Огородникова Л.А.
Современники отмечали, что вся поэзия Марины Цветаевой – это отражение её жизни и судьбы, пережитого; душа её стремилась освободиться от переполняющей сердечной боли через слово.
Рельсы
В некой разлинованности нотной
Нежась наподобие простынь –
Железнодорожные полотна,
Рельсовая режущая синь!
Пушкинское: сколько их, куда их
Гонит! (Миновало – не поют!)
Это уезжают-покидают,
Это остывают-отстают.
Это – остаются. Боль как нота
Высящаяся… Поверх любви
Высящаяся… Женою Лота
Насыпью застывшие столбы…
Час, когда отчаяньем, как свахой,
Простыни разостланы. – Твоя! –
И обезголосевшая Сафо
Плачет, как последняя швея.
Плач безропотности! Плач болотной
Цапли, знающей уже… Глубок
Железнодорожные полотна
Ножницами режущий гудок.
Растекись напрасною зарёю,
Красное, напрасное пятно!
… Молодые женщины порою
Льстятся на такое полотно.
Стихотворение «Рельсы» написано в 1923 году, во время эмиграции, которая обернулась для Цветаевой бедой, несчастьем, нищетой, бесконечными мытарствами. Рельсы, уходящие вдаль и символизирующие «даль, уходящую, как боль», — сквозной образ, возникающий в стихотворении. Он становится как бы частью души лирического героя.
Ключевые слова первой строфы – «железнодорожные полотна», «простыня», «режущий» — повторятся и в последующих строфах.
Железнодорожное полотно ассоциируется с полотном простынным. Глагольная форма «нежась» усиливает эту ассоциацию. Рельсы – постель, но не брачное ложе, а то, что связано с гибельными последствиями: трагической изменой, роковой любовью. Синий цвет испокон веков считался зловещим. А здесь ещё и «режущая синь», значит, жестокая, губительная. Нагромождение дисгармоничных звуков [ж- р-н] усиливает трагическое ощущение гибельных страстей.
Вторая строфа начинается с цитаты из пушкинских «Бесов». Только у Пушкина: «Куда их гонят?» А у Цветаевой –
… куда их
Гонит!
Безличное восклицательное предложение делает интонацию напряжённой, увеличивая ёмкость образа рельсов, в которых есть что-то бесовское. Кажется, что рельсы движутся. «Миновало» — опять безличное предложение, после него тире – излюбленный цветаевский приём.
Строфа насыщена глагольными формами, семантически близкими, но различающими оттенки значений слова: «уезжают-покидают», «остывают-отстают» (нанизывание синонимов часто встречается в стихах Цветаевой). Рельсы уходят вдаль, значит, кто-то уезжает, а кто-то остаётся покинутым, а для кого-то рельсы становятся местом погибели («остывают-отстают»).
Следующая строфа состоит из незаконченных фраз. Чувство боли преобладает над другими чувствами. Дважды повторяется эпитет «высящаяся». Боль сравнивается с «нотой высящейся», женою Лота, которая была олицетворением верности, преданности, любви.
В четвёртой строфе опять неожиданное сравнение: «отчаяньем, как свахой…» (абстрактное понятие и человек). Тот же мотив интимности: «простыни разостланы» и крик в сладостной истоме: «Твоя!». Железнодорожное полотно должно стать для кого-то местом успокоения, потому что постель постлана «отчаяньем». Неслучайно упоминается древнегреческая поэтесса Сафо, которая писала о любви и погибла от неразделённого чувства. И вновь неожиданное сравнение:
… Сафо
Плачет, как последняя швея.
Оно рождено сложностью лирического переживания.
Следующая строфа построена из безглагольных конструкций, что позволяет поэту достичь особой экспрессии в передаче чувств лирического героя. Два слова, на которых сосредоточено внимание: «плач» и «гудок». Если первое обозначает жалобные нечленораздельные звуки, выражающие сильную взволнованность, боль, горе, то второе – механический звук со зловещим скрежетом: Ножницами режущий гудок.
Приём контраста использован Цветаевой не только на содержательном, но и на фонетическом уровне. Звуки [пл-о-л-а-и] повторяются в словах, передающих плач, стон, вопль, страдание человека. Но их никто не слышит, поэтому и сравнивается «плач безропотности» с «плачем болотной цапли».
С названными звуками диссонируют [г-ж-д-р-жн-ц-щ-д]. Слово «гудок» рифмуется с весьма выразительным «глубок». Глубок, значит, достигший полноты своего проявления, высшего предела. Неизбежная пауза в конце второй строки усиливает значительность эпитета «глубок».
В последней строфе появляется цветовой эпитет «красное… пятно». Произошло ужасное: пролилась кровь. В стихотворении А.Блока «На железной дороге» происходит подобная драма. Дважды повторяется эпитет «напрасный»: «напрасною зарёю», «напрасное пятно». Рифмуются ключевые слова строфы: «зарёю» — «порою», «пятно» — «полотно». «Режущая синь» железнодорожного полотна стала «красным, напрасным пятном». Напрасный – значит ненужный. И снова односоставное предложение без подлежащего:
Растекись напрасною зарёю,
Красное, напрасное пятно!
Повелительная форма глагола и риторическое обращение усиливают экспрессивность строк.
Перед последним предложением многоточие. Как и любой знак препинания у Цветаевой, оно неслучайно. После восклицательного предложения следует горькое молчание, свидетельствующее о переполненности чувствами лирического героя после страшной трагедии, о невозможности что-то ещё сказать. В последнем предложении метафора кратка и исчерпывающа. Нечто интимное звучит в словах: «молодые женщины», «льстятся», «полотно». Значит, задето самое важное, самые сокровенные чувства. О них и написано стихотворение Марины Цветаевой, которое, как и любое её произведение, автобиографично, «кровно» связано с её жизнью.
Вспоминают, как плывя в Елабугу, стоя у борта теплохода, Марина сказала: «Вот так – один шаг, и всё кончено!» Она была готова к смерти, примеряла её на себя. К 31 августа 1941 года создалась ситуация, когда стало невозможно понять других, а собственные чувства и инстинкты не поддавались осмыслению Сильнейшее чувство неуверенности, желание порвать узы, которые мешают, изменить свою жизнь, выйти из тупиковой ситуации – вот что заставило поэтессу накинуть петлю на шею. Выход из тупика мог быть только один – уход из жизни.
* * *
Прекрасен мир, созданный Б.Пастернаком в стихотворении «Иней». Прекрасен и страшен одновременно. Поэт стремился во всём «дойти до самой сути», отыскать в повседневности высокий смысл бытия.
Иней
Глухая пора листопада.
Последних гусей косяки.
Расстраиваться не надо:
У страха глаза велики.
Пусть ветер, рябину занянчив,
Пугает её перед сном.
Порядок творенья обманчив,
Как сказка с хорошим концом.
Ты завтра очнёшься от спячки
И, выйдя на зимнюю гладь,
Опять за углом водокачки
Как вкопанный будешь стоять.
Опять эти белые мухи,
И крыши, и святочный дед,
И трубы, и лес лопоухий
Шутом маскарадным одет.
Всё обледенело с размаху
В папахе до самых бровей
И крадущейся росомахой
Подсматривает с ветвей.
Ты дальше идёшь с недоверьем.
Тропинка ныряет в овраг.
Здесь инея сводчатый терем,
Решётчатый тёс на дверях.
За снежной густой занавеской
Какой-то сторожки стена,
Дорога, и край перелеска,
И новая чаща видна.
Торжественное затишье,
Оправленное в резьбу,
Похоже на четверостишье
О спящей царевне в гробу.
И белому мёртвому царству,
Бросавшему мысленно в дрожь,
Я тихо шепчу: «Благодарствуй,
Ты больше, чем просят, даёшь».
Иней – обычное природное явление — оказывается той оболочкой, проникнув через которую, человек постигает смысл жизни, слившись в одно целое с природой.
В природе наступила осень — «глухая пора листопада». И в жизни лирического героя осень — страх перед грядущим уходом из жизни, страх перед новыми потерями: У страха глаза велики.
Природа по-пастернаковски очеловечена:
Пусть ветер, рябину занянчив,
Пугает её перед сном.
«Порядок творенья» — расцвет, увядание, смерть; весна, лето, осень, зима. В пору зимней спячки может наступить пробуждение: Ты завтра очнёшься от спячки…
Какая-то неумолимая сила заставляет лирического героя идти, надеяться и ждать. Чего или кого? Безвозвратно ушедшего, навечно потерянного. Как пишут современники, сам поэт до конца жизни оставался седым дитятей, седым юношей, доверчивым и надеющимся.
Выразительно слово «опять». Оно повторяется в четвёртой строфе. Зима – не только холодное время года, но и равнодушное отношение людей друг к другу. В жизни лирического героя была зима, а значит, и расставания, потери, душевная боль. Поэтому досаду вызывают не снежинки, а «белые мухи», «лес лопоухий», «шут маскарадный».
Во многих стихотворениях Пастернака есть мотив чащи. Он очень важен для поэта. Зимняя чаща в стихотворении «Иней» сравнивается с хищником, «крадущимся росомахой». Судьба подстерегает человека на каждом шагу. Внутренний мир хрупок, то, что суждено, неизбежно.
Здесь инея сводчатый терем,
Решётчатый тёс на дверях.
Лес похож на терем. В поэтических произведениях русской литературы такое сравнение встречается часто. У Пастернака терем из ледяных кристаллов, за занавеской которого самое простое, обыденное:
Какой-то сторожки стена,
Дорога, и край перелеска.
И вновь чаща:
И новая чаща видна.
Из одной чащи — в другую: из одного мира в другой, мир гармонии человека с природой.
Торжественное затишье,
Оправленное в резьбу,
Похоже на четверостишье
О спящей царевне в гробу.
Повторение глухих согласных и шипящих: [т-ж-ст-ш-х-ч-щ-ц]. И в этой же строфе «звонкая» рифма: «резьбу» — «гробу». Но в гробу не мёртвая царевна, а только спящая.
В следующей строфе рифмуются «царству» с эпитетом «мёртвому» и «благодарствуй». Усилительная частица «и» в начале строфы и употребление устаревшего слова «благодарствуй» подчёркивают значимость этой части стихотворения.
В начале произведения ветер с его пугающей колыбельной перед сном, затем «торжественное затишье» и, наконец, тихий шёпот. Зимой царство природы мертво, так и душа человека должна достичь умиротворения, чтобы весной пробудиться к жизни, свету, теплу.
В центре поэтического мира Пастернака не человек, а природа. Соединяясь с ней, человек приближается к счастью: Ты больше, чем просят, даёшь.
Интересно, что во всём стихотворении местоимение «ты» c обобщённо-личным значением, а в последней строфе: Я тихо шепчу.
«Я» — поэт, лирический герой – часть мироздания, часть природы, навечно слившиеся друг с другом.
Стихотворение называется «Иней». Этому природному явлению Пастернак, поэт-философ, придал особые черты, как будто переводя его в другой план. Охлаждающаяся поверхность – это жизнь с её бесконечной суетой. «За снежной густой занавеской» «новая чаща», то есть постижение высокого смысла бытия, значительного и вечного. Не уход в потусторонний мир, как у символистов, а преклонение перед жизнью, вера в неё. Позже Пастернак выскажет своё желание проникнуть – в корни всего сущего:
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.
Искусство также рождается из самой жизни. Таков смысл стихотворения Б.Пастернака «Иней».