А. В. Историк – руководящий: В. П. Волгин

Гладышев А.В.ИСТОРИК – РУКОВОДЯЩИЙ: В. П. ВОЛГИНОпубликовано в кн.: Историк и власть: советские историки сталинской эпохи.Саратов: Издательский центр “Наука”, 2006. С. 136-198.Вячеслав Петрович Волгин (1879 – 1961) прожил долгую жизнь. История его творческой деятельности приходится на добрую половину истории советской исторической науки, начиная с самых ее истоков. Это был самый высокопоставленный профессиональный историк в советской исторической науке, личность безусловно незаурядная, но в отечественной историографии отчасти мифологизированная его учениками и коллегами. После февраля 1917 г. В. Волгин входит в организацию социал-демократов интернационалистов, является участником их съездов и конференций, членом МК и ЦК, одним из редакторов газеты «Пролетарий». В 1917 г. В.П. Волгин становится членом ИК Моссовета.1 И.И. Скворцов-Степанов пригласил его работать в печатном органе Моссовета – газете «Известия Московского Совета рабочих депутатов». С весны 1917 г. он опубликовал здесь более 60 статей и заметок, посвященным вопросам внутренней и внешней политики. С мая по октябрь 1917 г. исполняет обязанности редактора этой газеты. Ближайшими его помощниками по редакции в «Известиях» были И.М. Дволацкий, Р.П. Катаньян, К.П. Новицкий. Позднее В.П. Волгин будет утверждать, что уже тогда он «конфликтовал с меньшевистско-эсеровским президиумом Московского Совета».2 В своих публикациях «он решительно встал на защиту большевиков, гневно осуждал преследования их со стороны Временного правительства и реакции».3 В 1917 г. В.П. Волгин был участником Демократического совещания, на котором высказался за передачу власти Советам. В 1918 – 1919 гг. он сотрудничает в двухнедельном научно-популярном и литературно-художественном журнале «Рабочий мир» – органе Московского Центрального рабочего кооператива.4 В послереволюционный период деятельность В.П. Волгин становится все более разнообразной и многоплановой: помимо преподавательской и чисто научной работы, он много усилий потратил на реорганизацию высшей школы и научной деятельности в стране, на организацию подготовки новых преподавательских кадров. После революции система научных организаций в России состояла из трех ветвей: академической науки, ведомственной науки (включая вузовскую) и учреждений Коммунистической академии. В.П. Волгин был заметен во всех трех организационных подсистемах исторической науки. То, что не сложилось для В.П. Волгина в 1908 г., стало возможно после Революции. С 1919 г. место его основной работы – МГУ, где он состоит профессором по кафедре истории социализма. Сам В.П. Волгин об этом вспоминал так: «В 1919 году некоторая группа партийных работников, занимавшихся в то же время наукой, была командирована партией в I Московский университет в качестве профессоров, для чтения лекций».5 2 ноября 1921 г. В.И. Ленин подписал «Положение о высших учебных заведениях РСФСР». Профессора и ректора теперь утверждаются Наркомпросом. С 1921 г. В.П. Волгин становится ректором МГУ. Этим же годом датируются первые акты советской власти, устанавливающие классовый принцип формирования кадров студенчества.В.П. Волгин был убежденным сторонников такого подхода: «в классовом обществе немыслим внеклассовый подбор учащихся»6. Для него было совершенно ясно, что если отменить систему рабфаков, систему льгот для детей из рабочих и крестьян, то «неизбежно при приеме получился бы другой классовый подбор – … из рядов интеллигенции, из рядов представителей новых капиталистических слоев…»7. Первое время студенты просто бойкотировали его лекции: «Я прекрасно помню мои первые лекции в Московском университете, лекции по истории социализма; на третьем году после Октябрьской революции на курс по истории социализма собиралась группка в 7 – 8 человек каких-то чудаков»8. В дальнейшем он читал историю социализма уже другому контингенту учащихся. Из воспоминаний слушательницы лекций В.П. Волгина в 20-е гг. Ф.А. Хейфец: «Лекция Волгина. В аудитории так много народу, что студенты сидят на ступеньках вокруг кафедры, на полу, много народу стоит. Мы все жадно ловим каждое слово. Тишина абсолютная… Уходишь с лекции потрясенный, взволнованный. Лекции В.П. Волгина давали тогда ответ на многие наши искания и помогали многим из нас выбрать позицию в жизни и стоять на смерть, защищая эту позицию»9. В это трудное для университета время перестройки В.П. Волгин пробыл на посту ректора 4 года (по 1925 г.). Помимо утверждения классового принципа при наборе в университет перед ним стояла другая задача: создать коллектив советских ученых. Но, по его собственному признанию, «рассчитывать, что марксистская мысль проникнет в высшую школу, так сказать, эволюционным путем, конечно не приходилось». Наоборот, провозглашение классового принципа вызвало реакцию «зубной боли» у преподавательского состава МГУ. По мнению ректора, «известное обновление кадров преподавательского состава со стороны, революционным путем было исторической необходимостью»10. «Необходимость этой перестройки в связи с новыми требованиями совершившей социалистическую революцию страны была, – вспоминает С.Д. Сказкин, слушавший курс лекций В.П. Волгина в МГУ в начале 20-х гг., – непонятна значительной части профессуры, что создавало в университете чрезвычайно напряженную обстановку вплоть до попыток срыва занятий в 1922 г. со стороны реакционной части профессуры и студенчества. Все эти трудности были преодолены в значительной мере благодаря исключительному такту В.П. Волгина как ректора университета».11 В 1922 г. в МГУ началась первая в истории университета профессорская забастовка. В.П. Волгин в речи, произнесенной в собрании студентов МГУ в 1927 г. вспоминает: «В 1922 г. коммунист, появлявшийся на собрании научных работников, чувствовал себя буквально во враждебном лагере. Я хорошо помню собрание, посвященное объявлению забастовки в I Московском университете, – я имел сомнительное счастье в тот период состоять ректором университета».12 Позиция ректора была классовая: «Я рассматриваю, говорил он, – это движение 1922 года как результат общих, сложившихся за ряд лет, взаимоотношений между советской властью и научными работниками, с одной стороны, но, с другой стороны, также как своеобразную реакцию мира научных работников на откровенное провозглашение принципа классового подбора учащихся и революционного обновления преподавательских кадров»13. Итог его деятельности в МГУ кратко, но емко подвел в своих воспоминаниях И.М. Майский: «Когда в 1929 году Волгин покинул Московский университет, это был уже университет советской формации».14Во всех поздравительных речах, документах по его выдвижению или награждению, в «парадных» статьях по случаю его юбилея непременно отмечается роль В.П. Волгина в реорганизации высшей школы. В 1919 г. вместо юридических и историко-филологических факультетов создаются факультеты общественных наук (ФОН’ы). В.П. Волгин руководит организацией факультета общественных наук в 1-ом Московском государственном университете и становится деканом (с 1919 по 1921 гг.) этого факультета. Факультет общественных наук тогда включал две профилирующих дисциплины – историю и психологию. Учеником В.П. Волгина здесь, в частности, стал Б.Ф. Поршнев, что подвигнет последнего в будущем на изучение истории Франции15. Затем В.П. Волгин, принимает деятельное участие в организации в МГУ этнологического факультета. В 1925 – 1930 гг. он – декан этнологического факультета16 (который потом будет именоваться историко-этнологическим, а затем факультетом истории и философии) МГУ. В 1919-1929 гг. В.П. Волгин по совместительству член Государственного Ученого Совета (ГУС) Наркомпросса. Заместитель председателя его Научно-политической секции. В 1920-1921 гг. – заместитель директора Гуманитарного педагогического института при Наркомпросе. Он один из организаторов профессионального объединения научных работников. Он член коллегии (с 1921 по 1923 гг.) и заместитель председателя (с 1921 по 1922 гг.) Главного управления профессионального образования Наркомпроса РСФСР (Главпрофобр). Вопросами высшей школы он занимается и как работник Главпрофобра, и как председатель Совета по делам высшей школы Наркомпросса (с 1921 по 1923 гг.), и как председатель ректорских совещаний. Декретом 1 октября 1918 г. были отменены ученые степени докторов и магистров, государственные экзамены, дипломы и свидетельства. Мало, кто сейчас уже помнит, что сегодняшней процедуре получения докторской степени мы в значительной степени обязаны В.П. Волгину – работнику Наркомпросса. В его докладе на заседании Центрального бюро Секции научных работников Наркомпроса от 8 мая 1926 г. «Об установлении единой ученой степени»17 речь идет как раз о докторской степени. Дело в том, что этот вопрос неоднократно обсуждался в различных органах Наркомроса, в частности в ГУСе. Но среди работников Главпрофобра, ГУСа и членов Секции научных работников по вопросам порядка и критериям, по которым должна присваиваться степень доктора наук, вышли разногласия. В предлагаемом Секцией (и защищаемым В.П. Волгиным) проекте докторская степень должна была соответствовать уровню квалификации, предъявляемому для занятия профессорской кафедры, а не просто для преподавательской деятельности, как в проекте ГУСа. Во-вторых, проект Положения об единой ученой степени, предлагаемый Секцией, предусматривал докторам определенные льготы. В-третьих, – присваивание докторской степени возлагалось не на совет факультета, а на специальный высококвалифицированный орган.18 Кстати, самому «красному профессору» В.П. Волгину ученая степень доктора исторических наук будет присвоена на основании постановления Совнаркома от 13 января 1934 г.,19 т.е. тогда, когда он уже будет академиком, и не просто членом АН СССР, а одним из ее руководителей. С первых лет советской власти было сформулировано требование: использовать достижения науки в социалистическом строительстве. В том числе имелись в виду формирование новой идеологии и культурно-просветительская деятельность по пропаганде научных знаний. В этом деле активную роль играли Социалистическая (коммунистическая) академия, Институт К. Маркса и Ф. Энгельса, Институт В.И. Ленина, Институт Красной профессуры. Новый тип науки обоснован в трудах Ленина, Бухарина, Богданова и выражается формулой Ф.Энгельса: «Наука есть отражение и потребностей определенной эпохи». «Особенно активную роль в решении этих задач играли такие историки, как М.Н. Покровский, В.А. Быстрянский, М.Н. Лядов, Н.Н. Батурин, Н.М. Лукин, В.И. Невский, А.С. Бубнов, В.В. Адоратский».20 Воздадим должное трудам на этом поприще и В.П. Волгина. В.П. Волгин вместе с М.Н. Покровским, Н.М. Лукиным, Д.Б. Рязановым, М.А. Рейснером и др. принимал деятельное участие в организации Социалистической академии, (позднее она стала называться Коммунистической академией). С 1918 г. его основная работа (по 1919 г.) – профессор истории в Социалистической академии. В 1919 г. он избран действительным членом Соцакадемии. В 1919-1924 гг. В.П. Волгин – член Президиума Комакадемии. С 1929 г. (по 1931 г.) В.П. Волгин по совместительству работает еще в Институте Истории Комакадемии. Он принимает участие в создании Института красной профессуры (1921 г.). С 1921 г. по 1932 г. (с перерывами) он – преподаватель и руководитель семинаров по истории социализма21 в этом институте. Из его воспоминаний: «В 1921 году был поставлен на очередь и другой вопрос, далеко не безразличный для судеб нашей высшей школы: вопрос о подготовке новых, марксистских кадров преподавателей. Был организован Институт красной профессуры»22. Здесь его лекции по истории социалистических идей слушала будущий академик А.М. Панкратова, эти лекции воодушевили ее «работать на пользу рабочему классу в области его истории»23. В.П. Волгин выступил также как один из организаторов Общества историков-марксистов. В 1927 – 1928 учебном году он вел семинар по суньятсенизму в Коммунистическом университете трудящихся Китая им. Сунь Ят-сена в Москве24. В конце 1920 г. из бывшего кабинета теории, истории и практики марксизма при Социалистической (Коммунистической) академии, организованного Д.Б. Рязановым, образовался самостоятельный институт К. Маркса и Ф. Энгельса25. Богатейшие коллекции книг, брошюр, журналов, манускриптов и документов были распределены между кабинетом К. Маркса и Ф. Энгельса, кабинетом Интернационала, кабинетом философии, кабинетом экономки, кабинетом истории социализма и анархизма, кабинетом Г.В. Плеханова, кабинетом истории Германии, кабинетом истории Англии, кабинетом истории Франции, кабинетом права, кабинетом международной политики, кабинетом социологии. В 1925 – 1928 гг. зав. кабинетом истории социализма Института К. Маркса – Ф. Энгельса был В.П. Волгин26. В 20-е гг. В.П. Волгин был одним из организаторов (в 1922 г.) Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИОН) и ее действительным членом до того момента как она по предложению М.Н. Покровского в конце 20-х гг. была ликвидирована. В.П. Волгин вместе с М.Н. Покровским, А.Д. Удальцовым, В.М. Фриче входил в Президиум РАНИОН27. Эта Ассоциация состояла из 12 НИИ и объединяла тысячи сотрудников. Институты РАНИОН готовили новые научные кадры, вели собственные научные исследования, популяризовали научные знания в области общественных наук. В.П. Волгин с 1925 г. заместитель директора Института истории РАНИОН АН СССР и председатель Секции новой истории этого института (до 1929 г.). Он выполнял массу дополнительных к сказанному обязанностей и поручений. Он руководил в качестве заместителя председателя первым профсоюзным объединением научных работников – Секцией научных работников. Секция научных работников стала складываться на местах в начале 1923 г. I всесоюзный съезд научных работников прошел в ноябре 1923 г. С 1923 по 1925 гг. В.П. Волгин – член Центрального бюро Секции научных работников союза работников просвещения, затем председатель Совета этой секции. Свою работу в профсоюзе он рассматривал как средство привлечения на сторону советской власти, в том числе и через материальные интересы (за селедочный паек), научных работников: «приобщенные к советской общественности», они «несомненно, перерабатывают незаметно для самих себя свою идеологию, и будущая история деятельности союза работников просвещения, конечно, оценит работу в этом направлении весьма высоко»28. Секция научных работников устраивала диспуты, (например, «Культурная революция и научные работники»), обследовала научно-исследовательские педагогические институты, в тесном контакте с Центральной комиссией по улучшению была ученых (Цекубу) рассматривала вопросы жилищного строительства для научных работников в Москве, вопросы о льготах для детей научных работников при поступлении в вузы, о присвоении званий заслуженных деятелей науки и т.д. В.П. Волгин как член совета Секции научных работников обследовал в 1928 г. состояние дел в Секциях научных работников Ташкента и Самарканда. Итогом его инспекции было предложение о передаче Среднеазиатского государственного университета находившегося в Узбекистане на положении «иностранца» и испытывавшего серьезнейшие материальные трудности из подчинения Ученому комитету ЦИК в непосредственное подчинение специальному органу, расположенному в Ташкенте под эгидой Среднеазиатского экономического совещания29. Роль профсоюза не столь уж малозначительна даже в решении политических вопросов науки. В конце 1930 г. комиссия РКИ под председательством Ю.П. Фигатнера по чистке Академии наук будет докладывать именно Ленинградскому бюро Секции научных работников о промежуточных результатах своей работы30. После Революции увлечение В.П. Волгина историей социалистических идей получило, естественно, мощный толчок. Государство новой формации не может жить без истории «своих» идей. Но первые годы советской власти по истории социалистических идей выходила главным образом агитационная литература, которая рассматривала утопических социалистов как «пророков кооперации». Было немало путаницы и фактических ошибок31. В советской историографии именно В.П. Волгина любили именовать «основателем новой научной отрасли – истории социалистических идей»32. Его статья о Ж. Мелье была издана в 1918 г. в журнале «Голос минувшего», а на следующий год опубликована в виде отдельной брошюры и сама дипломная работа33. Текст публикации в «Голосе минувшего» совпадает с автографом 1908 г., т.е. замечания редакторов «Русского богатства» учтены не были. При подготовке отдельной брошюры В. Волгин переработал текст, он впервые именно здесь сформулировал тезис о различии между утопическим социализмом и эгалитаризмом. Так, были заложены основы «марксистского мельеведения»34. Вслед за этим появились этюд о Морелли (1921)35, статья «Общественные теории ХVIII века»36.В 20-е гг. в Институте К. Маркса и Ф. Энгельса, где во главе кабинета по истории социализма стоял В.П. Волгин, существовал кружок «Друзей Бабефа» под руководством А.Д. Удальцова. В.П. Волгин не остался в стороне. В начале 1922 г. он опубликовал очерк «Идейное наследие бабувизма»37. Потом он еще не однократно будет возвращаться к теме бабувизма, а одну из своих итоговых работ – «Французский утопический коммунизм» – посвятит двухсотлетию со дня рождения Г.  Бабефа. Первым обобщающим исследованием его были «Очерки по истории социализма»38. «В этой работе сделана впервые в советской марксистской историографии попытка наметить важнейшие этапы в развитии социалистической мысли до середины ХIХ в., установить ее основные закономерности»39. Но все же «Очерки» были лишь этюдами по отдельным проблемам истории социализма. Поэтому его «История социалистических идей», опубликованная в двух частях в 1928 и 1931 гг., имела целью «дать связное изложение развития социалистических идей в сжатой и по возможности доступной форме»40. Это был его курс лекций по истории социализма. В.П. Волгин своими работами 20-30-х гг. пытается решить задачу пропаганды и популяризации исторических знаний, особенно знаний по истории социализма. В изданном им курсе лекций «История социалистических идей» он пишет, что знакомство с историей социализма нужно для решения чисто практической цели – чтобы узнавать в общей массе современных социалистических течений старые разновидности социалистической мысли, отличать жизнеспособные элементы от элементов устарелых41. Древность происхождения обеспечивает авторитет, поэтому «узкая» трактовка социализма как явления ХIХ века, предлагаемая, например, Ф. Мерингом,42 не устраивает. В.П. Волгин ищет «элементы социализма» в Древнем Мире. Насколько ново было в начале ХХ века увлечение Волгина исследованием идей социалистов и коммунистов? Конечно, это делалось и до него. Еще в конце ХIХ в. появились обобщающие работы А. Лиштанберже43. Была уже определенная традиция изучения утопического социализма и русскими историками. Конечно, научная ценность исследований В.П. Волгина различных представителей и течений общественной мысли не равновелика. Внимание В.П. Волгина привлекают вопросы и проблемы как уже разработанные в мировой историографии, так и мало малоизученные. Научная задача В.П. Волгина заключалась не только в анализе и систематизации идей предшественников К. Маркса, сводные каталоги утопий появлялись и до него. Нужно было четко определить предмет исследования, т.е. решить чисто теоретическую задачу. Выбрав в качестве камня преткновения решение вопроса собственности, демаркационную линию между социализмом и эгалитаризмом, социалистическими и коммунистическими утопиями он проводит уже в «Очерках». В.П. Волгин историю социалистических идей рассматривает в точки зрения исторического материализма, стремится поставить их в связь с социально-экономической обстановкой эпохи, что для историографии той поры было достаточно ново. В этих же целях под общей редакцией В.П. Волгина издаются серии «Предшественники современного социализма» (1921 – 1923 гг.), «Социальные утопии» (1935 – 1937 гг.), «Предшественники научного социализма» (1947 – 1962 гг.)44. В.П. Волгин был одним из инициаторов создания особой отрасли науки – истории советской исторической науки, советской историографии. «Первым памятником этой его деятельности является обширный том «Общественные науки в СССР», изданный к 10-летию Советской власти. Это был его замысел, его инициатива. Он организовал авторский коллектив…»45. Позднее (в 1933 г.) он возглавит впервые созданную под его председательством в АН СССР Историческую комиссию по истории советской исторической науки. Позиция В.П. Волгина этого периода четко видна из его речи перед студентами МГУ, опубликованной чуть позже в виде статьи «Советская власть и научные работники за 10 лет»46. «В старом обществе, преемниками которого мы являемся, – говорил он студентам МГУ, – кадры научных работников вербовались, конечно, не из пролетариата… Основная масса научных работников вербовалась из кадров мелко-буржуазной интеллигенции»47. В то же примерно время С.Ф. Ольденбург, непременный секретарь «старой» Академии наук писал, что камнем преткновения для ученых стал вопрос о диктатуре пролетариата, «вопрос особенно трудный для ученого, с его по преимуществу индивидуалистическим мировоззрением, результатом преемственного воспитания многих поколений научных работников»48. По мнению В.П. Волгина, проблема интеллигенции в том, что она оказалась не в состоянии понять сущность и конечную цель революции. Даже «лучшая часть» интеллигенции мечтала о некоем бескровном перевороте. Это была «розовая утопия… Таких революций не бывает». 1917 г. отпугнул от советской власти даже лучшую часть интеллигенции, «часть не чуждую известного сочувствия к абстрактному идеалу социализма»49. И в 50-е гг. В.П. Волгин делил историков на категории по их отношению к Советской власти: одни (например, Б.Д. Греков) сразу стали работать и получили полное признание. Другие (например, М.М. Богословский) медленно, постепенно признавали советскую действительность. Третьи – «не сближаясь идеологически, тем не менее, тихо и мирно работали»50. В.П. Волгин различает сросшуюся с буржуазией «верхушку интеллигенции» и «интеллигентскую массу». Но в первые годы советской власти практически вся интеллигенция, по его мнению, встала на путь саботажа. У советской власти первое время просто руки не доходили до старых научно-преподавательских кадров: «у нас не хватало сил для того, чтобы взять в свои руки научно-исследовательскую работу и работу высших учебных заведений во всем охвате, чтобы приблизить ее к новым потребностям советского социалистического строительства». Только с 1921 г. советская власть «вплотную берется за задачу преобразования высших учебных заведений согласно с новым классовым строением нашего общества и согласно с новыми государственными задачами»51. Но и прекращение гражданской войны не улучшило взаимоотношений между советской властью и научными работниками. Не смотря на все усилия, и в конце 20-х гг. между советской властью и научными работниками сохранились разногласия. «Сохранились и сейчас, – пишет В.П. Волгин в 1927 г., – упорно контрреволюционные группировки, стремящиеся использовать эти моменты в целях восстановления своего влияния, в целях закрепления в рядах научных работников антисоветских настроений»52. Этот призыв к революционной классовой бдительности в конце 1927 года отзовется эхом «академического дела». Общество историков-марксистов проложило линию фронта между старыми специалистами и марксистами. Постепенно формируется концепция «исторического фронта». Борьба с представителя «старой школы» в исторической науки была связана с внутрипартийной борьбой с «правым уклоном», с нарастающим враждебным отношением к буржуазным специалистам. Речь шла о том, чтобы поставить под контроль историческую науку. Заместитель наркома просвещения, руководитель Комакадемии и Института красной профессуры М.Н. Покровский в 1926 г. поставил под вопрос само существование Академии Наук. Он и другие деятели Общества историков-марксистов (П.О. Горин, Г.С. Фридлянд и т.п.) хотят подчинить институты РАНИОН и саму Академию наук Коммунистической академии. Осада Академии наук началась в 1927 г. «Фронт» (пусть и «исторический») есть фронт, есть победители и побежденные, есть жертвы. Думаю, для В.П. Волгина проблема выбора между старой и новой наукой не стояла, (хотя проблема совести осталась), его едва ли можно отнести к ученым «старой школы». И как работник Наркомпроса, и как работник Главпрофобра В.П. Волгин непосредственно соприкасался с судьбами старой профессуры. Из письма С.Н. Чернова от 4 марта 1928 г. С.Ф. Платонову: «Попечительское начальство… решило участь мою: ГУС во вторник признал, …что моя работа в Саратовском Университете должна прекратиться. Правда, не все так определяют постановления ГУС’а, но так его определил осторожный и уклончивый В.П. Волгин».53 12 апреля 1928 г. С.Н. Чернов повторяет С.Ф. Платонову: «От Саратова я пока еще не отказался, но мне в нем твердо отказывают»54. Причину скорой расправы с ним пострадавший видел в «настроениях местной власти», недовольной, в частности, тем, что он ходил в сюртуке и называл студентов «господами». Дальнейшую судьбу С.Н. Чернова в Саратовском университете решал уже Главпрофобр, в котором заседал все тот же «осторожный и уклончивый»55. В.П. Волгин выступил как активный пропагандист идеи Лассаля о тесном союзе между трудом и наукой: «Наука, чистая наука, не связанная с миром трудящихся, может явиться орудием в чьих угодно руках, в руках какого угодно класса, может служить целям истребления человечества вместо того, чтобы служить средством его торжества над природой»56. В 1927 г. был принят первый советский Устав Академии наук. В новом уставе, который утвердил ей Совнарком, Академии вменялось в обязанность приспосабливать научные теории к практике57. Вроде бы для решения этих же задач в 1927 г. была организована «Всесоюзная ассоциация работников науки и техники для содействия социалистическому строительству» (ВАРНИТСО). Во главе ее стояли: А.Н. Бах, бывший народоволец, заместитель председателя Президиума коллегии НТУ ВСНХ, Б.И. Збарский, бывший студент Женевского университета, также заместитель председателя Президиума коллегии НТУ ВСНХ, В.М. Свердлов, бывший банкир США, председатель Президиума коллегии НТУ ВСНХ58. Но эта ассоциация имела скрытые мотивы, она немало сделала в первую очередь для дискредитации «старой науки». Эта организация – наряду с профсоюзами, – претендовала тогда на роль еще одной школы коммунизма, но уже только в науке. С апреля 1926 г. начала работу «Комиссия СНК по содействию работам АН СССР» под председательством секретаря ЦИК СССР А.Е. Енукидзе. 21 июня 1927 г. Совнарком образовал Комиссию для рассмотрения отчетов о деятельности Академии за 1925-1926 финансовый год. Председателем ее назначен В.П. Милютин. В Комиссию также вошли: А.Н. Бах, А.Я. Вышинский, Д.Б. Рязанов, М.Н. Покровский, Н.П. Голубов, П.С. Осадчий. Был членом этой Комиссии и В.П. Волгин. Комиссия была сформирована «по преимуществу из деятелей негативно относящихся к старому руководству АН. У каждого из них были свои основания для этого, но абсолютно всех объединяло стремление реформировать Академию наук в советском духе»59. Новым для академической среды было решение засекретить сам ход работы Комиссии: «…Индивидуальные заключения членов Комиссии… являются секретным материалом Комиссии и оглашению не подлежат»60.В 1928 г. В.П. Волгин был назначен членом еще одной комиссии – правительственной комиссии по выборам в АН СССР61. В краткой автобиографии он пишет: «В 1928 г. в качестве члена правительственной комиссии руководил подготовкой выборов в Академию наук»62. (Выделено мной – А.Г.). В.П. Волгин был включен в эту Комиссию в качестве одного из «представителей республик», а именно Туркменистана63. Подготовка к выборам началась с принятия нового Устава Академии наук. Академия переходила из ведения Наркопросса в непосредственное подчинение Совету Народных Комиссаров. Роль В.П. Волгина в выборной компании 1928 г. сейчас выглядит довольно неприглядной. Члены отборочных комиссий были вовлечены в так называемые «компромиссы»: академикам предлагалось за одного представителя новой науки включить в список избираемых в Академию одного или двух представителей старой науки. Во главе Академии тогда стояли геолог А.П. Карпинский, геохимик А.Е. Ферсман и востоковед С.Ф. Ольденбург. Среди академиков они считались «левыми».64 Управляющий делами СНК Н.П. Горбунов прямо объявил непременному секретарю АН С.Ф. Ольденбургу, кого хочет видеть Москва в Академии.65 И.К. Луппол и В.П. Волгин полуконфиденциально предупредили академиков: если хоть один правительственный кандидат будет в Отделениях провален – откажутся и все остальные66. Политбюро наметило 35 кандидатур новых действительных членов, которых надо было провести в академию. Эти кандидатуры были разделены на три группы по их степени близости партийному руководству. Но на выборах 1929 г. кандидатуры А.М. Деборина (Иоффе) – из второй группы, Н.М. Лукина и В.М. Фриче – из первой группы «партийной близости», руша все кулуарные договоренности, на заседании Академии были провалены. Якобы даже китаевед В.М. Алексеев заявил (правда, уже после собрания), что все работы этих трех кандидатов можно прочитать в газетах67. Вопрос стоял принципиально, что важнее для академика: заслуги перед наукой или перед партией. Тем не менее, вышеназванная троица все же стала академиками: «…в январе – феврале 1929 г. в результате беспрецедентного ведомственного давления и газетной травли в состав Академии была введена (хотя формально в результате «доизбрания» 13 февраля 1929 г.) группа членов партии, сразу же занявшая в ней руководящие посты. Параллельно шла чистка аппарата Президиума Академии наук»68.Встал вопрос об «усмирении» Академии. «Трудящиеся» писали письма в газеты и требовали проверить, чем занимаются академики. Преследования плюрализма идей постепенно распространяются и на людей. В 1929 г. Правительство поручило Наркомату Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ) проверить работу Академии. РКИ создает специальную комиссию во главе с Ю.П. Фигатнером, которая проверила личный состав Академии. Вышеназванная комиссия по выборам в Академию наук, членом которой был В.П. Волгин, притормаживает свою работу. Вместо заседаний «представители союзных республик», в том числе и В.П. Волгин, то отправляются на острова, то в Эрмитаж. Выборные дела приостановились. С ноября 1929 г. в Академии начала работу еще одна правительственная комиссия – Особая следственная комиссия под председательством Я.Х. Петерса. В 1929 – 1930 гг. ОГПУ арестовало десятки ученых и научных сотрудников. Это было «Дело Академии Наук». Позиция В.П. Волгина в деле реформирования Академии отражена в его публикациях н. 30-х гг.69, отмеченных печатью распространенной тогда революционной риторики70. В статье 1932 г. он называет 1929 г. «поворотным годом в истории Академии», так как тогда Академия впервые избрала в свою среду ряд крупных научных работников – членов коммунистической партии, в Академии наук «образовалось коммунистическое ядро». Этот поворот «проходил не без борьбы». В области идеологии это была борьба против теории «чистой» науки, в организационной форме – борьба против индивидуализма в построении научной работы71. В.П. Волгин ни словом не обмолвился, какие формы принимала эта борьба. Распоряжением правительства С.Ф. Ольденбург72 отстранен от должности, на которой проработал четверть века, его место занял В.Л. Комаров, организатор отделения ВАРНИТСО на Дальнем Востоке. С.Ф. Платонов подал в отставку, А.Е. Ферсман подал в отставку. В январе 1930 г. С.Ф. Платонов, Е.В. Тарле и Н.П. Лихачев арестованы. После арестов академиков, комиссия по выборам резко активизировала свою работу. Когда Комиссия СНК рассматривала список из 46 лиц «кандидатов в академики», то М.Н. Покровский самостоятельно добавил в этот список В.П. Волгина, «де факто» дав на него положительный отзыв73. Отборочные комиссии «быстро отобрали для безальтернативного баллотирования: у историков – В.П. Волгина (ему противостояли Д.Н. Егоров,74 С.Б. Веселовский, М.В. Довнар-Запольский75), у химиков – Л.В. Писаржевского, у литературоведов – А.В. Луначарского (с ним конкурировали В.Ф. Переверзев и В.Ф. Шишмарев…)»76. 1 февраля 1930 г. в Ленинграде состоялось Общее собрание АН СССР, на котором избирались новые действительные члены Академии. Одновременно баллотировались Л.В. Писаржевский, А.В. Луначарский и В.П. Волгин. «За» соответственно было подано 49 голосов, 46 голосов и 43 голоса. При голосовании по кандидатуре В.П. Волгина больше всех подано «против» (3 голоса) и «воздержался» (6 голосов).77 Однако прошли все: «Как только академики С.Ф. Платонов, Е.В. Тарле, Н.П. Лихачев и другие ученые были арестованы, уже 1 февраля 1930 года Политбюро внедрило в Академию новую группу членов партии – А.В. Луначарского и В.П. Волгина…»78. В.П. Волгин занял кафедру, освободившуюся после смерти его бывшего учителя по МГУ М.М. Богословского. Н.М. Лукин, составляя по поручению Особой Комиссии записку об ученых трудах В.П. Волгина, «наскрёб» 11 наименований, но зато отметил его как «выдержанного историка-марксиста» и подчеркнул, что можно говорить о создании В.П. Волгиным своей исторической школы, так как его ученики – Кунисский, Зайдель, Райский, Фендель – сами уже связаны с работой в высшей школе79. Не часто бывает, чтобы большой ученый был и большим организатором науки или, став большим организатором, оставался бы еще и большим ученым. История науки для современников – не только горы, но и холмы и плоскогорья80. На общем собрании АН СССР 4 марта 1930 г. Президентом АН СССР избран А.Н. Карпинский,81 одним из вице-президентов В.Л. Комаров, а непременным секретарем АН СССР (сейчас эта должность не существует) – В.П. Волгин (ноябрь 1935)82. В.П. Волгин активно старался превратить тогдашнюю Академию наук в Академию наук Советского Союза. Выполняя указания партии, новое руководство энергично взялось за перестройку Академии. При этом едва ли не все важнейшие дела в обход Президиума АН СССР решались за «товарищескими чаепитиями», которые ввел в практику у себя на квартире Г.М. Кржижановский еще с 1929 г. Здесь собирался «академический актив», но не все академики и не только академики, а избранные: президента А.Н. Карпинского, например, не приглашали83. Новоиспеченный академик и непременный секретарь с головой погрузился в организационную работу. Цитирую, сохраняя строгость и простоту формулировок, выписку из протокола заседания Президиума ЦИК от 23 апреля 1930 г.: «Комитет по заведыванию учеными и учебными учреждениями ЦИК Союза ССР утвердить в следующем составе: Председатель – А.В. Луначарский…». (Выделено мной – А.Г.). Последней (даже без инициалов) стоит фамилия «Волгин». Подпись: «Секретарь ЦИК Союза ССР А. Енукидзе»84. В 1930 г. на базе Общества историков-марксистов в Москве и Ленинграде прошла дискуссия на тему «Буржуазные историки Запада в СССР». Критике подверглись Е.В. Тарле, Н.И. Кареев, В.П. Бузескул85. В конце 1930 г. к В.П. Волгину как к непременному секретарю Академии обращается еще один новоиспеченный почетный член Академии Наук (с февраля 1929) 80-летний Н.И. Кареев. Поскольку это письмо, с одной стороны, характеризует атмосферу эпохи «Академического дела», главных действующих лиц и исполнителей академической сцены, а, с другой, введено в научный оборот лишь частично,86 приведу его полностью. «Глубоко уважаемый Вячеслав Петрович, Обращаюсь к Вам, как к непременному секретарю Академии Наук, почетным членом которой я имею честь состоять. Я не могу оставить без самого решительного протеста со своей стороны касающиеся меня утверждения ак. Лукина в одном его докладе, содержание которого было изложено в вечернем выпуске «Красной звезды» от 26 декабря87. Рассматривая в этом докладе последние выступления части представителей нашей исторической науки «в свете данных процесса Промпартии» и в виду проявившегося в этих выступлениях «напора враждебных марксизму сил», ак. Лукин зачислил меня в эту часть наших историков, «в сочинениях которых, по его словам, не могли не отраз