Http://www eusi ru/lib/illic osvobogdenie ot skol shtml

О содержании. Сначала приводятся краткие выдержки размером в две страницы. Затем – Предисловие. Основные выдержки с моими комментариями. Если вы не располагаете достаточным временем, то можете сразу начинать с кратких выдержек. Текст всей книги Иллича «Освобождение от школ» взят по главам отсюда http://www.eusi.ru/lib/illic_osvobogdenie_ot_skol/3.shtml и размещён единым файлом здесь http://golosa.info/node/3425 Выдержки полностью занимают 29 страниц формата а4. ===== Иван Иллич. «Освобождение от школ». Краткие выдержки.Очевидно, что даже в одинаковых по качеству школах бедный ребенок редко догоняет богатого. Даже если они посещают одинаковые школы с одного и того же возраста, бедные дети лишены большинства образовательных возможностей, повседневно доступных ребенку из среднего класса. Спектр этих преимуществ — от домашних книг и семейных разговоров до путешествий во время каникул и иного самоощущения; дети, которым они доступны, пользуются ими и в школе, и вне ее. Так что те, кто беднее, будут отставать до тех пор, пока их продвижение или учение зависит от школы. Бедным нужны средства, которые позволили бы им учиться, а не получать справку о том, что они прошли курс исправления их якобы чудовищных недостатков. * Эскалация школьного обучения не менее разрушительна, чем гонка вооружений, хотя это и менее очевидно. Повсюду в мире расходы на школьное обучение растут быстрее, чем количество учащихся и ВНП; при этом повсеместно расходы на школу постоянно отстают от ожиданий родителей, учителей и учащихся. И везде такое положение дел одновременно и сдерживает стремление к самостоятельному учению, и не позволяет профинансировать сколько-нибудь крупномасштабные планы нешкольного образования. * Школа стала мировой религией модернизированного пролетариата и раздает пустые обещания спасения беднякам технологической эры. Национальные государства приняли эту религию и обеспечили всеобщий призыв всех граждан на службу учебному плану, последовательно ведущему к дипломам — наподобие древних ритуалов инициации и служения культу. * Только если гражданин будет защищен от угрозы дисквалификации при отсутствии школы в его послужном списке, отмена обязательного школьного обучения будет психологически эффективной. * Вторая важнейшая иллюзия, на которой строится система школьного обучения, состоит в том, что учение считается результатом преподавания. Конечно, преподавание при определенных условиях может в чем-то помочь учению. Но все же большинство людей приобретают свои знания в основном вне школы, в школе это происходит лишь постольку, поскольку в небольшом числе богатых стран они вынуждены проводить в ней все более длительную часть своей жизни. * Эксперименты, проведенные Анхелем Квинтеро в Пуэрто-Рико, показывают, что многие подростки, если их заинтересовать, снабдить программами и обеспечить оборудованием, лучше, чем большинство школьных учителей, справляются с задачей приобщения своих сверстников к исследованию растений, звезд и веществ, к изучению принципов работы двигателей или радио. * Уничтожение школ могло бы также прекратить существующую дискриминацию младенцев, взрослых и стариков в пользу детей подросткового возраста и юных. Социальное решение направлять образовательные ресурсы в первую очередь тем гражданам, которые уже переросли необыкновенную способность к учению первых четырех лет и не достигли еще возраста активного самостоятельного учения, будет в ретроспективе, вероятно, казаться странным.Как сообщает нам институциональная мудрость, детям нужна школа. Институциональная мудрость сообщает нам также, что дети учатся в школе. Но сама эта институциональная мудрость — продукт измышления школ, потому что здравый смысл подсказывает нам: только детям и можно преподавать в школе. Только загоняя людей в детство, мы можем заставить их подчиняться власти школьного учителя. * Выпускник университета вышколен и отобран для службы среди богатых мира сего. Безотносительно к утверждениям о солидарности с «третьим миром» каждый выпускник американского колледжа имеет образование, стоящее в пять раз больше, чем средний доход половины человечества. Латиноамериканский студент входит в это исключительное братство при условии, что на него потрачено по крайней мере в 350 раз больше общественных денег, чем на гражданина со средним доходом. За очень редкими исключениями, выпускник университета из бедной страны чувствует себя удобнее с североамериканскими и европейскими коллегами, чем с его невышколенными соотечественниками, и все студенты так академически обработаны, что чувствуют себя счастливыми только в компании товарищей по потреблению продуктов образовательной машины. * Вышколенные до нужного состояния люди уже не способны заметить неизмеримое. Все, что не может быть измерено, для них второстепенно и опасно. Их не лишить творчества — они на него не способны. Рабы обучения, они разучились делать что-нибудь свое и быть самими собой и ценят только то, что сделано или могло быть сделано.Однажды согласившись с навязываемым школой представлением о том, что все ценное производимо и измеримо, люди склонны принимать любое ранжирование. Всему своя шкала — развитию государств, интеллекту младенцев, и даже прогресс в борьбе за мир можно оценить по изменению числа жертв войны. В вышколенном мире дорога к счастью вымощена потребительскими индексами. * На самом же деле, чем больше школа пытается манипулировать учением, тем сильнее нормальный ученик сопротивляется обучению. Причина этого сопротивления вовсе не авторитарный стиль государственной школы и не атмосфера вседозволенности в некоторых свободных школах, а фундаментальное представление, общее для всех школ: не ученику решать, чему и когда он должен учиться, это дело других людей. * Отчуждение, по традиционной схеме, было прямым последствием становления наемного труда, который лишал человека возможностей творчества и отдыха. Теперь молодые люди заранее отчуждены школами, которые изолируют их от общества, в то время как они претендуют быть и производителями, и потребителями их собственного знания, которое и придумано как товар, выставленный на рынок в школе. Школа делает отчуждение подготовкой к жизни и этим лишает образование действенности и творчества. Школа готовит к отчуждающей институализации жизни, преподавая потребность в преподавании. Как только этот урок усвоен, люди теряют стимул независимого роста; они больше не находят привлекательным поиск связей, они отгораживаются от неожиданностей, которые предлагает жизнь, если они не предопределены установленным предписанием. И школа непосредственно или косвенно предоставляет работу основной части населения. Школа держит людей в стороне от жизни, пока не удостоверится, что они впишутся в какое-нибудь учреждение.* Многие самостийные революционеры — жертвы школы. Для них даже «освобождение» — продукт институционального процесса. Только освобождение самого себя от школы развеет эти иллюзии. Откроем же, что в большинстве случаев учение не требует никакого преподавания и не может быть ни организовано, ни запланировано. Каждый из нас лично ответствен за собственное освобождение от школы и только он может сделать это. Нет оправдания человеку, если он окажется не в состоянии освободить себя от оболванивания. * Все предлагаемые ныне образовательные альтернативы ведут к целям, имманентно присущим воспроизводству покладистого человека, чьи индивидуальные потребности удовлетворяются согласно его конкретному месту в американском обществе, т. е. ведут к усовершенствованию того, что, за неимением лучшего термина, я называю зашколенным обществом. Даже самая радикальная на вид критика школы не способна отказаться от идеи, что молодежь (особенно бедную) надо любовью или страхом заставить вступить в общество, равно нуждающееся в дисциплинированных производителях и потребителях, а также в их полной преданности идеологии, ставящей во главу угла экономический рост. * Некоторые из принципов, которым сейчас бросается вызов, легко перечислить. Во-первых, это разделяемая многими вера в то, что приобретаемое в школе поведение составляет особую ценность для учеников и пользу для общества. Это связано с предположением, что социальный человек рождается только в юности и только в том случае, если он созревает в матке-школе, которая отличается мягкостью и снисходительностью, наполнена техническими новинками и отлакирована либеральной традицией. И кроме того, юных обычно считают романтичными и политически консервативными. Согласно этому взгляду, ответственность за изменения в обществе следует возлагать на молодежь, которая возьмется за его преобразование, но только после того, как ее выпустят из школы. Обществу, построенному на таких принципах, легко воображать себя ответственным за воспитание нового поколения, а это неизбежно означает, что появляются люди, имеющие право ставить, уточнять и оценивать личные цели других людей. * Существующие образовательные институты служат целям учителей. Нам нужно установить такие структуры, которые позволят каждому человеку самому определять цели своего учения и свой вклад в учение других. * Мы считаем, что школы зависят от политической и экономической структуры общества. Мы полагаем, что если мы сможем изменить стиль политического руководства, или способствовать развитию интересов какого-нибудь класса, или поменять форму собственности на средства производства, то школьная система соответственно изменится. Предлагаемые мной образовательные институты будут служить обществу, которое еще не существует, хотя нынешнее разочарование в школах само является потенциально большой силой, чтобы вызвать желание перемен в социальном устройстве. И обычное возражение звучит так: зачем направлять энергию на строительство мостов в неизвестность вместо того, чтобы попробовать изменить сначала не школы, а политическую и экономическую систему? * Политическая программа, которая не признает явно необходимости освобождения от школ, не революционна. Она демагогически требует еще больше того же самого. * Если школы перестанут быть обязательными, учителя, которые находят удовлетворение, упражняясь в педагогической власти в классе, останутся только с теми учениками, которым нравится такой стиль. Разрушение ныне существующей профессиональной структуры может начаться с ликвидации профессии школьного учителя.Разрушение школ произойдет неизбежно и неожиданно быстро. Его нельзя удержать, и сейчас необходимо всемерно содействовать тому, чтобы это произошло. * Ценность институционализированного человека зависит от того, сколько мусора он может переработать. Образно говоря, человек стал идолом собственных изделий. Он уже сам себя видит печью, в которой сжигаются ценности, создаваемые им же порожденными инструментами. И нет предела его способности потреблять. Так дело Прометея доводится до абсурда. * Удастся ли миру снова обрести равновесие в глобальном масштабе, зависит от деинституализации ценностей. *** ===== Предисловие. 1) О личности автора. Иван Иллич (1926 – 2002) – австрийский социальный философ. В «Предисловии» к его книге «Освобождение от школ» мы узнаём от Теодора Шанина ( http://www.eusi.ru/lib/illic_osvobogdenie_ot_skol/index.shtml ), что Иллич родился в Вене, был воспитан в строгих католических традициях, получил высшее религиозное образование в папском Грегорианском университете в Ватикане и Зальцбургском университете. «Он владел многими языками, от средневековой латыни и элементов санскрита до ряда современных, писал на шести: английском, немецком, французском, итальянском, португальском и испанском.» Иллич сделал быструю карьеру в католической церкви, став в 28 лет монсеньером. Был приходским священником в Нью-Йорке, затем – проректором католического университета в Пуэрто-Рико. Постепенно нарастали противоречия идейного характера между Илличем и высшим духовенством. «Он был резким противником деятельности американского Корпуса Мира, в рамках которого в страны «третьего мира» направлялись молодые американцы, чтобы учить их население, как правильно жить. Молодые люди не имели никакого представления о местной культуре, бедах и заботах народа. Гроза разразилась, когда американские власти, занятые тогда борьбой против левых партизанских движений в Латинской Америке, передали в мексиканскую полицию и католическую церковь «секретную папку», обвиняя ложно Иллича в том, что он является одним из духовных отцов партизан. Мексиканские власти над этим посмеялись, но Ватикан вызвал Иллича на суд Конгрегации Доктрины Веры (современной формы инквизиции) для расследования его взглядов. Его нашли невиновным в ереси. Когда решение было объявлено, он указал судьям, что в соответствии с каноническим правом даже безвинный священник, утративший доброе имя, не может продолжать служить. Так Иллич перестал быть католическим священником. Он оставался христианином, с сильным чувством личной связи с благой вестью Христа, но отошел от официальной церкви13.» «На мощной интеллектуальной волне конца 1960-х — начала 1970-х среди радикализма социалистов «Новой левой», так называемого «третьемирства», «богословия свободы», «экологических движений» и феминизма, голос Иллича звучал чрезвычайно убедительно и своеобразно. Его темой и мишенью стали основные институты и мифы современности. Скептицизм Иллича в отношении модернизма, прогрессивизма и роли государственных «программ развития» вызывал сильный отклик как в радикализованных университетах, так и за их пределами. Его аргументы били по монополии и контрпродуктивности индустриализованных институтов образования, энергетики и медицины. В этот период им написаны четыре книги: «Освобождение общества от школ» (Deschooling Society, 1971), «Инструменты конвивельности» (Tools of Conviviality, 1973), «Энергия и справедливость» (Energy and Equity, 1974) и «Медицинская Немезида» (Medical Nemesis, 1976).» «За критикой основных институтов современной индустрии обслуживания последовали книги «К истории потребностей» (^ Toward a History of Needs, 1978) и «Теневая работа» (Shadow Work, 1981). Они в основном посвящены анализу того, как идея «экономики дефицита» влияет на реальную экономику. В 1982 г. выходит книга Иллича «Пол» (Gender), оспаривающая одновременно и консервативные предписания, и сверхрадикальный феминизм и раскрывающая исторический опыт «асимметричной дополнительности» полов. И снова его мнение стоит особняком. Он вновь бросает реалистический вызов устоявшимся предубеждениям и идеологической прямолинейности. Ответом были молчание и замалчивание.» «В 1980-е гг. начинается очередной и несколько менее публичный период жизни Иллича. Он сам по существу не изменился, но изменился мир вокруг. Радикальная волна спала и откатилась. «Мода» на Ивана Иллича (так же как и на других светочей 1968 г.) стала ослабевать. Мода и наука сходятся нелегко, а расходятся быстро.» Иллич продолжал писать и преподавать. «Студенты и кружки друзей были его преданными слушателями и интеллектуальной средой, через которую и за пределами которой его влияние продолжалось.» Книга «Освобождение от школ» написана в 1971 году.^ 2) Иван Иллич, Вильгельм Райх и теория демографического перехода.Критика в отношении школ и университетов, предпринятая Иваном Илличем, по своей глубине и меткости фразы достигает высокого уровня обобщений. Иллич установил логическую связь между возникновением индустриального общества, детства в нынешнем его понимании и школами. Он детально изложил своё виденье воспроизводства Системы. И сделал это в доходчивой форме. Школа формирует спрос. Школа готовит производителей и потребителей в одном лице. Школа закладывает в человека товарные ценности. Школа обезличивает человека. Это не просто набор ругательских фраз, это уничтожающая критика, которая сильна своей логичностью и последовательностью.Однако трудно учесть все переменные. Существенным упущением было игнорирование автором фактора сексуального застоя и фактора демографического перехода. Первый мне знаком в изложении Вильгельма Райха, второй – в интерпретации Сергея Капицы. Сексуальное подавление – более широкая тема, чем даже тема школ и университетов. Дело в том, что подавление подрастающего поколения школой, обтёсывание завитушек мыслей и придание им законченной формы, как правило, квадратноправильной, невозможно – просто сорвётся – без полноценного сексуального подавления, осуществляемого семьёй над своим потомством в возрасте до 4 лет. Когда подростки достигают периода полового созревания, к тому времени функцию их сексуального подавления делят семья и школа. Это необходимо для встраивания уже покорного человека в довольно уродливую социальную формацию – общество потребления, где он должен крутить колёса в ущерб своим человеческим потребностям. Но без предварительной семейной «обработки» ребёнок просто не впишется в школьную действительность, а значит, в дальнейшем станет изгоем в обществе потребления. Человек – это биологическое существо. А общество с его громыхающими производствами – это во многом механизм, имеющий отличные от человеческих ритмы и цели. И нет другого способа встроить человека в Систему, как обкромсать его со всех сторон, а для того, чтобы подавить в зародыше протест против такого обкрамсывания и необходимо пресечь «излишние» сексуальные притязания, поставить их жалкие остатки на службу механистическому обществу, обложив их данью условностей. Человек, сломленный биологически, в том числе – и сексуально, сломлен и в своих экономических притязаниях. Причём в масштабе масс это необратимый процесс. «Подготовленный» человек будет работать за похлёбку, драить сапоги хозяину и удовлетворяться нахождением объяснений существующему положению вещей. Производственным машинам человек нужен в качестве их привода. Но человек как привод – уже больше не человек. Чтобы тебя сломать и использовать не по назначению, и нужны такие агрегаты машинно-человеческого общества как семья и школа.Что касается демографического перехода – то здесь всё просто. Последние два века идёт взрывной рост численности человечества. За 19 век численность человечества менее чем удвоилась (0,9 млрд. человек и 1,7 млрд. человек), за 20 век – более чем утроилась (1,7 млрд. человек и 6 млрд. человек). Около 2060 года этот в настоящее время уже замедляющийся процесс исчерпает себя. Численность человечества, достигнув максимума в 11-12 млрд. человек, стабилизируется и начнёт колебания вокруг этой цифры. В целом на нашей планете ситуация несколько иная, чем в России: доля молодёжи остаётся очень высокой, а абсолютные показатели (то есть численность) населения планеты продолжает расти. Это означает, что процент молодёжи Земли несколько снижается по отношению к остальным возрастным категориям, но общая численность молодёжи становится всё больше. И именно этой численности, достигнувшей неких критических для цепной социальной реакции значений, и предстоит взорвать изнутри институты старого индустриального общества, где смыслом существования человека было производство и потребление. Число управляет формой и содержанием. Процесс освобождения от школ имеет планетарный масштаб: школа – один из агрегатов экономики (занимается производством потребителей), а экономика давно вышла за пределы национальных границ. В этом смысле школа имеет сходство с транснациональными корпорациями. Кроме того, включённость России в планетарные процессы определяется не только экономикой, но прежде всего, количеством связей, степенью информационного взаимодействия с другими странами. По этой причине, анализируя российскую действительность, необходимо сразу соглашаться на планетарный масштаб, а не городить огород или воображать страну изолированным островом, недосягаемым для глобальных процессов. Акцент Иллича, сделанный на школы США, не должен внушать ложную уверенность, что у нас – всё по-другому. Специфика в каждой стране – своя, но суть школ от этого не меняется.Критикуя университеты как 12-й этаж образовательной системы, Иллич первым этажом, вероятно, считал школы. Однако в школу человек идёт вполне уже сложившимся рабом, зачастую уже прошедшим ясли, сад и воспитание в семье. («Недостаточность» воспитания, избалованность и необузданность в будущем дают шанс на прозрение. Дисциплинированность, покладистость, послушание позволяют человеку перестать чувствовать боль социальной несправедливости. Обкромсанный человек остаётся жить, как зуб с удалённым нервом, имея шанс сделать карьеру и даже гнить до старости под колпаком коронки.) Школы не являются первопричиной всех бед человечества. Но эти фабрики кастрации смысла жизни, безусловно – один из важнейших столпов Системы, близкий к её корням. Школы – следствие, но такое следствие, которое стремится стать причиной. И освобождение от школ, проводимое одновременно с освобождением от других институтов общества потребления, высвободит волю и энергию человека из круговорота куплей и продаж. Отныне время человеческое всё больше будет расходоваться на познание себя и свойств мира. Наши потомки будут мудрее нас. Но пусть этот выбор будет их решением!Вадим Тюменцев. 29.06.2009 =====Иван Иллич. «Освобождение от школ». Основные выдержки. стр. 9 Я собираюсь показать в этих эссе, что институализация человеческих ценностей неизбежно ведет к загрязнению среды, социальной поляризации и психологическому бессилию — три направления процесса глобальной деградации и модернизированной нищеты. Я постараюсь объяснить ускорение этой деградации по мере того, как нематериальные нужды человека преобразуются в потребительский спрос, а здоровье, образование, мобильность, благосостояние или психологическое выздоровление приравниваются к результатам соответствующего обслуживания или обработки. Я делаю это, поскольку уверен, что большинство ведущихся сейчас исследований о будущем защищает дальнейший рост институциализации ценностей, а мы должны определить условия, при которых происходило бы абсолютно противоположное. Нам необходимо исследовать возможности использования технологий для создания таких институтов, которые служили бы личному, творческому и независимому взаимодействию людей и возникновению ценностей, по самой своей сути не поддающихся технократическому контролю. Нам надо пересмотреть основы современной футурологии.Я хочу поднять общий вопрос о взаимоопределении сущности человека и природы современных социальных институтов, которое характеризует наше мировоззрение и язык. В качестве основного примера и объекта рассмотрения я выбрал школу, поэтому здесь лишь косвенно затрагиваются другие бюрократические институты корпоративного государства: семья как потребитель, партия, армия, церковь, средства информации. Мой анализ подспудного учебного плана школ призван показать, что общественное образование только выиграло бы при избавлении общества от само собой разумеющейся обязательности школ, равно как выиграли бы в результате аналогичных процессов семья, политика, безопасность, вера и общение. * Как только обществу удается трансформировать базовые потребности человека в спрос на товары и услуги, производимые на научной основе, критерии бедности оказываются во власти технократов, которые могут менять их по своему желанию. И тогда понятие «бедность» начинают относить к тем, кто в том или ином существенном отношении отстал от рекламируемого идеала потребления. Так, бедные в Мексике — те, кто пробыл в школе менее 3 лет, а в Нью-Йорке — меньше 12.Бедные всегда были социально бессильны. Теперь они все больше полагаются на институты социального обеспечения, и это добавляет их патрону. Вечером крестьяне встречаются для обсуждения этих ключевых слов. Они начинают понимать, что каждое написанное слово остается на доске даже после того, как оно прозвучало. Буквы продолжают раскрывать действительность и превращают ее в проблему, с которой можно справиться. Я часто был свидетелем того, как дискуссии помогают участникам осознавать социальную действительность и они начинают предпринимать политические действия с той же быстротой, с какой учатся читать. Они, похоже, в прямом смысле берут действительность в руки, потому что берут ее на карандаш.стр. 17 Устроенная компьютером встреча для обсуждения статьи в национальном журнале, проведенная в кофейне на Четвертой авеню, не обязывала бы никого из участников и дальше проводить время с новыми знакомыми — можно выпить чашку кофе и распрощаться. А вот шансы на преодоление одиночества в современном городе и даже на новую дружбу весьма велики, есть шанс самостоятельно найти работу, начать читать книги по определенной проблеме и т. д. (Тот факт, что о встречах и совместном чтении может стать известно ФБР, бесспорен; что это должно волновать кого-либо в 1970 г., для свободного человека смешно — пусть сбегаются и подслушивают, все равно ничего не поймут.) * И обмен навыками, и подбор партнеров основаны на предположении, что образование для всех означает образование всеми. Только мобилизация всего населения может привести к распространению культуры, а не отдельный проект в специализированном учреждении. Сейчас равные права для всех учиться и учить заранее закуплены лицензированными учителями. Компетентность же учителей, в свою очередь, ограничена тем, что можно делать в школе. В результате работа и досуг отчуждены друг от друга: как зритель, так и рабочий одинаково готовы вписаться в подготовленную для них установившуюся практику. Они заранее приспособлены к этой роли; инструкции и рекламы формируют их так же хорошо, как и формальное образование. Радикальная альтернатива зашколенному обществу требует не только новых механизмов для формального приобретения навыков и их образовательного использования. Общество, освобожденное от школ, приобретет новый подход к спонтанному (неформальному) образованию. * В деревне язык и архитектура, работа и религия, семейные привычки были совместимы друг с другом, взаимно объясняли и укрепляли друг друга. Рост в одном подразумевал рост во всем остальном. Даже специализированное ученичество было побочным продуктом изготовления сапог или пения псалмов. Если подмастерье никогда не становился мастером, он тем не менее вносил свой вклад в изготовление обуви или пение церковного хора. Образование не посягало на время, отведенное для других работ или досуга. Почти все образование было комплексно, пожизненно и ненамеренно.стр. 18 Совершенно бесспорно, что образовательный процесс извлечет пользу из освобождения общества от школ, хотя это требование кажется многим учителям изменой просвещению. Но это и есть само просвещение, которое сейчас в школах подавляется.Отделение христианской церкви от государства зависит от воцерковленных христиан. Почти так же освобождение образования от школ зависит от деятельности тех, кого учили в школах. То, что их так учили, не может служить оправданием: каждый из нас остается ответственным за то, что из него сделали, даже при том, что все, что он может сделать, — это принять ответственность и служить предупреждением другим.стр. 191. Возраст. Школа группирует людей по возрасту. Такая группировка опирается на три не подвергаемых сомнению предположения, а именно: дети принадлежат школе; дети учатся в школе; детям можно преподавать только в школе. Я думаю, что эти предположения необходимо тщательно исследовать.Мы привыкли к существованию среди детей. Мы решили, что они должны ходить в школу, делать, что им говорят, и не иметь ни собственных доходов, ни своей семьи. Мы ожидаем, что они будут знать свое место и будут вести себя как дети. Мы вспоминаем, ностальгически или с горечью, о том времени, когда мы сами были детьми. Мы терпимы к ребяческому поведению детей. Человечество для нас — это вид, одновременно и подавленный, и благословленный задачей заботы о детях. При этом мы забываем, что наша концепция «детства» сложилась в Западной Европе совсем не так давно, а в Америке и вовсе недавно2.Детство, как таковое, в отличие от младенчества, подросткового возраста или юности, было неизвестно в большинстве исторических периодов. Христиане несколько столетий даже не умели определять его телесные размеры. Художники изображали ребенка как миниатюрного взрослого на руках матери. Дети появились в Европе во времена Ренессанса вместе с карманными часами и христианскими ростовщиками. До нашего века ни бедные, ни богатые не знали, что такое детские платья, детские игры или детская неприкосновенность перед законом. Детство принадлежало буржуазии. Ребенок рабочего, крестьянина и дворянина проходил путь, который проходили отцы, играл в игры, в которые играли отцы, и, как отцов, их вешали за шею. После открытия «детства» буржуазией все это изменилось. Только некоторые церкви продолжали уважать в течение некоторого времени достоинство и зрелость юных. До Второго Ватиканского собора каждый ребенок знал, что христианин начинает различать добро и зло в возрасте семи лет и начиная с этого возраста он способен совершать грехи, за которые он может быть осужден вечно гореть в аду. К середине XX столетия родители из среднего класса начали пытаться избавлять своих детей от воздействия этой доктрины, и их взгляды на детей теперь преобладают в практике церкви.До XIX в. дети буржуазных родителей воспитывались Дома с помощью домашних учителей и частных школ. Только с возникновением индустриального общества массовое производство «детства» стало осуществимым и действительно появилось. Школьная система — современное явление, как и детство, благодаря которому она существует.Поскольку большинство людей и сегодня живет вне промышленных городов, оно не переживает детства. В Андах вы еще пачкаете штаны, когда становитесь «полезным». Перед этим вы пасете овец. Если вас хорошо воспитывают, вы должны стать «полезными» в одиннадцать или в двенадцать лет. Недавно я говорил с моим ночным сторожем, Маркосом, о его одиннадцатилетнем сыне, который работает в парикмахерской. Я отметил по-испански, что его сын еще «nino». Маркос, удивленный, ответил с бесхитростной улыбкой: «Дон Иван, я полагаю, что вы правы». Осознав, что до моего замечания отец думал о Маркосе прежде всего как о «сыне», я почувствовал себя виноватым — я попытался разделить завесой детства двух разумных людей. Конечно, если бы я сообщил обитателю нью-йоркских трущоб, что его работающий сын все еще «ребенок», он не выказал бы никакого удивления. Он знает очень хорошо, что его одиннадцатилетнему сыну должно быть дозволено детство, и негодует, что это не так. Сыну Маркоса еще надо внушить, что он должен тосковать о детстве; сын ньюйоркца уже чувствует себя обделенным. * Уничтожение школ могло бы также прекратить существующую дискриминацию младенцев, взрослых и стариков в пользу детей подросткового возраста и юных. Социальное решение направлять образовательные ресурсы в первую очередь тем гражданам, которые уже переросли необыкновенную способность к учению первых четырех лет и не достигли еще возраста активного самостоятельного учения, будет в ретроспективе, вероятно, казаться странным.Как сообщает нам институциональная мудрость, детям нужна школа. Институциональная мудрость сообщает нам также, что дети учатся в школе. Но сама эта институциональная мудрость — продукт измышления школ, потому что здравый смысл подсказывает нам: только детям и можно преподавать в школе. Только загоняя людей в детство, мы можем заставить их подчиняться власти школьного учителя.стр. 20 Мы все узнали большую часть того, что знаем, не в школе. И ученики научаются не благодаря учителям, а часто несмотря на своих учителей. Но что особенно трагично, так это то, что школа преподает свои уроки даже и тому большинству людей, которые никогда не ходили в нее.Каждый научается жить не в школе. Мы учимся говорить, думать, любить, чувствовать, играть, проклинать, заниматься политикой и работать без вмешательства учителя. Даже дети, которые находятся на попечении учителя день и ночь, не являются исключением из правил. Сироты, идиоты и сыновья школьных учителей научаются большинству того, что они знают, вне «образовательного» процесса, специально для них запланированного.(В.Т.: Иллич на протяжении всей книги – вслед за школой – игнорировал сексуальную тему. А ведь можно было без обиняков сказать, что школа замалчивает и старается обойти стороной «неудобную» тему преподавания физиологического устройства человеческого тела, не говоря уже о конкретных позах и приёмах зачатия или о естественной оргастической разрядке. Закономерно возникает вопрос: а почему школа так боится половой любви или беременности своих учеников? Комплекс неполноценности? Поверхностный ответ прост: потому что школа и секс – понятия явно не из одного ряда. Скорее они даже взаимоисключают друг друга. Более того, такое противопоставление – не в пользу школы. Естественность и целесообразность размножения или даже просто полового акта, не ставящего целью размножение, оспорить трудно. А вот целесообразность школы и её «естественность» – под большим вопросом. Позы школьников строго регламентированы: слушать сидя, отвечать стоя. Армейские позы Вильгельм Райх как врач признаёт позами невротиков; школа в терапевтическом смысле выступает по отношению к армии как подготовительный класс. Учителя и работники образования вполне обоснованно опасаются пересмотра социальной действительности, которая находится в противоречии с природой, с естественной сексуальностью. Беременные ученицы или познавшие любовь ученики – это не просто укор школе или сомнение в авторитете учителя, это выход из под тотального контроля школьных тюремщиков ещё вчера таких покорных и послушных «деточек», для которых вдруг стала интуитивно очевидна вся глубина и подлость совершаемого над ними социального действия. При случае я интересуюсь у учителей, которые обучали меня (1988 – 1997), как теперь обстоят дела в школе. Они отвечают, что дети не слушаются, никакой дисциплины, и вообще – сплошное падение нравов. Пенсия маленькая, вот и приходится продолжать р а б о т а т ь. Это они так называют свою деятельность по аборту детских душ. Что касается их печалей по поводу падения нравов, то мне это видится как ещё только начало приведения социальной жизни и быта в соответствие с биологической ролью человека.) * Половина людей в нашем мире никогда не переступает порог школы. Они не имеют никакого контакта с учителями, они даже лишены привилегии быть исключенными из школы, и все же они изучают, и весьма эффективно, то главное, чему учит школа: все должны ходить в школу, и чем дольше, тем лучше. Школа закрепляет их комплекс неполноценности через сборщика налогов, который заставляет их оплачивать ее, или через демагога, вызывающего у них большие ожидания от школы, или через их детей, как только они будут подцеплены на этот крючок. Так что бедных ограбили: их лишили чувства собственного достоинства, как только они поверили, что спасение дается только через школу. Церковь, по крайней мере, давала им шанс раскаяться в смертный час. Школа покидает их, оставляя фальшивое обещание, что их внуки будут ходить туда. Это, конечно, очень познавательное сообщение, пришедшее не от учителей, а от школы как таковой.(В.Т.: Обсуждая проблему равнодушия людей к происходящему с ними в их стране с томским журналистом Сергеем Зайковым, я был вынужден согласиться с ним, что решающую роль в протесте играет чувство собственного достоинства. Разумеется, происхождение этого чувства я истолковал так же «превратно», как и всё остальное.)стр. 21 Дети, когда они стоят перед светским священником — учителем, не защищены ни первой, ни