ФИЛОСОФСКОЕ
ЗНАЧЕНИЕ СОВРЕМЕННОГО ОЛИМПИЗМА
Современный олимпизм
характеризуется плюралистичностью и мультипарадигмальностью своих форм, он
являет собой сложное полифоническое течение духовной жизни, поэтому вряд ли
возможен сколь-нибудь цельный метаолимпийский ракурс; целесообразнее
акцентировать отдельные, ситуативно значимые стороны олимпизма: философию,
антропологию, образование.
1. Олимпизм
как метафизика спорта и философия культуры
Термин “олимпизм”,
широко применяемый в современном языке, достаточно многозначен: стоит лишь
представить, какое количество предикаций с ним связано (олимпийскими являются
движения и спортсмены, города и годы, идеалы и принципы, идеи и девизы,
комитеты и музеи, академии и виды спорта и т.д.), чтобы оценить спектр его
возможных смыслов и денотатов. Ограничимся поэтому концептуальным аспектом
содержания понятия “олимпизм”, тем более что в современной культурной
традиции оно используется именно для обозначения доктрины, положившей начало
олимпийско му движению.
Основоположником олимпизма
является Пьер де Кубертен, инициировавший создание и развитие институций
олимпийского движения. В аккумулированном виде принципы олимпизма зафиксированы
в Олимпийской хартии, в соответствии с которой олимпизм представляет собой
философию жизни, возвышающую и объединяющую в сбалансированное целое достоинства
тела, воли и разума. Декларируемой целью олимпизма является повсеместное
становление спорта на службу гармоничному развитию человека, с тем чтобы
способствовать созданию мирного общества, заботящегося о сохранении
человеческого достоинства.
Для олимпийских интенций
характерно соединение спорта с культурой и образованием, формирова ние образа
жизни, основывающегося на радости от усилия, на воспитательной ценности
хорошего примера и на уважении к всеобщим этическим принципам. Олимпизм
фундирует императивную цель олимпийского движения – способствовать построению
лучшего мира путем воспитания молодежи средствами спорта без какой-либо
дискриминации, в атмосфере взаимопонимания , дружбы, солидарности и честной
игры.
Кубертеновская артикуляция
олимпизма в качестве специфического мировоззренческого и культурантро
пологического дискурса явилась концептуальным оформлением и духовной
кульминацией исторически длительной социокультурной эволюции олимпийских
представлений. В античном олимпизме древних греков сакральная агонистика
репрезентирует глубинную онтологию превосходства сил добра над злом, а в лице
победителя персонифицируются воля богов и судьба. Теологичность античного
олимпизма воплощается в культовой природе Олимпийских игр (являющихся своего
рода инсценировкой обряда) и в сакральной норме священного перемирия
(экехейрии). Несовместимость политеистического античного олимпийского сознания
с утвердившейся парадигмой христианского монотеизма обусловила более чем
полуторатысячелетний разрыв европейской культуры с древнегреческой олимпийской
традицией.
Возрождение олимпизма на рубеже
XIX-XX веков было детерминировано трансляцией идеологии либерализма в сферу
спорта. В основных принципах и идеалах олимпизма (взаимопонимание и дружба,
добрая воля и мир, недопущение дискриминации по расовым, религиозным или
политическим мотивам, соревновательность между отдельными лицами и командами, а
не между странами, соблюдение правил игры, авторитет арбитра) легко угадываются
соответствующие фундаментальные ценности либерального мировоззрения. Начиная с
Кубертена и по сей день продолжается эволюция современного олимпизма как
самосознания и метафизики спорта, выходящих за сущее спорта, вопрошающих поверх
этого сущего, определяющих абсолютные предпосылки спорта и транслирующих
ценности культуры и мировоззрение эпохи в сферу спорта. Олимпийская метафизика
спорта реализуется в различных типах рефлексии – историко-спортивной,
мировоззренческой (осмысление онтологических, этических, эстетических,
аксиологических и эпистемологических оснований спорта), парадигмальной,
системно-орга низационной и других.
Олимпизм (имеется в виду
неоолимпизм) имманентно рефлексивен, обращен по ту сторону данности
(“физики”) спорта. Постоянный выход за пределы сферы спортивного,
ориентация на культурное пространство в целом указывают на определенные функции
олимпизма как системы метафизики спорта и шире – философии культуры, в
противоположность различным версиям об исключительно служебной роли олимпийской
философии в структуре олимпийского движения.
Интенциональное поле
олимпийского сознания широко, его содержание включает в себя различные типы и
варианты рефлексивных структур дискурса. В олимпизме можно выделить следующие
типы рефлексии.
1. Историческая рефлексия,
предполагающая метаисторический анализ истоков современного спорта и генезиса
неоолимпизма, выявление его предшественни ков, разработку истории становления
концепций спортивного знания, эволюции ценностей, норм, смыслов (Г.С. Деметер,
Н.Ю. Мельникова, С.Н. Мягкова, Н.И. Пономарев, Н.В. Рекутина, В.В. Столбов,
А.Б. Суник, Ю.М. Чернецкий и др.)1.
2. Мировоззренческая рефлексия
как философское осмысление оснований спортивной деятельности. Мировоззренческая
рефлексия достаточно вариативна и включает в себя как минимум четыре варианта
рефлексирования:
а) онтологическую рефлексию –
поиск онтологических оснований современного спорта и его места в культуре (А.Н.
Бугреев, Н.Н. Визитей, Л.И. Лубышева, О.А. Мильштейн, Н.В. Печерский, М.Я.
Сараф); это прежде всего аспекты телесного и духовного (И.М. Быховская, В.И.
Столяров), субкультурного и общекультурного (В.А. Пономарчук); б) когнитивную
рефлексию как анализ места спорта в современной системе знания о человеке и
обществе, включение спортивного знаниевого компонента в общую картину
эпистемологии, рассмотрение спорта как репрезентации реальности, ее
семиотической (знаковой) модели (B.C. Родиченко); в) этическую, занимающую
особое место в системе мировоззрения и содержащую два плана, два контекста.
Надспортивный план обусловлен задачей постоянного оправдания спорта
(“спортодицея”) в глазах общества, именно в этом смысле олимпизм есть
оправдание спорта, его вечный метафизический адвокат, необходимый в условиях
коммерциализации, использования допинга, профессионализации, прагматизации,
дегуманизации и криминализации спорта. Внутриспортивный план этической
рефлексии ориентирован на нравственные основания самого спорта и представлен
духовными основаниями различных спортивно-гуманистических движений, движения
Фэйр Плэй; г) эстетическую рефлексию как анализ взаимодействия спорта и
искусства, художественной самоценности спорта (работы М.Я. Сарафа, олимпийский
проект “СпАрт” В.И. Столярова), ибо, по меткому замечанию И. Булоня,
вопрос не может быть решен в виде простого уравнения: “Олимпизм = спорт +
искусство”: тогда было бы достаточно “приклеить” какую-нибудь
выставку произведений искусства к какому-нибудь чемпионату мира; д)
аксиологическую рефлексию, ориентированную на исследование ценностного
пространства спорта, ценностей спорта в системе ценностей общекультурных (В.К.
Бальсевич, И.М. Быховская, Л.И. Лубышева).
3. Парадигмальная рефлексия –
осознание образцов и нормативов собственной деятельности, определение их
соответствия Олимпийской хартии. Например, пересмотр и уточнение положений
Хартии в связи с размытостью и неопределенностью процедуры выбора города для
проведения Олимпийских игр.
4. Деятельностно-организационная
рефлексия – осмысление форм организации современного олимпийского спорта,
структуры управления и образования, выработка принципов и поиск оптимальных
механизмов управления. Пример – рефлексивный анализ взаимодействия трех
компонентов современного олимпийского движения МОК, МСФ, НОКов (B.C.
Родиченко).
5. Идеологическая – выявление
явных и неявных идеологических оснований и приоритетов. Примеры: широко
обсуждаемая проблема, поставленная в свое время Г. Люшеном, – не является ли
спорт подсистемой протестантской культуры, или гипотеза, отстаиваемая B.C.
Родиченко и В.И. Столяровым, о способности олимпизма в определенной степени
заполнить тот идеологический вакуум в умах российской молодежи, который возник
вследствие кардинальных изменений последних лет.
6. Политическая – анализ спорта
в системе политических ориентации и межгосударственных отношений (С.И. Гуськов,
Ю.П. Симаков, Ю.А. Фомин).
Выделенные шесть типов
рефлексирования, которое, разумеется, не исчерпывается предложенной типологией,
позволяют сделать некоторые предварительные выводы и осторожные прогнозы.
Во-первых, олимпизм как
самопознание спорта завершает определенный цикл социокультурной эволюции
спорта, становящегося самоосознающим себя и в этом смысле эпистемическим бытием
для себя, системой с рефлексией. Во-вторых, футурологическое значение
олимпийской метафизики заключено в ее потенциях к методологической, философской
и культурант ропологической экспансии: доктринальная эволюция в конце концов
способна привести к такому положению вещей, что именно в олимпизме будет
преодолена существующая культурная оппозиция: духовная культура – физкультура,
а опасность спортизации культуры как некоего ее спортивного взрыва (наряду с
порнографическим и техницистским) не окажется столь серьезной после
своевременной прививки олимпийских духовных оснований всему спортивному
сообществу. Олимпизм восстанавливает социокультурную справедли вость, нарушенную
спортизацией (там, где должна быть культура, оказался спорт), синтезируя спорт
с ключевыми феноменами культуры (искусство, образование, мораль), он выполняет
роль интеллектуальной цензуры в мире спорта, обеспечивая ему новое статус-кво:
там, где олимпийский спорт – там и культура (Л.И. Лубышева фиксирует это
обстоятельство термином “олимпийская культура”). Симптоматично то,
что контент-анализ массовых спортивных изданий (B.C. Родиченко, 1996)
обнаруживает устойчивую тенденцию “олимпизации”, и тем самым
культурации, спортивного языка. В- третьих, полифоничность олимпизма
свидетельствует о его духовной открытости, о том, что в неоолимпиз ме в тело
спорта синтезируется и транслируется все мультикультурное многообразие мира.
2. Олимпизм
как философская антропология
Олимпийская хартия конституирует
олимпизм в качестве специфической философии жизни. Действительно, олимпийская
философия жизни своеобразна: если в традиционной философии жизни (Шопенгауэр,
Кьеркегор, Ницше, Бергсон) антропологические интенции не проявлены, то
олимпизм, именуя себя философией жизни, открыто декларирует антропологическую
суть своих мировоззренческих устремлений.
Собственно в философии жизни
сама интерпретация “жизни” является надличностной, внеперсоналист
ской. “Жизнь” наделяется там субстанциональным, онтологическим
смыслом и рассматривается в качестве метафизически-космического процесса
(“мировая воля” у Шопенгауэра, “жизненный порыв” и
“творческая эволюция” у Бергсона). Данный бытийный витализм противопоставляется
там классическому (механическому) европейскому рационализму и панлогизму Гегеля
(“мировая воля” против “мирового разума”). Относительно
проблемы человека это позволило в конце концов расширить границы
антропологического дискурса, преодолеть односторонности рационалистической
традиции (новаторская трактовка человека как “тела”, а не
“сознания”), восстановить органическую целостность системности
человека (телесность-воля-ум).
Именно это антропологическое
расширение, заимствованное олимпизмом у философии жизни, и позволяет прежде
всего относить его к последней. В то же время по другим своим установкам
олимпизм и философия жизни даже противоположны. Так, для философии жизни
ориентация олимпизма на уважение ко всеобщим этическим принципам вряд ли
приемлема вообще, ибо общезначимость моральных норм подвергается там сомнению
(Шопенгауэр) либо даже отрицанию (Кьеркегор, Ницше).
Философская антропология
олимпизма синтетична в своей аксиологии и праксеологии (соединение спорта с
культурой и образованием). Будучи продуктом техногенной цивилизации олимпизм и
олимпийское движение синтезировали ключевые ценности либерализма и гуманизма в
рамках инструментально понимаемого спорта, то есть как эффективного
инструмента, служащего для их утверждения и социальной реализации. В олимпизме
спорт выступает не только в качестве некоего фрагмента культуры, напротив, он
есть репрезентативная культура, не случайно в его принципах и идеалах
фиксируются соответствующие фундаментальные ценности либерального мировоззрения
и современного гуманизма.
В данном контексте спорт не
только отражает социальную реальность, репрезентируя ее, но и совершает,
актуализирует эту реальность. Спорт обмирщает смысло-жизненные интенции,
санкционированные обществом. Спорт есть репрезентация и актуализация в
техногенном мире гедонистического идеала обновления удовольствия: удовольствия
от персональной или коллективной победы, от нового спортивного зрелища.
Новация, как системообразующая ценность техногенной цивилизации, открыто
декларируется в качестве олимпийского девиза: Citius, Altius, Fortius.
Производство нового спортивного
результата является теперь таким же естественным делом, как и производство
новых товаров, новых знаний, новой техники, новых удовольствий и т.д.
Современный спорт в отличие от античных Игр оказался лишенным абсолютных
ценностей, произошла его десакрализация, а вместе с ней и дегуманизация; в нем
утвердился технократический стиль мышления со всем вытекающим из него
комплексом проблем (коммерциализация, насилие, допинг и т.д.). Именно во второй
половине XX века актуализируется проблема явного несоответствия
отвлеченно-прекрасных начал и грубо-вещественной реальности олимпийского
спорта, стремительно нарастающего противоречия между идеалами и конкретной
практикой самого олимпийского движения (дегуманизация и технократизация
спорта). Для посткубертеновского олимпизма принципиально важными становятся
проблемы метафизического оправдания спорта (“спортодицеи”) и его
антропологического проектирования на иных аксиологических основаниях.
Не случайно поэтому кризис
техногенного общества и вызванная этим переоценка ценностей (самодостаточность
и первенство новаций уже под большим социальным вопросом!) соответствующим
образом репрезентируются в спорте. Проблема технологической свободы человека
как бытийного и антропологического основания новации, находящая свое решение в
социальных самоограничениях (предельность ресурсов, экоограничения на
производство, запрет на разработку новых видов оружия массового уничтожения,
борьба с наркоманией как с “беспредельным” удовольствием) в
олимпийской антропологии может быть зафиксирова на в качестве проблемы пределов
спорта как универсального антропологического инструментария реализации
олимпийских идеалов.
“Основной вопрос”
олимпийской антропологии выглядит теперь так: может ли человек жить в мире
тотально обновляемых спортивных результатов и зрелищ? В праксеологической
версии: может ли инновационный спорт быть средством (инструментом) социализации
личности? В когнитивном плане: до каких пор возможна инновационная спортивная
репрезентация становящегося, формирующегося неинновационного мира?
Ответ на эти вопросы тривиален:
пока “да”, а в перспективе “нет”. Нетривиальный ответ
заключен в понимании способа движения от “да” к “нет”. Как
всегда, обозначилось два подхода: реформистский и радикальный. Их строгое
персональное различение почти невозможно: одни и те же авторы высказывают как
реформистские, так и радикальные соображения. Наиболее полно эти подходы и
соответствующая литература представлены в сборнике “Альтернативные модели
спорта. Спорт, духовные ценности, культура”. Выпуск третий (ред. В.В.
Кузин, В.И.Столяров, Н.Н.Чесноков). М., 1997.
Объединяет эти подходы общий
антропоцентризм как контроверза новациентризму (результато- и победоцентризму).
Что разъединяет? Социальная механика, образы возможных траекторий движения по
антрополо гическому тренду. Радикальная оппозиция, своего рода нигилистический
спортивный авангард, предлагает коренную переоценку ценностей: замену
соперничества в спорте сотрудничеством и кооперацией, отказ от определения
победителей (ведь победа не главное!), отказ от традиционной агонистики, ее
смысла и духа. Слабым местом, на наш взгляд, в ней является не идеология, а
технология. Радикалы смотрят на спорт как на область социальной инженерии,
сферу социального проектирования и экспериментирования, причем
экспериментирования неотложного, экстренного. Иначе говоря, гуманистический
антропологизм как цель предполагает здесь противные гуманизму технократические
средства.
Реформистский подход отличается
большей “мягкостью” и “экологичностью”. Акценты делаются на
гуманизации в первую очередь детского и юношеского спорта, на различении
спортивных (более технократи зированных) и олимпийских состязаний (менее
технократизированных), на создании и реализации параллельных (но не
альтернативных!) спортивных проектов, на эстетизации спорта.
Антропологическое олимпийское
сознание мыслит спорт преимущественно в рамках традиционной дуалистической
парадигмы как противоборство (противостояние, борьбу и единство) двух начал –
гуманного и антигуманного, добра и зла, света и тьмы, жизни и смерти. Известно,
что олимпийская идея (или комплекс идей – идеология) аккумулирует
гуманистические представления о полно и гармонично развитой личности и
определяет идеальный каркас современного спорта. Но как объяснить таким образом
понимаемый спорт перед лицом темных сторон его бытия? Попытки разрешения этой
проблемы “спортодицеи” и определяют, на наш взгляд, многообразие
интенций философской антропологии.
Принципиальным для анализа
различных вариантов “спортодицеи” является объяснение природы
негативных аспектов спорта, поэтому массив оправдательных версий и
соответствующих антропологических реформаций сводим к следующим: 1. Любые
спортивные феномены несут в себе признаки фундаментально го нравственно-гуманистического
начала, степень представленности которого задает аксиологическую иерархию
спортивного бытия. Олимпийское (гуманистичес кое) убывает в явлениях спорта в
соответствии с их удаленностью от фундаментального начала. Институцио нально
природа спортивного зла закрепляется за структурами олимпийского движения, и
прежде всего за МОК: она ноуменально заключена не в сакральных олимпийских
идеалах, а в свободе воли человека олимпийского, прежде всего в добровольном
отказе спортивной олигархии следовать этим идеалам (А.А. Исаев). Эсхатология
олимпийского движения концептуально преодолевается в подобных версиях вне
границ самого движения – в трансценденталиях новой олимпийской педагогики,
ориентированной на эллинские принципы калокагатии. В других вариациях – это
различные гуманистические альтернативы современному олимпийскому движению. 2.
Зло в спорте внеинституационально, оно ситуативно, оно определяется как
непроявленность гуманизма. Спортивная деятельность небезотносительна к
конкретным условиям, в зависимости от которых на первый план выходят либо
гуманистические ценности, либо антигуманные явления. Трансформация олимпийского
движения в спортивно-рекордистское и спортивно-экономическое (коммерческое)
происходит в контексте постепенного утрачивания его статуса
спортивно-гуманистического движения. Отсюда и осторожный ревизионизм
-развертывание новых форм исправительных работ в рамках не только олимпийского
движения, но и нового культурно-спортивного гуманистического движения
“СпАрт” – спартианского движения. Правда, проект “СпАрт”
В.И. Столярова имеет несколько версий, одни из которых могут оцениваться как
“жесткая” альтернатива современному спорту (особенно в истолковании
агонистики), а другие как “мягкая” культурная ревизия традиционных
спортивных состязаний. 3. Если спорт – образ мира, то олимпизм – образ
(усеченная модель) идеологии общества. Оправдание спорта есть оправдание мира,
в котором он дан. Спорт, репрезентируя и творя социальную действительность, по
отношению к олимпийской идеологии “первичен и изначален”.
“Спортодицея” и соответствующая версия олимпийской антропологии
реализуется в данном случае как апология прагматизма, как аксиологическая
санкция для извлечения наилучшего из возможного (благость олимпийской цели
достигаемой самыми разнообразными – но эффективными и оптимальными! –
средствами конкретного мира, в том числе и внеблагими). Институцио нальный
эсхатологизм предшествующих “спортодицей” (страшный гуманистический
суд над отпавшим от гуманизма олимпийским движением) преодолевается здесь
вселенским оптимизмом всемирного спортивного консенсуса, предустановленной
гармонией будущей эволюции олимпийских структур (В.С. Родиченко).
Пока олимпийский
антропологический дискурс в своей вариативности многократно превосходит
спортивный праксис: интеллектуальные поиски “очеловечивания” спорта
разнообразнее данности спорта. Однако важен сам вектор антропологических
исканий в спорте – от “частичного” Homo sporticus – к олимпийскому
идеалу целостного, гармонично развитого человека антропогенной цивилизации.
3. Олимпизм
как философия образования
Философская антропология
олимпизма фундирует соответствующую педагогическую антропологию (которая, в
свою очередь, является основанием олимпийского образования и олимпийской
педагогики), ибо подлинная цель олимпийского движения заключается в том, чтобы
способствовать построению лучшего мира путем воспитания молодежи средствами
спорта.
В XX веке доминирование
профессиональных и групповых норм в спортивной среде над общекультурными в
конце концов оформляется в особую спортивную субкультуру, характеризующуюся
собственной идеологией, системой норм и ценностей, отличающихся от
общепринятых. Это требует обязательной коррекции содержания и форм олимпийского
образования в соответствии с особенностями социокультурных оснований бытия
спортивного сообщества. Если принимать во внимание гуманистические аспекты
олимпийского образования, то надо отдавать себе отчет в том, что современная
спортивная субкультура негуманна – ранняя спортивная специализация, а затем
профессио нализация ограничивают возможности личностной общекультурной
эволюции. Этическая реальность современного спорта – групповая и корпоративная
мораль; социокультурная – преобладание технократического стиля мышления над
гуманистическим. Проблема соотношения гуманизма и технократизма в спорте
разрешается пока таким образом, что технократизм, где самоцелью является
достижение спортивного результата любой ценой, безусловно, преобладает. Другими
словами, духовная и морально-эстетическая проблематика олимпийского образования
определяется контроверзой открытой олимпийской мультикультуры и изоляциони
стской спортивной субкультуры.
Важный аспект олимпийского
образования наряду с коррекцией самой спортивной субкультуры –
общеобразовательный. Он представляется наиболее значимым, поскольку чрезвычайно
широк по числу участников (все общеобразовательные учреждения страны , и в
первую очередь школы) и содержателен в общекультурном плане. Определяющие
интенции современного олимпийского образования: история и философия олимпизма,
идеалы и ценности олимпийского движения, принципы Олимпийской хартии,
культурное содержание олимпизма, спорт и окружающая среда (охрана окружающей
среды как сфера олимпийского движения, сотрудничество с экологическими
организациями), спорт в социальном контексте (спорт и политика, спорт и
экономика). Все это задает чрезвычайно широкий контекст олимпийского
образования. В частности, олимпийские знания после соответствующей
трансформации могут быть легко транслированы в общеобразовательные дисциплины.
Наиболее естественны такие дополнения в спортивных учебных заведениях. В
общеобразовательной школе эффективно сочетание двух направлений олимпийского
образования – контекстного и непосредственного. Контекстное направление
реализуется в процессе преподавания на основе междисциплинарных связей большой
группы школьных предметов, когда олимпийские знания, транслированные в
конкретные дисциплины, трансформированы настолько, что не изменяют естественной
органики преподавания: античный олимпизм (предметы: история, мировая
художествен ная культура, история религии, математика, география, литература,
физическая культура), современное олимпийское движение (предметы: человек и
мир, новейшая история, этика, эстетика, физическая культура). Непосредственное
олимпийское образование возможно и активно реализуется как система уроков
олимпийских знаний.
Несмотря на очевидные
образовательные успехи олимпийского движения в России, всегда конструкти вен
философский дискурс относительно оснований и институциональности самого
образования, то есть вопроса о том, можно ли то, что принято называть
отечественным олимпийским образованием, считать оформленной системой,
обладающей достаточными внутренними ресурсами самовоспроизведения? В более
острой форме: является ли олимпийское образование вообще образовательной
институцией?
Конечно, системный анализ
олимпийского образования возможен и осуществляется по различным другим
направлениям: организационно-управленческое (система образовательных
институций, координация и субординация их деятельности), теоретическое
(моделирование систем олимпийского образования, воспитания и обучения),
регионоведческое (образовательные системы регионального уровня),
праксеологическое (системный анализ практик олимпийского образования),
интегративное (включенность олимпийского образования в систему межпредметных
связей) и пр. Вместе с тем в философии образования целесообразен и несколько
иной ракурс системного рассмотрения – компаратив ный, то есть сравнение
системных характеристик олимпийского образования с атрибутивными элементами
исторически сложившейся системы формального образования вообще для установления
соответствия между ними. Такой подход дает возможность оценить как развитость
самих системных характеристик олимпийско го образования (и даже их
представленность в системе, ибо вполне возможно, что в олимпийском образовании
ввиду его новизны могут быть пока и “незаполненные клетки”), так и
уровень целостности всей системы олимпийского образования.
В педагогической антропологии
(Б.М. Бим-Бад) выделяют шесть атрибутивных элементов образования, инвариантных
на протяжении всей истории его системной эволюции. Наложение этих атрибутивных
черт формального образования на сферу олимпийского образования позволяет
произвести соответствующую оценку уровня системной органики олимпийского
образования.
1. Образование прежде всего и по
преимуществу – именно подготовка к участию в социальной жизни.
В олимпийском образовании этот
принцип наличествует безусловно. Он декларируется Олимпийской хартией,
содержится в общероссийских и региональ ных программах олимпийского
образования, обеспечивает практическую направленность основных форм
олимпийского образования, воспитания и обучения. Олимпийское образование
эксплицирует само толкование социальной жизни личности в качестве органичной целостности
достоинств тела, воли и разума.
2. Образование дополняет
стихийную, спонтанную, естественную, в частности семейную, социализацию,
осуществляемую в ходе каждодневного бытия через диаду практического показа и
подражания сообщением и усвоением концентрированного, специально отобранного
знания.
Данный элемент, пожалуй, самый
развитый в системе олимпийского образования. Именно со знаниевого компонента
началось выстраивание всей системы олимпийского образования, что, по сути дела,
воспроизводило историю и иерархию общих образовательных установок. От
эпизодических, конгломеративных, по отбору материала, бесед со школьниками по
проблематике олимпийского движения – к стройной школьной программе олимпийского
образования, обеспеченной стандартным олимпийским учебником, разнообразными
учебными и наглядными пособиями. Правда, знаниевый компонент практически не
представлен в среднем специальном и вузовском обучении (исключением, конечно,
являются спортивные учебные заведения), что свидетельствует не просто о неразвитости
олимпийского образования в этих структурах, но даже о зачаточной и
предзачаточной фазе олимпийского образования в них.
3. Отбор содержания образования
определяется более или менее осознанными его целями и принципами, то есть
предполагает теоретически фундированный план образования, или его философию.
В самом общем виде такой
фрагмент присутствует в системе олимпийского образования. Цель и
основополагающие принципы, содержащиеся в Олимпийской хартии, после
соответствующей лингвистической трансформации легко транслируются в область
обучения и воспитания молодежи. Теоретической (или философской) фундированности
всего плана олимпийского образования можно дать следующую приблизительную и
осторожную оценку.
Если рассматривать образование в
рамках трехкомпонентной модели “образование-воспитание -обучение”
(знание-мотивация-навык), то иерархия теоретической обоснованности данных
составляющих видится следующей. Наиболее обстоятельно фундирован только
образовательный (образование понимается в узком, “знаниевом”, смысле)
блок, именно применительно к нему спланирован комплекс исторической,
философской, этической, эстетической и спортивной информации, которым оперируют
и который реализуют в образовательной деятельности.
Воспитательный блок менее
развит; собственно, олимпийское воспитание выглядит неким иллюстративным
материалом в процессе общеэтического и общеэстетического воспитания. Между тем,
оказавшись лишенным привычных структур пионерии и комсомола, а также
традиционных политических ориентаций, сфера постсоветского молодежного
воспитания представляет собой теперь tabula rasa, на которой уместны
олимпийские знаки и письмена.
Наконец, блок обучения . Для
него характерна теоретическая невнятица. Какой-либо явный дискурс относительно
олимпийских умений и навыков (что это такое?), их структуры и формирования
отсутствует. То ли этот блок просто не разработан и его дискурсивное оформление
– дело времени, то ли он вообще необязателен и в олимпийском образовании можно
обойтись “усеченной” двухкомпонентной моделью “образова
ние-воспитание”?
4. Образование осуществляется в
школе как институции, обеспечивающей встречу сравнительно небольшого числа
более совершенных и опытных людей (учителей, воспитателей) с одним или
несколькими менее совершенными и опытными (учащимися, воспитуемыми).
Данная праксеологическая
составляющая атрибутивна для олимпийского образования. Проблематичной и, строго
говоря, не формализованной (в смысле готовых, отлитых форм), является
подготовка олимпийских учителей-воспитателей, она не имеет общенационального
оформления и интенционально не задана для системы подготовки педагогических
кадров.
5. Содержание образования
сообщается и усваивается благодаря особому взаимодействию учителей и учащихся
(преподаванию и учению), опосредствованному методом и технологией, при этом
деятельность преподавания и деятельность учения тесно переплетаются.
Технологический (методический)
компонент является не только уже надежно сформировавшейся частью олимпийского
образования, но и сферой, обладающей высокой динамикой саморазвития. Если не
брать во внимание олимпийские terra incognitа в колледжах и вузах, то для
общеобразовательных школ (и даже детских садов!) в последние несколько лет
разработаны самые разнообразные олимпийские технологии и методики, обеспечивающие
во многом динамику и потенциал всего олимпийского образования.
6. Образование считается
достигшим цели, реализовавшим план, приведшим к желательным результатам, только
когда завершается публичной демонстрацией приобретенных совершенств –
экзаменом, испытанием.
Речь в данном случае должна идти
в первую очередь об аттестационных испытаниях в области олимпийских знаний.
Испытательный (итоговый) компонент в системе олимпийского образования есть и
представлен там разнообразными вариантами текстов, викторин, конкурсов знатоков
олимпизма. Но компонент этот сам пока не является системно организованным, то
есть не задает определенной системы испытаний (речь не идет о системе
последовательных туров на конкурсах знатоков олимпизма). Итоговая оценка вообще
ориентирована на поверку широты и качества преимущественно знаний исторического
плана (истории Олимпийских игр, истории международного и национального
олимпийского движения); здесь слабо или вообще не артикулированы общекультурный
и социальный планы (олимпизм как философия, этические и эстетические стороны,
политические, экономические и экологические аспекты олимпийского движения).
Преодоление гипертрофии исторического и артикуляцию социокультурных элементов
можно рассматривать в качестве направления системной эволюции олимпийской
аттестации. В конечном счете конструктивен своеобразный компаративный
мониторинг в рамках философии олимпийского образования, позволяющий непрерывно
отслеживать становление и динамику системы олимпийского образования и ее
соответствие атрибутивным характеристикам формального образования.
Список
литературы
А.Г. Егоров, Смоленский
государственный институт физической культуры, Смоленск . Философское значение
современного олимпизма.