромы вместе с
размещенными там ПЛАРБ и ТБ являются первоочередными объектами неядерных
ударов, а в море и в воздухе ПЛО и ПВО противника будет действовать без
разбора и по тактическим, и по стратегическим подводным лодкам и самолетам.
Если верна версия флотского командования о подводном столкновении как о
первопричине гибели АПЛ “Курск”, то это еще один пример того, насколько
скрытно и “плотно” могут сопровождать иностранные лодки российские
подводные атомоходы даже вблизи наших территориальных вод. Еще более
беззащитны бомбардировщики для перехвата истребителями под управлением
самолетов типа АВАКС.
ПРЕДПОЧТЕНИЕ СЛАБОСТИ
Что же касается уязвимости мобильных пусковых установок при применении
средств их маскировки и быстрого перемещения после пролета разведывательных
спутников – то опыт войны в Персидском заливе 1991 г. при идеальных во всех
отношениях условиях (рельеф, отсутствие растительности, сухой климат,
полное господство в воздухе) весьма противоречив: ни одного подтвержденного
попадания в иракские тактические мобильные ракеты типа “Скад” (или Р-11М).
Не лучше показатели войны на Балканах 1999 г.: 13 подбитых с воздуха
сербских танков из 300 единиц их бронетехники на крошечной территории
Косово после двухмесячных авиаударов НАТО по незащищающемуся противнику.
В пользу “перехода на море” выдвигаются и просто смехотворные доводы:
мол, удар наземных МБР сразу вызовет ответ по соответствующей стране, а с
моря – еще надо разобраться в адресе отправителя. Ясно, что при российском
ответном ядерном ударе нет никакого смысла “играть в прятки”, а при первом
ударе РФ из Атлантики или Арктики США вряд ли спутают российские ракеты с
английскими или французскими, других же там просто нет. На Тихом океане
Россия скоро не будет иметь стратегических ракетоносцев, и в любом случае
непонятно: зачем ей при ударе БРПЛ “переводить стрелки” на единственную
страну, кроме США, имеющую там такие средства – Китай?
Конечно, из всего сказанного не следует, что при таком соотношении сил
противник обдуманно решится на нападение в надежде избежать ядерного
возмездия – чисто военный риск был бы все же чудовищно велик, не говоря уже
о политической невероятности такого шага. Но в острой кризисной ситуации,
на которую по существу и рассчитано ядерное сдерживание (кому до него дело
в спокойной мирной жизни?), Москва может испугаться, что потеряет все свои
СЯС, если позволит США с их огромным ракетно-ядерным превосходством нанести
упреждающий удар. А Вашингтон побоится, что Россия из страха за живучесть
своих СЯС на стартах не выдержит и первой нажмет “кнопку”, если этому не
помешает американский привентивный залп. Тем более что обе державы
официально и открыто оставляют за собой право на инициативу в применении
ядерного оружия. У кого первого не выдержат нервы?
Итак, первый важный вывод состоит в том, что даже если условно принять
концепцию “минимального сдерживания”, намечаемая программа строительства
СЯС не даст ей адекватной материальной базы. Уж если последовательно
воплощать эту весьма спорную стратегию в жизнь и максимально экономить
ресурсы, то нужно было бы делать еще больший упор на самой сильной стороне
российских СЯС. Речь идет о ракетных силах наземного базирования – самом
органичном для России виде СЯС, с помощью которых была в 1957 г.
ликвидирована недосягаемость США, а двадцать лет спустя был достигнут
стратегический паритет, в котором СССР/Россия всегда опережал весь мир.
Расширение производства МБР “Тополь-М” до 20-30 единиц в год дало бы через
10-15 лет группировку в составе 300-450 МБР шахтного и мобильного
базирования, способную при оснащении системами РГЧ нести 1000-2500
боеголовок. Для них легче всего и дешевле обеспечить живучую и эффективную
систему управления и предупреждения. Их способность ответно-встречного
удара сдерживала бы маловероятный вариант полностью внезапного нападения, а
после развертывания “в поле” мобильные ракеты подстраховывали бы МБР в
шахтах от удара высокоточных ядерных и обычных средств.
Если уж экономить, то в первую очередь за счет более слабых
составляющих СЯС, в которых РФ никогда не сравняется с США и их союзниками,
и вообще отказаться от триады как от “роскоши” времен холодной войны.
Прежде всего перестать тратить деньги на стратегическую авиацию и готовить
ее реально для неядерных задач в составе СОН (включая нанесение ударов
высокоточным обычным оружием). Если придется экономить еще больше – то не
строить новые ПЛАРБ и не создавать под них новые ракеты. Вместо этого
разумнее максимально продлить срок службы нынешних стратегических подводных
лодок проекта 667 БДРМ (“Дельта-4” или “Дельфин”) и возобновить
производство нужного для них количества ракет типа Р-29РМУ (РСМ-54), чтобы
дотянуть эти силы до 2015 г. А после перейти на наземную составляющую в
шахтном и мобильном вариантах. Между тем ограниченные судостроительные
ресурсы флота лучше сосредоточить на многоцелевых АПЛ, без новых
стратегических ракетоносцев СЯС в крайнем случае обойдутся, а вот ВМФ без
многоцелевого атомного подводного флота будет не много стоить через 10-15
лет.
То обстоятельство, что в рамках “минимального сдерживания” намечают
прямо противоположный курс – пожертвовать самым сильным компонентом и
сделать упор на самых слабых составляющих, нельзя объяснить рациональными
резонами обороны и безопасности. Скорее всего тут действуют мотивы
ведомственного и личного характера. А чтобы исключить публичную дискуссию
по этому важнейшему вопросу национальной безопасности, на все опущена
плотная завеса секретности.
АНАТОМИЯ СДЕРЖИВАНИЯ
“Минимальное сдерживание” несовместимо с другим важнейшим элементом
современной военной доктрины России, который устанавливает, что ядерное
оружие призвано сдерживать не только ядерное нападение, но и
широкомасштабную агрессию с применением сил общего назначения. Согласно
новой доктрине, Россия оставляет за собой право на применение ядерного
оружия первой “в ответ на крупномасштабную агрессию с применением обычного
оружия в критических для национальной безопасности РФ ситуациях”. Основное
официальное объяснение состоит в том, что ослабление российских сил общего
назначения заставляет увеличить упор на ядерное оружие в качестве более
дешевого средства, нивелирующего своей огромной абсолютной мощью
относительные преимущества вероятного противника по СОН. В этой концепции
тоже нет ничего нового, она называется “расширенным сдерживанием” (enhanced
deterrence) и была частью стратегии НАТО с 50-х гг. по настоящее время.
Ответный ядерный удар после ядерной агрессии другой стороны – не блеф,
а вполне кредитоспособная концепция, если СЯС имеют достаточную живучесть.
Ядерная агрессия, по определению, повлечет такой урон у страны-жертвы, что
ей уже нечего будет терять. В то же время ее возмездие причинит агрессору
ущерб, намного превосходящий какой-либо выигрыш от его первого удара. Зная
это, противник никогда не решится на нападение – то есть сдерживание будет
работать.
Ядерный удар в ответ на нападение с использованием только сил общего
назначения – весьма неоднозначная концепция. Очевидно, что она основывается
по меньшей мере на двух предпосылках. Во-первых, противник должен быть
много сильнее по наступательным силам общего назначения, иначе нет нужды
прибегать для обороны к столь опасному и непредсказуемому классу оружия,
как ядерное. Во-вторых, противник должен не иметь ядерного оружия или быть
намного слабее в этой категории, в ином случае применение против него
такого оружия повлечет сокрушительный ответный удар. Любая стратегия
призвана определить пути для достижения поставленных доктриной целей – она
не может быть чистым блефом, предполагающим готовность к коллективному
самоубийству (наподобие стратегии угонщика самолета с гранатой).
На Юге и Востоке “расширенное сдерживание” пока не соответствует
характеру угроз. В военном отношении, о котором идет здесь речь, главная
проблема стоит перед Россией на Западе. Агрессия НАТО на Балканах в 1999 г.
впервые после 1945 г. сделала сценарий большой войны в Европе из
стратегической абстракции суровой реальностью и к тому же
продемонстрировала модель новых техногенных войн ХХI века, которые обязаны
принимать в расчет ответственные военные планировщики. При этом НАТО
намного превосходит и будет превосходить Россию по обычным силам. Все дело
однако в том, что и по ядерным вооружениям США и их союзники ничуть не
уступают России сейчас, а в будущем станут все больше преобладать.
В 50-60-е гг., когда у СССР и ОВД было огромное превосходство по
обычным силам, Запад опирался на концепцию использования ядерного оружия
первым для сдерживания широкомасштабного обычного нападения. Но НАТО все-
таки имела при этом изрядные преимущества в ядерных вооружениях – как
стратегических, так и тактических передового базирования, – которые делали
эту концепцию, хоть теоретически, достаточно состоятельной. В отличие от
этого никаких преимуществ над НАТО по ядерному потенциалу Россия ныне не
имеет и в обозримый период иметь не будет. Пока у нее есть определенное
преобладание по числу тактических ядерных средств, но и оно через несколько
лет исчезнет из-за устаревания существующих систем и крайне ограниченного
внедрения новых вооружений. Ориентация на “минимальное сдерживание”
доктринально закрепляет растущее количественное и качественное отставание
РФ от США и их союзников по ядерным силам.
На основе таких СЯС “расширенное сдерживание” совершенно
некредитоспособно. Ведь “в критической ситуации” первый ядерный удар РФ с
использованием ТЯО скорее всего немедленно вызвал бы сокрушительный ответ
превосходящих тактических и стратегических сил противника, в том числе
разоружающий залп по российским СЯС, не имеющим достаточной живучести.
Первый удар России сразу с применением СЯС, как уже отмечалось, не дал бы
ничего иного, кроме уничтожающего ядерного возмездия по всем гражданским и
военным целям. Иными словами, такое сдерживание может не сработать,
поскольку противник не поверит в готовность страны, подвергшейся неядерному
нападению, покончить жизнь самоубийством вместе с врагами. А в худшем
случае эта стратегия спровоцирует противника на упреждающий удар, если он
поверит в готовность страны-жертвы применить ядерное оружие первой.
Для компенсации относительной слабости на уровне СОН за счет
“расширенного сдерживания” необходимы стратегические силы как минимум на
уровне устойчивого равновесия с силами оппонента. Это предполагает не
только примерное количественное равенство, но и приемлемое соотношение как
по контрсиловому потенциалу (способности разоружающего удара по СЯС
противника), так и по противоценностному потенциалу (способности
уничтожения административно-промышленных центров). Такие СЯС сделают вполне
кредитоспособной угрозу российского избирательного применения ТЯО по
объектам, с использованием которых совершается неядерная агрессия:
аэродромам и кораблям противника, его пунктам управления и системе
материального обеспечения войск, если такие точки не находятся в крупных
городах. Тогда уже перед другой стороной встанет ужасная дилемма:
прекратить агрессию и признать свое поражение или ответить ядерным ударом,
который не способен будет поразить российские СЯС, но повлечет эскалацию с
катастрофическими последствиями для всех.
Перераспределяя ресурсы с развития СЯС на силы общего назначения для
отражения нападения по “балканской модели” (дополнительно к созданию
группировок для локальных войн на юге), Россия может через 10-15 лет
увидеть, что в очередной раз “из двух зол выбрала оба”. Имея СОН, которые
все равно будут намного уступать силам НАТО – ввиду колоссальной стоимости
новейших систем обычного оружия, – Россия подорвет свой ядерный потенциал,
свернув СЯС до уровня “минимального сдерживания”. С подобными вооруженными
силами сдерживание НАТО (а в будущем, возможно, и угрозы на востоке) будет
не более, а менее действенным. Что касается локальных конфликтов, то, как
показал опыт той же Югославии в 1999 г., без эффективных сил ядерного
сдерживания локальный конфликт акциями противника и его зарубежных
покровителей может легко перерасти в региональный, а затем и в
широкомасштабную войну.
ПЕРЕГОВОРЫ БЕЗ ОПОРЫ
Окончание холодной войны, распад коммунистической системы и самого
СССР, резкое экономическое, политическое и военное ослабление России в
течение 90-х гг. не могли не отразиться на роли России и стратегических
переговоров с нею во внешней политике США. В их приоритетах безопасности
все большее место занимают другие вопросы, и прежде всего распространение
ракетно-ядерного оружия. Вашингтон все меньше заботят проблемы ограничения
наступательных стратегических вооружений (перспективы СНВ-2 и СНВ-3), и они
все больше склоняются к созданию национальной системы ПРО для защиты от
третьих ядерных держав и выходу из Договора по ПРО 1972 г., который стал
фундаментом всего режима и процесса ограничения и сокращения ядерных
арсеналов. Эти тенденции, видимо, усилятся в США с приходом администрации
Буша.
Под данным углом зрения российская концепция “минимального
сдерживания” как будто специально появилась, чтобы придать максимальное
ускорение движению США в эту сторону. Действительно, зачем Вашингтону
беспокоиться по поводу СНВ-2 и СНВ-3, если Россия в любом случае решила в
одностороннем порядке сократить свои СЯС до уровня 1500 или менее
боеголовок и к тому же перестроить их под жалкое подобие американской
триады, то есть добровольно и безвозмездно выполнить то, чего США тридцать
лет пытались добиться в ходе упорных переговоров и ради чего шли на
серьезные уступки по Договорам СНВ-1 и СНВ-2? Что касается Договора по ПРО,
то и тут США утратят осязаемые стимулы к сдержанности – ведь в случае их
выхода из Договора Россия вряд ли сможет предпринять что-либо неудобное для
американской безопасности.
Наземные МБР (особенно мобильные) имеют наибольшую возможность
быстрого наращивания как по числу ракет, так и по боеголовкам (за счет
развертывания РГЧ) с целью повышения потенциала преодоления ПРО и
выравнивания баланса по наступательным силам. Если этот компонент будет
свернут, то возможность оснащения малого числа шахтных МБР многозарядными
головными частями не будет беспокоить США. Ведь они способны без напряжения
поддерживать свои СЯС на уровне 3500 или 5000 боеголовок, то есть сохранять
3- или 4-кратное количественное превосходство над РФ, не говоря уже о
качественной стороне.
Опираясь на “минимальное сдерживание”, Россия полностью утратит
контроль над стратегическим курсом США, а заодно с этим лишится и последних
рычагов воздействия на американскую внешнюю и военную политику.
Соответственно и международное влияние, роль и статус России снизятся до
уровня третьих ядерных держав и даже ниже того, учитывая отсутствие у нее
ядерных союзников и геостратегическую уязвимость на западе, юге и востоке.
ИНВЕСТИЦИИ В БЕЗОПАСНОСТЬ
При оптимальном курсе военной реформы обеспечение ядерного сдерживания
на должном уровне вполне по средствам России. Во всяком случае, это более
доступно, чем гонка с НАТО по новейшим системам СОН или подготовка
одновременно к нескольким локальным войнам типа чеченской и афганской.
Чисто количественный уровень СЯС по боеголовкам сам по себе, конечно,
– недостаточная характеристика эффективности сдерживания: не менее важны
качественные характеристики сил. Но никто не станет спорить, что при прочих
равных условиях и при оптимальном планировании структуры, состава,
оперативного режима, систем управления и предупреждения СЯС – большее
количество ядерных средств дает более мощное сдерживание в пределах
ограничений, согласованных на переговорах с другой стороной.
Если систематизировать конкретные задачи ядерного сдерживания,
поставленные перед российскими СЯС по мере повышения их потребностей, то
они выглядят так: сдерживание ядерной агрессии (в пределе – “минимальное
сдерживание”); сдерживание США от выхода из Договора 1972 г. и
развертывания НПРО; сдерживание США от возобновления гонки наступательных
стратегических вооружений (последние две задачи связаны с сохранением
договорного режима и процесса в этой сфере); сдерживание широкомасштабной
обычной агрессии (“расширенное сдерживание” во взаимодействии с
достаточными силами ТЯО).
В ближайшие 10-15 лет США будет нетрудно поддерживать стратегические
силы на уровне 5000 боеголовок при структуре и составе, оптимальных для
американской технической и геостратегической специфики. Даже сократив их до
потолка СНВ-2 в 3500 боеголовок, США оставят себе техническую возможность
при желании быстро (за несколько месяцев – год) нарастить их до исходного
рубежа и даже выше него.
Судя по доступной открытой информации, намечаемый ныне курс развития
российских СЯС даст около 1500 боеголовок через 10-15 лет, более 90%
которых будут весьма уязвимы на базах, в море и в воздухе. Такой потенциал
обеспечит выполнение только первой задачи – “минимального сдерживания” – в
отношении третьих ядерных держав, и с очень серьезными оговорками – в
отношении США. Более оптимальное построение сил РФ с главным упором на
грунтово-мобильные и шахтные МБР надежно обеспечило бы первую задачу и по
США. Это стоило бы около 17 млрд. руб. инвестиций ежегодно (НИОКР, закупки
вооружений, капстроительство) в течение последующих 10 лет или около 8%
военного бюджета РФ (с дополнительными ассигнованиями) на 2001 г.
Выполнение и первой задачи, и сдерживания США от развертывания НПРО
требует через 10-15 лет иметь российские СЯС как минимум на уровне 2000-
2500 боеголовок с упором на наземную и морскую составляющие. Это обошлось
бы в 20 млрд. руб. ежегодных инвестиций или примерно в 10% военного бюджета
в текущем объеме (оценки стоимости вариантов взяты из открытой части
выступления президента РФ Владимира Путина в Госдуме при ратификации СНВ-2
14.03.2000).
Обеспечение дополнительно функции сдерживания США от возобновления
гонки наступательных вооружений предполагает при тех же условиях иметь СЯС
РФ на уровне 3000-3500 боеголовок и ежегодно выделять на их развитие до 37
млрд. руб. или 17% военных ассигнований. И наконец, самая ресурсоемкая
четвертая задача – сдерживание от неядерной агрессии – соответствовала бы
сохранению на будущее полномасштабной триады на уровне 5000-6000 боеголовок
и инвестиционных затрат в 50 млрд. руб. в год (вместе с развитием ТЯО), то
есть около 23% военного бюджета РФ.
Учитывая расходы на содержание Вооруженных сил и на развитие сил
общего назначения, 23% на СЯС – это, конечно, немало. Впрочем, и это не
недоступно для РФ. Если будет выполнена установка президентов Ельцина и
Путина на повышение расходов на оборону до 3,5% ВВП и при этом (за счет
сокращения численности армии и флота примерно до 800 тыс. военнослужащих)
соотношение расходов на содержание и инвестиции изменится с 70:30% на
50:50%, то даже столь мощные СЯС потребовали бы на свое развитие не более
35% инвестиционных средств, оставив остальное на силы общего назначения.
Это было бы, в свете всего вышесказанного, вполне рациональным и самым
сильным курсом военной политики России.
Скажем больше: реальная и убедительная готовность РФ выделять
соответствующие средства на ядерное сдерживание, вполне вероятно, избавила
бы страну от необходимости фактически идти на такие затраты. Ведь тогда США
сохранили бы заинтересованность в реализации СНВ-2 и достижении нового
соглашения по СНВ-3 и при этом не решились бы на односторонний разрыв
Договора по ПРО. Они или отказались бы от планов развертывания НПРО, или
добивались бы согласованного пересмотра отдельных статей Договора – пойдя
ради этого на взаимное сокращение СЯС до уровня 1500 боеголовок и даже ниже
того. Соответственно и фактические расходы РФ на СЯС были бы в 2-3 раза
меньше для выполнения первых трех задач сдерживания. Что касается
расширенного сдерживания, то и его будет гораздо легче обеспечить за счет
ТЯО, если на стратегическом уровне сохранится устойчивое равновесие РФ с
США. К тому же поддержание тесного взаимодействия России и НАТО в сфере
разоружения значительно снизит остроту стратегических проблем нашей страны
и на западе, и на востоке.
———————–
Старт ракеты РС-12М2 (SS-27) подвижного грунтового ракетного комплекса
“Тополь-М”