3
Генрих Гейне «Путевые картины».
План.
1. Биография Г.Гейне.
2. «Путевые картины».
3. «Путешествие по Гарцу».
4. «Северное море»
5. «Путешествие от Мюнхена до Генуи».
6. Особенности трактовки темы «Наполеон».
7. Жанровое своеобразие.
8. Особенности романтизма.
9. Заключение.
Генрих Гейне
«Путевые картины»
Биография.
Генрих Гейне – немецкий поэт и прозаик, критик и публицист- родился 13 декабря 1797г. в Дюссельдорфе в еврейской семье. Фактически главой семьи была мать – Бетти Гейне. Широко образованная для того времени женщина, она усвоила многие передовые идеи французских просветителей.
Воспитание своего первенца Бетти взяла целиком под свое наблюдение. Мечтая о блестящей административной или военной карьере для маленького Гарри, мать отдает его в Дюссельдорфский лицей.
«Мать мысленно связала со мной всякие великие, высокого полета затеи, и все воспитательные планы стремились к этой цели, – писал в своих «Мемуарах» Гейне. – Мать играла главную роль в истории моего развития, она составляла программы всех моих учебных занятий, и ее воспитательные планы возникли еще до моего рождения. Я послушно исполнял ее пожелания, но, сказать по правде, именно она была повинна в бесплодности большинства моих попыток и стремлений на поприще гражданской службы, ибо служба никогда не соответствовала моей натуре».
Городок Дюссельдорф, как и Германию в целом, затронули события, связанные с войнами Наполеона в Европе. Французская оккупация внесла в атмосферу раздробленной феодальной Германии прогрессивные идеи, в т.ч. новые принципы гражданского и религиозного равенства, которые на всю жизнь сделали Гейне «либералом» в традициях Французской революции. Впечатления раннего детства оставили неизгладимый след в памяти Гейне, и впоследствии сыграли немалую роль в формировании его оппозиционного отношения к феодально-сословному строю Германии.
Мать Гейне планировала будущее сыну. Но все эти планы разрушились после того, как грозный император Наполеон был удален на остров Св. Елены. Теперь для Гейне – сына мелкого еврейского купца – был один путь – коммерческая деятельность. Когда мальчик окончил местный лицей, родители отдали его в коммерческую школу. Но все попытки сделать из Гейне коммерсанта окончились неудачей.
Осенью 1819 года, выдержав приемные экзамены, Гейне поступил в университет в Бонне.
Первые стихотворения Гейне подписаны замысловатым псевдонимом Фрейдгольд фон Ризенгарф. Регулярная литературная деятельность Гейне начинается с 1821 года. В это время Гейне знакомится с Августом Вильгельмом Шлегелем, который выделял Гейне, приглашал юношу к себе домой, делится опытом.
Гейне сменил несколько университетов. В апреле 1821 года студент-юрист прибыл в столицу Пруссии. Местом учебы был избран Берлинский университет. У Гейне появились друзья, он вступил в некоторые литературные общества, салоны; в частности, интересное литературное общество собиралось в доме Фарнгагена фон Энзе. Хозяин дома был незаурядной личностью: известный литератор, дипломат, участник войны с Наполеоном на стороне русских. Также Гейне посещал салон, где поклонялись Байрону.
В декабре 1821 года первый поэтический сборник Гейне вышел в свет. В него вошли стихи, затем составившие один из разделов первого цикла «Книги песен», а также переводы из Байрона, поэзией которого Гейне страстно увлекался в эти годы.
После окончания в 1825 году университета Гейне пробует найти практическое применение своим знаниям. Однако попытки добиться кафедры в Берлинском и Мюнхенском университетах, получить адвокатскую практику в Гамбурге кончаются неудачей. И книги его – что еще более тяжело для Гейне – систематически подвергаются цензурным запретам.
По складу таланта лирик, Гейне в эти годы упорно овладел законами драматургии, создаются трагедии «Альманзор, «Вильям Ратилиф».
В 1827 году появляется в печати «Книга песен». В ней Гейне объединил стихи, написанные с 1816 по 1827 год. «Книга песен» состояла из нескольких циклов. Этот большой сборник стихотворений занимает не только важное место в творческом наследии Генриха Гейне, он сыграл важнейшую роль в развитии всей немецкой лирики.
Новым важным моментом в развитии творческого таланта Гейне были «Путевые картины» (1824-1830 гг.) В них отразился значительный рост критических тенденций писателя; социально-политические проблемы поставлены в них гораздо острее и шире, чем в «Книге песен». Лирический герой в «Путевых картинах» претерпевает заметную эволюцию по сравнению с «Книгой песен». Гейне сознательно переходит к прозе как к жанру, дававшего ему возможность шире охватить общественную жизнь.
В 1827 году Гейне совершает поездку в Англию, в 1828 году путешествует по Италии.
Живя во Франции, Гейне ни на минуту не выпускает из виду событий, происходящих в Германии.
В 30-е годы Гейне выступает по преимуществу как публицист, создавая важнейшие работы, посвященные вопросам эстетики, философии, общественно- политической жизни. На время эти работы отодвинули на задний план собственно художественное творчество.
В 30-е годы Гейне пишет такие произведения, как цикл стихов «Новая весна», новеллу «Флорентийские ночи» и незавершенные наброски из «Мемуаров Шнабелевопского».
Стихотворения из сборника «Новая весна» представляли собой в поэтическом творчестве Гейне промежуточный этап от «Книги песен» к последующей политической лирике.
Новые тенденции в мировоззрении и творчестве Гейне получили отражение в его книге «Людвиг Берне» (1840 г). Эта книга является крупнейшим публицистическим произведением Гейне.
В эти же годы Гейне пишет поэму «Атта Тролль» (1841 г). Поэма свидетельствует о большой сложности и противоречивости, характерных для процесса становления реалистического метода в творчестве Гейне.
Вершиной творческих достижений Гейне явилась поэма «Германия. Зимняя сказка» (1844г.), в которой воплотился весь предшествующий опыт идейно-художественного развития Гейне – прозаика, публициста, политического лирика. Для поэмы характерна широта охвата немецкой социальной действительности – это поэма о Германии. Вся поэма проникнута большой любовью к ней.
Скончался Гейне 16 февраля 1856 года и был похоронен на кладбище Монмартр в Париже.
Здесь можно также заметить следующее: Генрих Гейне был одним из многих поэтов, но он выделялся искренней любовью к Родине и большим патриотизмом.
“Путевые картины”
появились в мае 1826 г. и с самого начала имели громадный успех. Вначале Гейне хотел объединить три работы под заглавием “Книга странствий”, затем он выбрал заглавие “Путевые картины”.
В отличие от своих предшественников, обращавшихся к жанру путевого очерка, Гейне мало внимания уделяет местному колориту и историческим достопримечательностям. Дорожные впечатления дают ему толчок для размышлений на исторические и литературные темы. «Путевые картины» приносят Гейне широкую известность, и впредь он зарабатывает на жизнь литературным трудом.
Необычность ее жанра заставляет вспомнить фрагмент Ф. Шлегеля об универсальной романтической поэзии: «Только романтическая поэзия, подобно эпосу, может быть зеркалом всего окружающего мира, отражением эпохи». Гибкость и раскованность речи, эмоциональную напряженность, мастерство пейзажных зарисовок, лиризм, пронизывающий эпическое повествование, — все эти завоевания романтизма– органически воспринял Гейне.
«Путевые картины» состоят из трех частей: “Путешествие по Гарцу”, “Северное море”, “Путешествие от Мюнхена до Генуи”.
Разные части «Путевых картин» (1826–1831) существенно отличаются друг от друга композицией, манерой повествования, соотношением лирико-романтического и публицистически-сатирического начал. Можно отметить углубление социальной критики в последней части — «Английских фрагментах». Гейне, почти всю книгу посвятивший разоблачению феодально-монархического строя, здесь, хотя пока мимоходом, привлекает внимание к новому конфликту, вызревающему в недрах английского буржуазного общества: конфликту между трудом и капиталом.
“Путешествие по Гарцу”
Наибольшую славу поэту принесла первая часть книги «Путешествие по Гарцу». Поездка в горы Гарца дает возможность поэту нарисовать живописные пейзажи и создать образы случайных спутников. В этой случайности есть, однако, своя логика: в выразительно обрисованных типах студентов, трактирщиков, коммивояжеров, господ и служанок поэт передает социальную психологию своего времени. Тут и полный иронии панегирик немецкой верности, и сатирический портрет националиста, одеждой и прической желающего походить на древних германцев, и как бы вскользь брошенные слова о том, что мы живем в знаменательные времена, когда тысячелетние соборы сносятся, а императорские троны отправляются в чуланы… И тут же, в пути, вспоминаются легенды и предания, они как бы расширяют диапазон путевого дневника, создают поэтическую дистанцию, отделяющую поэта-романтика от его тривиальных спутников, в том числе и от тех, что витиевато восхищаются восходом и заходом солнца, стремясь не пропустить ни одной из тех красот, что перечислены в путеводителе по Гарцу.
В “Путешествии по Гарцу” еще хорошо прослеживаются связи с современной и предшествующей романтической прозой, они видны в самом построении повествования, основанного на фабуле странствия, вольно перемежающего стихи и прозу, красочные описания природы и вставные новеллы-миниатюры. Внешне Гейне сохраняет все (или почти все) приметы романтического романа как “универсального жанра”, разработанного в теории братьями Шлегель и реализованного на практике Людвигом Тиком, Новалисом, Брентано и другими, менее именитыми, авторами. Тем острее обозначились глубокие изменения, внесенные Гейне в этот жанр. У Гейне здесь показана современная немецкая жизнь, названы конкретные города, деревушки и даже люди, безбоязненно приведены цитаты из путеводителей и исторических справочников, то есть описано вполне реальное путешествие (Гейне совершил его осенью 1824 г.), тогда как элементы романтической поэтики использованы скорее как вспомогательное средство украшения повествования и отчасти как дань традиции.
Насколько Гейне уже в “Путешествии по Гарцу” ушел от традиционной трактовки романтической прозы, можно судить на еще одном сравнении, сопоставив описание рудников и горного дела у Новалиса (пятая глава “Генриха фон Офтердингена”) и у Гейне. Для Новалиса погружение в глубь земных недр скорее метафора постижения таинств природы (при том, что сам он по профессии был горным инженером), для Гейне – вполне реальный процесс, и описывает он. не метафизическое действо, а тяжелый, изнурительный труд.
Благодаря конкретности, аутентичности жизненных наблюдений резче прозвучала сатира Гейне, в основе которой – политические, по сути, размышления о провинциализме немецкой жизни, о мелкости масштабов “филистерского” мышления, господствующего в стране, землю и народ которой поэт глубоко любит, но отсталость Шторой вызывает у него беспощадную и горькую насмешку. Недаром многие люди, упомянутые в книге, откликнулись на публикацию “Путешествия по Гарцу” уточняющими опровержениями, недовольством и даже заявлениями в полицию, а рецензенты, избегая анализа книги по существу, уклончиво толковали о дерзости автора, обвиняя того в сведении личных счетов.
Под свежим впечатлением своего “Путешествия на Гарц”, до его опубликования, Гейне сам высказался о сущности своего остроумия. Он писал снова Мозесу Мозеру: “Остроумие само по себе ничего не стоит. Только тогда остроумие терпимо, когда оно покоится на серьезном основании. Обычное остроумие есть лишь щекотание ума, охотничья собака, бегущая за собственной тенью, обезьяна в красной куртке, глазеющая на себя между двух зеркал, ублюдок, зачатый безумием и разумом при беглой встрече на улице”. Если бы Гейне был остряком подобного сорта, остряком вроде, например, Сафиро, бывшего для него прообразом плохого остроумия, то его давно бы забыли. Только потому, что Гейне имел право называть себя “храбрым солдатом в войне за освобождение человечества”, его остроумие сделалось грозным мечом, нанесшим всем угнетателям свободного человечества глубокие раны, которые спустя 80 лет кровоточат еще так, будто они были нанесены только сегодня.
Менее благосклонно Гейне судил о “Путешествии по Гарцу”, он называет однажды “Путешествие” “по существу сшитыми наудачу лоскутами”, которые не стоят любопытства друга Мозера; он написал его из денежных и прочих соображений. В другой раз он обозначает их как “смесь из описаний природы, острот, поэзии и наблюдений в духе Вашингтона Ирвинга”. На самом же деле “Путешествие на Гарцу” имело еще больший успех, чем стихи “Путевых картин”. В форме чудесного романтизма природы оно в первый раз обнаружило то блестящее остроумие, которое прекрасным звонким смехом прозвучало в гробовой тишине эпохи, объявило непримиримую войну всему отмирающему филистерству и оказало такое разрушительное действие потому, что оно было порождено серьезным и глубоким интересом к великим современным вопросам.
«Северное море».
Большой успех “Путевых картин” побудил Гейне продолжить их. В июле 1826 г. он снова отправился в Нордерней, где работал над “Северным морем”, в середине апреля 1827 г. появился второй том “Путевых картин”, произведший еще большее впечатление, нежели первый. В нее входили также второй цикл стихов “Северного моря” и “Письма из Берлина”.
Но первый цикл “Северного моря” открыл совершенно новый мир, мир моря; ни один немецкий поэт не знал и не воспел его так, как Гейне, в ритмах, которые также еще никогда не звучали в немецком языке. Второй цикл “Северного моря”, вполне равноценный первому, прозаический отрывок об острове Нордерней с глубокими суждениями о современной ему эпохе, особенно о Гете и Наполеоне.
Прозаическая часть “Северного моря” формально привязана к пребыванию поэта на острове Нордерней во время летних курортных сезонов 1825 и 1826 годов (во французском издании этот раздел “Путевых картин” так и назывался: “Нордерней”). Однако внешние обстоятельства мало отображены в книге, собственно “путевых картин” в ней почти нет, главное место занимают лирические раздумья автора о насущных проблемах современности и о литературных делах. “Северное море” задумано как очень свободное сочинение, непринужденно объединяющее суждения на разные темы. Гейне, не слишком дорожа авторством, обратился к друзьям с предложением принять участие в книге. Откликнулся только Карл Иммерман своими литературными эпиграммами, они и составили вторую, стихотворную, часть этого раздела “Путевых картин”.
Уже в “Северном море” намечена тема, которая становится центральной в “Идеях. Книге Le Grand” – произведении, которое имело огромный читательский успех. Здесь собственный предмет “Путевых картин” – размышления о европейских политических делах, об исторических судьбах европейских народов, прежде всего немецкого – не прикрыт уже никакими путевыми впечатлениями, он становится и сюжетом, и фактурой, и сутью повествования. Предпосылкой и двигателем повествовательной динамики становится внутренний процесс, процесс воспоминания, “действие” книги, таким образом, переведено в план лирической исповеди, глубоко личной и в то же время наполненной актуальным общественным содержанием. Это восприятие политических вопросов как вопросов сугубо личных, кровно связанных с судьбой каждого современника, – огромное завоевание Гейне, свидетельство демократизма и высокой гражданственности его искусства. По точному наблюдению советского исследователя Н. Я. Берковского, “Гейне показывает, с какой личной страстью могут переживаться события и отношения, лежащие далеко за чертой непосредственно личных интересов, как велики могут быть общественно-исторический пафос и гражданская активность у тех, в ком они не только не предполагаются, но кому они прямо воспрещены существующим политическим строем”.
«От Мюнхена до Генуи».
Третья часть “Путевых картин” подвигалась довольно быстро, уверенными мазками Гейне набрасывал картины своего путешествия по Италии. Образы древних городов возникали на
бумаге в исторических памятниках и в событиях пережитого. Это был действительно как бы
путевой дневник поэта, чье сердце откликалось на все события минувшего и современности.
Часть «От Мюнхена до Генуи» была опубликована книгой в 1829 году, отдельные фрагменты ее Гейне до этого помещал в журналах. В этой части отражены пребывание поэта в Мюнхене с конца 1827 до середины 1828 года и последующее путешествие в Италию, продолжавшееся до ноября 1828 года. Здесь снова трактуются вопросы не только немецкой внутриполитической, культурной, литературной жизни, но и более широкие проблемы европейской действительности.
В Мюнхен Гейне привела практическая надежда получить профессорское место в тамошнем университете. Над баварской столицей с 1825 года, когда на престол взошел король Людвиг I, витал дух культурного обновления: соперничая с Берлином, Людвиг намеревался превратить Мюнхен в культурную столицу, во “вторые Афины”. Однако весь этот болезненный культурополитический энтузиазм питался реакционными феодально-католическими настроениями с уклоном в мистику и национализм: в Мюнхене главным пророком был президент баварской Академии наук Шеллинг, чья натурфилософия в молодости выражала смелые искания романтизма, но с годами все более устремлялась к религиозному мистицизму; похожую, но еще более резкую эволюцию проделали числившиеся в местном университете экс-романтики философ Баадер и историк Геррес, чья реакционность уже тогда становилась притчей во языцех. Их усилия не без успеха поддерживал теолог-мракобес Деллингер, впоследствии снискавший печальную известность основателя и вождя старокатолического движения; Деллингер возглавил нападки на мюнхенский журнал “Политические анналы”, когда Гейне стал его редактором в 1828 году. В Мюнхене подвизался и националист-тевтономан Массман, которого Гейне впоследствии не раз атаковал своей сатирой. Понятно, что в таком окружении Гейне в Мюнхене никак не мог прижиться.
Славой первого поэта “баварских Афин” пользовался тогда граф Август фон Платен-Галлермюнде (1796–1835), писатель небесталанный, но безнадежно погрязший в затхлой мистической атмосфере Мюнхена той поры. Платен умело подыгрывал новоантичным притязаниям баварского короля, писал в манере “древних”, культивируя в своей поэзии изощренный аристократизм формы, подчеркнутую академичность, брезгливо сторонился “злобы дня” и при этом постоянно негодовал на “чернь”, на широкую публику, которая к его стихам равнодушна. Понятно, что всякий упрек в свой адрес он воспринимал с величайшим возмущением: страдая в глубине души комплексом литературной неполноценности, он по малейшему поводу, а то и вовсе без повода рвался в литературную полемику и, естественно, не мог простить Карлу Иммерману и его другу Гейне эпиграмм, опубликованных в “Северном море”, и грубо напал на них в своей комедии “Романтический Эдип”.
В “Луккских водах” Гейне ответил Платену. В полемике с Платеном поэт отнюдь не беспощаден, напротив, он очевидно своего противника щадит (истинную силу Гейне-полемиста Платен скорее мог почувствовать в третьей главе “Путешествия от Мюнхена до Генуи”), ясно давая понять, что руководствуется отнюдь не личными мотивами. Платен для Гейне – явление общественного порядка, печальное порождение пресловутых немецких обстоятельств, результат многовековой отторгнутости искусства от общественной жизни. И хотя Платен с его замашками жреца от поэзии, с его аристократической спесью, с его противоестественными эротическими наклонностями чрезвычайно Гейне неприятен, эта личная антипатия по мере возможности из полемики устранена. Гейне выводит спор на более серьезный уровень размышления об искусстве и условиях, в которых возникает искусство и формируются его задачи.
При этом Платен в высшей степени нагло обращался с Иммерманом и еще хуже с Гейне, которого он отвратительно и тупоумно высмеивал как природного еврея. В этом отношении на Платене лежит первая и более тяжелая вина в этом досадном споре, образующем столь безрадостный эпизод в жизни обоих поэтов; грубой и неловкой рукой дотронулись до самого больного места Гейне, и он в свою очередь нанес удар с жестокой силой, предавшей его в руки филистеров.
Итальянские главы “Путевых картин” с особой силой дают почувствовать, в какой мере Гейне уже в те годы был писателем политическим. Надо помнить о традициях “итальянской темы” в немецкой литературе, о многочисленных описаниях Италии как страны-музея (от Винкельмана до Гете и романтиков), чтобы оценить смелость, с какой Гейне эту традиционную картину Италии отодвинул на второй план. Для Гейне живые люди, условия, в которых они живут, важнее памятников старины. Он видит прежде всего итальянский народ, страдающий от засилия чужеземных захватчиков, но не порабощенный духовно и не сломленный морально. В Италии тогда росло народное негодование, в начале 20-х годов поднялись восстания в Неаполе и Сицилии, жестоко подавленные силами Священного союза, оккупировавшего большую часть страны австрийскими войсками. Иносказанием, намеком, деталью Гейне умеет показать, сколько революционной энергии таится в простом народе Италии, и с сожалением противопоставляет итальянцев своим законопослушным соотечественникам, столь неприязненно выведенным в “Луккских водах”.
В первой половине тома, “Путешествие из Мюнхена в Геную”, разворачивался ряд очаровательнейших картин природы, в неподражаемой манере поэта одухотворенных влиянием передовых мыслей.
В итальянских частях «Путевых картин» вопреки традиции Гейне интересует не Италия римских древностей или искусство прошлых веков, а Италия современная, раздробленная, страдающая под австрийским игом. Исследователи отмечают близость Гейне к позициям Байрона и Стендаля. Вместе с тем Гейне и в итальянских главах не теряет из виду Германию, продолжая создавать галерею комических и сатирических фигур, из которых наиболее выразительны банкир Гумпелино и средней руки коммерсант Гиацинт, которые изображаются во второй половине тома “Луккские воды».
Особенности трактовки темы Наполеона.
Часть “Путешествие от Мюнхена до Генуи”, представляла собой блестящий, пронизанный
юмором очерк. Повсюду в описания городов и людей вкраплены мысли поэта не только о
прошлом, но и о будущем Италии и всей Европы. На северо-западе страны, в маленькой
деревушке Маренго, Гейне вспоминает о битве 1800 года, когда Наполеон одержал блестящую победу над австрийцами. И, стоя на поле сражения, поэт высказывает свои мысли о Наполеоне.
Ценна для Гейне и фигура Наполеона, в возвеличивании которого в ту пору крылся заряд немалой оппозиционной силы. Впрочем, возвеличивание здесь скорее художественное, нежели историческое, образ Наполеона перерастает в символ революционной эпохи, всякое воспоминание о которой правители Священного союза старались вытравить. Из столкновения подлинных масштабов истории с масштабами устаревшими и мелкими, с реалиями феодально-монархической Европы Гейне умеет извлекать не только драматические, но и комические эффекты, особенно во всем, что касается Германии. “Лоскутное” убожество провинциальных немецких княжеств, безнадежный застой немецкой общественной жизни именно на фоне недавних исторических бурь, отзвуками которых полна книга Гейне, делаются жалкими и смешными.
Позорные узы немецкого еврейства были разорваны французами, под владычеством которых находились рейнские провинции в первые годы жизни Гейне, и этим объясняется восхищение Гейне Наполеоном, вполне естественное чувство, которое отнюдь не служит ему к бесчестию: иначе нужно было верить новогерманскому патриотизму, что, во всяком случае, большее счастье получать, как собака, пинки от какого-нибудь Гогенцоллерна, чем пользоваться человеческим обращением со стороны Наполеона. Вдобавок, в более зрелые годы Гейне положил определенный предел своему поклонению перед Наполеоном.
Но как раз, когда Гейне вступил в годы умственного пробуждения, образ Наполеона должен был казаться ему тем светлее, что прусское правительство, которому при барышничестве землями, учиненном Венским конгрессом, достались рейнские провинции, в своей остэльбской тупости, принялось уничтожать благодетельные реформы французского правительства и в особенности снова загонять евреев под старое иго. Молодому Гейне, окончившему Дюссельдорфский лицей, были тем самым закрыты все виды на чиновничью карьеру, о которой мечтала для него мать.
«Быть может, через тысячи лет какой-нибудь хитроумный учитель юношества в своей преученой диссертации неопровержимо докажет, что Наполеон Бонапарте совершенно тождественен с другим титаном, похитившим огонь у богов, прикованным за это преступление к одинокой скале среди моря и отданным в добычу коршуну, который ежедневно клевал его сердце».
«Прошу тебя, любезный читатель, не прими меня за безусловного бонапартиста; я поклоняюсь не делам, а гению этого человека. Я, безусловно, люблю его только до восемнадцатого брюмера – в тот день он предал свободу. И сделал он это не по необходимости, а из тайного влечения к аристократизму. Наполеон Бонапарте был аристократ, аристократический враг гражданского равенства, и страшным недоразумением оказалась война, в смертельной ненависти навязанная ему европейской аристократией во главе с Англией; дело в том, что если он и намеревался произвести некоторые перемены в личном составе этой аристократии, он сохранил бы все же большую ее часть и ее основные принципы; он возродил бы эту аристократию, которая теперь повержена в прах, чему виною ее собственная дряхлость, потеря крови и усталость от последней, несомненно, самой последней ее победы.
Любезный читатель! Условимся здесь раз навсегда. Я прославляю не дела, а только дух человеческий; дела – только одежды его, и вся история – не что иное, как старый гардероб человеческого духа. Но любви дороги иногда и старые одежды, и я именно так люблю плащ Маренго».
Он отвечает тем, кто обвинял поэта в бонапартизме, в слепом преклонении перед французским
императором. Он ценит Наполеона только как разрушителя феодальной системы, которая “являлась, может быть, необходимой или служило необходимым условием для успехов цивилизации, но теперь оно останавливает прогресс и возмущает образованные сердца”.
“В чем же великая задача нашего времени?” – спрашивает Гейне. И тут же даст ответ: “Это- освобождение (эмансипация). Нe только освобождение ирландцев, франкфуртских евреев, вест-индских чернокожих и других угнетенных народов, но освобождение всего мира, в особенности
Европы, которая достигла совершеннолетия и рвется из железных помочей привилегированных
сословий – аристократии. Пусть некоторые философы и ренегаты свободы продолжают ковать тончайшие цепи доводов, чтобы доказать, что миллионы людей созданы в качестве вьючных животных для нескольких тысяч привилегированных рыцарей: они не смогут убедить нас в этом, пока не докажут, выражаясь словами Вольтера,что первые родились на свет с седлами на спинах, а последние- со шпорами на ногах”.
На поле Маренго Гейне мечтал о счастливом будущем: “Да, будет чудесный день, солнце свободы согреет землю лучше, чем аристократия всех звезд, вместе взятых… Свободно родившись, человек принесет с собой свободные мысли и чувства, о которых мы, прирожденные рабы, не имеем никакого понятия. О! Они также не будут иметь никакого понятия о том, как ужасна была ночь, во мраке которой мы должны были жить, как страшна была наша борьба с безобразными призраками, мрачными совами и ханжествующими грешниками! О бедные бойцы, мы всю нашу жизнь отдали этой борьбе, усталые и бледные встретим мы зарю дня победы”.
«Восславим французов! ни позаботились об удовлетворении двух величайших потребностей человеческого общества- о хорошей пище и о гражданском равенстве… Каждая эпоха верит в то, что ее борьба – самая важная из всех».
И поэт закончил эту патетическую главу знаменитыми словами: “Право, не
знаю, заслуживаю ли я, чтобы мой гроб украсили когда-нибудь лавровым
венком… Но меч вы должны возложить на мою могилу, потому что я был
храбрым солдатом в войне за освобождение человечества”.
В одной из статей, говоря об исторических судьбах Франции, Гейне обратился к образу, волновавшему его с детства: он заговорил о Наполеоне и при этом признался, что романтический ореол, каким было окружено для него имя этого императора, уже поблек: “Он мертв, а это, по крайней мере для меня, – самое приятное в Наполеоне, так как, будь он еще жив, мне пришлось бы бороться против него”…
В XXX главе поэт с иронией констатирует, что обстоятельства сложились так, что теперь «самый пылкий друг революции видит спасение мира только в победе России и даже смотрит на императора Николая как на гонфалоньера свободы». По мнению Гейне, Россия, победив в войне, сможет избавить Европу от уз аристократии, так как в самой России «правительство не уходит корнями в феодализм и клерикализм, оно прямо враждебно силам дворянства и церкви; уже Екатерина ограничила церковь, а право на дворянство дается в России государственной службой; Россия — демократическое государство…».
В комментариях к этим словам немецкого поэта Н. Я. Берковский писал: «Гейне поддается довольно распространенному в тогдашней европейской литературе заблуждению, будто в России царская власть выполняет революционную миссию и стоит ближе к интересам нации, чем к интересам дворянства. Очевидно, Гейне попал под влияние всей этой литературы, превратно изображавшей роль и значение русского самодержавия, как во внутренних делах России, так и в делах внешнеполитических». После 1830–1831 гг. эти иллюзии, относящиеся к русскому самодержавию, рассеялись.
Жанровое своеобразие «Путевых картин».
Художественная проза Гейне 20-х годов – «Путевые картины» -отразила новые существенные моменты в развитии его мировоззрения и творческого таланта. Острее и шире, нежели в «Книге песен», ставятся здесь социально-политические проблемы. Гейне сознательно избирает прозу как жанр, дававший ему возможность шире охватить явления общественной жизни.
«Путешествие по Гарцу» написано в форме путевых очерков, уже имевших свою традицию в немецкой литературе. Путешествуя по стране, Гейне видит то неприглядное, убожество, которое несет его родине раздробленность на карликовые государства. Книга проникнута страстным протестом против феодально-монархического режима и клерикального гнета, сковывающих свободные умы Германии. Рассказывая о городах и селениях, встречающихся на пути, он подметил некоторые черты отсталой, погрязшей в мещанстве и мелких страстях Германии.
Сатирическое описание Гёттингена, которым открываются очерки, сразу создает у читателя представление о том филистерском захолустье, каким была современная поэту его родина.
Рассказывая о гёттингенских профессорах, набрасывая сатирически-гротескный образ доктора Саула Ашера «с его абстрактными ногами, в тесном трансцендентально-сером сюртуке», Гейне смеется над бесплодной схоластической наукой. В традициях ранних романтиков он с издевкой высмеивает немецкого филистера за его самодовольные претензии на просвещенность, которые демонстрирует ему «упитанный обыватель из Гослара… с дурацки-умным лицом…».
Неблагополучие общественно-политических установлений в стране не отнимает у автора «Путешествия» веры в социальный прогресс, не заслоняет перед ним красоты жизни. На фоне нового общественно-политического подъема в Европе, полной еще отзвуками революционных событий во Франции, Гейне осмысляет свое время как эпоху преобразований. Характерной особенностью «Путешествия по Гарцу» является светлый оптимистический колорит. Не случайно путевые впечатления автора даются на фоне прекрасных картин природы: солнце льет свои праздничные лучи, весело щебечут лесные птицы, ласково журчат ручьи, «непринужденно и грациозно низвергается Ильза с причудливых утесов… а внизу пробегает по мелким камням, как резвая девушка».
Проза Гейне романтична по своему лиризму, по широкому использованию арсенала различных романтических изобразительных средств: сновидения, призраки, кошмары и фантастические приключения, народные легенды и сказания, противопоставление природы и «естественного» человека городской цивилизации. Наконец, вслед за романтиками, оставаясь и в прозе поэтом, автор обращает большое внимание на ритмическое построение фразы. В частности, здесь автор использует сложившийся в его поэтической манере прием, когда мысль, содержащаяся в первой половине фразы, иронической концовкой подвергается резкому осмеянию. Прозе Гейне присуще широкое использование неожиданной метафоры. Внезапный сатирический эффект создается также сочетанием совершенно различных понятий: «…оба университета отличаются один от другого тем простым обстоятельством, что в Болонье самые маленькие собаки и самые большие ученые, а в Гёттингене, наоборот, самые маленькие ученые и самые большие собаки».
Революционный характер романтизма молодого Гейне отчетливо проявился во второй части «Путевых картин» – «Идеи. Книга Ле Гран» (1826), в которой поставлен вопрос о революции.
Заключительная часть «Путевых картин» – «Английские фрагменты» – примечательна тем, что Гейне стремится осмыслить противоречия буржуазного общества. Приехав в Англию в надежде увидеть свободу в стране парламентской демократии, поэт глубоко разочаровался. Он был поражен противоречием между роскошью и нищетой, столь характерным для этой конституционной буржуазной страны.
«Английские фрагменты» уже в большей степени тяготеют к собственно публицистике, нежели к художественной прозе. Здесь складываются те стилевые черты очеркового репортажа, которые станут характерными для корреспонденции Гейне 30-40-х годов.
В произведении «Путешествии по Гарцу» не только романтическое описание природы, немецкого характера и менталитета, но также и первые революционные идеи Гейне.
Особенности Романтизма.
Гейне разделял 2 литературных направления – романтизм и критический реализм. В начале Гейне – поэт- романтик, с гордостью носил это звание. Раньше других осознал закат романтизма и принял участие в борьбе за развитие нового направления в немецкой литературе, которое со временем стало называться критическим реализмом. Но в течение всего творческого пути Гейне романтизм и реализм были связаны в его поэтике.
Г.Гейне: «В романтической школе я провел самые приятные годы своей юности, а под конец высек учителя».
Гейне свойственно: трезвый анализ событий окружающей действительности, борьба за политические свободы, народное благо, под влиянием 1848 (фр. революция) в произведениях Гейне тема утраченных иллюзий, разочарованность.
1816-1831г. 1 этап творчества. Книга песен, Путевые картины – Ранние произведения отразили протест против господства феодально-монархической реакции и подъем освободительного движения. Влияние романтизма способствовало развитию лиризма Гейне, вызвало интерес к немецкой народной песне.
Вместе с тем Гейне внес в романтическую лирику совершенно новые элементы в расширении тематического диапазона, в трактовке традиционных тем романтиков (любовь, природа), в идейно-эстетическом осмыслении фольклора и, наконец, в самой художественной манере.
Романтическая школа появилась как литературное выражение феодального противодействия, которым Восточная Европа реагировала на наступление Франции, само рождение предуказало романтизму “освещенную луной волшебную ночь” средних веков, как мир его идеалов и грез; дело шло при этом о глубочайшей его сущности, а не о случайном явлении, от которого он мог бы отречься, если бы его хорошенько уговорить. Но, конечно, романтическая школа не была просто феодально-реакционным выродком; она отличалась тем же двойственным характером, как и вообще движение народов, приведшее к падению Наполеона: она воплощала, – пусть в ограниченном смысле и в искаженном виде, – национальное возрождение и являлась в этом отношении решительным шагом вперед по сравнению с классической литературой. И особенно большие заслуги романтизм имеет перед немецким языком, снова начавшим медленно застывать под гнетом академических правил: он влил ему свежую кровь из сокровищниц средневековой литературы, неисчерпаемого источника народных сказок и народных песен; и он таким образом мог бы вступить в значительно более тесный контакт с широкими массами нации, нежели классическая литература, если бы историческое развитие не оборвало нить его жизни.
Быть может, никто заботился о сохранении истинной ценности романтизма более самого Гейне, который из всех его противников нанес ему, может быть, самые смертельные удары. Ему нравилось, когда его называли “дезертировавшим романтиком”, и часто он признавался, что, несмотря на все его походы против романтизма, его снова и снова охватывает тоска по голубому цветку. Он не избавился вполне даже от дурных привычек романтизма: злоупотребления мотивом сновидения, кокетливой игры с мраморными статуями и мертвыми женщинами; даже когда в 1820 г. он наряду с отказом от христианско-германского средневековья выставил “пластическое” изображение как главное требование по отношению к романтизму, он сам смог удовлетворить этому требованию только в области лирики, здесь, правда, очень широко; его драматические и новеллистические попытки все страдают романтической бессвязностью.
Только когда Гейне усвоил подлинную жизненную и движущую силу, которой обладала романтическая школа, он приобрел также силу преодолеть эту школу и стать одновременно последним романтическим и первым новым поэтом. Меньше всего на свете думал он о том, чтобы бежать в царство эстетических призраков, которые построила себе некогда в облаках классическая литература.
Подконец Гейне возвращается к центральному литературно-философскому понятию раннего немецкого романтизма- к романтической иронии. Он освобождает понятие иронии от характера чистой артистической игры, который эта ирония приобрела у самих романтиков, в особенности у Тика. Гейне делает иронию центральным пунктом критического и художественного освоения современной действительности. Ирония становится у Гейне принципом разрушения фальшивой гармонии, разрушения буржуазных иллюзий о якобы гармонической действительности. В написанном еще в Париже предисловии ко второму изданию “Путевых картин” Гейне с особой силой подчеркивает этот контраст между своей поэзией и поздним романтизмом Уланда. “Конечно, эти благочестивые и рыцарские звуки, эти отзвуки средневековья, которые еще недавно, в период патриотического угара, раздавались со всех сторон, заглушаются в настоящий момент шумом теперешней борьбы за свободу, гулом общеевропейского движения за братство народов и скорбным ликованием тех современных песен, которые не хотят лживо выдумывать какую-то католическую гармонию чувств, а, наоборот, по-якобински беспощадно раздирают чувства ради истины”.
То, что он все сознательнее прибегал к лирико-иронической, фантастически-ироническую формам как в поэзии, так и в прозе, решительно отказываясь от эпического и драматического реализма в духе Гете, имеет более глубокие общественно-исторические причины. Гейне ищет такой формы поэзии, в которой глубочайшие общественные противоречия эпохи были бы изображены на самом высоком духовном уровне, доступном эпох и возможном в то время для немецкого поэта.
Но опасность литературной манерности возникает у Гейне не только в виде игры в остроумие, но и со стороны чрезмерного лиризма. Гейне нередко стоит под угрозой превращения своего подлинного, глубокого лирического чувства в сентиментальность. Он чувствует эту опасность и чаще всего устраняет сентиментальность удачными ироническими вставками. Но ироническое разложение чувства есть глубокая и потому оправданная ирония только в том случае, если само это чувство было чувством подлинным. Ироническое разложение сентиментальности остается пустым остроумием.
Все биографы поэта подчеркивают, каким мужественным борцом был Генрих Гейне. Используя жанр путевых заметок, Гейне создал реалистическую прозу, оригинальную форму политического фельетона. В его “Путевых картинах” — острая сатира на современные условия жизни в Германии и в то же время нежная любовь к простому человеку. У себя на родине Гейне встретили восторженно как лирика, но после публикаций сатирической прозы власти стали его преследовать.
Заключение.
В мастерски переданных неуловимых переходах от восторга к отрицанию и, наоборот, от иронии к романтическому пафосу состоит неповторимое и неувядаемое художественное своеобразие прозы «Путевых картин».
Разные части «Путевых картин» существенно отличаются друг от друга композицией, манерой повествования, соотношением лирико-романтического и публицистически-сатирического начал.
“Путешествие на Гарцу” в форме чудесного романтизма природы в первый раз обнаружило то блестящее остроумие, которое прекрасным звонким смехом прозвучало в гробовой тишине эпохи, объявило непримиримую войну всему отмирающему филистерству и оказало такое разрушительное действие потому, что оно было порождено серьезным и глубоким интересом к великим современным вопросам. В «Северном море» внешние обстоятельства мало отображены, собственно “путевых картин” в ней почти нет, главное место занимают лирические раздумья автора о насущных проблемах современности и о литературных делах, оно задумано как очень свободное сочинение, непринужденно объединяющее суждения на разные темы. В “Путешествии от Мюнхена до Генуи” разворачивается ряд очаровательнейших картин природы, в неподражаемой манере поэта одухотворенных влиянием передовых мыслей, снова трактуются вопросы не только немецкой внутриполитической, культурной, литературной жизни, но и более широкие проблемы европейской действительности.
“Сквозь лирическую поэзию Гейне, этот сплав чувствен-ности и целомудрия, пробивается одна мысль, которая под-нимет голос в его первой прозаической книге «Путешест-вие по Гарцу», а в дальнейшем станет сердцевиной его философских и социальных воззрений, — возмущенная мысль о том, что аскетическая мораль христианской рели-гии с ее требованием обуздания «греховной» плоти ради спасения «вечной» души в корне враждебна самой природе человека, его естественному стремлению наслаждаться радостями земного бытия, не ожидая небесных благ”. Все любимые наставники Гейне, от гуманистов Возрождения до сенсимонистов и «великого язычника» Гете, внушали ему, что человек — высшее творение природы, более вы-сокое, чем сам бог, которого он же придумал, и создан он для счастья на земле.
Гейне-поэт оказал мощное и непреходящее воздействие на немецкую литературу, увлекая и задушевностью своей поэзии, и разящей силой своей сатиры, и искусством иронии, и боевым пафосом революционных стихов. Не менее значительно влияние Гейне на немецкую реалистическую прозу.
Список литературы:
1. Гейне Г. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 4: «Путевые картины» /; коммент. Н. Я. Берковского. – Л. : Гослитиздат, 1957.
2. Миринский И.В. Статьи о классиках.
3. Тураев С.В. Литература в годы посленаполеоновской реакции: [Немецкая литература]. Гофман. Эйхендорф. Шамиссо. Гейне. Граббе. Поздний Гете // История всемирной литературы: В 9 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького., 1983
4. Дейч Алкександр. Мемуары. «Гарри из Дюссельдорфа».
5. Георг Лукач «К истории реализма», М. 1939.
6. Дмитриев А.С. «Немецкая литература: Романтизм», 1991г.
7. «История зарубежной литературы ХIХ века», Под ред. Н.А.Соловьевой. М.: Высшая школа, 1991.
8. Франц Меринг «Биография Гейне».
9. Стадников Г. В. Критическое суждение и художественный текст // Проблемы жанра литератур стран Западной Европы и США (XIX – первая половина XX вв.) : межвуз. сб. науч. тр. / Ленингр. гос. пед. ин-т им. А. И. Герцена. – Л., 1983г.