Славистика,
в смысле научного изучения истории литературы, языка и этнографии славян,
возникла в России только в начале XIX века, в связи с развитием международных
сношений и с усилением интереса к древнерусскому языку и литературе.
Русские
путешественники и офицеры армии Суворова и эскадры Чичагова , приходя в
соприкосновение с различными славянскими племенами Австрии и Черногории,
поражались близостью их наречий к русскому языку и сходством их быта с бытом
русских крестьян; с другой стороны, исследователям нашей старины приходилось
сталкиваться с церковно-славянскими памятниками южных славян. Уже в самом
начале XIX века И. Тургенев и П.С. Кайсаров , автор первой “Славянской
мифологии”, совершили путешествие по славянским землям с научной целью; в
1809 г. вышло “Путешествие в Молдавию, Валахию и Сербию” Д.Н.
Бантыша-Каменского , в 1810 г. – “От Триеста до Петербурга” Броневского
, проникнутая горячими симпатиями к славянству.
В
1813 г. А.С. Шишков , попав в Прагу, увлекся “богемскими” книгами и с
тех пор стал усердным покровителем так называемого славянофильского направления
русской славистики. Сделавшись в 1824 г. министром народного просвещения и
будучи с 1813 г. президентом Российской академии, Шишков сделал очень много для
утверждения в России постоянного изучения славянства. Другое направление
славистики связано с именем канцлера графа Н.П. Румянцева , который, приступив
с 1811 г., к изданию государственных грамот, до такой степени увлекся
древнерусской письменностью, что на свои средства снаряжал “археологические
экскурсии”, издал множество важных памятников и окружил себя ученой
молодежью. Первое место среди этого кружка принадлежит К.Ф. Калайдовичу ,
который своим трудом: “Иоанн, ексарх болгарский. Исследование, объясняющее
историю словенского языка и литературы IX – Х столетий” (1824) положил
начало историко-литературному направлению русской славистики.
Позже
в кружок Румянцева вступил А. X. Востоков , который уже в 1820 г. выпустил свое
“Рассуждение о славянском языке”, послужившее исходной точкой для
другого, лингвистического направления славистики. Посредником между кружком
Румянцева и А.С. Шишковым, с одной стороны, и западным славянством – с другой,
явился П.И. Кеппен , который во время путешествия по Австрии и Венгрии (1822 –
1824) завязал личные связи с Добровским, Конитаром, Шафариком и Ганкой.
Знаменитый Вук Караджич проезжал в Россию (1819) и получил от Румянцева
поручение “объехать (в поисках за рукописями) все области славянского
поколения”. По возвращении из-за границы Кеппен начал издание
“Библиографических Листов” (1824 – 26), в которых, при участии
польских, чешских и сербских ученых, было обращено усиленное внимание на
литературу всех “словенских народов”. Благодаря тому же Кеппену,
сношения русской науки (Шишкова, Румянцева и Востокова) с западным славянством
приняли такой постоянный характер, что Шишков задумал (1826) учредить
славянские кафедры во всех русских университетах, “для расширения изучения
славянства в России”.
В
Московском университете “кафедра славянской словесности” существовала
уже с 1811 г., благодаря М.Т. Каченовскому который с 1805 г. неустанно
пропагандировал в “Вестнике Европы” необходимость изучения славистики
для русской науки; но занятая эстетиком М.Г. Гавриловым , который ограничивался
восторженным чтением славянской Псалтыри, эта кафедра не имела никакого
значения для науки. Поэтому Шишков вздумал обратиться за научными силами на
Запад и пригласить в профессора Ганку, Челаковского и Шафарика; но учрежденный
императором Николаем I “комитет устройства учебных заведений”
высказался (1827) за приготовление специалистов из русских ученых. С уходом
А.С. Шишкова из министерства (1828) его проект был оставлен. Тогда Шишков
задумал учредить при Российской академии “Славенскую библиотеку” и в
библиотекари пригласить тех же Ганку и других. Этот проект Шишкова был
утвержден государем, но почему-то дело все-таки замялось. Тем не менее интерес
к славянству, поддержанный “Московским Телеграфом” и “Московским
Вестником”, продолжал расти. В 1835 г. Уваров учредил во всех русских
университетах кафедры истории и литературы славянских наречий. В Москве ее
занял Каченовский (до 1842 г.). Университетам было предложено отправить в
славянские земли молодых людей, которые по возвращении должны были сделаться
первыми профессорами славистики в России. Это были О.М. Бодянский (от Москвы),
написавший ценное до сих пор сочинение: “О времени происхождения
славянских письмен” (1855), П.И. Прейс (от Санкт-Петербурга),
замечательный, но рано погибший ученый, включивший впервые в круг своего
изучения литовский язык, И.И. Срезневский (от Харькова), лекции которого носили
первое время яркую славянофильскую окраску и привлекали толпы слушателей (с
середины 40-х годов он перешел в Санкт-Петербургский университет, где и
оставался до самой смерти, в 1879 г.). и, наконец, В.И. Григорович (от Казани),
первый пробравшийся в турецкую Болгарию и вывезший оттуда множество драгоценных
рукописей (например, Мариинское Евангелие). Это первое поколение русских
славистов охватило в своих лекциях все отрасли славистики, принесло с собой
практическое знание славянских наречий и этнографии и воспитало, оставаясь на
своих кафедрах до конца 70-х годов (только Прейс умер в 1844 г.), целый ряд
замечательных ученых – А.Ф. Гильфердинга , А.А. Майкова , А.А. Котляревского , Н.А.
. и П.А. Лавровских, В.И. Ламанского . Т. Флоринского и других. Как ни широко
было поставлено изучение славянства в трудах всех этих ученых, на судьбах
русской славистики ярко отразилось ее двойственное происхождение. Круг
изучаемых ею вопросов ограничивался, по большей части, или тем, что имеет
прямое отношение к древнерусской письменности, или тем, что более или менее
связано со славянофильскими тенденциями. К первой группе вопросов можно
причислить вопрос об относительной древности двух славянских азбук,
деятельности славянских первоучителей, истории первоначального текста
богослужебных книг и т. п., ко второй – славянское возрождение в начале XIX
века, деятельность Гуса и гуситов, подлинность Краледворской рукописи и т. д.
Цельных обзоров отдельных отраслей славистики у нас почти нет, да и тому что
есть, мы обязаны главным образом профессорской деятельности наших славистов.
Цельные обзоры по истории Чехии, Сербии и Болгарии представляют курсы А.
Гильфердинга, а также книга Первольфа : “Славяне, их взаимные отношения и
связи”. Славянскому языкознанию посвящены “Сравнительная
грамматика” Шерцля (не окончена) и курс профессора Т. Флоринского (1894 –
1896). По истории славянских литератур мы имеем известную книгу А.Н. Пыпина и В.Д.
Спасовича (2 издание, 1879 – 1881). “Поэтическим воззрениям славян на
природу” (т. е. славянской мифологии) посвящен огромный труд Афанасьева ,
но автор увлекается “природной” мифологией и доверяет чешским
фальсификатам. Наиболее полно собран материал (итогов еще никто не подвел) по
вопросу о характере первоначальных южно-славянских переводов священных книг.
Вслед за составителями знаменитого “Описания славянских рукописей
Московской Синодальной библиотеки” (1855), Горским и Невоструевым , пошли
исследователи текста Евангелия – архимандрит Амфилохий (Галичское Евангелие
1144 г., 1882 – 83). В. Ягич, южно-славянский ученый, читавший в начале 80-х
годов лекции в Санкт-Петербургском университете, редактор известного журнала: “Archiv
fur slavische Philologie” (с 1875 г.) и автор множества важных трудов по
разным отраслям славистики (“Мариинское Евангелие”, 1884) и Г.
Воскресенский (“Характерные черты… Евангелия от Марка”, 1896).
Кроме текста Евангелия, подверглись специальному исследованию Апостол (Г.
Воскресенский. 1879), Псалтырь (архимандрит Амфилохий, 1877 – 79, В.
Срезневский , 1877, В. Ягич, 1884), Символ Веры (А. Гезен, 1884), Служебные
Минеи (Ягич, 1886), а из Ветхого Завета книга Иисуса Навина (В. Лебедев ,
1890), книга Бытия (А. Михайлов , 1894) и книга пророка Исайи (И. Евсеев ,
1897). Некоторые из названных исследователей преследуют только цели
богословские, а потому их труды оставляют в тени важные стороны предмета. Из
отдельных славянских земель Польша стала привлекать внимание русских ученых
сравнительно поздно, и язык в русской науке изучался мало. Есть работы Бодуэна-де-Куртенэ
(1870) и К. Аппеля (1880) о древнепольском языке, статьи К.А. Аппеля (1879) и
И. Лося (1891) о польских диалектах, да несколько учебных грамматик, из которых
лучшая принадлежит Р. Брандту (1895). По истории польской литературы (кроме
работы Спасовича) русская наука дала немного: о Кохановском писал Глокке, о Рее
– С. Пташицкий (1883), который по-русски писал также о Длугоже (1888),
Белевском (1878) и Лелевеле (1878). о Варшевицком – Ф. Вержбовский (1886), о
Фрич-Моджевском – В. Ламанский (1874) и Дылевский (1881), о Кленовиче – Стороженко
(1881), о Каз. Бродзинском – К. Арабажин (1890), этюды о Сырокомле, В. Поле и
Мицкевиче – В.Д. Спасович. Даже о Мицкевиче у нас нигде ни одного крупного и
самостоятельного труда (назовем Мякотина , 1891, и Л. Волкова , 1897). По
чешскому языку у нас работали мало, зато сделано кое-что в истории чешской
литературы, причем особенное внимание было оказано остаткам Кирилловского
предания в Чехии (И. Палемов, 1883; И. Малышевский , 1890; Е. Новиков . 1848) и
эпохе Гуса и гуситских войн (о Гусе – А. Гильфердинге, 1871; Ал. Дювернуа ,
1871; Ю. Анненков, 1877; о П. Хельчицком, “Сеть веры” которого издал
Ю. Анненков – Б. Ястребов, 1895). Цельный характер имеют “Очерк истории
чешской литературы”, А. Степовича (1886), и курс В. Макушева : “Из
чтений о старочешской письменности” (1877 – 78). Чешские фальсификаты XIX
века, при самом своем появлении в России (1821) были переведены А.С. Шишковым;
их исследовали И. Некрасов (1872) и А. Стороженко (1880), подложность их доказывалась
В. Ламанским (1879 – 80). По истории Чехии мы имеем исследование В. Регеля
“О хронике Козмы Пражского” (1891), труд К. Грота о “Моравии и
мадьярах с половины IX до начала X века” (1881), диссертацию В.Н. Надлера
о “противокатолическом движении в Чехии в XIV веке” (1861) и статьи
П. Лавровского о падении Чехии в XVII веке. (1868). О чешских писателях XIX
века у нас писали Н. Задерацкий (о Юнгмане и Палацком), П. Лавровский (о Ганке
и Шафарике), П.А. Лавров (о Шафарике) и других. Южные славяне возбудили больше
интереса в русской науке. Мы имеем обширный болгарско-русский словарь А.Д.
Дювернуа, сербско-русский и русско-сербский словари П. Лавровского, ряд
исследований словинских говоров (резьянского, 1875, боханско-посавского, 1876 –
77 – Бодуэна-де-Куртенэ, фриульского – И. Срезневского, старословинского языка
XV – XVI веков, 1878 – В. Качановского ). П.А. Лаврову принадлежит важный
“Очерк фонетических и морфологических особенностей болгарского языка”
(1894). О среднеболгарском наречии мы имеем образцовое исследование Билярского
. Важные работы по сербскому (и вообще славянскому) ударению принадлежат Р.
Брандту (1880) и А. Шахматову . Из учебных грамматик сербского языка лучшая –
Р. Брандта (1899). Наконец, русскими учеными сделано также кое-что в области
южнославянского фольклора: так, мы имеем “Сборник западно-болгарских
песен” В. Качановского (1882), “Македонский сборник” Драганова,
обширное описание Черногории П. Ровинского (1893 – 98), сборник “Обычаев и
песен турецких сербов” И. Ястребова (1886), исследование М. Халанского о
песнях, касающихся Кралевича Марка (1894 – 97). В области истории
южно-славянских литератур у нас есть работы о далматинцах (В. Макушев, “Об
исторических памятниках и бытописателях Дубровника”, 1867; о Мавре
Ветраниче писал Г. Князев, 1883, об Антоне Глегевиче – Качановский, о Каваньине
– А. Будилович , 1883, об “Османе” Гундулича – Р. Брандт, 1879, о В.
Караджиче и об “Иллиризме” – П. Кулаковский , 1894). Законодательству
Стефана Душана посвящены работы Т. Флоринского (1888) и Зигеля (1872),
южнославянскому праву – труды Леонтовича (“Древнее хорвато-далматское
законодательство”, 1868) и И.Н. Смирнова (о городских общинах Далмации
1880 – 84). В истории болгарской литературы русской наукой наиболее изучена
эпоха и Евфимия Терновского (Архимандрит Леонид , 1870; В. Качановский, 1882; Радченко
, 1898; П. Сырку , 1890 – 99). Сюда же относится исследование К. Грота об
известиях Константина Багрянородного относительно сербов и хорватов (1880).
Сербской историей XIV века занимался Т. Флоринский (1882). Лужицкие сербы (о
них Е. Новиков, 1847, и Е. Петухов , 1898), кашубы (Бодуэн-де-Куртенэ, 1897,
Стремлер, 1874 и Гильфердинг, 1862); полабские и поморские славяне
(Котляревский, 1874, А. Петров, 1883) бывали предметом изучения в русской науке
редко и случайно. По истории славистики см. статьи А.Н. Пыпина, “Вестник
Европы” 1889, № 7 – 9; А.А. Кочубинский , “Начальные годы русского
славяноведения”, Одесса, 1880.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.rulex.ru/
Дата добавления: 21.07.2007