Характеристика
теории элит, бюрократии и технократии.
Во второй
половине XIX в. в связи с дальнейшей централизацией и бюрократизацией политической жизни наступил период критической
переоценки опыта представительного правления и либерально-демократических
ценностей. Это нашло свое отражение в
теории элит Вильфредо Парето (1848–1923) и в концепции политического класса
Гаэтано Маска (1858–1941). В начале XX в. элитарный подход к изучению политики
был дополнен изучением влияния так называемых заинтересованных групп (А. Бентли) и новым взглядом на
упорядочивающую роль бюрократии в деле осуществления власти в обществе и
государстве (М. Бобер). Особую разновидность социально-группового анализа политики составили концепции
технократии и технодемократии (д. Белл, М. Дюверже и др.)
Согласно
разъяснениям Моски, “во всех человеческих обществах, достигших известного уровня развития и культуры,
политическое руководство в самом
широком смысле слова, включающее
административное, военное, религиозное и моральное руководство,
осуществляется постоянно особым, т. е. организованным, меньшинством”. Это меньшинство Маска,
по-всей видимости не без влияния
Маркса, именовал также господствующим классом, руководящим классом, правящим
классом.
Парето в своем
обосновании концепции правящей элиты исходил из предположения, что каждое
общество можно разделить на две страты,
или слоя,-высшую страту, в которой обычно находятся правящие, и низшую
(“грату, где находятся управляемые. Он усложняет привычную дихотомию
классов (господствующий и подчиненный) и выделяет в высшем слое (элите) две
подгруппы-правящую и неправящую элиты, а в низшей страте такое разделение
считает неоправданным. Таким образом, фундаментальное различие у Парето
выглядит как различие между элитой и массой.
Элита в широком
смысле весьма сходна по значению с аристократией (власть лучших) или, в более
современной формулировке, с
меритократией (власть достойных). Такое понимание исходит из того представления, что узкий слой лучших из лучших
всегда обнаруживает себя в каждой обособленной общественной деятельности или в
иерархии профессионального престижа. Если мы станем присваивать тому, кто
превосходнейшим образом делает свое
дело, индекс 10, а самому нерадивому 1
и поставим ноль полному неумельцу, то подобное разделение получит свою логику и оправдание. Область
индексируемой деятельности может быть связана не только с политикой или
бизнесом, но также с просвещением, поэтическим ремеслом и т. д. Ловкому жулику,
который обманул многих и еще не попал
под карающий меч правосудия, тоже следует поставить индекс 8, 9 или 10.
Легче всего ставить индексы шахматистам, основываясь на количестве побед и
поражений. Однако в делах управления к правящей элите должны быть отнесены те,
кто прямо или косвенно заметно влияет на правительственную политику. Остальные
образуют неправящую элиту. Понятное дело, что известный шахматист или
писатель–властитель дум также входят в элиту.
Правление элит
из семейства львов-это правление радикальных
меньшинств в условиях сильно бюрократизированной деятельности.
Западноевропейские общества управляются, согласно Парето, плутократическими элитами (“семейство лис”). “Проблема
организации общества должна решаться не декларациями вокруг более или менее смутного идеала справедливости, –
утверждал Парето,-а только научными исследованиями, задача которых найти способ соотнесения средств с целью, а для
каждого человека-соотношения усилий и страданий с наслаждением, так чтобы
минимум страданий и усилий обеспечивал как можно большему числу людей
максимум благосостояния”.
Вклад Моски и
Парето в современную политическую теорию связан главным образом с определением
структуры власти и сосредоточением внимания на групповом характере реализации
власти в любой ее форме. Следующим этапом разработки подобной методологии стала
концепция “железного закона олигархии”
Роберта Михельса (1876–1936), возникшая, как и элитарная теория, в
полемике с марксизмом. По собственному обобщению Михельса, “формула
необходимости смены одного господствующего слоя другим и производный* от нее
закон олигархии как необходимой формы существования коллективной жизни ни в коем случае не отбрасывает и не заменяет
материалистическое понимание истории, но лишь дополняет его. Не существует
никакого противоречия между учением, согласно которому история-это процесс
непрерывной классовой борьбы, и тем
учением, по которому классовая борьба приводит к созданию новой олигархии”.
К
элитаристскому и олигархическому истолкованию современных политических институтов и процессов
примыкает еще одна концепция природы политики и политической власти, которая
чаще всего именуется групповым подходом к изучению политики, а также теорией
“групп давления”, “заинтересованных
групп” и т. д., которые в известной мере расширяют и дополняют
институциональные рамки “классового подхода” и “элитарного подхода”.
Родоначальником
теории “заинтересованных групп” стал Артур Бентли (1870–1957), автор работы
“Процесс осуществления
правительственной власти: изучение общественных давлений” (1908).
Главным тезисом здесь стало утверждение о том, что деятельность людей всегда
предопределена их интересами и
направлена, по сути дела, на обеспечение этих интересов.
Эта
деятельность осуществляется обычно посредством групп, в которые люди объединены
на основе общности интересов. Индивидуальные убеждения, отдельные идеи и
идеология в целом, личностные характерястки индивидуального поведения имеют
определяющее значение лишь в контексте деятельности группы и учитываются в той
мере, в какой они помогают определению “образцов” (моделей) группового
поведения. Поскольку группы не
существуют без объединяющих их интересов,
то интерес (деятельность) и группа являются для Бентли весьма близкими
понятиями. Характерно, что интерес группы, который необходим в деле ее фиксации
и идентификации, выявляется наблюдателем и исследователем не столько на основе
ее устной риторики, программных и иных заявлений о своих целях, сколько по
итогам фактически наблюдаемой деятельности
и поведения членов данной группы.
Таким образом,
все феномены государственного управления можно представить как феномены (и
результаты) воздействия “групп, давящих друг на друга, формирующих друг друга и
выделяющих новые группы и групповые представления (органы или агентства
правительственной власти) для посредничества в обеспечении общественного
согласия”. Различия в политических
режимах отныне можно стало представить и как различия в типах групповой
деятельности или в технике группового давления. Деспотизм и демократия-всего
лишь различные способы представительства интересов. Новую конфигурацию получила
характеристика реального функционирования системы “ разделенных властей”.
В ряду новейших
модификаций классических моделей и теоретических конструкций политической
власти особое место занимаеттипология власти Макса Вебера (1864–1920). Вслед
за Маской и Парето он усматривал главную особенность функционирования парламентской демократии в способах отбора
политических лидеров и контроля над
технически ориентированной административной бюрократией. Опираясь на опыт
изучения всеобщей истории права, государства и власти, Вебер выдвинул концепцию
идеальных типов власти, которые можно обнаружить у разных народов в ходе истории.
Исторически первой
является власть патриархальная (власть главы рода, племени, ранних
государственных образований). Следующую разновидность образует власть
харизматическая-она связана с наделением правителя сверхъестественными
качествами и властными возможностями, что особенно типично для случаев
обожествления правителя, создания его “культа личности”. Самой современной и
самой перспективной является рационально-легитимная власть. Основным и главным
элементом этой власти, ее несущей
конструкцией является профессиональная
бюрократия.
Бюрократия
(буквально “власть конторских служащих”) ассоциировалась у Вебера с типом господства, основанного не
на традиционном почитании, а на строгих и рациональных правилах легалистского (законом регулируемого и
контролируемого) характера и назначения. Это господство включает следующие
моменты и характеристики: 1. Существование обособленных служб и компетенции,
строго определенных в законах и правилах
в целях удобства для принятия решений и контроля;
2. Защита
статуса и компетенции служащих (несменяемость судей, гарантированное
продвижение по службе и пенсия за выслугу лет у чиновников и т. д.); 3. Четкая
иерархизация в выполнении
распорядительных управленческих функций и функций исполнительских; 4. Подбор кадров на
конкурсной основе;
5. Полное
обособление выполняемой служебной функции от личностных свойств и
характеристик, поскольку служащий не может быть собственником своей должности
или средств управления. И хотя
перечисленные черты более всего характеризуют современный этап бюрократизации
управления, сам феномен бюрократии имеет корни в далекой древности (достаточно
вспомнить китайский опыт конкурсно-экзаменационного отбора чиновников на
должности в государстве). Говоря о роли бюрократии в будущем, Вебер, в частности, прогнозировал, что неотвратимой
перспективой всех современных демократий является тотальная бюрократизация общественной и государственной жизнедеятельности. Именно в силу такой
перспективы на смену капитализму, согласно Веберу, придет не социализм, а
бюрократизированное в целях рационального управления общество. Эта мысль была
подхвачена и развита современными теоретиками менеджериальной революции и
постиндустриального общества.
В основе
технократических концепций властвования (от греч.“техне” и “кратос”-власть ремесла,
умения, мастерства) лежит очень давим
идея особой роли людей знания в делах властвования и управления.
Формирование
современных концепций технократического руководства восходит к Ф. Бэкону,
Кондорсе и Сен-Симону, которых вместе с некоторыми просветителями Века разума
можно отнести к раннетехнократическим утопическим мыслителям, пропагандистам особой роли научного знания.
Приемы технократического руководства обществом весьма выразительно запечатлены в “Новой Атлантиде” Ф. Бэкона,
где с большой симпатией повествуется о высокоавторитетном сословии ученых, которые совмещают свои научные занятия с
участием в управлении островным государством.
Следующий
подъем технократических умонастроений и ожиданий был связан с творчеством А. Сен-Симона. В “Письмах женевского
обитателя к современникам” Сен-Симой заявил, что современная наука полезна
именно тем, что она дает возможность
предсказывать, и потому ученые стоят выше всех других людей и профессий.
Вместе с промышленниками они составляют настоящий цвет общества, и если их
лишиться, то нация в одно мгновение превратится в тело без души. Более всего
полезны представители технических знаний-химики, физики, математики. Полезны и юристы, но их влияние составляет,
по его оценке, всего 1/8 политического влияния в обществе.
Особые ожидания
Сен-Симона были связаны с социальной функцией позитивных знаний и позитивных
наук в отличие от метафизических, “гадательных” наук. “Когда политика
возвысится до ранга опытных наук, что
сейчас уже не может быть очень замедлено, тогда станет точным и определенным
характер способностей, требующихся для занятий ею; занятие политикой тогда
будет исключительно поручено специальному классу ученых, который заставит
умолкнуть болтунов”.
В 20–ЗО-х гг.
текущего столетия в США в обстановке глубокой экономической депрессии приобрело
известность движение технической
интеллигенции, впервые назвавшее себя технократами. Наука, инженерное мышление
и наличная технология, говорили
технократы, располагают всем неообходимым для осуществления вековой
“американской мечты” об изобилии и
процветании. Однако человеческий труд и машинная техника используются в рамках
устарелого экономического устройства, что, собственно, и привело к депрессии.
Лидер движения Г. Скотт, незадолго до этого малоизвестный инженерэнергетик,
выступил с предложением создать крупную профессиональную организацию, которая объединила бы усилия
ученых, педагогов, архитекторов,
экспертов по санитарии, лесоводов,
бухгалтеров и, наконец, инженеров с задачей рационализировать существующее промышленное производство.
Движение
технократов просуществовало недолго. “Новый курс” Рузвельта с его программой
централизованного дирижирования
экономикой и внушительным набором антикризисных мероприятий быстро выдул
ветер из парусов технократии.
Новый вариант
технократических идей был выдвинут американским социологом Дж. Берихемом в 1941 г. в книге “Революция менеджеров”. Он заявил в ней, что
технократия в лице управляющих (менеджеров, организаторов) стала социальной и
политической реальностью в ряде крупнейших современных государств, таких как
США, Германия и СССР. Таким образом, считал он, намечена тенденция к замене
капитализма и социализма “ обществом управляющих”, в котором государственные
функции станут функциями специально изобретенного менеджерами политического механизма.
Менеджеры
(управляющие)-это главные контролеры средств производства, и в этой своей роли
они одновременно выступают и как новые собственники этих средств
производства. Критики восприняли слабо
аргументированное возвеличение роли менеджеров в обществе как подстановку
желаемого вместо существующего (п. Друкер), а радикалы в лице Р. Миллса увидели
в концепции Бернхэма оживление платоновской утопии правления меньшинства, распространенной на все человечество. Однако эта концепция обрела второе дыхание в
50 -60-х гг. в некоторых вариантах теории наступления постиндустриального общества”, а также в элитарных истолкованиях
природы политики, современной демократии и государственного управления. В этой обстановке широкое хождение
получила метафора Р. Паунда “социальная инженерия”.
Вместительной
областью для всевозможных технократических
проектов стала современная политическая и социальная прогностика. Так,
американский социолог Б. Беквит предсказывает,
что на последних стадиях политичесЬой эволюции (включая постсоциализм) демократия будет заменена
правлением экспертов, точнее организациями экспертов. И это будет более
эффективное правление, нежели правление при помощи избирателей и избранников народа, поскольку эксперты более
талантливы, лучше образованы и более
опытны в специальных вопросах (Правление экспертов. 1972). д. Белл, автор книги
“Наступление постиндустриального общества” (1973), считает, что это
становящееся общество, как общество “с высокой научной организацией”, будет
придавать огромное значение технократическим элементам. Дж. Гэлбрейт, автор
монографии “Новое индустриальное состояние” (1965) объявил, что
научноакадемический комплекс (правительственные, университетские и частные
исследовательские учреждения) находится на службе общества, а не частных потребителей. Кроме того, власть в
экономике, некогда основанная на владении землей и затем перешедшая к капиталу,
в настоящее время имеет своим источником и держателем “тот сплав знаний и
опыта, который представляет собой техноструктура” предприятий и
учреждений, имеющая дело с современной
интеллектуальной техникой (компьютеризированная техника, системный анализ,
моделирование, операциональные
исследования и т. д.).
С оригинальной
интерпретацией генезиса технократических начал в современных политических
системах Запада выступил французский политолог и историк Морис Дюверже.
Технократии в чистом виде, по его мнению, нигде не существует, однако после
расцвета либеральной демократии (1870–1914) и затем ее кризиса (1918–1939) на
Западе возникает новая форма политической
организации общества и государства, которая включила в себя
технократические элементы и которая сочетает их с уцелевшими остатками
либеральной демократии (не утраченные
полностью политические свободы, либеральная плюралистическая идеология, гуманистические культурные
традиции) и с новой олигархией в лице капиталистов, техноструктуры
корпораций и правительственных учреждений.
При этом
капиталисты-собственники входят* состав экономически могущественной верхушки техноструктуры, которую Дюверже в отличие
от Гэлбрейта и в порядке дополнения к нему именует особой политико-управляющей
структурой. Она состоит из отдельных
замкнутых групп “мудрецов”, которые участвуют
в подготовке государственных решений, вырабатываемых, как и в крупных фирмах, коллективно.
Цементирующим ядром политико-управляющей техноструктуры, вокруг которого в зависимости от рода принимаемых решений собирается
конгломерат всех иных групп, являются министерства и высший слой чиновничества.
Эта область активности именуется управленческой техноструктурой.
Другой центр
активности-сфера деятельности политиков, не всегда компетентных в тех вопросах,
решение которых они подкрепляют своей подписью (здесь действует политическая
техноструктура). Сотрудничество в этой области настолько сплачивает воедино
министров, лидеров партий, высших чиновников,
экспертов и специалистов, руководителей профсоюзов и представителей
“групп давления”, что происходит циркуляция из одной группы в другую-аналогичная
той, которую можно наблюдать в экономической техноструктуре.
Новый
сложившийся тип организации государственного управления явился, по мнению
Дюверже, симбиозом капиталистической
плутократии и техноструктуры. Эту двойственность Дюверже передает с помощью термина
“технодемократия”. Технодемократическую организацию он уподобил двуликому божеству древних римлян Янусу и назвал этим
же именем свой труд о генезисе и эволюции этого типа организации (Янус. Два
лица Запада. 1972). Фундаментальное противоречие, присущее современному капитализму, коренится не в
антагонистическом противостоянии
общественного характера производства и частного способа присвоения, а в
противоречии между количественным
ростом капитализма и его качественной деградацией.
Преодоление
этого социального несовершенства французский
социолог связывает с перспективой либерального социализма, который возникает на определенной стадии
общественной эволюции медленным, почти незаметным путем при максимальном использовании тех возможностей, которые
технодемократические учреждения открывают в деле служения “общему интересу”.
Возвышение политической техноструктуры на практике обесценивает старания тех групп, которые заинтересованы в
достижении эффективного управления с помощью рациональной бюрократии в ее веберовском понимании.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.zakroma.narod.ru/