Психолингвистика. Словесное манипулирование
Т.Слама-Казаку
Профессор Татьяна Слама-Казаку (Tatiana Slama-Cazacu) – главный
редактор Международного психолингвистического журнала – International Journal
of Psycholinguistics. Журнал является представительным междисциплинарным
органом, публикующим материалы по языку и коммуникации, выходит при поддержке
Японского центра академических наук в Осаке. Т.Слама-Казаку является также Президентом
Международного общества прикладной психолингвистики (ISAPL), взаимодействует с
Японским обществом речевых наук, AILA-комиссией по психолингвистике. Она
активно участвует в международных мероприятиях, направленных на развитие
психолингвистической науки, явилась организатором и участником ряда
международных конгрессов и симпозиумов. Постоянное место ее работы –
Бухарестский университет, Лаборатория психолингвистики. Перу Т.Сламы-Казаку
принадлежит ряд книг по психолингвистике и большое количество научных статей.
1.Статья представляет позицию автора в отношении основных целей
будущей психолингвистики (ПЛ), а также других наук, изучающих коммуникацию и
язык. 2. ПЛ занимается “словами” в общем смысле, как явлениями
вербальной активности, а также имплицитно как невербальными проявлениями. 3.
Коммуникация – это не просто передача информации, а также “стремление
убедить”. Соответственно слова употребляются для оказания влияния на
других людей (это утверждение имеет совсем другой смысл нежели тот, который
используется в “теории речевых актов”): слова действительно имеют
“силу”. 4. Наше время представляет собой “Галактику
коммуникации” (Слама-Казаку), и большинство слов употребляется в устной
коммуникации. 5. Любая власть старается действовать, используя силу слов. Еще
недостаточно известно, как слова действуют на людей и как власть, любой
природы, использует их силу. ПЛ – это та наука, которая может глубоко изучать
этот вопрос. Поэтому ПЛ не только имеет для этого возможность в конце текущего
тысячелетия и в будущем, но ее научно моральный – деонтологический – долг
состоит в том, чтобы бороться за новые открытия в этой области.
0. Мы часто избегаем высказывать вслух некоторые идеи, которые
кажутся столь “очевидными”, что об их истинном значении уже не
думаешь или не вспоминаешь. Действительно, одно из самых больших благословений,
которые дарованы человечеству, и одновременно одна из его специфических
особенностей заключается в способности использовать “слова” (я
употребляю этот термин в самом общем смысле как обозначение всех примеров
вербальной деятельности, а имплицитно также и как обозначение невербальных
вспомогательных средств).
Слова – замечательно удобная вещь: прекрасно уметь выражать свои
мысли, общаться с другими людьми при помощи этих гибких, подвижных, податливых
созданий человека, состоящих, казалось бы, лишь из воздуха или графических
значков. Это преимущество, по праву принадлежащее homo sapiens, начинаешь
должным образом ценить, лишь когда лишаешься возможности им пользоваться или
когда встречаешься с затруднениями в этой сфере.
Помимо той помощи, которую слова оказывают как инструменты
мышления (а также, возможно, как “эмоциональная отдушина”, по
выражению Романа Якобсона), они предоставляют возможность осуществлять
конкретное, богатое, более или менее экономное и точное межличностное общение.
Психолингвистика является наукой, изучающей то, что происходит, когда люди
общаются между собой; характер общения определяется взаимоотношениями людей, а
в конечном счете их психикой в той мере, в какой она подвергается воздействию
акта коммуникации. Можно сказать, что это трюизм, хотя представители некоторых
направлений психолингвистики с таким утверждением не согласны. Однако менее
очевидными даже для тех, кто соглашается и использует приведенное выше краткое определение,
являются, возможно, те огромные обязательства, которые это определение налагает
на психолингвистику как на науку: она должна выявлять и изучать последствия
использования слов в общении; другими словами, сама научная суть
психолингвистики определяет ложащуюся на нее великую ответственность. Это
определяется обязательством психолингвистики изучать не только слова, но и
“силу слова”, то, что слова способны совершить (я не имею в виду
почти упрощенческий взгляд на “речевые акты” в том смысле, который
придавали им Дж.Остин и Дж.Серль). Я говорю о том, что слова выражают, но это
может приводить как “к добру”, так и “ко злу”. Слова не
только приносят пользу (или по крайней мере не приносят вреда) адресату
высказывания, но с ними могут быть связаны злоупотребления, заключенные в самом
акте коммуникации, искажении смысла вследствие изменения общеизвестного
значения слов ради маскировки реальности, в соблазне, скрытом в некоторых
высказываниях, который приводит к ограничению и даже затуманиванию мышления человека,
изменению его поведения и действий. Возможно манипулирование
слушателями/получателями информации вплоть до принуждения человека оказываться
“получателем” вопреки его/ее сознательной воле.
1.0. Мы живем во времена интенсивной коммуникации – по большей
части устной и печатной, через средства массовой информации. Как я уже отмечала
в своей работе (T.Slama-Cazacu, 1993b), говоря о новой “Галактике
коммуникации”, человечество еще никогда не разговаривало так много, как
теперь. В окружающем нас эфире, должно быть, стоит ужасный шум.
1.1. Мы окружены океаном слов, по большей части произносимых
устно, традиционным способом, но также транслируемых и с помощью технических
средств. Телефон, такой обычный и удобный, стал первым из инструментов,
сделавших Землю “всемирной деревней”, по выражению Маршалла МакЛугана
(M.McLuhan, 1962). Можно вспомнить разочарование и великий энтузиазм, вызванный
появлением звука, которое испытывали зрители немого кино. Радиовещание – чисто
слуховой канал – сделало возможным получение одного и того же сообщения
одновременно миллионами слушателей. Другое дело телевидение: мы можем
согласиться на звук без визуального изображения, как при радиовещании, но едва
ли станем смотреть беззвучную телепередачу. Учитывая быстрый прогресс электроники
вообще и компьютеров в частности, мы должны понимать, что и это техническое
приспособление быстро становится говорящим со своими мультимедийными
программами и так активно разрабатываемыми “синтезом” и
“пониманием” речи (т.е. подражанием звуковой речи и восприятием
устного слова).
1.2. Таковы современные способы передачи информации, по большей
части в устной форме, – ежедневные сводки новостей, правительственные и
административные сообщения, индивидуальные послания. Среди
социально-политически-экономически-финансово-культурных событий нельзя не
заметить огромное развитие устных дебатов в любой сфере деятельности,
переговоров, ведущихся на различных уровнях вплоть до саммитов.
1.3. Частота устных коммуникаций и то влияние, которым они
пользуются, достаточно хорошо известны. Многое необходимо изучить применительно
к той большей, по сравнению с письменными сообщениями, роли, которую играют
устные обращения. Ради экономии времени люди теперь склонны чаще
“слушать” новости, а не читать газеты (за исключением, может быть,
крупных бросающихся в глаза заголовков на первой странице). Помимо отмеченной
частоты устного распространения социально значимой информации, я хотела бы
упомянуть еще один феномен, нуждающийся в изучении средствами психолингвистики.
Письменный текст всегда в вашем распоряжении, к нему можно вернуться, чтобы
обдумать его. Это невозможно сделать (если только не производилась запись на
магнитофонную ленту) с устной информацией. Давно известно, что “verba
volant”- слово летуче. Чтобы уловить значение каждого слова в контексте,
чтобы думать, выслушивая последовательность устных сообщений, для этого
требуется время, а его часто не хватает. Поэтому если на определенных словах
намеренно делается ударение, если речь хорошо структурирована или сконструирована
со специальной целью, устная информация может оказывать гораздо большее
влияние, чем письменная.
2.0. Сила слова может быть огромной в письменной форме, но еще
более – при слуховом восприятии.
2.1. Слова могут служить для быстрой передачи информации и тем
самым для создания и поддержания социальных контактов, они необходимы в
общественной жизни, в профессиональной деятельности, при разных формах
взаимодействия, в образовании, при оказании поддержки больному. Исследования,
проведенные мною много лет назад, ясно показали пользу, приносимую языком. Язык
служит для установления взаимопонимания в широком смысле слова, для
инструктирования вплоть до самого высокого его уровня, для планирования и
организации работы команды, для оценки достигнутых результатов: от самых
элементарных (вроде “Поди сюда с тачкой” на строительстве) до весьма
сложных (например, инженерного инструктажа перед началом работы смены в шахте
или обмена информацией операторов общенациональной электросети).
2.2. Изучая детей, я также обнаружила, в противоречие с известным
тезисом Пиаже об эгоцентризме детского языка до 7-8-летнего возраста, что дети
пользуются языком для совместных действий; впоследствии многие исследователи
подтвердили эти наблюдения. В организованных играх, таких как “посещение врача”
или “совместное приготовление обеда”, они не только вступают в
диалог, но разговор служит им для планирования совместных действий; так или
иначе, они используют слова, чтобы помогать друг другу.
Пример.
Джина (2,7 года): Я хочу сесть на стул.
Микаэла (2,8 года): Придвинь стул и садись.
Родика (2,7 года): Это здесь не разрешается!
2.3. Эти и другие благотворные следствия связи между языком и
социальными контактами могут наблюдаться и в ситуации общения врача и пациента
(для сбора анамнеза, уточнения назначений, психотерапии и т.д.) или учителя и
ученика (обычно во время урока). Характерной чертой современной жизни является,
как уже говорилось выше, тенденция использования сложных технических средств
для развития человеческих контактов, рост значения переговоров, проводимых по
большей части устно или при личном общении (см. Slama-Cazacu, 1993b) не только
в сфере торговли, экономической активности или “классической”
дипломатии, но и во время саммитов или при контактах руководителей государств при
обострениях международной обстановки, направленных на предотвращение войны или
силового разрешения конфликта. Наконец, слова используются в формулах
вежливости (см. Slama-Cazacu, 1986a,b), которые могут служить типичным примером
положительной роли языка в социальном общении. Не требуют комментариев такие
выражения, как “Прошу прощения”, “Счастливого пути”,
“Благодарю вас”. Стремление использовать вежливые обороты, служащие
“смазкой” межличностного общения, происходит, конечно, из
практических потребностей взаимодействия. Как прекрасно звучат такие вежливые
формулы (даже если они носят чисто формальный характер, а иногда и отдают
лицемерием), широко распространенные в Румынии, как: “Сколько вам
лет?” – “Сорок.” – “Да будет ваш век долог!”
3.0. Однако не следует игнорировать – как это уже говорилось выше
– отрицательное воздействие слов. Я коротко остановлюсь на чрезвычайно
негативных случаях, когда язык употребляется только в интересах индивида или
группы и причиняет вред, даже если это “только” моральный вред,
другим.
3.1. Используя слова, человек может отказаться от взаимодействия с
другим и даже использовать язык в целях недобросовестной конкуренции, действуя
в интересах лишь одного из партнеров. Не буду приводить примеры, когда ученые
просто сплетничают друг о друге, но упомяну о некоторых высказываниях, лишенных
научных оснований, но заставляющих размышлять о себе. Г.Тард (G.Tarde, 1922)
приписывал изобретению слов эгоцентрические основания, считая, что язык создан
ради праздной болтовни или, по мнению О.Есперсена (O.Jespersen, 1925) для
выражения чувств, в частности эротически-любовных; П.Жане (P.Janet, 1936)
решительно защищал утверждение, что язык изобретен индивидами, способными
командовать, и до сих пор служит этой цели; Стуртеван (Sturtevant, 1947, 1948)
считал, что основная функция языка – ложь. Ведущий румынский психолог М.Ралея
(M.Ralea, 1949) высказывал мнение, что основным свойством человеческой
психологии, а следовательно, и языка, является “симуляция”. Все
приведенные положения представляют собой обобщения – поскольку лишены
объективного базиса – некоторых реально существующих, хотя и частных аспектов
психологии человека. Ведь известны действительные примеры, когда язык служит
обману, сокрытию реальности, принуждению к несправедливым действиям, манипулированию
массами не ради их собственных интересов. Поэтому язык через посредство
коммуникации, которая порождается социальными контактами и является их
выражением, может также служить противоположным целям и в конце концов
приводить к чрезвычайно нежелательным последствиям, таким, как распад
социальных связей, вызванный недоверием к сообщениям.
Если рассматривать действие слов как самостоятельный феномен, оно
представляется ограниченным, но анализируя его более внимательно, даже с учетом
ограничений, можно обнаружить сильное отрицательное воздействие на социальную
реальность (инициаторами которого, конечно, являются вполне конкретные
индивиды). В 1969/1970 гг. мной был проведен эксперимент, демонстрирующий
способность социального контекста (т.е. ситуации или действий партнера)
изменить значение слова.
Влияние социального контекста на языковое поведение чрезвычайно
велико, хотя и в определенных пределах: оно зависит от важности воздействующего
фактора или от способа воздействия, даже если он не осознается. В проводимом
нами эксперименте роль социальной силы играл партнер, поддерживающий
экспериментатора, какие бы предложения последний ни делал. Экспериментатор
предпринимал попытки навязывать вставки в текст не подходящих по смыслу слов.
Испытуемые (студенты) сначала не принимали такого искажения, но после того, как
в экспериментальную группу был включен пользующийся авторитетом человек
(доцент, имеющий высокую профессиональную репутацию), иногда соглашались
использовать противоречащие тексту слова.
3.2. Можно экстраполировать эти результаты на макроконтекст: в
ситуации, когда действуют лица или группы, обладающие авторитетом; когда играет
роль проистекающий из снобизма престиж; когда действует принуждающая
политическая сила, – вредное для отдельных лиц или целых социальных слоев
влияние, определяемое потенциалом слова, может оказаться весьма выраженным.
Такой эффект обычно является следствием определенной идеологии (комплекса идей
или поверий, связанных с некой общественной силой). На мой взгляд, идеологии не
только являются современной альтернативой применения материального воздействия
или насилия, как считает Н.Фэйрклоф (цит. по J.Lemke, 1995), но, наоборот,
идеология может поддерживать применение насилия в любой форме, от
интеллектуальной, духовной, моральной до физической. Таким образом, способы,
подобные описанному выше (назовем их стратегемами), могут приводить к изменению
обычного значения слова благодаря незаметному искажению или умелой замене
иностранным термином традиционного и принятого оборота; постепенному, а иногда
и принудительному, введению искаженных форм коммуникации: навязыванию клише, на
самом деле лишенных смысла или деформированных диалогов, не дающих возможности
сбалансированного и свободного обмена мнениями. Именно такие явления я изучала
в последние годы: “не-диалоги” опросов общественного мнения на
политические темы (T.Slama-Cazacu, 1993a), пресс-конференции, на которых не
бывает настоящего диалога (последовательности вопросов и коротких ответов на
них), потому что “авторитетная личность” пользуется привилегией
произносить длинные монологи как “вступление” или как развернутые
“объяснительные” ответы (T.Slama-Cazacu, 1992b). Имеет место также
засилье иностранных, по большей части английских слов (T.Slama-Cazacu, 1992a),
иногда неправильно употребляемых. Последние исследования показывают, как,
используя такие стратегемы, можно замаскировать неприятные факты;
лингвистическая “косметика” применяется для изменения впечатления от
скомпрометировавшего себя объекта или образа действий политическими, экономическими
или технократическими силами или средствами массовой информации (как лицемерно
утверждало румынское радио, “информация никому не приносит вреда”).
Под лингвистической маской национального языка из иноязычных терминов
конструируются варваризмы, чтобы избавиться от слишком хорошо известных слов и
тем самым прикрыть нежелательные факты: disocupat (безработный) вместо somer,
disponibiliza (нанимать) вместо a da afara и т.д. Лишь очень немногие в
точности знают, что значат эти термины, хотя они широко употребляются.
Последнее, но не самое маловажное обстоятельство, которое в связи
с этим нужно упомянуть, – клише “langue de bois” (T.Slama-Cazacu,
1991/1992a, 1994a), относящееся к идеологическим или политическим стереотипам.
Такие стереотипы имеют большой диапазон, начиная от тоталитаристских клише
коммунистической эпохи (в переводе с румынского на английский): class fight
(классовая борьба), constructive criticism (конструктивная критика), rich life
(богатая жизнь – обычный лозунг Чаушеску, несмотря на низкий уровень жизни в
стране), – и продолжаясь в новых, возникших после 1989 г.: compensation
(компенсация – для заработков, сильно отстающих от инфляции), liberalization of
prices (отпуск цен), transition (переходная эпоха – относительно которой
неизвестно, ни что она значит, ни когда она кончится).
“Langue de bois”, как показала жизнь, не является только
продуктом тоталитаристской эпохи или изобретением политических партий, хотя он
был гораздо более распространен в тоталирстские времена. Одно из его назначений
– изменение названия или значения события (а также слишком хорошо известного
слова): так, в Германии в 60-е годы появилось новое название для мигрирующих
иностранных рабочих, чтобы “не обижать” их, – Gastarbeiter
(рабочий-гость). Старые демократические партии, такие, как либеральная партия
во Франции, тоже не являются исключением в отношении использования подобных
клише; еще при демократическом режиме в Румынии блестящий политик С.Агретойану
в 1943 г. говорил в своих “Мемуарах” о “лживых клише румынской
политики”, обнаруженных им в статьях известного либерала И.Братиану,
написанных в 1913 г. и касавшихся призванных на войну крестьян: “они с
радостным героизмом идут на смерть”, “с готовностью оставляют свои
неубранные поля”.
3.3. Подобные формы и стратегии распространяются не только под
влиянием принуждения, снобизма или хитрости заинтересованных лиц, но и в силу
частоты употребления, а также подражания, которое, в свою очередь, является
аспектом социальных контактов. Для индивида это явление может играть ту же
роль, что и принуждение страхом. Принудительный характер таких высказываний,
злоупотребление силой слова используется властью для укрепления своих позиций.
4.0. В заключение хотелось бы отметить следующее. Воздействие слов
может быть хорошим, даже очень хорошим, так же как и очень плохим, нарушающим
контакты с окружающими индивидами, группами и даже целыми странами. При этом
уничтожаются социальные связи, рождается недоверие к языку как таковому. Обе
стороны вербального воздействия тщательно изучаются, и широкие массы должны
быть в курсе таких работ, чтобы иметь возможность усиливать полезное влияние и
защищаться от отклонений в истинных функциях языка.
Кто должен проводить исследования и внедрять в практику их
результаты, касающиеся этических аспектов общественной жизни?
Должен ли ученый занимать позицию стороннего наблюдателя, или же
результаты исследований следует оценивать с точки зрения тех прямых или
опосредованных вредных последствий, которые действия определенной политической
или иной силы могут иметь для индивида или общества в целом? Кто должен
привлекать внимание к таким последствиям, если не ученый, чей долг заключается
именно в этом в силу его объективных знаний?
Иногда утверждают, что ученый не должен быть озабочен так
называемыми “этическими принципами”, что он должен отстраненно
смотреть на объект своих исследований. Но мне это не кажется правильным, не
только с моральной, но и с научной точки зрения. Если ученый обнаруживает
определенный факт, то его научный долг – сообщить о нем и тем самым дать ему
оценку, может быть, и не с позиций личных субъективных моральных критериев, но
показывая его последствия (возможно, пагубные) для индивида или общества.
Поэтому я считаю, что ученые должны поддерживать и пытаться спасти
то, что еще остается от гуманизма в эти странные времена наступления нового
тысячелетия.
Список литературы
Argetoianu, C. 1991 (1943). Pentru
eei de maine-Amintiri din vremea celor de azi (‘For those of
tomorrow-Remembrances from times of those of today’), Bucuresti. Albatros.
Fairclough, N. 1989. Language and
power. London-New York. Longman.
Janet, Pierre, 1936. L’intelligence
avant le langage. Paris. Flammarion.
Jespersen, O. 1925. Die Sprache,
Ihre Natur, Entwicklung und Entstehung, Heidelberg, Winter.
Lemke, J. 1995. Textual politics.
Discourse and social dynamics. London. Taylor and Francis.
McLuhan, M. l962. The Gutenberg
Galaxy, Toronto, University of Toronto Press.
McLuhan, M. 1964. Understanding
media. The extension of man. London. Routledge (9th ed. 1966).
“Mots” (No. special 22:
Langue de bois?) 1989.
Orwell, G. 1968. The collected
essays, London Seaker and Warburg.
Ralea, Mihail l949. Explication de
l’homme, Paris. P.U.F.
Slama-Cazacu, T. l959/196l. Langage
et contexte. The Hague. Mouton (Rom. ed. 1959).
Slama-Cazacu, T. l961/1977.
Dialogue in children. The Hague (Rom. ed. 1961).
Slama-Cazacu, T. 1964. Comunicarea
in procesul muneii (“Communication in the process of work”).
Bucuresti, Ed. stiintifica.
Slama-Cazacu, T. 1968/1973.
Intruduction to psycholinguistics. The Hague. Mouton (Rom. ed. 1968).
Slama-Cazacu, T. 1969/1970. The
power and limits of the social context of language behaviour. Cahiers de
linguistique. 1970. VII. 31-41 (Plenary report. Inteniational Congress of
Psychology. London, 1969).
Slama-Cazacu, T. 1980. Should and
can psycholinguistics contribute to the improvement of human communication?
International journal of psycholinguistics (IJPL), 7 no. 3 (19), 93-102.
Slama-Cazacu, T. 1986. The concept
of politeness and its formulas in Romanian language. In Hommage to C. Ferguson,
ed. by J.Fishman et al. Berlin.. Mouton de Gruyter, I, 35 – 58 (in Rom. 1984.
Ital. 1985. Fr. 1987; 1989. etc.).
Slama-Cazacu, T. 1991. Limba de
lemn (‘The langue de bois’). Romania literara. 24, no. 42, 17, Oct. 1991. (in
extenso, Paper at a Congress Timisoara 1990, see also IJPL 1997. no 2, Thematic
issue).
Slama-Cazacu, T. 1992a. Invazia
brutala de termeni straini (‘The brutal invasion of forein terms). Romania
literara 25. no. 41, 16-22 Dec. 1992. 12-13 (in extenso unpublished Ms; Paper
Sofia. 1st. Conference of Applied Linguistics. May 1992)
Slama-Cazacu, T. 1992b. Are any
“press conferences” or “interviews” or
“dialogues” true dialogues? In Proceedings 2nd Inrernational
Conference on Spoken Language Processing. ed. J. Ohala et al.. Edmonton,
683-687.
Slama-Cazacu, T. 1992c.
Communicative and cognitive functions of language behaviour, Romanian journal
of neurology and psychiatry, 30, no. 2, 147-153.
Slama-Cazacu, T. 1993a. The
Nondialogue in the political interrogations. IJPL., 9, no. 1 (25). 73-99.