И.Л. Галинская
В марте 2004 г. газета «Франкфуртер альгемайне» напечатала статью немецкого литературоведа Михаэля Маара «Что знал Набоков?», в которой рассказывалось, что ещё в 1916 г., за 40 лет до появления романа Набокова «Лолита», «ныне забытый берлинский писатель» Хайнц фон Лихберг опубликовал рассказ «Лолита», который и стал «своеобразным эскизом к всемирно известному произведению». Статья М. Маара вызвала массу откликов, причём почти никто из авторов этих откликов новеллу Лихберга тогда не читал, а те, кто её читал, нашел, что и по своему сюжету, и по своей главной идее роман Набокова перекликается с рассказом Лихберга.
Высказывались также предположения, что Набоков, который жил в Берлине около семнадцати лет (с 1921 или 1922 по 1937 гг.), мог не только познакомиться с рассказом Лихберга, но «теоретически авторы одноимённых текстов могли общаться».
25 марта 2004 г. Михаэль Маар напечатал в газете «Франкфуртер альгемайне» статью о Хайнце фон Лихберге «Человек, который придумал «Лолиту»». Публикуя сокращённый перевод статьи, «Литературная газета» ставит вопрос: «А создал бы свой роман Набоков, не придумай этот сюжет и его героиню малоизвестный немецкий автор?».
Хайнц фон Эшвеге родился в Марбурге в 1890 г. Он происходил из гессенского дворянского рода фон Эшвеге, чьи владения находились вокруг горы под названием Лихберг, которая и дала писателю псевдоним. В марте 1951 г. немецкая газета «Любекские известия» сообщила о смерти своего сотрудника, фельетониста Хайнца фон Эшвеге-Лихберга.
В 1916 г. Хайнц фон Эшвеге напечатал в дормштадском издательстве «Falken» сборник из пятнадцати рассказов под общим названием «Проклятая Джоконда» («Die verfluchte Gioconda»), подписав его псевдонимом Хайнц фон Лихберг.
После Первой мировой войны, во время которой он служил в кавалерии в чине офицера, Хайнц фон Эшвеге-Лихберг становится журналистом, пишет репортажи и фельетоны, издаёт небольшой томик стихотворений. В 1929 г. Лихберг публикует заметки «На дирижабле вокруг света» о трансатлантическом полете на Цеппелине.
30 января 1933 г. его голос звучал по радио в эфире, когда Гитлер стал рейхсканцлером, а также во время факельного шествия нацистов к Рейхстагу. В мае 1933 г. Лихберг вступает в ряды национал-социалистической партии и начинает работать в газете «Volkoscher Beobachterг». С 1937 г. Хайнц фон Эшвеге-Лихберг принимается делать карьеру в службе безопасности вермахта. Из английского плена, куда он попал во время войны, его освободили через год после окончания Второй мировой, и он уехал в Любек, где и скончался спустя пять лет после непродолжительной болезни. Имя Эшвеге кануло бы в Лету вместе со смертью автора первой «Лолиты», пишет М.Маар, если бы не Владимир Набоков: «Писатель использовал в своем романе тот же материал, что и немецкий журналист. Однако именно Набоков, и только он, возвёл эту историю в ранг изящной словесности и сделал фактом литературы».
Сын Владимира Набокова, Дмитрий Набоков, прокомментировал разыскания М. Маара следующим образом: «Могу определённо сказать, что автор с фамилией фон Лихберг не был вхож в дом моих родителей. Журналист, который служил нацистам и рапортовал по радио об успехах Гитлера, не мог быть приятелем моего отца. Да и отец никак не мог прочитать эту новеллу, опубликованную в 1916 году, просто потому, что не читал по-немецки. Немецких классиков он читал в русском переводе. Если и есть какие-то совпадения в этих несопоставимых литературных произведениях, то иначе как случайными их не назовешь. Знатокам творчества моего отца известно, что замысел «Лолиты» прослеживается уже в «Даре» и в «Волшебнике», где отец намекает на образ некой нимфетки. Кстати, в первоначальном варианте имя набоковской героини было совсем другим — Хуанита. Ну разве стал бы плагиатор менять имя на то самое, что уже имеется в «первоисточнике?».
Набоков неоднократно сообщал в интервью, что немецкий — это единственный язык, которым он так и не овладел. В телеинтервью Курту Хоффману для баварской телекомпании «Bayerischer Rundfunk» в октябре 1971 г. писатель так говорил о своей жизни в Берлине: «Переехав туда в 1921 году из Англии, я едва владел немецким, слегка приобщившись к нему во время предыдущего наезда в Берлин весной 1910 года, когда мы с братом, а также наш учитель русского лечили там зубы у американского дантиста. Учась в Кембриджском университете, я поддерживал свой русский чтением русской литературы, основного моего предмета, а также сочинением на русском ужасающего количества стихов. Едва я перебрался в Берлин, меня охватил панический страх, будто, учась бегло говорить по-немецки, я подпорчу драгоценные залежи своего русского языка». Правда, затем Набоков рассказывает, что в юношеские годы он переводил вокальные произведения на слова Гейне для одной русской певицы, и с детских лет «корпел с помощью словаря над большим количеством немецких книг о бабочках».
Специалисты по творчеству Набокова, однако, не склонны верить утверждениям писателя о незнании им немецкого. Так, президент фонда В.В. Набокова, доктор филологических наук Вадим Старк прямо заявил в интервью корреспонденту «Известий»: «Набоков хорошо знал немецкий, хотя и не любил в этом признаваться». Автор книги «Владимир Набоков. Одинокий король» Николай Анастасьев комментирует высказывание Набокова «Я не говорил по-немецки, у меня не было друзей-немцев, и я не прочитал ни одной немецкой книги, будь то оригинал или перевод»: «Сомнительно опять-таки, чтобы такой эрудит и книгочей, как Набоков, не читал немецких книг, а учитывая его интерес к театру, не ходил на представления оглушительно популярных тогда в Германии Эрнста Толлера, Георга Кайзера и молодого Брехта. То есть уж одну-то точно читал — роман Леонгарда Франка «Брат и сестра», вышедший в 1929 году и сразу же завоевавший шумную и несколько скандальную известность — скрытая, однако же, легко узнаваемая ссылка на него содержится в рассказе «Встреча», написанном в том же году».
Далее Н. Анастасьев рассказывает о двух эпизодах из жизни Набокова, когда писатель проверял стилистическую правильность перевода своих произведений на немецкий язык. В первом случае шла речь о переводе на немецкий романа «Под знаком незаконнорожденных». Н. Анастасьев цитирует письмо супруги писателя В.Е. Набоковой, в котором говорится, что «перевод произвёл на Набокова ужасающее впечатление», поскольку немецкий словарь переводчика «исключительно беден, и у него нет ни малейшего чувства стиля». Аналогичный случай произошел И с переводом на немецкий язык романа «Ада». Сам Набоков писал из Монтрё, что немецкий перевод романа» «чтобы созреть, потребовал ряда лет, на протяжении которых издатель и переводчики несколько раз приезжали сюда». «Вот и верь после этого заявлениям писателя!», — восклицает Н.Анастасьев, имея в виду утверждение Набокова о незнании им немецкого языка.
Как известно, Владимир Набоков учился с 1911 по 1916 гг. в Тенишевском училище, не отдавая «школе ни одной крупицы души». И тем не менее уроки немецкого языка в Тенишевском училище приходилось посещать и, видимо, даже в младших классах петь на них под управлением учительницы-фрейлейн (как вспоминал о своей учебе Осип Мандельштам) «О Таппенваит, о Таппенваит!».
О. Мандельштам окончил училище В.Е. Тенишева, где воспитывались многие замечательные деятели русской культуры, в 1907г. В 1909-1910 гг. он учился два семестра в Гейдельбергском университете, ибо немецкий язык в Тенишевском преподавали, как и другие предметы, на высоком уровне, отчего Мандельштам изучал в Гейдельбергском университете вовсе не немецкий язык, а старофранцузский эпос (под руководством профессора Ф.Неймана).
Живя в Берлине, В.В.Набоков переводил для русскоязычных газет и альманахов стихи не только английских и французских поэтов, но и стихотворения Гёте. В 1971 г. Набоков вспоминал, что Гёте и Кафку он читал, пользуясь параллельным переводом, т.е. немецкий текст всегда был перед глазами.
Начиная с 1931 г., когда он опубликовал в эмигрантском издании «Новая газета» под псевдонимом В.Сирин памфлет «Что всякий должен знать?», Набоков яростно нападал на Зигмунда Фрейда, фрейдизм и психоанализ. Однако то, что он читал труды З.Фрейда именно по-немецки, Набоков признал лишь в 1975г. в телеинтервью Бернару Пиво: «… читать его [Фрейда — И. Г.] нужно только в оригинале». Немецкоязычные набокововеды не сомневаются в том, что писатель умел читать по-немецки (пусть и со словарём, как он сообщил в телеинтервью Бернару Пиво). Кроме того, известно, что в 1947 г. писатель сказал о своём «a fair knowledge» (хорошем знании) немецкого языка. А на бытовом уровне Набоков мог и говорить по-немецки: играл в футбол за немецкую команду, беседовал с квартирными хозяйками и общался с продавцами в магазинах. Словом, немецкоязычные набокововеды уверены в том, что Набоков прочел рассказ Хайнца фон Лихберга «Лолита» в сборнике «Проклятая Джоконда» во время своего почти семнадцатилетнего пребывания в Берлине.
Сборник Хайнца фон Эшвеге-Лихберга «Проклятая Джоконда» называют «сборником гротесков», вот и его рассказ «Лолита» представляет собой слабое подражание «страшным» произведениям Э.ТА. Гофмана (1776—1822), в которых события развиваются в реальном и фантастическом планах.
Имя Э.Т.А. Гофмана упоминается в первом же предложении рассказа Хайнца фон Лихберга «Лолита». Действие происходит в отделанной в стиле ампир гостиной прекрасной графини Беате, где собралось несколько гостей — советник посольства, молодой поэт и очень модегдо выглядящий профессор. Вначале присутствующие обсуждают вопрос, пережил ли сам Э.Т.А. Гофман те ужасы, о которых он повествовал в своих музыкальных новеллах. В связи с этим профессор предлагает графине и её гостям выслушать его рассказ о случае, который произошёл с ним, причём сам он не знает, действительно ли это случай из жизни или фантазия. Дело происходило за двадцать лет до встречи в гостиной молодой графини Беате (речь идет о конце XIX века) Рассказчик тогда учился в городе на юге Германии и жил на узкой улице со старинными домами.
Он часто захаживал в маленький винный погребок, где кроме него никаких посетителей не бывало. Хозяева погребка Антон и Алоис Вальцеры были очень старыми людьми и, видимо, — близнецами, поскольку различить их можно было только по голосам. Будущий профессор постепенно знакомился с хозяевами всё ближе. Они говорили о давно ушедших временах, а он рассказывал им о своих поездках, но когда речь заходила о южных странах, в их глазах появлялся испуганный блеск.
Однажды ночью будущий профессор, проходя мимо окон винного погребка, услышал ругань и брань: это были голоса двух молодых людей, а их прерывал женский смех. Затем послышался тихий, испуганный женский вскрик, и всё затихло. Вскоре будущий профессор сказал старикам, что он уезжает в Испанию. При этом их лица побледнели, и они стали о чём-то шептаться друг с другом. Ночью будущему профессору приснился сон о доме на улице испанского города Аликанте. Вскоре через Париж, Лиссабон и Мадрид он приехал в город Аликанте и остановился в гостинице Севере Анкосты, в комнате с видом на море, в том доме,- который ему приснился.
На второй день рассказчик увидел дочь хозяина — Лолиту. Она была совсем молодой по северным понятиям и выполняла в гостинице обязанности горничной, убирала комнаты. Лолита полюбила постояльца и стала его любовницей. Через несколько недель он почувствовал, что пора уезжать, и сообщил об этом Лолите. В ответ она впилась зубами в его руку (шрам сохранился и через двадцать лет). Вечером постоялец завел с Севере серьёзный разговор о его дочери. В рассказе не говорится, о чём именно он сообщил отцу, но в конце XIX века в Испании в подобном случае речь могла идти только о женитьбе.
Однако Севере Анкоста сам кое-что показал и рассказал свое-му постояльцу. Он повел жильца в комнату, которая была отделена от комнаты постояльца только дверью. Когда Севере открыл дверь, будущий профессор был потрясен: там стояли стол и три кресла почти точно такие же, как в Германии в комнате братьев Вальцеров. На стене висело изображение Лолиты, но Севере сказал, что это портрет Лолы — бабушки, прабабушки Лолиты, которую вскоре после рождения ею дочери убили два ее любовника.
Ночью постоялец не мог спать, но затем он то ли заснул, то ли у него было фантастическое видение. Дверь в соседнюю комнату распахнулась, и он увидел ужасающую трагедию, происшедшую в XVIII веке. Лола, бабушка прабабушки Лолиты, смеялась над двумя юношами, требовавшими, чтобы она сказала, кого из них она любит. В конце концов двое мужчин бросились на нее и задушили ее своими длинными узловатыми пальцами. В двоих мужчинах будущий профессор узнал Антона и Алоиса Вальцеров из южнонемецкого города. Тогда он как бы упал в обморок, а утром, проснувшись, обнаружил, что соседняя комната пуста, хотя слоя пыли, который раньше лежал на мебели, уже не было.
Выйдя на улицу, он узнал от Севере Анкосты, что ночью его дочь Лолита умерла. Спустя час рассказчик уже плыл на пароходе в Марсель. Через несколько лет, став профессором, он вернулся в старый южнонемецкий город и зашел в маленький винный погребок Вальцеров. Женщина, торговавшая там семенами, поведала ему, что братьев Вальцеров нашли в креслах мёртвыми, и это было, как определил сам профессор, наутро после той ночи, когда умерла Лолита. Так профессор закончил свою историю, а вот как заканчивается рассказ Хайнца фон Лихберга «Лолита»: «Вы поэт», — сказала графиня Беате, и браслеты на ее тонком запястье зазвенели».
Перепечатывая из сборника Лихберга «Проклятая Джоконда» рассказ «Лолита», газета «Франкфуртеp альгемайне» сопровождает публикацию небольшой врезкой, в которой, в частности, говорится, что «Лолита» Лихберга инспирировала «Лолиту» Набокова, хотя о плагиате не может быть и речи. Впрочем, накануне публикации статьи Михаэля Маара «Что знал Набоков?» газета «Франкфуртеp альгемайне» в редакционной статье «Лолита, вероятно, не изобретение Набокова» отмечала: «Параллели между рассказом Лихберга и романом Набокова столь чётки, что более чем вероятно, что Набоков был знаком с рассказом своего немецкого коллеги».
Возраст Лолиты у Лихберга в рассказе точно не указан, говорится только, что она «blutjung», т.е. юная, совсем молодая. Отношениям рассказчика с Лолитой Лихберг посвятил примерно 10% своего рассказа, всё остальное — история братьев Вальцеров и Лолы, бабушки, прабабушки Лолиты, которая не столь юна, ибо незадолго до гибели от рук своих любовников она родила девочку, так что эта часть рассказа немецкого автора к роману Набокова «Лолита», как видим, прямого касательства не имеет. Андреас Брайтенштайн в статье «Двойная Лоттхен. Сенсационная находка в произведении Набокова»… напечатанной в газете «Neue Zuricher Zeitung», утверждает, что пьеса «Изобретение Вальса», написанная Набоковым в сентябре 1938 г., имеет прямое отношение к рассказу Лихберга. Дело в том, что фамилия братьев Вальцеров — Walzer — по-немецки означает «вальс». Впрочем, в пьесе Набокова Вальс — это вовсе не фамилия персонажа, но «случайный псевдоним, ублюдок фантазии», а клички остальных персонажей этой фантасмагории — Сон, Горб, Герб, Гриб, Бриг, Брег, Гроб, Граб… Литературовед Р. Тименчик, например, полагает, что в заглавие пьесы «Изобретение Вальса» Набоков использовал часть названия сонаты «Приглашение на Вальс» Карла Вебера, а другая часть пошла на название романа «Приглашение на казнь».
Андреас Брайтенштайн также вспоминает рассказ Набокова «Сказка» (1926), поскольку в нём упоминается улица Гофмана, а ведь именно с имени немецкого писателя Э.Т.А. Гофмана и начинается рассказ Хайнца фон Лихберга «Лолита». Видимо, автор статьи в газете «Neue Zuricher Zeitung» думает, что Владимир Набоков узнал об Эрнсте Теодоре Амадее Гофмане только из рассказа Лихберга, отчего набоковская госпожа Отт (чёрт в женском обличье) и предлагает герою рассказа «Сказка» Эрвину встретиться на улице Гофмана.
Между тем знакомство в России с Э.Т.А. Гофманом началось ещё в 20 гг. XIX в. А в 1835 г. В.Г. Белинский уже писал в статье, посвящённой прозе А. С. Пушкина, что повесть «Пиковая дама» выказывает явное знакомство поэта с произведениями Э.Т.А. Гофмана. На мотивы сказки Гофмана «Щелкунчик» в 1892 г. создал музыку к одноимённому балету П.И. Чайковский. Сборник Гофмана «Серапионовы братья» (1819—1821) дал название литературной группе, основанной 1 февраля 1921 г. в Петрограде, в которую входили М.М. Зощенко, Вс. В. Иванов, В.А. Каверин. К.А. Федин и др. В 1922 г. в Берлине вышел их совместный сборник «Серапионовы братья». Под псевдонимом Дапертутто (волшебный доктор из сказки Гофмана «Приключение накануне Нового Года») издавал журнал «Любовь к трём апельсинам» (1914—1916) Вс. Э. Мейерхольд. «Вечерней порою / Сгущается мгла. / Пусть Гофман со мною / Дойдёт до угла», — писала в 1940 г. Анна Ахматова в поэме «Путём всея земли». Примеров популярности Э.Т.А. Гофмана в России можно приводить множество, так что Набокову вовсе не нужно было заглядывать в рассказ Хайнца фон Лихберга, чтобы узнать имя знаменитого немецкого писателя-романтика, композитора и художника.–PAGE_BREAK–
В интернетверсии журнала «Шпигель» в статье «Обнаружен предшественник «Лолиты». Совершил ли Набоков плагиат?» утверждается: «Возможно, что русскому эмигранту попал в руки экземпляр сборника «Джоконда» с рассказом Лихберга «Лолита», и этот рассказ, мог спустя много лет инспирировать его на написание «Лолиты»». Что же, вероятность того, что Набоков держал в руках сборник «Проклятая Джоконда», действительно не исключается. Отечественный литературовед Игорь Волгин считает, что не имеет смысла мучиться над мрачной загадкой — читал ли Набоков рассказ Хайнца фон Лихберга или даже не слышал о нем. «Для писателя такого класса, как автор «Приглашения на казнь», немецкая «Лолита» могла послужить просто «чёрной вороной на белом снегу» (зрительный образ, из которого, как известно, возникла суриковская «Боярыня Морозова»). Можно ли укорять Шекспира за то, что он использовал для своих «Ромео и Джульетты» историю довольно известную? Вообще, любовная коллизия в «Лолите — не Бог весть какая находка, это, можно сказать, мировой сюжет, притом довольно банальный. Весь вопрос в том, как это написано. Набоков — он и в Африке Набоков. И сколь бы (положим) талантлив ни оказался фон Лихберг, он Набокову не соперник»», — заключил Игорь Волгин.
Сам Набоков в «Лолите» напомнил, что Данте влюбился в свою Беатриче, «когда минуло только девять лет ей», а когда Петрарка влюбился в свою Лаурину, «она была белокурой нимфеткой двенадцати лет». В послесловии к американскому изданию «Лолиты» 1958 года Набоков рассказал о «прототипе» своего романа — рассказе «Волшебник». Этот рассказ был написан в октябре—ноябре 1939 г. в Париже, и в одну из «военного времени ночей, когда парижане затемняли свет ламп синей бумагой», писатель прочёл свой рассказ маленькой группе друзей — М.А. Алданову, И.И. Фондаминскому, В.М. Зензинову и др. «Вещицей я был недоволен и уничтожил её после переезда в Америку, в 1940 году», — сообщил Набоков. Впрочем, один из экземпляров машинописи рассказа «Волшебник» каким-то образом сохранился и был напечатан в 1991 г. в альманахе «Russian Literature Triquarterly». Это была первая русскоязычная публикация рассказа. До этого рассказ «Волшебник» можно было прочесть по-английски в переводе сына Набокова Дмитрия в 1986 г.: в твердом переплёте рассказ выпустило издательство «Putnam».
Почему же Набоков был «недоволен» рассказом «Волшебник» и при жизни его не опубликовал? Живущий в Америке литературовед Геннадий Барабтарло считает этот рассказ достижением «наивысшего разряда», поскольку «повествовательный метод «Волшебника» принадлежит к числу наиболее сложных и вместе тонких в прозе Набокова».
Протагонист рассказа «Волшебник», как сообщил Набоков в своём послесловии к американскому изданию «Лолиты», «женился на больной матери девочки, скоро овдовел, и после неудачной попытки приласкаться к сиротке, бросился под колёса грузовика». Это послесловие было написано 12 ноября 1956 года, когда писатель работал в одном из американских университетов, т.е. через год после выхода «Лолиты», в парижском издательстве «Олтимпия-пресс». Сообщив о «прототипе» романа «Лолита» — рассказе «Волшебник», Набоков ещё раз повторил (теперь уже в 1959 г. в интервью, данном Алену Роб-Грийе и журналу «Ар»), что стал писать в 1939 г. рассказ «о человеке в плену страсти», причём писал его по-русски, но «ничего не вышло».
На возможность объяснить причину «уничтожения» машинописных экземпляров рассказа «Волшебник» мое внимание обратил Александр Пиперский. Он указал на первую книгу трилогии Уильяма Фолкнера — «Деревушка», где частично содержится сюжет «Волшебника». Известно, однако, что Набоков о Фолкнере отзывался сугубо отрицательно: «Не выношу региональную литературу с её искусственным фольклором».
Когда в 1940 г. Набоков приехал в США, Уильям Фолкнер уже считался видным мастером новой американской прозы. Его первый роман «Солдатская награда» вышел в 1926 г., а затем последовали романы «Шум и ярость» (1929), «Святилище» (1931), «Свет в августе» (1932), «Авессалом, Авессалом!» (1936). Первый роман трилогии о семействе Сноупсов — «Деревушка» — вышел в 1940 г., и можно не сомневаться, что Набоков по приезде в Америку его прочел. Во второй части романа «Деревушка» — «Юла» — содержится сюжет, аналогичный сюжету рассказа Набокова «Волшебник».
Когда Флем Стоупс получил место приказчика в лавке её отца, его будущей жене Юле Уорнер «не было и тринадцати лет», рассказывает Фолкнер. А когда Юлу Уорнер впервые увидел новый учитель школы во Французовой Балке по имени Лэбоув, ей было одиннадцать лет. «Орбита притяжения» этой девочки длилась несколько лет. Лэбоув хотел уехать из Французовой балки, но не мог. «Он сошёл с ума. И знал это», — пишет Фолкнер. Наконец, учителю удалось «приласкаться» к Юле. Произошло это так. Все ученики разошлись по домам после уроков. Лэбоув прижался лицом к скамье, хранящей еще тепло тела Юлы. Как вдруг дверь отворилась и вошла девочка. Она объяснила, что брат Джоди, который увозил её из школы на лошади, ещё не приехал, а на улице холодно. Лэбоув обнял Юлу, но она была сильна, отпустила ему полновесную затрещину и ушла.
Выйдя из школы, Юла ни слова не сказала об этом инциденте подъехавшему брату, а Лэбоув ожидал, что Джоди Уорнер тут же с ним расправится или подстережет его в засаде с револьвером. Но Джоди не появился. Тогда Лэбоув сам пошел навстречу своей смерти в лавку (где обычно сидел за конторкой Джоди Уорнер), ожидая, что именно тут брат Юлы его застрелит. Но ничего не произошло. «Она ему ничего не сказала. И даже не забыла сказать. Она просто не знает, что об этом нужно сказать», понял Лэбоув. Больше его во Французовой Балке никто не видел: он тут же уехал в Джефферсон, заперев дверь школы и повесив на гвоздь рядом с дверью ключ.
Этот эпизод — лишь один из многих в жизни героини трилогии Уильяма Фолкнера Юлы («Деревушка», «Город», «Особняк»), но поскольку сюжет рассказа Набокова «Волшебник» аналогичен данному эпизоду (причём писатели, создавая свои тексты, находились по обе стороны океана), русский эмигрант, имя которого в Америке не было никому известно, благоразумно отказался публиковать свой рассказ. Он был опубликован лишь после смерти Набокова.
Почему же Набоков в своём романе сохранил имя героини рассказа Лихберга? Вначале ведь он пытался дать героине «Лолиты» другое имя — Хуанита, Жуанита Дарк… Писатель объяснял выбор имени Лолита следующим образом (и, конечно, вне всякого упоминания о рассказе Лихберга): «Для моей нимфетки нужно было уменьшительное имя с лирическим мелодичным звучанием. «Л» — одна из самых ясных и ярких букв. Суффикс «ита» содержит в себе много латинской мягкости, и это мне тоже понадобилось. Отсюда — Лолита». А в другом интервью Набоков обратил внимание на то, что «для достижения необходимого эффекта мечтательной нежности оба «л» и «т», а лучше и слово целикoм, должно произносить с иберийской интонацией, а не по-американски, то есть без раздавленного «л», грубого «т» и длинного «о» . Сейчас мы приступим к русскому. Здесь первый слог её имени звучит больше с «а», чем с «о», а в остальном всё опять вполне по-испански», — сказал Набоков в телеинтервью Роберту Хьюзу в 1965 г.
Набоков прекрасно знал, что в Америке имя Долорес, т.е. Лолита или Лола, вполне распространено. Он даже упомянул это имя в романе «Лолита» «при фамилии какой-то гнусной старой комедиантки». Так «откуда у парня испанская грусть?», спросим мы, воспользовавшись словами известного советского поэта. Неужели писатель таким образом завуалировал свое знание рассказа Лихберга об испанской девочке Лолите и бабушке её прабабушки Лоле? Нет ответа.
Исследователи творчества Набокова (Саймон Карпинский, Борис Парамонов, Николай Анастасьев) давно указали на имя Хэвлока Эллиса в связи с созданием романа «Лолита». Дело в том, что в «Других берегах» Набоков пишет об исповедях, приводимых Хэвлоком Эллисом, «где речь идёт о каких-то малютках всевозможных полов, занимающихся всеми греко-римскими грехами, постоянно и всюду, от англосаксонских промышленных центров до Украины (откуда имеется одно особенно вавилонское сообщение от помещика). Одну из книг Хэвлока Эллиса прислал Набокову Эдмунд Уилсон, когда писатель начал работать над романом «Лолита».
Генри Хэвлок Эллис (1859-1939), психолог и литературный критик, получил медицинское образование. Он учился в медицинской школе госпиталя Св. Фомы в Лондоне, а затем стажировался в качестве интерна (т.е. врача, состоящего в интернатуре с целью последипломной практики) в том же госпитале. Практикующим врачом Хэвлок Эллис был недолго, а затем отошел от традиционной медицины и потряс Викторианскую Англию своим семитомным энциклопедическим трудом «Этюды сексуальной психологии», отчего его и прозвали «английским Фрейдом». На протяжении своей долгой жизни Хэвлок Эллис издал более пятидесяти книг. посвящённых медицине, евгенике, художественной литературе, криминалистике и, главным образом, сексуальной психологии.
Американский литературовед русского происхождения Саймон Карлинский (Семен Аркадьевич Карлинский, род. в 1924 г. в Харбине), который является редактором издания переписки Владимира Набокова и Эдмунда Уилсона, считает, что роман «Лолита» обязан своим появлением анонимным сексуальным мемуарам «Исповедь Виктора X., русского педофила», специально написанным для Хэвлока Эллиса и его классической серии «Этюды сексуальной психологии». Именно французское издание книги Хэвлока Эллиса, где публиковались в качестве приложения эти мемуары, и получил Набоков от своего корреспондента в 1948 г.
Биография Гумберта Гумберта в «Лолите» изложена Набоковым в полном соответствии с указанием Эллиса в его учебнике для студентов «Сексуальная психология» о том, что педофилия, т.е. влечение к малолетним девочкам, встречается либо у сверхутонченных интеллектуалов, либо у психически больных людей.
Набоков объединил обе категории. Гумберт Гумберт из романа «Лолита» вырос в роскошной гостинице Мирана Палас на Ривьере, принадлежавшей его отцу. Затем он учился в английской школе на Ривьере и во французской гимназии в Лионе, университетах Лондона и Парижа и стал специалистом по французской и английской литературам. Одна из его работ — «Прустовская тема в письме Китса к Бенджамину Бейли». Он также создал «Краткую историю английской поэзии» и учебник французской литературы со сравнительными примерами из литературы английской, писал стихи, пародии на Томаса Элиота и печатал этюды в «малочитаемых журналах». Словом, он был утончённым интеллектуалом, но то и дело лечился в психоневрологических санаториях. «Гибельный упадок душевных сил привёл меня в санаторию на полтора года; я вернулся к работе — и вскоре опять занемог», — рассказывает Гумберт.
Отправившись с экспедицией ботаников, метеорологов и медиков в «приполярные области Канады», Гумберт Гумберт по возвращении в цивилизованный мир вновь борется с помрачением рассудка в больнице, а, выйдя из больницы, отправляется в Рамздэль, где и знакомится с матерью Лолиты. В ходе поисков пропавшей Лолиты Гумберт почувствовал, что теряет «контакт с действительностью», и провёл несколько месяцев в санатории около Квебека, где лечился раньше. Наконец, попав в тюрьму после убийства Клэра Куильти, Гумберт вновь оказывается в лечебнице для психопатов, где проверяют его рассудок и где он начинает писать свою «Исповедь Светлокожего Вдовца», т.е. «Лолиту».
Свидетельством того, что Набоков внимательно читал работы Хэвлока Эллиса по сексуальной психологии, можно считать и следующее заявление Гумберта Гумберта: «Я сидел с урбанистами в кафе «Les Deux Magots». «В своём учебнике для студентов — «Сексуальная психология» Хэвлок Эллис специально останавливается на том, что Карл X. Ульрихс, который придумал термин «уранизм», заявил в 1862 г., что это «вид гермафродитизма» или бисексуальности. Отсюда, видимо, и берёт начало название кафе в романе Набокова «Les Deux Magots», т.е. «Два урода».
В 1959 г. французский писатель Ален Роб-Грийе, беря интервью у Набокова, заметил, что характерной особенностью романа «Лолита» является тот факт, что повествование «ведется то от первого, то от третьего лица, причём зачастую в одной и той же фразе — на протяжении всего романа», и это создает необычайно любопытный эффект раздвоения героя. Набоков оставил это замечание Роб-Грийе без комментария, а, между тем известно, что такой же приём применил американский писатель Дж. Д. Сэлинджер в 1953 г. в сборнике «Девять рассказов» в новелле «Посвящается Эсме». Однако ни Сэлинджер, ни Набоков не изобрели этот прием. О нём рассказал герой романа Джеймса Джойса «Портрет художника в юности» Стивен Дедалус: «Личность художника входит в повествование, обтекая персонажей и действие как жизненно важное море. Этот приём вы легко заметите в той древнеанглийской балладе «Турпин-герой», которая начинается в первом лице, а заканчивается в третьем».
Специалисты-набокововеды давно уже пишут, что «все», или почти все, сказанное Набоковым открытым текстом, «надо… понимать наоборот». Так, в 1966 г. в интервью Альфреду Аппелю, который в студенческие годы учился у Набокова в Корнеллском университете, писатель пренебрежительно отозвался о романе «Портрет художника в юности»: «Это, по-моему, слабая книга, в ней много болтовни». Альфред Аппель процитировал строки поэмы Джона Шейда из набоковского романа «Бледный огонь» — «Я, стоя у открытого окна. Подравниваю ногти» — и напомнил Набокову, что они перекликаются со словами Стивена Дедалуса о художнике, который «пребывает где-то внутри, или позади, или вне, или над своим творением — невидимый, по ту сторону бытия, бесстрастно подравнивая ногти». Набоков ответил, что это «просто неприятное совпадение». А ведь каждый, кто возьмёт в руки роман Джойса «Портрет художника в юности», увидит, что эти слова Стивена непосредственно следуют за словами о балладе «Турпин-герой». Так что, когда Набоков заявляет, что ему «Портрет художника в юности» «никогда не нравился», то это вовсе не означает, что эстетическая установка, о которой говорил Ален Роб-Грийе, была использована в романе «Лолита» вне всякой связи с этим произведением Джойса. Однако в одном из эпизодов «Лолиты» иронично пародируется название данного романа Джойса: Гумберт говорит о «Портрете художника как о негодяе в юности». Правда, в русском тексте «Лолиты» — это «Портрет Неизвестного Изверга».
Дело в том, что, переводя свой роман на русский язык, Набоков внёс в текст некоторые изменения, создав не перевод в привычном понимании, а второй (1967), русский оригинал романа с учётом особенностей русского языка и русской культуры».
Так, например, в главе 23 второй части романа, где Гумберт перелистывает «гостиничную книгу, в которой записаны фамилии, адреса и автомобильные номера проезжих», в английском тексте он находит издевательский намек Куильти на биографию С. Колриджа («А. Реrson, Porlock, England»), но аналогичное место в русском тексте «Лолиты» намекает на фильм «Броненосец «Потёмкин»»: «П. О. Темкин, Одесса, Техас». Таких изменений в русском тексте «Лолиты» имеется несколько, более десятка. Автомобиль Гумберта в английском тексте имеет название «Мельмот» (от романа Ч.Р. Мэтьюрина «Мельмот-Скиталец»), а в русском тексте этот автомобиль называется «Икаром» в соответствии с античным мифом. В английском тексте в сцене убийства Куильти пародируется выражение из «Макбета» («to borrow» вместо «tomorrow»), а в русском тексте оно заменено ссылкой на «Евгения Онегина»: «… буду жить долгами, как жил его отец, по словам поэта». В английском тексте указывается адрес «Dr. Gratiano Forbeson, Mirandola, N.Y.», намекающий на комедию Карло Гольдони «Хозяйка гостиницы», а в русском тексте вместо этого читаем: «Адам Н.Епилинтер, Есноп, Иллиной», что означает «Адам не пил, интересно, пил ли Ной».
Издавая «Лолиту» по-русски в своём переводе, Набоков преследовал очень простую цель: он хотел, чтобы его лучшая английская книга (или, как заметил сам писатель, одна из лучших его английских книг), была правильно переведена на его родной русский язык. «Замученный автор и обманутый читатель — таков неминуемый результат перевода, претендующего на художественность. Единственная цель и оправдание перевода — возможно более точная передача информации, достичь же этого можно только в подстрочнике, снабжённом примечаниями», считал Набоков.
В 1968 г. американский славист Карл Проффер (1938-1984) первым написал книгу о Набокове, которая называлась «Ключи к «Лолите»» и понравилась Набокову, хоть он и раскритиковал ее. К. Проффер, как он пишет в предисловии, предложил ключи «к некоторым романным головоломкам — путем выявления, определения и комментирования литературных аллюзий». И далее в эпиграфе сказано: «Моя признательность Марку В. Болдино за его авторитетные замечания». «Марк В. Болдино» — это своеобразная анаграмма имени и фамилии Набокова.
К. Проффер, в частности, показал, что в «Лолите» встречаются имена нескольких десятков знаменитых в мировой культуре писателей. Особенно много литературных аллюзий в той части романа, где Гумберт Гумберт пускается в погоню за Клэром Куильти и увезённой им Лолитой. Здесь и пикадор Лукас из «Кармен» Проспера Мериме, и Артюр Рембо, и Морис Метерлинк, Мольер и Шеридан, братья Гримм, Аристофан и Роберт Браунинг. В конечном итоге, в «Лолите» упоминаются либо прямо, либо в виде аллюзий более 60 имен различных писателей.
К. Проффер не назвал фамилии американской писательницы Маргарет Митчелл. А ведь, рассказывая об американских усадьбах времён накануне гражданской войны 1861—1865 гг., т.е. об усадьбах с железными балконами и ручной работы лестницами, Набоков пишет: «… Теми лестницами, по которым в роскошном цветном кино актрисочка с солнцем обласканными плечами сбегает, подобрав обеими ручками — преграциозно — перед юбки с воланами (а на верхней площадке преданная, непременно чернокожая, служанка качает головой)». Набоков говорит о фильме «Унесённые ветром», который вышел в 1939 г. и — аллюзивно — об одноимённом романе Маргарет Митчелл, появившемся в США на прилавках книжных магазинов 30 июня 1936 г. Словом, «образ возникает из ассоциаций, а ассоциации поставляет и питает память», как сказал сам Набоков в разговоре с Альфредом Аппелем.
***
Говоря о творчестве Набокова и о продолжающем вызывать самые разноречивые толкования его романе «Лолита», стоит, видимо, привести слова французского литературоведа «Рене Герра: «От читателя Набокова требуется большая начитанность, знание русской литературы, иначе он не сразу поймёт прямые или завуалированные намёки». Да и Карл Проффер в своей книге «Ключи к «Лолите»» предупредил, что тот, «кто берётся за чтение автора-садиста вроде Набокова, должен иметь под рукой энциклопедии, словари и записные книжки, если желает понять хотя бы половину из того, о чём идет речь».