Английская библия и становление стиля метафизической поэзии

На правах рукописи ЕГОРОВА Людмила Владимировна АНГЛИЙСКАЯ БИБЛИЯ И СТАНОВЛЕНИЕ СТИЛЯ МЕТАФИЗИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ Специальность 10.01.03 – литература народов стран зарубежья /западноевропейская литература/ Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук Москва 2009 Работа выполнена на кафедре всемирной литературыфилологического факультета Московского педагогическогогосударственного университета^ Научный консультант:доктор филологических наук,профессор Игорь Олегович ШайтановОфициальные оппоненты:доктор филологических наук,профессор Наталья Александровна Соловьевадоктор филологических наук,профессор Ольга Ивановна Половинкинадоктор филологических наукТатьяна Николаевна Красавченко^ Ведущая организация – Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н.А. Добролюбова Защита состоится «___» ___________2009 года в______часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.10 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119992, Москва, Малая Пироговская ул., д. 1, ауд.____. С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке МПГУ по адресу: 119992, Москва, Малая Пироговская ул., д. 1.Автореферат разослан «____» _________2009 г.Ученый секретарь диссертационного совета А. И. КузнецоваНегласный запрет на изучение религиозной поэзии в советские времена привел к тому, что английскую религиозную поэзию периода Реформации и елизаветинской эпохи мы только начинаем открывать. Вместе с тем эта поэзия относится к так называемому раннему современному периоду (the ‘early modern’ period), и обращение к истокам проясняет многие вопросы и проблемы, в частности, – становления стиля метафизической поэзии. Творимое ею равновесие между мирским и духовным, частным опытом каждого дня и жизнью в ощущении единого начала привлекло английских поэтов и критиков еще в начале XX в. В России английская метафизическая поэзия оставалась практически неизвестной вплоть до 1970-х гг. Особую роль в освоении отечественной научной мыслью творческого наследия английских поэтов-метафизиков сыграли статьи И.О. Шайтанова, статьи, монография, антология «Английская лирика первой половины XVII века» А.Н. Горбунова. А.Н. Горбунов впервые в отечественной практике обратился к изучению религиозной поэзии метафизиков. В этом направлении продуктивно работали В.С. Макаров, Ю.Л. Хохлова, И.И. Магомедова. Метафизической поэзии в американской литературной традиции посвящены докторская диссертация и монография О.И. Половинкиной. За тридцать с лишним лет, прошедших с выхода статьи Р.М. Самарина «Трагедия Джона Донна», стало очевидным, что обращение к религии и религиозной тематике – не индивидуальная трагедия ведущего метафизика. Английская метафизическая поэзия сформировалась в эпоху экзальтированной религиозности. В XVI в. религия и религиозная поэзия были в центре общественного и индивидуального сознания. Перевод Библии на национальные языки стал если не главным, то одним из главных событий, к которому так или иначе оказались причастны все. ^ Цель исследования – рассмотреть становление стиля метафизической поэзии, влияние, оказанное английской Библией на этот процесс. В процессе исследования было необходимо решить следующие задачи:рассмотреть историю перевода Священного Писания, фиксируя внимание на формировании литературного английского и становлении особого – библейского языка;проследить процесс формирования поэтического языка, способного отражать и передавать духовный опыт на примере псалмов – любимого жанра тюдоровцев; выделить черты метафизического стиля в переложениях псалмов сэра Филипа Сидни, графини Пембрук;определить специфику метафизического стиля в поэзии Роберта Саутвелла; показать сущностную поэзию метафизики на примере проповедей и частных молитв Ланселота Эндрюса.^ Актуальность исследования обусловлена тем, что стиль метафизической поэзии явился одной из поэтических доминант первой трети XVII в. и продолжает быть в центре литературной жизни. Тем не менее, как в зарубежном, так и в российском литературоведении открытыми остаются вопросы о его истоках, становлении, преемственности. Актуальность определена также и тем, что анализируемый литературный материал не исследован или лишь вскользь упоминается в отечественных филологических работах. Многочисленные реалии действительности, и прежде всего, принадлежащие сфере словесности и культуры, получившие многомерное, филигранное художественное отображение в метафорических парадигмах метафизиков, диктуют необходимость их включения в контекст литературоведческого осмысления. Исследование выполнено на материале переводов английской Библии и английской ренессансной поэзии. Устанавливая духовные и языковые основы последней, мы обращаемся к переводам псалмов, выполненных крупнейшими английскими поэтами – от сэра Томаса Уайета до сэра Филипа Сидни. По словам И.О. Шайтанова, «любовный экстаз священных текстов заставляет поэтов решать задачи, которые не будут ими забыты при создании собственной лирики, приобретающей “метафизический” характер». Исследование позволяет увидеть связи, существовавшие между поэтами, через них восстановить контекст бытования их творчества и общения. Центральное место занимает сэр Филип Сидни и его круг – «Ареопаг», захваченный общим поиском и спорами о поэзии в эпоху становления национальной литературы.^ Научная новизна исследования проявляется как в выборе темы, так и в аспектах ее рассмотрения. В работе предложен системный подход к переводам Священного Писания на английский язык, взгляд на формирование поэтического языка, отражающего духовный опыт, с разными степенями приближения к земному и небесному, разными мерами искусности и мастерства. Традиция елизаветинской поэзии разработана в широком культурном контексте: от переводов Библии, формировавших в ту эпоху основу литературного английского языка, до метрических экспериментов, в которых осваивался опыт античной классики. В научный оборот отечественного литературоведения введено значительное количество ранее не изученных текстов религиозной поэзии, новые авторы (графиня Пембрук, Роберт Саутвелл, Ланселот Эндрюс), открыты новые грани творчества уже известных авторов (псалмы Сидни).Основные положения исторической поэтики по А.Н. Веселовскому вкупе с представлениями русской филологической школы о литературном процессе составляют теоретико-методологическую основу исследования. Анализ исторического, бытового, культурного, интеллектуального контекстов строится на принципах, разработанных школой «биографии идей» в лице А. Лавджоя и Э. Панофского. Из всего написанного наиболее важными и продуктивными для настоящего исследования стали идеи о метафизической поэзии И. О. Шайтанова, О.И. Половинкиной, Т.С. Элиота, Л.Л. Мартца, Дж. Данкена; о религиозной поэзии – Х. Гарднер, Л.Б. Кэмпбелл, Б.К. Левалски, Р. Тьюв; о литературе XVI в. – Г.Ф. Уоллера, К.С. Льюиса. В последние десятилетия ХХ в. в подходах к XVI в. произошли ощутимые перемены, прежде всего, благодаря исследованиям «новых истористов» и «культурных материалистов» (Г.Ф. Уоллера, Стивена Гринблатта, Алана Синфилда), феминистским и психоаналитическим исследованиям (К.Т. Нили, К. Тевелейт). Канон елизаветинской поэзии, учрежденный Фрэнсисом Полгрейвом в «Золотой Сокровищнице» в 1861 г., был поставлен под сомнение. «Оксфордская книга стихов XVI века», вышедшая в 1932 г. под редакцией Э.К. Чеймберса, в 1991 г. обновлена редакцией Эмриса Джоунса. Внесены изменения в Пингвиновское издание Ренессансной поэзии 1992 г. В этих влиятельных антологиях представлены альтернативные и маргинальные поэтические голоса. Существенно обогатился пласт работ о женщинах-поэтах XVI в. Достижения современной мировой мысли определяют необходимость восполнения пробелов, объективно существующих в отечественной англистике. Образный и концептуальный строй мысли и поэзии елизаветинской эпохи много изощреннее и богаче, чем это представлялось или разрешено было показать советским исследователям и переводчикам. Современные публикации журналов «Вопросы литературы» и «Новое литературное обозрение» приобщают к дискуссиям о наиболее влиятельных направлениях западной мысли, но значительный пласт качественных исследований у нас не освещен, умные и искусные комментарии не усвоены. Для отечественного литературоведения религиозная, или духовная поэзия по-прежнему остается относительно новым предметом изучения. «Литературная энциклопедия терминов и понятий» не говорит о религиозной поэзии, но останавливается на специфичной для русской литературы духовной поэзии. Энциклопедическая статья «Духовная русская поэзия» возводит этот литературный жанр к «Псалтири рифмованной» (1680) Симеона Полоцкого и творчеству М.В. Ломоносова. В определении духовной поэзии автор опирается на формулировку Л.В. Пумпянского, писавшего о том, что «язык псалмов дал в русском поэтическом языке особую поэтику, ясно различимую от общелитературной, но также ясно отличимую от церковного языка». Размышления Х. Гарднер о религиозной поэзии стали определяющими для нашего исследования. В лекциях «Религия и трагедия», «Религия и поэзия» Х. Гарднер справедливо подчеркивала, что ни понятие религии, ни понятие поэзии не остаются неизменными на протяжении истории. Именно в изменчивости – в вариациях от века к веку в этих понятиях и их взаимодействии лежит интерес и ценность изучения так называемой религиозной поэзии. Ее главным отличительным знаком Х. Гарднер считала откровение: это поэзия, относящаяся к откровению и человеческому отклику на откровение (являющее себя и принимаемое с благоговением и благодарностью). Особый интерес и особая красота религиозной поэзии, по Х. Гарднер, заключается в том, что поэт, пишущий как религиозный человек, сознательно принимает на себя ограничения. Он пишет как преданный идее человек, и эта приверженность, даже если не оговорена, подразумевается. Х. Гарднер подчеркивала, что подобное определение религиозной поэзии не ставит знака равенства между религиозной поэзией и христианской, и тем не менее большинство в английской религиозной поэзии, а в XVI в. все оказывается христианским. Это время было исключительно благоприятным для религиозной поэзии.^ Положения, выносимые на защиту:Переводы Священного Писания формировали основу литературного английского языка и особый – библейский язык.Черты метафизического стиля явлены в переложении псалмов сэра Филипа Сидни, причем во многом они обусловлены самим Писанием. Псалмы Мэри Сидни, графини Пембрук важны для становления метафизического стиля. Английский язык, мышление, поэзию активно приобщали к метафизике Роберт Саутвелл и Ланселот Эндрюс. Джон Донн с его «юридическим» умом расширил сферы и эмоциональный диапазон поэзии, «заземлил» метафизику, сделал ее отправной точкой для своих поисков.^ Теоретическая значимость исследования состоит в том, что в нем установлены духовные и языковые основы английской елизаветинской поэзии с опорой на видение процесса становления библейского языка в ходе многовековой практики перевода английской Библии; выделены авторы, оказавшие существенное влияние на формирование стиля метафизической поэзии, рассмотрена их религиозная поэзия; обозначена эволюция перевода псалмов, что расширяет представление о религиозной поэзии в целом и творчестве каждого из обращавшегося к псалмам, в частности; в научный обиход введен новый историко-культурный материал; в литературоведческий контекст введена сфера религиозной поэзии. ^ Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее материалы и результаты могут быть использованы при дальнейшем изучении ренессансной литературы и литературы в целом, при коррекции и дополнении учебных и справочных изданий, в разработке вузовских курсов и спецкурсов по истории английской и всемирной литературы, истории перевода. ^ Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры всемирной литературы МПГУ, на Пуришевских чтениях, в «Шекспировской мастерской» XIX Пуришевских чтений (Москва, 2007), на семинаре по изучению метафизического стиля в ходе международной научной конференции «Художественный текст и культура» (Античность и христианство в литературах России и Запада. Владимир, 2007), на семинаре по проблемам метафизического стиля в ходе ХII международной конференции Российской ассоциации преподавателей английской литературы (Жанр и его метаморфозы в литературах России и Англии. Владимир, 2009) и др.^ Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка, насчитывающего 278 наименований. Общий объем 356 страниц.^ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫВо введении обоснованы актуальность и научная новизна, сформулированы цель и задачи, намечен круг проблем для решения в ходе исследования.В первой главе диссертации рассмотрена «История перевода Священного Писания на английский язык». В пяти параграфах («Древний период», «Среднеанглийский период. Допечатный период Предреформации», «Реформационные переводы», «Переводы елизаветинских времен», «Библия короля Якова») очерчен путь, пройденный национальным языком в течение веков.В древности Писание настолько священно, что о нем или поет душа (поэтические переложения, и одно из них – Кэдмона из Уитби), или в рукописи вписываются глоссы, приобщающие к пониманию сакрального текста на латыни. Известная как «Псалтирь Веспасиана» рукопись VIII в. содержит самый ранний (относящийся к середине IX в.) перевод такого типа. В целом форма подстрочных глосс неизбежно является жесткой и не учитывает особенностей принимающего языка: назначение глосс функционально – послужить пониманию латыни.Позднее духовная аристократия нарушает табу: позволяет себе вносить небольшие изменения, добавления, пояснения в попытке донести смысл Писания до подданных или паствы. Здесь мы имеем дело уже с переводами-адаптациями. Первую попытку создания более свободной, нежели глоссы, англосаксонской версии Псалтири предпринимает, по-видимому, король Альфред (годы правления 871/2–901). Согласно Уильяму из Малмсбери, он берется за перевод Псалтири, но, «едва завершив первую часть», умирает. Вопрос, не этот ли перевод представляет собой версия первых пятидесяти псалмов в двуязычной Парижской псалтири XI в., самой ранней из сохранившихся попыток переложения части Писания на древнеанглийский, остается спорным. Еще две попытки создания переводов-адаптаций относятся ко второй половине Х в. и связаны с так называемой бенедиктинской реформой. Это полный перевод Евангелий, известный как «Западносаксонские Евангелия» (Wessex Gospels, West Saxon Gospels) и дошедший до нас в шести родственных рукописях, ни одна из которых не является исходной. Судя по диалекту, версия создана на юго-западе Англии, в нынешнем Уэссексе. В диссертации приведены их перечень и краткое описание. В конце Х в., но независимо от Евангелий осуществляется перевод Ветхого Завета, известный как «Древнеанглийское Семикнижие» (The Old English Heptateuch). Сохранилось две рукописи полного текста и семь рукописей, содержащих части этого труда. Один из переводчиков (если их было несколько) – знаменитый своей ученостью Эльфрик, сначала монах, позднее аббат, учитель, проповедник, переводчик (Abbot Ælfric of Eynsham, 955–1020). Эльфрик озвучил раздумья относительно целесообразности перевода Писания на национальный язык. Он хорошо знал, насколько глубок духовный смысл Писания, и выражал тревогу по поводу перевода для мирян и последствий их непосредственного доступа к Священному Писанию. Тревожила его и проблема неученых священников, полагавших, что знания азов латыни достаточно для того, чтобы учить Библии. Как церковное лицо Эльфрик обостренно чувствовал ответственность за точное следование глубинному смыслу. Как священник, наставлявший паству, знал о необходимости быть понятным каждому. Как опытный учитель и превосходный грамматист он не мог не быть прагматиком. Переводчику, если он действительно переводит, а не работает над глоссами, неминуемо приходится брать на себя ответственность за моменты интерпретации, прояснения смысла. После Эльфрика переводы Библии прекращаются: Британия погружается в «темные века» норманнских завоеваний. Пройдя виток древнеанглийского этапа – поэтические переложения, межстрочные глоссы к латыни, переводы-адаптации, библейский перевод выходит на следующий уровень.Средневековый виток тоже начинается с метрического парафраза, но теперь он ориентирован на то, чтобы стать частью богослужения. Один из самых ярких примеров – «Ормулум» (Ormulum, ок. 1215 г.) августинского монаха Орма, где ритмизированный перевод отрывков из Евангелий и Деяний Апостолов сопровожден комментарием. К середине 1330-х гг. над Псалтирью работал мистик Ричард Ролль из Гемпола (ум. в 1349 г.). «Английская псалтирь» – первое в ряду его английских сочинений, сложное художественное целое религиозно-дидактического характера, включающее в себя пространный пролог, латинский текст и его перевод на йоркширский диалект среднеанглийского в сопровождении комментария. В собственно переводе можно усмотреть своеобразный аналог глоссам. Псалмы на латыни для Ролля – воплощение совершенства божественного письма. Цели создания английского эквивалента совершенству латыни он перед собой не ставил, но желал помочь приобщиться написанному. Он чувствовал себя ответственным за исполнение своеобразного путеводителя для тех, кто не знал латыни. Ролль подчеркивал, что в переводе, насколько это возможно, следовал букве, не находя же точного английского эквивалента, стремился к передаче сути. Исследователи справедливо обращают внимание на его несомненную способность к созданию лаконичных выразительных конструкций. Для комментария характерна «орнаментальность»: склонность к аллитерации, ритму, антитезам, метафорам. Очарованному красотой мистику удается донести ее и на родном языке. Глоссы перерастают себя, и звучит «легкий, привычный, в наибольшем согласии с латынью» английский (среднеанглийский).В Предреформацию перевод демократизируется, беря курс на постижимость и понятность текста. Британские медиевисты отмечают, что из всех персоналий средневековья Джону Уиклифу (John Wycliffe/Wyclif/Wiclif, ок. 1330?–1384) посвящено наибольшее количество биографических работ. Его справедливо называют «любимым сыном Оксфорда» и «отцом английской прозы» (с заглавных букв: the Father of English Prose), «великим полемистом» и «предтечей пуританизма». Для Уиклифа Библия – единственный авторитет в делах веры. И на латыни, и на английском он настаивал: все люди вправе читать Библию, причем читать на том наречии, на котором они лучше всего ведают учение Христово. При этом исследователи справедливо отмечают, что «Библия Уиклифа» – это неправильное словоупотребление (a misnomer), во-первых, потому что собственно Уиклифу в переводе принадлежала далеко не центральная роль (Библия переведена вдохновленными им людьми), во-вторых, имеются две отличные друг от друга редакции перевода. Первая редакция начата Николасом Херфордским (^ Nicholas of Hereford, a canon of the Abbey of St Mary of the Meadows), одним из последователей Уиклифа, с успехом проповедовавшим в Оксфорде в мае-июне 1382 г. В рукописи запись обрывается на Книге пророка Варуха 3:20, далее – другой почерк. Эта редакция – практически дословная передача латинской Вульгаты. Буквальность, как подчеркивала М. Динсли, – в соответствии с концепцией Уиклифа, относившегося к Библии как кодификации Закона Божьего в юридическом смысле слова и настаивавшего на дословной передаче Закона на переводных языках. Так, вопреки строю английского языка сохранен латинский порядок слов, латинские фразеологизмы дословно воспроизведены на английском, латинские причастия переданы причастиями и на английском.Менее тяжеловесный перевод сделан другим последователем Уиклифа – Джоном Первеем (^ John Pervey) ок. 1388 г. Вторая редакция порывает с традицией буквальной латинской идиоматики и задействует строй родного языка. Первей считал, то наилучшим для сохранения чистоты и ясности смысла является буквальный перевод, но когда буквализм препятствует передаче смысла, от него следует отказаться. Вывод обусловлен конкретными наблюдениями за грамматическими конструкциями и осознанием необходимости внесения изменений для ясности на английском. Первею очевидно, что в переводе нуждаются не только слова, но и грамматический строй. При успешном осуществлении задач зависимость от латыни сменится естественностью английского. Вторая редакция предварена «Общим прологом» (^ General Prologue), написанным в 1395/96 г., в пятнадцатой главе которого изложены теоретические принципы, взятые за основу работы. По Первею, наилучший перевод – не просто следование словам, но перевод смысла предложения («the best translating out of Latin into English is to translate after the sentence and not only after the words»). Последнее уточнение («аfter the words») имеет терминологическое значение, предполагающее, во-первых, перевод одного латинского слова одним английским, во-вторых, точное следование порядку слов. Согласно Прологу, результат этого «наилучшего перевода» – аналогичная латыни или бóльшая ясность смысла на английском без отступления от буквального значения («the sentence is as open or opener in English as in Latin, and go not far from the letter»). За принципом большей открытости/ясности смысла перевода в сравнении с исходным текстом – последовательная и четкая позиция Предреформации в пользу постижимости/понятности текста.Реформация открывает новые горизонты: перевод осуществляется с языков-первоисточников на понятный каждому английский в максимальной близости к оригиналу с учетом совершающихся открытий в стремительно развивающейся библеистике. Английским первопроходцем стал Уильям Тиндейл (William Tyndale, 1494/5?–1536). Прежде чем стать мучеником, он успел перевести более половины Библии: весь Новый Завет, Ветхий Завет до конца Второй Книги Паралипоменон и Книгу пророка Ионы (часть его версии – от Книги Иисуса Навина до Второй Книги Паралипоменон – войдет в состав Библии Мэтью). Тиндейл не сомневался относительно превосходства английского над латынью в качестве лингвистического средства для передачи Писания: «Нам скажут, что Библия непереводима на наш язык, так он груб. Но не столько он груб, сколько они притворщики и лжецы. Греческий язык в большем согласии с английским, чем с латынью. И свойства древнееврейского в тысячи раз лучше согласуются с английским, чем с латынью. Сам строй языков похож, так что во многих местах не требуется ничего, кроме как переводить на английский – слово за словом, в то время как с латынью нужно потрудиться, чтобы удачно перевести – достичь свойственных древнееврейскому благодати и сладости, смысла и чистоты понимания». Тиндейлу, прошедшему школу университетской риторики, удавалось соответствовать и греческому Нового Завета (он написан на народном языке), существенно отличавшемуся от классического греческого. Ясность, разговорность, «домашность» – характерные черты перевода Тиндейла, отмечавшего простоту и приземленность языка Писания. Тиндейл ценил и любил духовность буквального значения: «Бог – дух, и все слова Его духовны. Его буквальное значение духовно». Тиндейл предельно аккуратен по отношению к оригиналу. Он не откажется от древнееврейских повторов, пусть по-английски они и могут показаться избыточными: «And the land which I gave Abraham and Isaac, will I give unto thee and unto thy seed after thee will I give it also» (И землю, которую Я дал Аврааму и Исааку, Я дам тебе, и семени твоему после тебя Я дам ее тоже). Никогда не жертвует конкретностью оригинала: скажет именно «семя», не «потомство». Сохраняет и оригинальный порядок слов, пусть не характерный для родного языка, но – благодаря Тиндейлу и следующим ему – он станет чертой библейского английского. При верности оригиналу ощутима забота о читателях: Тиндейл предпочитал договаривать, выявлять имплицитное языка-первоисточника. Возможно, одним из лучших свидетельств качественности перевода Уильяма Тиндейла является тот факт, что несмотря на бесконечные обвинения современников в извращенности перевода, назвать «конкретные ошибки» удалось лишь сэру Томасу Мору. Для него, воспитанного на благозвучии латинской Вульгаты, приземленность и «деспиритуализация» версии Тиндейла были неприемлемы, хотя вступление в полемику едва ли обусловлено собственным желанием: Мор получил задание прочесть «еретические книги» и подвергнуть их основательной критике. В 1529 г. вышел «Диалог о ересях» Т. Мора (A Dyalogue of Syr Thomas More, Knyghte, wherein be treatyd divers matters, as of the Veneration and Worshyp of Ymages and Relyques, praying to Sayntys, and goyng on Pylgrymage, wyth many othere thyngs touchying the pestylent Sect of Luther and Tyndale, by the tone bygone in Saxony, and by the tother labouryd to be brought into England). В 1531 г. Тиндейл выпустил «Ответ на Диалог сэра Томаса Мора» (An answere vnto Sir Thomas Mores dialoge made by Willyam Tindale. First he declareth what the church is, and geveth a reason of certayne wordes which Master More rebuketh in the tra[n]slacion of the newe Testament. After that he answereth particularlye vnto everye chaptre which semeth to haue anye apperaunce of truth…), вынуждая его к продолжению полемики. В 1532 г. последовало «Опровержение Тиндейла» (The cofutacyon of Tyndales answere made by syr Thomas More knyght lorde chaucellour of Englonde).Каждое утверждение Уильяма Тиндейла сэр Томас Мор рассматривал как своеобразный трамплин для критики реформаторской доктрины. Читателю постоянно напоминалось, что Тиндейл не прав как относительно разбираемого конкретного положения, так и в целом, и что истина, безусловно, на стороне старой религии и ее приверженцев. Для Мора неприемлемы протестантский упор на центральность Писания и ренессансная устремленность к соответствию оригиналу, этимологическому восстановлению апостольского христианства в его первоначальных формах. На момент начала полемики Тиндейл перевел только Новый Завет, перевел с греческого, не с латыни, и в этом заключалась его главная вина, согласно Мору, для которого верный перевод – это перевод с Вульгаты: любой другой вел к подрыву прерогатив папства и Римской католической церкви. Греческий термин «ἐκκλησία» («ekklesia») Тиндейл перевел словом «congregation», а не «church»; в результате многие новозаветные отсылки, которые рассматривались как утверждавшие институт церкви, начали восприниматься как относившиеся к местным собраниям верующих. Тиндейлу важно, что, скажем, апостол Павел в Посланиях обращался именно к общинам, а не к институту церкви, священству. Греческое слово «πρεσβύτερος» («presbyteros») Тиндейл перевел сначала как «senior»/«старший», а с 1534 г. заменил на «elder»/«старейшина». Тиндейла трудно представить ссылающимся на боговдохновенность переводческих решений; он открыт для критики и прагматичен: «По правде говоря, “senior” – не самый замечательный английский, хотя в университетах говорят “senior” и “junior”, но в то время ничего лучшего мне в голову не пришло. Однако позже я почувствовал ошибку – и задолго до того, как мистер Мор указал ее мне, и исправил во всех последовавших работах на “elder”». По его мнению, слово «priest» (оно останется в английском языке для католических священников, «пресвитер» сохранится в этой форме в Шотландии и распространится в протестантской церкви) должно употребляться только при переводе греческого термина «hiereus», используемого в Новом Завете исключительно в отношении еврейских или языческих священнослужителей, ответственных за приношение жертвы. При переводе слова «ἀγάπη» («agape») выбор Тиндейла – «love»/«любовь». Мору это слово, не обладавшее традиционными теологическими значениями и имевшее весьма нежелательные дополнительные, казалось слишком опасным. Суть разногласия здесь не столько в переводческой альтернативе – «love»/«сharity» («любовь»/«милосердие»), сколько в вопросе о спасении: совершается оно верой единою или верой и благими делами. Проповедь спасения sola fide, по мнению Мора, ведет к подмене добродетели милосердия «просто любовью». Мор возражал против перевода «μετανοέω» как «repent» – «раскаяться» (изменить сознание), желая отражения в слове католических коннотаций: «do penance» – «принести покаяние, исполнить епитимью». Еще два критикуемые им момента (переводы «χάρις» как «grace», а не «favour», «ἐξομολογέω» – «acknowledge», а не «confess») неприемлемы все по той же причине: за ними – прерывание связи с церковной традицией. И хотя с формально-лингвистической точки зрения слова, использованные Тиндейлом, безупречно передавали значения слов оригинала, прагматический смысл текста кардинально менялся. Полемика превосходно демонстрировала остроту ума противников и их исключительную тонкость восприятия родного языка. Когда разрыв Англиканской Церкви с Римом достиг кульминации, он оформился и на лингвистическом уровне, и эти шесть слов Тиндейла стали характерной принадлежностью протестантской версии Библии. Полемика с Мором способствовала дальнейшей тщательной работе Тиндейла со словом; кроме того, библеистика стремительно уходила вперед; в результате Тиндейл пересмотрел перевод Нового Завета и внес около пяти тысяч поправок. В 1534 г. вышло новое издание (The newe Testament, dylygently corrected and compared with the Greke by Willyam Tindale); следующее – и снова с изменениями – в 1535 г. (The New Testament yet once again corrected by William Tyndale). Говоря о версии Нового Завета Тиндейла как об основании английской Библии, имеется в виду этот – финальный вариант. В диссертации обращено внимание и на расхождения Тиндейла и Мора на уровне синтаксиса, ибо переводы в XVI в. формировали прозаический стиль. Построение сложных предложений в первой половине века – больной вопрос: пишущий подчас утрачивал контроль над придаточными, и некоторые предложения простирались на сотни слов. Ренессансному переводчику было свойственно расширять текст или, наоборот, что-то опускать в соответствии с собственным вкусом и предполагаемым вкусом читателей. Для Тиндейла характерно воспроизведение синтаксиса, максимально приближенное к первоисточнику. Он непременно сохранял повторы, имеющие семантическую или стилистическую значимость. Эмоциональность его письма и соответствовавшие стилевые черты ассоциировались Мором с протестантизмом, использование исконных ресурсов относилось им к нечистым инструментам подрывной деятельности. Сам Мор предпочитал культивировать «превосходящий стиль», ориентированный на латинские модели. Дж. А. Джи, первый из ученых ХХ в. подвергший стилистическому анализу английские писания Мора, обратил внимание на то, что именно Мор ввел как основу ученого стиля на родном языке своеобразный гибридный тип предложения, сочетавший латинскую неспешность развертывания частей с английской последовательностью. Насколько успешна была моровская попытка гибридизации и не вела ли она к перегруженности предложения из-за многочисленности вставок? А.И. Тафт в Предисловии к изданию «Апологии», позднему оригинальному труду Мора, убедительно говорил о негативном влиянии латинизмов и повторах в поздней английской прозе Мора. В 1831 г. сэр Джеймс Макинтош отмечал: «В компоновке и сочетании слов, фразеологии и типичных приемах композиции он (Мор. – Л.Е.) существенно разнился в стиле, превалировавшим в Англии на протяжении более двух столетий. Казалось, он постоянно экспериментировал с манерой выражения, пытаясь уловить формы развития языка. В этой попытке он нередко терпел поражение Структура его предложений часто не соответствует той, к которой в конце концов пришел английский». Нас интересуют не столько победители и побежденные (еще К.С. Льюис отмечал, что в Тиндейле и Море не следует видеть противников: их войны давно окончены; любому разумному человеку нужны оба), сколько сам поиск. Продуктивность эксперимента сэра Томаса Мора сомнений не вызывает. Достаточно обратиться к англиканскому служебнику – «Книге общей молитвы», чтобы убедиться, насколько дополняют друг друга исконно английские и латинские черты и какое высокое звучание приобретает этот органичнейший из «гибридов». И вместе с тем именно Уильям Тиндейл определил демократизм перевода (Библия должна говорить на понятном языке), обогатил английский язык и мышление чертами греческого и семитского духа. Непосредственную прямоту, магическую простоту выражений Тиндейла отмечают все о нем пишущие. Следовавшие за ним переводы не претендовали на кардинальный отход: речь шла, прежде всего, о завершении им начатого.Переводу Майлса Кавердейла (^ Miles Coverdale, 1488–1569) принадлежит честь быть первой полной английской печатной Библией (вышла в октябре 1535 г.). В отличие от Тиндейла, Кавердейл не владел языками-оригиналами. В заглавии указано, что перевод осуществлен с немецкого и латыни: «The Bible: that is, the holy Scripture of the Olde and New Testament, faithfully and truly translated out of Douche and Latyn into Englishe». Общее место всех работ, ему посвященных, это недостатки перевода по причине незнания оригинальных языков и компиляторство (в Новом Завете, Пятикнижии, Книге Ионы очевидны заимствования из Тиндейла). На наш взгляд, в первом обвинять Кавердейла неблагодарно: он ощущал собственное несоответствие миссии переводчика Писания (в предварявшем перевод «Обращении к христианскому читателю» отмечал, как трудно было браться за превосходивший его силы труд), но брал ее на себя, ибо по смерти Тиндейла не было никого более подходящего для ее исполнения. Обвинение в компиляторстве не менее странно: Кавердейл отдавал себе отчет в разности масштабов дарований и делал все от него зависящее, чтобы завершить то, что превосходившему его не удалось, используя все им сделанное.Самым проницательным в разговоре о Кавердейле остается К.С. Льюис с мыслью о том, что «быть может, Кавердейл единственный, кто при выборе выражений подошел ближе всех к руководству вкусом. К этому вели как его недостатки, так и особенности. Из всех переводчиков он наименее учен. Среди таких людей как Эразм, Тиндейл, Мюнстер, иезуиты Реймса, он как байдарка среди боевых кораблей. Это давало ему своеобразную свободу. Будучи не в состоянии судить о конкурирующих интерпретациях, возможно, полуосознанно он был ведом вкусом при выборе и комбинировании. К счастью, вкус у него был восхитительный». Псалтирь в его переводе (редакция 1539 г. для Большой Библии) до сих пор используется в «Книге общей молитвы». К 1537 г. Томасу Кранмеру и Томасу Кромвелю удалось убедить Генриха VIII дать свое высочайшее одобрение идее создания и широкого распространения английской Библии, и в этом же году выходит так называемая Библия Мэтью: «The Byble, which is all the holy Scripture: in whych are contayned the Olde and Newe Testament, truly and purely translated into Englysh by Thomas Matthew». «За Мэтью стоят Тиндейл плюс Кавердейл плюс в очень небольшой степени Роджерс», – кратко формулировал доктор Мозли. Джон Роджерс, принявший мученическую смерть в 1555 г., в свое время был сотрудником Тиндейла. Здесь он выступал в роли редактора. По существу, текст данной версии – переводы Тиндейла (опубликованные Пятикнижие Моисея, Новый Завет 1535 г. и остававшиеся до сих пор не напечатанными книги Ветхого Завета: от Книги Иисуса Навина до Второй Книги Паралипоменон) и Кавердейла (части Ветхого Завета от Книги Ездры до Книги пророка Малахии и Апокрифы). Роджерс максимально восстановил сделанное Тиндейлом.Версия Мэтью не стала тем ожидаемым вариантом, который бы удовлетворил большинство, и Томас Кромвель обратился к Кавердейлу с просьбой о пересмотре. Как отмечал К.С. Льюис, в определенном смысле Кавердейл стал правительственным переводчиком: его просили о ревизии как его собственных версий, так и трудов других; причем необходимость изменений была обусловлена официальной политикой данного момента. Льюис подчеркивал, что Кавердейла «не нужно обвинять в неискренности. У него не было достаточно знаний, чтобы иметь твердую почву под ногами для принятий решений, к какой из лежащих перед ним на столе версий-интерпретаций следует склониться: незнание в определенном смысле позволяло ему приспосабливаться к требуемому». В ходе работы над Библией Мэтью французский комментарий, вызывавший наибольшее неодобрение, был исключен. Порядок книг Нового Завета изменен с Лютерова на Эразмов. В а