Анри Труайя Екатерина Великая

Анри Труайя Екатерина Великая Аннотация: Анри Труайя – известный французский писатель и историк – за свою долгую творческую жизнь написал около сотни томов, и почти половина из них посвящена России. В его книге о царствовании Екатерины Великой описаны важнейшие политические и культурные события ее правления, а также наиболее яркие эпизоды бурной личной жизни. Это правдивое и увлекательное повествование о страстной женщине и мудрой правительнице, к которой Вольтер обратился со словами: “… Вы не северное сияние, вы – самая блестящая звезда Севера, и никогда не было светила столь благодетельного!”^ Анри Труайя Екатерина Великая Глава I Фикхен 1Ждали сына. Родилась дочь. Будущая императрица России Екатерина II появилась на свет 21 апреля 1729 года в Штеттине, главном городе герцогства Померания. Имя ей дали София Фредерика Августа.Ее мамаша, юная Иоганна Елизавета, была очень расстроена, что родилась девочка, и редко склонялась над колыбелькой. И вообще считала, что с ее красотой и манерами она могла бы занять более высокое положение. Ведь она, урожденная Гольштейн Готторп, принадлежит к герцогскому дому Гольштейн Готторпскому, старшая ветвь которого может претендовать на шведскую корону.2 Вместо блестящего взлета, о котором она так мечтала, приходилось довольствоваться весьма скромной партией. Не спросив ее мнения, семейство выдало Иоганну Елизавету за князя Христиана Августа Анхальт Цербстского, который был старше ее на двадцать лет. Он и на самом деле невелика персона, один из бесчисленных малоизвестных и небогатых князьков, которых в расчлененной Германии XVIII века расплодилось великое множество. Генерал майор прусской армии – славный малый, любитель порядка, экономии и молитвы, очень нежен с Иоганной, но ей этого мало. Она мечтает о светской жизни, придворных интригах и не может смириться с унизительным однообразием гарнизонного существования в захолустье. К счастью, вскоре после рождения Софии семья перебирается в замок Штеттина. Следующее радостное событие – через год у Иоганны родился мальчик. Бог услышал ее молитвы! На сына обрушивается вся материнская гордость и нежность, которых была лишена дочь. Еще крошечной девочкой София страдает от того, что младшему братику уделяется больше внимания, чем ей.3Сперва детьми занимаются кормилицы, но вскоре их сменили гувернантки. В замке не хватает даже простыней, однако семейству удается в главном держаться на уровне своего статуса. Семью обслуживают наставники, учителя танцев и музыки, слуги с не вполне определенными функциями, фрейлины и камергеры. Поскольку Анхальт Цербсты – князья, несмотря на бедность и невысокий ранг, необходимо, чтобы младшее поколение приучалось вести себя, как принято в европейских дворах. Как только дети начинают ходить, не путаясь в одежде, их учат раскланиваться и благоговейно лобызать полы одежды высокопоставленных особ. Иоганна очень рано вводит свою дочь в салоны. Возит ее с собой по балам, банкетам и маскарадам, которые устраивались в знатных домах округи. Несмотря на детский возраст, одевают ее, по обычаю того времени, в платья взрослого покроя, и Фикхен, как звали Софию в семье, скоро начинает удивлять окружающих живым умом и находчивыми ответами. В платье с фижмами и декольте на плоской груди, с угловатыми руками, торчащими из облака кружев, с напудренной головой она предстала однажды на приеме перед королем Пруссии Фридрихом Вильгельмом I; нимало не смутившись, она отказывается приложиться губами к поле одеяния августейшей особы. «У него такой короткий камзол, что я не достаю до края!» – восклицает она в оправдание. Король с важностью делает замечание: «Девочка невоспитанна!» А ей от роду всего четыре года. Из этого эпизода Иоганна делает вывод, что дочь ее бунтарка, гордячка и никогда ничего не будет бояться. По ее мнению, с этой чертой характера ребенка надо бороться, ведь будущее девочки зависит от замужества, а в нем главное – послушание. Мамаша все более нетерпима по отношению к Фикхен и все нежнее относится к сыну. «Меня едва терпели, – напишет впоследствии Екатерина в своих „Мемуарах“, – очень часто сердито и даже зло отчитывали, причем не всегда заслуженно».4 И далее: «Отца своего я видела редко, и он почитал меня за ангела; мать же мало занималась мною».Холодность матери, отчужденность отца (он такой важный, строгий, вечно занятый!) пробуждают в ней потребность быть любимой. Эта жажда любви и обожания обостряется тем, что она считает себя дурнушкой. В раннем детстве она болела гнойничковым лишаем, и ей пришлось неоднократно состригать волосы, чтобы избавиться от коросты на голове.В семь лет она чуть не умерла от воспаления легких. Когда выздоровела и смогла подниматься с постели, обнаружилось сильное искривление позвоночника. «Правое плечо у меня стало выше левого, позвоночник пошел зигзагом, а в левом боку образовался выем». Врачи объявили, что не могут исправить это загадочное искривление. Позвали костоправа. Им оказался не кто иной, как палач города Штеттина. Без колебаний сей ужасный человек приказывает, чтобы каждый день в шесть часов утра к больной приходила девственница и натощак своей слюной растирала бы ей плечо и спину. Затем он изготовил корсет, который Фикхен носит и днем и ночью и снимает лишь во время смены белья. Это мучение длится без малого четыре года. И вот к одиннадцати годам спина ее выпрямляется, здоровье улучшается, и она чувствует себя поздоровевшей и повеселевшей.Однако, хотя фигура ее выпрямилась, лицо остается некрасивым. С длинным носом, заостренным подбородком, тощая, «как драная кошка», она понимает, что с такой внешностью ей трудно будет найти жениха. Вместе с тем замечает, что блеск глаз и острота ума привлекают ее собеседников, быть может, больше, чем красивое лицо с правильными чертами. Это подталкивает ее к чтению и усердной учебе. И тут огромное влияние на нее оказывает гувернантка Элизабет, она же Бабет Кардель. Эта француженка, дочь гугенота, укрывшегося в Германии после отмены Нантского эдикта, знала, по мнению девочки, «почти все, никогда и нигде не учившись». В своих «Мемуарах» София не скупится на похвалы в ее адрес: «Это был образец благочестия и мудрости, душа ее была возвышенна, природный ум образован, а сердце от рождения золотое; она была терпелива, добра, весела, справедлива и постоянна…» Восхищение Бабет сохранится у Фикхен на всю жизнь, и уже в старости она напишет Вольтеру, что гордится званием «ученицы мадемуазель Кардель».Учеба проходила очень разнообразно. Так, в перерыве между двумя диктантами Бабет могла, например, провести беседу, в ходе которой дать Софии совет не вытягивать вперед подбородок. «Она с юмором говорила, что он у меня слишком заострен и что, вытягивая его вперед, я рискую уколоть им прохожего». Мадемуазель Кардель оттачивает ум своей ученицы в непринужденной форме, дает ей читать Корнеля, Расина, Мольера, Лафонтена. Изо дня в день прививает любовь к французскому языку, без знания которого в ту эпоху не мог обойтись ни один дворянин. Она развила в девочке резвость ума, непосредственную веселость, умение писать письма и беседовать в приподнятом духе. Влияние ее на Фикхен очень сильно. Возможно, из за контраста девочка невзлюбила своего преподавателя немецкого языка, медлительного педанта Вагнера. Временами ей кажется, что ее родной язык – язык Парижа, а не Штеттина. Разумеется, у нее есть немало других наставников, в том числе лютеранский пастор Дове, приобщающий ее к религии и преподающий азы вероисповедания. Но вместо того чтобы просто напросто заучить урок, девочка хочет все понять и задает преподавателю обескураживающие вопросы. Почему такие доблестные люди, как Тит или Марк Аврелий, были прокляты из за того лишь, что не признали Божественное откровение? Как выглядел первоначальный хаос? Что имеется в виду под обрезанием? Как согласовать бесконечную благодать Господню и ужасные мучения Страшного суда? Пастор сердится, отказывается отвечать, грозит ученице розгами, и тут срочно вмешивается Бабет Кардель и разгоняет тучи. Больше всего пастора беспокоит стремление девочки найти разумное объяснение религиозным догмам. Он усматривает в этом признак гордыни. Но это единственный ее недостаток, в остальном его ученица скромна, прилежна, обладает отличной памятью и способна усваивать все знания подряд. Единственный из наставников, кто разочарован в Фикхен, это учитель музыки. У нее абсолютное отсутствие музыкального слуха и полное безразличие к самым прекрасным мелодиям. Эта обидная черта сохранится у нее на всю жизнь. «Для моих ушей, – скажет она впоследствии, – музыка почти всегда не более чем шум».После усердных занятий с мадемуазель Кардель ей неудержимо хочется выпустить наружу накопившуюся энергию. В отличие от других девочек ее возраста она не любит играть в куклы. Ее раздражает сюсюканье над раскрашенной деревяшкой, изображающей ребенка, и вовсе не привлекает роль маменьки возле детской кроватки. Интересует же ее все, что связано с движением и активными действиями. Родители, хотя и княжеского рода, позволяют ей приглашать детей местных богатых горожан. И тогда двор сурового штеттинского замка оглашается детским криком и смехом. Порою вся ватага выбегает на улицу. Фикхен обожает игры, где надо применять силу. Ей даже случалось охотиться на птичек! Эта выдумщица, непоседа и мальчишница с удовольствием командует своим маленьким войском. И товарищи дружно признают в ней вожака.Но еще больше, чем эти забавы, любит она путешествия. Матушке ее, мечтающей о светских развлечениях, так надоело сидеть в Штеттине, что она под любым предлогом готова поехать вместе с мужем и детьми куда угодно. Ведь в Германии столько семейств, находящихся в родстве с Анхальт Цербстами и Гольштейн Готторпами! Приглашения сыплются со всех сторон. И они посещают один замок за другим: Цербст, Гамбург, Брауншвейг, Ойтин, Киль и даже Берлин. Повсюду их благосклонно принимают родственники, повсюду – необходимый комфорт и привычная атмосфера придворных сплетен. Из обрывков бесед Фикхен узнает о генеалогии европейских королей и князей. У нее впечатление, что она входит в обширное братство, кровные узы которого не знают границ.Эта маленькая германская принцесса чувствует себя ближе к какому нибудь неведомому шведскому принцу, чем к немецкому простолюдину из соседнего дома. Еще до появления первых знаков судьбы она чувствует, что ей предстоит вращаться в мире тех, кто повелевает, а не тех, кто подчиняется. Призвание ее проявляется задолго до удобного случая. В 1739 году родители повезли ее в Киль, чтобы участвовать в празднике, который устраивал двоюродный брат ее матери, Адольф Фридрих Гольштейн Готторпский.5 Иоганна горда тем, что принадлежит к одной из знатных фамилий Германии, и каждый раз, когда оказывается среди своих, еще острее переживает посредственность своего супружеского союза. Поверхностная и напыщенная, она с бьющимся сердцем наблюдает, как десятилетняя дочь ее обменивается несколькими словами с юным Карлом Петром Ульрихом Гольштейнским, про которого говорят, что он один из возможных претендентов на трон Швеции или России.А мальчик, на год старше Фикхен, – болезненный и уродливый замухрышка. Беседовать с ним неприятно. Он ничего не читал и интересуется только военными играми. Но он – внук Петра Великого. Это обстоятельство придает ему некий ореол. Во всяком случае, мамаши дочерей на выданье – и среди них Иоганна – поглядывают на него с почтительным вожделением. До Фикхен доносится заговорщический шепот: дамы потихоньку взвешивают шансы соединения двух детей. Ведь они родственники в третьем колене по линии Гольштейнов. И Фикхен начинает мечтать. Согласно фамильному правилу, ее ранг не позволяет мезальянс с каким нибудь прекрасным юношей недворянского происхождения. А некрасивая внешность и бедность могут отвадить от нее приличных претендентов. Ведь в Европе принцесс пруд пруди. На все вкусы, на все политические направления. С холодным расчетом Фикхен понимает, что в этом подспудном соревновании у нее мало шансов. Но она верит в свою звезду. Когда есть сильный характер, считает она, достаточно очень захотеть чего либо – и тогда в конце концов добьешься желаемого. Даже если речь идет о внешней красоте. Да, стоит сильно захотеть – и можно стать красавицей. Расставшись с Карлом Петром Ульрихом, она чувствует себя переродившейся. И действительно, в зеркале София видит с каждым месяцем все более привлекательную особу. Порою она находит себя красивой. «Та ужасная некрасивость, которой я была наделена, постепенно меня покидала», – писала она. Когда ей пошел тринадцатый год, это была стройная, складненькая девочка, блеск ее темно голубых глаз заставляет собеседника забывать про длинный нос и заостренный подбородок. Однажды она услышала, как управляющий замком говорил отцу по поводу женитьбы принцессы Августы Саксен Готской и принца Уэльского: «По правде говоря, эта принцесса намного хуже воспитана, чем наша; и красавицей ее не назовешь, и вот, пожалуйста, она станет королевой английской, так что еще не известно, что ждет нашу». Другой раз, в Брауншвейге, у вдовствующей герцогини некий каноник с пророческим даром утверждал: «На лбу вашей дочери я вижу по крайней мере три короны». Девочка очень серьезно отнеслась к этому предсказанию. «И хоть я была еще ребенком, – напишет она потом, – королевский титул ласкал мне ухо. С тех пор люди из моего окружения при мне подсмеивались над юным Карлом Петром Ульрихом Гольштейнским, и постепенно я привыкла к мысли, что он – мой суженый».Шли месяцы, и мысли о России все чаще приходят на ум и дочери и матери. Они думают о родственных связях между домом Гольштейнским, к которому причисляет себя Иоганна, и императорской семьей в России. Старшая дочь Петра Великого, Анна, вышла замуж за герцога Карла Фридриха Гольштейн Готторпского и родила от него сына, того самого Карла Петра Ульриха, которого Фикхен повстречала в Киле. Что касается второй дочери Петра Великого, Елизаветы, она была обручена с одним из братьев Иоганны, молодым и очаровательным Карлом Августом Гольштейн Готторпским. Но вскоре после обручения он умирает от оспы. Говорят, что Елизавета безутешна. Если она и предается неуравновешенным любовным приключениям, то это исключительно чтобы забыться. Лишившись юного принца, которому она хотела посвятить всю свою жизнь, Елизавета не вышла замуж и продолжает поддерживать дружеские связи с семьей покойного.Внезапно в результате очередного дворцового переворота (а их было много в России) 6 декабря 1741 года «безутешная» невеста Карла Августа лишает трона маленького Иоанна Брауншвейгского вместе с его матерью регентшей. На российский престол вступает дочь Петра Великого Елизавета I. Иоганна с горечью констатирует, что, если бы не проклятая оспа, быть бы ей золовкой императрицы. Она тотчас пишет письмо царице с поздравлениями и заверениями в преданности. Получает благосклонный ответ. Через месяц – новая неожиданность: императрица вызывает из Киля юного Карла Петра Ульриха и провозглашает его своим наследником. Тем самым Россия и Штеттин сближаются как никогда. В этом триумфе есть заслуга и Гольштейнов, чья кровь течет в жилах матери Фикхен. Сама девочка горячо переживает эти события, хоть они и происходят так далеко. Порой ей кажется, что за спиной ее действуют тайные сверхъестественные силы.Что это, простое совпадение или результат загадочных продвижений на шахматной доске европейской политики? В июле 1742 года король прусский Фридрих возводит отца Фикхен в ранг фельдмаршала. В сентябре мать Фикхен принимает из рук секретаря посольства России обрамленный бриллиантами портрет царицы. В конце того же года Фикхен приезжает с матерью в Берлин и там позирует для портрета отличному французскому художнику Антуану Пэну. Задание живописцу такое: придать портрету, кроме сходства, максимум грациозности. Вылизанный и слащавый портрет должен был донести до императрицы Елизаветы физические достоинства девушки. Портрет отправляется в Петербург, а сама модель – в Штеттин. Тем временем генерал Корф и еще один придворный вельможа из России, граф Сиверс, попросили показать им принцессу, дабы описать ее в высших кругах. В багаже своем они увозят еще один портрет. Вся эта суета вскружила голову Фикхен. Она все больше понимает, что становится разменной монетой в большой игре дипломатов: «Все это меня очень волновало, и в глубине души я готовила себя к союзу с ним (с Карлом Петром Ульрихом), потому что из всех предлагавшихся мне женихов он был наилучшей партией». Она набирается терпения, понимая, что у нее наверняка множество соперниц и что предприимчивые послы шлют в Санкт Петербург портреты самых родовитых невест Европы. Ей виделась императрица с нахмуренными бровями, рассматривающая целую картинную галерею, где с полсотни красавиц, одна другой краше, улыбаются с холстов. Однако, в мечтах ее, предсказание монаха одерживает верх над противоположными мнениями. И словно в подтверждение ее оптимистических ожиданий, старшая ветвь Анхальтов отмирает и отец вместе с дядей становятся правящими князьями. Это усиливает положение семейства в борьбе за корону. О ней то и думает Фикхен денно и нощно, хотя представления не имеет о том, что скрывается за этой борьбой. Ее не волнует, что Карл Петр Ульрих некрасив и глуп. В ее планах на будущее любовь никакой роли не играет. Ее интересует трон, а не постель.Впрочем, уже в тринадцать лет она проявляет недюжинную чувственность. И хотя ни Бабет Кардель, ни мать и никто из окружения не рассказывал ей о тайнах интимных отношений между мужчиной и женщиной, ее часто охватывает внезапный огонь желания, нежность, тяга к чувственному прикосновению, причину которой она не может объяснить. Это крайнее возбуждение охватывает ее особенно по ночам. Тогда она садится верхом на подушку и, как она потом сама признается, «скачет галопом» в кровати «до полного изнеможения». Эти ночные скачки снимают возбуждение и успокаивают нервы. Напряжение проходит, она вновь становится рассудительной девочкой, думающей лишь о карьере, а не о любви. Она достигает в этом успеха: один из ее дядюшек, Георг Людвиг, соблазненный свежестью отроковицы, только что вышедшей из детского возраста, начинает ухаживать за ней. Он на десять лет ее старше, морочит ей голову страстными признаниями и уводит ее подальше от родителей, чтобы сорвать невинные поцелуи. Фикхен это льстит, и она не сопротивляется. Ведь это признак, что она может нравиться не только папочке, но и другим мужчинам. Может, и кузен Карл Петр Ульрих согласится на то, к чему стремится дядюшка Георг Людвиг? Но проходят недели, а русский двор хранит молчание. Доведенный до крайности сдержанностью девицы, Георг Людвиг с ходу предлагает ей выйти за него замуж. То, что они родственники, – не помеха. В европейских дворах такие браки нередки. Фикхен колеблется между мечтой о России и германской действительностью. «Папа и мама не позволят», – отвечает она. Потом Фикхен вроде соглашается «при условии, что отец и мама не помешают». Тут уж дядюшкины поцелуи становятся пламенными. «Однако, – утверждает она, – все ограничилось вполне невинными объятиями и поцелуями». Георг Людвиг сдерживается, надеясь, что время работает на него, а Фикхен снисходит до невинных игр в надежде, что они недолго продлятся и что с Севера раздастся наконец долгожданный призыв.1 января 1744 года все семейство собралось в Цербсте за столом, весело празднуя начало Нового года, когда из Берлина прискакал гонец и передал князю Христиану Августу пакет с письмами. Князь разбирает почту и протягивает жене конверт с надписью: «Лично! Весьма срочно! Ее высокоблагородию принцессе Иоганне Элизабет Анхальт Цербстской, в замке Цербст».Иоганна взламывает печати, начинает читать, и радостное волнение охватывает ее. Письмо написано Брюммером, обер гофмаршалом двора великого князя Карла Петра Ульриха в Санкт Петербурге: «По срочному и особому повелению ее императорского величества императрицы Елизаветы Петровны оповещаю вас, мадам, что оная высочайшая повелительница желает, чтобы ваше высочество вместе с принцессой старшей дочерью немедленно приехали в Россию, в город, где императорский двор будет иметь место… Вашему высочеству должно быть понятно, в чем истинная причина нетерпения, с каким ее императорское величество желает видеть ее и принцессу старшую дочь, о которой рассказывают так много хорошего…»Письмо очень длинное, в нем уточняется, что княгиню Иоганну не должен ни в коем случае сопровождать супруг, а свита ее должна включать в себя только одну статс даму, двух горничных, одного офицера, кухарку и трех четырех слуг. Ее просят, кроме того, сохранять в секрете место назначения. Разумеется, расходы по путешествию берет на себя императрица: к письму прилагается дорожный вексель на десять тысяч рублей в один из берлинских банков. Это немного, пишет Брюммер, но очень важно не придавать поездке излишний блеск, дабы не привлекать любопытство злоумышленников. Тотчас по приезде в Россию принцесса и ее дочь будут приняты со всем почетом, соответствующим ее титулу.Волнение Иоганны при этом чтении так заметно, что Фикхен, сидящая рядом с ней, бросает вскользь взгляд на письмо. Ей бросаются в глаза слова: «вместе с принцессой старшей дочерью». Она тотчас понимает, что решается ее судьба. Однако Иоганна не намерена посвящать дочь в содержание письма. Она выходит из за стола и уединяется с мужем для беседы за закрытыми дверями. Не проходит и двух часов, как в замок влетает другой гонец на взмыленной лошади, на этот раз с посланием от короля Пруссии Фридриха. Если Брюммер не уточнил мотивы приглашения императрицы, то Фридрих приоткрывает завесу тайны:«Не скрою, что, испытывая особое уважение к вам и к принцессе – вашей дочери, я всегда хотел уготовить ей необычное счастье. А посему задаю себе вопрос, нельзя ли выдать ее замуж за кузена в третьем колене, великого князя России…»Эту фразу Иоганна перечитывает десять раз, чтобы полностью проникнуться ее важностью. Сердце ее бьется от неимоверной гордости, вместе с тем она беспокоится. Ведь пока речь идет только о пожелании Фридриха. Императрица не говорит официально о замужестве, она просто приглашает приехать в гости. Фикхен приглашена ко двору России для испытания. Если она его не пройдет, ее вернут в Германию и позор от несостоявшейся помолвки ляжет на всю семью. Отец Фикхен в своих опасениях заходит еще дальше. Предположим, что Фикхен понравится, тогда, чтобы выйти за великого князя, ей придется креститься в православную русскую веру. А этого убежденный лютеранин Христиан Август не может допустить. И даже если, вопреки ожиданиям, она останется в своей вере, какая жизнь ожидает ее в далекой варварской стране? Как можно доверять императрице Елизавете, если она только что бросила в тюрьму германскую княгиню Анну Брауншвейгскую и ее сына, царевича Иоанна? Не подвергается ли риску Фикхен, не ждет ли ее трагическая участь, если она станет невесткой всемогущей правительницы, к тому же вспыльчивой и развратной? То, что рассказывают о нравах двора в России, говорит Христиан Август, может заставить отшатнуться в ужасе родителей, как бы им ни хотелось пристроить дочь. Иоганна согласна, что есть о чем подумать. Однако, возражает она, имеет ли право принцесса Анхальт Цербстская отказываться от замужества, идущего на пользу ее страны? Если она станет тещей великого князя, она сможет действовать закулисно для сближения России и Пруссии. Благодаря хрупкой четырнадцатилетней девочке перед ней открывается политическое будущее. Наконец то она, так долго терпевшая беспросветную жизнь в провинциальной дыре, сможет применить свой дипломатический ум! Король прусский Фридрих намекает на это в своем письме. Пишет то он ей, а не Христиану Августу. Он рассматривает ее как истинную главу семьи. Раздираемые восторгом и страхом, родители Фикхен совещаются без конца, но все без толку. А девочка, отстраненная от этих бесед, догадывается, о чем идет речь, и сердится, что с ней не хотят советоваться, хотя дело касается прежде всего ее. Три дня наблюдает она эти треволнения, слышит шепот и вглядывается в лица, чтобы угадать, куда движется дело. Когда терпение ее иссякло, она идет к матери и говорит, что сохранять дальше секрет из известного письма абсурдно и что она догадывается, к чему все клонится. «Ну что ж, сударыня, – отвечает мать, – раз вы так умны, вам остается лишь угадать содержание делового письма на двенадцати страницах!» Во второй половине дня Фикхен вручает матери лист бумаги, на котором крупными буквами она написала:^ Все говорит о том, что Петр III будет моим муженьком! Пораженная, Иоганна смотрит на дочь со смешанным чувством восхищения и опасения, но для очистки совести говорит ей о безнравственности, которая царит в России. Там все ненадежно, любой вельможа рискует оказаться в тюрьме или в Сибири, в политике – переворот за переворотом, кровь течет рекою… Фикхен отвечает, не дрогнув, что хаос ее не пугает и что Господь наверняка поможет ей в ее возвышении. Когда что нибудь втемяшится ей в голову, ни гром, ни молния ее не заставят отступить. «Сердце подсказывает мне, что все будет хорошо», – говорит она в заключение. И тут мамаша тихо говорит со смущением: «А что скажет брат мой Георг?» Оказывается, она в курсе идиллических отношений между Фикхен и дядюшкой! Дочери об этом она намекает впервые. Разоблаченная Фикхен краснеет, но отвечает: «Он может пожелать мне лишь счастья и богатства!» Ни на секунду не пришла ей в голову мысль сравнивать страждущего воздыхателя и великого князя Петра. Перспектива царствовать когда нибудь над двадцатью миллионами подданных стоит того, чтобы пожертвовать детским увлечением. Девушка холодно говорит об этом матери, а та, ошеломленная, просит хранить разговор в секрете.Остается уговорить Христиана Августа, упорно отвергающего даже мысль о переходе дочери в другую веру. Вести бой берется Иоганна. Она приводит такие убедительные аргументы, что муж в конце концов уступает, оговорив право дать Фикхен точные наставления о поведении в России, как при дворе, так и в религиозных делах. Добившись согласия мужа, Иоганна заставляет его тут же написать письмо по всей форме о согласии на брак и срочно посылает конверт с нарочным в Берлин. Затем приступает к приготовлениям. Для всех, и в замке и вне его, речь идет о простой развлекательной поездке. Однако зачастившие посланцы, озабоченные лица хозяев, размеры багажа – все вызывает любопытство прислуги. В воздухе пахнет согласием на замужество. Поедет ли в составе свиты дорогая мадемуазель Кардель? Нет. Она остается в Цербсте. Поедут только господин де Латторф, мадемуазель де Каин, четыре горничные, один камердинер, повар и несколько слуг. Бабет Кардель очень расстроена и умоляет ученицу сказать ей хотя бы цель поездки. И хотя нежно любимая гувернантка просит об этом со слезами на глазах, Фикхен неумолима. По видимому, она считает, что будущая жена великого князя должна уметь держать язык за зубами при любых обстоятельствах. Храня молчание перед Бабет Кардель, она, как ей кажется, проходит школу умения хранить государственную тайну. Гувернантка, кончив плакать, сердито обвиняет ученицу в том, что та ей не доверяет и даже не любит ее больше, на что девушка с достоинством отвечает, что дала слово молчать и что принципы в ней всегда будут одерживать верх над чувствами.10 января 1744 года, через девять дней после получения в замке приглашения, князь Христиан Август, Иоганна и Фикхен отправляются в путь. Отцовская гордость князя уязвлена тем, что он не приглашен в Россию.Тем не менее он решил проводить жену и дочь до Берлина. Там, по требованию короля Пруссии, будет сделана краткая остановка. Фридрих II, как любитель организовывать брачные комбинации, хочет видеть будущую невесту великого князя, чтобы взвесить шансы на успех, и ее матушку, чтобы объяснить тайную роль, которую предстоит ей играть при дворе России. Красота и ловкость, по мнению мамаши, открывают перед ней перспективу взять в руки нити европейской политики, и это так привлекает ее, что Иоганна готова поверить, что она – главное лицо в трио замешанных в этом деле. Пока же ее волнует главным образом проблема гардероба. Христиан Август с обычной своей скупостью отказался тратиться на тряпки. К тому же и времени вряд ли хватит, чтобы приготовить приличный набор платьев для двух путешественниц. У Иоганны всего два платья для придворных выходов. Это просто смешно! А Фикхен отправляется навстречу судьбе без единого церемониального платья. «Два три платья, дюжина сорочек, столько же пар чулок и платков» – вот и все, что везет будущая невеста великого князя. Правда, говорят, что императрица очень щедра. В Санкт Петербурге и мать и дочь будут иметь все, что нужно. Но как явиться ко двору в Берлине? Христиан Август не участвует в этих заботах о нарядах и хранит мрачную мину на лице. Дочь его возносится к зениту славы, а он весь в опасениях и переживаниях по поводу своего унижения. Перед тем как сесть в экипаж, он торжественно вручает Фикхен трактат Хайнексиуса, где разоблачаются заблуждения греческой православной религии, и рукописную свою тетрадку «Pro memoria».6 В наспех написанном тексте, предназначенном дочери, быть может, навсегда покидающей отчий дом, он задается вопросом: а не сумеет ли она «как нибудь» стать супругой великого князя Петра, не отрекаясь от лютеранской веры? Кроме того, он рекомендует дочери быть почтительной и покорной с влиятельными особами в своей новой отчизне, никогда не противоречить воле супруга, великого князя, не доверяться «никому из дам» своего окружения, не вмешиваться в государственные дела, «дабы не восстановить против себя Сенат». Все эти наставления он уже не раз ей высказывал устно. И Фикхен тогда признавала их мудрыми. Но будет ли она придерживаться их на практике, когда окажется на месте? Она еще сама не знает и не хочет об этом думать. Все, что с ней происходит, фантастично. Втиснувшись в экипаж между мрачным отцом и возбужденной мамашей, она еще сама не верит, что на самом деле рассталась с детством, с Бабет Кардель, с тетрадками и подружками и катит в прыгающей на ухабах карете навстречу будущему, полному загадок, навстречу славе и власти, о которых так мечтала.^ Глава II В путь Король Пруссии Фридрих II взошел на престол за четыре года до описываемых событий, после смерти отца своего, Фридриха Вильгельма I, грозного «короля фельдфебеля», прозванного так за реорганизацию армии. Новый тридцатидвухлетний монарх быстро завоевал уважение германских князей благодаря просвещенному уму, высокой культуре, энергии и политической проницательности. Понимая опасность, исходящую для его страны от России на севере и от Австрии на востоке, он упорно добивается сближения с Россией. Однако находящаяся под влянием канцлера Бестужева императрица Елизавета поначалу была настроена в антипрусском духе. Когда пришло время подыскивать невесту для великого князя Петра, все окружение царицы пришло в движение. Клан Бестужева добивался, чтобы императрица выбрала саксонскую принцессу Марианну, вторую дочь короля Польши, что позволило бы объединить Россию, Саксонию, Австрию, Англию, Голландию – одним словом, три четверти Европы против Пруссии и Франции. Противостоящий французский клан, которым издали руководил Фридрих Прусский, сделал все, чтобы этот план провалился. Конечно, Фридрих II мог предложить собственную свою сестру, принцессу Ульрику, – вполне достойную партию. Но он не пожелал приносить такую жертву. «Это было бы совершенно противоестественно, – напишет он впоследствии, – если бы прусскую принцессу королевской крови использовали для того, чтобы оттеснить какую то саксонку». Зато молоденькая принцесса София Анхальт Цербстская – вполне подходящая кандидатура. Не слишком на виду и не слишком бесцветная. Родители – без лишних претензий… И он бросил ее на чашу весов. Наставник великого князя немец Брюммер и придворный медик француз Лесток начали расхваливать императрице преимущества такого решения.Елизавета согласна, что София, вышедшая из второразрядного семейства, будет наверняка покладистее, чем высокорожденная принцесса. Портрет, выполненный Антуаном Пэном, свидетельствует, что у девушки и здоровье нормальное, и шарм есть. И потом, она из того гольштейнского рода, который особенно дорог царице с тех пор, как скончался ее жених Карл Август. Если бы не эта трагическая кончина, София стала бы ее племянницей. А Карл Петр Ульрих – ее племянник. Так что все свои. И она повелевает Брюммеру направить приглашение Иоганне и ее дочери. Первый тайм выиграл Фридрих II. Однако дело еще не улажено. Достойна ли малышка Софи, чтобы на нее делали ставку в Пруссии? Тотчас по приезде путников король хочет видеть девочку. Растерявшаяся Иоганна отвечает, что Софи нездорова. И на второй и на третий день ответ тот же. Нетерпеливый король не верит этой отговорке. Почему от него скрывают «его кандидатку»? Она уродлива? Идиотка? Под натиском вопросов Иоганна признается, что помеха для появления при дворе – отсутствие у девушки придворного туалета. Король тотчас приказывает послать ей платье одной из сестер. Дрожащая Фикхен надевает его и срочно едет во дворец, где все уже собрались в ожидании ее. Конечно, она привыкла появляться в салонах, но на этот раз ставка так велика, что она не может совладать с сильным сердцебиением. Фридрих II выходит к ней в приемную, и лицо его озаряется улыбкой при виде хрупкой девочки с изумленным взором, присевшей перед ним в реверансе. Она очень смущена, и это придает ей еще большее очарование. Обменявшись с ней несколькими фразами, Фридрих II приходит к выводу, что его расчет точен. Застолье длится очень долго. Когда все встают, брат королевы, принц Фердинанд Брауншвейгский, сообщает Софии, что она приглашена в тот же вечер на ужин за королевским столом. Она тотчас сообщает об этом матери, и та с досадой замечает: «Как странно, но я тоже приглашена к столу королевы!» Иоганна не понимает, что при сложившихся обстоятельствах, короля больше интересует ее дочь, а не она. Мамаша все еще полагает, что в конце концов голова – это она, а Фикхен всего лишь пешка. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что Фикхен сидит не просто за королевским столом, но буквально рядом с самим его величеством. Сперва скованная этим августейшим соседством, Фикхен очень быстро осваивается и поддерживает беседу с тактом и живостью. Чтобы дать ей прийти в себя, Фридрих II задает ей много вопросов. «Он спрашивал меня обо всем, говорил об опере, комедии, поэзии, танцах – в общем, о тысяче вещей! Речь шла обо всем, о чем можно говорить с четырнадцатилетней девочкой… У окружающих глаза широко раскрылись при виде короля, беседующего с ребенком». С раскрасневшимися щеками, в красивом платье с чужого плеча, с бьющимся от волнения сердцем, Фикхен чувствует на себе взоры всех присутствующих. Как бы в подтверждение ее триумфа король просит ее передать тарелочку с вареньем некоему мужчине, стоящему за ней, и при этом нарочито громко говорит придворному: «Примите этот дар из рук воплощения Любви и Грации!» От этого комплимента, сказанного при всех королем Пруссии, Фикхен вне себя от радости. Она будет помнить его слово в слово и через тридцать лет. Поистине ей кажется, что она – Золушка, приехавшая из провинции прямо на ослепительный бал и покорившая все сердца, начиная с самого короля. Завтра надо будет отдавать платье. Но она уверена, что впереди, за рубежом, ее ждет еще большая роскошь.Через несколько дней они покидают Берлин. В Шведте, на Одере, Фикхен расстается с отцом; не получив приглашения в Россию, он возвращается в Штеттин. Несмотря на возбуждение, вызванное поездкой, Фикхен тяжело переживает это расставание. Ей кажется, что она больше не увидит этого доброго и простодушного человека. И она не ошибается. А он, взволнованный до слез, повторяет одно и то же: «Будь верна твоей вере, дитя мое! Не забывай читать мои наставления!» Вся в слезах, она обещает ему все выполнять. Только у Иоганны сухие глаза и холодная голова.Чтобы перехитрить интриганов противоположного лаг