«Нижегородскийтекст» в автобиографическихповестях М.Горького(«Детство», «Влюдях»)
НичипоровИ. Б.
«Нижегородскийтекст» образуетодин из важнейшихпространственно-временныхпланов на всемпротяжениитворчестваМ.Горького –от ранних рассказови газетныхрепортажей1890-х – начала1900-х гг., когда«жизнь Нижнегорубежа ХIХ – ХХвеков сталаблагоприятнойпитательнойсредой длястановленияписателя» [11, с.217], до повестей«Городок Окуров»(1909), «Жизнь МатвеяКожемякина»(1911), цикла «ПоРуси» (1912 – 1917), вкоторых писательпредстает вкачестве «урбанистапровинциальнойРоссии» [5, с.62], иитоговогоромана «ЖизньКлима Самгина»(1925 – 1936), где выстраиваетсясистема образовгородов [3] и, вчастности, происходитвзаимодействие«нижегородского»и «петербургского»«текстов»[10].В этом хронотопическомконтинуумецентральноеместо принадлежитпервым двумчастям автобиографическойтрилогии («Детство»,1913 – 1914, «В людях»,1916), посколькув них «заключен«шифр» ко всейбиографииГорького и еготворчеству»[2, с.14]; здесь «авторкак будто самудивлен формирующейсяперед ним личностью, с недовериемизучает ее иделает для себякакие-то выводы»[2, с.15]. Нижегородскийхронотопхудожественнораскрываетсяв этих повестяхкак средоточиевнутреннегобытия и становленияавтобиографическогогероя, как комплексего многоразличныхсвязей со средойи мирозданиемв целом, а такжев качественеистощимогоисточникакультурно-историческихассоциаций.
В экспозиции«Детства»задается тотмажорный поэтическийнастрой в восприятииукорененногов древностинижегородскогомира, которыйи в последующемповествованиибудет явно илиисподвольпроступатьсквозь наслоенияболезненнойдействительности.В памяти юногогероя отложилисьрадостноесостояниебабушки («помнюдетскую радостьбабушки привиде Нижнего»[1, с.31]), ее образная, эмоциональнонасыщеннаяречь о «Боговом»городе, «батюшкеНижнем», о егоцерквях, что«летят будто».Подобнаяустремленностьот бытового, явленного –к сокровеннымглубинам осваиваемогожизненногопространствапроступаети в начальныхпейзажныхштрихах, которыесопровождаютизображениеповоротовсудьбы герояи постепенноскладываютсяв системулейтмотивов: дети в домеКаширина «училисьграмоте у дьячкаУспенскойцеркви; золотыеглавы ее быливидны из окондома». С самыхпервых эпизодовсозерцаниеэтого ближайшегозаоконноговида отвлекалоАлешу Пешковаот «дома, биткомнабитого людьми», приоткрывалодуше сферутворчестваи свободы, наполнялоее элегической«приятнойскукой» –переживанием, в котором сплавлялисьчастные впечатленияс чувствомбесконечностибытия и котороевпоследствиибудет прирастатьу героя различными, подчас взаимоисключающимиконнотациями.Задатки художническойнатуры выразилисьв его наблюденияхнад тем, «какв красном вечернемнебе вокругзолотых луковицУспенскогохрама вьются-мечутсячерные галки, взмывают высоковверх, падаютвниз и, вдругпокрыв угасающеенебо черноюсетью, исчезаюткуда-то, оставивза собой пустоту».
Структура«нижегородскоготекста» в горьковскихповестях основанана взаимодействиипланов синхрониии диахронии, живом переплетенииистории исовременностии вбирает, крометого, надвременный, бытийный уровеньизображения.
Диахроническийплан, органичновписывающийнижегородскийтопос в общерусскоепространство, проявился, во-первых, вофрагментахпредысторийосновных персонажей, которые нетолько становятсяпредметомнапряженнойрефлексииавтобиографическогогероя, но и входятв орбиту еголичностнойэкзистенции.В «Детстве»это факты биографиидеда Каширина, которые неоднократноприпоминаютсяим и задаютсвоего родапространственную«меру» человеческойсудьбы: «Самсвоей силойсупротив Волгибаржи тянул…Трижды Волгу-матьвымерял: отСимбирскогодо Рыбинска, от Саратовадосюдова даот Астраханидо Макарьева, до ярмарки, –в этом многиетысячи верст!».Под воздействиемсилы народнойверы эти многотысячные«версты» пережитого, картины тяжкогобурлацкоготруда оказываютсяпросветленнымиощущением того, что «жили уБога на глазах, у милостивогоГоспода ИсусаХриста!». Процессоседания историческихпластов в недрахличной памяти, значимые штрихик изображениюпарадоксовнациональногохарактеразапечатлеваютсяи в его рассказахо Балахне, «простарину, просвоего отца», который «былизрублен разбойникамина колокольне»; о том, как пригонялифранцузскихпленных, как«из Нижнегобаре приезжалина тройкахглядеть пленных»и «один барин-старичокчужой народпожалел».Примечательно, что и в повести«В людях»воспоминанияКаширина омолодых годах, о том, что им«испытано», будут соединятьощущение безмерностибытия, таинственногорусского пространствас топографическойконкретикой:«Вели мы изСаратова расшивус маслом к Макариюна ярмарку».
В «Детстве»«кусок своейжизни» приоткрываетперед героеми бабушка.Неоспоримоеглавенствов ее индивидуальнойкартине мирапринадлежитВысшим Божественнымсилам («ПресвятаяБогородицацветами осыпалаполя», «Гаврилоархангел мечомвзмахнет, зимуотгонит, весназемлю обымет»), однако и здесьпередача собственнобиографическихреалий соотнесенас пространственнымиориентирами, где сердцевинойвыступает образнижегородскойземли. Странствиябабушки с еематерью, когдаони «в Муромебывали, и в Юрьевце, и по Волге вверх, и по тихой Оке», увенчиваютсяпребываниемв Балахне, котораяассоциируетсяв ее памяти какс драматичнымипереживаниямиматери («зазорностало матушкепо миру водитьменя, застыдиласьона и осела вБалахне»), таки с картинаминародной жизни,«славнымибалахонскимиплотникамида кружевницами».В нижегородскиекоординатывписана и краткаяпредысторияМаксима Пешкова– даровитогомастера, который«шестнадцатилет пришел вНижний и сталработать уподрядчика», а «в двадцатьлет он был ужехорошим краснодеревцем, обойщиком идрапировщиком».Ощущениемтайных веленийПровидения, сводящегодалекие человеческиесудьбы, пронизанопространственноеуточнение отом, что «мастерская, где он работал, была рядом сдомами деда, на Ковалихе».
Во-вторых, диахроническийаспект «нижегородскоготекста» сопряженв горьковскихповестях смноговековымифольклорнымипластами, вкоторых отложилсянародный опыттворческогоосвоения волжскогомира. Так, в«Детстве» впередаче дедавоссоздаютсяграни бурлацкойпесенной культуры, неотделимойот ритмов окружающегоприродногобытия: «Какзаведет горевойбурлак сердечнуюпесню, да каквступится, грянет всяартель, – ажмороз по кожедернет, и будтоВолга вся быстрейпойдет».
Мифопоэтическиечерты, ассоциирующиесяс традицияминижегородскойземли, сквозятв облике бабушки, ибо она «былапохожа на медведицу, которую недавноприводил надвор бородатый, лесной мужикиз Сергача».От бабушки, воплощающейв себе «самуРоссию в ееглубочайшейнародной религиознойсущности» [9, с.519], герой слышитнародное сказаниеоб отроке Ионе, мужественнообличившеммачеху в убийствеотца и оказывающемсясопричастнымсокровенномукитежскомупространству:
Старенькийрыбак взялИонушку
И отвел его вдалекий скит,
Что на светлойреке Керженце,
Близко невидимаграда Китежа.
В повести «Влюдях» с рассказамибабушки о градеКитеже, которыйв фольклоре«соотносилсяс образом Россиикак историческогоцелого» [12, с.360], у героя будетсвязано восприятиетаинственного, обособленногоот привычнойдействительностихрамовогопространства.Алеша Пешковдаже «думалв форме ее стихов»,«старалсясочинять своимолитвы» ипредставлял, что «церковьпогруженаглубоко в водуозера, спряталасьот земли», вней «все живетстранною жизньюсказки». В звучащихв «Детстве»рассказах ивоспоминанияхбабушки подчасвырисовываютсяединичные, новесьма яркиепроявленияместной народнойкультуры: «Авот у нас в Балахнебыла девкаодна… так иные, глядя на еепляску, дажеплакали в радости!».Глубокая сращенностьс национальнымитрадициямидуховной жизниобуславливаетто, что и реально-историческое, городскоепространствопронизано вбабушкинойкартине мираприсутствиемпотустороннихсил – когда, например, онаразличает беса, сидящего верхомна крыше «Рудольфовадома»: «Должно, скоромноеварили Рудольфыв этот день, они нюхал, радуясь».
В-третьих, нижегородскиереалии служатдля горьковскогогероя основойисторическогознания. В повести«В людях» черезгородскуютопографиюон ощущаетсоприкосновениес древнейшимипластами народныхверований, интерес к которымбыл навеянобщением сбабушкой: «Овраготрезал отгорода поле, названноеименем древнегобога – Ярило».По рассказамбабушки, «вгоды ее молодостинарод еще веровалЯриле и приносилему жертву».Работая в однойиз лавок Гостиногодвора, Пешковобращает вниманиена торговавшегоиконами и книгамичернобородогокупца – «родственникастароверческогоначетчика, известногоза Волгой, вкерженскихкраях». Уходящиекорнями в древностьустои и нравыповолжскогостарообрядчества, потаенныеглубины нижегородскогопространствапроступаютв пристальныхнаблюденияхгероя над«старообрядцамииз Заволжья, недоверчивыми угрюмым леснымнародом», которые«приносилипродаватьдревнепечатныекниги дониконовскихвремен илисписки такихкниг, красивосделанныескитницамина Иргизе иКерженце».
Синхронныйуровень творческогопостижения«нижегородскоготекста» связанв повестяхГорького преждевсего с воссозданиемгустой конкретикигородскойжизни, сложных, зачастую остроконфликтныхотношений сней автобиографическогогероя.
При изображениигородских, уличных пейзажейу Горькогопроисходитвзаимодействиепредметно-бытовогои нравоописательныхаспектов, нередкоиспользуетсяпринцип контрастныхналожений. В«Детстве»существеннымоттенком в этихкартинах становятсялейтмотивыскуки, пыли, пропущенныечерез переживанияповествователя(«очень манилона волю, вечерняягрусть вливаласьв сердце», «глядявниз на пустуюулицу, окаменелв невыносимойтоске»). Иногдаэто томящеечувство неудовлетворенностивяло текущейповседневностьюукрупняетсяи разрастаетсяв развернутыйметафорическийобраз: «Скучно; скучно как-тоособенно, почтиневыносимо; грудь наполняетсяжидким, теплымсвинцом, ондавит изнутри, распираетгрудь, ребра; мне кажется, что я вздуваюсь, как пузырь, имне тесно вмаленькойкомнатке, подгробообразнымпотолком». Вуличных пейзажахпримечательнапредметнаявыпуклостьвоссозданиягородскихреалий: это иОстрожнаяплощадь, и Сеннаяплощадь, чтовся «изрезанаоврагами», и«тухлый Дюковпруд», и «толстая, приземистаяцерковь ТрехСвятителей», и улицы передярмаркой, которые«были обильнозасеяны упившимисямастеровыми, извозчикамии всяким рабочимлюдом». Это ипромышленноеСормово, в обрисовкекоторого доминируетнатуралистическаяобразность, передающаяагрессивноеподавлениевсего человеческого:«завод тошнилопережеваннымилюдьми», «волкомвыл гудок», заводскиеворота уподоблены«беззубомурту», куда «густолезет толпамаленькихлюдей», «улицабыла похожана челюсть, часть зубовот старостипочернела»…
В этих и иныхкартинах проступаетглубинныйантиномизмавторскихинтуиций онациональномбытии. Сквозьтоскливоевидение живущихпо тягостнойинерции людей, подобных «задумчивымтараканам нашестке печи», их «слинявшихдомов», напоминающих«нищих на паперти», уличной пыли, которая «вспухла, стала глубже, чернее», – всеже прорываетсяощущение скрытогоартистизма, неуничтожимойкрасоты, растворенныхи в городскихстроениях (в«старом остроге»есть «что-тогрустно-красивое, внушительное»), и в извечнотянущейся кпрекрасномучеловеческойжизни: «В доменапротив –музыка, множествострун поютгрустно и хорошо»; в кабаке выразительнозвучал «усталый, надломленныйголос… кривогонищего Никитушки».
В обеих повестяхглубоко раскрываютсяколлизиивзаимоотношенийгероя с городскойсредой. Переживаниеличностныхи социальныхунижений («все-такиулица всегдабила меня»,«неизменновозмущалажестокостьуличных забав»)парадоксальносочетаетсяу Пешкова сжгучим интересомк уличной жизни(«убегал содвора, не глядяна дедов запрет»), усиливающейв нем страстьк отнюдь неотвлеченно-кабинетномучеловековедению, когда он «шаталсяпо грязнымулицам слободы, присматриваяськ ее шумнойжизни».
Повесть «Влюдях» явиларасширениехудожественнойпанорамы городскойжизни, в изображениикоторой сохраняютсвое значениеобытовляющие, опредмечивающиесравнения(«поднималасьбелая, как сахар, колокольняНапольнойцеркви; кирпичнаяограда кладбищапоредела, точнохудая рогожа»), обнаруживающиепреобладаниетела над жизньюдуха: «По улице, как по реке, плывут яркоодетые большиекуски тела».Здесь болееобъемно выведеныкартины городскихокраин, что«робко смотрелиокнами на пыльнуюдорогу». В ихмозаике проступаетсквозной образ«израненнойземли», открываютсянеоскудевающиеисточникиобогащенияличностногоопыта: «Тихиминочами мнебольше нравилосьходить по городу, из улицы в улицу, забираясь всамые глухиеуглы». МноголикийНижний Новгородстановитсядля героя почвойинтуитивныхпредставленийобо всем окружающеммире. С однойстороны, городможет прорисовыватьсяв апокалипсическомсвете, как, например, во время весеннегоразлива («мертвыйгород, утонувшийв серой, холоднойводе»), но с другой– зная «насквозь»городскуюярмарку, героймоделируетв воображениикартины далекихстран: в «настроениитревожнойнеудовлетворенности»ему хотелосьубежать в Персию, поскольку«очень нравилисьперсияне-купцына Нижегородскойярмарке».
По сравнениюс «Детством», во второй частитрилогии болеедетальнопрослеживаетсяразвитие творческогоотношенияПешкова к наблюдаемойи осмысляемойим городскойреальности.Здесь возникаетрефлексия очувственныхинструментаххудожническогопознания обжитогогородскогопространствапосредствомзвуковых, обонятельныхподробностей:«унылый звон»церквей «всегдав памяти уха»,«эта жизнь –почти беззвучна, до немоты бедназвуками», «изфорточки густотечет меднострунныйзвон», скука«имеет свойзапах – тяжелыйи тупой запахпота, жира, конопляногомасла», «особенныезапахи… сквозьфорточки освещенныхокон»…
Пытливый взглядповествователяпроникает вскрытое отпостороннихглаз домашнеепространство, являющее внутреннее,«частное» бытиегорода. По егопризнаниям,«на дальнихулицах можнобыло смотретьв окна нижнихэтажей», «многоразных картинпоказали мнеэти окна», ивпоследствии«много подобныхкартин навсегдаосталось впамяти моей».Эти наблюдениядиктовалисьне празднымлюбопытством, но настойчивымстремлениемтворческиосвоить длясебя материалокружающейдействительности, приблизитьсяк ответам намучительныевопросы о том,«какая этожизнь, что залюди живут вэтом доме».Фрагментымногих «чужих»судеб проецировалисьим на собственныйопыт, становилисьгранями егоиндивидуальногомирочувствия.В этом планепоказательнопристальное, сплавляющеереальное счудесным инадвременнымвсматриваниеПешкова вовнутреннююжизнь «домана углу безлюдныхулиц – Тихоновскойи Мартыновской», откуда доносиласьигра «на какой-тоскрипке, чудесноймощности иневыносимой»и слышалосьпение, «точнокто-то сильныйи добрый пел, закрыв рот».
Психологическиподобное притяжениегероя к атмосфередомашнего уютаглубоко мотивированов обеих повестяхего собственнойвыброшенностьюиз привычногодомашнегоуклада «вбезжалостныйпоток массовойжизни» [8, с.70]. Сквознымстановитсясюжет вынужденнойсмены дома, неизбежнойутраты связаннойс ним уникальнойкартины бытия(на Полевой, Канатной улицах, в Кунавине, Сормове, затемв различныхнедолговременныхпристанищахпериода пребывания«в людях»). УАлеши Пешкова«частые переездыусиливаютощущениенеустроенности.В домах жизньуродливо обесценена, люди обезличены…Негативнаяпредметно-бытоваядетализациямест обитанияматериализовалакартину страннойжизни» [7, с.67]. Активноепостижение«чужого» опытадомашнего бытияв близкой длясамого повествователягородской средеприобретаетв определеннойстепени компенсирующее,«жизнетворческое»значение, восполняетлакуны в индивидуальнойкартине мира.Это обстоятельстводает основаниярассматриватьгорьковскуютрилогию какпроизведениео формированииличности художника, ибо Пешков«преобразуетсвои наблюденияи переживанияв творческийопыт» [4, с.41], здесь«рождаетсяособый типхудожника, целькоторого –пробуждениеи активизацияэнергии, направленнойна практическоежизнетворчество»[4, с.97].
Рельефно выделяетсяв повестяхсакральноехрамовое пространство– от промелькнувшихв начале «Детства»«золотых глав»Успенскойцеркви вблизикаширинскогодома. В повести«В людях» возникаетэлемент сниженияэтой сферывследствиеее кажущегосяслияния с царящейвокруг рассказчиканепросветленностью, когда он делитсяунылым, оглушающимвпечатлениемот великопостногозвона: «Ударыколокола бьютпо голове, какподушкой: небольно, а глупеешьи глохнешь отэтого». Однакочаще всегоцерковный мирвидится Пешковув качествеодухотворяющегоинобытия поотношению ктекущей повседневности.Как замечаетв разговорес ним церковныйсторож, весьгород «с колокольни…краше». Позднееи сам герой, попадая в храм, ощутит здесьторжествосвета, где иконостас«точно плавитсяв огнях свеч, стекая густозолотымиручьями насерый каменныйпол амвона»; приобщитсяк духу исцеляющейгармонии, благодарякоторой сердце«омывалосьв неясных, горячихмечтах». Этотдуховный мирподчас выходитза собственноцерковнуюограду и наполняетсобой городскуюсреду, в связис чем в повестивесьма примечательнымстановитсяэпизод, когда«в субботу наПасхе приносятв город из Оранскогомонастырячудотворнуюикону ВладимирскойБожией матери».Явная «неканоничность»поведения героя(«трепетнопоцеловал иконув лицо, в губы»)продиктованаего подспуднымжеланием переступитьводоразделБожественногои человеческогомиров, приблизитьсяк тому заповедномурайскомупространству, о котором онне раз слышалв бабушкиныхрассказах: «Ялюбил Богородицу; по рассказамбабушки, этоона сеет наземле для утешениябедных людейвсе цветы, всерадости».
Развертывание«нижегородскоготекста» в первыхчастях горьковскойтрилогии сопряженос «эффектомрасширяющегосяпространства»[5, с.52]: от рукотворногогородскогомира в прошломи настоящем– к постижениюбогатейшегоприродноголандшафта этойземли. В такомдвиженииобнаруживается«центробежнаяэнергия» [5, с.48]изобразительногоряда, «выводящаяповествованиев более широкиепространственныекоординаты– географические, онтологическиеи бытийные»[5, с.48].
Воспроизведениеприроднойпанорамы намечаетсяв «Детстве», когда сквозь«едкую, мелкуюпыль дня» геройпрорываетсяк космическомучувству мировойбеспредельности, ощущению того,«как разгораютсязвезды, бесконечноуглубляя небо», как «тишинамягко гладитсердце теплой, мохнатой рукою».
Во второй жеповести этапанорама получаетдальнейшуюхудожественнуюдетализацию.Прежде всегообращает насебя вниманиеэкспрессивнаяпрорисовкаволжских видовв их нераздельностии неслиянностис перипетиямигородской жизнии людскимисудьбами. Речнойпейзаж можетпредставатьздесь в интерьерегорода, и тогдаего изображениехарактеризуетсяпредметной«плотностью»:«Гудит, вздуваетсялед, хлюпаетвода под тесинамимостков, намясисто-красномсоборе ярмаркигорят золотыекресты». Ночаще данныйпейзаж оказываетсявнеположнымгороду и знаменуетосвобождениеот монотонныхритмов егосуществования.Когда геройпредпринимаетотчаянноебегство отхозяев, упоениеоткрывшимсяпросторомассоциируетсяу него именнос Волгой: «Волгаразлиласьшироко, на землебыло шумно, просторно».По его замечанию, постепенноеприобщениек миру чтенияоткрывает емуновую мерупознания привычныхс детства видов, так как «теперь, глядя в заволжскиедали, я уже знал, что там нетпустоты».
Душевное вживаниев явленное ивместе с темтаинственноетечение Волги, Камы вызываету Алеши Пешковаособый творческийнастрой, позволяетобрести неожиданныеракурсы созданиякартины мира.Одним из нихвыступаетпросветляющийвзгляд на мир«издали, с реки», под действиемкоторого «всекажется приятным, все – точноигрушечное, забавно мелкои пестро. Хочетсякрикнуть наберег какие-толасковые, добрыеслова, – на береги на баржу».Иная «оптика»художественногозрения возникаетпри взглядесверху на самуреку, что тожеоткрываетнеординарнуюперспективувосприятиязнакомогопространства:«Смотрю с горыКремля на Волгу,– издали, с горы, земля кажетсяогромной иобещает датьвсе, чего захочешь».Иногда вниманиегероя сосредотачиваетсяна отдельныхдеталях волжскогопейзажа, которыеполучаютрасширительную, символическуюинтерпретацию– как, например,«волнующая»его воображениеарестантскаябаржа, что «похожана гроб» и кажется«такой лишнейна просторешироко разлившейсяреки». Намеченнаяв этих наблюденияхбытийная антиномиясвободы и несвободыв человеке иокружающейдействительностиразвернетсяв итоговом дляданной повестисозерцанииАлешей ПешковымВолги, где визначальноурбанистическойкартине обнаруживаетсякосмизм художественногомировосприятия:«Возвращаясьвечером с Ярмарки, я останавливалсяна горе, у стеныкремля, и смотрел, как за Волгойопускаетсясолнце, текутв небесах огненныереки, багровеети синеет земная, любимая река.Иногда в такиеминуты всяземля казаласьогромной арестантскойбаржей; онапохожа на свинью, и ее ленивотащит куда-тоневидимыйпароход».
Важной составляющейнижегородскогохронотопастановитсяи сквозное дляповести «Влюдях» изображениеокружающегогород лесногопространства.Под воздействиемрассказов дедаи бабушки олесах как «Господнихсадах» в сознаниигероя складываетсямифопоэтическийореол восприятиялеса в качествеодушевленной«темной рати», где «крылатыеели – как большиептицы; березы– точно девушки».Походы в Кстовскийлес на ловлюптиц побуждаютего к преображающему, поэтическомуосмыслениюи пространства«белого НижнегоНовгорода», и вечно подвижнойволжской стихии, с «редкимиогоньками намачтах последнихпароходов ибарж», и всегоприродногомироздания, лесного космоса, что «налилсясотнями птичьихголосов, наполненхлопотами живыхсуществ, чистейшихна земле». Подобноевозвышенноепереживание, настоянное, впрочем, нанелицеприятномзнании о «свинцовыхмерзостях»жизни, активизируетраздумьяповествователяо человеке, вкоторых просматриваютсяэлементы«человекобожеской»утопии: как емупредставляется, по образу птиц«человек, отецкрасоты земной, создал в утешениесебе эльфов, херувимов, серафимов ивесь ангельскийчин». Унаследованноеот старшегопоколениярелигиозноеотношение кприроднымтаинствам всознании рассказчикасущественнотрансформируетсяи переводитсяв иную мировоззренческуюплоскость.
Таким образом, в автобиографическихповестях Горького«нижегородскийтекст» явилсясмыслопорождающейосновой изобразительногоряда и вобралв себя объемныеисторическиеи культурныепласты. За образомодной из крупнейшихгуберний Россииконца ХIХ в., ееобщей атмосферы, среды, нравов, традиций проступаетмногосложная, исполненнаяострейшихпротиворечийкартина национальнойдействительности.Содержательными композиционнымстержнем данногохронотопа, привсей его «густой»населенности, становитсяистория формированияиндивидуальностиавтобиографическогогероя – какличности ихудожника, открывающегои постигающегокоренные бытийныеантиномии.Антиномичноесоприкосновениекризисныхсторон социальнойжизни и гармоничногов своих первоосновахвселенскогомирозданияхудожественновоплощаетсяу Горького вмасштабномсоотнесениирукотворногогородскогопространстваи грандиознойприроднойпанорамы.Список литературы
1. Горький М.Детство. В людях/ Вступ. ст. В.Чалмаев.М., 2005. Тексты повестейприводятсяпо данному изд.
2. БасинскийП.В. Горький.М., 2005 (Жизнь замечат.людей: Сер. биогр.; Вып. 963).
3. Белова Т.Д. Образроссийскихи европейскихгородов в книгеМ.Горького«Жизнь КлимаСамгина» //Нижегородскийтекст русскойсловесности: Межвуз. сб. науч.ст. Н.Новгород,2007. С.300 – 308.
4. Дефье О.В. ПрозаМ.Горького охудожнике иискусстве. М.,1996.
5. Захарова В.Т.Проза М.ГорькогоСеребряноговека: Монография.Н.Новгород,2008.
6. Захарова В.Т.Нижегородскийтекст русскойсловесности: к постановкепроблемы //Нижегородскийтекст русскойсловесности: Межвуз. сб. науч.ст. Н.Новгород,2007. С.3 – 8.
7. Иванов Н.Н.Типологияхудожественнойпамяти М.Горького(детские ассоциациидома, семьи) //Человек и мирв творчествеМ.Горького.Горьковскиечтения 2006 г. Матер.междунар. конф.Н.Новгород,2008. С.63 – 68.
8. КолобаеваЛ.А. М.Горький// История русскойлитературы.ХХ век. В 2 ч. Ч. 1: уч. для студентоввузов / В.В.Агеносови др.; под ред.В.В.Агеносова.М., 2007. С.46 – 87.
9. МережковскийД.С. Не святаяРусь (РелигияГорького) // ГорькийМ. Детство. Влюдях / Вступ.ст. В.Чалмаев.М., 2005. С.516 – 528.
10. Оляндэр Л.К.Нижегородскийи петербургскийтексты в художественнойсистеме МаксимаГорького //Нижегородскийтекст русскойсловесности: Межвуз. сб. науч.ст. Н.Новгород,2007. С.25 – 33.
11. ТолмачеваН.Ю. Нижний Новгородв малой прозераннего М.Горького// Человек и мирв творчествеМ.Горького.Горьковскиечтения 2006 г. Матер.междунар. конф.Н.Новгород,2008. С.211 – 217.
Шешунова С.В.Легенда о градеКитеже в контекстенациональногообраза мира// Нижегородскийтекст русскойсловесности: Межвуз. сб. науч.ст. Н.Новгород,2007. С.359 – 362.