Автор: Александр Карпов   2003 г

Национальные особенности вузовского образования     автор: Александр Карпов   2003 г. ________________________ Обсуждая возможности для инноваций в сфере высшего образования (каковыми, несомненно, являются «science shops» в их американской модели), необходимо хорошо представлять себе контекст, в котором будет разворачиваться эта деятельность. Не претендуя на полноту анализа проблем высшего образования в России, можно выделить несколько характерных его черт, которые оказывают существенное влияние на любые инновационные начинания. Таковыми являются:- бедность; – коррумпированность; – несвобода; – культура иерархии и, наконец, – двойственный правовой статус преобладающего пока государственного (бюджетного) образования Рассмотрим их по порядку. 1. Относительная бедность российских вузов. Я подчеркиваю слово «относительная». Имеется в виду, во-первых, бедность текущего финансирования относительно социальных обязательств государства, т.е. вузы не получают достаточно средств, чтобы выполнять возложенные на них государственные обязательства перед населением (бесплатное высшее образование). Во-вторых, на лицо недостаточность текущего финансирования по отношению к затратам на поддержание инфраструктуры вузов, которая создавалась в советское время – для других задач и, зачастую, очень неэкономично. И, в-третьих, российские вузы бедны по сравнению с зарубежными учебными заведениями, которые воспринимаются как образец – американскими и европейскими. Российские ученые не привыкли сравнивать свои alma mater с колледжами развивающихся стран. В свою очередь, эта относительная бедность имеет несколько причин: первая – низкий внутренний валовой продукт; вторая – низкий процент от низких доходов, который выделяется на высшее образование. Сейчас вузы получают примерно 10-20% от своих текущих потребностей (Кузьминов, 2002). Или, если посмотреть по-другому, то Россия может поддерживать 30% так называемых «тяжелых вузов», имеющих экспериментальное оборудование, лаборатории и технику (Кузьминов, 2002). В последние годы приоритеты немножко смещаются, и начинается рост финансирования, но это финансирование распределяется неэффективно, потому что не проведена структурная реформа образования. Помимо того, что бедность вызывает многочисленные психологические деформации общественного сознания высшей школы, она никак не способствует принятию идеологии безвозмездной помощи населению в качестве корпоративной стратегии. Не случайно большинство рассмотренных в сборнике примеров являются инициативными проектами преподавателей. А на вопрос об отношении начальства к этим инициативам их авторы отвечают: «Спасибо, что не мешают». 2. ^ Неурегулированность статуса государственных вузов. Государственный вуз – это что? Если это самостоятельно хозяйствующий субъект, то почему у него есть сметное бюджетное финансирование? Или это госучреждение, но тогда непонятно, почему у него есть коммерческие студенты, другая коммерческая деятельность и возможность самостоятельно распоряжаться прибылью. Где чья собственность в вузе – далеко не всегда понятно, особенно, если речь идет об интеллектуальной собственности. Вся эта путаница приводит к тому, что эффективное финансирование почти невозможно организовать. И, что еще хуже, в рамках государственных вузов крайне сложно организовать эффективную программно-целевую деятельность, любая инициатива вязнет в паутине неурегулированных отношений. Именно поэтому государственные вузы все время «отпочковывают» от себя некоммерческие организации, хозрасчетные лаборатории и пр. Однако последние, как правило, продолжают использовать инфраструктуру вуза. Они не могут выжить самостоятельно, потому что являются не прорывом на рынок, а попыткой реализации более эффективных моделей некоммерческого управления. 3. ^ Коррумпированность системы высшего образования. В опубликованном недавно докладе фонда ИНДЕМ (Сатаров и др., 2001) приведены шокирующие цифры, касающиеся высшего образования. По вероятности для среднего гражданина России оказаться в коррупциогенной ситуации (когда ему необходимо дать взятку) поступление в вуз занимает «почетное» второе место после столкновения с ГАИ. А по объему выплачиваемых денег – на первом. По оценкам исследователей, суммы, которые население платит в виде взяток, оплаты репетиторов, курсов и т.д. составляют около 450 млн. долларов в год. А дальше следуют оплачиваемые оценки на экзаменах и зачетах, покупка курсовых и дипломных работ, софинансирование практик из кармана студентов (родителей)… Ярослав Кузьминов, ректор Высшей школы экономики считает, что за переход из школы в вуз (подготовительные курсы, взятки и просто компенсация недостатков средней школы) население ежегодно платит еще больше – 1-1,5 млрд. долларов (Кузьминов, 2002). Эти расходы сопоставимы с бюджетным финансированием образования! «…на то, чтобы их дети смогли поступить в институт, родители тратят столько же, сколько государство на всю систему высшего образования» (Клячко, 2002). De facto бесплатное образование в России исчезает, однако оплата производится в скрытой форме, и соответствующие значительные потоки средств никак обществом не контролируются. В целом, это создает в вузах непрозрачную среду с многочисленными «зонами умолчания», взаимным недоверием сотрудников и отделов, которая активно сопротивляется доступу «чужаков» из некоммерческого сектора. Значительный вклад в поддержание и развитие коррумпированности вузовской системы вносит ситуация с обязательным призывом юношей в армию. С другой стороны, по мере того, как снижаются возможности сельских школ дать качественное образование, плата за поступление становится для многих семей предпочтительным способом перебраться в город хотя бы в следующем поколении. Таким образом, коррумпированность вузовской среды поддерживается рядом факторов, которые находятся даже за пределами контроля авторов реформы высшего образования. 4. ^ Отсутствие свободы. Это, с одной стороны, отсутствие свободы вузов, которые зажаты госстандартами, проверками, аккредитациями и т.д. К сожалению, содержательный момент в них, зачастую, отсутствует. Вузам не хватает средств для того, чтобы оплачивать дополнительное время преподавателей на взаимопосещения, кафедральные заседания и прочую рутину, которая требуется стандартами отчетности, не говоря уже о том, чтобы инвестировать в новаторские учебные разработки. Реальное наполнение учебных программ содержанием проверки контролируют плохо, но зато они стимулируют бумагооборот. Даже государственные вузы вынуждены собирать какую-то сумму, чтобы просто устроить хороший обед для комиссии по аккредитации. С другой стороны, несвобода вуза – это отсутствие свободы студентов. В существующий сейчас госстандарт образования невозможно втиснуть «курсы по выбору», обеспечить студентам возможность выбора программы своего обучения[1], очень трудно расширять применение активных методик и тем более – практическую работу с населением. 5. Отсюда следует еще одно свойство нашей вузовской системы, это – перегрузка. В американских вузах студент в течение семестра выбирает для изучения 3-4 курса, по которым он получает «кредиты», у нас за семестр студент сдает 10-12 экзаменов и зачетов. При этом во многих вузах на старших курсах еще выполняются самостоятельные исследовательские проекты (курсовые и пр.), а некоторые студенты еще умудряются подрабатывать! С другой стороны, преподаватель, чтобы заработать себе прожиточный минимум, должен говорить 25-35 и даже 40 часов в неделю. На систематическое повышение квалификации, на дополнительную работу (с населением), на руководство студенческой работой в этом направлении у большинства преподавателей не остается сил – хотя исключения всегда возможны. При этом политика государственных вузов направлена на то, чтобы сокращать почасовиков и совместителей. Т.е. те люди, которые имеют дополнительный опыт, отсекаются от вуза, и не могут передать этот опыт студентам. Зато остаются те, кто сидит в кабинетах и ничем, кроме преподавания, не занимается. 6. Наконец, последнее, но очень важное, это – организационная культура, которая осталась с советских времен, поддерживается и культивируется в государственных вузах. На научно-естественных факультетах это еще и традиции сессии ВАСХНИЛ 1948 года и гонения на определенные направления, идеологические кампании против генетики, кибернетики, отдельных научных школ. ; на гуманитарных факультетах – соответствующие традиции партийного руководства историей, философией и пр. Характерными чертами организационной культуры советского времени являются отсутствие культуры оценки эффективности[2], отсутствие культуры менеджмента, культуры рыночного поведения. И с другой стороны – очень высокоразвитая культура иерархии. Напротив, культура НКО в многом основана на оценке эффективности, на проектной культуре и на культуре этичного отношения к деятельности (этические оценки практически вытеснены из повседневных практик академического сообщества; культивируется мнение об «объективности и беспристрастности» науки). Иерархические отношения в НКО почти не развиты. Несовместимость организационных культур очень затрудняет взаимодействие НКО и вузов. Кроме того, культура вузов – это городская, не сельская культура. Вузы воспроизводят и тиражируют городское знание, откуда бы они ни набирали студентов, где бы ни реализовывали свои просветительские программы. С одной стороны, это стимулирует переток молодых специалистов из сельских и отдаленных районов в крупные города[3], а с другой – формирует разрыв между культурой сельской интеллигенции и остальным населением. Кроме перечисленных, достаточно грустных, характеристик высшего образования, следует учитывать общий контекст, в котором оно вынужден существовать. Во-первых, происходит снижение качества довузовской подготовки. Причем, по данным, приводимым Я. Кузьминовым, падает способность учащихся применять усвоенный материал (Кузьминов, 2002). То, о чем пишет в своей статье Владимир Якимец – падение экологической культуры, можно сформулировать более глобально: падает уровень общей культуры. Не в коня корм – школы и вузы учат, а люди не способны применять эти знания в практической ситуации. Много говорилось в прессе о дезориентации, потере устойчивости ценностей, дезадаптации, о феномене «потерянных детей» перестроечных лет. Вот это поколение сейчас приходит в вузы. Это текущий фон. Через 5-7 лет нас ожидает следующая подножка – демографический провал, когда конкурс в вузы в России упадет до единицы (Будущее…, 2002). В этой ситуации правительство вроде бы собирается проводить давно опоздавшую реформу высшего образования, которая окончательно перетрясет все кадры. И что характерно именно для нашей экологической сферы деятельности – это низкий приоритет экологических проблем на уровне государства. С точки зрения экспертов по экологической политике из «Гринпис», WWF, Центра экологической политики России, “низкий приоритет” – это не просто ситуация, когда “забыли про экологию”. Нет, это вполне осознанная политика, продиктованная экономической целесообразностью (как считают в действующем правительстве). Правительство, изыскивая ресурсы для реформ, решило заработать на выводе «грязных» производств из Восточной Европы дальше на восток. Восточная Европа присоединяется к ЕС, там ужесточаются стандарты, и надо куда-то девать грязную промышленность. Ради этого разрушали государственный экологический контроль, последовательно идет отмена экологических запретов и законов и т.д. Это тот замечательный фон, на котором мы пытаемся внедрять американские подходы в образовании, поворачивать вузы «лицом к беднейшим слоям населения». С другой стороны, надо понимать, что это общая картина, но на фоне этой картины происходит значительная дифференциация. Есть вузы-лидеры и есть вузы, оставшиеся в другой, еще советской ситуации. Есть вузы, которые уже действуют на рынке, и есть те, которые действуют в условиях государственной гарантии выживания. У них разные стратегии и разные возможности, но у тех и у других по причине бедности преобладает ориентация на заказ, подкрепленный финансированием. Откуда бы он ни исходил – от рынка и крупных корпораций либо от государства и местных региональных властей. Население пока что не рассматривается как заказчик. Движение в сторону заказа от населения только начинается, и оно будет усиливаться по мере увеличения платежеспособного спроса на высшее образование в некоторых отраслях. Но прогнозировать развитие спроса сложно, он будет зависеть от того, по какому пути пойдет развитие экономики России в целом – по сырьевому или иному варианту. Завершая, хочется отметить, что на этом этапе все же возможно какое-то сотрудничество и контакты между вузами и НКО. Вряд ли взаимодействие будет строиться по американской модели. Возможная модель – партнерство двух рыночных агентов (подробнее см. статью Ильи Барского в сборнике «Партнерство экологических организаций и вузов. – СПб.: “Борей-Арт”, 2002, с. 58-63.»). Другой вариант – модель стратегического спонсорства, когда руководство вуза понимает, что население в целом и конкретные его группы – это та среда, в которой он живет. Вуз должен работать в этой среде, оказывать ей помощь, предоставлять обучение, консультации, проводить исследования и т.д. для того, чтобы, с одной стороны, воспитать себе будущих клиентов, а с другой стороны, создать комфортную среду для своих сотрудников, а может быть – вырастить будущих спонсоров. Планируя любой вид деятельности, мы должны понимать контекст ее реализации. К сожалению, ситуация в высшей школе у нас мало пригодная для реализации благотворительных проектов. Но если мы хорошо понимаем пресловутый контекст, у нас есть возможность строить успешные, взаимополезные партнерства между вузами и некоммерческими организациями. Будущее образования в России: демография, экономика, потребности общества. (2002) http://www.pronews.ru/prognosis/prognosis/id/440505.html  1.09.2002 Клячко Т. (2002) У нас в школе что-то не то с экономикой. http://www.pronews.ru/person/#445753  1.09.2002 Кузьминов Я. (2002) Образование – товар с отложенным потреблением. http://www.polit.ru/documents/472955.html  1.09.02 Сатаров Г. и др. (2001) Диагностика российской коррупции: социологический анализ. http://www.anti-corr.ru/awbreport/index.htm __________________________________________ [1] «Курсы по выбору» сейчас – это курсы, которые выбирает вуз. Студенты обязаны посещать те занятия, которые поставлены в сетку расписания. [2] Вообще культура оценки деятельности в нашем обществе развита очень слабо. Но в образовании она катастрофически слаба – отчасти из-за сложности самого предмета оценивания, отчасти из-за объективной незаинтересованности академической публики в такой оценке. [3] Поскольку устроиться в Москве и Петербурге достаточно сложно, самые способные молодые специалисты используют разнообразные программы обучения за рубежом для выезда из России.Карпов А.С. Национальные особенности вузовского образования / Партнерство экологических организаций и вузов. – СПб.: “Борей-Арт”, 2002, с. 58-63.