Философия
Танаха
Вопрос, который
для любой философской системы имеет номер “один”, формулируется
просто: что первично – наш ум или наше тело? Материя или сознание? От чего
отталкиваться, к чему причаливать?
Далее – вопрос
за номером “два” практически везде: что есть основа мира, существует
ли некое универсальное начало, универсальное основание, к которому – как к
фундаменту в строительстве самого сложного дома – можно свести все то
многообразие явлений, каковое мы, и именуем миром.
Говоря о
еврейской философии и о том, что с ней спорит, противоречит ей – и иногда
мешает нам понять еврейство таким, какое оно есть, мы осознаем что еврейство
можно понять через философию.
Философия не
признает иных выводов, кроме тех, к которым приводит разум и опыт, а иудаизм
как религиозное учение опирается на откровение и традицию. Однако доводы разума
и опыта не чужды Торе. Но известно ведь, что и среди религий, и среди
религиозных философий ИУДАИЗМ БОЛЬШЕ ЧЕМ ПРОСТО ОДНА ИЗ РЕЛИГИЙ – это целостная
система мира и целостное мировоззрение, это целая жизнь!
Величественный
распорядком звездного неба призывается в свидетели о наличии Единого и
Единственного Всемогущего Создателя (Теил., 19, 2(1); Иеш., 40, 26; Амос, 5,8).
Дар речи и слуха, пожалованный людям, служит доказательством существования
Всевидящего и Всеслышащего Провидения (Теил., 94, 9), а особые милости,
явленные Всевышним Израилю, свидетельствуют о всемогуществе Божьего Промысла в
истории. Иов (Книга Иова) в своих раздумьях над парадоксами Божьего
нравственного управления апеллирует, как к конечной инстанции, к доводам разума
и выводам, почерпнутым из наблюдений над человеческой жизнью и природой. В них
он видит доказательства праведности путей Всевышнего по отношению к человеку.
Да и в целом дух познания, питающий философию, далеко не чужд Священному
Писанию, особенно такой его книге, как Коhэлет (Экклезиаст).
Именно
рационалистическая, разумная, на разум ориентированная тенденция еврейской
традиции, явственно проглядывающая уже в Торе, позволила еврейским мудрецам с
незапамятных времен прийти к представлению о Б-ге как о духовном начале, и это
несмотря на антропоморфизмы, которыми изобилует Священное Писание.
Словом
АНТРОПОМОРФИЗМ – дословно, с принятого для философских терминов греческого
языка это значит “ЧЕЛОВЕКОПОДОБИЕ” – обозначаются концепции, которые
уподобляют те или иные мировые процессы, закономерности, явления ПРОИСХОДЯЩЕМУ
ВНУТРИ НАС.
Но не только
это – например, религиоведы (знатоки разных человеческих верований и
привязанных к ним обычаев) отмечают, что более полвины ИДОЛОВ, рукотворных
статуй, изображений, обожествляемых язычниками, АНТРОПОМОРФНЫ. То есть –
срисованы, скопированы с человека. Придите в “античный зал” любого
большого музея, и это станет очевидно – только с той поправкой, что у ныне
белых и не всегда целых мраморных статуй во времена греческих и римских культов
были крашеные лица и все атрибуты “грима”: вот вам и копия с
человеческой “формы”, с облика человека, сделанная его же руками и
превращенная в предмет поклонения.: Это именно те “боги”, про которых
еврейская традиция говорит, что они имеют уши, но не слышат, имеют глаза, но не
видят, имеют уста, но не говорят.
Человек как
мера всему и образец для всяческого подражания – тоже одна грань
АНТРОПОМОФНОСТИ. Интересно выглядят с этой точки зрения попытки поместить в
рамки классической нееврейской философии еврейскую идею о человеке, который
СОЗДАН ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ ВСЕВЫШНЕГО, своего ТВОРЦА. Ясно, что это как раз
наоборот – не Бог скопирован с человека (не вечное есть копия временного), а
Творение несет в себе образ и подобие Творца.: Этакий получается
“ДЕИМОРФИЗМ “, “богоподобие”, ЧЕЛОВЕКОПОДОБИЕ НАОБОРОТ.
От внимания
наших мудрецов не ускользнуло внутреннее противоречие: еврейское Священное
Писание, с одной стороны, неустанно подчеркивает, так сказать,
“несравнимость” Бога, а с другой стороны, постоянно рисует Его по
образу человека. Бога нельзя познать до конца, он шире любых представлений
нашего сознания о Нем, но то, что в нас есть божественного, мы можем легко с
собой соотнести и даже попробовать “сравнить” несравнимое:
И выясняется
вот что. Эти антропоморфические выражения в Танахе – не что иное, как фигуры
речи, призванные как можно глубже запечатлеть в человеческом сознании личностный
характер Б-га. Спиритуализация образа Б-га нашла отражение уже в Тикуней Софрим
(Исправления Писцов), передаваемые по традиции изменения текстов Танаха для
смягчения антропоморфического характера некоторых выражений. Особенно ясно
проступает она в арамейских переводах Торы – таргумим, где все антропоморфизмы
опускаются – чтобы читатель Торы не подумал, что Б-г и человек одно и то же,
чтобы не забывал о колоссальной дистанции между высшим из б-жественных
творений, но все же – одним из творений – и ТВОРЦОМ. Отсюда в Таргумим
(переводах на арамейский язык) распространенный термин Мемра (слово), который
служит в почтительно-иносказательной форме для обозначения Б-га в тех случаях,
когда буквальный перевод создает впечатление, слишком уж напоминающее человека.
Антиантропоморфическая
тенденция характерна и для греческого перевода Торы. Считать, что поправки эти
возникли под влиянием греческой философии, нет никаких оснований: их вводили не
философы, а переводчики. Однако переводчики эти не могли не руководствоваться в
своей работе теми традиционными представлениями, которые прочно утвердились в
еврейском сознании этого времени. Тот же рационализм мудрецов Талмуда привёл к
созданию на основе Торы философии иудаизма с присущим ей четким и всеобъемлющим
взглядом на вселенную и жизнь.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.istina.rin.ru/