Ивинский А.Д.
Языковаяпрограмма Екатерины II[i] и ее размышления о русской истории оказалисьвостребованы в начале XIX века в среде людей, скептически настроенных поотношению к либеральным начинаниям молодого императора Александра I. Можноговорить о возникновении широкой консервативной оппозиции, в которую входилитакие разные литераторы, как А.С. Шишков и Н.М. Карамзин.
Висследовательской литературе давно утвердилось представление о противостоянии«двух культурных мировоззрений» (Сакулин 1929, 334) – Шишкова и Карамзина, реакционераи либерала. Важнейшим эпизодом этой борьбы обычно называют «спор о старом иновом слоге», который привел в итоге к разделению литературы первой четвертиXIX века на два лагеря – архаистов и новаторов.
Привсей адекватности подобной схемы она допускает ряд дополнений. С самого началаданная полемика касалась не только и не столько литературных вопросов, скольковопросов общественно-политических. И в трактовке этих последних взгляды Шишковаи Карамзина оказываются исключительно близкими – откровенно консервативными.Еще А.Н. Пыпин в 1885 году отмечал, что «на деле между Шишковым и Карамзиным, –кроме разницы в языке, – не было существенного различия» и что «их патриотизмбыл одинаково консервативный» (Пыпин 2001, 284). А в 1902 году Н.Н. Буличотмечал идеологическую близость двух, казалось бы, столь не близких друг другуавторов: «Один он высказывал печатно тогда эти мысли иникак не ожидал, что у него будет скоро много сторонников и что сам Карамзин, главашколы или, по выражению Шишкова, «некоторой особливой шайки писателей, вооружившихсяпротив славенского языка», будет на его стороне и станет высказывать прямогосударю еще более запугивающие мысли» (Булич 1902, 140). Об этом же писал иМ.М. Погодин в 1866 году: «Карамзин был в своей записке, говоря нынешним языком,консерватор (охранитель) » (Погодин 1866, 83).
Политическаяподоплека полемики о старом и новом слоге была очевидна для историковлитературы второй половины XIX века. Так, А.П. Пятковский полагал, что полемика«против новых нравственных и политических взглядов завязалась в форме спора оязыке» и «только пряталась под личину филологических рассуждений» (Пятковский1888, 151). В свою очередь Булич отмечал, что «основные взгляды Шишкова скрыты под рассуждениями его о языке» (Булич 1902, 129).
Речьшла не просто о вопросах стиля или литературных предпочтениях. Шишков в«Рассуждении о старом и новом слоге», а затем и Карамзин в «Записке о древней иновой России» последовательно заявляли о своем несогласии с отходом Александраот принципов самодержавной власти, заложенных блестящим веком Екатерины.
Покойнойимператрице Карамзин посвятил панегирик – «Историческое похвальное слово»:«Екатерина бессмертна своими победами, мудрыми законами и благодетельнымиучреждениями. По этому простому и ясному чертежу Карамзин на несколькихстраницах представляет полное обозрение ее царствования в картине, истинновеликолепной» (Погодин 1866, Т. 1, 327). О ней же он размышлял и в «Записке одревней и новой России». Для него екатерининская Россия – истинный образец дляподражания: «Вместо того, чтобы немедленно обращаться к порядку вещейЕкатеринина царствования, утвержденного опытом 34 лет и, так сказать, оправданномубеспорядками Павлова времени, вместо того, чтобы отменить единственно излишнее,прибавить нужное, одним словом, исправлять по основательному рассмотрению, –советники Александровы захотели новости в главных способах монаршего действия, оставивбез внимания правила мудрых, что всякая новость в государственном порядке естьзло, к коему надобно прибегать только в необходимости, ибо одно время даетнадлежащую твердость уставам » (Булич 1902, 288).
Шишковв предуведомлении к «Рассуждению о старом и новом слоге» использует похвальноеслово А.В. Суворова Екатерине: «Вожделенная народа Славенского Матерь, веселящаясябыти таковою! Како любиши древности Славенские, деяния, повествования? Все, всепринадлежащее Славянам? В сих упражняешися, любомудрствуеши, и простираешиневедомый луч светлости будущим писателям нашим. Коль сладостно нам сие, чтотако чествуеши и возносиши язык Славенский! Коликий Твой подвиг сей, почерпнутионый из источников истинных и единых, но источников отдаленных и малопосещаемых? (Суворов в похвальном слове Екатерине Второй)» (Шишков 1803).Шишкову, с одной стороны, важно было напомнить публике о научных занятияхЕкатерины, императрицы, любившей русский язык и понимавшей цену отечественнойкультуры, но с другой – ему нужно было подчеркнуть преемственность собственнойкультурной позиции. Он сам задает тот контекст, в котором необходиморассматривать его работу. Его языковая позиция фактически базировалась натезисе Екатерины о древности «славянского» языка, ср.: «По мнению Шишкова, церковнославянскийязык был первобытным языком всего человечества и сохранил в наибольшей чистотепервоначальную систему связи понятий, «коренные» образные формы идеальногопервоязыка» (Виноградов 1982, 215). Кроме того, он также обращается кэтимологическим разысканиям, как и императрица, он увлекается «корнесловием», составляетспециальные таблицы, готовит словари. Так же, как и Екатерина, Шишков неявляется «чистым» ученым, он идеолог, но практически все его идеи восходят кекатерининской монархической концепции.
«Новыйслог» для Шишкова неприемлем, потому что он связан с идеологией французскихфилософов, приведшей к страшной революции (Екатерина последних лет царствованияпрекрасно бы его поняла): «Мы оставались еще, до времен Ломоносова исовременников его, при прежних наших духовных песнях, при священных книгах, приразмышлении о величестве Божием, при умствованиях о христианских должностях и овере, научающей человека кроткому и мирному житию, а не тем развратным нравам, которымновейшие философы обучили род человеческий, и которых пагубные плоды, послетакого пролияния крови, и поныне еще во Франции гнездятся» (Шишков 1824, 423).
Ноне разделял революционных убеждений и Карамзин. И категорически не нравился емутот европоцентризм мышления русской политической элиты, который сформировалсяпри Петре I: «Имя русского имеет ли теперь для нас ту силу неисповедимую, какуюоно имело прежде? При царе Михаиле, или Феодоре, вельможа российский,обязанный всем отечеству, мог ли бы с веселым сердцем на век оставить его, чтобыв Париже, в Лондоне, Вене спокойно читать в газетах о наших государственныхопасностях? Мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданамиРоссии. Виною — Петр» (Пыпин 2001, 240-243).
Ав контексте с каждым годом все усложнявшихся отношений Александра и Наполеонаверность либеральным идеям «французских философов», в глазах политическихстароверов, могла привести только к национальной катастрофе.
Существовалаоппозиция Александру и в императорской семье. Едва ли не ключевой фигурой здесьявлялась великая княгиня Екатерина Павловна. Вокруг нее группировалисьполитические консерваторы, вхож в этот круг был и Карамзин: «Вокруг великойкнягини составился тесный кружок определенно консервативного направления, исамым желанным гостем в Твери был Н.М. Карамзин. Она считала конституцию«совершенным вздором», а самодержавие полезным не только в России, но и взападно-европейских государствах Она охотно подписала бы свое имя подизвестным рассуждением Карамзина «О древней и новой России в ее политическом игражданском отношении», под этой горячей проповедью самодержавия и осуждениялиберальных реформ. Другим частым посетителем Твери и постояннымкорреспондентом великой княгини был гр. Ф.В. Ростопчин» (Богоявленский 1994, 193;ср.: Vries de Gunzburg 1941, 45-49).
Вфеврале 1810 года по настоятельной просьбе великой княгини Карамзин приехал вТверь и шесть вечеров подряд читал ей отрывки из «Истории государстваРоссийского». После этого Карамзин еще два раза был в Твери: в декабре 1810 и вфеврале 1811 годов. Как отметил Булич, «Карамзин был в полном восторге отприема великой княгини и от своих отношений с нею. Ее дворец он называл«очарованным замком», он не нахвалится ее любезностью, ангельской добротой и«необыкновенными познаниями принца, ее мужа» (Булич 1902, 275).
Посути, именно Екатерина Павловна инспирировала написание «Записки о древней иновой России»: «Карамзин часто и долго беседовал с нею обо всем, что делалосьтогда в России под влиянием Сперанского. Многие из его замечаний обратили насебя особенное внимание великой княгини и, по ее совету и даже требованию, онизложил их, наконец, письменно» (Корф 1861, 133).
Унее же, в Твери, произошла и первая личная встреча историка и императора:«Между тем – это было в 1811 году – Александр, изъявил другу Карамзина, министруюстиции Дмитриеву, желание ближе познакомиться с своим историографом, велелпригласить его в Тверь, куда сам в то время отправлялся» (Там же).
Общениепрошло удачно, Карамзин читал Александру отрывки из своей «Истории», государьостался доволен и даже вступил в дискуссию о самодержавии: «Вчера мы впоследний раз имели счастье обедать с Государем: он уехал ночью. Сверх четырехобедов я с женою был два раза у него во внутренних комнатах, а в третий приВеликой Княгине и Принце читал ему свою Историю долее двух часов; после чегоговорил с ним не мало – и о чем же? О Самодержавии!!! Я не имел счастия бытьсогласен с некоторыми его мыслями, но искренне удивлялся Его разуму и скромномукрасноречию» (Письма 1866, 140). Последнюю фразу Булич прокомментировалследующим образом: « вероятно, Карамзин был в этом разговоре plusroyaliste que le roi» (Булич 1902, 276).
Однакозавершилась эта встреча не так радужно. Накануне отъезда Александра ЕкатеринаПавловна вручила ему «Записку» Карамзина. Вероятно, император ознакомился с нейтогда же, потому что «на другой день он обошелся с историографом холодно, неговорил с ним ни слова, как будто не замечал его, и уехал, не простившись сКарамзиным» (Там же).
По-видимому,Екатерина Павловна, известная своим честолюбием и приверженностью «русской»партии, использовала текст Карамзина, чтобы воздействовать на политику своегобрата. Она презирала Сперанского, не доверяла Наполеону и осуждала Александраза нерешительность. Таким образом, «Записка о древней и новой России» былапреподнесена Александру как манифест консервативной партии: « в нейвысказался вполне определенно весь кодекс тогдашней охранительной партии, еевзгляды и убеждения относительно прошлого и настоящего России и в особенностиотносительно реформ, в которых преимущественно выражалась государственнаядеятельность Сперанского, единственного советника Александра со временЭрфуртского свидания» (Там же, 278; см. также Корф 1861, 143). Основную мысль«Записки» Карамзина Погодин видел в том, чтобы «доказать, что установившаяся унас государственная форма коренится в Истории, и потому насильственное ееизменение даже со стороны самой власти ничем бы не оправдывалось» (Погодин 1861,90-91). Об этом же писал и Булич: «Карамзин хлопотал об усилениивласти, о ее централизации, что соответствовало его представлению онеограниченном самодержавии. Личная строгость монарха – все вгосударстве. Он сам – «живой закон» (Булич 1902, 299). Причем именносамодержавие есть залог могущества российского государства. На материалеистории Карамзин показал, что Россия процветала, когда оно было сильно, ипадало, когда оно ослабевало. «Урок, следовавший из этой темы для Александра, –отметил еще Пыпин, – должен был быть тот, что и в настоящую минуту Россииничего не нужно больше, что либеральные реформы только вредны, что нужна только«патриархальная власть» и «добродетель» (Пыпин 2001, 235).
Ноэта программа Карамзина мало отличается от того, о чем в свое время рассуждалаЕкатерина II. «Не токмо российские летописи и истории, но и всех прочих в светегосударств книгохранительницы наполнены великих всенародных бедствий, коипроисходили от колебленности престола и наследства даже до того, чтогосударствы были от того подвержены разделению на части и, наконец, самомуварварскому нашествию и игу и совершенному истреблению», – писала она вчерновом варианте манифеста о престолонаследии (Русская старина. 1875. Т. 12.№2. С. 385). Императрица была уверена, что для России подходит толькосамодержавие, «ибо никакая другая, как только соединенная в его (государя. –А.И.) особе, власть не может действовати сходно со пространством толь великогогосударства» (Наказ 2008, 32).
Этиидеи легли в основу монархического проекта Екатерины. Она же предложила испособ его обоснования – обращение к истории России. В своих «Запискахкасательно российской истории» (были опубликованы в журнале «Собеседниклюбителей российского слова» в 1783-1784 гг.) императрица показала исконность, изначальностьсамодержавия в России. Уже скифы понимали важность «самовластных государей»:«Некоторые Скифские поколения имели самовластных Государей, и сие по состояниюих для приобретения общей пользы и сохранения спокойства и безопасности весьмаим было нужно» (СЛРС 2, 91). Причем развитие нации напрямую зависит от личностигосударя: «Известно, что народы и языки народов мудростию и тщанием вышнихправителей умножаются и распространяются. Каков Государь благоразумен, о честисвоего народа и языка прилежен, по тому и язык того народа процветет. Многиенародные языки исчезли от противного сему» (СЛРС 3, 102).
Напротив,все беды государства – следствие «неблагоразумной» политики слабого самодержца,подверженного влиянию «ласкателей». Всякий раз, когда в российской историимонархический принцип ставился под сомнение, это приводило к катастрофе. В этомсмысле исключительно показательна трактовка Екатериной Ярополка, брата святогоВладимира. Она избегла крайних оценок. При всех положительных чертах у него былодин, но главный недостаток для правителя, который его и погубил, – отсутствиетвердости и мудрости. Следствием этому была неспособность подобрать честныхсоветников: « но твердости и мудрости достаточно не имел, наипаче жеслушал безрассудно недобрых советодателей» (СЛРС 4, 33). Один такой недобрый«советодатель» и послужил причиной конфликта Ярополка и Олега. Все началось стого, что Лют, сын советника Ярополка Свенельда, поссорился с Олегом. ИСвенельд, решив вступиться за сына, начал стравливать двух братьев: «В сиюссору вступился отец Лютов Свеналд, осердился на Олга вельми и позабыв милостии благодеяния родителя, стал ссоривать детей, начал наговаривать Ярополку, будтоОлг его яко старшего брата мало почитает, людей ему верных не уважает, что постаршинству рождения и лет большому брату надлежит меньшего держать подвластию; что от удела Олга ослабела сила Великого Княжения, что Ярополк КнязьВеликий, прочие же Князи должны быть ему подчиненыи что Князь Великий имея силунеограниченную, все то может, что хочет; следовательно, будто и брата можетлишить удела» (Там же, 34).
Проблемастановится поистине всеобъемлющей, когда выясняется, что и у Свенельда былисвои «советодатели», преследующие только свои корыстные цели: «Писатели сказуют,что Ярополк долго наговорок противу брата не принимал, храня братскую любовь.Вероятно, что Свеналд и сам окружен был ласкателями и наушниками, кои, желаяподслужиться ради его ласки, подсылали и к Олгу наговаривать и со вестьми, будтобрат старший скорбит, что уделом младшего Великокняжеская держава умалилась, имыслит как отнять у Олга отцом ему означенное» (Там же, 35).
Целыхчетыре года потребовалось «ласкателям», чтобы сломить сопротивление Ярополка, толькопосле этого начались распри: «Таковыми и тому подобными речьми старались(четыре года) из личной ссоры Олга с Лютом и Свеналдом заводить между братийнедоверки, подозрения и зависть, от чего последовали наконец (в 977 году) явныераспри» (Там же).
Ярополк,в изложении Екатерины, стал жертвой обстоятельств. Он не был достаточно хорошоподготовлен к тому, чтобы отдалить от себя «ласкателей», «советодателей» и«наушников». Ярополк совсем не являлся бездушным чудовищем: узнав о смертиОлега, он переживал, даже плакал: «Ярополк услыша вскоре пришел, плакал зело ибыл неутешен, говоря: О люди, люди, до чего вы довели! Паче же гнев имел наСвеналда; сей же скрылся и нигде более о нем писатели не упоминают. Люди жеиные порочили Ярополка говоря, что он причиной всему; имел слабость, слушаллюдские наговоры, другие же приписывали ему порок неумеренного властолюбия, будтостарался у брата отнять ему принадлежащее; никто же Ярополка не оправдал, ноосуждение ото всех понес по сему несчастному делу» (Там же, 36-37).
Аважной особенностью Владимира, выгодно отличавшей его от многих других князей, былакак раз способность подбирать мудрых и честных вельмож, советы которых он оченьценил: «Великий Князь Владимир любил весьма вельмож мудрых и простосердечных, ис ними о устроении государства, войнах и правосудии подданных каждодневносоветовал, рассуждая, что сими государство силу, богатство и славу приобретает»(Там же, 74).
Такимобразом, тема «ласкательства», недобрых советов проходит лейтмотивом через все«Записки». Катастрофа монголо-татарского ига случилась именно потому, что несуществовало сильной самодержавной власти. Древние князья слушают «ласкателей»,поддаются на провокации, завидуют друг другу. Как следствие, распри, войны заземли. Но самое страшное, что они приводили на Русскую землю половцев: «КнязьОлг Святославич Тмутаракансккой давно завидовал Князю Владимиру Черниговскомуво владении Чернигова множество половцев наняв, пришел к Чернигову иоступил град. Но Князь Владимир Всеволодович, не имея войски в собрании, не могпротивиться, учинил с Князем Тмутараканским мир, уступил ему Чернигов Половцы же имея досаду, что не допущены пленить область, стали около Черниговаграбить и разорять, и Князь Олг не в силах был им того возбранить и от тогоудержать, понеже сам их привел, и сие третие навел Половцев на русскую землю»(Там же, 38).
Идаже когда князья собирались для общего похода против половцев, все равно в ихстане царило недоверие: «Не мешкав послали и к Князю Олгу Святославичу вЧернигов с предложением, чтоб собрав войско, шел с Великим Князем Святополкомна Половцов. Князь Олг Святославич хотя обещал с войском к ним быть, как скороони с своими выступят, но он вельми опасался и не верил Великому КнязюСвятополку Изяславичу по вражде между родителей, ибо Князь Святослав Изяславичизогнал из Киева брата своего Великого Князя Изяслава Ярославича »(Там же, 41-42).
«Ласкатели»,а главное, те, которые находили в распрях и войнах свою выгоду, не брезговали иклеветой. Легковерность князей, их неспособность подобрать мудрых советников, отсутствиеумения отличать правду ото лжи – все это приводило к трагедии, такой, какраспря великого князя Святополка и князя Владимирского на Волыне ДавыдаИгоревича с князьями Ростовским и Смоленским Владимиром Всеволодовичем иТеребовльским Васильком Ростиславичем: «Великий князь Святополк Изяславичвозвратился в Киев и с ним Князь Давыд Игоревич Тут люди те, коинаходили в княжеских ссорах и несогласиях свои собенные барыши, видя что КнязьДавыд Игоревич был человек нетвердый и ко вражде склонный, ибо слушалохотно клеветников и оных от себя не отгонял, а клевету не уничтожал и непренебрегал, начали ему говорить клевету: яко бы Князь Владимир Всеволодович согласился со Князем Васильком Ростиславичем на ВеликогоКнязя Святополка и на Князя Давыда Игоревича хотят изгнать обоих извладения, Князь Давыд был легковерен, принял ложь за истину, началвеликому Князю Святополку на Князя Василька наговаривать Ростиславичанаговаривать, смущая его лукавыми словами » (Там же, 63-64).
Носамой яркой иллюстрацией этой мысли стал рассказ о походе князя ИгоряСеверского на половцев. Личная доблесть перевесила общие интересы, что ипривело к катастрофе: «Воеводы же видя их бегущих, новойско за ними великое, говорили, чтобы не гнать за бегущими, но молодые князи,быв полны храбростию и рвением, не слушая совета старых: Святослав Олгович иВладимир Игоревич, желая честь прежде времени приобрести, но запамятывая, что ктому приобретенное искусство потребно; да с ними Олстин воевода Черниговский, безповеления старших Князей, пошли за реку на половцев. Тогда ИгорьСвятославич созвал князей и воевод и предложил им, что, одержав победу, далеене идти за половцами Святослав же Олгович да Владимир Игоревичвозвратясь стрыям говорили, что они, далеко гоняясь за половцами и коней томя, немогут за ними (отступающими основными войсками князя Игоря – А.И.) поспеть, еслисейчас идти, Всеволод соглашался на то, но прочие все советовали дойти до реки,Всеволод Святославу дал отдохнуть, и пошли уже пред днем все совокупно к Донцу.Половцы же рано по утру со всею силою напали на чистом поле на полки Игоревы» (СЛРС 12, 135-137).
Темвременем, в опале оказался Сперанский. Екатерина Павловна ликовала. Онаненавидела Сперанского и интриговала против него. Была у нее и личная обида. Онотказал «в поддержке той шведской партии, которая прочила на шведский престолмужа великой княгини, принца Ольденбургского» (Богоявленский 1994, 195). Помимоэтого он высказался против кандидатуры Карамзина на пост министра народногопросвещения, выдвинутой великой княгиней. В результате, « ей удалось вместе с группой влиятельных лиц добиться ссылки либерального реформатора,гр. Сперанского, которого она считала «преступником», овладевшим волейслабохарактерного монарха» (Там же, 194).
Меняетсяокружение государя – меняются и его взгляды на политику. И уже в 1816 годуАлександр, «пожаловав Карамзину ленту, заметил, он награждает его не за историю,а за записку» (Булич 1802, 277).
В1818 году выходят первые восемь томов «Истории государства российского». Своекредо он выразил в предисловии к изданию: «Мы одно любим, одного желаем: любимотечество; желаем, да не изменится никогда твердое основание нашего величия; даправила мудрого Самодержавия и Святой Веры более и более укрепляют союз частей;да цветет Россия … по крайней мере долго, долго, если на земле нет ничегобессмертного, кроме души человеческой!» (Карамзин 1989, 22). Неслучайно ужепервый том «Истории…» вызвал нарекания со стороны радикалов, с удивлением инегодованием обнаруживших полное соответствие историософской концепцииКарамзина убеждению Екатерины в том, что история русского государстванеотделима от истории русского абсолютизма.
Такимобразом, сформулированная Екатериной II монархическая идея, в основе которойлежала апология самодержавия, стала тем базисом, который русские консерваторыначала XIX века смогли противопоставить либеральному проекту Александра иСперанского. А ее языковая программа сильнейшим образом повлияла налитературные и лингвистические поиски Карамзина и Шишкова. В этом контекстеможно рассмотреть и «спор о старом и новом слоге». Не было никакогопротиворечия в том, что Карамзин, не принявший литературной программы Шишкова, разделялего патриотический пафос в отношении к русской истории и актуальнойполитической ситуации.
Списоклитературы
Vries de Gunzburg 1941 – Vries, Irene de Catherine Pavlovna. Grande-DuchesseRusse. 1788-1819. Amsterdam, 1941.
Богоявленский1994 – Богоявленский С.К. Император Александр I и великая княгиня ЕкатеринаПавловна // Три века. Россия от Смуты до нашего времени.Т. 5. М., 1994.
Булич1902 – Булич Н.Н. Очерки по истории русской литературы и просвещения с началаXIX в. В 2-х томах. Т. I. СПб., 1902.
Виноградов1982 – Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIXвеков. М., 1982.
Ивинский2009 – Ивинский А.Д. Екатерина II и Русский язык // Русская речь, №2, 2009. С.77-81.
Ивинский2009a – Ивинский А.Д. Языковая программа Екатерины II: к истории журнала«Собеседник любителей российского слова» // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. №3,2009. С. 47-54.
Карамзин1989 – Карамзин Н.М. История государства российского. В 12 тт. Т. I. М., 1989.
Корф1861 – Корф М.А. Жизнь графа Сперанского. Т. I. СПб., 1861.
Погодин1866 – Погодин М. Николай Михайлович Карамзин по его сочинениям, письмам иотзывам современников. Материалы для биографии. Т. I-II. СПб., 1866.
Пыпин2001 – Пыпин А.Н. Общественное движение в России при Александре I. СПб., 2001.
Пятковский1888 – Пятковский А.П. Очерки из истории русской журналистики // ПятковскийА.П. Из истории нашего литературного и общественного развития. Т. II. СПб., 1888.
Сакулин1929 – Сакулин П.Н. Русская литература. Социолого-синтетический обзорлитературных стилей. Ч. II. Новая литература. М., 1929.
СЛРС– Собеседник любителей российского слова. СПб., 1783-1784.
Шишков1803 – Шишков А.С. Рассуждение о старом и новом слоге. СПб., 1803.
Шишков1824 – Шишков А.С. Собрание сочинений и переводов. Ч. II. СПб., 1824. />
[i]О языковой программе Екатерины II см.: Ивинский 2009; Ивинский 2009а
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru/