Александр блок и федор сологуб: к проблеме творческих взаимосвязей

На правах рукописиМИХАЙЛОВА ОЛЬГА ВИКТОРОВНААЛЕКСАНДР БЛОК И ФЕДОР СОЛОГУБ: К ПРОБЛЕМЕ ТВОРЧЕСКИХ ВЗАИМОСВЯЗЕЙСпециальность 10.01.01 – Русская литератураАвтореферат диссертации на соискание ученой степеникандидата филологических наукМосква – 2011 Работа выполнена на кафедре истории русской классической литературы РГГУНаучный руководитель: доктор филологических наук, профессорМагомедова Дина МахмудовнаОфициальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор^ Приходько Ирина Степановнакандидат филологических наукБыстрова Татьяна АлександровнаВедущая организация: Московский государственный университетЗащита состоится «23» июня 2011 года в 15 часов на заседании совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.198.04 при Российском государственном гуманитарном университете по адресу: ГСП-3, 125993 Москва, Миусская пл., д. 6.С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университетаАвтореферат разослан «13» мая 2011 годаУченый секретарь совета,кандидат филологических наук, доцент В.Я. Малкина^ ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫА.Блок и Ф.Сологуб – две крупнейшие фигуры в русской литературе начала XX века – в отечественном литературоведении достаточно редко сопоставлялись, хотя уже их принадлежность одному периоду и литературному направлению (правда, разным его течениям) является весомой предпосылкой для соположения. А если учесть, что Блок и Сологуб вращались в одном литературном кругу и были лично знакомы, а также хорошо знали и высоко ценили творчество друг друга, неоднократно упоминали друг о друге в печати (в рецензиях, критических и лирико-публицистических статьях), – становится очевидным, что их творческие взаимосвязи составляют историко-литературный сюжет, важный для понимания как отдельных аспектов творчества каждого из них, так и эпохи в целом. Безусловно, Блок и Сологуб во многом непохожи, как в личностном, биографическом плане, так и в литературном. Современники, они принадлежали к разным поколениям, в литературу вступили с временной разницей почти в 10 лет, причем этот временной разрыв обозначает границу между «старшими» и «младшими» символистами. Сологуба Блок воспринимал как старшего предшественника, относился к нему с почтением, интересом и вместе с тем с некоторой отстраненностью. Ни в один из периодов их личного и литературного общения, длившегося почти 20 лет, это общение не становилось дружбой, не было мировоззренческой близости, общности идейных переживаний. Однако интерес Блока и Сологуба к творчеству друг друга, общность литературного и культурного контекста, вовлеченность в идейные и мировоззренческие поиски общего для них литературного круга временами сближает Блока и Сологуба настолько, что в их произведениях появляются не только взаимные аллюзии и реминисценции, но и скрытая полемика, тематические, сюжетные переклички, составляющие в целом отдельный значительный сюжет в истории литературы. В критических статьях современников Блока и Сологуба, хотя и нет прямых сопоставлений двух авторов, выделяется сюжет, предполагающий такое сопоставление: это параллель «Недотыкомка – Незнакомка» или иное подобное сопоставление центральных женских образов творчества писателей (Прекрасная Дама – Дульцинея). Так, уже в статьях И. Анненского, И. Джонсона, Г. Чулкова, Е. Замятина было намечено одно из возможных направлений разработки темы «Блок и Сологуб».^ Актуальность темы позднее была осознанна и признана литературоведами. Различные аспекты темы были освещены в работах Д. Е. Максимова, З. Г. Минц, Н. Г. Пустыгиной, Н. В. Лощинской, Л. Ф. Алексеевой, Л. А. Колобаевой, О. А. Лекманова, И. Ю. Кукушкиной, А. В. Федорова, М. Ю. Любимовой, И. Ю. Литвиновой. Однако при наличии работ, посвященных некоторым отдельным аспектам взаимоотношений Блока и Сологуба, до сих пор взаимоотношения не рассматривались в качестве единого сюжета. Значение же сологубовского творчества для Блока остается в блоковедении темой заявленной, но нераскрытой.Объектом исследования являются творческие взаимоотношения Блока и Сологуба с точки зрения блоковедения: рассматривается преимущественно рецепция произведений Сологуба у Блока, отношение Блока к Сологубу и пр. Обратная связь представляет собой отдельную значительную тему, которая лишь отчасти затронута в данной работе. ^ Целью работы является выявление роли и значения Сологуба и «сологубовского пласта» в творчестве Блока. В рамках достижения обозначенной цели предполагается выполнение следующих задач: Воссоздать картину личных и творческих взаимоотношений писателей на протяжении жизни Блока с момента его первого знакомства с произведениями Сологуба: установить время знакомства Блока с произведениями Сологуба, частоту и характер личных встреч, оценку Блоком личности и творчества Сологуба. Выявить и проанализировать сологубовские реминисценции в лирике, прозе и драматических произведениях Блока, чтобы понять принцип и значение обращений Блока к произведениям Сологуба. Проанализировать скрытую полемику в критических и лирико-публицистических статьях Блока и Сологуба с тем, чтобы установить ее значение в формировании литературной и жизненной позиции писателей. Описать «образ Сологуба», созданный Блоком в критических и лирико-публицистических статьях.^ Научные методы, традиции В методологическом плане мы опираемся на достаточно обширную исследовательскую традицию рассмотрения литературных влияний, литературных отношений, литературных контактов, представленную, в первую очередь, работами В.М.Жирмунского «Байрон и Пушкин», Ю.Н. Тынянова «Пушкин и Тютчев», работами З.Г.Минц, включенными в состав книги «Александр Блок и русские писатели», а также К.М.Азадовского, В. И. Беззубова, А. В. Лаврова, Р. Г. Лейбова, Д. М. Магомедовой, В. Н. Орлова, И. П. Смирнова, В. Н. Топорова и др. При анализе реминисценций и цитат, помимо традиции компаративного и интертекстуального анализа произведений, мы опираемся на обширную исследовательскую традицию структурно-семиотического и мотивно-тематического анализа литературных текстов.Источники Описание биографического аспекта творческих взаимосвязей предпринято на материале опубликованных писем, дневников, записных книжек, дарственных надписей Блока; писем, дневников и мемуаров современников Блока и Сологуба (М. А. Бекетовой, А. Белого, Т. Н. Гиппиус, Л. Д. Зиновьевой-Анибалл, М. Кузмина, П. Перцова, П. С. Соловьевой, Ф. Фидлера, К. Чуковского, Г. Чулкова и др.), писем Сологуба и его жены Ан.Н.Чеботаревской и неопубликованных записей Сологуба о посещениях разных лиц. Интертекстуальный аспект темы исследован на материале лирики Блока, прозы (критических и лирико-публицистических статей), драм «Король на площади» и «Песня Судьбы». В качестве объекта блоковской рецепции рассматриваются стихотворения и драматические произведения Сологуба («Победа смерти» и «Дар мудрых пчел»). Кроме того, рассмотрены переклички (скрытая полемика) в лирико-публицистических статьях Блока и Сологуба. За рамками работы остается вопрос восприятия Блоком прозы (романов и рассказов) Сологуба.^ На защиту выносятся следующие положения: Наличие множества взаимных текстовых перекличек и отсылок в стихах, драмах и статьях Блока и Сологуба позволяет говорить о важности рассмотрения творческих взаимоотношений Блока и Сологуба для более полного понимания как творчества этих авторов, так и литературной эпохи в целом. До 1906 г. Сологуб для Блока важен преимущественно как представитель раннесимволистской традиции в ее «диаволическом» (в терминологии А.Ханзена-Леве) аспекте. При этом раннесимволистский «диаволизм» переосмысляется Блоком, характерному для Сологуба как «старшего» символиста ожиданию контакта с потусторонним миром вместе со страхом перед ним и принципиальной невозможностью понять его Блок противопоставляет апокалипсические ожидания, представление о «ясности» и неотвратимости предстоящего. С 1906 по 1908 г. длится период наиболее тесных личных контактов Блока и Сологуба и наибольшего взаимного интереса к творчеству друг друга. Творческий период, осмысляемый Блоком как «антитеза», характеризуется включением в индивидуальный миф ряда элементов (мотивов, сюжетов, образов), которые воспринимались Блоком как «сологубовские». Во-первых, в 1906 г. смена тематического и образного планов лирики, представление о земном мире как мире магии и низшей мифологии приводит Блока к теме колдовства у Сологуба, связывающейся одновременно с дионисийством («Дар мудрых пчел» Сологуба и «Угар» Блока) и христианством (мотив колдовства в храме в лирике Блока осени 1906 г.). Во-вторых, Блок периода «антитезы» включает в свой индивидуальный миф сологубовский образ недотыкомки как воплощение земного хаоса, пленяющего Вечную Женственность в ее земной ипостаси. Так в мифе Блока появляется микросюжет (часть общего сюжета мифа) о недотыкомке, которая приходит на смену Прекрасной Даме. В-третьих, центральный женский образ лирики Блока в 1906 г. приобретает некоторые черты образа «тихой подруги», «невесты» Сологуба. В 1906-1908 гг. происходит сближение индивидуальных мифов Блока и Сологуба. Центральный женский образ лирики Блока, трансформирующийся в 1907 г. в образ «змеиной девы», вакханки и колдуньи (цикл «Снежная маска»), близкий к женским образам, характерным для лирики Сологуба. Одновременно Сологуб включает в собственный индивидуальный миф о солнце-змие сюжет о деве-заре или «царице красоты», которая напоминает Прекрасную Даму Блока и одновременно является ночной, змеиной девой (стихотворный сборник «Змий»). Сюжет о спящей царевне, важную роль играющий для Блока периода «антитезы», трансформируется им в поэме «Ночная Фиалка» в сюжет о «спящем герое», при этом, вероятно, одним из посредников при восприятии Блоком сказочной традиции выступает Сологуб. Дальнейшее развитие сюжета о «спящем герое» в драме Блока «Король на площади» становится в свою очередь для Сологуба отправной точкой трансформации этого сюжета (в драме «Победа смерти»), так что уже Блок выступает для Сологуба в роли посредника при восприятии фольклорной традиции. Близость индивидуальных мифов Блока и Сологуба сочетается с кардинальной разницей в самой их основе. Та изначальная двойственность, антиномическая связанность отрицания и утверждения, принятия и неприятия мира, темного и светлого начала, Дульцинеи и Альдонсы, – которая для Сологуба является самой основой жизни и творчества, для Блока оказывается страшной болезнью, которую необходимо преодолеть, неизбежной «антитезой», через которую лежит путь к «синтезу». Вероятно, это становится важной причинной того, что притягательность творчества Сологуба для Блока с 1909 г. идет на спад. Путь через «тезу» и «антитезу» к «синтезу», выстраиваемый Блоком, не находит соответствий у Сологуба. Для Сологуба Блок так и остается поэтом «Снежной маски», Сологуб, по мнению Блока, изменяет себе, своей любви к смерти – взаимный интерес постепенно ослабевает.^ Практическая значимость работы заключается в том, что ее основные положения могут быть использованы в вузовских курсах по истории литературы, а также в научном комментарии к изданиям произведений Блока и Сологуба. ^ Теоретическая значимость работы состоит в углублении представлений об особенностях проблематики творчества Блока и Сологуба. Апробация диссертации. Основные положения диссертации были изложены в трех публикациях, а также представлены в форме докладов на международных научных конференциях «Александр Блок: Жизнь и творчество. Окружение и рецепции» (Шахматово, 2005) и «Биография как источник и контекст творчества А.Блока» (2010, Москва), а также на семинарах на кафедрах Истории русской классической литературы и Теоретической и исторической поэтики РГГУ. ^ Структура и объем диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованной литературы, включающего 215 наименований, и приложения. Общий объем диссертации 236 с.^ ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫВо введении дано обоснование темы диссертации, определяется актуальность и новизна исследования, сформулированы его цель и основные задачи, названы источники, хронологические рамки и методологические принципы. Введение также содержит обзор критических и научных работ, в которых рассмотрены отдельные аспекты темы «Блок и Сологуб».^ Первая глава посвящена биографическому аспекту взаимоотношений Блока и Сологуба: рассматриваются личные контакты, их частотность и характер; характеристики Сологуба, данные Блоком и запечатленные в письмах, дневниках, а также в мемуарах современников; переписка, дарственные надписи, цитирование. На основе этого воссоздается история взаимоотношений писателей, начиная с первого знакомства Блока с произведениями Сологуба и первых отзывов на них. Блок впервые знакомится с произведениями Сологуба в 1898-1901 гг. Первые его отзывы о Сологубе несколько неопределенны: очевидно, Блок не сразу оценил Сологуба и определил для себя его место в современной литературе, однако уже в 1903 г. Блок в письме к А. Белому называет Сологуба среди тех поэтов, чьи стихи вызывают у него «объективную радость и благодарность»1. Личное знакомство Блока и Сологуба, вероятно, произошло в 1903 г.; по свидетельству Г. Чулкова, уже в 1904 г. Блок нередко посещал литературные вечера Сологуба. В 1906 г. Блока и Сологуба объединяет глубокий интерес к театру В.Ф. Коммиссаржевской и активное участие в театральной жизни. В 1905-1908 гг. писатели часто встречались: как на литературных вечерах, так и на репетициях и спектаклях театра В.Ф. Коммиссаржевской. Это же время характеризуется особенным интересом Блока к творчеству Сологуба: Блок пишет о Сологубе в критических и лирико-публицистических статьях, в его произведениях множество перекличек с солгубовскими, наконец, в его личных письмах в это время появляются цитаты из стихотворений и драм Сологуба. Постепенно меняется характер личных отношений писателей после 1908 г. Вероятно, одной из причин этого могла стать та радикальная перемена, которую претерпел весь уклад жизни Сологуба после смерти его сестры О.К.Тетерниковой, окончания его учительской деятельности и женитьбы на Ан. Н. Чеботаревской. По словам А.Белого, Сологуб «стал вдруг необычайно общественен: вылез из норы»2. Он (главным образом, по инициативе Ан. Н. Чеботаревской) устраивает маскарады, благотворительные спектакли и вечера, читает лекции, в газетах появляются его интервью и фотографии. Позднее Блок высказывался неодобрительно об этой перемене в жизни Сологуба, считая, что Сологуб «изменил себе». После 1908 г. происходит постепенное отдаление Блока от Сологуба. Оно не носит характера разрыва, Блок и Сологуб сохраняют хорошие отношения и взаимный интерес к творчеству друг друга, но Блок все реже принимает участие в литературных вечерах у Сологуба, его переписка с Ан. Н. Чеботаревской практически сводится к тому, что Блок постоянно отказывается от участия в различных вечерах, представлениях, чтениях, спектаклях и т.п. Скептическое отношение Блока к бурной литературно-организационной деятельность Ан. Н. Чеботаревской, некоторые резкие несовпадения во взглядах (например, в оценке творчества Горького), отрицательная оценка совместного творчества Сологуба и Ан. Н. Чеботаревской способствуют тому, что в середине – второй половине 1910 г. количество негативных отзывов Блока о Сологубе значительно возрастает. Постепенно личные отношения – так никогда и не перешедшие в дружбу – сводятся к минимальным, строго официальным контактам. После смерти Блока Сологуб, по свидетельствам современников (например, Е. Я. Данько, Иванова-Разумника), нередко негативно и достаточно резко отзывался о нем. Итак, по имеющимся у нас сведениям, отношение Блока к Сологубу, восприятие его личности и творчества не оставалось неизменным. Менялась частотность встреч, менялся тон отзывов, но нельзя отрицать, что Блок и Сологуб в течение долгого времени сохраняли интерес друг к другу, поддерживали личные отношения, общались, хорошо знали и высоко ценили творчество друг друга. Постоянное взаимодействие в рамках общего литературно-художественного круга, наряду с заинтересованностью и высокой оценкой творчества, не могло не отразиться в той или иной мере на собственном творчестве как Блока, так и Сологуба. Очевидно также, что особенно важным периодом взаимоотношений Блока и Сологуба с точки зрения их отражения в творчестве писателей являются 1900-е гг., преимущественно 1906-1908 гг.^ Вторая глава посвящена семантическим и тематическим перекличкам в лирике Блока и Сологуба. Глава включает четыре параграфа, в каждом из которых рассматривается один тематический комплекс стихотворений Блока (либо одно стихотворение), где очевидна ориентация на Сологуба. В первом параграфе этот комплекс включает стихотворения Блока «Я вышел в ночь – узнать, понять…» (1902) и «Я ухо приложил к земле…» (1907), ориентированные на стихотворение Сологуба «Я ухо приложил к земле…» (1900). Сопоставительный анализ показывает, что стихотворение Сологуба для Блока могло быть, во-первых, связующим звеном с раннесимволистской традицией, а через нее – с пушкинской традицией изображения контакта с потусторонним миром, с некими иррациональными силами, место которых занимает у Блока в 1907 г. «вбитый в землю» народ. Во-вторых, стихотворение Сологуба могло быть связано для Блока с его собственным стихотворением «Я вышел в ночь…» (существует вероятность, что к 1903 г. Блок мог не знать стихотворения Сологуба «Я ухо приложил к земле…»). Таким образом, отсылка к Сологубу в более позднем стихотворении Блока актуализует сложный комплекс апокалипсических мотивов, которые раньше, в период создания «Стихов о Прекрасной Даме», были важны для Блока, прежде всего, в контексте представлений о Жене, облеченной в Солнце, а позднее, когда создавалось стихотворение «Я ухо приложил к земле…», переосмысляются в ином ключе, и Страшный суд, предвестия которого показаны в «Я вышел в ночь…», превращается для Блока в возмездие с гибелью неких «их» («за их случайною победой // Роится сумрак гробовой») и возрождением тех, кто своею кровью питал «новую любовь». Во втором параграфе рассмотрены стихотворения Блока «Ищу огней – огней попутных…», «Проклятый колокол», «О жизни, догоревшей в хоре…», «В синем небе, в темной глуби…», написанные осенью 1906 г. и объединенные мотивом колдовства и образами «нечисти», ночи, тьмы, болота. Рассмотрение текстуальных перекличек стихотворений с лирикой Сологуба показывает, что в 1906 г., когда в лирике Блока постепенно тематика Прекрасной Дамы сменяется новой, и место центрального женского образа занимает Незнакомка, Блоку становится близка героиня стихотворений Сологуба – «таинственная подруга», предстающая то «чаровницей», то «злой ведьмой», связанная с ночью и потусторонним миром. Однако Блок, вероятно, осознавая влияние Сологуба (свидетельство – помета в черновике стихотворения «Ищу огней – огней попутных…»: «не мое»), стремится свести его к минимуму и правит стихотворения, убирая в некоторых случаях упоминания колдовства, чар, и в итоге противопоставляя свою героиню героине Сологуба. При этом Блок переносит функции, связанные с колдовством, на других персонажей, в том числе на лирического героя, который в определенный момент сближается с образом колдуна. Так возникает образ Мэри, противопоставленный как героине «первого тома», Прекрасной Даме, так и Незнакомке как героине «второго тома». В третьем параграфе стихотворение Блока «Окна во двор» (1906 г.) сопоставлено со стихотворением Сологуба «На улицах пусто и тихо…» (1898 г.). Фольклорный образ лиха, вероятно, воспринимается Блоком через посредничество Сологуба, в мифопоэтике которого этот образ (как лиха, так и аналогичных ему докуки, мары, недотыкомки) занимает важное место. Позднее в статье «О реалистах» Блок пишет об обращении Прекрасной Дамы в недотыкомку для человека, у которого «погаснет фонарь светлого сердца», то есть Блок включает сологубовский образ недотыкомки в контекст собственного индивидуального мифа. В стихотворении «Окна во двор» происходит то же самое, за исключением того, что демонический персонаж, представляющий собой некое воплощение жизненной скуки пошлости, назван не недотыкомкой, а лихом: героиня спит (отсылка к стихотворениям из цикла «Распутья», восходящим в свою очередь к сюжету о спящей царевне, символизирующей в контексте идей В. Соловьева плененную материей Мировую Душу), вместо нее к лирическому герою приходит лихо. Однако если герой стихотворения Сологуба «На улицах пусто и тихо…» примиряется с лихом, сам зовет его в спутники, то герой Блока не вступает в диалог с этим демоном, а стремится – хотя и безрезультатно – к контакту с реальными людьми. Таким образом, включая сологубовский образ в контекст собственного мифа, Блок принципиально иначе, по сравнению с Сологубом, определяет отношение к этому образу. В четвертом параграфе рассмотрена поэма «Ночная Фиалка» (1906), в которой в инверсированном виде представлен традиционной сюжет о пробуждении спящей царевны, восходящий к сказке Жуковского «Спящая царевна», являющейся в свою очередь обработкой сказки братьев Гримм. Вероятно, одним из источников сюжета могло послужить для Блока стихотворение Сологуба «На меня ползли туманы…» (1897), в основу которого также положен сюжет о спящей царевне, причем именно в варианте Жуковского (в отличие от варианта, использованного Пушкиным в «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях»). Как и у Сологуба, у Блока героиня приобретает черты богини судьбы, «Вечной пряхи». Однако если Сологуб в целом придерживается канонического сюжета, придавая лишь дополнительные смыслы образам, то у Блока сюжет полностью пересматривается и становится частью индивидуального мифа о спящем герое. Итак, анализ семантических перекличек в лирике на примере нескольких стихотворений Блока 1900-х гг. показывает, что, во-первых, произведения Сологуба были для Блока значительной частью реминисцентного фона, частью традиции разработки «вечных» сюжетов и – сознательно или нет – учитывались Блоком при обращении к неким традиционным темам. Кроме того, в период 1906-1908 гг. Блока особенно привлекает у Сологуба фольклорная тематика, мотивы колдовства, ворожбы, контакта с потусторонним миром. Индивидуальный миф Блока периода «антитезы» интегрирует некоторые образы и мотивы сологубовской мифопоэтики. Прежде всего, речь идет о том, что, после сборника «Стихи о Прекрасной Даме», в финале которого лирический герой Блока прощается с Дамой («Непробудная, спи до срока»), Блок ожидает появления новой героини, «другой», и в лирике его появляются женские образы, близкие к образу героини Сологуба – «тихой невесты» и одновременно «злой ведьмы». А кроме того, в блоковском индивидуальном мифе находит место образ некоего демонического существа, приходящего на смену высокому идеалу Вечной Женственности. Одним из источников этого образа, вероятно, можно считать образ лиха (докуки, мары, недотыкомки) Сологуба.^ Третья глава диссертации посвящена блоковскому восприятию драматургии Сологуба. Глава включает три параграфа. В первом параграфе рассмотрено влияние драмы Сологуба «Дар мудрых пчел» на лирику Блока осени 1906 г. на примере стихотворений «Угар» и «Тишина цветет». В первом стихотворении нашли отражение идеи дионисийства, причем воспринятые не только из работ Вяч. Иванова «Эллинская религия страдающего бога» или И. Анненского «Дионис в легенде и культе», но и из трагедии Сологуба, о чем свидетельствуют текстуальные и ритмические переклички со сценой дионисийской оргии, изображенной в третьем действии «Дара мудрых пчел». Кроме «дионисийского слоя» в стихотворении отчетливо прослеживаются слои фольклорный и христианский, восходящие именно в тесной связи друг с другом к статье Блока «Поэзия заговоров и заклинаний», которую Блок заканчивает в тоже время, когда знакомится в трагедией Сологуба и создает «Угар». Концентрированное смешение различных семантических полей, дионисийских, христианских и фольклорных мотивов превращает всё описанное в стихотворении в некую игру, маскарадное действо, причем наблюдаемое со стороны и с долей иронии. Второе стихотворение, «Тишина цветет», текстуально перекликается с первым действием трагедии Сологуба, где описано царство Аида. Вероятно, Блоком осознавалась связь этого описания с циклом Сологуба «Звезда Маир», в котором также изображен загробный мир. Об этом свидетельствует мотив «тишины», используемый Блоком также в статье «Безвременье» (1906) и соотносимый именно с циклом «Звезда Маир» и творчеством Сологуба в целом. Стихотворение «Тишина цветет», первоначально называлось «Надпись на книге стихов», то есть провозглашалось своеобразной характеристикой всей книги стихов Блока (имелась в виду его вторая книга стихов «Нечаянная радость»). Таким образом, некое пространство, описанное в стихотворении и характеризующее пространство второго стихотворного сборника Блока, вероятно, соотносилось им с загробным миром, прежде всего, сологубовским, каким он показан в цикле «Звезда Маир» и трагедии «Дар мудрых пчел». Во втором параграфе рассмотрена связь драм Блока «Король на площади» и Сологуба «Победа смерти» в широком контексте произведений, в которых используется традиционной фольклорный сюжет о спящем герое. Анализ источников сюжета, актуальных для Блока и Сологуба (поэмы Гейне «Германия. Зимняя сказка», стихотворения Лермонтова «Воздушный корабль», «Северной симфонии» А. Белого, драмы М.Метерлинка «Пеллеас и Мелизанда» и сказки Андерсена «Хольгер Датчанин»), показал, что в предшествующей литературной традиции миф о герое, который вместо того чтобы умереть, погрузился в вековой сон и проснется в тот момент, когда его народу будет грозить опасность, неоднократно переосмыслялся. Если у Андерсена, пересказывающего легенду о Хольгере, основной пафос традиционного сюжета – вера в то, что герой не умер, а спит и придет на помощь своему народу в момент опасности, – не подвергается сомнению, то в дальнейших литературных обработках он частично или полностью развенчивается. У Лермонтова и Гейне нет сомнений в том, что герой (у Лермонтова – Наполеон, у Гейне – Фридрих Барбаросса) может восстать из гроба, но при этом герой не в силах сделать что бы то ни было для своего народа, лучшее, что он может сделать, – вернуться в мир мертвых. У А. Белого король, вышедший из склепа, также не может ничего сделать сам, он только ждет нового живого короля (королевну). Блок следует еще дальше по пути развенчания легенды, инверсируя традиционный сюжет: у него король, считавшийся живым, оказывается в финале пьесы каменной статуей, тогда как по сюжету герой, считавшийся давно умершим, оказывается живым. Сологуб тоже инверсирует сюжет, но совершенно иначе, чем Блок, причем Сологуб ориентируется не столько на мифологический сюжет, сколько на литературный, тот, в котором сначала король из камня обращается в живого человека, а потом обнаруживается его бессилие. У Сологуба меняется последовательность: сначала оказывается, что король слаб (прежде всего, перед лицом побеждающей смерть любви, властью которой воскресает зовущая его Альгиста), а уже после этого он обращается в камень. В третьем параграфе рассматривается пролог к той же пьесе Сологуба «Победа смерти», которая во втором параграфе рассмотрена с точки зрения сюжета о спящем герое. Пролог представляет собой пародию на творчество Блока, более того, на эпизод его индивидуального мифа: герой пролога Поэт не узнает истинную Дульцинею в образе змеиноокой Альдонсы. Возможно, ключом к объяснению столь нарочитой ориентации пролога «Победы смерти» на Блока является заглавие пролога: «Змеиноокая в надменном чертоге». Змеиноокой названа «Дульцинея, именуемая Альдонсою»: так называют ее Король, Поэт и паж Дагоберт, который также говорит о ее «змеином взоре». По-видимому, появление в лирике Блока 1906-1907 гг. образа «змеиной девы» могло стать поводом для подобной номинации героини Сологуба. Анализ книги стихов Сологуба «Змий» (1907 г.) и других стихотворений, написанных им до 1908 г. и содержащих образ змеи / Змея / змия / Дракона, показывает, что в 1906-1907 г. происходит сближение индивидуальных мифов Сологуба и Блока, заключающееся в том, что героиня лирики Блока начинает напоминать сологубовскую героиню и приобретает черты «змеиной девы», а Сологуб окончательно формулирует в книге «Змий» миф о Змие-солнце и героиню свою также отождествляет со змеей, причем противопоставленной Змию. Трудно говорить здесь о каком-либо влиянии, настолько одновременно происходит вышеописанное сближение. Скорее в 1907 г. поэты вступают в некий скрытый диалог, репликами которого становятся цикл Блока «Снежная маска» и драма «Незнакомка», книга стихов Сологуба «Змий», и трагедия «Победа смерти», стихотворение Блока «Она пришла с заката…» пролог к «Победе смерти» (написанный уже после постановки пьесы в театре В.Ф. Коммиссаржевской) и, наконец, драма Блока «Песня Судьбы». В результате рассмотрения перекличек в драматургии становится очевидным, что в указанный период Блок и Сологуб существовали в неком едином пространстве идей, символов и мифов, бывших особенно актуальными в конкретный период времени в небольшом кругу людей. Это выражается, во-первых, в том, что многие образы, символы, идеи, сюжеты разрабатываются авторами, находящимися в этом едином пространстве, одновременно и параллельно и вместе с тем взаимосвязано и взаимообусловлено. Во-вторых, в общем пространстве оказываются, кроме Блока и Сологуба, и другие авторы, таким образом, связи между текстами становятся более сложными и многоуровневыми, нежели прямая связь «текст – источник текста», причем помимо полигенетичности текста, речь идет о таком, например, соотношении текстов, когда один выступает в роли своеобразного посредника в реминисцентной связи двух других. В-третьих, переклички между текстами часто носят предельно общий характер (реминисценция предстает как отсылка не столько к конкретному тексту, сколько к индивидуальному мифу как «сверхтексту»). Таким образом, когда речь идет о соотношении драматургии Сологуба и творчества Блока, нецелесообразно, по-видимому, говорить о влиянии, его значении и направленности, речь идет о более сложных отношениях, суть которых раскрывается по-разному в каждом отдельном случае. Тем не менее, можно говорить о некоторых общих тенденциях перекличек и пересечений. Прежде всего, творчество друг друга для Блока и Сологуба, очевидно, имело значение не только само по себе, но и в контексте неких идей, мифов, сюжетов, не принадлежащих одному автору, но развивающихся и обрастающих слоями значений и смыслов (как, например, сюжет о «спящем герое»). При этом для каждого нового автора, берущегося за разработку такого сюжета (идеи, мифа), актуальными являются разные элементы из тех, что внесены в сюжет его предшественниками. Очевидно, что во многих случаях как Блока, так и Сологуба, отличал повышенный интерес к творчеству друг друга именно в отношении неких «вечных» идей, образов, сюжетов (помимо влияния «Короля на площади» на финал «Победы смерти» это и отражение сологубовского видения дионисийства в лирике Блока). Кроме того, по-видимому, Сологуб в описываемый период проявляет особенный интерес к автобиографическому мифу Блока, и его видение и переосмысление, часто полемическое, находит отражение в творчестве Сологуба. Блок же реагирует не столько на индивидуальные особенности сологубовского творчества и отдельные элементы его авторской мифологии, сколько именно на те моменты в произведениях Сологуба, где тот «примеряет» на себя блоковский индивидуальный миф.^ Четвертая глава посвящена «сологубовскому тексту» в критической и лирико-публицистической (в терминологии Д. Е. Максимова) прозе Блока. В теме этой выделяются следующие аспекты: во-первых, образ Сологуба – поэта и писателя – в критических и лирико-публицистических статьях Блока и, во-вторых, влияние Сологуба, тематические и идейные пересечения, явная и скрытая полемика. В первом параграфе рассмотрен первый из названных аспектов. Анализ статей Блока «Безвременье», «Творчество Федора Сологуба», «О реалистах», «О лирике», «Литературные итоги 1907 г.» и «Письма о поэзии» показал, что в прозе Блока складывается определенный «блоковский» образ писателя Сологуба, мудреца, проникшего в тайну мира. Однако отношение Блока к этой сологубовской мудрости неоднозначно: в 1906 г. Блок чувствовал себя вовлеченным в круг идей и образов сологубовского творчества, причислял себя к последователям «мудреца» («Безвременье»), но уже в 1908 г. в статье «Письма о поэзии» Сологуб для Блока становится мудрецом, совершенно отделенным от мира, не понятым и не желающим быть понятым, быть утешителем, мудрость Сологуба становится для Блока «непонятной», ненужной людям. При этом Блок признает способность Сологуба «приподнять завесу» над жизнью, за которой – «бездна», но и страшная «бездна» у Сологуба оборачивается «новой улыбкой автора», перед которым «в сонном видении проходит весь мир». ^ Второй параграф посвящен статье Блока «Безвременье» (1906), в которой сосредоточены многие мотивы и образы стихотворного сборника Блока «Нечаянная Радость». Важное место в статье занимает образ Ночной Фиалки – центральный в одноименной поэме Блока, причем образ этот Блок конкретизирует и углубляет, проводя параллели с образами творчества Сологуба. Сологуб в статье «Безвременье» предстает продолжателем традиций «демонов» русской литературы – Гоголя, Лермонтова и Достоевского. Кроме того, Сологуб для Блока – «бог таинственного мира», мудрец и маг, преображающий Смерть, творящий из нее Красоту. Блок характеризует Сологуба, используя образы сологубовских стихотворений, но одновременно придает им дополнительное значение, включая в контекст собственной мифопоэтики. Так Блок связывает в единую образную цепочку образы Звезды, Ночной Фиалки, Невесты, Смерти, Тишины. При этом образ звезды приобретает двойственное значение: это и сологубовская звезда Маир (символ истинной, лучшей жизни после смерти на земле) и характерный для самого Блока апокалипсический образ Утренней Звезды; это и звезда путеводная и одновременно замыкающая путь в кольцо. При этом Образ Ночной Фиалки – только блоковский, являющийся одновременно и трансформацией образа Прекрасной Дамы как Невесты, и образом, символизирующим смерть, сближается с образом Невесты-Смерти у Сологуба. Помимо статьи «Безвременье», цикл Сологуба «Звезда Маир» как источник (или один из источников) образа зеленой звезды у Блока оказал влияние на стихотворение Блока «Мой милый, будь смелым…» (1908), в котором так