Андрей Нарушевич

Андрей Нарушевич Таганрог Несколько вопросов о категории одушевленности/неодушевленностиО категории одушевленности/неодушевленности имен существительных мало говорится в школьных учебниках русского языка, а между тем она предсталяет собой один из интереснейших лингвистических феноменов. Попробуем ответить на некоторые вопросы, возникающие при рассмотрении этой категории.Что такое «одушевленный» и «неодушевленный» предмет? Известно, что отнесение имен существительных к одушевленным или неодушевленным связано с разделением человеком окружающего мира на живое и неживое. Однако еще В.В. Виноградов отметил «мифологичность» терминов «одушевленный/неодушевленный», поскольку хрестоматийно известные примеры (растение, покойник, кукла, народ и др.) демонстрируют несоответствие объективного статуса предмета его осмыслению в языке. Существует мнение, что под «одушевленными» в грамматике понимаются отождествляемые с человеком «активные» предметы, которым противопоставлены предметы «неактивные» и, следовательно, «неодушевленные».1 В то же время признак «активность/неактивность» не вполне объясняет, почему слова мертвец, покойник относятся к одушевленным, а народ, толпа, стая к неодушевленным существительным. По всей видимости, категория одушевлености/неодушевленности отражает обыденные представления о живом и неживом, т. е. субъективную оценку человеком объектов действительности, далеко не всегда совпадающую с научной картиной мира. Конечно, «эталоном» живого существа для человека всегда был сам человек. Любой язык хранит «окаменевшие» метафоры, показывающие, что люди издревле видели мир антропоморфным, описывали его по своему образу и подобию: солнце выглянуло, река бежит, ножка стула, носик чайника и т. п. Вспомним хотя бы антропоморфных богов или персонажи низшей мифологии. В то же время отличные от человека формы жизни: некоторые беспозвоночные, микроорганизмы и др. – часто неоднозначно оцениваются рядовымии носителями языка. Например, как показал опрос информантов, к существительным актиния, амеба, инфузория, полип, микроб, вирус регулярно задается вопрос что? Очевидно, кроме признаков видимой активности (передвижение, развитие, размножение и др.), в обыденное понятие о живом существе («одушевленном» предмете) входит и признак подобия человеку.^ Как определяется одушевленность/неодушевленность имени существительного? Традиционно в качестве грамматического показателя одушевленности рассматривается совпадение формы винительного и родительного падежей в единственном и множественном числе у существительных мужского рода (вижу человека, оленя, друзей, медведей) и только во множественном числе у существительных женского и среднего рода (вижу женщин, животных). Соответственно грамматическая неодушевленность проявляется в совпадении винительного и именительного падежей (вижу дом, столы, улицы, поля). Надо отметить, что грамматическое противопоставление имен существительных по одушевленности/неодушевленности находит выражение не только в форме конкретного падежа: различие форм существительных в винительном падеже приводит к различию и противопоставлению парадигм в целом. У имен существительных мужского рода по признаку одушевленности/неодушевленности различаются парадигмы единственного и множественного числа, а у существительных женского и среднего рода – только парадигмы множественного числа, то есть каждый из разрядов одушевленности/неодушевленности имеет свою парадигму склонения. Существует мнение, что основным средством выражения одушевленности/неодушевленности существительного является форма винительного падежа согласованного определения: “Именно по форме согласуемого определения в винительном падеже определяется одушевленность или неодушевленность существительного в лингвистическом смысле слова”.2 Очевидно, что это положение требует уточнения: рассматривать форму адъективного слова в качестве основного средства выражения одушевленности/неодушевленности следует только по отношению к употреблению неизменяемых слов: вижу красивых какаду /В.=Р./; вижу красивые пальто /В.=И./. В остальных случаях форма адъективного слова дублирует значения падежа, числа, рода и одушевленности/неодушевленности главного слова – имени существительного. В качестве показателя одушевленности/неодушевленности может также выступать совпадение падежных форм /В.=И. или В.=Р./ в склонении союзных слов адьективной структуры (в придаточном предложении): Это были книги, которые я знал /В.=И./; Это были писатели, которых я знал /В.=Р./. Не имеют грамматического показателя одушевленности/неодушевленности имена существительные женского и среднего рода, выступающие только в форме единственного числа (singularia tantum), поскольку эти слова обладают самостоятельной формой винительного падежа, не совпадающей ни с именительным, ни с родительным: поймать меч-рыбу, изучать кибернетику и т.д. Таким образом, грамматически одушевленность/неодушевленность этих существительных не определяется.^ Что такое колеблющийся грамматический показатель одушевленности/неодушевленности?Рассмотрим несколько примеров: И с этого момента эмбрион называют плодом (И. Акимушкин) – Я видел в колбе эмбриона, Закрученного как валторна (Ю.Арабов); Наука микробиология изучает различных бактерий и вирусы (Н.Гольдин) – Бактерии можно идентифицировать по морфологическим свойствам (А.Быков); Выходя замуж, женщина уносит с собой свои куклы (И. Соломоник) – Перед сном ты опять играла у меня в кабинете. Кормила кукол (Л.Пантелеев). Как видим, одни и те же слова ведут себя то как одушевленные, то как неодушевленные. Вариативные формы винительного падежа существительных зародыш, эмбрион, микроб, бактерия и т.п. объясняются неоднозначностью оценки соответствующих объектов говорящими. Обычно эти формы жизни недоступны наблюдению, что и обусловливает колебание носителей языка в отнесении этих предметов к живым или неживым. Куклы вовлечены в игровую (а также магическую) деятельность человека. В детских играх куклы функционируют как живые существа. Кукол купают, расчесывают, укладывают спать, то есть с ними производят действия, которые в других условиях направлены только на живых существ. Игровая деятельность создает условия для осмысления кукол как предметов, функционально подобных живому (функционально одушевленных). В то же время куклы остаются неживыми предметами. Совмещение признаков живого и неживого вызывает колебания грамматического показателя одушевленности/неодушевленности. Сходные особенности обнаруживают некоторые названия игровых фигур: ферзь, туз, пешка и др.: Я взял со стола, как теперь помню, червонного туза и бросил кверху (М.Лермонтов) – Разместивши карты, берут все тузы, лежащие кверху пачек (З. Иванова). Некоторых животных люди издавна рассматривали преимущественно в качестве продуктов питания (ср. современное слово морепродукты). Например, омары, устрицы, лангусты, как отмечает В. А. Ицкович, «не встречаются в центральной России в живом виде и стали известны сначала как экзотические блюда и лишь позднее – как живые существа».3 Судя по всему, существительные устрица, кальмар, омар и другие первоначально склонялись только по неодушевленному типу, появление формы винительного падежа, совпадающей с формой родительного, связано с развитием значения “живое существо”, более позднего по отношению к значению “пища”: Кальмары отварить, нарезать в виде лапши (Н.Голосова) – Кальмаров варят в соленой воде (Н.Акимова); Окрестные рыбаки свозили в город рыбу: весною – мелкую камсу, летом – уродливую камбалу, осенью – макрель, жирную кефаль и устрицы (А.Куприн) – А ты разве ешь устриц? (А.Чехов). Интересно, что в значении «пища» грамматическую неодушевленность приобретают не только наименования экзотических животных: Жирные сельди хорошо отмочить, разделать на филе (М. Петерсон); Обработанный судак нарезают на кусочки (В. Турыгин). Таким образом, колебание грамматического показателя одушевленности/неодушевленности вызвано особенностями семантики, а также неоднозначностью оценки предмета как живого или неживого. ^ Почему существительные мертвец и покойник одушевленные?Осмысление человеком живой природы неразрывно связано с понятием смерти. «Умерший» – это всегда «бывший живым», ранее обладавший жизнью. Кроме того, фольклор не случайно изобилует историями о живых мертвецах. До сих пор можно встретить отголоски представлений наших далеких предков о том, что мертвым присуща некая особая форма жизни, будто мертвый человек способен слышать, думать, вспоминать. Существительные мертвец, покойник, усопший и др. обозначают умерших людей, т.е. обладают признаком «человек» – самым важным для значения одушевленности. А вот слово труп означает «тело умершего организма», т.е. только материальную оболочку (ср. выражения трупы убитых, трупы умерших). Видимо, это семантическое различие объясняет грамматическую одушевленность названий умерших и неодушевленность слова труп: Как крепки камни все в призваниях своих, – Когда покойников накрывши стерегут (К. Случевский); А созову я тех, на которых работаю, мертвецов православных… Перекрестись! Созывать мертвых на новоселье (А.Пушкин); Настене только однажды, еще задолго до войны пришлось видеть утопленника (В.Распутин); Возчики бросают трупы на сани с деревянным стуком (А.Солженицын). Почему слова народ, толпа, стая неодушевленные?Перечисленных слова обозначают некоторое множество живых объектов – людей или животных. Это множество осмысливается как единое целое – совокупность живых существ, причем эта совокупность не равна простой сумме ее составляющих. Например, признак “множество”, выражающий идею количества в понятии “люди”, в понятии “народ” соединяется с идеей качества – “совокупность людей в их специфических взаимодействиях”. Таким образом, общий признак слов этой группы – “совокупность” – оказывается ведущим и формирует значение неодушевленности. В. Г. Гак связывает рассматриваемые существительные с категорией коллективного (квазиодушевленного) объекта: “Между одушевленными и неодушевленными объектами находится промежуточная группа коллективных объектов, состоящих из одушевленных единиц. Слова, обозначающие такие объекты… можно условно назвать квазиодушевленными”4. Грамматическое обобщение семантики выражается в морфологическом показателе неодушевленности /В.= И/: вижу толпы, народы, стаи, стада и т.п. ^ Почему имена существительные, обозначающие растения, являются неодушевленными?В языковой картине мира растения, являющие собой качественно иную форму жизни, нежели животные и человек, не воспринимаются как живые организмы. Способность к самостоятельному передвижению издавна признавалась одним из характерных признаков живого. Как указывал Аристотель, “начало движения возникает в нас от нас самих, даже если извне нас ничего не привело в движение. Подобного этому мы не видим в [телах] неодушевленных, но их всегда приводит в движение что-нибудь внешнее, а живое существо, как мы говорим, само себя движет”5. Неспособность растительных организмов к самостоятельному передвижению, отсутствие видимой двигательной активности и ряд других признаков приводят к тому, что в сознании человека растения вместе с предметами неорганической природы составляют неподвижную, статичную часть окружающего мира. На это указывает В.А.Ицкович: “под живым понимается предмет, способный к самостоятельному передвижению, так что растения относятся к неживым предметам”6. Таким образом, преобладание признаков неживого в обыденных понятиях о растениях, а также характер трудовой деятельности человека, издавна широко использующего растения в самых различных целях, обусловили то, что растения в большинстве случаев воспринимаются как неживые предметы.^ Как проявляется значение одушевленности/неодушевленности?Признак “живое” (“неживое”) может проявляться не только в значениях имен существительных, но и в значениях признаковых слов. Действительно, анализ показал, что в языке значение одушевленности/неодушевленности имеют не только существительные, но и глаголы и имена прилагательные. Это проявляется в том, что глаголы и прилагательные могут обозначать признаки предметов, характеризующие эти предметы как живые или неживые. К примеру, значение глагола читать указывает на то, что действие совершается лицом (человеком) и направлено на неживой предмет: читать книгу, газету, объявление и т. п. Существование подобных семантических связей сделало возможным построение классификации глаголов русского языка по наличию в их значениях указания на одушевленность/неодушевленность субъекта и объекта действия. Эта классификация была разработана проф. Л. Д. Чесноковой.7 Так, все глаголы русского языка могут быть распределены по следующим группам: 1) одушевленно-маркированные – обозначают действия, совершающиеся живыми существами: дышать, мечтать, спать и др; 2) неодушевленно-маркированные – обозначают действия, совершающиеся неживыми предметами: гореть, крошиться, испаряться и др.; 3) нейтральные ­– обозначают действия, общие для живых и неживых предметов: стоять, лежать, падать и др. Аналогичное деление наблюдается среди имен прилагательных: 1) одушевленно-маркированные имена прилагательные обозначают признаки живых существ: внешние признаки, особенности темперамента, волевые качества, эмоциональные, интеллектуальные и физические свойства и др.: сухопарый, длинноногий, вислоухий, флегматичный, вспыльчивый, добрый, злой, умный, настойчивый, слепой, талантливый и т.д.; 2) неодушевленно-маркированные имена прилагательные обозначают признаки неживых предметов (явлений): пространственные и временные качества и отношения, воспринимаемые чувствами свойства и качества вещей, признаки по отношению к материалу изготовления и др.: жидкий, редкий, глубокий, пряный, кислый, горький, прочный, густой, железный, стеклянный, деревянный, болотистый и т. д.; 3) нейтральные имена прилагательные обозначают признаки, которые могут быть приписаны как живым существам, так и неживым предметам: наиболее общие пространственные характеристики, цветовая характеристика, оценочная характеристика, принадлежность и т.д.: левый, правый, высокий, маленький, тяжелый, белый, красный, хороший, мамин и т.д. Таким образом, значение одушевленности/неодушевленности имени существительного обычно поддерживается одушевленно- или неодушевленно-маркированными элементами контекста. В противном случае актуализируются переносные значения, что обеспечивает семантическое согласование слов. Так, для одушевленных существительных в сочетаниях с неодушевленно-маркированными глаголами наиболее типичен метонимический перенос “произведение – автор”: Тогда рабочий начал читать Брокгауза (М. Булгаков); Но все-таки Додерляйна надо просмотреть… Вот он – Додерляйн. ”Оперативное акушерство” (М. Булгаков). Для неодушевленных имен существительных возможен перенос названий с неживых предметов на живые: Голодная бурса рыскала по улицам Киева и заставляла всех быть осторожными (Н. Гоголь); Меня провожала тепло и любовно вся камера в полном составе, без партийных различий (Е. Гинзбург); Тюрьма не любит храбрецов (В. Шаламов). Существует также множество случаев окказионального метонимического переноса, затрагивающего семантику одушевленности-неодушевленности субстантива: – Быстро! К телефону!.. Трубка вибрировала, трепетала, захлебывалась тревогой, не решалась выговорить роковой вопрос. Только твердила с вопросительной интонацией: “Это ты? Это ты?” (Е. Гинзбург); Однажды в больнице услышал:”Из седьмой палаты выписывается фурункул носа” (В. Леви). Семантическое рассогласование в аспекте одушевленности-неодушевлености может преодолеваться за счет метафорического переноса значения существительного. Примером могут служить сочетания неодушевленных имен существительных с одушевленно-маркированными словами, создающие художественный прием олицетворения (персонификации): Сидя на лбу низенького человека, Прыщ с завистью поглядывал на лбы высоких людей и думал: “Вот бы мне такое положение!” (Ф. Кривин).Итак, подведем итоги. Одушевленные и неодушевленные существительные обозначают не столько живые и неживые предметы, сколько предметы, осмысливающиеся как живые и неживые. Кроме того, между членами оппозиции “мыслимый как живой / мыслимый как неживой” существует ряд промежуточных образований, совмещающих признаки живого и неживого, наличие которых обусловлено ассоциативными механизмами мышления и другими особенностями мыслительной деятельности человека, например: 1) мыслимый как бывший живым ( мертвец, покойник, усопший и др.); 2) мысленно представляемый живым (русалка, леший, киборг и др.) 3) мыслимый как подобие живого (кукла, пупс, валет, ферзь и др.); 4) мыслимый как совокупность живого (народ, толпа, стая, стадо и др.). Таким образом, категория одушевленности/неодушевленности имен существительных, как и некоторые другие языковые явления, отражает антропоцентрическую установку человеческого мышления, а несоответствие языковой картины мира научному осмыслению является еще одним проявлением субъективного фактора в языке. 1 Степанов Ю. С. Основы общего языкознания. – М., 1975. – С. 130. 2 Милославский И. Г. Морфологические категории современного русского языка. – М.: Наука, 1981. – С. 54. 3 Ицкович В. А. Существительные одушевленные и неодушевленные в современном русском языке (норма и тенденция) // Вопросы языкознания. – 1980. – N4. – С. 85 4 Гак В. Г. Глагольная сочетаемость и ее отражение в словарях глагольного управления // Лексикология и лексикография / Под. ред. В.В.Морковкина. – М.: Рус. яз.,1972 .– С. 68. 5 Аристотель. Физика // Сочинения в 4-х т.-М.:1981. – Т.3. – С. 226. 6 Ицкович В.А. Существительные одушевленные и неодушевленные в современном русском языке:(норма и тенденция) // Вопросы языкознания.-1980.- N4.- С. 96. 7 Чеснокова Л.Д. Местоимения “кто”, “что” и семантика одушевленности-неодушевленности в современном русском языке // Русское языкознание. – Киев: Высш. шк.,1987. – Вып. 14. – С.69-75.