Анна Клюкина – директор Дарвиновского музея:
“Это мой родной город”
“Родилась я в семье военнослужащего, детские воспоминания – это калейдоскоп городов и поселков. За
время учебы сменила ровно десять школ. В 1967 году приехала в Москву поступать в институт, и с тех пор живу здесь. Поскольку в детстве я никогда не жила долго
на одном месте, Москва – это мой родной город…”
Cо студенческих лет любимым местом отдыха был парк Сокольники, сюда мы с друзьями шли отмечать сдачу сессии, здесь же “зализывали
раны” после неудач. Студентами любили гулять по Калининскому проспекту, его только отстроили, здесь было много кафе, из них два с дешевыми пирожками, где
можно было посидеть за очень небольшие деньги. В кафе-мороженом “Метелица” отмечали свои праздники, это также тогда было доступно.
Очень много времени проводила в Ленинской библиотеке. Честно говоря, не знаю, как сейчас, но в конце 60-х – начале 70-х
по субботам и воскресеньям в Ленинскую библиотеку были очереди, и нужно было приехать к открытию, чтобы не стоять на улице.
Затем любимым местом стала сельскохозяйственная библиотека. Здесь был большой зал открытого фонда, вся периодика, красивые
читальные залы с удобной мебелью, с хорошими настольными лампами – все делало работу здесь приятной.
В год рождения сына я окончила институт и осталась в нем работать преподавателем зоологии с почасовой оплатой.
Позже пошла работать в Государственный биологический музей им. К.А.Тимирязева, где проработала 13 лет. Именно здесь я
прошла настоящую музейную школу, пройдя все ступеньки служебной лестницы от младшего научного сотрудника до заведующей просветительным отделом. Во время
работы в Биологическом музее им. К.А.Тимирязева я много слышала о прекрасных коллекциях Дарвиновского музея, знала, что для этого музея строят новое здание.
Ситуация для Москвы редкая, так как с 1917 по 1994 год в Москве специально для музеев построили всего 4 здания. Участвовать в строительстве новой экспозиции в
целом здании – это редкая удача для музейщика, поэтому мне, конечно, хотелось попробовать свои силы.
В 1986 году я перешла на должность заместителя директора по научной части в Государственный Дарвиновский музей . Тогда я не
знала, что к строительству экспозиции удастся приступить только в 1995 году. А до этого восемь лет прошло в изнурительной борьбе с чиновниками, которые никак
не понимали, зачем в Москве строить Дарвиновский музей.
Дело в том, что Александр Федорович Котс, основатель нашего музея, сначала дал ему название – Музей эволюционной истории.
Александр Федорович всю свою жизнь мечтал получить под созданный им музей собственное здание. В 20-х годах, когда слово “дарвинизм” стало более модным,
чем “эволюция”, он переименовал музей. И действительно, это как-то помогло – в 1926 году было принято решение о строительстве здания для Дарвиновского музея,
но строить его начали только в 1960 году, на Фрунзенской набережной.
В 1961 году начатое строительство передали балетной школе. Достаточно было где-то Никите Сергеевичу Хрущеву сказать, что
дарвинизм – это буржуазная наука и нам не нужна, как сразу прекратили строительство.
Когда я начинала работать в Дарвиновском музее, ему жилось очень трудно. Из-за аварийного состояния помещений в 1984 году музей
закрыли для посетителей. Здесь царила неописуемая теснота, ведь коллекции в это время достигали 300 000 экспонатов. Было неимоверно холодно – зимой сотрудники
музея сидели в пальто, как во время войны. Текла крыша, осыпалась штукатурка, время от времени лопались трубы то с горячей, то с холодной водой, а весной
грунтовые воды заливали подвал. И каждый новый год начинался с того, что Мосстрой-3 (подрядчик) предлагал законсервировать строительство или продать
его. Мало кто помогал нам тогда выжить, зато в проверяющих недостатка не было. Если проверяющие были мне особенно неприятны, я любезно предлагала им снять
пальто и пройти в хранилища, где они выдерживали максимум 10-15 минут.
В 1994 году мы начали перевозить в новое здание крупные чучела. Музей еще не достроили, здание не сдали, но ходили упорные
слухи, что это здание кому-то хотят отдать, точнее, продать. Вот мы, как в старые времена коммунальных квартир, и стали расставлять свои вещи, чтобы
показать, что мы здесь уже живем. Все погрузочно-разгрузочные работы сотрудники музея проделали сами. Самым трудным было перевезти два чучела слонов и чучело
моржа. Когда-то в старое здание принесли шкуры и сделали чучела. Когда же встал вопрос о перевозке, то стало очевидно, что ни вынести из старого здания, ни
внести в новое их невозможно, поскольку двери маленькие. Здесь уж нам пришлось находить средства, чтобы частично разобрать (а потом быстро заделать) стену в
старом здании и снять большое окно и внутреннюю дверь в новом здании, заказать трейлер.
С января 1995 года наконец приступили к строительству экспозиции, и первые залы открыли 2 сентября 1995 года.
В музей пошли посетители, а в это время продолжалось строительство экспозиции следующих залов и перевоз экспонатов. Все
разгрузочные работы мы старались делать после 18.00, когда закрывался музей, чтобы не мешать посетителям. Самыми тяжелыми были дни, когда приходили трейлеры
с витринами из Германии. Обычно это было 18-20 тонн стекла, которые разгружали мужчины музея, причем после полного рабочего дня.
Но несмотря на все трудности, я считаю себя счастливым директором. Никто в коллективе не сказал мне, что не будет таскать
такие тяжести, никто не возмутился, что приходится выполнять такую тяжелую работу после окончания рабочего дня, никто даже не намекнул на какую-то
дополнительную оплату, и это при символической зарплате. Все знали, что в музее денег мало, и когда к музею подъезжала очередная машина, женщины носили легкие
чучела, легкие части от витрин, а все остальное – переносили наши мужчины. В 1997 году в музее полностью построили экспозицию, а в 1999 году мы уже
встречали миллионного посетителя в новом здании. Иногда я встречаю у нас тех строителей, которые сомневались, что этот музей нужен, а сейчас они со своими детьми
с удовольствием сюда ходят. Иногда заходят чиновники разного уровня, и каждый раз удивляются, что в музее полно посетителей.
Это большое счастье, когда твой труд востребован. Мне еще раз хочется сказать, как я счастлива, что работаю в таком коллективе,
который с честью перенес тяжелые времена и построил музей, считающийся одним из лучших в России. И сегодня, когда сваливаются на музей очередные напасти: нет
денег, не хватает площадей, не хватает сотрудников, не строят обещанное фондохранилище – я выхожу на улицу, смотрю на наш белый дом, на котором
золотыми буквами написано “Государственный Дарвиновский музей” и думаю: “Все образуется, все будет хорошо”.
И я верю, что рядом со зданием музея все-таки удастся построить фондохранилище. Эти два здания будет соединять переход. В
новом здании разместятся выставочные залы, которых у нас сейчас нет, аудитории для работы с детьми (сегодня наши кружковцы занимаются в фойе). В новом здании
мы сделаем интерактивную экспозицию, о которой давно мечтаем. Будет целый зал, где все можно будет трогать, двигать, подержать в руках.
В общем, в Москве появится целый естественнонаучный комплекс, где можно будет поучиться, поиграть, просто
приятно провести время.
В 2002 году музею исполнится 95 лет. Если Правительство Москвы захочет, оно вполне может реализовать собственное
Постановление о строительстве фондохранилища, принятое в 1994 году, и сделать не только нам, но всем москвичам такой подарок.
Но главная радость в том, что москвичи полюбили наш музей, а чиновники перестали задавать вопрос: “Кому он нужен?”.
Анна Клюкина