А. Ю. Русаков Албанский язык: между Востоком и Западом

А. Ю. РусаковАлбанский язык: между Востоком и Западом* В последнее время албанский язык начал привлекать внимание типологов (см., например, Plank 1995; Koptjevkaja-Tamm 2003 и др.). Интерес к албанскому опре­деляется, по крайней мере, двумя обстоятельствами. Во-первых, албанский является центральным языком Бал­кан­ского языкового союза и, тем самым, представителем целого ареала, определяющего, во многом, лингвисти­ческий ландшафт Европы. Во-вторых, ряд грамматических черт албанского имеют типологически достаточно редкий характер (см., например, Plank 1995: 75). В данном докладе я попытаюсь бросить самый общий взгляд на некоторые типологически существенные черты албанского, прежде всего, с ареально-исторической точки зрения. 0. В последние десятилетия стал общим местом тезис о том, что балканистика как особая лингвистическая дис­цип­лина находится в определенном кризисе. Кризис этот связан, как представляется, с тем, что чисто теоретический подход к трактовке схождений между балканскими язы­ками практически исчерпан (см., например, Десницкая 1979). Действительно, в целом не представляет особой проблемы понимание того, какой контактный механизм лежит в основе возникновения того или иного балканизма. Совсем другое дело вопросы о том, когда возник тот или иной балканизм, какой конкретный язык явился его источ­ником, какова была контактная ситуация. Возможность ответа на эти вопросы затрудняется большими лакунами в ранней истории балканских языков. Остановимся лишь на некоторых проблемах балканистики, существенных для настоящей работы. Надо заметить, что набор балканизмов не представ­ляет собой пучка сущностно связанных между собой приз­наков. В историческом плане они в достаточной степени гетерогенны. Можно попытаться условно страти­фи­ци­ровать ареально существенные черты грамматического строя балканских языков.I. Прежде всего, балканские языки демонстрируют на удивление большое количество признаков, объединяющих их с языками SAE ареала. Так, из 12 черт SAE языков, выде­ля­емых М. Хаспельматом как наиболее существенные, один из ядерных балканских языков – албанский разделяет восемь:1. Наличие определенного и неопределенного артиклей;2. Относительные предложения, вводимые склоняе­мым относительным местоимением; 3. Аналитический перфект с глаголом обладания;4. Экспериенцер при аффективных глаголах выражен по-преимуществу номинативом1; 5. Пассив, образованный при помощи причастия; 6. Преобладание антикаузативной деривации над каузативной; 7. Внешний поссесор выражен дативом; 8. Сравнительные конструкции, образуемые при помощи союза;9. Эквативные конструкции образуются с помощью маркеров релятивного происхождения2. Таким образом, если опираться на вышеприведенные «изоглоссы», албанский несомненно относится к SAE ареалу, разделяя 8-9 из приведенных М. Хаспельматом 12 признаков3. Для сравнения можно отметить, что всеми двенадцатью признаками характеризуются лишь немецкий и французский языки – общепризнанно наиболее яркие представители SAE типа (ядро языкового союза Карла Великого, см. van der Auwera 1998: 823), английский разделяет 10 признаков. Другие балканские языки также разделяют значительное количество SAE признаков (по данным М. Хаспельмата, новогреческий – 10, румынский – 8, болгарский – 54). В целом, балканские языки (возможно, без болгарского) оказываются более «европейскими», чем некоторые другие языки европейской периферии – прежде всего, балто-славянские, – и приближаются к скандинав­ским. Необходимо отметить также следующие моменты: – большая часть приведенных признаков является в принципе в высокой степени контактноиндуцируемыми (это, несомненно, относится к признакам 3, 5, 7, 8, 9, возмож­но и к признакам, 2 и 4; из всего списка лишь преобладание антикаузативной деривации является, по всей видимости, достаточно стойкой языковой чертой5); – встает вопрос о времени и реальном пути появления этих черт («Кто у кого заимствовал», Haspelmath 2001: 1506). Сам Хаспельмат определял наиболее вероят­ное время формирования SAE союза как «эпоху великих миграций перехода от античности к средневе­ковью» (там же), подчеркивая в то же время необходимость «считаться с возможностью (и даже с высокой вероятностью) того, что различные признаки SAE возникли благодаря различным историческим обстоятельствам» (Haspelmath 2001: 1506). Это время – впрочем, определяемое достаточно условно, – совпадает с эпохой радикальной перестройки албанской звуковой и грамматической систем. II. Что касается собственно балканизмов, то их можно разделить на несколько условных – и выделяемых по разным параметрам – групп. (i) ^ Балканизмы «коммуникативно-прагматического» происхождения, возникающие «когда носители различных языков пытаются общаться друг с другом наиболее эффективным образом» (Friedman, 1994: 86). В. Фридман указывает, что место подобных балканизмов (самый яркий из них – местоименное удвоение дополнений) «в системе различных (балканских – А.Р.) языков может быть описано в терминах континуума», в некоторых языках эти явления определяются прагматическими факторами, в других они более или менее грамматикализованы (там же)6. По всей видимости, балканизмы подобного типа могут распростра­няться достаточно быстро. К подобным «прагматическим» балканизмам относится, возможно, и балканский эвиден­циалис, представленный в албанском, болгарском и македон­ском. Прямое влияние албанского на болгаро-македонский и наоборот более чем проблематично. В этой связи становится менее неправдоподобной возможность турецко-османского влияния (т.е. влияние прагматически доминантного языка) на его возникновение и/или развитие (см. там же: 79-86), хотя детали этого процесса остаются неясными. Любопытно, что в балканских языках сущест­вуют и другие синтаксические черты, вероятно, османского происхождения, также относящиеся к «эмотивной» сфере функционирования языка (например, стилистически маркированное употребление некоторых существительных в функции качественных наречий). В целом эти явления имеют, по всей видимости, достаточно поздний характер7.(ii). «Диффузия процессов грамматикализации» (см. Dahl 2001: 1468-1470). К балканизмам такого рода отно­сится, например, распространение аналитического буду­ще­го, образованного с помощью неизменяемой частицы, восходящей к глаголу желания. Данная конструкция типо­ло­гически тривиальна, однако ее развитие демонстрирует высокую степень параллелизма в деталях и стадиях про­цесса грамматикализации в различных балканских языках. Вероятно это объясняется «импортированной» грамматика­лизацией: относительно более грамматикализо­ван­ные кон­ст­рукции одного языка влияют на менее грамматика­лизо­ванные конструкции другого, возникает своеобразная цепная реакция (см. Fiedler, 1989). По-видимому, таким образом могут быть объяснены многие из традиционных балканизмов. (iii) Наконец, существует ряд явлений (традиционно включаемых в круг балканизмов), исторические обстоя­тель­ства возникновения которых представляют серьезную проблему. Сюда относятся прежде всего чрезвычайно глубокие схождения в строении именной парадигмы и функционирования именной группы в целом, существу­ющие между албанским и восточнороманскими языками, включающие, в частности8: наличие в обоих языках постпозитивного артикля; сходство в строении падежной парадигмы, например, меньшее количество падежей в неопределенном склоне­нии, нежели в определенном; наличие в посессивных конструкциях специального элемента, занимающего особую синтаксическую позицию, и в то же время согласующегося с ядерным словом в роде, числе, падеже и частично определенности/неопреде­лен­ности (элемент этот абсолютно обязателен в албанском и синтаксически обусловлен в румынском); наличие аналогичного элемента в адъективной именной группе (в албанском он тождественен посессив­ному показателю, в румынском – нет); сходство в оформлении именной группы (маркиру­ется падежными окончаниями и показателем определен­ности первый член синтагмы, независимо от того, выражен ли он прилагательным или существительным). Часть этих сходств разделяет и болгарский. При интерпретации этих схождений возникает несколько вопросов (об этой проблематике см. Çabej 1976, Bokshi 1984, см. также Русаков 2002, 2004). a) Поскольку они явно не случайны, встает вопрос о том, какой язык является источником влияния. Традици­онно в качестве такового постулируется албанский, что определяется двумя обстоятельствами. Во-первых, в албанском все вышеперечисленные явления выступают более последовательно и с меньшим диалектным разно­образием9. Во-вторых, – и это более существенно – то, что мы имеем в восточнороманском, достаточно сильно отличается от особенностей строения и функционирования именной группы в других романских языках10. Что каса­ется болгарского, то имеются все основания полагать, что он мог испытать в этом плане влияние восточноро­манского. б) Если мы принимаем идею об албанском происхождении рассмотренных выше явлений (или части из них), то возникает необходимость понять, как возникла эта достаточно своеобразная система в самом албанском. Высказывались соображения как о типологически редком способе устройства генитивной конструкции, представляю­щем особый подтип Suffixaufnahme или двойного падежного согласования (Plank 1995: 75), так и об ареально относительно обособленном положении албанского (и румынского) в этом отношении среди языков европейского ареала (Koptjevskaja-Tamm 2003). При этом в историческом плане формирование албанской генитивной и адъективной именной группы имеет определенные индоевропейские параллели (формирование членных прилагательных в балто-славянском, противопоставления сильных и слабых прилагательных в связи с формированием категории определенности в германском, изафетных конструкций в иранском). Особенно интересны в этой связи албанско(балкан­ско)-иранские типологические схождения. В области имен­ной группы можно отметить следующие явления, находящие параллели в албанском: – параллелизм адъективных и генитивных конструк­ций с изафетным показателем, восходящим к указатель­ному местоимению (персидский), подобный параллелизм существует и в албанском; – различие (изафетных) показателей в зависимости от контактного resp. дистантного положения определения по отношению к ядру (курдские диалекты, см. Расторгуева 1975: 169-172; возможно, подобное состояние было характерно и для древнеперсидского, см. Виноградова 1997: 55), аналогичную ситуацию мы имеем и в албанском; – наличие в персидском постпозитивного артикля (правда, неопределенного), этимологически восходящего к числительному один, но фонетически совпавшего с ре­флек­сом старого указательного местоимения (> показатель изафета) (Эдельман 2002: 132). В албанском мы также имеем дело с частичным совпадением (или общим проис­хождением) постпозитивного и связующего артиклей11. в) В последнее время предпринимаются попытки рассмотреть албанско-восточнороманские схождения в области имени на более широком ареально-типологи­ческом фоне. Так, Ю. К. Кузьменко пытается объяснить возник­новение постпозитивного артикля в и.-е. языках (балканских, скандинавских, армянском) контакт­ным влия­нием языков с посессивным склонением (Kuzmenko 2003). В отношении балканских языков речь идет о доосманских тюрках, исчезнувших на Балканах, не оставив сущест­венных языковых следов. Посессивные суф­фик­сы тюрк­ских диалектов могли быть отождествлены с указатель­ными местоимениями балканских языков, иногда оказыва­вшимися в постпозиции. Это отождествление (еще один случай межъязыкового реанализа!) могло привести к их закреплению в постпозиции, далее постулируются процессы грамматикализации, приведшие к современному состоянию. Разумеется, гипотеза Кузьменко оставляет много нерешенных вопросов как исторического, так и собственно лингвистического характера. Один из самых главных – почему влияние, проявившееся главным образом в стаби­ли­зации определенного порядка значащих элементов, не выявилось на уровне порядка составляющих именной группы (адъективной и генитивной): в албанском и – в несколько меньшей степени – румынском порядок этих элементов (вершина – зависимое) прямо противоположен тюркскому. Не отвечает эта гипотеза и на вопрос о влиянии балканских языков друг на друга. Отметим лишь, что и идея субстратного происхож­дения «албанизмов» в румынском, и соображения о (пра)албанско-(пра)румынском билингвизме, и теория о доосманском субстрате указывают на достаточно ранний период, кончающийся, по-видимому, с приходом на Балканы славян. г) Вместе с тем, надо отметить, что балканские языки, действительно, территориально примыкают к обширному «изафетному» (в широком понимании термина, включая и тюркский посессивный изафет) ареалу, в тоже время отли­чаясь по способу выражения посессивных отошений от боль­шинства европейских языков. Если все же видеть в ареальном распределении грамматических явлений отраже­ние пусть древних, но конкретных контактных ситуаций и признать возможность хотя бы минимального «восточ­но­го» влияния на образование албанских и восточно­роман­ских посессивных и адъективных конструкций, то мы по­лу­чим достаточно любопытную с типологической точки зре­ния ситуацию: при определенном структурном подобии изафетные конструкции иранского типа представ­ляют со­бой ярчайший образец вершинного маркирования в имен­ной группе (ср. также вершинно маркированные по­сес­сивные конструкции в семитских языках), соответ­ству­ю­щие тюркские и венгерские конструкции могут быть оха­рак­теризованы как отличающиеся двойным маркирова­ни­ем, тогда как балканские конструкции скорее сохраняют за­­­ви­­симостное маркирование (см. Koptjevskaja-Tamm 2002). Очень перспективным представляется в этой связи сопоставление балканских черт с характерными языковы­ми чертами других ареалов Европы и – шире – Евразии. Внимательное ареально-типологическое рассмотрение циркумбалтий­ского ареала (Dahl & Koptjevskaja-Tamm 2001) показало, что имеются черты, объединяющие его с Балканским языковым союзом (в высокой степени свободный порядок SVO, возможно, наличие эвиденциала). Таким образом, оба ареала представляют собой как бы переходную зону между Standard Average European языковым типом и типом, представленным в центрально-евразийских языках (см. Koptjevskaja-Tamm, Wälchli 2001 728-733)12. При этом балканский ареал более втянут в SAE союз, чем языки северной части Восточной Европы. ЛИТЕРАТУРА Десницкая, А.В. 1979. О современной теории балканистических исследований // Проблемы синтаксиса языков балканского ареала. Л. С. 3-15. Виноградова, С.П. 1997. Древнеперсидский язык // Языки мира. Иранские языки. I. Юго-западные иранские языки. М. С. 35-57. Лопашов, Ю. А. 1978. Местоименные повторы дополнения в балканских языках. Л. Расторгуева, В. С. 1975. Вопросы общей эволюции морфологического строя // Опыт историко-типологического исследования иранских языков. Т. 1, М. С. 89-224. Русаков, А. Ю. 2004. Албанский язык в ареально-типологической перспективе // International Symposium “The Typology of Argument Structure and Grammatical Relations”. Proceedings. Kazan. P. 205-208. Сытов, А. П. 1979. Категория адмиратива в албанском языке и ее балканские соответствия // Проблемы синтаксиса языков балканского ареала. Л. С. 90-124. Цивьян, Т. В. 1965. Имя существительное в балканских языках. М. Цивьян, Т. В. 1979. Синтаксическая структура балканского языкового союза. Эдельман, Д. И. 2002. Иранские и славянские языки. Исторические отношения. М. Aristar, A. 1991. On diachronic sources and synchronic patterns: an investigation into the origin of linguistic universals // Language, 67. P. 1-33. Bokshi, B. 1984. Prapavendosja e nyjës në gjuhët ballkanike. Prishtinë. Çabej, E. 1976. Studime gjuhësore. V.3, Prishtinë. Dahl, Ö. 2001. Principles of areal typology // M.Haspelmath and al. (eds.). Language typology and Language Universals. B.2. Berlin – New York: Walter de Gruyter. P. 1456-1470. Fiedler, W. 1989. Zur Arealtypologie der Futurbildung in den Balkansprachen // Linguistische Studien. B. 92. Reihe A. S. 70-109. Friedman, V. 1994. Variation and grammaticalization in the development of Balkanisms // Katherine Beals et al. (eds.). Papers from the 30th Regional Meeting of the CLS, Vol. 2. Chicago: CLS. P. 101-115. Haspelmath, M. 2001. The European linguistic Area: Standard Average European // M.Haspelmath and al. (eds.). Language typology and Language Universals. B.2. Berlin – New York: Walter de Gruyter. P. 1492-1510. Koptjevskaja-Tamm, M. 2003. Possessive noun phrases in the languages of Europe // F. Plank (ed.). Noun Phrase Structure in the Languages of Europe. Mouton de Gruyter. Koptjevskaja-Tamm, M., Wälchli, B. 2001. The Circum-Baltic languages. An areal-typological approach // Ö. Dahl & M. Koptjevskaja-Tamm (eds.). Circum-Baltic languages. Vol. 2. Amsterdam/Philadelphia: John Benjamins. P. 615-750. Kuzmenko, Ju.K. 2003. Die Quellen der Artikelsuffigierung in den Balkansprachen // Актуальные проблемы балканистики. СПб. Lehmann, Ch. 1995 (1982). Thoughts on Grammaticalization. München – Newcastle. Nichols, J. 1992. Linguistic diversity in Space and Time. Chicago: University of Chicago Press. Plank, F. (ed.). 1995. Double Case. Agreement by Suffixaufnahme. New York – Oxford: Oxford University Press. Stölting, W. 1966. Das Artikelsystem im Albanischen und Rumanischen // Beitrage zur Südosteuropa Forschung. München, 1966. van der Auwera, J. 1998. Adverbial Constructions in the Languages of Europa. Berlin: Mouton de Gruyter.Alexander Yu. RusakovAlbanian between East and WestSUMMARYA. Albanian as a Standard Average European languageAlbanian shows an amazingly high number of features characteristic of the so-called Standard Average European Sprachbund. Albanian shares 9 out of 12 major SAE features listed by Martin Haspelmath: 1. Definite and indefinite articles + 2. Relative clauses with relative pronouns + 3. ‘Have’-perfect + 4. Nominative experiencers + (?) 5. Participial passive + 6. Anticausative prominence + 7. Dative external possessors + 8. Negative pronouns and lack of verbal negation – 9. Particles in comparative constructions + 10. Relative-based equative constructions + 11. Subject person affixes as strict agreement markers – 12. Intensifier-reflexive differentiation – The list of features for Albanian is slightly modified as compared to Haspelmath 2001 (cf. 4 –, 8 +, 12 +, 6 – “no data” in the source artiсle). It should be mentioned that Albanian shares some other SAE features as well (Haspelmath 2001: 1501-1504): “A and-B” conjunction; comitative-instrumental syncretism; lack of the alienable/inalienable opposition in adnominal possession; lack of an inclusive/exclusive opposition in the first person non-singular pronouns; lack of reduplicating constructions; discourse pragmatic notions such as topic and focus are expressed primarily by sentence stress and word order differences (but see below about object doubling); SVO as the basic word order pattern; a special construction for negative coordination. Thus, judging by these features, Albanian stands very near to the core of the SAE languages. We may mention that only French and German – the most typical SAE languages, ^ Charlemagne Sprachbund, according to van der Auwera (1998: 823) – show all the 12 features. Albanian shares nearly all major SAE features with other Balkan languages (according to Haspelmath Greek has at least 10 features, Rumanian – 8, and Bulgarian – 5). In general, Balkan languages (possibly with the exception of Bulgarian) seem to be more “European” than some other languages of European periphery (Balto-Slavic, Celtic). Two notes should be added: – Many of the SAE features could be easily borrowed (3, 5, 7, 8, 9, 10, maybe 2, 4). – Two closely related questions (common for the areal linguistics in general) arise: 1) What is the time of the rise of the SAE Sprachbund? 2) “[W]hat is the source of the various Europeanisms: Who borrowed from whom?’ (Haspelmath 2001: 1506). As for the first question, Haspelmath proposed that it was “the time of the great migrations at the transition between antiquity and the Middle Ages”, adding that “[o]f course, we must always reckon with the possibility (or even likelihood) that different SAE features are due to different historical circumstances…” (Haspelmath 2001: 1506). Thus, we may conclude that Albanian (as a member of Balkan Sprachbund?) has undergone the great changes that moulded the modern state of European languages. ^ B. The balkanisms and their stratification i) The balkanisms of communicative-pragmatic origin. Cf.: “Balkanisms began as variation when speakers of different languages attempted to communicate more effectively… . The place of these Balkanisms in the systems of the various languages can be described in terms of a continuum from pragmatically conditioned variation to grammaticalization..” (Friedman 1994: 86); – object reduplication (beginning of the spread:  12-13 centuries) (“the clitic pronouns are spontaneous response to language contact” Nichols 1992: 272); – non-confirmativity (viz. evidential mood) in Albanian, Bulgarian and Macedonian (beginning of the spread:  15-16 centuries (??)). The direct influence of Albanian on Macedono-Bulgarian and vice versa is doubtful; it is very interesting to speculate on the problem of possible Turkish influence. Cf. the evidential mood in the Circum-Baltic area ii) The diffusion of grammaticalization processes (cf. Dahl 2001: 1468-1470). A good example of this phenomenon is de-volitive future construction in Balkan languages. From the typological point of view, this type of construction is quite trivial but diachronic scenarios in this domain demonstrate a high degree of parallelism of the stages and details of grammaticalization processes in Balkan languages (grammaticalization clines).The most part of the “traditional” balkanisms may be treated as a result of a grammaticalization diffusion. iii) The relations between Albanian and Balkan Latina) Lexical isoglosses;b) Morphonological similarities; c) Grammatical similarities: deep resemblances in the architecture of the Noun Phrase: (i) Rumanian (as well as Albanian) has possessive article. Syntactic conditions of its use are nearly identical to syntactic conditions in which të (in contrast to e) is found after the accusative of the head noun in Albanian. The Rumanian article agrees with the head noun in number and gender, but not in case, which implies that it is not a pattern of the true Suffixaufnahme. In Arumanian and Megleno-Rumanian the “possesive article” is indeclinable (a in Arumanian, used both with Genitive and Dative, lu in Megleno-Rumanian). (ii) Rumanian distinguishes adjectival and possessive articles, but in the old texts and in the dialects this difference sometimes is obscured. We have in the most part of Daco-Rumanian dialects indeclinable a in possessive constructions, thus reflecting the “Romance” pattern. (iii) A striking similarity of the constructions observed in Albanian and Rumanian indicates contact development, most probably Albanian influenced Rumanian or maybe it is a substrate influence (in Daco-Rumanian). In both cases, the contacts must have taken place in a rather ancient epoch (presumably before the Slavic invasion into the Balkans). Thus, we have to solve the problem of the ways of the originating of this construction in Albanian. We have here some IE parallels. Within the framework of grammaticalization, the emergence of the Albanian system of “articles” could be viewed in relation to the following types of processes: a) Development of the category of definiteness. In this respect, a comparison with those Indo-European languages in which development of definiteness is originated within the adjectival phrase (Germanic and Balto-Slavic) seems to be relevant.b) Development of relative, adjectival and genitival constructions: The data from the Germanic, Balto-Slavic and Iranian could be insightful in this respect. Parallels with Iranian languages are mostly striking: – Similarly to Albanian, adjectival and possessive constructions are structurally identical (Persian); – Similarly to Albanian, different sets of pronouns are used adjacently and discontinuously (Kurdish, see: Rastorgueva 1975: 169-172; maybe Old Persian, see: Vinogradova 1997: 55); – In most Iranian languages, there are is no definite article. In modern Persian there is a postpositive indefinite article which originated from the numeral ‘one’, but phonetically coincided with the reflex of the old demonstrative pronoun (> ezaphe marker) (Edelman 2002:132). This article agglutinates to the rightmost word in the Noun Phrase. Phonetic coincidence (or the same origin) of the postpositive and “linking” articles is attested in Albanian as well. See also the list of “balkanisms” in some Iranian languages (Edelman 2002: 198): 1) Dative-Genitive syncretism; 2) postpositon of the article; 3) de-volitive future; 4) modal verb + subjunctive constructions; 5) object anticipation. Differential marking of definite and indefinite objects could be added into this list (a very widespread areal feature in the languages of “Central Eurasia”).^ C. Albanian between East and West 1. Albanian and Rumanian possessive constructions dispatch from the average European type; it is curious in this respect that the two languages are adjacent to the large area where possessive constructions are either double-marked (Turkic languages, Hungarian) or head-marked (Iranian and Semitic languages) (Koptjevskaja-Tamm 2003). Although the areal relevance of this affinity is not properly established, the very geographical pattern that we observe allows one to speculate on the possibility of early Turkic (pre-Osmanic) influence in the Balkans (cf. Kusmenko 2003). Kusmenko relates development of the postposed article wherever in the IE languages (these are Balkan, Scandinavian, Armenian and Iranian languages) to the contact influence from the languages that have possessive inflection. For the Balkans the old Turkic population is implied, who have perished, as it were, having not left any significant linguistic traces. Of course, Kusmenko’s hypothesis leaves many questions unanswered. First of all, it is not at all clear why have not the order of the basic constituents of the NP been reshaped according to the Turkic head-final model if the Turkic influence has basically resulted in the reordering of certain meaningful elements? It does not also highlight intra-influences between various Balkan languages. It is interesting, however, that the time of the arrival of the first wave of Turkic invaders into the Balkans coincides with the epoch of the great changes in the Albanian phonological and grammatical system.2. We may suppose that the historical development of the Albanian language system in the last 1,5 millenia represents the gradual drift from the language type represented in the broad area including the territory of Eastern Europe and the Western Asia (among the Indo-European languages we may mention Iranian, Slavic and Baltic languages) towards SAE type. During this development Albanian acquired the major part of Balkanisms as well. * Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ № 04-04-00164а. 1 Данный признак нуждается в дальнейшем уточнении, так как его значение может сильно колебаться в зависимости от того, какие глаголы будут включены в диагностический список. 2 Список базируется на Haspelmath 2001 с определенными исправлениями и уточнениями, касающимися албанского материала. Надо отметить. что албанский разделяет и некоторые другие черты SAE языков: конъюнкция с помощью союза и; синкретизм комитатива и инструменталиса; отсутствие выражения противопоставления отчуждаемой и неотчуждаемой принадлежности в именной группе; отсутствие оппозиции инклюзива – эксклюзива в первом лице плюралиса; отсутствие грамматической редупликации; базовый порядок SVO; специальная конструкция для отрицательного сочинения (Там же). 3 Не разделяет албанский отсутствия двойного отрицания при глаголе; отсутствие pro-drop и несовпадение рефлексивного и усилительного местоимения (Haspelmath 2001). 4 Эти данные, несомненно, нуждаются в уточнении, так как внимательное рассмотрение албанского материала позволило изменить значения по крайней мере трех признаков, из приведенных Хаспельматом. 5 Ср. достаточно стойкое сохранение остатков каузативной деривации (варьирующееся в плане продуктивности по диалектам) в цыганском (Matras 2001: 122-125). 6 На возможную связь некоторых общих свойств балканских языков (перенасыщенность текста служебными словами, в частности, клитиками) указывала Т. В. Цивьян (1979: 230, 284 и др.). См. также высказывание Дж. Николс: «местоименные клитики – это спонтанный ответ на языковой контакт» (Nichols 1992: 272). 7 Хотя отдельные случаи местоименного удвоения объекта в балканских языках встречаются достаточно рано, по всей видимости это явление едва ли могло относительно стабилизироваться намного раньше середины второго тысячелетия н.э. (о местоименном удвоении в балканских языках см.: Лопашов 1978). Время окончательной стаби­ли­зации албанского адмиратива, по всей видимости, 16–17 вв. (см. Сытов 1979). 8 Существуют, разумеется, и другие важные сходства между албанским и балканороманским. Сюда относятся в первую очередь многочисленные лексические схождения и разительное сходство в области морфонологии. 9 Ситуация в румынском отличается значительным диалектным разнообразием как на уровне балканороманских «макродиалектов» (дакорумынского, мегленорумынского, истрорумынского), где гени­тив­ный артикль практически превратился в предлог, так и на уровне диалектов собственно дакорумынского (в большинстве диалектов – за исключением мунтянских – в генитивной конструкции мы имеем предлог a). Таким образом, на большей части балканороманского ареала возобладала «романская» тенденция маркировки посессивных отношений (см. Koptjevskaja-Tamm 2002). 10 Возможное влияние албанского на восточнороманский в области именной группы – лишь один фрагмент чрезвычайно сложной и, вероят­но, ключевой для понимания особенностей возникновения феномена балканских языков, проблемы древних (прото)албан­ских/(прото)ру­мын­ских контактов. Отнюдь не пытаясь решить здесь в целом вопросы, относящиеся к проблематике албано-румынских схождений, заметим, что их можно объяснить либо интенсивными контактами между предками албанцев и предками румын, либо тем, что предки албанцев и палеобалканское население, перешедшее затем на латынь, говорили на близкородственных диалектах. В сущности для решения вопроса о происхождении конкретного схождения точный ответ на вопрос о характере албано-румынского билингвизма не так уж важен. В любом случае мы имеем дело с интенсивным билингвизмом с доминированием одного из языков, а идет ли речь о палео­балкан­ско(фракийско?)-латинском билингвизме у предков румын (субстрат) или протоалбанско-проторумынском билингвизме, существенно, прежде всего, в хронологическом плане. 11 Сюда уместно привести составленный Д. И. Эдельман (2002: 198) список «“балканизмов”, наблюдаемых в некоторых иранских языках. Сюда относятся: 1) свертывание падежной парадигмы имени путем совпадения прежде всего форм генитива и датива…; 2) развитие постпозитивного артикля; 3) образование форм футурума через морфологизацию синтаксических оборотов с глаголом или основой со значением “хотеть”; 4) построение модальных оборотов с личными формами сослагательного наклонения основного глагола, но не с инфинитивом; 5) наличие конструкций с “опережающим повтором” – энклитиками прямого и косвенного дополнений…». Мы можем добавить сюда и различную маркировку определенного и неопре­деленного объекта (весьма распространенная ареальная черта языков «Центральной Евразии»). 12 Ср. в этой связи окказиональное появление изафета турецкого типа в чрезвычайно сильно интерферированных говорах малоазийских греков (Thomason & Kaufman 1988: 220).