Перевод английской устной речи на русский язык на примере художеств

–PAGE_BREAK–2) устранить разрыв между намерениями и средствами выражения, принятыми в данном социуме. Иначе смысл речевого действия неясен. Однако в сегодняшней теории речевых актов удается выявить только свойства логико-синтаксической репрезентации речевого действия, а не реальных речевых действий;
3) отразить в теории то обстоятельство, что одни лишь синтаксические и семантические свойства предложения как единицы языка (то есть свойства «псевдопредложения») вне речи не могут определять употребимость конкретного предложения в конкретном виде речевого акта. Иначе условия адекватного употребления предложения окажутся, вопреки исходным установкам данной теории, уникальными для каждого конкретного предложения, а не типовыми;
4) необходимо уточнить исходные понятия; иначе при переходе теории речевых актов от дедуктивных рассуждений к анализу конкретного материала (например, в литературоведческом анализе) происходит следующее: термины и основные понятия начинают употребляться настолько приблизительно, что теряют свой строгий смысл. В результате вся терминология и теоретический аппарат могут восприниматься просто как очередной способ метафорического определения явлений;
5) учесть не только намерения и мнения говорящего, но и природу речевого общения, главным образом зависящую от взаимоотношений и взаимодействия говорящего и слушающего.
 Имеются и другие направления критики данной теории – как конструктивные, так и деструктивные. Д. Франк дает интересную систематизацию направлений этой критики. Необходимо иметь в виду, что в своей книге Д. Франк использует эту систематизацию для построения усовершенствованной концепции, в которой диалогические свойства речи привлекаются к описанию грамматики [26, с.120].
Итак, многие из недостатков современной теории речевых актов могут быть объяснены ее незавершенностью и продолжающимся становлением. Перспективы применения теории речевых актов, как было показано выше, весьма многообразны, поэтому не следует недооценивать ее значимость для языкознания на сегодняшний день [10, с.98].
1.2  Классификация речевых актов
Поскольку речевой акт – это вид действия, то при его анализе используются по существу те же категории, которые необходимы для характеристики и оценки любого действия: субъект, цель, способ, инструмент, средство, результат, условия, успешность и т.п. Субъект речевого акта – говорящий производит высказывание, как правило, рассчитанное на восприятие его адресатом – слушающим. Высказывание выступает одновременно и как продукт речевого акта, и как инструмент достижения определенной цели. В зависимости от обстоятельств или от условий, в которых совершается речевой акт, он может либо достичь поставленной цели и тем самым оказаться успешным, либо не достичь ее. Чтобы быть успешным, речевой акт как минимум должен быть уместным. В противном случае говорящего ждет коммуникативная неудача, или коммуникативный провал.
Условия, соблюдение которых необходимо для признания речевого акта уместным, называются условиями успешности речевого акта. Так, если мать говорит сыну:Садись за уроки!, то она тем самым совершает речевой акт, цель которого – побудить адресата совершить действие, обозначенное в используемом для достижения этой цели высказывании. Если уроки еще не сделаны, если сын в состоянии их делать и если это не является обязанностью, которую он обычно выполняет без всяких напоминаний, то данный речевой акт признается уместным, и в этом, коммуникативном, смысле – успешным. При несоблюдении хотя бы одного из перечисленных условий (уроки уже сделаны, или сын лежит в постели с высокой температурой, или сам, как обычно, собирался садиться за уроки), уместность речевого акта матери может быть поставлена под сомнение, и из-за этого он может потерпеть коммуникативную неудачу. Но даже при соблюдении всех условий, обеспечивающих уместность речевого акта, результат, к которому он приведет, может соответствовать или не соответствовать поставленной говорящим цели. Так, в нашем примере результатом речевого акта матери может быть как согласие сына выполнить указанное действие, так и отказ выполнять его. Отказ при этом может быть как мотивированным (например, желанием досмотреть любимую телепередачу или тем, что уроков не задано), так и немотивированным.
Итак, речевой акт – явление достаточно сложное. Теория речевых актов выделяет три уровня, или аспекта анализа речевого акта. Во-первых, речевой акт можно рассматривать как собственно говорение чего-либо. Рассматриваемый в этом аспекте, речевой акт выступает как локутивный акт (от латинского locutio «говорение»). Локутивный акт, в свою очередь, представляет собой сложную структуру, поскольку включает в себя и произнесение звуков (акт фонации), и употребление слов, и связывание их по правилам грамматики, и обозначение с их помощью тех или иных объектов (акт референции), и приписывание этим объектам тех или иных свойств и отношений (акт предикации). Лингвистика на протяжении длительного времени была сосредоточена на изучении именно локутивного аспекта речевого акта. Рассматривая высказывания безотносительно к той коммуникативной ситуации, в которой они были употреблены, фонетика описывала их звуковую сторону, лексикология – их словарный состав, синтаксис – правила соединения слов в предложении, семантика же давала этому предложению интерпретацию, сводя ее к объективному, т.е. лишенному истинностной оценки, содержанию выражаемого предложением суждения, иначе говоря, к выражаемому с помощью предложения пропозициональному содержанию, или пропозиции [17, с. 97-103].
Однако человек, как правило, говорит не ради самого процесса говорения: не для того, чтобы насладиться звуками собственного голоса, не для того, чтобы составить из слов предложение и даже не просто для того, чтобы упомянуть в предложении какие-то объекты и приписать им те или иные свойства, отражая тем самым некоторое положение дел в мире. В процессе говорения (по-латински in locutio) человек одновременно совершает еще и некоторое действие, имеющее какую-то внеязыковую цель: он спрашивает или отвечает, информирует, уверяет или предупреждает, назначает кого-то кем-то, критикует кого-то за что-то и т.п. Речевой акт, рассматриваемый с точки зрения его внеязыковой цели, выступает как иллокутивный акт. Интегральная, т.е. обобщенная и целостная характеристика высказывания как средства осуществления иллокутивного акта, называется иллокутивной функцией, или иллокутивной силой высказывания.
Препарируя содержание высказывания на иллокутивном уровне анализа речевого акта, в этом содержании выделяют две основных составляющих: иллокутивную функцию (F) и пропозицию (P), обобщенно представляя его в виде формулы F(P). Так, содержание высказывания в рассмотренном выше примере раскладывается на пропозициональную часть ‘ты садишься за уроки’ (со снятой утвердительностью, т.е. без истинностной оценки) и иллокутивную функцию ‘побуждение’. Вопрос, выражаемый с помощью предложения Ты садишься за уроки?, имеет то же самое пропозициональное содержание, но другую иллокутивную функцию – функцию вопроса; смысл высказывания Я обещаю сесть за уроки в типичной ситуации его употребления состоит из пропозиции ‘я сяду за уроки’ и иллокутивной функции ‘обещание’; смысл высказывания Он обещает сесть за уроки в типичной ситуации его употребления складывается из пропозиции ‘он обещает сесть за уроки’ и иллокутивной функции ‘сообщение’.
Наконец, посредством говорения (по-латински per locutio) человек достигает определенных результатов, производя те или иные изменения в окружающей его действительности, в частности и, прежде всего, в сознании своего собеседника, причем полученный результат речевого действия может соответствовать или не соответствовать той внеречевой цели, для достижения которой он был предназначен говорящим. Речевой акт, рассматриваемый в аспекте его реальных последствий, выступает как перлокутивный акт. Так, в нашем примере высказывание матери могло, например, отвлечь сына от компьютерной игры и по этой причине вызвать у него недовольство или же удивить его (если мать уже проверила выученные им уроки, но по рассеянности успела об этом забыть) или как-то иначе воздействовать на его психику. Перлокутивный акт и соответствующее ему понятие перлокутивного эффекта – это тот аспект речевой деятельности, которым издавна занималась риторика, изучая оптимальные способы воздействия речи на мысли и чувства аудитории.
Таким образом, главным новшеством охарактеризованной выше трехуровневой схемы анализа речевого действия, предложенной английским философом и логиком Дж. Остином, является понятие иллокутивного акта и соответствующее ему семантическое понятие иллокутивной функции (силы), поскольку они отражают такие аспекты акта речи и содержания высказывания, которые не получили адекватного описания ни в традиционной лингвистике, ни в классической риторике. Естественно, что именно этому аспекту речевого акта в теории речевых актов уделяется основное внимание.
Дж. Остин, заложивший основы теории речевых актов в своих оксфордских лекциях второй половины 1950-х годов (они были опубликованы посмертно в виде книги How to Do Things with Words в 1962, русский перевод вышел в 1986 под названием Слово как действие в 17-м выпуске издания Новое в зарубежной лингвистике), не дал понятию иллокутивного акта точного определения. Он лишь привел характерные примеры таких актов – вопрос, ответ, информирование, уверение, предупреждение, назначение, критика и т.п., отметив, что в каждом языке существует своя номенклатура таких действий. В дальнейшем в теории речевых актов были выявлены отличительные признаки иллокутивного акта: от локутивного акта он отличается по признаку интенциональности, т.е. связанности с определенной целью, намерением, а перлокутивному акту он противопоставляется по признаку конвенциональности, т.е. по наличию определенных правил, действие в соответствии с которыми автоматически обеспечивает говорящему успешное осуществление данного иллокутивного акта. Часть таких правил – это правила языка: в языках мира существуют специальные формальные средства, прямо или косвенно указывающие на иллокутивную функцию речевого акта.
Прежде всего, существует особый класс предложений, прямо эксплицирующий иллокутивную функцию высказывания, которое производится с их помощью. Это так называемые перформативные предложения. Основу лексико-семантической структуры этих предложений составляет так называемый иллокутивный глагол, т.е. глагол, относящийся к подклассу глаголов говорения и содержащий в своем лексическом значении компоненты, указывающий на цель говорения и те или иные условия осуществления речевого действия, например, просить, поздравлять, уверять, обещать и т.п. Однако наличие иллокутивного глагола не является достаточным условием для того, чтобы предложение было перформативным. Для этого необходимо также, чтобы иллокутивный глагол был употреблен не для описания некоторой ситуации, а для того, чтобы прояснить, какой речевой акт совершает говорящий, употребляя данное предложение. Иными словами, иллокутивный глагол должен быть употреблен перформативно (а не описательно).
Семантическая специфика перформативного предложения, его отличие от обычного повествовательного предложения состоит в том, что обычное повествовательное предложение используется с целью представления некоторого положения дел, т.е. с целью описания, сообщения, утверждения и т.п., а перформативное предложение служит не для описания действия, которое совершает говорящий, а для экспликации того, какое именно действие он совершает. Референтом обычного повествовательного предложения, например, Я рисую вас является некоторая ситуация, существующая независимо от речевого акта, а референтом перформативного предложения Я приветствую вас при нормальном для него употреблении является сам речевой акт его употребления. Говоря короче, перформативное высказывание обладает свойством автореферентности. Обычное повествовательное предложение, будучи употребленным, становится высказыванием, которое можно оценить как истинное или ложное, тогда как к перформативным предложениям в типовом контексте их употребления этот вид оценки не может быть применен. Так, можно сказать, что предложение Я рисую вас будет в зависимости от реального положения дел в мире контекста либо истинным, либо ложным (ср. возможные реакции – Да, это действительно так или Нет, это не так: вы не рисуете, а просто водите карандашом по бумаге / вы рисуете вовсе не меня), но мы не можем сказать того же о предложении Я приветствую вас. В нормальном случае употребления такого предложения вопрос об истинности или ложности слов говорящего не встает. Соответствующее высказывание может оцениваться только как уместное или неуместное, но не как истинное или ложное. В этой связи говорят также о самоверифицируемости перформативных предложений, т.е. истинности их в силу самого факта их употребления.
Классическая форма перформативного предложения имеет подлежащее, выраженное личным местоимением первого лица единственного числа, и согласованное с ним сказуемое в форме изъявительного наклонения настоящего времени активного залога. Например, (Я)обещаю вам исправиться. Однако еще Остин указывал, что перформативное употребление не является исключительной привилегией модели предложения с глаголом-сказуемым в названной форме. Для русского языка к вышеуказанной форме можно добавить следующие, отличающиеся от нее по линии любой из входящих в ее описание грамматических категорий: (1) лицо может быть не только первым, но и третьим, например, в тексте официального послания глагол в третьем лице благодарят употреблен перформативно:Чрезвычайный и Полномочный Посол Российской Федерации и М.П.Иванова благодарят за приглашение…; (2) число может быть множественным; (3) время может быть будущим Напомню вам, что завтра заканчивается срок подписки; (4) залог может быть пассивным Вы назначаетесь моим заместителем; (5) наклонение может быть сослагательным Я посоветовал бы вам остаться. Кроме того, для перформативного употребления глагола не обязательно даже, чтобы он был синтаксической вершиной (сказуемым) предложения, ср.: Хотелось бы поблагодарить выступавших за теплые слова. Спешу поздравить вас с рождением сына и т.п.
В двух свойствах иллокутивного акта – интенциональности и конвенциональности – кроется присущее речевому акту противоречие между двумя неразрывно связанными в нем моментами: субъективным (цель говорящего) и объективным (не зависящие от говорящего способы обеспечения распознавания этой цели слушающим).
Итак, основным признаком иллокутивного акта является его цель. При этом имеется в виду не всякая цель, для достижения которой мы совершаем речевое действие, а только та, которая в соответствии с нашим замыслом должна быть распознана адресатом. Только такая, открытая для распознавания цель, называется иллокутивной; она, в принципе, может и не совпадать с подлинной целью говорящего. Так, желая выпроводить надоевшего гостя и зная, что он в ссоре с NN и вряд ли захочет с ним встречаться, хозяин может сказать: Вчера звонил NN и сказал, что зайдет сегодня около девяти. Подлинная цель говорящего – побудить слушающего уйти – не может рассматриваться как иллокутивная цель его речевого акта, потому что она скрыта и для ее достижения вовсе не обязательно (а в ряде случаем и нежелательно), чтобы адресат ее распознал. Иллокутивной целью речевого акта в данном случае будет цель предоставления адресату некоторой информации. Эта цель, и в данном случае только она, подана открыто, чтобы быть опознанной как таковая. Поэтому данный речевой акт на иллокутивном уровне анализа будет рассматриваться как сообщение, а не побуждение.
Иллокутивные акты различаются между собой не только по своей цели, но и по ряду других признаков. Наиболее известная универсальная классификация иллокутивных актов построена американским логиком и философом Дж.Сёрлем. Базу этой классификации составляет группа признаков, которые сам автор называет «направлениями различий между иллокутивными актами». Наиболее существенными из них являются:
— цель (например, для сообщения – отразить положение дел в мире, для приказа – побудить адресата к действию, для обещания – принять на себя обязательство, для поздравления – выразить определенную эмоцию говорящего);
— направление соответствия между выказыванием и действительностью (например, в случае сообщения высказывание приводится в соответствие с действительностью, в случае приказа, напротив, действительность должна быть приведена в соответствие с высказыванием);
    продолжение
–PAGE_BREAK—  внутреннее состояние говорящего (например, при утверждении – наличие у него соответствующего мнения, при обещании – намерения, при просьбе – желания, при благодарении – чувства благодарности);
— особенности пропозиционального содержания речевого акта (например, у предсказания содержание пропозиции относится к будущему времени, а у донесения – к настоящему или прошедшему; у обещания субъектом пропозиции является говорящий, а у просьбы – слушающий);
— связь речевого акта с внеязыковыми установлениями или институтами (например, речевой акт назначения кого-либо своим заместителем, обычно оформляемый в виде документа, предполагает существование некоторой организации, в рамках которой говорящий должен быть наделен соответствующими полномочиями, частью которых он с помощью данного речевой акта наделяет другого члена данной организации; ср. с похожими по параметру цели, но институционально не регламентированными случаями, когда мы просим кого-нибудь заменять нас – выступать нашим «заместителем» – в какой-либо неофициальной роли: навещать вместо нас нашего родственника в больнице, ходить вместо нас на родительское собрание в школу и т.п.) [23, с. 57-83].
С учетом данных параметров все множество иллокутивных актов было разделено Сёрлем и делится на пять основных классов:
Репрезентативы, ориентированные от действительности к высказыванию, имеют целью отразить положение дел в мире, предполагают наличие у говорящего соответствующего мнения, и их пропозициональное содержание ничем не ограничено. Примеры репрезентативов: сообщение (ср. Экзамен по химии назначен на 2 июня), осуждение (ср. Вы поступаете неправильно), прогнозирование (ср. Этот конфликт перерастет в полномасштабную войну), квалификация (ср. Такие действия являются грубым нарушением устава), признание (ср. Я тебя все это время обманывал), описание (ср. Дом расположен на вершине холма и окружен великолепным садом).
Директивы, с ориентацией отвысказывания к действительности, имеют целью побудить адресата делать / не делать что-либо, предполагают наличие у говорящего соответствующего желания, а их пропозициональное содержание всегда состоит в том, что адресат совершит / не совершит некоторое действие в будущем. К этому классу относятся просьбы, запреты, советы, инструкции, призывы и другие виды побудительных речевых актов.
Комиссивы, ориентированные, как и директивы, от высказывания к действительности, используются говорящим с целью связать себя обязательством делать / не делать что-либо, предполагают наличие у него соответствующего намерения, и их пропозиция всегда имеет своим субъектом именно говорящего. Примеры комиссивов: обещание, клятва, гарантирование.
Экспрессивы имеют своей целью выразить определенное психологическое состояние говорящего (чувство благодарности, сожаления, радости и т.п.) в качестве реакции на положение дел, определяемое в рамках пропозиции. Направление соответствия между выказыванием и действительностью для них не существенно, поскольку положение дел, служащее поводом для экспрессива (то, с чем мы поздравляем, за что благодарим или извиняемся и т.п.), составляет не основное содержание, а предпосылку такого речевого акта – его пресуппозицию. Пропозиональное содержание экспрессива приписывает некоторый предикат субъекту, которым может быть либо говорящий (так, когда мы говорим Простите за опоздание!, то речь идет о нашем собственном опоздании), либо слушающий (так, когда мы говорим Большое спасибо за помощь!, то имеем в виду действие, совершенное адресатом высказывания). Для экспрессивов особенно характерны фразеологизированные www.krugosvet.ru/articles/82/1008287/1008287a1.htmсредства выражения – речевые клише, специфичные для каждого языка, ср. русское Извините! – форму повелительного наклонения глаголаизвинять (или не рекомендуемое правилами речевого этикета Извиняюсь! – форму изъявительного наклонения возвратного глагола извиняться) с его английским эквивалентом Sorry!, по форме – прилагательным со значением ‘огорченный’, или английскоеThanks (букв. ‘благодарности’) и функционально эквивалентную русскую идиому Спасибо, этимологически восходящую к пожеланию «Спаси [тебя/вас] Бог!».
Пятый иллокутивный класс – декларации – отличается от остальных четырех по параметру связи с внеязыковыми институтами и вытекающей из этого факта спецификой соответствия между высказыванием и действительностью: объявляя (декларируя) некоторое положение дел существующим, речевой акт декларации тем самым и делает его существующим в реальном мире. Примерами деклараций являются назначение на пост, объявление войны или перемирия, отлучение от церкви, посвящение в рыцари, прием в партию, присвоение звания человеку или имени учреждению и т.п.
Данная классификация, как и большинство других классификаций языковых явлений, не дает разбиения множества на непересекающиеся классы. Существуют речевые акты, обладающие признаками, характерными для разных иллокутивных классов, и образующие, так сказать, «смешанные» типы. Например, приглашение является одновременно и директивом, поскольку говорящий побуждает адресата прийти в определенное место, и комиссивом, поскольку тем самым говорящий связывает себя обязательством либо лично, либо через посредство других лиц обеспечить приглашаемому должный прием. Жалоба (например, девочки учителю на одноклассника, дергающего ее за косички) является одновременно и репрезентативом, поскольку отражает некоторое положение дел в действительности, и экспрессивом, поскольку выражает недовольство говорящего этим положением, и директивом, покольку цель жалобы – не просто проинформировать адресата, а побудить его к принятию соответствующих мер.
В рамках пяти основных иллокутивных классов речевые акты различаются по ряду дополнительных параметров:
соотношение речевого акта с предшествующим текстом (например, как ответ, так и утверждение — суть репрезентативы, но ответ, в отличие от утверждения, предполагает предшествующий ему вопрос);
соотношение социальных статусов коммуникантов (например, приказ и требование суть директивы, но при приказе статус говорящего должен быть выше статуса слушающего, а при требовании это не обязательно, и поэтому мы можем потребовать от нашего начальника, чтобы он был с нами вежлив, но не можем ему это приказать);
способ связи речевого акта с интересами говорящего и слушающего (например, поздравление и соболезнование суть экспрессивы, отличающиеся друг от друга не только выражаемым чувством радости и печали соответственно, но и тем, что событие, с которым поздравляют, рассматривается как благо для слушающего, а событие, по поводу которого соболезнуют, – как постигшее его горе);
степень интенсивности представления иллокутивной цели (так, просьба и мольба, равно являющиеся директивами, отличаются друг от друга прежде всего по этому параметру) [23, с. 83-97].
Размышляя над тем, что может отличать один иллокутивный акт от другого, мы приходим к выводу, что иллокутивная функция высказывания теоретически может быть представлена как пучок конкретных значений признаков, подобных вышеуказанным, а сами эти значения коррелируют с условиями успешности речевого акта с данной иллокутивной функцией. Многообразие различительных признаков иллокутивных актов находит отражение в разбиении условий успешности речевых актов на четыре типа: (1) условия пропозиционального содержания, (2) подготовительные, или предварительные условия, (3) условия искренности, (4) существенное условие, или условие назначения. Условия первого типа суть ограничения на пропозициональное содержание используемого высказывания. Существенное условие соответствует иллокутивной цели – цели, которую говорящий стремится донести до сознания слушающего при помощи своего высказывания. Подготовительные условия отражают объективные и субъективные предпосылки, совместимые с выдвижением данной иллокутивной цели, т.е. обстоятельства речевого акта, при отсутствии которых он потерпит коммуникативную неудачу. Условия искренности отражают внутреннее (психологическое) состояние, которое может быть приписано говорящему, исходя из предположения об искренности и серьезности данного речевого акта. Таким образом, подготовительные условия и условия искренности речевого акта образуют один из типов имплицитной информации, передаваемой высказыванием, наряду со следствиями и пресуппозициями. В отличие от подготовительных условий, нарушение говорящим условий искренности обычно происходит незаметно для адресата и поэтому непосредственно не влечет за собой коммуникативного провала, хотя поддельность, фальшивость данного речевого акта может быть разоблачена в дальнейшем. В качестве примера ниже приводится система условий успешности речевого акта обещания, осуществляемого с помощью некоторого высказывания Т.
Неразрывная связь между иллокутивной функцией речевого акта и условиями его успешности позволяет адресату речевого акта правильно распознать его иллокутивную функцию даже тогда, когда какой-то из ее существенных признаков не имеет специальных формальных показателей в языковой структуре используемого высказывания: недостающая информация извлекается из обстоятельств коммуникативной ситуации. Так, о том, что высказывание Составьте план работы на следующий квартал относится к типу побудительных (директивов), нам говорит грамматическое форма повелительного наклонения глагола, но ничто в языковой форме данного высказывания, включая и интонацию, не говорит нам, приказ это или просьба. Но если мы при этом знаем, что говорящий – начальник, а слушающий – его подчиненный, мы поймем, что это приказ, поскольку контроль говорящего над адресатом (и именно в той сфере деятельности, к которой относится пропозициональное содержание высказывания) входит в число условий успешности приказа, но противоречит условию успешности для просьб.
На той же связи между иллокутивной функцией высказывания и условиями его успешности базируется и понимание косвенных речевых актов – речевых действий, осуществляемых с помощью высказываний, которые имеют в своей структуре явный показатель одной иллокутивной функции, но при этом в норме их иллокутивная функция является другой. Примерами косвенных речевых актов являются вежливые просьбы, «замаскированные» под вопросительные предложения (Вы не могли бы оставить мне эту книгу еще на неделю?), или утверждения, имеющие опять-таки вид вопросов (так называемые риторические вопросы).
Высказывалось мнение, что косвенные речевые акты следует рассматривать как проявление языковой полисемии, т.е., например, считать, что в русском языке вопросительная конструкция с отрицанием является формальным показателем не только иллокутивной функции вопроса, но и иллокутивной функции вежливой просьбы. Сёрль, оспаривая эту точку зрения в своей статье «Косвенные речевые акты», раскрыл механизм косвенного выражения намерения говорящего. Прибегая по той или иной причине (например, из вежливости или для более глубокого воздействия на адресата) к косвенному способу выражения своей иллокутивной цели, говорящий рассчитывает не только на языковые знания собеседника (и тем самым на знания формальных показателей иллокутивной функции), но и на его способность к умозаключению на основе разнообразных неязыковых знаний: знаний условий успешности речевых актов, принципов общения и, наконец, знаний о мире, часто называемых также «энциклопедическими», хотя эти два термина могут и различаться. Так, вопросительное предложение Вы не могли бы оставить мне эту книгу еще на неделю?, вообще говоря, может быть использовано по своему прямому назначению, т.е. с иллокутивной функцией вопроса (например, при абстрактном обсуждении пределов возможностей, которыми располагает библиотекарь), но в типовой коммуникативной ситуации, исключающей не относящиеся к делу абстрактные разглагольствования, этот вопрос адресат поймет как просьбу, зная, что возможность для него осуществить действие – необходимое условие успешности речевого акта просьбы и что, задавая такой вопрос, говорящий фактически выражает именно соответствующую просьбу.

2. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ОЦЕНКИ КАЧЕСТВА УСТНОГО ПЕРЕВОДА   2.1. Нормативные аспекты перевода   Общая теория перевода раскрывает понятие переводческой нормы, на основе которой производится оценка качества перевода. Лингвистика перевода включает как теоретические, так и нормативные разделы. Теоретические разделы лингвистики перевода исследуют перевод как средство межъязыковой коммуникации, как объективно наблюдаемое явление. В нормативных разделах лингвистики перевода на основе теоретического изучения перевода формулируются практические рекомендации, направленные на оптимизацию переводческого процесса, облегчение и повышение качества труда переводчика, разработку методов оценки переводов и методики обучения будущих переводчиков.
Для сознательного и правильного выполнения своих функций переводчик должен ясно представлять себе цель своей деятельности и пути достижения этой цели. Такое понимание основывается на глубоком знакомстве с основами теории перевода, как общей, так и специальной и частной, применительно к той области и комбинации языков, с которыми имеет дело переводчик. Оно предполагает знание приемов и методов перевода, умение выбрать необходимое соответствие и применить наиболее эффективный прием перевода в соответствии с условиями конкретного контекста, учет прагматических факторов, влияющих на ход и результат переводческого процесса.
Для обеспечения высокого качества перевода переводчик должен уметь сопоставлять текст перевода с оригиналом, оценивать и классифицировать возможные ошибки, вносить необходимые коррективы. Если переводчик должен выполнять какие-то требования, то оценка результатов его работы определяется тем, насколько полно и успешно он выполнил эти требования. Как сам переводчик, так и другие лица, оценивающие качество перевода, прямо или косвенно исходят из того, что правильный перевод должен отвечать определенным требованиям. Совокупность требований, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы.
Нормативные требования формулируются в виде принципов или правил перевода. Нормативные положения могут быть общими или частными, охватывать отдельные, частные случаи или относиться к определенному типу переводов или к переводу вообще. Они могут формулироваться в виде единого правила или сопровождаться указаниями на условия, в которых это правило применимо, или на большее или меньшее число случаев его неприменимости (исключений из правил). Сравним, например, разную степень обобщенности таких нормативных рекомендаций, как правила передачи безэквивалентной лексики, правила передачи имен собственных, правила передачи индейских имен типа Хитрая лисица, Великий змей и правило о сохранении в переводе традиционных имен королей: Людовик, Генрих, Карл и пр. В каждом случае нормативные рекомендации распространяются на определенный круг явлений.
Результаты процесса перевода (качество перевода) обусловливаются степенью смысловой близости перевода оригиналу, жанрово-стилистической принадлежностью текстов оригинала и перевода, прагматическими факторами, влияющими на выбор варианта перевода. Все эти аспекты перевода носят непосредственно нормативный характер, определяют стратегию переводчика и критерии оценки его труда. Понятие нормы перевода включает требование нормативного использования переводчиком языка перевода, а также необходимость соответствия результатов переводческого процесса общепринятым взглядам на цели и задачи переводческой деятельности, которыми руководствуются переводчики в определенный исторический период. Таким образом, норма перевода складывается в результате взаимодействия пяти различных видов нормативных требований:
1)                нормы эквивалентности перевода;
2)                жанрово-стилистической нормы перевода;
3)                нормы переводческой речи;
4)                прагматической нормы перевода;
5)                конвенциональной нормы перевода.
Эквивалентность содержания оригинала и перевода выступает в качестве основы их коммуникативной равноценности, предполагаемое наличие которой делает данный текст переводом. Норма эквивалентности перевода не является неизменным параметром. Она означает необходимость возможно большей общности содержания оригинала и перевода, но лишь в пределах, совместимых с другими нормативными требованиями, обеспечивающими адекватность перевода. В каждом конкретном случае тип эквивалентности определяется как соотношением единиц ИЯ и ПЯ, так и учетом прагматических факторов, воздействующих на акт перевода. Нарушение нормы эквивалентности может быть абсолютным, когда перевод признается неэквивалентным, не передающим содержание оригинала хотя бы на самом низком уровне, или относительным, если установлено, что остальные нормативные требования могли быть выполнены и на более высоком уровне эквивалентности, чем тот, который был реально достигнут в переводе. В первом случае перевод должен быть признан неудовлетворительным, а во втором — может считаться вполне приемлемым в том случае, если максимально возможная смысловая близость не обязательна для успешной межъязыковой коммуникации [19, с. 147-156].
    продолжение
–PAGE_BREAK–Жанрово-стилистическую норму перевода можно определить как требование соответствия перевода доминантной функции к стилистическим особенностям типа текста, к которому принадлежит перевод. Выбор такого типа определяется характером оригинала, а стилистические требования, которым должен отвечать перевод — это нормативные правила, характеризующие тексты аналогичного типа в языке перевода. Жанрово-стилистическая норма во многом определяет как необходимый уровень эквивалентности, так и доминантную функцию, обеспечение которой составляет основную задачу переводчика и главный критерий оценки качества его работы. Следует подчеркнуть, что подобно тому, как нормы правильной речи могут устанавливаться лишь с учетом стилистической и социолингвистической дифференциации языка, так и нормативные требования к качеству перевода имеют смысл лишь по отношению к определенному типу текстов и определенным условиям переводческой деятельности. Было бы принципиально неверным пользоваться одинаковыми критериями для оценки перевода бульварного романа и высокохудожественного литературного произведения, перевода оперного либретто и патентного свидетельства. Практически критика переводов, главным образом, основывается на интуитивном представлении о жанрово-стилистической норме. Перевод художественного произведения оценивается по его литературным достоинствам, технический перевод — по терминологической правильности, обеспечивающей понимание сути дела и возможность использования текста перевода в технической практике, перевод рекламы — по ее действенности и т.п.
Текст перевода — это речевое произведение на ПЯ, и для него обязательны правила нормы и узуса этого языка. Однако эти правила неодинаковы для всех случаев функционирования языка. Они варьируются как в различных функциональных стилях, так и в зависимости от разновидности общелитературного языка. Среди последних обычно различают язык разговорной речи (неформального общения) и язык художественной литературы. В лингвистической литературе высказывалось мнение, что особую разновидность языка составляет и язык науки. «Вторичность» переводных текстов, их ориентированность на иноязычный оригинал выделяет такие тексты среди прочих речевых произведений на том же языке. Совокупность переводных текстов какого-либо языка составляет особую разновидность этого языка, пересекающую его функциональные стили и иные разновидности. Ориентированность на оригинал неизбежно модифицирует характер использования языковых средств, приводит к «расшатыванию» (другими словами, к развитию) языковой нормы и особенно узуса. Контакт двух языков в процессе перевода неизбежно ведет к более широкому использованию аналогичных форм, к относительному уподоблению языковых средств. Многие слова, словосочетания, способы описания ситуации оказываются сначала характерными для языка переводов, и лишь потом частично проникают и в язык оригинальных произведений или становятся в нем столь же узуальными. Таким образом, норму переводческой речи можно определить как требование соблюдать правила нормы и узуса ИЯ с учетом узуальных особенностей переводных текстов на этом языке. Эти особенности реализуются переводчиками интуитивно в их практической деятельности.
Прагматическую норму перевода можно определить как требование обеспечения прагматической ценности перевода. Она не является «нормой» в полном смысле этого слова, так как прагматическая сверхзадача переводческого акта может быть индивидуальной и не свойственной переводу вообще. Однако модификация результатов процесса перевода в прагматических целях — достаточно распространенное явление, без учета которого невозможна нормативная оценка переводов. Стремление выполнить конкретную прагматическую задачу — это своего рода суперфункция, подчиняющая все остальные аспекты переводческой нормы. Решая такую задачу, переводчик может отказаться от максимально возможной эквивалентности, перевести оригинал лишь частично, изменить при переводе жанровую принадлежность текста, воспроизвести какие-то формальные особенности перевода, нарушая норму или узус ПЯ, и т.п. Прагматические условия переводческого акта могут сделать вынужденным полный или частичный отказ от соблюдения нормы перевода, заменить фактически перевод пересказом, рефератом или каким-либо иным видом передачи содержания оригинала, не претендующим на его всестороннюю репрезентацию.
Следует учитывать, что в языковом коллективе на определенном историческом этапе могут существовать строго определенные взгляды на цели и задачи перевода и пути достижения этих целей. В отдельные периоды истории перевода попеременно господствовали требования буквального следования оригиналу, «улучшения» оригинала при переводе («исправительного перевода»), «свободы» переводчика по отношению к оригиналу, который признавался принципиально «непереводимым» и т.п.
Раньше переводы религиозных текстов отражали преклонение переводчиков не только перед смыслом, но и перед буквой оригинала. И в наши дни требования к переводчику Библии включают «непонятность» перевода с целью обеспечить необходимое воздействие на верующих. В XVIII веке французские переводчики считали своей главной задачей перекраивать оригинал при переводе, приближая его к требованиям «хорошего вкуса». Без такой переделки переводы были бы неприемлемы для критики и читателей. Другими словами, в определенные периоды развития общества нормой становились нарушения различных аспектов переводческой нормы. Понятно, что в любой исторический период нормативные требования к переводу формулировались на основе этой своеобразной «конвенциональной нормы».
В настоящее время конвенциональную норму перевода можно определить как требование максимальной близости перевода к оригиналу, его способность полноценно заменять оригинал как в целом, так и в деталях, выполняя задачи, ради которых перевод был осуществлен. Практически это требование реализуется путем выполнения всех или некоторых из указанных аспектов переводческой нормы.
В практическом плане между различными аспектами нормы перевода существует определенная иерархия. Переводчик и пользующиеся переводом, прежде всего, обращают внимание на прагматическую ценность перевода, на успешность решения прагматической «сверхзадачи», если подобная задача была поставлена перед данным переводческим актом. Существование прагматической сверхзадачи — явление не столь уж частое, и во многих случаях требования прагматической нормы удовлетворяются путем обеспечения достаточно высокого уровня эквивалентности перевода.
Что касается нормы переводческой речи, то, как уже указывалось, оценка выполнения ее требований во многом определяется жанрово-стилистической принадлежностью текста перевода и предполагается, что переводчик в совершенстве владеет тем типом речи, который характерен для сферы его деятельности.
У многих профессиональных переводчиков, специализирующихся на переводах материалов определенного типа, жанрово-стилистическая норма также оказывается заданной для большинства выполняемых переводов и не требует каждый раз заново анализировать стилистические особенности оригинала.
Конвенциональная норма перевода остается неизменной на протяжении длительного периода времени и определяет общий подход переводчика к своей работе, степень его стремления к достижению максимальной эквивалентности.
И, наконец, норма эквивалентности представляет собой конечное нормативное требование, которое должно выполняться при условии соблюдения всех остальных аспектов переводческой нормы. Несомненно, полнота передачи содержания оригинала в переводе является важнейшей характеристикой межъязыковой коммуникации, норма эквивалентности — это наиболее «собственно переводческое» нормативное требование к переводу. Она полностью определяется лингвистическими факторами, и степень ее соблюдения должна быть установлена с максимальной объективностью. Эквивалентность перевода оригиналу является и наиболее объективным критерием для характеристики результатов деятельности переводчика. Как следствие, именно этот критерий широко используется и при редактировании профессиональных переводов, и в процессе обучения будущих переводчиков.
Таким образом, соблюдение всех нормативных правил, кроме нормы эквивалентности, носит общий характер и является чем-то само собой разумеющимся, а степень верности оригиналу оказывается той переменной величиной, которая в наибольшей степени определяет уровень профессиональной квалификации переводчика и оценку качества каждого отдельного перевода.
Как мы уже отмечали, семантико-трансформационная модель перевода использует хорошо известную в языкознании процедуру компонентного анализа, с помощью которого значения языковых единиц могут быть расчленены на элементарные смыслы. Эту процедуру можно применить и для общей характеристики качества перевода. Напомним, что в эквивалентном переводе воспроизводится та часть элементарных смыслов, которая релевантна для данного сообщения. Кроме того, могут появиться дополнительные элементарные смыслы, обусловленные структурой ПЯ. В английском предложении I had come содержится пять элементарных смыслов:                      1) «говорящий», 2) «прибытие», 3) «прошедшее время», 4) «наличие связи с другим моментом или действием», 5) «наличие связи с другим моментом или действием в прошлом». В русском переводе Я пришел таких элементарных смыслов уже шесть — три из них совпадают с элементарными смыслами оригинала, а три возникают в связи с особенностями структуры русского языка: 1) «говорящий», 2) «мужской род», 3) «прибытие», 4) «пешком», 5) «прошедшее время», 6) «законченное, однократное действие».
Эквивалентность содержания оригинала и перевода будет тем больше, чем больше элементарных смыслов будет в них совпадать. В то же время далеко не все элементарные смыслы в оригинале оказываются релевантными (коммуникативно-значимыми) для сообщения, а утрата нерелевантных смыслов не делает перевод неэквивалентным. Буквальным переводом будет перевод, воспроизводящий нерелевантные элементарные смыслы оригинала при нарушении норм русского языка: Я совершил прибытие в прошлом в момент, предшествующий другому моменту или действию в прошлом (!). В свободном переводе элементарные смыслы оригинала будут не переданы или изменены и будут добавлены необязательные дополнительные смыслы: А ваш покорный слуга уже находится здесь. И при таком подходе буквальный перевод непонятен и неприемлем, а свободный перевод неоправданно отходит от оригинала [8, с. 57-63].
Непосредственно связано с оценкой качества перевода и определение единицы перевода как минимальной языковой единицы текста оригинала, которая переводится как единое целое, в том смысле, что ей может быть подыскано соответствие в тексте перевода, но нельзя обнаружить в переводе единиц ПЯ, воспроизводящих значение составных частей данной единицы, если таковые у нее имеются. Иначе говоря, такие единицы имеют в ПЯ соответствия, но их части, по отдельности взятые, «непереводимы», т.е. в тексте перевода им никаких соответствий установить нельзя, даже если в ИЯ эти части обладают своим собственным, относительно самостоятельным значением. Выделение таких единиц непосредственно связано с качеством перевода, поскольку попытка переводчика перевести отдельные элементы, входящие в более крупное целое с единым значением, нарушает эквивалентность перевода. Поскольку, как известно, переводческие соответствия можно обнаружить по отношению к единицам любого уровня языковой системы, единицы перевода этого типа также могут классифицироваться по их принадлежности к определенному уровню языка. Выбор переводческих соответствий должен осуществляться на уровне тех единиц ИЯ, которые составляют отдельные единицы перевода и должны переводиться как единое целое. При нарушении этого требования перевод оказывается неэквивалентным.
Отсюда следует, что эквивалентным переводом является перевод, осуществленный на уровне единиц перевода оригинала в указанном смысле, т.е. такой перевод, в котором с помощью соответствий переданы именно те и только те единицы ИЯ разных уровней, чьи значения должны воспроизводиться в переводе как единое целое. Это предполагает умение переводчика выделять в тексте перевода единицы ИЯ, выступающие в качестве единиц перевода.
При таком подходе буквальным переводом будет перевод, осуществленный на более низком уровне языковой иерархии, чем тот, которому принадлежит данная единица перевода в оригинале. Если английское словосочетание is а member в предложении The terrestrial globe is а member of the solar system перевести как является членом, то такой перевод будет буквальным, ибо для правильной передачи значения этого словосочетания при соблюдении лексических норм русского языка требуется в качестве единицы перевода избрать не слово, а словосочетание, т.е. найти соответствие на более высоком уровне — входить в. В то же время остальная часть этого предложения может быть переведена на уровне слова: Земной шар входит в солнечную систему. Точно так же, если английское предложение (предупредительную надпись) Keep off the grass! перевести как Держитесь прочь от травы, то перевод будет буквальным, так как он выполнен на уровне слов, в то время как для правильной передачи смысла при соблюдении норм русского языка здесь необходим перевод на уровне предложения: По газонам не ходить. Как указывалось, при буквальном переводе либо искажается содержащаяся в оригинале информация, либо нарушаются нормы ПЯ, либо имеет место и то и другое. Буквальный перевод по определению неэквивалентен, отдельные элементы буквализма в эквивалентных в целом переводах встречаются на практике довольно часто, но должны рассматриваться как переводческие ошибки. Таковы нередко встречающиеся переводы sweet pea как сладкий горошек (правильно: душистый горошек), delicate balance как деликатный баланс (правильно: неустойчивое равновесие), cold-blooded murder как хладнокровное убийство (правильно: зверское убийство). В последнем случае перевод cold-blooded как хладнокровный осуществлен на уровне морфем: cold – хладно-, blood- — кров-, -ed — н-, в то время как для правильной передачи значения этого английского слова требуется перевод на уровне всего слова в целом, а не составляющих его морфем.
 2.2. Эквивалентность на уровне речи
 Одна из главных задач переводчика заключается в мак­симально полной передаче содержания оригинала, и, как пра­вило, фактическая общность содержания оригинала и перевода весьма значительна.
Следует различать потенциально достижимую эквивалент­ность, под которой понимается максимальная общность содер­жания двух разноязычных текстов, допускаемая различиями языков, на которых созданы эти тексты, и переводческую эк­вивалентность — реальную смысловую близость текстов оригина­ла и перевода, достигаемую переводчиком в процессе перевода. Пределом переводческой эквивалентности является максималь­но возможная (лингвистическая) степень сохранения содержа­ния оригинала при переводе, но в каждом отдельном переводе смысловая близость к оригиналу в разной степени и разными способами приближается к максимальной [9, с.133].
Понятие динамической эквивалентности введено в лингвистику американским учёным Ю. Найдой[1].
Обычно эквивалентность перевода устанавливается путем сравнения исходного текста с текстом перевода. Ю. Найда предлагает сравнивать реакции получателя переводного текста и получателя текста на исходном языке (т. е. реакцию того, кто получает сообщение через переводчика и того, кто получает текст непосредственно от носителя исходного языка). Если эти реакции в своих существенных чертах (как в интеллектуальном, так и эмоциональном плане) эквивалентны друг другу, то текст перевода признается эквивалентным исходному тексту. Следует подчеркнуть, что под эквивалентностью реакций подразумевается их сходство, но отнюдь не тождество, которое, совершено очевидно, является недостижимым в силу различий этнолингвистического, национально-культурного плана между представителями различных языковых общностей.
Понятие динамической эквивалентности в принципе соответствует понятию функциональной эквивалентности, выдвинутому советским лингвистом А.Д. Швейцером: «Переводя исходное сообщение на другой язык, переводчик соизмеряет внеязыковую реакцию на переведенное сообщение со стороны его получателя с реакцией на исходное сообщение получателя, воспринимающего его на исходном языке»[2].
    продолжение
–PAGE_BREAK–Очевидно, что проблема достижения эквивалентной реакции у получателя перевода самым непосредственным образом связана с проблемой передачи содержания исходного текста. Это обусловливает необходимость уточнить, из каких элементов оно складывается. А.Д. Швейцер выделяет четыре таких элемента:
-денотативное (т. е. предметно-логическое) значение, связанное с обозначением тех или иных предметных ситуаций;
-синтаксическое значение, определяемое характером синтаксических связей между элементами высказывания, т. е. его синтаксической структурой;
-коннотативное значение, т. е. созначение, определяемое функционально-стилистической и экспрессивной окраской языкового выражения;
-прагматическое значение, определяемое отношением между языковым выражением и участниками коммуникативного акта (т. е. тем субъективным отношением к языковым знакам, к тексту, которое неизбежно возникает у людей, пользующихся языком в процессе коммуникации)[3].
Важное место в концепции А.Д. Швейцера занимает понятие коммуникативной установки и функции речевого произведения. Коммуникативная установка определяется целью, которую преследует автор высказывания. «Этой целью может быть простое сообщение фактов, стремление убедить собеседника, побудить его к определенным действиям и др. Коммуникативная установка определяет как выбор тех или иных языковых средств, так и их удельный вес в рамках того или иного высказывания.
Рассматривая речевой акт под углом зрения его коммуникативной установки, можно выделить в нем ряд функциональных характеристик, учет которых имеет первостепенное значение для процесса перевода»[4]. Для описания этих характеристик А.Д. Швейцер использует классификацию функций речи, созданную Р. Якобсоном[5]:
1)                «референтная» или«денотативная функция» – описание предметных ситуаций;
2)                «экспрессивная функция», отражающая отношение говорящего к высказыванию;
3)                «поэтическая функция», акцентирующая внимание участников речевого акта на форме речевого высказывания (т. е. случаи, когда языковая форма высказывания становится коммуникативно существенной);
4)                «металингвистическая функция» (когда ранг смысловых элементов приобретают те или иные свойства данного языкового кода; например, когда мы имеем дело с каламбурами);
5)                «фатическая функция», связанная с установкой и поддержанием контакта между коммуникантами.
В речевом произведении, как правило, представлено несколько функций, причем роль этих функций неодинакова. Элементы языка, воплощающие доминирующую функцию, называются функциональной доминантой. От одного речевого произведения к другому, от текста к тексту меняются функции и соответственно функциональные доминанты. Исходя из этого, перевод рассматривается как процесс поиска решения, отвечающего определенному набору варьирующихся функциональных критериев. 
Изучение специфики устного перевода осуществляется по трем основным направлениям. Первый аспект исследова­ния занимается факторами, влияющими на извлечение пере­водчиком информации, содержащейся в оригинале. Устный перевод — это перевод устной речи на ИЯ, вос­приятие устной речи отличается кратковременностью, одноразовостью и дискретностью, в связи с чем извлечение информа­ции в процессе перевода осуществляется иначе, чем при зри­тельном восприятии текста. Полнота понимания зависит от ритма, паузации (количества и продолжительности пауз), и темпа речи; извлечение информации происходит в виде от­дельных порций по мере развертывания цепочки языковых единиц в речи оратора, восприятие осуществляется на основе «смысловых опорных пунктов». Переводчик прогнозирует по­следующее содержание текста на основе уже воспринятых «квантов» информации, уточняя свой прогноз в процессе даль­нейшего восприятия, что предполагает накопление и удержа­ние в памяти предыдущей информации. Теория устного пере­вода описывает психолингвистические особенности и лингвистические предпосылки вероятностного прогнозирования при переводе, его зависимость от относительной смысловой само­стоятельности минимальных речевых отрезков в разных язы­ках, а также характер потерь информации при восприятии на слух значительных отрезков речи. Описываются также факто­ры, компенсирующие такие потери: знание предмета и обста­новки речи, позволяющее догадываться о содержании пропу­щенного, интонация, эмоциональная окраска речи и т.д.
Второй аспект изучения устного перевода связан с рас­смотрением его как особого вида речи на ПЯ. Теория устного перевода описывает специфику устной ре­чи переводчика, отличающейся от обычной «непереводной» ре­чи. Существование отличительных черт обусловливается тем, что речь переводчика ориентирована на оригинал и формиру­ется в процессе перевода. При синхронном переводе процесс говорения протекает параллельно процессу аудирования (вос­приятия речи оратора), хотя часть перевода «проговаривается» и в паузы в речи Источника. Важный аспект лингвистического описания синхронного перевода заключается в выявлении раз­меров (длительности) минимального интервала между началом порождения отрезка оригинала и началом перевода этого от­резка. Величина такого интервала определяется двумя рядами языковых факторов. Во-первых, она зависит от особенностей структуры ИЯ, которые обусловливают длину сегмента речи, в пределах которого снимается многозначность составляющих его единиц. Для многих языков такой сегмент чаще всего включает структурную основу предложения SPO (субъект — пре­дикат-объект) и, в первую очередь, глагол-сказуемое. Нередко переводчик вынужден задерживать начало перевода, ожидая появления глагола в высказывании оратора. Во-вторых, вели­чина интервала отставания зависит и от некоторых особенно­стей структуры ПЯ, определяющей степень зависимости фор­мы начальных элементов высказывания от его последующих элементов. Например, при переводе на английский язык нача­ла русского предложения «Дружбу с Советским Союзом… (мы глубоко ценим)» переводчику придется ждать, пока Источник произнесет подлежащее и сказуемое, чтобы начать переводить: We highly apdivciate our friendship… В то же время, переводя это же предложение на немецкий язык, он мог бы начать пе­ревод после первых же слов: Die Freundschaft mitder Sowjetunion… На величину интервала отставания влияет и су­ществование в ПЯ синонимичных высказываний, различаю­щихся по структуре. Вместо того чтобы ожидать появления в русском высказывании подлежащего и сказуемого, переводчик на английский язык мог бы сразу перевести начало предложе­ния как The friendship with the Soviet Union…, рассчитывая, что сможет применить в переводе иную структуру, например: …is of great value to us.
В рамках специальной теории устного перевода отме­чается и ряд других особенностей речи переводчика. Сюда от­носится более медленная артикуляция, связанная с так называемыми хезитационными паузами, колебаниями в выборе вариантов, приво­дящими к резкому увеличению (в 3 — 4 раза) интервала отста­вания перед ошибочными вариантами, а также общей продол­жительности пауз по отношению к чистому звучанию речи. Речь переводчика менее ритмична, переводчик-синхронист час­то говорит в повышенном темпе, стараясь быстрее «прогово­рить» уже понятое, а при последовательном переводе темп ре­чи значительно снижается, поскольку переводчик при этом разбирается в своей записи, восстанавливая в памяти содержа­ние оригинала. Особое внимание в теории устного перевода уделяется нормативным требованиям к речи переводчика, вы­полнение которых в экстремальных условиях синхронного и последовательного перевода требует особых усилий: обеспече­нию четкой артикуляции, равномерного ритма, правильной расстановки акцентов, обязательной смысловой и структурной завершенности фраз и других элементов «подачи» перевода, обеспечивающей его полноценное восприятие слушателями. Центральным аспектом изучения устного перевода яв­ляется рассмотрение его как особого вида перевода, т.е. в противопоставлении переводу письменному. Здесь специаль­ная теория устного перевода выявляет как количественные, так и качественные особенности. В синхронном переводе объем (число слов) текста перевода зависит от длины переводимых отрезков речи. При переводе коротких фраз количество слов в синхронном переводе, в среднем, больше, чем в письменном, за счет большего числа элементов описания, пояснения. При переводе длинных фраз эти величины выравниваются, а при переводе абзацев и более крупных отрезков текста синхронный перевод оказывается менее многословным как за счет сознательной компрессии (сжатия) текста в процессе перевода, так и вследствие некоторого количества пропусков. Уменьшение объема текста перевода по сравнению с письменным перево­дом того же оригинала отмечается во всех случаях и при по­следовательном переводе. Число пропусков возрастает с увели­чением темпа речи оратора. Поэтому особое внимание теория устного перевода уделяет причинам, способам и пределам ре­чевой компрессии. Необходимость компрессии определяется тем, что ус­ловия устного (особенно синхронного) перевода не всегда по­зволяют передавать содержание оригинала так же полно, как при письменном переводе. Во-первых, при быстром темпе ре­чи оратора переводчику трудно успеть произнести полный текст перевода. Во-вторых, скорость речемыслительного про­цесса у каждого переводчика имеет свои пределы, и он часто не может говорить так же быстро, как оратор. В-третьих, по­спешное произнесение речевых высказываний нередко сказыва­ется на их правильности и завершенности, в результате чего нарушается их восприятие Рецептором перевода и весь про­цесс межъязыковой коммуникации. Речевая компрессия при устном переводе — задача далеко не простая. Речь идет не просто о пропуске части оригинала, а о таком сжатии переводимого сообщения, при котором со­храняются все важные элементы смысла. Компрессия стано­вится возможной благодаря информационной избыточности ре­чи. В высказывании часто имеются элементы информации, дублирующие друг друга, и при переводе некоторые из них можно опустить, сохранив содержание сообщения. Например, если переводчик полностью перевел вопрос «Когда начнется осуществление этого плана?» и ему предстоит перевести ответ «Осуществление этого плана начнется в 1990 году», то он мо­жет сжать его до «в девяностом». В высказывании может иног­да содержаться побочная информация (формулы вежливости, случайные замечания, отклонения от темы), опущение кото­рой не помешает реализации главной задачи общения. В ряде случаев ситуация общения делает необязательной передачу ка­кой-то части информации в словесной форме и допускает, та­ким образом, сокращение информации при переводе.
Компрессия сообщений при переводе представляет собой переменную величину. Она зависит от темпа речи оратора и от соотношения структур ИЯ и ПЯ. Теория устного перевода описывает приемы речевой компрессии для каждой пары язы­ков при помощи как структурных, так и семантических преоб­разований. Наиболее типичными способами компрессии явля­ются синонимические замены словосочетаний и предложений более краткими словами, словосочетаниями и предложениями, замена полного наименования организации, государства и т.д. аббревиатурой или сокращенным наименованием (The United Nations — ООН), замена сочетания глагола с отглагольным су­ществительным на одиночный глагол, обозначающий то же действие, процесс или состояние, что и заменяемое существи­тельное (to render assistance — помогать), опущение соединитель­ных элементов в словосочетании (the policy pursued by the United States — политика США), замена придаточного предложе­ния причастным или предложным оборотом (When I met him for the first time — при первой встрече с ним) и т.д. При быст­рой речи оратора применение различных способов речевой компрессии может сокращать текст перевода на 25 — 30% по сравнению с письменным переводом того же оригинала [20, с. 132-148].
Важным разделом теории устного перевода является изучение характера эквивалентности, достигаемой в различных типах такого перевода. Как уже указывалось, при устном пере­воде иногда происходит потеря информации, по сравнению с уровнем эквивалентности, устанавливаемым при письменном переводе. Наблюдаемые отклонения сводятся к пропускам, до­бавлениям или ошибочным заменам информации, содержа­щейся в оригинале. Каждый вид отклонения включает более мелкие категории, различающиеся по степени важности непе­реданной или добавленной информации. Пропуски включают: 1) пропуск малозначительного отдельного слова, в основном эпитета; 2) пропуск более важных и крупных единиц, связан­ный с непониманием переводчиком части текста; 3) пропуск части текста в связи с перестройкой структуры текста при пе­реводе; 4) пропуск значимой части текста в связи с отставани­ем перевода от речи оратора. Добавления классифицируются по характеру добавленных избыточных элементов: отдельные определители, дополнительные разъяснения, уточняющие свя­зи между высказываниями и пр. И, наконец, ошибки разделя­ются по степени важности: небольшая ошибка в переводе от­дельного слова, грубая смысловая ошибка при переводе от­дельного слова, небольшая ошибка в связи с незначительным изменением структуры, грубая смысловая ошибка при значи­тельном изменении структуры и т.д. При оценке качества устного перевода учитывается специфика устной формы комму­никации: при непосредственном контакте коммуникантов уста­новление эквивалентности на более низком уровне в ряде слу­чаев не препятствует их взаимопониманию, что в определен­ной степени компенсирует потери информации в процессе уст­ного перевода. Указанные два способа классификации переводов (по характеру переводимого текста и по форме восприятия ориги­нала и создания текста перевода) основаны на разных принци­пах, и выделяемые в каждой из них виды перевода, естествен­но, не совпадают. Теоретически, любой тип текста может быть переведен как устно, так и письменно. Практически, однако, специфика устного перевода налагает определенные ограниче­ния на степень сложности и объем переводимых текстов, что в определенном отношении связано и с их функционально-жанровой характеристикой. Произведения художественной ли­тературы, в целом, не переводятся устно, хотя отдельные ци­таты из таких произведений могут приводиться в устных вы­ступлениях и переводиться синхронно или последовательно. Обеспечение художественно-эстетического воздействия в устном переводе с его жесткими темпоральными рамками является весьма сложной задачей, особенно если цитируются поэтиче­ские произведения, перевод которых неизвестен переводчику заранее. Не переводятся устно и большие по объему произве­дения информативных жанров, поскольку продолжительность устного перевода ограничена не только возможностями перево­да, но и кратковременностью устной коммуникации вообще: физически невозможно говорить, слушать и запоминать бес­прерывно на протяжении длительного периода времени.
3. ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ФИЛЬМ КАК ОБЪКТ ПЕРЕВОДА
Комментарий перевода диалогов кинофильма «Люди в чёрном».
ДИАЛОГ 1
-We’ll take it from here.
-Мы займёмся ими.
Если английское предложение перевести как «Мы возьмем это отсюда», то перевод будет буквальным, так как он выполнен на уровне слов, в то время как для правильной передачи смысла при соблюдении норм русского языка здесь необходим перевод на уровне всего предложения; данное предложение относится к иллокутивному речевому акту — к репрезентативам; иллокутивной функцией в данном случае является ‘сообщение’ (информирование).
-Who the hell are you?
-А кто вы такие?
При переводе данного вопросительного предложения было произведено опущение для соблюдения норм русского языка; языковой целью данного вопроса  является получение элементарного ответа:
-INS, Division 6.
-Иммиграция, отдел№ 6.
Данное высказывание выступает одновременно и как продукт речевого акта, и как инструмент достижения определенной цели.
-Division 6? I never heard of Division 6.
-Отдел № 6? Никогда не слышал об отделе № 6.
Переспрашивание было вызвано тем, что адресат не был удовлетворен ответом, т.к. данная область знаний ему незнакома, тем самым здесь наблюдается коммуникативная неудача говорящего.
-Really?
-Правда?
Из данного вопроса видно, что поставленная цель недостигнута, т.к. сам говорящий был удивлен незнанием адресата, как кажется для него, элементарных вещей.
    продолжение
–PAGE_BREAK—Who you betting on?
-На которого ты бы поставил?
-Tough call, Kay.
-Трудно сказать, Кей.
При переводе данного вопроса в русском варианте была произведена смысловая замена на уровне всего предложения для соответствия нормам русского языка. В данном вопросе наблюдается иллокутивная цель — открытая для распознавания — так как она соответствует замыслу говорящего, то есть данный смысл вопроса нацелен на распознавание адресатом, хотя может и не совпадать с подлинной целью говорящего. Скорей всего, говорящий ожидал другого ответа, и данный ответ не соответствует коммуникативной цели говорящего.
-What’s up, how are you?
-Что нового, как дела?
При переводе данного вопроса наблюдается пословный перевод, но при этом содержание вопроса на языке перевода не утрачено для реципиента.
-Good, good.
-Хорошо, хорошо.
В данном случае получен предполагаемый ответ на вопрос, который был задан выше для того, чтобы вступить в коммуникацию.
-Grandma, don’t worry.
-Неволнуйтесь, бабушка.
-Welcome to the United States.
-Добро пожаловать в США.
-Where are you going? Nogales?
-Кудаедете?ВНогалес?
-Looking for work?
-Ищетеработу?
-And you, the same?
-Ивытоже?
-And you?
-Ивы?
Данный тип вопросов не предполагает наличие ответа (даже, если ответ и существует, то он не столь важен для самого адресанта). Однако, они несут в себе определенную информативную функцию и служат для поддержания коммуникативной ситуации.
-Pleasure seeing you here.
-Рад вас здесь видеть.
-And you?
-Ивы?
При переводе данного речевого акта на уровне всего отрывка диалога наблюдается применение грамматической трансформации, в частности, синтаксического уподобления, но самое главное, смысл всех предложений при этом не утрачивается. Данный отрывок диалога относится к иллокутивному акту – к классу репрезентативов, так как коммуникативной целью является информирование слушающего.
-What if I break your face?
-Может дать тебе в морду?
В данном случае для достижения адекватного перевода произведена смысловая замена эквивалентов на уровне всего высказывания, соответствующая нормам русского языка. В целом, все это предложение рекомендуется переводить как один квант перевода без обращения к значению его отдельных элементов, иначе пословный перевод “Что, если я разобью  твое лицо?” будет неадекватным и не будет соответствовать нормам русского языка.
-You’re very ugly, no?
-Ты редкостный урод, да?
Для достижения нужного коммуникативного эффекта была осуществлена эквивалентная замена английского словосочетания very ugly русским словосочетание “редкостный урод”; здесь наблюдается экспрессив, то есть выражение определенного психологического состояния, в данном случае, чувства неприязни.
-You don’t speak a word of Spanish.
-Ты не знаешь ни слова по-испански.
В данном случае наблюдается репрезентатив – как один из классов иллокутивного акта – т. е. простое описание положения дела.
-We’ve got a winner here.
-Вот и нашли победителя.
Коммуникативной целью данного репрезентатива является достижение определенного эффекта говорящим.
-Oh, I know.
-Даужвижу.
При переводе данного высказывания на русский язык наблюдается своего рода экспрессив, то есть проявление недовольства и это видно при использовании усилительной частицы “уж”.
-The rest of you can leave.
-Остальные свободны.
Смысловая смена обращения направлена к другим реципиентам и, причем в усеченной краткой форме, что продиктовано экономичностью устной речи.
ДИАЛОГ2
-Give me a splay burn on the perimeter…
-Произведите отжиг по периметру поляны…
-…with holes at 40, 60, and 80 metres…
-…с очагами возгорания в 40, 60 и 80 метров…
-…from right here. Thank you.
-…отсюда. Спасибо.
-That’s good.
-Да, так хорошо.
При переводе данных фрагментов речевых произведений наблюдается, в основном, описание ситуации, что характерно для эквивалентности второго типа и, тем самым, адекватный перевод достигается посредством использования синтаксического уподобления — пословного перевода. На выбор данного приема также влияет временной фактор, который всегда учитывается при переводе диалогов художественных фильмов.
-What’s going on?
-Чтопроисходит?
-Excellent question.
-Отличный вопрос.
Здесь прослеживается иллокутивная сила высказывания, то есть иллокутивной функцией данного ответа является не похвала, а, в действительности, сарказм, так как адресату тоже бы хотелось бы узнать “что происходит на самом деле”.
-The answer you’re looking for lies right here.
-Ответ, который вы ищете, заключён вот здесь.
Из последующего речевого произведения видно, что внеязыковая цель предыдущего высказывания не раскрыта реципиентом,  потому что наблюдалась бы совсем другая реакция на саркастический ответ, по крайней мере, присутствовало бы “недовольство” или  “негодование”. А здесь, как ни в чем не бывало, адресат продолжает диалог:
-Who are you, really?
-А кто вы, если честно?
-Really? I am just a figment of your imagination. [PAUSE] Damn, what a gullible breed…
-Если честно? Я всего лишь плод вашего воображения. [ПАУЗА] Как же вы легковерны…
 
ДИАЛОГ 3
-Freeze!
-Стоять!
-NYPD! Freeze!
-Полиция Нью-Йорка! Стоять!
Данное речевое произведение относится к типу побудительных (директивов). Грамматическая форма повелительного наклонения глагола и интонация говорит нам, что это приказ, а не просьба. Так как нам известно, что говорящий в данной коммуникативной ситуации – это своего рода “начальник” (поскольку он является представителем Нью-Йоркской полиции), а слушающий – его “подчиненный” (это видно из сценария фильма в приложении), а также мы знаем, что он беглец, то, исходя из  данной речевой и ситуативной информации мы можем сделать вывод, что это приказ.
-All yours, Edwards.
-Ловиего, Эдвардс.
При переводе данного фрагмента диалога наблюдается несопоставимость лексического состава, невозможность связать лексику оригинала и перевода отношениями семантического перефразирования и отсутствие прямых логических связей между сообщениями в оригинале и переводе, которые позволили бы утверждать, что в обоих случаях сообщается об одном и том же. И, тем не менее, здесь сохранена цель коммуникации. Все эти признаки свойственны для эквивалентности первого типа.
-Freeze means stop!
-«Стоять» значит «не беги»!
Персонажем было создано это речевое произведение для того, чтобы дать понять беглецу, что, если это приказ, то действительность должна быть приведена в соответствие с высказыванием. Из предыдущей коммуникативной ситуации видно, что этим высказыванием является директив “Стой!”.
-What the hell?!
-Чтозачёрт?!
-It just be raining black people in New York.
-В Нью-Йорке чёрные мужики так и сыпятся с неба.
Переводчиком было передано определенное психологическое состояние говорящего и его чувство недовольства в качестве реакции на настоящее положение дел, определяемое в рамках контекста посредством сохранения экспрессивного английского слова «hell» и передачи его смысловым эквивалентом на русский язык словом «чёрт», а также интонацией и мимикой.
          
-Do you see this?
-Ты вот это видишь?
-N-Y-P-D!     
-Полиция Нью-Йорка!
При переводе данной аббревиатуры был использован пятый вид перевода аббревиатур по А. Паршину. Аббревиатура не была переведена в соответствии  с нормами русского языка, так как в русской разговорной речи принято больше использовать выражение “Полиция!”. А в данном случае для придачи экспрессивности аббревиатура переведена в соответствии с нормами английского языка.
-Means I will knock your punk-ass down!
-Означает: «Не ёрзай, получишь!»
Данное речевое произведение было передано на русский язык более адекватным и свойственным для восприятия русским реципиентом смысловым эквивалентом; в то же время в нем сохранена иллокутивная сила высказывания, то есть цель говорящего. По всем этим признакам данное высказывание относится к первому типу эквивалентности перевода.
-You trying to catch a beat-down?
-Хочешь получить по морде?
Для перевода данного речевого произведения была осуществлена смысловая замена на уровне всего предложения для достижения адекватного перевода высказывания с использованием экспрессивного выражения “по морде”, что было сделано для передачи определенного психологического состояния говорящего в рамках контекста.
-He’s coming!
-Онидёт!
-Yeah, and when he gets here, I’ll arrest his ass too.
-Ага, и когда он дойдёт, я его тоже арестую.
При переводе данного высказывания использован прием опущения английских слов «his ass», так как из предыдущих ситуаций и сценария понятно о ком идет речь, и для достижения адекватного перевода предложения «I’ll arrest his ass too» была произведена контекстуально-смысловая замена русским соответствием “его”, что более соответствует нормам русского языка.
При переводе данного вида речи (диалоги фильмов) чаще всего реализуются первый и второй типы эквивалентности, так как наблюдается передача цели коммуникации и отражается внеязыковая ситуация.
Анализ вышеприведённых фрагментов фильма оригинала и их перевода позволяет выявить, что наиболее часто употребляемым переводческим приемом является синтаксическое уподобление. Основным фактором, повлиявшим на выбор данного приёма при переводе, является фактор времени, т.е. речевое произведение переводного текста в рамках одного речевого акта должно по продолжительности своего звучания совпадать с продолжительностью оригинального речевого произведения, так как данный фактор играет огромную роль именно при переводе диалогов фильмов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Одно из положений теории речевых актов состоит в том, что минимальной единицей человеческой коммуникации является не предложение или высказывание, а «осуществление определенного вида актов, таких как констатация, вопрос, приказание, описание, объяснение, извинение, благодарность, поздравление и т.д.» Эта установка оказалась созвучной тем взглядам в современной лингвистике, для которых характерно стремление выйти за пределы предложения, раздвинуть рамки лингвистического анализа. Такое расширение исследовательского кругозора – не самоцель, а средство «разгрузить» семантическое описание предложения и текста, удалив из него некоторые компоненты общекоммуникативного порядка.
Теория речевых актов выделяет три уровня или аспекта анализа речевого акта. Локутивный акт рассматривается как собственно говорение чего-либо.
В процессе говорения человек одновременно совершает еще и некоторое действие, имеющее какую-то внеязыковую цель: он спрашивает или отвечает, информирует, уверяет или предупреждает и т.п. Речевой акт, рассматриваемый с точки зрения его внеязыковой цели, выступает как иллокутивный акт.
Наконец, посредством говорения человек достигает определенных результатов, производя те или иные изменения в окружающей его действительности в частности и, прежде всего, в сознании своего собеседника, причем полученный результат речевого действия может соответствовать или не соответствовать той внеречевой цели, для достижения которой он был предназначен говорящим. Речевой акт, рассматриваемый в аспекте его реальных последствий, выступает как перлокутивный акт.
Подходы,  разработанные теорией речевых актов наиболее релевантны для разработки норм и требований устного перевода. Поэтому норму переводческой речи можно определить как требование соблюдать правила нормы и узуса ИЯ с учетом узуальных особенностей ПЯ.
Важной характеристикой эквивалентности при устном переводе является естественная потеря  информации, зависящая в большей или меньшей степени от вида речевого акта. Потеря информации также осуществляется за счет сознательной компрессии (сжатия) текста. Существуют факторы, компенсирующие такие потери — это знание предмета и обстановка речи, позволяющее догадываться о содержании пропущенного, интонация, эмоциональная окраска речи и т.д. Для полноты понимания устной речи немаловажную роль играют факторы такие как: ритм, паузация, темп речи и т.д.
Правильная передача интонации говорящего при переводе фильмов имеет большое значение, так как именно она во многом определяет внеязыковую цель высказывания.
Любой фильм подразумевает наличие разной лексики, которая употребляется в разных значениях, с различной эмоциональной окраской и может нести, в каждом из случаев различную смысловую нагрузку.
Фильм «Люди в черном» и, в частности, его диалоги собрали в себе большое количество слов, жаргонизмов или просто отдельных фраз, требующих особого внимания при переводе.
В данном фильме наиболее широко представлено 2 типа лексики – это лексика полицейских, в том числе сотрудников различных спецслужб, и гражданская, так называемая лексика обычных мирных жителей.
В данном случае фильм предназначен для просмотра какой-то потенциальной аудитории независимо от возраста и пола, поэтому и перевод должен производиться соответственно этому критерию.
Одним из наиболее сложных, на взгляд многих переводчиков, аспектов перевода кино — и видеопродукции является перевод реалий на родной язык. При переводе таких трудностей необходимо учитывать как национальный колорит и смысл реалии, так и перевод последней, чтобы наиболее полно передать смысл сказанного. Очень часто реалии приводятся в разговоре в качестве аллегории или пародии на какой-либо аспект жизни человека, его привычек, уклада жизни или просто совершенного им действия. Причем, в итоге, на языке оригинала сама реалия и попутно сказанная другая фраза представляют собой понятное для носителя языка сочетание или косвенно указывают на какое-либо определенное действие, совершенное говорящим или тем, кому адресовано речевое произведение.
Распространенной ошибкой при переводе таких единиц является перевод одной лишь реалии, в то время как остальная часть фразы остается нетронутой, то есть переводится буквально. В таком случае теряется смысл сказанного, и из остроумно сказанной шутки вся фраза может перейти в разряд обычного, не связанного между собой никакими прагматическими связями предложение. В таком случае, появляется необходимость в изменении фразы в целях сохранения колорита и окраски сказанного. То есть при переводе полностью заменяется и реалия и следующая за ней фраза. Это один из немногих случаев, когда смысл сказанного можно исказить и это не будет являться ошибкой.
Большой интерес для перевода представлял и представляет по сей день перевод ненормативной лексики. Особенно это актуально при переводе кино- и видеопродукции. Данный аспект немаловажен, так как если при переводе художественной литературы, либо научных статей этот пласт лексики можно переводить как можно ближе к оригиналу, то при переводе фильмов учитываются морально-эстетические нормы перевода, классификация  фильмов по определенным категориям (фильм для взрослых, запрещен для детей до 18, запрещен для детей до 16 и так далее) и социально-культурные нормы.
В целом, перевод кино- и видеопродукции можно отнести к отдельному виду перевода, так как он имеет ряд своих особенностей и трудностей, которые больше ни в каких других видах перевода не встречаются. При переводе фильмов, сериалов и другой широкоэкранной продукции особое внимание следует уделять характеру героев, их манере говорения и, что особенно важно, их словарному запасу, так как это является одним из средств создания данного образа, который должен быть сохранен при переводе.
С развитием данной сферы искусства все большее количество сфер жизни отражается в кинопродукции, поэтому перед переводом любого фильма переводчику необходимо ознакомиться с особенностями перевода данной лексики, а также иметь представление о том, как социальная, политическая, культурная либо экономическая тема затрагивается в данном фильме или сериале. Так, например, в фильме «Люди в черном» показана повседневная жизнь полицейских большого города, которая переплетена также и с фантастической  (связанной с пришельцами) сферой, поэтому при переводе такого рода фильмов переводчику заранее следует ознакомиться с лексикой данной тематики.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1.                Бархударов Л.С. Язык и перевод / Л.С. Бархударов.- М., 1975.-345с.
2.                Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин.-М.: Искусство, 1979.-235с.
3.                Богушевич Д.Г. Об эволюции языка в современной лингвистике / Д.Г.Богушевич, Минск, 2000.-267с.
    продолжение
–PAGE_BREAK–