Философия в поэзии Фета

–PAGE_BREAK–Ещё светло перед окном,
В разрывы облак солнце блещет,
И воробей своим крылом,
В песке купаяся, трепещет.
А уж от неба до земли,
Качаясь, движется завеса,
И будто в золотой пыли,
Стоит за ней опушка леса.
      Поэт фиксирует  каждое «сиюминутное» проявление жизни, которое через мгновенье окажется уже другим. Вот мелькают крылья воробья, купающегося в песке. Через миг он вспорхнет и улетит, и поэт останавливает для нас этот миг. Или стоит опушка леса « в золотой пыли». Ведь через минуту облако скроет солнце, пелена дождя перестанет просвечиваться, и лес  потускнеет. А сейчас он стоит радостный, свежий, нарядный. Задержать, остановить этот миг, уловить этот оттенок и стремится поэт. Жизнь состоит из тысяч радостных подробностей, которые поэт умеет увидеть и которыми щедро делится с читателями, как бы говоря ему: «Смотри, как много в природе прекрасного, как великолепен каждый миг жизни. Не проходи равнодушно мимо этой красоты, остановись». В воспевании этой красоты Фет видел назначение поэта.
3.1 «Я пришёл к тебе с приветом…»
   Фета можно назвать певцом русской природы. Приближение весны и осеннее увядание, душистая летняя ночь и морозный день, раскинувшееся без конца и без края ржаное поле и густой тенистый лес — обо всем этом пишет он в своих стихах. Природа у Фета всегда спокойная, притихшая, словно замерзшая. И в то же время она удивительно богата звуками и красками, живет своей жизнью, скрытой от невнимательного глаза:
Я пришел к тебе с приветом,
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало;
Рассказать, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой каждой,
Каждой птицей встрепенулся
И весенней полон жаждой;
Рассказать,   что   с   той   же   страстью,
Как   вчера,   пришел   я   снова,
Что   душа   все   так   же   счастью
И   тебе   служить   готова;
Рассказать,   что   отовсюду
На   меня   весельем   веет,
Что   не   знаю   сам,   что   буду
Петь, — но   только   песня   зреет.
Стихотворение это — одно из ранних у Фета и одно из самых популярных. Впервые оно напечатано в жур­нале «Отечественные записки» в 1843 году, в седьмом его номере. Стихотворением журнал открывается — оно оказывается как бы заглавным. Это может быть толь­ко при одном условии: если издателям журнала оно пришлось по вкусу, если они видят в нем безусловную художественную ценность.
     Стихотворение написано на тему любви. Молодой поэт пришёл рассказать о радостном блеске солнечного утра, о страстном трепете молодой, весенней жизни, о жаждующей счастья влюблённой душе и неудержимой песне.
     Тема ста­рая, более того — вечная. А от стихотворения Фета веет свежестью и новизною, оно ни на что известное нам не похоже. Для Фета это вообще характерно и соответствует его сознательным поэтическим установ­кам. Фет писал: «Поэзия непременно требует новизны, и ничего для нее нет убийственнее повторения, а тем более самого себя… Под новизною я подразумеваю не новые предметы, а новое их освещение волшебным фо­нарем искусства».
     Необычно уже самое начало стихотворения — не­обычно по сравнению с принятой тогда нормой в поэ­зии. В частности, пушкинскрй нормой, которая требо­вала предельной точности в слове и в сочетании слов. Между тем начальная фраза фетовского стихотворения совсем не точная и даже не совсем «правильная»: «Я пришел к тебе с приветом, рассказать…». Позволил ли бы себе так сказать Пушкин или кто-либо из поэтов пушкинской поры?
     Конечно, теперь мы привыкли к этой и подобным фразам Фета, они нам представляются не просто нор­мальными, но и удачными, художественно впечатляю­щими. Но в то время, когда они только появились, нор­мальными они не казались: в них видели поэтическую дерзость. Иные современные Фету критики даже упре­кали его: разве можно сказать «уноси мое сердце в зве­нящую даль»? Или: «долго снились мне вопли рыданий твоих…» — разве вопли могут сниться?
     Фет отдавал себе отчет в неточности своего поэти­ческого слова, в приближенности его к живой, порой кажущейся не совсем правильной, но оттого особенно яркой и выразительной речи. Стихи свои он называл шутливо (но и не без гордости) стихами «в растрепан­ном роде». 14 марта 1892 года, незадолго до смерти, он писал старому другу, поэту Якову Полонскому: «Ма­ло ли меня бранил даже ты за неясность и спутанность моих стихов? А я продолжаю в этом растрепанном роде. Для образца присылаю вчерашнее стихотворение». И к этому прилагались стихи:
Рассылался   смехом   ребенка,
Явно   в   душу   мою   влюблены,
Пролетают   прозрачно   и   звонко
Надо   мною   блаженные   сны…
     Легко заметить внутреннее сходство между этим, едва ли не последним, стихотворением Фета и его ран­ним стихотворением «Я пришел к тебе с приветом…».
     Но каков художественный смысл в поэзии «растре­панного рода»? Неточные слова и как бы неряшливые, «растрепан­ные» выражения в стихах Фета создают не только не­ожиданные, но и яркие, волнующие образы. Началь­ные слова стихотворения «Я пришел к тебе с приве­том…» как раз благодаря их невыверенности, случай­ности, безыскусности кажутся особенно органичными, естественными для живой речи. Создается впечатление, что поэт вроде бы специально и не задумывался над словами, а они сами к нему пришли. Он говорит самы­ми первыми, непреднамеренными словами. Он как бы импровизирует на глазах у читателя. И это оказывает сильное художественное воздействие. Импровизацион­ное слово идет к читателю самым прямым, самым ко­ротким путем.
    Художественное произведение, а лирическое сти­хотворение в особенности –всегда есть тесное и нераз­рывное словесное и смысловое единство. Читать и тол­ковать его нужно, не вытаскивая из него отдельные слова и фразы, а с учетом художественного контекста. Только такое толкование будет не случайным и не про­извольным, а в духе произведения и объективным.
     Высокую степень объективности показал в трактовке стихотворения «Я пришел к тебе с приветом…» Лев Тол­стой. В поздние годы жизни он скептически относился к стихам, но для этого стихотворения делал исключе­ние. Он сказал в разговоре с Горьким: «Поэзия — безы­скусственна; когда Фет писал:
… не   знаю   сам,   что   буду
Петь, — но   только   песня   зреет,
этим он выразил настоящее, народное чувство поэзии. Мужик тоже не знает, что он поет, — ох, да-ой, да-эй, — а выходит настоящая песня, прямо из души, как у птицы». Это слова о непреднамеренности, естественности, импровизационности поэтического слова. И это для Фета — программные слова, выражение его общих взглядов на поэзию.
     Импровизационный характер стихов Фета замечен был уже его современниками. О фетовском даре «им­провизатора» писал А. В. Дружинин. Писал и В. П. Бот­кин: «… строгая художественная обработка не в свойст­ве таланта г. Фета. Как в лирическую минуту пьеса изливается из души его, такой она и остается; правда, что от этого происходит и изумительная свежесть и электризующее впечатление их». На импровизационном характере своих стихов на­стаивал и сам Фет.
     Чтобы лучше показать своеобразие стихов Фета, приведу пример из другой, не поэтической области. Сравним двух учителей. Кого бы мы предпочли? Оба — знающие, дельные, одаренные. Речь первого стройна, красноречива, строго обдуманна. Другой учитель на первый взгляд кажется менее подготовленным: его речь, по крайней мере, вначале, сбивчива, слова не са­мые точные, как будто первые, какие приходят на ум. Но по мере того как слагается его рассказ, речь стано­вится все более стройной, все более увлеченной и зара­зительной. В этом случае кажется, что мысль учителя творится на глазах учеников, в их живом присутствии.
     Какой же учитель лучше? Какой нам больше нра­вится?
Вопрос явно поставлен неверно. Тут дело вкуса. Оба могут быть хороши. Но по-разному хороши.
     Легко заметить, что Фет похож на второй тип учителя. В его поэтической манере, на первый взгляд не­брежной, привлекает свежесть, особая живость и непод­дельность выражения. С точки зрения развития русской поэзии фетовская поэтическая манера была важным открытием — открытием новых возможностей, новых путей в искусстве слова.
     Излюбленное Фетом «первозданное» слово обладает еще одним важным потенциальным качеством. Благо­даря неопределенности, широте и некоторой зыбкости своего значения слова вызывают самые разнообразные ассоциации, соотносятся при их восприятии с различ­ными индивидуальными чувствами и индивидуальным опытом читателя. Они многозначнее, чем точные слова, они менее предметны, но зато внутренне объемны. Этим они напоминают музыкальный образ. Образ внятный и вместе с тем колеблющийся, сильный, но не прямой — и максимально многозначный.
     Одним из поэтов близкого нам времени, испытавших на себе воздействие поэзии Фета, был Борис Пастер­нак. В своих стихах он тоже во многом шел от музы­кального образа. Как и Фет, он дорожил не до конца проясненным, как бы случайным, словно мерцающим, но идущим от сердца словом. В одном из стихотворе­ний он писал:
И   чем   случайней,   тем   вернее
Слагаются   стихи   навзрыд…
Это мог бы написать о себе и Фет.
     Строго говоря, неточность фетовского слова — по­нятие относительное. Слово у Фета неточно в смысле логическом и словарном, но не в изобразительном, по­этическом. Настроения и картины, которые создают фетовские «неточные» слова, в достаточной мере опре­деленны. Фет безусловно, знает, о чем говорит и о чем хочет сказать. И читатель понимает его.
     Вернемся к началу интересующего нас стихотворе­ния. Прозой его пересказать невозможно — получится нечто анекдотическое. Но пересказывать стихи и не нужно. Само стихотворение всегда гораздо понятнее, чем пересказ.
     В зачине стихотворения Фета не все слова оказы­ваются равно значимыми. В живом звучании некоторые слова особо выделяются, становятся как бы опорными. И смыслоопределяющими. В первой строфе это слова: привет, солнце, свет, трепет листьев. По эмоционально­му смыслу они близки друг другу. Они однонаправленны и по вызываемым ими ассоциациям создают пред­ставление о сильном переживании — радости, счастье, любви. Это как звонкий музыкальный аккорд, являю­щийся музыкально-смысловым зачином стихотворения. От него идет все дальнейшее. Идет с постепенным на­растанием, усилением — и при этом в стройном звуко­вом и словесном ряду.
     Стихотворение отличается удивительной цельностью. Это — важное достоинство в поэзии. Там, где есть цель­ность в стихах, там и читательское восприятие оказы­вается цельным, то есть особенно живым и сильным.
Фет писал: «Задача лирика не в стройности воспро­изведения предметов, а в стройности тона». В стихо­творении «Я пришел к тебе с приветом…» есть и строй­ность предметов, и стройность тона. Все в стихотворе­нии внутренне связано друг с другом, все однонаправленно, говорится в едином порыве чувства, точно на одном дыхании. Предметы внешнего мира и чувства героя соотносятся, перекликаются далекими и близки­ми своими значениями. Чувства уводят к предметам, а предметы, по смысловым и музыкальным ассоциациям, указывают на чувство, особенным образом выражают его. И все это находится в движении, в развитии: ра­дость героя — мир, залитый солнцем, — проснувшийся лес — весь лес и каждая его ветка, жаждущие весны, — человеческое сердце, открывшееся счастью и готовое ему служить, — зреющая в душе торжественная песня. Таков стройный, цельный сюжетный ряд фетовского стихотворения.
     Что еще способствует цельности стиховой компози­ции? Многие и разные факторы. Но едва ли не в пер­вую очередь — повторы. Немецкий композитор и теоре­тик музыки Веберн писал: «Как легче всего добиться наглядности? — Путем повторения. На этом зиждется все формообразование, все музыкальные формы стро­ятся на этом принципе».
     К поэзии эти слова тоже применимы. Тем более к поэзии, которая, как у Фета, близка к музыке.
     Фет всегда придавал большое значение концовке. Он считал, что в концовке должна сосредоточиваться вся сила стихотворения: она должна быть такой, чтобы к ней нельзя было прибавить ни одного слова.
     Именно такова концовка стихотворениями «Я пришел к тебе с приветом…». Она подлинно завершает лири­ческий сюжет. Любовь и радость разрешается песней. Песня — это высший взлет, высшая точка радости. Для песни еще нет слов, но она уже есть, она просится на­ружу. В этом смысл финала. Смысл этот вытекает из всего содержания и ставит в нем последнюю точку.
     Интересно, что финал стихотворения, столь удачный и столь органичный, вызвал среди некоторых современ­ных Фету критиков и читателей сомнения. Самое уди­вительное, что в числе сомневающихся был и Тургенев. Он горячо сочувствовал Фету и его поэзии, но при из­дании сборника стихотворений Фета 1856 года предло­жил из стихотворения «Я пришел к тебе с приветом…» изъять его конец. Что и было сделано.
     Как это можно объяснить? Видимо, на изъятии фи­нала Тургенев настаивал потому, что боялся: вдруг его прочтут поверхностно и поймут слишком прямолиней­но, превратно. В том смысле, что поэт сам не знает, о чем пишет и что воспевает, что его поэзия носит абсо­лютно бессознательный характер.
     Грустно, но некоторые критики так ведь и захотели Фета понять. Они по тем или иным причинам — иногда даже исторически закономерным и нравственно высо­ким— не принимали в целом поэзию Фета и использо­вали концовку этого стихотворения для дискредитации поэта и его стихов.
     Ф. М. Достоевский, сам не раз страдавший от на­сильственных и неверных толкований его произведений, сказал однажды: «Но принесите мне что хотите… „За­писки сумасшедшего”, оду „Бог”, „Юрия Милославского”, стихи Фета — что хотите — и я берусь вам вы­вести тотчас же из первых десяти строк, вами указан­ных, что тут именно аллегория о франко-прусской войне или пасквиль на актера Горбунова,— одним словом, на кого угодно, на кого прикажете».
     Достоевский сказал это с горькой иронией. И в сло­вах, и в иронии Достоевского для нас заключен важный урок общего значения.
3.2 «Шёпот, робкое дыханье…»
     Еще одно стихотворение из числа ранних — лириче­ская пьеса «Шепот, робкое дыханье…». Как и два пре­дыдущих, это стихотворение подлинно новаторское. Оно было новым поэтическим словом как для русской ли­тературы, так и для самого Фета. Превосходно передает поэт  «благоухающую свежесть чувств», навеянных природой, ее красотой, прелестью. Его стихи проникнуты светлым, радостным настроением, счастьем любви. Он необычайно тонко раскрывает разнообразные оттенки человеческих переживаний. Фет умеет уловить и облечь в яркие, живые образы даже мимолетные душевные движения, которые трудно обозначить и передать словами:
Шепот,   робкое   дыханье,
Трели   соловья,
Серебро   и   колыханье
Сонного   ручья,
Свет   ночной,   ночные   тени,
Тени   без   конца,
Ряд   волшебных   изменений
Милого   лица,
В   дымных   тучках   пурпур   розы,
Отблеск   янтаря,
И лобзания, и слезы,
И   заря,   заря!
     Стихотворение написано в конце 40-х годов. Впер­вые напечатано в журнале «Москвитянин» в 1850 году, во втором номере.
Из всех ранних стихотворений Фета «Шепот, робкое дыханье…» самое необычное и нетрадиционное. И оно не могло не обратить на себя внимания критики — как положительного, так и отрицательного. О стихотворе­нии много писалось, и по разным поводам. Сочинялись пародии. Оно стало в представлении читателей и кри­тиков «самым фетовским стихотворением», своеобраз­ным поэтическим «автопортретом».
     Относясь к поэзии Фета в целом отрицательно, Сал­тыков-Щедрин писал в статье 1863 года: «Бесспорно, в любой литературе редко можно найти стихотворение, которое своей благоуханной свежестью обольщало бы читателя в такой степени, как следующее стихотворе­ние г. Фета…» — и далее Щедрин приводил текст сти­хотворения «Шепот, робкое дыханье…». Однако уже в 70-е годы Щедрин способен увидеть в фетовском произ­ведении исключительно предмет для иронии. Описывая праздные ощущения праздных людей, великий сатирик вспоминает и стихотворение Фета: «Что за ощущения испытывались среди этой чарующей обстановки! Ше­лест, вздохи, полуслова…» И, процитировав «Шепот, робкое дыханье…», продолжает: «И поцелуи, поцелуи, поцелуи — без конца».
     Щедрин теперь подчеркивает в фетовском стихотво­рении его якобы эротический, любовно-чувственный ха­рактер. Интересно, что еще до Щедрина, в 1860 году, в журнале «Свисток» так же эротически трактовал сти­хотворение Фета Добролюбов. Об этом свидетельству­ет его остроумная и по-своему талантливая пародия на Фета:
Вечер.   В   комнатке   уютной
Кроткий   полусвет.
И   она,   мой   гость   минутный…
    продолжение
–PAGE_BREAK–