А. И. Уткин глобализация: процесс и осмысление оглавление Глава первая

А.И. УткинГЛОБАЛИЗАЦИЯ: ПРОЦЕСС И ОСМЫСЛЕНИЕОглавлениеГлава первая Парадигмы нового мира……………………………………………Две фазы………………………………………………………………..Современная фаза глобализации………………………………Три источника………………………………………………………..Доступность технологии……………………………………….Доступность финансов……………………………………….. Доступность информации…………………………………….Фактор научной революции…………………………………..Суть явления………………………………………………………..Кто сторонник?……………………………………………………Глава вторая Теоретический фон………………………………………………..Модернизм……………………………………………………………..Антимодернизм………………………………………………………Постмодернизм………………………………………………………Неомодернизм……………………………………………………….. Глава третья Осмысление………………………………………………………….Критика глобализации………………………………………….Противодействие глобализации…………………………….Будущее………………………………………………………………..Глава четвертая Глобализация и мировой хаос……………………………Главные инструменты хаоса…………………………………Суверенитет………………………………………………………..Границы и самоопределение…………………………………Грядущее………………………………………………………………..Ускорители хаоса…………………………………………………..Понимание опасности…………………………………………….Противостояние хаосу……………………………………………Глава пятая Неравенство против глобализации…………………………..Глобальное неравенство………………………………………….Жизненные условия…………………………………………………Перспективы………………………………………………………….Миграция………………………………………………………………. Противоречия внутри…………………………………………….Возможности смягчения противоречий………………….Глава шестая Демографический взрыв……………………………………….На что надеяться…………………………………………………… Глава седьмая Новая идентичность против глобализации…………… Разрушительность модернизации………………………….. Ограничители………………………………………………………..Цивилизации против глобализации…………………………..Система координат…………………………………………………Смена парадигм………………………………………………………Глава восьмая Западноевропейский вызов…………………………………..Три тенденции………………………………………………………..Вызов ЕС………………………………………………………………..Различия в восприятии……………………………………………Атлантическая стратегия США…………………………….Сомнения в стратегии……………………………………………. Глава девятая Китай между глобализацией и самоутверждением.Подъем Азии……………………………………………………………Лидер региона………………………………………………………….Менталитет Китая………………………………………………..Военное строительство…………………………………………..Союзники Китая…………………………………………………… Слабые места Китая……………………………………………….Азиатская стратегия США…………………………………….Заключение………………………………………………………………………………..Введение Мы переживаем небывалую по своей мощи революцию. Новые производительные привнесли в последнее десятилетие невиданные изменения. Создаваемое на наших глазах глобальное сообщество изменяет мир радикальнее и быстрее, чем все открытия и научные прорывы прежних веков. Скорость и глубина перемен бросают вызов способности человека и человечества ориентироваться в окружающем мире, обозначить координаты переживаемого этапа, обеспечить ориентиры в их осознании. Иными словами, стремительно меняющийся мир нуждается в объяснении. Признание этой необходимости звучит с разных сторон. Скажем, Пол Кеннеди и Джон Льюис Геддис из Йельского университета (США) с горечью признают: миру не хватает обобщения разнонаправленных процессов, обобщения современных проблем. Те, кто думает о смысле уничтожающего все прежние догмы интеллектуального урагана «понимают, что все в мире взаимосвязано. Но где найти тех, кто способен на масштабное обобщение? Доминирующая тенденция в университетах и в аналитических центрах – закрепощение в частностях. Но возникают сомнения относительно обобщений – без них нас ожидает разочарование – у нас не будет стратегии. А без стратегии возможен лишь дрейф в неведомом направлении»1. И если мы желаем быть не жертвами безымянных сил, а их координаторами и хозяевами, мы должны ясно представить себе происходящие процессы, крушащие все знакомые нам структуры. Г Киссинджер приходит к выводу, что для понимания мира «нужно противостоять узким экспертам»2 . Мы видим, что катализаторами выступают технологические перемены, но куда идет процесс, каковы вызывающие его силы, на что могут рассчитывать победители и на что обязаны согласиться его жертвы? Тенденция узкой специализации уступает место попыткам адекватного обобщения. Нобелевский лауреат М. Гелл-Манн: «Мы нуждается в людях, которые считают важным серьезно и профессионально обозреть обобщенную картину. Этот взгляд должен быть нелицеприятным; необходим реалистический скепсис – охватить все аспекты происходящего невозможно. К сожалению, престижем обладают люди, изучающие чрезвычайно узкий аспект проблем – технологию, культуру, в то время как созданию общей картины отведены беседы на коктейлях. Это безумие. Мы должны иметь не только узких специалистов, но тех, чьей профессией было бы совмещение различных измерений, обобщенный взгляд на целое»3. Должна вызреть новая генерация, которая обобщит происходящее. И процесс осмысления уже начался. Мир, наступивший после окончания холодной войны получил пока четыре действительно убедительные интерпретации. Первую еще на раннем этапе дал историк П. Кеннеди в работе “Подъем и падение великих держав” (1988)4. Смысл ее в том, что все главенствующие державы мира проходили фазу подъема, движения по плато могущества, испытывали неизбежное имперское перенапряжение и устремлялись к фатальному закату. Лидеры нашего времени, триумфаторы холодной войны не избежат подобного же движения, такова логика истории. И чем жестче – и шире зона имперского контроля, тем быстрее наступает перенапряжение и отказ от имперской жертвенности.^ Второй всеобъемлющий анализ происходящего в мире после окончания глобального противостояния – сценарий гарвардского профессора С. Хантингтона, взглянувшего на мир сквозь призму противостояния нескольких цивилизаций, увидевшего новую мощь культурных сил, создающих свой собственный мир, колоссальные цивилизационные общности. Происходит замена этики государственной лояльности пафосом более широкой культурной идентичности, цивилизация заменяет государство-нацию в качестве основного исторического фактора. Эта парадигма отрицает устойчивость космополитизма, искусственного «мира Давоса». Мировая космополитическая элита «едина в своей вере в индивидуализм, рыночную экономику, политическую демократию – общие для Западной цивилизации понятия. Люди Давоса контролируют практически все международные институты, многие из мировых правительств, в их распоряжении основная часть мирового экономического и военного потенциала».5 Но эта историческая сила не может встать у руля главенствующего процесса – сближения стран, объединенных языком, религией, традициями, историей – в качестве самозащиты перед лицом поглощения. Новый мир отбрасывает народы и страны к корневым основам, а не к некоемому общечеловеческому знаменателю: «Наиболее очевидная, наиболее важная и мощная причина глобального религиозного подъема проявляется в том, что виделось причиной грядущей смерти религии: процесс социальной, экономической и культурной модернизации, которая пронеслась над миром во второй половине двадцатого века. Прежние источники идентичности и системы подчинения властям разрушены. Люди на своем пути из деревень в города отдалились от своих корней, получая новую работу или оставаясь безработными. Они открыты к огромным толпам таких же лишившихся корней людей и создают с ними новые взаимосвязи. Они нуждаются в новом источнике идентификации»6. Для Хантингтона создание единой глобальной экономико-политической системы принципиально невозможно. Третий способ объяснить новый мир предпринял американский социолог Ф. Фукуяма: «Экономические силы ранее породили национализм, заменяя класс национальными барьерами, создавая централизованное, лингвистически гомогенное сообщество. Эти же экономические силы теперь подталкивают к крушению национальных барьеров посредством создания единого интегрированного мирового рынка. Сокрушение национализма – вопрос лишь времени»7. Глобальные экономические силы создают новый, более цельный мир, отставляющий государства в сторону, поскольку капитализм требует адекватно образованность рабочей силы, требует мобильность как фактор роста производительности труда. Изображаемые Фукуямой индивидуумы будущего лишены «тимоса» – необходимости признания другими. Эта перемена в характере личности ведет к триумфу космополитизма, к культурной гомогенности людей, презревших государственные границы: В его парадигме история получает окончательный ответ на вопрос, какой должна быть цель. Теперь поиски цели уже скучны (как заведомые) – политический либерализм и капитализм свободного рынка. Интерес представляет лишь способ достижения этих целей. Но не плоским ли является этот вывод для особого и неповторимого мира невероятного технологического и информационного ускорения, которое мир воочию увидел в последнее десятилетие двадцатого века? Производительные силы невероятно изменяют глобальную картину мира в кратчайшие сроки, демонстрируя невероятное разнообразие выхода к вершинам технологического могущества и инвестиционной привлекательности. Несколько прежде “потерянных для прогресса” стран оказались феноменально способными извлечь из своего цивилизационно-политического разнообразия максимум эффективности. Равно как и неожиданный тупик прежних фаворитов. Данная работа посвящена четвертому способу мирообъяснения. В этой парадигме главную роль играет скорость восприятия технологического обновления. Речь идет о мировой глобализации – цепи политических, экономических и технологических перемен, понижающих барьеры между государствами ради взаимообмена, о порожденных ею новых законах, особенностях и феноменальных чертах.^ Глава перваяПарадигма нового мира Термин глобализация является метафорой, соэданной для выяснения смысла и понимания природы современного капитализма. Этот термин предполагает сознательный отбор аналитически ярко выраженных явлений и процессов. По определению Международного валютного фонда, глобализация – это “в возрастающей степени интенсивная интеграция как рынков товаров и услуг, так и капиталов”8. Согласно более широкому определению, глобализация – доминирующая после окончания холодной войны международная система. Она представляет собой слияние национальных экономик в единую общемировую систему, основанную на легкости перемещения капитала, на информационной открытости мира, на быстром технологическом обновлении, на понижении тарифных барьеров и либерализации движения товаров и капитала, на основе коммуникационного сближения, планетарной научной революции, межнациональных социальных движений, новых видов транспорта, реализации телекоммуникационных технологий, интернационального образования. Значительное внимание в этом определении придается применению новых (часто обращенных к информатике) технологий в процессе производства, менеджмента, организации и коммуникаций на уровне корпораций, общества и государства9.Глобализация, определяет американец Т. Фридман, это «неукротимая интеграция рынков, государств-наций и технологий, позволяющая индивидуумам, корпорациям и нациям-государствам достигать любой точки мира быстрее, дальше, глубже и дешевле, чем когда бы то ни было прежде… Глобализация означает распространение капитализма свободного рынка на практически все страны мира. Глобализация имеет свой собственный набор экономических правил, которые базируются на открытии, дерегуляции и приватизации национальных экономик с целью укрепления их конкурентоспособности и увеличения привлекательности для иностранного капитала»10. Глобализация предполагает существование правил и обязательств, предполагающих подчинение им суверенных стран. По мере глобализации рынков и культуры неолиберальная теория, объясняющая глобализацию, предполагает увядание суверенности отдельных стран, формирование нового типа “граждан мира”, чья лояльность обращена уже не к отдельным правительствам, а к внегосударственным структурам. Еще более развернутая характеристика процесса глобализации предполагает совокупность трех балансов. Первый – традиционный геополитический баланс наций-государств. В этом плане наиболее отличительной чертой является то, что в глобализированной системе Соединенные Штаты являются единственной и доминирующей сверхдержавой, а все другие страны подчинены им в той или иной степени. Это обстоятельство многое объясняет – касается ли дело сдерживания Ирака на Ближнем Востоке или экспансии НАТО против России в Центральной Европе. Второй баланс в глобализированной системе лежит между нациями-государствами и глобальными рынками, на которых миллионы инвесторов практически молниеносно перемещают капиталы по всему миру. Это «электронное стадо» держится рядом с глобальными финансовыми центрами, такими как Уолл-Стрит, Гонконг, Лондон и Франкфурт. В конечном счете, кто сверг правительство Сухарто в Индонезии в 1998 году? Это не был внешний враг, это была та совокупность глобальных финансовых учреждений, которая увела из ослабевающей страны свои валютные средства, обрушив тем самым ее режим. Третий баланс – между индивидуумами и государствами-нациями. Индивидуумы в глобальную эпоху могут действовать на международной арене необычайно эффективно. Дж. Уильямс организовала взаимодействие более тысячи неправительственных организаций посредством Интернета и получила в 1997 году Нобелевскую премию за борьбу против противопехотных мин. Надо ли говорить, что ничего подобного ранее случиться не могло. Сам термин глобализация превращается в «мощный инструмент убеждения, риторический прием, которому – в отличие от различных явлений внутренней политики – практически не существует противодействия»11. Глобализация подается как «в высшей степени привлекательная, придающая силу, невероятно соблазнительная дорога, ведущая к повышению жизненных стандартов»12.По крайней мере, ни одна из влиятельных стран не заняла отчетливо выраженную антиглобализационную позицию. Глобализация оказала чрезвычайное влияние на элиту самых разных стран. «Как только данная страна, – пишет Т. Фридман, – внедряется в систему глобализации, ее элита начинает анализировать перспективы интеграции и пытаться определить свое место в глобальном контексте»13. Ничто не стало значить больше, чем определение того, что сменит настоящее, что будет следующим, что опровергнет сегодняшние догмы. Для низших слоев населения глобализация может быть привлекательна в своем сугубо материальном аспекте. Зарубежные фирмы даже в США платят в среднем на 6 процентов больше, чем местные компании. В Турции иностранные фирмы платят на 124 процента больше местных фирм. Иностранные фирмы отличаются более быстрым созданием рабочих мест: в США за период 1989-1997 годов рабочая сила на предприятиях принадлежащих иностранцам выросла на 1,4%, а на местных – лишь на 0, 8 процента. В Британии и Франции на заграничных предприятиях численность рабочей силы за то же время увеличилась на 1,7 процента, а на отечественных предприятиях она сократилась на 2,7 процента. В Турции рабочая сила заграничных предприятий растет на 11,5 процента в год. Глобализационное переплетение капиталов способствует союзу науки и производства. Заграничные предприятия обычно больше расходуют на исследования и разработки – 12 процентов всех произведенных в США расходов на эти цели произвели иностранные инвесторы; 19 процентов во Франции; 40 процентов в Британии. Заграничные фирмы больше экспортируют – на них приходятся 36 процентов экспорта Франции, 13 процентов экспорта Японии, 89 процентов экспорта Ирландии. Расходы на исследования и разработки иностранных фирм в Турции вдвое превосходят расходы на эти нужды местных производителей14. Чтобы понять этот самый важный процесс современности, необходимо обозреть краткую историческую ретроспективу, позволяющую рельефно очертить современный революционный этап.Две фазы Исследователи глобализации по разному трактуют и датируют заглавные события в общемировом сближении, отмечая подвиги Марко Поло, путешествия Магеллана, объединяющий характер первой промышленной революции. Постепенное сближение стран и континентов покрывает всю историю человечества и в этом плане вся мировая история – это своего рода совокупность медленных и быстрых шагов государств и народов в направлении глобального сближения. Факт взаимозависимости был известен задолго до появления термина глобализация. Еще Монтескье в «Духе законов» оптимистически заключает: «Две нации, взаимодействуя друг с другом, становятся взаимозависимыми; если одна заинтересована продать, то вторая заинтересована купить; их союз оказывается основанным на взаимной необходимости». Но революционно быстрыми темпами мировое сближение осуществлялось лишь дважды. 1. В первом случае – на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков иммигранты пересекали океаны без виз. Мир вступил в фазу активного взаимосближения на основе распространения торговли и инвестиций в глобальном масштабе благодаря пароходу, телефону, конвейеру, телеграфу и железным дорогам – перед первой мировой войной размеры мира уменьшились с «большого» до «среднего». Британия со всем своим морским, индустриальным и финансовым могуществом стояла гарантом этой первой волны глобализации, осуществляя контроль над главными артериями перевозок товаров – морями и океанами, обеспечивая при помощи фунта стерлингов и Английского банка стабильность международных финансовых расчетов. Трансатлантический кабель 1866 года сократил время передачи информации между Лондоном и Нью-Йорком на неделю – в тысячу раз. А телефон довел время передачи информации до нескольких минут. Идеологами первых десятилетий глобализации стали Р. Кобден и Дж. Брайт, которые убедительно для многих экономистов и промышленников обосновали то положение, что свободная торговля необратимо подстегнет всемирный экономический рост и на основе невиданного процветания, основанного на взаимозависимости, народы позабудут о распрях. Возвышаясь над своими теоретическими предтечами, прежний министр финансов Австрии Й. Шумпетер изложил в своей классической работе «Капитализм, социализм и демократия» идею «творческой деструкции», постоянной замены менее эффективных способов производства более эффективными. Получила развитие мысль о главной особенности наступившего времени: инновация заменяет традицию, будущее невиданно ускоренно и безжалостно заменяет не только прошлое, но и настоящее. Идея благотворного воздействия глобализации на склонную к конфликтам мировую среду получила наиболее убедительное воплощение в книге Н. Эйнджела «Великая иллюзий» (1909). В ней – за пять лет до начала Первой мировой войны – автор аргументировал невозможность глобальных конфликтов вследствие сложившейся экономической взаимозависимости мира: перед 1914 годом Британия и Германия (основные внешнеполитические антагонисты) являлись вторыми по значимости торговыми партнерами друг друга – и это при том, что на внешнюю торговлю Британии и Германии приходилось 52% и 38% их валового национального продукта соответственно. Америка, Британия, Германия и Франция – утверждал Эйнджел, – теряют склонность к ведению войн: «Как может современная жизнь с ее всемогущим преобладанием индустриальной активности, с уменьшением значимости милитаризма, может обратиться к милитаризму, разрушая плоды мира?» На протяжении четырех десятилетий, предшествовавших Первой мировой войне средний «выброс» капитала во внешний мир составлял в среднем 5 процентов валового продукта Британии15. То, что радовало одних, печалило других. Прусский чиновник жаловался в 1907 году: в наше время – время международной торговли, телефона и телеграфа владельцы «мобильного капитала» никак не связаны с местом своего проживания. Если требования данного государства станут для них слишком тяжелыми, то они вполне могут отряхнуть прусский прах со своих ног и покинуть эту страну16. Но в августе 1914 года предсказание необратимости глобального сближения наций показало свою несостоятельность. Первая мировая война остановила процесс экономически-информационно-коммуникационного сближения наций самым страшным образом. Выгоды глобализации уступили место суровым геополитическим расчетам, историческим счетам, уязвленной гордости, страху перед зависимостью. Скажем, российское правительство посчитало нужным специально (и официально) указать на губительность исключительной зависимости России от торговли с монополистом в ее внешней торговле – Германией (на которую приходилось 50% российской торговли). В 1914-1945 годах последовало страшное озлобление и фактическая автаркия основных мировых производителей. Семидесятилетний период между началом первой мировой войны и окончанием холодной войны был промежуточным периодом между первой и второй глобализациями. Для реанимации процесса глобального сближения понадобилось немало времени. Лишь в последние десятилетия ХХ века, после двух мировых войн, великой депрессии и многочисленных социальных экспериментов, способствовавших противостоянию социальных систем, либеральный экономический порядок, созданный в девятнадцатом веке стал возвращается в мировую практику. В соревновании с плановой экономикой западная – рыночная система экономической организации победила, превращая мир в единую рыночную экономику. Вашингтонский консенсус Второе рождение (или возрождение) глобализации началось в конце 1970-х годов на основе невероятной революции в совершенствовании средств доставки глобального радиуса действия, в информатике, телекоммуникациях и диджитализации. «Смерть» пространства явилась наиболее важным отдельно взятым элементом, изменившим мир между двумя фазами, двумя периодами глобализации. «Это изменило представление о том, где должны люди работать и жить; изменило концепции национальных границ, традиции международной торговли. Это обстоятельство имело такой же переворачивающий все наши представления характер, как изобретение электричества»17. В начале 1980-х годов руководители трех самых мощных экономических ведомств, расположенных в американской столице – министерство финансов США, Международный валютный фонд и Всемирный банк достигли согласия в том, что главным препятствием экономическому росту являются таможенные и прочие барьеры на пути мировой торговли. Глобальной целью стало сокрушить эти барьеры. Так сформировался т. н. Вашингтонский консенсус, чья деятельность открыла ворота мировой глобализации. Собственно Вашингтонским консенсусом называют десять рекомендаций по реформированию мировой торговли, сформулированные в 1989 году экономистом Дж. Вильямсоном.^ Налоговая дисциплина. Большие и постоянные дефициты бюджета порождают инфляцию и отток капитала. Государства должны свести этот дефицит к минимуму.Особая направленность общественных расходов. Субсидии предприятиям должны быть сведены до минимума. Правительство должно расходовать деньги лишь в сфере образования, здравоохранения и на развитие инфраструктуры.^ Налоговая реформа. Сфера налогооблагаемых в обществе должна быть широкой, но ставки налогов – умеренными.Процентные ставки. Процентные ставки должны определяться внутренними финансовыми рынками. Предлагаемый вкладчикам процент должен стимулировать их вклады в банки и сдерживать бегство капиталов.Обменный курс. Развивающиеся страны должны ввести такой обменный курс, который помогал бы экспорту, делая экспортные цены более конкурентоспособными.Торговый либерализм. Тарифы должны быть минимальными и не должны вводиться на те товары, которые способствуют (как части более сложного продукта) экспорту.Прямые иностранные капиталовложения. Должна быть принята политика поощрения и привлечения капитала и технологических знаний.Приватизация. Должна всячески поощряться приватизация государственных предприятий. Частные предприятия обязаны быть более эффективными хотя бы потому что менеджеры заинтересованы непосредственно в более высокой производительности труда.Дерегуляция. Излишнее государственное регулирование порождает лишь коррупцию и дискриминацию в отношении субподрядчиков, не имеющих возможности пробиться к высшим слоям бюрократии. С регуляцией промышленности следует покончить.^ Права частной собственности. Эти права должны быть гарантированы и усилены. Слабая законодательная база и неэффективная юридическая система уменьшают значимость стимулов делать накопления и аккумулировать богатства.18Идеи «вашингтонского консенсуса» оказали огромное воздействие на экономическую жизнь многих стран в последнее десятилетие двадцатого века. Сформировавшийся “«почти случайно”» идейно-политический союз оказался мощной силой и в политическом отношении и в теоретической борьбе этого критического периода. Все три угла треугольника оказались надежными союзниками и это обеспечило его устойчивость и силу. Идеи «вашингтонского консенсуса» стали основой либерального фундаментализма 1990-х годов. Приступившие к реформации своей экономики и экономической политики правительства развитых, развивающихся и стран переходной экономики получили своего рода предписание. Это, по сути, и был тот самый «золотой корсет», о котором речь будет ниже. Термин «вашингтонский консенсус» приобрел особое значение и начал собственную жизнь – особенно в свете крушения советской системы. Шли поиски сугубо альтернативных социалистическому централизму идей и ложка оказалась к обеду. Как пишет главный редактор журнала «Форин полиси» М. Наим, «важной функцией каждой идеологии является функционировать в качестве «мыслеобразующего» механизма, который упрощает и организует то, что часто является сбивающей с толка хаотической реальностью». Странным образом «вашингтонский консенсус» стал своего рода временным замещающим средством вместо так и не созданного всеобъемлющего идеологического учения для миллионов людей, которые стали зависеть от навязанного им выбора системы управления – суррогата общественное мировоззрения. Поиски такой схемы были облегчены самим уверенным тоном («консенсус»), предначертательным характером его постулатов, его директивной уверенностью, местом рождения – Вашингтоном, столицей победоносной империи. Нужда в новоприобретенном, рыночно-ориентированном администрировании для сглаживания болезненного эффекта экономических реформ, требуемых «консенсусом», равно как и отсутствие достойной доверия альтернативы (которую так и не представила дискредитированная оппозиция) также содействовали вознесению репутации «вашингтонского консенсуса», его элана. Если бы всего этого было бы недостаточно, то в ход пошла бы неукротимая настойчивость Международного валютного фонда и Всемирного банка, чьи займы были обусловлены именно в духе идей «вашингтонского консенсуса»19. М. Тэтчер и Р. Рейган свои неолиберальным законодательством ослабили роль государства, давая зеленый свет глобализации. Значительная доля экономической власти государства оказалась переданной частным компаниям. При этом от идей государственного вмешательства, от идей «Великого общества» и взглядов Дж.М. Кейнса пришлось отказаться. Две самые старые и искушенные элиты двух старейших экономик западного мира пришли к выводу, что существующая система мирового взаимообмена не обеспечивает достаточного простора для экономического роста. Мировая экономическая мысль, руководимая т. н. «чикагской школой», сделала важный поворот. Символом прогресса стала приватизация индустрии и сферы услуг. Международный бизнес, крупный частный капитал в 1980-1990-е годы овладел всеми возможными ключевыми позициями в национальных экономиках крупнейших западных стран.Современный этап Стал очевидным новый характер глобализационных процессов. Разница между двумя этими периодами глобализации заключается, прежде всего, в интенсивности и масштабах. В 1900 году обменивались друг на друга миллионы долларов (по стоимости) различной валюты. В 1992 году цифра подобного обмена составила 820 млрд. долл., а в апреле 1998 года – 1, 5 трлн долл.20 В 1900 году поток капитала из развитых стран в развивающиеся измерялся сотнями миллионов долларов. И число стран – получателей этих денег было весьма ограничено. В 2000 году этот поток составил сотни миллиардов долларов, а численность участников трансакций перешагнула за полторы сотни. Мир конца ХХ века решительно уменьшился. За последние тридцать лет реактивная авиация сблизила все континенты. Произошло то, что именуют политическим триумфом западного капитализма. В 1975 году только восемь процентов мирового населения жили в странах с либеральным свободнорыночным режимом, а прямые заграничные инвестиции в мире равнялись 23 миллиардам долларов (данные Всемирного банка). К концу века численность населения, живущего в свободнорыночных либеральных режимах достигла 28 процентов, а объем внешних инвестиций достиг 644 миллиардов долларов21. По мере завершения двадцатого века более отчетливо чем прежде проявило себя то правило, что мировое разделение труда, экспорт правит миром. Мировой экспорт полвека назад составлял 53 млрд. долл., а в конце ХХ века – около 7 трлн. долл.22 В этих странах править жизнью стала информатика. В мире около двух с половиной сот миллионов компьютеров (из низ примерно 90 процентов – персональные). Их численность в мире растет примерно на 20 тысяч единиц ежегодно. В то же время мощь общего числа компьютеров удваивалась в среднем в течение восемнадцати месяцев (известный и пока не опровергнутый закон). Объем информации на каждом квадратном сантиметре дисков увеличивался в среднем на 60% в год начиная с 1991 года. Особенностью глобализации стала компьютеризация, миниатюризация, диджитализация, волоконная оптика, связь через спутники, Интернет. В результате всех этих изобретений и усовершенствований стоимость переноса информации сократилась драматически и ныне огромные объемы информации могут быть перенесены посредством телефона, оптического кабеля и радиосигналов в любую точку земного шара, что революционным образом действует на экономический рост. Новыми хозяевами жизни стали столпы мировой информатики. Одна лишь производящая компьютерные программы компания «Микрософт» производит ныне богатств больше, чем гиганты «Дженерал моторс », «Форд» и «Крайслер» вместе взятые. А персональное состояние президента «Микрософта» Б. Гейтса бросило вызов самому смелому воображению. Еще более жестко чем прежде проявил себя тот факт, что производительные силы современного мира принадлежат крупным компаниям-производителям, тем многонациональным корпорациям (МНК), полем деятельности которых является вся наша планета. В современном мире насчитывается около двух тысяч МНК, которые распространяют свою деятельность на шесть или более стран. Среди них пятьсот крупнейших имеют совокупный продукт в 21, 9 трлн. долл. (61 процент мирового валового продукта). Они контролируют капиталы в 35,6 трлн. долл. Их ежегодные доходы равняются 810 млрд. долл. в год. На этих пятистах многонациональных компаниях заняты 84, 5 млн. человек. 93 процента их щтаб-квартир расположены в США, Западной Европе и Японии. Среди 50 самых больших МНК двадцать семь – американского происхождения23. Скажем, британский концерн “Юнилевер”, имеющий 500 подчиненных компаний в 75 странах или базирующийся на США “Экссон”, 75% доходов которого получаются не в США, могут быть названы национальными компаниями лишь условно. Транснациональные корпорации и неправительственные организации стали с невиданной прежде легкостью пересекать национальные границы и осуществлять власть над населением менее развитых стран, поскольку “ни национальные правительства, ни локальные власти не смогут собственными силами справиться с проблемами, порожденными растущей взаимозависимостью”.24^ Прежний зенит и нынешний надир идеологии. Что действительно бросается в глаза – это то, что первая глобализация на протяжении девятнадцатого и начала двадцатого века породила огромную волну возмущения «темными сатанинскими мельницами» так называемого прогресса, обернувшегося дарвиновским выживанием сильнейшего. Коммунистический манифест еще в 1848 году дал столь убедительную для многих характеристику первой фазы глобализации: «Постоянная революционизация производства непрекращающееся изменение социальных всех условий, постоянная неопределенность и возбуждение отличают буржуазную эпоху от всех прежних эпох. Все устоявшиеся, замороженные отношения с их потоком старых и освященных традициями предрассудков и предвзятых мнений сметены, все новообразованные – устарели еще до начала своего утверждения. Все, что казалось столь прочным, теряет свою форму и плавится, все священное профанируется, и человек в конечном счете вынужден в холодном свете разума оценивать реальные условия жизни и свое отношение к этому миру». На арену общественной жизни немедленно вышли социальные силы, организовавшиеся в политические партии и движения, одержавшие начиная с 1899 года мирные парламентские победы во Франции, Скандинавии, Италии, Германии. Британии и др. странах, а также с 1917 по 1961 вооруженные победы в столь различных странах как Россия, Китай, Куба. Эти силы разрушили старый порядок, смели с лица Земли почти все прежние иерархии, перекроили карту мира, изменили соотношение мирового могущества. Ничего подобного не произошло в ходе второй – современной глобализации. В 1961 году Фидель Кастро, одев военную униформу, объявил о своих коммунистических убеждениях. А в январе 1999 года он, в цивильном костюме, открыл конференцию по глобализации, на которую были приглашены теоретические «отцы» глобализации и ее практические деятели – экономист М. Фридман и финансист Дж. Сорос. Силы сопротивления показали свое недовольство демонстрациями на сессиях МВФ, Всемирного банка, Всемирной торговой организации, на всемирной конференции по окружающей среде в Сиэтле, Праге, в Гааге, но организованного массового отпора насильственного характера вторая глобализация не получила. Почему? Ответ сводится к тому, что оппозиция – страдающая сторона – не выдвинула приемлемой, привлекательной, вызывающей массовое объединение альтернативы. Что мы видим сейчас? Предоставим слово «Нью-Йорк Таймс»: «Только одно можно сказать об альтернативах – они не работают. К этому выводу пришли даже те люди, которые живут в условиях отрицательных последствий глобализации. С поражением коммунизма в Европе, в Советском Союзе и в Китае – с крушением всех стен, которые защищали эти системы – эти народы, испытывающие жестокую судьбу в результате дарвиновской брутальности свободнорыночного капитализма, не выработали цельной идеологической альтернативы. Когда встает вопрос, какая система сегодня является наиболее эффективной в подъеме жизненных стандартов, исторические дебаты прекращаются. Ответом является: капитализм свободного рынка. Друг