Державин начал печататься в 1773 году, однако, это не было началом его литературной деятельности. Молодой поэт стал писать стихи еще на солдатской службе. Сохранились две тетради того раннего периода творчества, когда он “приобщался” к “воителям” нормативного стихосложения. В его ранних несамостоятельных опытах прослеживается влияние не только общепризнанных поэтов того времени, но и таких новаторов, как Чулков, Барков, к которым позднее мы сможем отнести и самого Державина.
Совершенствованию поэта предшествовало становление его как теоретика литературы.
В 1811 году он подвел итог теоретической части своего творчества рядом работ, одной из которых было “Рассуждение о лирической поэзии или об оде”, где он существенно отходит от общепринятых норм литературно-критического очерка того времени не только по форме, но и по содержанию.
Критика русского классицизма имела направленность по преимуществу грамматико-языковую, что не мешало делать заключения о жанрах и других особенностях разбираемых произведений. Критик должен быть исключительно строг к каждому индивидуальному оттенку, мешающему чистоте стиля. Подобная педантичность свойственна критике Тредиаковского и Ломоносова.
Рационализм эстетики классицизма преломился в просветительско-педагогическом понимании цели, стоящей перед нормативно-жанровой критикой. Задача была до предела проста и в то же время невероятно сложна: просвещение читателей и писателей, формирование правильного (и только!) слога, правильной мысли и чувства. Г. Н. Теплов в статье
“О качествах стихотворца рассуждение” пишет: “… стихотворец, не знающий ниже грамматических правил, ниже риторических, да когда еще недостаточен в знании… авторов,… которые от древних веков образцом стихотворству считались,… уподобляется физику, не знающему математики, химии и гидравлики.” Такой поэт “никогда до познания прямого стихотворства доступить не может.”
Итак, не полет вдохновения, а собственно филологическая эрудиция, не полет чувства, но рассудительность творческого процесса — вот что в первую очередь ценит в писателе критик-классицист.
Державин же отходит от вышеобозначенных норм классицистической критики. В уже упомянутой статье “Рассуждение о лирической поэзии или об оде” поэт так, например, объясняет значение слова “ода”: “… в новейших временах… она то же, что Кантата, Оратория, Романс, Баллада, Станс или даже простая песня.” Здесь налицо нарушение не только жанровой иерархии, но и прочих канонов литературы, установленных еще родоначальниками классицизма. Далее Державин разъясняет такие понятия, как “вдохновение”, “высокость”, “беспорядок лирический”. Поэт пишет об оде: “… восторженный ум не успевает чрезмерно быстротекущих мыслей расположить логически, Поэтому ода плана не терпит.” Державин рассказывает о “единстве страсти” и о “разнообразии” ее одновременно, преломляя через свое понимание правило о единстве места, времени, действия.
Далее Даржавин ратует за краткость оды и за ее правдоподобие, замечая, что “вымыслы истину только украшают”. Поэт поет гимн вдохновению, повторяя, что лишь оно способно “… на бурные порывы чувства, высокие божественные мысли,… живые лицеподобия, отважные переносы и прочие риторские украшения, о коих было уже говорено.”
Однако очень многое из того, что Державин применял на практике, осталось недосказанным в этой статье и получило признание лишь после изучения поэтики автора как стихотворца.
Одной из основных особенностей поэтики Державина является разрушение жанровой иерархии: соединение “высокого” и “низкого”. Традиционно употребление низкой лексики было возможно исключительно в низких жанрах: басня, эпиграмма, комедия. Нередко это создавало лексическую дисгармонию: “Прогаркни праздник сей крестьянский” (“Крестьянский праздник”). Здесь налицо смешение церковнославянской и низовой лексики.
Метрические неточности часто трансформировались в новые размеры. Так, в стихотворении “Ласточка” Державин вводит впервые чередование трехсложных дактилей и трехсложного амфибрахия:
Уж не ласточка сладкогласая
Домовитая со застрехи –
Ах! Моя милая, прекрасная
Прочь улетела, — с ней утехи.
Но, пожалуй, наиболее широкое распространение получила так называемая “образная звукопись”, т. е. с помощью которой создается образ. “Глагол времен металла звон” — бой часов (“На смерть кн. Мещерского”), “Северны громы в гробе лежат” — образ полководца Суворова (“Снегирь”).
Державин широко пользуется неточными рифмами: “творенье” “перья”, “во тьме” “во сне” и т. д.
Изобразительность, пластичность находятся у Державина на высоком уровне. В его поэзии появляется конкретный лирический герой (“Приглашение к обеду”). Развитие идеи (не сюжета) связано с ориентацией поэта на публичное риторическое произнесение текста. Так, например, построена духовная ода “Бог” (заметим, что основной принцип построения — антитетичность). Идея в этой оде развивается следующим образом: 1) сравнение величия Бога с ничтожностью человека, 2) но в человеке есть Бог, а следовательно, предшествующая идея опровергнута, 3) человек — центр вселенной только благодаря Богу и единственное, что должен делать человек — стремиться к Богу. Здесь выстраивается определенная оппозиция:
/> БОГ — МИР – Я
/>/>/> (ты) (мы)
Возьмем за основу эти три понятия и попытаемся проследить их соотношения в тексте по десятистишиям.
кто все собою наполняет
1) ТЫ—————————————————————–
кого кого никто
Появляется симметрия в употреблении отдельных слов.
5) они перед Тобой
6) что пред Тобою я
7) я пред Тобой ничто
я есмь — конечно есть и Ты
8) Ты есь – и я уже ничто
9) Я(10 раз)
10) Твоей я
Твоей мое мой твоя
11) я моей Твоей
им к Тебе
Эта композиция предполагает манипулирование тремя символами (Я, БОГ, МИР) применительно к двум мирам: божьему и земному. К каждому из этих символов “привязаны” определения. Величие Бога выражается здесь еще и количественной оппозицией: “Как капля в море опущенна, Вся твердь перед Тобой сия; Но что мной зримая вселенна? И что перед Тобою я?“ Итогом этого манипулирования становятся строчки: “Ты свет, откуда свет истек” и уже общеизвестная державинская формула: “Я царь — я раб, я червь — я бог!”
Итак, Державин становится новатором, вернее, создателем новых философских од. Человек рассматривается не во внешней гражданской деятельности, а в глубинных связях с природой. Одна из самых могущественных — смерть: “Глотает царства алчна смерть”, “Солнца ею потушаются…”. Появляется мысль о равенстве людей перед лицом вечности, происходит переоценка общественных ценностей :
Подите счастья прочь возможны,
Вы все пременны здесь и ложны:
Я в дверях вечности стою.
Однако поэт не проповедует пессимизм: жизнь приобретает особую ценность:
Жизнь есть небес мгновенный дар.
Для Державина Бог — первоначало, не существующее отдельно от природы. Таким образом, поэт принимает деизм, развитый еще Геродотом и Кантом. О существовании Бога свидетельствуют: “природный чин”, т. е порядок, гармония, стремление человека к субъективному творческому началу: “Тебя душа, быть может, чает…”. Образы здесь крайне эмблематичны и символичны. Стихотворение “Водопад”(1791) является образцом подобного стиля. Здесь символом недолгой славы героев становится образ осыпающейся горы: “Алмазна сыплется гора”. Сам водопад (Кивач — водопад в Карелии) — олицетворение бездны, вечности, в которой все тонет. Образ часов перекликается с подобным образом в стихотворении “На смерть кн. Мещерского”. Особую роль в литературе XVIII века имеет обращение к историческим лицам, которые являются примером для поколения. По мнению классицистов, история — замкнутый круг повторяющихся событий, а следовательно, история скрывает в себе бездну параллелей с настоящим временем. Для Державина Велисарий — оклеветанный полководец, сравнивающийся с “неким мужем седым”, то есть, скорее всего, с Румянцевым, напрасно отстраненным от службы.
Заслуженно обращает на себя внимание пейзаж. В 60-е годы XVIII века вышли в свет “Песни Оссиана”, сочиненные шотландским поэтом Макферсоном. Главным их героем был царь Фенгал и его сын Оссиан. Основными темами стали война и любовь. На фоне повествования выделялся мрачный колоритный пейзаж. Впоследствии подобный пейзаж стал называться “оссиановским”. Державин заимствует мрачность описаний и значительность аллегорий:
Под наклоненным кедром вниз,
При страшной сей красе природы,
На утлом пне, который свис
С утеса на яры воды,
Я вижу — некий муж седой
Склонился на руку главой.
Копье и меч и щит великой,
Стена отечества всего,
И шлем, обвитый повиликой,
Лежат во мху у ног его:… .
Сидит и, взор вперя к водам.
В глубокой думе рассуждает:
“Не жизнь ли человеков нам
Сей водопад изображает?
Он так же благом струй своих
Поит надменных, кротких, злых. и т. д.
Итак, Бог для Державина — “источник жизни”, жизни не только духовной, но и жизни в государстве, к которой поэт не раз обращался в своих стихах и одах не только как гражданин, но и как “певец “, а подобное сочетание для классицизма невозможно.
Как уже было сказано, ода XVIII века не терпит и стилевого смешения. Однако обратимся к сравнительному анализу лексики и стиля произведений классика жанра, М. В. Ломоносова, и Г. Р. Державина. В своей “Оде на восшествие…” Ломоносов использует преимущественно возвышенную лексику: “бисер”, “порфира”, “зефир”, “душа”, “зрак”, “рай” и патетический стиль:
Когда на трон она вступила
Как Вышний подал ей венец,
Тебя в Россию возвратила,
Войне поставила конец;
Тебя прияв облобызала:
Мне полно тех побед, сказала,
Для коих крови льется ток.
(“На день восшествия…, 1747 г.”)
Приведем выдержки из произведения Державина “Фелица”: “ богоподобная”, “курю табак”, “кофе пью”, “забавлюсь лаем псов”, “играю в дурака с женой”.
Оба поэта дают правительнице наставления. Ломоносов описывает идеальную царицу: “ Божественным устам приличен, монархиня, сей кроткий глас”. Державин же, сравнивая и описывая автора и мурзу, использует вновь антитезу, показывая, каким не должен быть монарх, одновременно прося Фелицу о наставлении: “Подай, Фелица, наставленье как пышно и правдиво жить,..”. Ломоносов ощущает превосходство государыни над собой и поэзией:
Молчите, пламенные звуки, и колебать престаньте свет:
Здесь в мире расширять науки изволила Елисавет…
В безмолвии взирай вселенна… .
Ломоносов — поэт государства, подчиненного “Филице”, лишь воспевающий ее достоинства. Он заставляет замолчать даже “пламенные звуки поэзии” .
Державин же, обращаясь к Екатерине( Фелица — лат. felix — счастливая), по словам Белинского, “соединяет патетический элемент с комическим…, что есть не что иное, как умение представить жизнь в ее истине.” Не говоря уж о том, что все произведение пронизано сатирическими намеками на высокопоставленных чиновников.
Читаешь, пишешь пред налоем
Подобно в карты не играешь,
Как я, от утра до утра. …
Не слишком любишь маскарады,
А в клоб не ступишь и ногой;
Храня обычаи, обряды,
Не донкишотствуешь собой;
Коня парнасска на седлаешь,
К духам в собранье не въезжаешь
Не ходишь с трона на Восток;… .
Монолог формально произносит один человек, мурза, но так ли это по сути? Образ мурзы меняется. Когда Фелица противопоставляется мурзе, как правило, имеет место сатира или едкий намек на множество реальных фактов “зашифрованных” в этом стихотворении. Однако в патетических моментах образ мурзы максимально приближается к авторскому:
Едина ты лишь не обидишь
Не оскорбляешь никого,
Дурачества сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного.
В сатирических местах образ мурзы является собирательным образом порочных слуг:
Или музыкой и певцами,
Органом и волынкой вдруг,
Или кулачными бойцами
И пляской веселю мой дух;
Или, о всех делах заботу
Оставя, езжу на охоту
И забавляюсь лаем псов
Или над невскими брегами
Я тешусь по ночам рогами
И греблей удалых гребцов… .
Очевидно, “Я” Ломоносова предельно обобщено в любом жанре, а у Державина значение лирического “Я” варьируется на основе тематики.
Тематика классицизма почти всегда предполагала обращение к великой личности в отдельности и к обществу в целом, но даже в этом Державина нельзя считать прямым последователем корифеев классицизма; будучи лишенным сервилизма, он резко выделяется из общего ряда во многом схожих поэтов этой эпохи. Слово в его произведениях теряет ту плоскостность, которая была свойственна поэзии XVIII века, оно приобретает новые осязаемые формы, становится весомым.
Список литературы
1)тексты Державина цитировались по книге: Г. Р. Державинъ Избранныя стихотворенiя; С.-Петербург.; под редакцией П.Бьлодьда; 1913
2)Русская литературная критика XVIII века. Сборник текстовМ., Сов. Россия, 1978
4)В. А. Недзвецкий. Русская литературная критика XVIII-XIX веков Курс лекций. М., Изд-во МГУ, 1994
3)Западов А. В., Державин, М ., 1958
4)Краткая литературная энциклопедия, М ., Сов. Энциклопедия, 1964