Американская стратегия сдерживания на примерестран Ближнего Востока
Новые глобальные вызовы международной безопасности и ответы на нихпостепенно приводят к пересмотру политических концепций прошлого, попыткеформирования подходов и теорий, адекватных новой среде. Такой процесс создаетряд критических гипотез, трансформирующих ключевые элементы прежней структуры.Это прежде всего связано со смещением угрозы глобальной безопасности сбиполярного уровня на многополярный, причем особое внимание уделяется регионуБлижнего Востока, что в определенной степени обусловлено так называемым«постсентябрьским синдромом» в американской политике. Отныне американскаяполитическая наука все больше ассоциирует терроризм с «государствами-изгоями».Стоит, однако, отметить, что такая ситуация является в определенной степенирезультатом американской политики в регионе Ближнего и Среднего Востока в 90-егоды XX столетия.
Из кувейтского кризиса американская военно-политическая элитавынесла два вывода по поводу нового миропорядка. Представители госдепартаментанастаивали на усилении роли ООН при сохранении лидирующей роли США в этойорганизации. В то же время в Пентагоне открыто говорили о том, что лишьлидирующая роль США обеспечила эффективность ООН в ходе кувейтского кризиса.Таким образом, Соединенные Штаты как единственная сверхдержава в мире обязанывзять на себя поддержание безопасности без консультаций ООН. Руководству же СШАв регионе Ближнего Востока нужна была такая политика, которая бы сталакомпромиссом между этими двумя точками зрения.
В качестве основы своей политики в регионе Персидского заливаадминистрация Б. Клинтона приняла так называемую доктрину «двойного сдерживания(«dual containment») двух наиболее опасныхгосударств – Ирана и Ирака. В рамках этой доктрины предлагалось использоватьмеханизм экономических санкций и политического бойкота с целью свержениясуществующих режимов и демократизации внутриполитической системы указанныхгосударств. Непосредственно военные методы предполагалось использовать только вслучае острой необходимости, например, когда «жизненно важным» интересам СШАлибо суверенитету их региональных союзников угрожает реальная опасность состороны объектов сдерживания2.
В отношении Ирака особая роль отводилась ЮНСКОМ (UNSCOM) – Спецкомиссии ООН поразоружению Ирака, ликвидации его оружия массового уничтожения (ОМУ) и ядерныхпрограмм. Над иракской территорией на севере и юге сохранялись зоны, созданныеСША без одобрения Совета Безопасности ООН. Эти зоны патрулировались авиациейсоюзников, в то время как иракской авиации было запрещено в них находиться. Вслучае сопротивления Багдада резолюциям ООН Вашингтон сохранял за собой правовоенного давления на Ирак.
В рамках указанной концепции Пентагон получил право кроме 5-гофлота США, традиционным местом базирования которого является Бахрейн, оставитьв районе Залива большой контингент пехоты (около 20 тыс. личного состава).Признавалось необходимым всестороннее развитие военных связей с монархиямиэтого региона. В течение первой половины 90-х годов к уже существующим базамСША в Омане и Бахрейне прибавились с согласия кувейтского, саудовского икатарского правительств на территории этих стран гарнизоны с некоторымколичеством американских военнослужащих. События 1990–91 гг. послужили основойдля новой военной доктрины США, согласно которой обычные вооруженные силы должныбыть на таком уровне готовности, который позволяет параллельное проведение двухопераций, аналогичных «Буре в пустыне». В регионе Заливаучастие США вобеспечении мира и стабильности от посягательств «все еще агрессивного Ирака иреволюционного Ирана» осуществлялось путем заключения двухсторонних соглашенийо совместной обороне со странами ССАГПЗ, «помощи в военных вопросахбезопасности», прямом военном присутствии, совместных учениях. Американскоевоенное командование особо отмечало, что «эти действия в регионе жизненно важныдля США и глобальной безопасности».
Как концепция «двойного сдерживания», так и эта доктрина Пентагонаотвечали новому теоретическому осмыслению системы международных отношений,предложенному американским руководством. Согласно этой позиции, в существеннойстепени унаследованной от предыдущей администрации, в новом мире основнаяопасность для глобальной стабильности исходит от так называемых«государств-изгоев» («rogue states»), режимы которых обвиняются в нарушении правчеловека, проведении агрессивной политики, поддержке международного терроризмаи стремлении к овладению ОМУ4. Большинство государств из числа«угрожающих» безопасности в основном концентрируются в регионе Ближнего иСреднего Востока – Ирак, Иран, Ливия, Сирия.
Военные аспекты «двойного сдерживания» сперва играливторостепенную роль, будучи ограничены лишь концентрацией войск на Аравийскомполуострове и эпизодическими обстрелами гражданских и военных объектов в Ираке.Не имея серьезного военного значения, эти действия привели к существеннымстратегическим результатам в ином смысле, они послужили катализатором дляэкстремистских и исламистских движений на территории аравийских монархий. В1995–96 г. в Саудовской Аравии было совершено два масштабных теракта на американскихвоенных базах, вследствие чего 25 солдат погибли, а более пятисот получилиранения.
В 1997–1999 гг. в период «иракских кризисов» роль военногоприсутствия США в регионе становится весьма весомой. Политика «игры на нервах»,которую проводил С. Хусейн, предусматривала периодическую эскалациюнапряженности в регионе Персидского залива, отказ выполнять какие-либотребования ООН или США до ликвидации режима санкций, резкие заявления в адресамериканского руководства. В ответ Вашингтон немедленно начинал увеличиватьвоенное присутствие в регионе. Багдад отступал, соглашаясь на компромиссноерешение через посредников (чаще всего французских или российских дипломатов).При помощи таких действий правительство Ирака шаг за шагом отвоевываломеждународное признание. Администрация Клинтона удерживалась от принятиянесогласованных с ООН радикальных решений по иракскому вопросу, поскольку СоветБезопасности заблокировал бы силовое решение проблемы. Лишь один раз СШАосмелились реализовать нечто вроде военной операции – ракетно-бомбовые удары поИраку (операция «Лиса в пустыне» 16–20 декабря 1998 г.). Они были связаны свнутренними сложностями Б. Клинтона (возможность импичмента) и не неслистратегического значения для ближневосточной политики США. В то же времяпоследствия этой операции стали саморазрушительными для политики «двойногосдерживания», окончательно дискредитировав ее в глазах мировой общественности.
В связи с очевидной стратегической неудачей операции «Лиса впустыне» среди американского истеблишмента, особенно республиканцев, все чащестали звучать голоса за пересмотр концепции сдерживания. Лидер республиканскогобольшинства в Сенате Т. Лотт заявил, что новая доктрина «должна бытьоттеснением («rollback»), а не сдерживанием». П. Вулфовиц, нынешний заместитель министраобороны отмечал: «Свержение Саддама – единственный результат, который можетотвечать жизненно важным интересам США в стабильном и безопасном регионеЗалива»5. Для этого необходимо осуществлять всестороннюю поддержкуоппозиционно настроенным иракцам, прежде всего оппозиции в изгнании.
Администрация Б. Клинтона после неудачи 1998 г. была вынужденаоткорректировать свою политику в отношении Ирака, определив ее как «сохранениевнимания к Ираку наряду с работой во имя смены его режима»6.Политика «сдерживания плюс смена режима» на практике означала совмещениепринципов «двойного сдерживания» с усиленной поддержкой иракской оппозиции(Конгресс дополнительно ассигновал на это около 100 млн. долл.), что сталонекоторым компромиссом между «сдерживанием» и «оттеснением». Однако ставка нато, что внутренней оппозиции и оппозиции «в изгнании» совместными усилиямиудастся свергнуть баасистский режим, опираясь на финансовую поддержку США,оказалась совершенно неоправданной. Похоже, однако, что и сам президент Клинтонне очень верил в успех подобной инициативы и предложил ее лишь для того, чтобыуменьшить критику со стороны неоконсерваторов, сторонников силовой политики вотношении Ирака.
В конце 90-х годов проблема так называемых «государств-изгоев»вновь обостряется. Это в значительной степени связано с докладом Комиссии попроблеме ракетного оружия под председательством Д. Рамсфельда в 1998 г. орастущем количестве ракетных угроз для Соединенных Штатов. В частности, напервое место выдвигалась аргументация о быстром распространении ракетныхтехнологий, вследствие чего они стали доступны для так называемых«стран-изгоев», то есть режимов третьих стран (Северная Корея, Ирак, Иран,Ливия), агрессивно настроенных по отношению к США. Поводом для обостренияпроблемы стали испытания Северной Кореей баллистической ракеты «Тэподонг». Ихотя Северная Корея и не принадлежит к региону Персидского залива, еепричастность к числу «государств-изгоев» обусловила пристальное внимание к этимгосударствам, среди которых угрозой № 1 всегда представлялся Ирак.
Очередным этапом эволюции американской военно-политическойстратегии сдерживания в отношении Ближнего Востока стали события 11 сентября2001 г., когда за крупнейшими в истории США терактами стояли исламскиеэкстремисты. Именно в этот период Соединенные Штаты все чаще заявляют онеэффективности военной стратегии сдерживания, которая была основной военнойдоктриной Вашингтона после второй мировой войны. Сдерживание действовало как наглобальном (двухсторонние отношения с СССР), так и на региональном уровне.Подобно тому, как в рамках общей стратегии сдерживания (containment) функционировала еговоенная составляющая, а именно ядерное сдерживание (nuclear deterrence), аналогичная ситуация врегиональном контексте действовала и в отношении Ирана и Ирака. До последнеговремени ядерное сдерживание считалось универсальным средством предотвращенияагрессии, однако после 11 сентября многие оборонные доктрины были пересмотренына высочайшем уровне. Впервые об этом было объявлено американской администрациейв знаменитой речи Дж. Буша в Вест-Пойнте в мае 2002 г. «Сдерживание невозможно,поскольку нерациональные диктаторы, которые владеют оружием массовогоуничтожения, способны предоставить это оружие или ракеты террористическимсоюзникам». Возможность связи между «государствами-изгоями» и известнымитеррористическими организациями приводит к тому, что администрацияБуша-младшего начинает характеризовать эту группу государств как«террористические». И вновь взгляды Вашингтона обращаются на Ирак, который втечение 90-х годов был основным объектом военно-политического давленияамериканцев. В этот раз Ирак был объявлен источником мировой террористическойугрозы.
Структура действий против подобной угрозы наиболее четко иисчерпывающе была продемонстрирована в Стратегии национальной безопасности за2002 г. Этот документ одновременно стал ярчайшим подтверждением трансформацииклассической американской военной политики. Согласно его положениям,«маловероятно, что сдерживание, основанное лишь на угрозе возмездия, сработаетпротив более склонных к риску лидеров «государств-изгоев», которые способныпоставить на карту жизни своих соотечественников и благополучие народов», апотому, исходя из положения «о неминуемой угрозе», США в случае необходимостиприбегнут к упреждающим действиям»9. Таким образом, Стратегиянациональной безопасности 2002 теоретически обосновывает переход США отсдерживания агрессора имеющимся военным потенциалом государства к активномуиспользованию этого потенциала.
Этот принцип стал идейной основой военной операции США противИрака в 2003 г., когда Вашингтон фактически воплотил его положения в жизнь. Вто же время последствия американской военной операции имеют куда большийрезонанс, нежели результаты обычной региональной военной операции. А именно:впервые за всю историю существования США как глобальной сверхдержавыамериканское руководство на официальном уровне подвергло критикефундаментальную доктрину, которая была основным лейтмотивом внешней политикигосударства с 1947 г. Для этого Вашингтон выдвинул ряд аргументов,предварительно рассмотренных американскими стратегическими аналитиками. Все этиаргументы касаются именно «государств-изгоев», прежде всего Ирака, и лежат вобласти понимания и восприятия сдерживания как угрозы возмездия. Теоретическаяоснова этого положения берет начало еще в давней научной дискуссии орациональности сдерживания. Основной аргумент состоит в том, что метод анализатеории игр, на котором основана концепция сдерживания, берет начало еще взападноевропейской философской традиции и может противоречить стереотипаммышления представителей иных культур, таких, например, как исламская10.В данном контексте существует несколько параметров, на которых основаносдерживание и которые, по мнению многих ученых, могут быть неадекватноинтерпретированы представителями исламской культуры:
1) соотношение преимуществ от нападения и рисков от егопоследствий (в европейской и американской науке неприемлемым считается рискпотери больше 50% населения (в американской 25%) и 50% инфраструктуры).
Согласно мнению С. Сагана, которое совпадает с общей идейнойтенденцией целого направления американской внешнеполитической мысли, влияниесдерживания на лидеров стран третьего мира является довольно нестандартным. Вотличие от европейского лидера, который руководствуется в своем поведении идеейнационального интереса, глава ближневосточного государства может действоватьлишь в интересах небольшой этнической группы или национальности, к которойпринадлежит. Таким образом, оценка рисков для своей страны у него будетзначительно ниже, чем у европейского лидера, предполагает ученый. Кроме того,представители школы неореализма, такие как Уолтц и Фельдман, утверждают, что споявлением ядерного оружия даже правители государств «третьего мира» будут вовлеченыв процессы «социализации» и под влиянием реалий взаимного сдерживания станутдействовать рационально, поскольку ядерное оружие избавляет любого лидера отнеточности в подсчете сил, имея тенденцию уравнивать силы даже между коалициямис разнокалиберными ресурсами, что таким образом нивелирует уменьшение илирасширение коалиций.
2) убедительность возмездия. Для того, чтобы сдерживание былоубедительным, сдерживающее государство должно проводить так называемые «красныелинии», дабы дать противнику возможность понять свои предполагаемые реакции налюбой вызов. Такая ситуация представляется довольно сложной для стран БлижнегоВостока, поскольку во многих арабских и исламских государствах внутренняяполитика характеризуется высоким уровнем риторического преувеличения, чтоусложняет дифференциацию между внутренней и внешней риторикой. Так, в апреле1990 г. прозвучало заявление Саддама Хусейна о готовности Ирака ударить поИзраилю «всеми нашими бомбами, ракетами и всеми нашими ресурсами». Этоспровоцировало со стороны Израиля довольно беспокойные заявления. Например,тогдашний премьер-министр Израиля И. Шамир идентифицировал С. Хусейна как«сумасшедшего, который мыслит категориями самоубийства». Однако, на наш взгляд,это довольно радикальное выступление иракского президента представляло собоюименно так называемую «красную линию», которую проводил С. Хусейн для Израиля,опасаясь повторения ситуации 1981 г., когда Израиль разбомбил ядерный реактор вОзираке. Под подобные действия Тель-Авивом была подведена так называемая«доктрина Бегина», которая провозглашала готовность Израиля не допускатьполучения ядерного оружия какой-либо арабской страной.
Известно, что идее Хусейна о возможности применения военной силыпротив Израиля предшествовали слова: «Если Израиль атакует какой-либо секториракской металлургической индустрии…». Кроме того, еще за десять дней до своегоне в меру радикального высказывания, которое, скорее всего, было лишьриторическим приемом, С.Хусейн в своем заявлении касаемо разработки Иракомхимического оружия сказал: «Каждый должен знать свои рамки. Спасибо Господу, мызнаем свои и не атакуем никого». Соответственно, мы видим, что невзирая напротиворечивость вербальных заявлений иракского лидера, они следуютопределенной логике сдерживания. Разумеется, в данной ситуации необходимоучитывать особенности восточной политической культуры, которая отличаетсяотсутствием прозрачности решений и наличием риторических преувеличений. Так,публичные выступления иракского президента могли запутать не только израильскоеруководство, но и международную политическую и научную элиту по поводувозможностей С. Хусейна подвергаться процессу сдерживания.
3) рациональность мышления лидеров исламских государств, чтоявляется необходимой составляющей сдерживания, поскольку сдерживаниепредставляет собой результат оценки соотношения преимуществ и потерь отнападения.
В этой области можно выделить две составляющие, которые касаютсякак непосредственно иракского направления, так и в целом поднимают проблемусдерживания в общецивилизационном аспекте. Первый момент является субъективными относится к персоне С. Хусейна как наиболее непредсказуемого ипротиворечивого арабского лидера. Об этом достаточно убедительно говоритприведенный пример радикальной речи иракского президента. Однако несмотря наподобные высказывания, периодически С. Хусейн довольно четко демонстрировалотличное понимание основных принципов сдерживания. Так, в одной из своих речейво время встречи с группой американских сенаторов в апреле 1990 г. он заявлял:«Справедливый мир возможен лишь при условии, что и Израиль и арабы будут иметьпо ядерной бомбе – тогда ни один из них не отважится использовать ее». Этоподтверждает понимание иракским лидером основ сдерживания какпсихолого-стратегического феномена. М. Эйзенштадт говорит: «Саддам Хусейн,возможно, склонен к риску, однако он не сумасшедший». В подтверждение этогоученый приводит примеры.
Так, в период военной операции «Буря в пустыне», когда иракскиевойска начали отступать, Саддам понял возможные последствия поражения для Иракаи немедленно прибег к советскому посредничеству. Когда его армия была вытесненаиз Кувейта войсками коалиции, Хусейн согласился на прекращение огня вместотого, чтобы продолжать напрасную борьбу. Все это, по мнению ученого подтверждаетреалистичность мышления иракского президента. «Если бы Саддам Хусейн имелкомплекс смертника, он бы погиб много лет назад». Кроме того, многиеисследователи отмечают высокую мотивацию С. Хусейна к сохранению своего режима,что заставляло его не прибегать к акциям, которые угрожали бы существованиюэтого режима. Отмечается, что Хусейн не осмелился применить химическое оружиепротив войск коалиции в период «Бури в пустыне». Что же касается возможностейпродажи Хусейном ядерного оружия террористическим организациям, то здесь стоитприслушаться к мнению одного из известнейших представителей неореализма, Дж. Мершеймера.Он также утверждает, что С. Хусейн не мог поддерживать связей с «Аль-Каидой»,поскольку радикальный фундаменталист бен Ладен является представителемнаправления, с которым иракский лидер всегда боролся. Таким образом, дляХусейна ядерный терроризм представлял бы собой не меньшую угрозу, нежели дляСоединенных Штатов, полагает ученый.
Другой аспект проблемы – цивилизационный. Действительно ли сдерживаниедействует лишь в контексте христианской культуры, которая в силу своегорационализма способствует функционированию этой стратегии? В этом случае можнопровести параллель между исламом и классическими ветвями христианства,католицизмом и, особенно, православием. Например, православная ветвьхристианства, которая сформировала культуру народов большей части Российскойимперии, стала базисом для политической и стратегической культуры советскогогосударства. Не даром ведь на заре появления концепции ядерного сдерживаниямножество американских политических аналитиков сомневались в возможностях СССРвоспринимать основные постулаты этой теории по причине принципиально иныхкультурно-стратегических ориентиров, а также тоталитарного характера власти,допускающего секретность принятия решений и возможность жертвоватьколоссальными людскими ресурсами ради самосохранения.
Однако то, что Советский Союз не только воспринимал правиласдерживания, но и играл по ним, сегодня не вызывает никакого сомнения,документально же это было подтверждено лишь в начале 70-х годов.
Кроме того, сегодня мы видим, что тезис о принципиальномкультурном невосприятии сдерживания странами исламской цивилизациидемонстративно опровергается международной практикой. Первыми яркими примерамивосприятия ядерного сдерживания нехристианскими цивилизациями стали Индия иПакистан, которые принадлежат, соответственно, к индуистской и исламскойкультурам. Ядерные стратегии обоих государств целиком основаны на этойконцепции в ее идеальном – минимальном варианте.
Таким образом, данные соображения приводят нас к следующимвыводам. В 90-е годы происходит трансформация американской военно-политическойстратегии, в особенности это касается так называемых «государств-изгоев». Вотношении Ирана и Ирака эта стратегия проходит несколько этапов – от двойногосдерживания путем экономических санкций, политического бойкота, а такжеимеющимся военным потенциалом США до комбинирования сдерживания с политикой«оттеснения», которая обусловливает физическое уничтожение враждебных режимовпутем стимулирования внутренней оппозиции и, наконец, до признания сдерживаниянедостаточно эффективной стратегией. Последнее было зафиксировано в Стратегиинациональной безопасности за 2002 г., которая впервые за всю послевоеннуюамериканскую историю декларировала отступление США от классическогосдерживания, основанного лишь на угрозе возмездия. Это положение, зиждившеесяна уверенности большинства американского политического истеблишмента вневозможности восприятия сдерживания нехристианскими культурами ихаризматическими лидерами «третьего мира», было проанализировано в рамкахданной статьи. В результате мы пришли к опровержению тезиса, выдвинутогосовременными американскими идеологами – количество и характер аргументов неявляются достаточными для того, чтобы утверждать, что сдерживание не работаетна уровне восприятия его религиозно-этническими формациями, отличными отевропейской или американской. Кроме того, любой диктатор (что подтвержденопримером Хусейна), который имеет достаточно разума, чтобы добиться власти идостаточно осмотрительности, чтобы ее удерживать на протяжении долгого периодавремени, способен к пониманию сдерживания как процесса, который действует науровне базового инстинкта самосохранения. Разумеется, система, котораядопускает функционирование сдерживания в целом, не исключает фактов егонеэффективности, что подтверждают исторические прецеденты. Однако если говоритьо ядерном сдерживании, прямом, а не расширенном сдерживании, которое касаетсяэкзистенциальных основ как политического, так и физического характера, то сороклет «холодной войны» подтвердили если не универсализм, то, во всяком случае,определенную проверенность схем его действия. И если влияние сдерживания натеррористические группы, рассеянные по всему миру и не имеющие четкихтерриторий и, соответственно, уязвимых мест, представляется довольнопроблематичным, то брать под сомнение его воздействие на лидеров отдельныхгосударств, на наш взгляд, является неправомерным, поскольку им всегда есть чтотерять.
Пример С. Хусейна подтверждает, что он не только воспринималпроцесс сдерживания, но и пытался использовать его, во всяком случае, напсихологическом, вербальном уровне. Другое дело, что сдерживанию Хусейна нехватало основной составляющей – способности, подкрепленной реальными ресурсамии возможностями. Однако поведение бывшего иракского лидера четко подтверждаетвозможность незападной культуры пользоваться принципами сдерживания, что,вероятно, в дальнейшем подтвердится постепенной нуклеаризацией «государств-изгоев».
Кроме этого ситуативного вывода, существует еще и глобальныйаспект проблемы. Готовность США использовать военную силу против государства,которое реально не обладало ядерным оружием (Ирак), на фоне довольно сдержанныхдействий в отношении Северной Кореи, имеющей определенный ядерный потенциал, идальше будет стимулировать государства «третьего мира» к приобретению ядерногооружия в качестве основного инструмента своей ядерной политики. Ядерный статуссегодня является едва ли не единственной гарантией сдерживания Вашингтона отрадикальных действий относительно того или иного государства. Таким образом,стратегия ядерного сдерживания, которая на протяжении сорока лет «холоднойвойны» была залогом стратегической стабильности в отношениях двух сверхдержав,сегодня в условиях отсутствия международного равновесия демонстрирует новуюфункцию, в частности, смену конфигурации с биполярной на многополярную, чтообусловлено регионализацией распространения ядерного оружия. Именно возможностьсдерживания глобальных амбиций единственной сверхдержавы превращают этустратегию в руках государств «третьего мира» в катализатор процессараспространения ядерного оружия и технологий.
Причем дополнительным стимулом такой нуклеаризации выступаютдействия Соединенных Штатов, которые вместо поиска оптимальных путейиспользования новой конфигурации и функций сдерживания выбрали куда менеедальновидную политику использования военной силы.
кувейтский военный политика ирак
Списоклитературы
1. СиринсионеД. Угроза баллистических ракет // Ядерное распространение. 2000. Вып. 36, с. 19–22.
2. Kristensen M.H. Preemptive posturing // The Bulletin of the AtomicScientists. – September/October 2002. Vol. 58, № 5, с. 54–56.
3. Steinberg G. Parameters of Stable Deterrence in a ProliferatedMiddle east: Lessons From the 1991 Gulf War // The Nonproliferation Review. –Fall-Winter 2000, с. 43–54.
4. Mearsheimer J.J. Disorder Restored. Rethinking America’s security:beyond Cold War to New World Order. – /ed. by Graham Elison and Gregory F. Traverton/– NY.: WW Norton & Company, 1992, с. 279.
5. Baram A. An Analysis of Iraqi WMD Strategy //The NonproliferationReview. – Summer 2001, с. 24–29.
6. Wirtz JJ. & Russell A.A. US Policy on Preventive War andPreemption // The Nonproliferation Review. – Spring 2003, с. 112–122.