С. Н. Цейтлин
Анализпредпосылок возникновения детских речевых инноваций позволяет получить рядважных сведений о внутреннем устройстве механизма осваиваемого ребенком родногоязыка, и в первую очередь — об особенностях связи мыслительного и языковогосодержания, выявляемых в языковых фактах и речевых явлениях, о соотношениисемантических и языковых категорий, дает возможность разграничить прототипическиеи непрототипические языковые значения, развести при анализе языковых явленийдва аспекта: смысловую основу и интерпретационный компонент, а также сделатьряд других немаловажных наблюдений. Детская речь в этом случае может бытьрассмотрена в качестве весьма чуткого прибора, фиксирующего разнообразныеособенности родного языка.
Вданной статье мы предпримем попытку рассмотреть детские речевые инновации вобласти слово- и формообразования, опираясь преимущественно на теоретическиеположения, разработанные в хорошо известных работах А. В. Бондарко.
Поддетской речевой инновацией понимаем языковой факт, зафиксированный в речиребенка и отсутствующий в общем употреблении. Подчеркнем одно существенноеобстоятельство: любая детская инновация представляет собой единицу,самостоятельно сконструированную ребенком, но не все самостоятельно имсконструированное попадает в разряд инноваций, ибо может совпасть с ужесуществующим в нашем языке. В последнем случае исследователь, как правило,лишен возможности зафиксировать самый факт проявления языкового творчестваребенка.
Любаяиз детских речевых инноваций может быть рассмотрена как дериват, возникший врезультате деривационного (словообразовательного или словоизменительного) акта.Моделью деривационных процессов служат в большей или меньшей степениосознаваемые ребенком отношения между языковыми единицами, существующими внормативном («взрослом») языке (словами или словоформами).
Привсем огромном разнообразии детских речевых инноваций, наблюдаются поразительныеслучаи совпадения (особенно в сфере формообразования) — очень часто разные детинезависимо друг от друга продуцируют одни и те же языковые единицы. Этот фактсвидетельствует о том, что, несмотря на существующие весьма важные различия вформировании отдельных языковых систем (идиолектов), обусловенных различиями вкогнитивном развитии, воздействием речевой среды, несовпадением ситуаций,описываемых в детских высказываниях, главные причины, объясняющие причиныотклонений от нормы в детской речи, носят «инвариантный» характер — этообъективно существующие единые для всех особенности постигаемого детьми языка ив известной степени общая стратегия овладения механизмом родного языка. Именноэто обстоятельство позволяет лингвисту исследовать детские инновации, в известнойстепени абстрагируясь от индивидуальных речевых систем — в аспекте ихсоотношения с общим для всех механизмом — родным языком [1].
Cамоеудивительное и ценное для лингвиста качество, обнаруживающееся в детскихинновациях. это так называемое «постоянство в отклонениях от нормы, о которомв начале века писал М. Граммон, утверждая, что у ребенка нет «ни разнобоя, нигосподства случая… Он, несомненно, попадает мимо цели, но он последователен всвоих промахах. Вот это постоянство в отклонениях и делает значимым его язык»(цит. по статье [Якобсон 1985: 105]).
Заметим,что способность к производству инноваций появляется у ребенка лишь наопределенной стадии его языкового развития — обычно в возрасте двух лет(хронологические границы весьма условны и могут значительно варьироваться уразных детей). До этого момента ребенок уже способен употреблять в речи (вбольшинстве случаев — в семантическом плане уместно) разнообразные формысуществительных и глаголов, а отчасти и прилагательных, а также некоторые словообразовательныедериваты, однако они не отличаются от слов и форм взрослых и представляют их«гештальтное» воспроизведение. Очень многие дети проходят стадию, называемую взарубежных исследованиях U-shaped development, т. е. переходят от правильной (сточки зрения «взрослой» системы) формы к неправильной, а спустя некоторое время- опять к правильной (см. подробнее [Цейтлин 1998]). Переход к «неправильной»форме, т. е. создание инновации, свидетельствует об усвоении ребенкомопределенного фрагмента словообразовательного или словоизменительного механизмаязыка, знаменует начало так наз. «продуктивного» (по терминологии ряда западныхисследователей) использования языковых единиц.
Однойиз важнейших причин, обусловливающих существование детских речевых инноваций,является выявленное в современных исследованиях (и в первую очередь — в работахА. В. Бондарко) разграничение так называемого мыслительного (понятийного,логического) содержания и содержания собственно языкового [Бондарко 1978].
Нампредставляется, что анализ данных речевого онтогенеза, в частности, выяснениевнутриязыковых предпосылок ряда детских речевых инноваций, может способствоватьвыяснению соотношения смысла и значения в пределах морфологических исловообразовательных категорий.
Постижениеродного языка может быть понято как постепенное овладение узуальными, принятымив данном обществе способами кодирования смыслов, равно как и способамиизвлечения смыслов из воспринимаемых ребенком текстов. Несомненно, что «полноевладение языком во многом основано на (в известных пределах) процессахприведения в соответствие общего смыслового задания и привлекаемых языковыхсредств с их семантическими функциями» [Бондарко 1978].
Воснове языковых значений, как грамматических, так и лексических, а такжесловообразовательных, лежит мыслительное содержание, подвергшееся языковойобработке в соответствии со спецификой данного языка. При всей спаянности,языковое и мыслительное содержание являются в значительной степенисамостоятельными сущностями. В большей степени это относится к мыслительномусодержанию, которое может быть передано и неязыковыми средствами. Заметим, чтоневербальными способами передачи смыслов пользуются и взрослые, однако вкоммуникативной деятельности детей раннего возраста эти невербальные способы(жесты, вокализации) представлены гораздо шире. Cледует, однако, иметь в виду,что «конвенционализация» того или иного жеста или вокализации ведет к ихпревращению в знак как устойчивый элемент системы коммуникации, к созданиюособого «языка», функционирующего на правах языка вербального.
А.В. Бондарко дает следующее определение языковому содержанию: «Языковоесемантическое содержание — это мыслительное в своей основе содержание: а)выраженное средствами данного языка; б) структурированное языковыми единицами иих соотношениями; в) включенное, таким образом, в систему данного языка иобразующее его содержательную сторону, т. е. выступающее как содержаниеязыковых единиц, их комплексов и сочетаний в системе языка и в процессе егофункционирования; г) отражающее различие и взаимодействие аспектов и уровнейязыка (что выявляется в дифференциации лексических, словообразовательных,морфологических и синтаксических значений); д) социально объективированное вданном языковом коллективе; е) заключающее в себе определенный способпредставления (языковую интерпретацию) мыслительной основы содержания»[Бондарко 1983: 80]. Последнее для нас особенно важно. Наличие разных способовязыковой интерпретации мыслительного содержания свидетельствует об отсутствииизоморфзима между двумя уровнями семантики (в терминологии А. В. Бондарко — «глубинной» и «поверхностной») и существенно осложняет процесс овладенияязыком.
Влюбом речевом акте субъект, воспринимающий речь, опираясь на те или иныеязыковые формы, стремится осознать языковые значения, а через них — смысл,воплощенный в воспринимаемом им тексте. Подспудно (если иметь в виду ребенка,осваивающего родной язык) происходит и «строительство» собственной языковойсистемы индивида. Та или иная воспринимаемая им грамматическая единица должнабыть поставлена в соответствие с уже имеющимися в «грамматиконе» однотипнымиединицами, осмыслена как представитель той или иной граммемы. Задачасущественно облегчается, если между смыслом и грамматическим значениемсуществует ясное и четкое, к тому же повторяющееся в аналогичных случаяхсоотношение, т. е. если, например, форма единственного числа существительногообозначает реальное количество предметов, равное одному, а форма множественногочисла — некое множество, если форма женского рода указывает на лицо женскогопола, а форма прошедшего времени указывает на реальное предшествование событиямоменту речи — т. е. наблюдаются так называемые «иконические» отношения междусмыслом и грамматическим значением.
Однаков любом естественном языке имеются многочисленные отступления от иконичности,заключающиеся либо в своеобразном конфликте между «глубинной» и «поверхностной»семантикой, либо в том, что смысловой коррелят тех или иных грамматическихзначений отсутствует вообще. Так, например, форма единственного числасуществительных может быть употреблена для обозначения реального множествапредметов (слива, картошка — о совокупности слив или картофелин), а такжеиспользована в тех случаях, когда характер денотата вообще исключаетвозможность квантитативной (количественной) характеристики (молоко, песок),форма множественного числа, призванная обозначать реальное множество предметов,может быть использована безотносительно к их количеству (ножницы, санки) — дляуказания на «сложносоставность» предмета. Все эти и многие другие отступленияот иконичности оказываются возможными потому, что грамматические значения вязыках флективно-синтетического типа обладают свойством обязательности, т. е.принудительно выражаются во всех случаях использования грамматических форм — иногда вне какой бы то ни было связи со смыслом, обусловленным природойденотата.
Дети,как показывают наблюдения, усваивают в первую очередь грамматические значениятех языковых единиц, которые иконически отображают внеязыковую семантику, т. е.смысл. Cлучаи отступления от «иконичности» последовательно исправляются детьми.Так, например, они, как правило, не используют форму единственного числа дляобозначения совокупной множественности предметов, т. е. могут сказать «Горохирассыпались» вместо «Горох рассыпался», формы множественного числа осмысливаюткак выражение реальной множественности предметов и стремятся поэтому образоватьот существительных pluralia tantum формы единственного числа для обозначенияодного предмета (ножница, грабля). Интересно, что до определенного времени ( в«допродуктивный» период ) ребенок не замечает нелогичности используемых имформ, т. е. говорит очки, часы о единичных предметах, но после двух лет можетначать говорить очко или санка, если речь идет об одном предмете (проявлениеU-shaped development, о котором упоминалось выше).
Различиямежду грамматическим значением и смыслом удобно продемонстрировать на примереосвоения ребенком категории рода существительных. В сфере одушевленных личныхсуществительных отнесенность существительного к одному из двух родовсемантически мотивирована (т. е. обусловлена реальным смыслом, связанным с такназываемым «естественным полом» того или иного лица), поэтому ошибки в даннойобласти практически исключены (разумеется, мы имеем в виду возраст, когдаребенок уже в состоянии осмыслить различия между полами).
Всфере неодушевленных существительных распределение существительных по родамсемантически никак не мотивировано, не связано со смыслом и, следовательно,носит чисто конвенциональный характер. Ошибки в определении рода неодушевленныхсуществительных встречаются даже в речи школьников.
Весьмамногочисленны детские инновации, связанные с проявлением категории рода в сферезоонимов. В этой области, как в никакой другой, отсутствует четкое соотнесениеграмматического значения и речевого смысла, выбор форма рода в одних случаяхзависит от реального пола (в этих случаях имеются парные родовые корреляты — медведь — медведица, бык — корова), в других — никак с ним не соотносится (в подобныхслучаях имеется одно слово, используемое применительно к данному животномубезотносительно к полу — пантера, жираф и т. п.). Cтремление детей согласоватьречевой смысл с грамматическим значением проявляется в образованиях типа черныйпантер, большой мух и т. п.
Еслиграмматическое значение выступает как форма по отношению к внеязыковомусодержанию, смыслу, то оно, в соответствии с концепцией А. В. Бондарко,одновременно само выступает как содержание по отношению к воплощающей егограмматической форме.
Вобласти корреляции «грамматическое значение» — «грамматическая форма» такжевозможны разные типы соответствий.
Можновыделить более строгие (обычно, но не обязательно они также оказываются и болеетиповыми, регулярными) соответствия, которые являются центральными в пределахкаждой грамматической категории, основанные на последовательной фиксациисодержательных различий формальными средствами, и соотношения, в какой-тостепени отклоняющиеся от стандарта, периферийные, иногда. аномальные. Имеются случаиформальной невыраженности содержательных различий (например, в сференесклоняемых существительных грамматические различия в роде, числе и падежевыявляются в сфере только синтагматики), случаи нейтрализации различий вграмматической форме при сохранении различий в грамматическом значении, ср.Улицы недавно асфальтировали — имеется в виду, что действие реально завершено,и Я смотрел, как рабочие асфальтировали улицу.
Длядетской речи характерна тенденция последовательно фиксироватьпротивопоставленность грамматических значений формальным способом (можно эторассматривать как стремление к симметрии языкового знака). Так, дети склоняютнесклоняемые существительные (на метре, с большой кенгурой). Осмысливаядвувидовой глагол как относящийся к одному из двух возможных видов, ониобразуют путем перфективации или имперфективации нужную видовую пару (Он скорона ней поженился, Ничего ему не обещивай).
Такимобразом, детские формообразовательные инновации по сравнению с соответствующиминормативными формами, как правило, характеризуются:
— большей степенью семантической мотивированности (что выражается в установленииболее строгих и последовательных соответствий между грамматическим значением исмыслом);
— большей последовательностью формальной фиксации содержательных различий (чтосвязано с более стандартными соотношениями между грамматическим значением играмматической формой).
Антиномиямыслительного и языкового содержания находит свое выражение и применительно клексическим единицам языка (в данном случае нас интересуют производные слова).Cмысл, соотенесенный с тем или иным денотатом, может иметь разные формыязыкового выражения, круг которых зависит как от характерных признаковденотата, так и от существующих в языке ономасиологических структур, опирающихсяна сложившуюся систему словообразовательных моделей. Круг возможныхпроизводящих и соответственный набор словообразовательных моделей может бытьвесьма широк, однако лишь традицией избирается один из возможных способовноминации денотата. Как отмечает В. Г. Гак, «… произвольность заключается ввозможности выбора в пределах средств, предоставляемых языком, и свойств,характеризующих объект» [Гак 1976: 83].
Посколькув сфере словообразования гораздо шире распространена вариативность языковыхсредств, связанная с многообразием возможных способов для номинации, степеньпредсказуемости определенной языковой формы, используемой для выражения тогоили иного смысла, во много раз ниже, чем в области формообразования. Этопроявляется в разной степени совпадений — почти любая из формообразовательныхинноваций зафиксирована у многих детей (икаю, глазов, улов, дроги, плохие и т.п.), в то время как повторяемость словообразовательных инноваций гораздо ниже.
Детскиеречевые инновации отличаются от своих нормативных эквивалентов однимсущественным качеством, которое мы назвали степенью соответствия системе илипросто системностью. Понимаем под системностью такой способ формальноймаркировки семантических различий между языковыми единицами, при которомиспользуются лишь облигаторные, специально предназначенные для выполненияданной функции средства грамматической техники. Известно, что грамматическиеспособы маркировки морфологических и словообразовательных значений в русскомязыке весьма разнообразны — кроме словоизменительных и словообразовательныхаффиксов, в качестве дополнительных средств, повышающих надежностьразграничения, используются чередования в основе, усечения / наращения основы,мена суффиксов, перемещение ударения, в ряде случаев — даже мена корня (супплетивизм).При этом основными маркерами являются аффиксы, которые присутствуют впроизводной словоформе или производном слове всегда, независимо отиспользования других грамматических средств. Cтепень системности того или иногообразования может совпадать с его регулярностью, но может и противоречить ей.Так, если сопоставить соотношение цех — цеха и цех — цехи, то первое можноохарактеризовать для современного состояния языка как более регулярное(акцентологическое разграничение данных форм с использованием ударногоокончания -а во множественном числе для односложных существительных стало всовременном языке нормой [Зализняк 1985]. Однако второе соотношение,характеризующееся неподвижностью ударения, следует расценить как болеесистемное. Тенденции, наблюдающиеся в диахронии языка и в детской речи в данномслучае не совпадают — дети уверенно выбирают безударные флексии -и / -ы,создавая архаичные по внешнему виду формы учители, поезды и т. п.
Еслисопоставить по степени регулярности и системности соотношения целовать — целуюи дуть — дую, то первое надо расценить как в высшей степени регулярное, но приэтом несистемное (при переходе от одной основы к другой имеет место смещениеударения и чередования в основе), а второе — как нерегулярное (встречаетсявсего в трех глаголах — дуть, обуть и разуть), но при этом системное (различиемежду основами выражено с помощью только [j]). Дети выбирают системноесоотношение, не обращая никакого внимания на регулярность того или иногоявления. При переходе от открытой основы к закрытой дети прибавляют [j](«целоваю», «рисовает», «клевают», а при переходе от закрытой основы к открытойего отбрасывают (целуть, рисули, клюли зернышки).
Взаключение отметим, что, поскольку объектом нашего рассмотрения были детскиеречевые инновации, мы придерживались так называемого «вертикального» аспекта ванализе явлений, сопоставляя факты детской речи с фактами «взрослой» языковойсистемы. Только при таком подходе и становится возможным разграничениеправильного и неправильного, возникает само понятие инновации, неправильности,ошибки. Однако возможен и с каждым годом становится все более актуальным и инойподход (мы назвали его «горизонтальным») — с позиций самой формирующейсяязыковой системы ребенка. В таком случае на каждом возрастном срезе детскаяязыковая система может быть рассмотрена в известной степени автономно отвзрослой, каждый из фактов должен быть соотнесен лишь с другим фактом той жесистемы.
Подобныйвзгляд на вещи также весьма перспективен, и думается, что он с каждым годомбудет иметь все больше сторонников. В целом, очевидно, оба подхода взаимнодополняют друг друга.
Посколькурегулятором языкового развития ребенка является развитие когнитивное, акогнитивное развитие находит свое выражение в смыслах, кодируемых вербальным иневербальным образом, то весьма перспективным следует признать изучениефункционально-семантических полей в аспекте их онтогенетического освоения — т.е. ставить вопрос о том, каким образом формируется ФCП посессивности,темпоральности, аспектуальности и др. И здесь опять мы имеем возможностьопереться на теоретическую платформу, разработанную А. В. Бондарко и егошколой, принадлежностью к которой я горжусь.
Примечания
1.Cовременные исследователи начинают уже нащупывать некоторые индивидуальныеразличия, связанные с полом, особенностями латерализации в мозговых структурахязыковых функций и т. п., однако их можно рассматривать скорее как различия втактике, к тому же ограниченной определенными временными рамками.
Список литературы
БондаркоА. В. Грамматическое значение и смысл. Л., 1978.
БондаркоА. В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. Л., 1983.
ГакВ. Г. К диалектике семантических отношений в языке // Принципы и методысемантических исследований. М.,1976.
ЗализнякА. А. От праславянской акцентуации к русской. М., 1985.
ЦейтлинС. Н. U-shaped development при усвоении ребенком родного языка (анализ случаевмнимого регресса) // Материалы XXVII межвузовской научно-методическойконференции преподавателей и аспирантов. Выпуск 13. Cекция общего языкознания.СПб., 1998.
ЯкобсонР. Избранные работы. М., 1985.
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.philology.ru