О состоянии русского языка идут толки. Дума предполагает слушать вопрос о русском языке в странах СНГ и обсуждать его в Таврическом дворце. Президент образовал Совет по русскому языку. Возможно, что дадут большие деньги. Казалось бы, о чем беспокоиться? Однако есть причина для беспокойства.
Мы умеем писать бумаги, смысл которых состоит в том, чтобы пугать инстанции, распоряжающиеся деньгами. И поскольку инстанции пугаются, то деньги идут. Вопрос в том, на что?
Русский язык действительно обладает уникальными качествами. Не буду приводить цитаты из Ломоносова, Тургенева и других. Скажу: свобода словообразовательных возможностей, широта синонимики, возможность широчайшего применения оценочной лексики, огромное число заимствований из самых разных языков, обнаруживающих самые широкие языковые контакты, которые разнообразят стиль, литературно-художественная разработанность, полнота терминологии во всех областях техники, науки и искусств, гибкость порядка слов и потому безграничные ритмологические и мелодические возможности делают русский язык вмещающим самые разнообразные тонкости смысла.
Как лингвист, много лет отдавший сравнительному языкознанию, ответственно утверждаю: нет ни одного языка на земле, который обладал бы такими широкими возможностями передавать эмоции, образы и понятия, как русский язык.
И все же современное состояние русского языка плохое.
В этом виноваты мы сами — носители русского языка.
Сократилась база разговорного русского языка. Русский язык лишился большого количества официально на нем говорящих. Двадцать или даже двадцать пять миллионов русских живут за пределами России и стали невольными эмигрантами. В угоду политической моде люди других народов, хорошо знающие русский язык, либо делают вид, что не знают его, либо стараются не употреблять его. Быть русским, знать русскую культуру стало в некоторых кругах как бы неприлично. Церковная проповедь еще не окрепла, а речи в собраниях далеки от совершенства и навыки устного общения увядают в примитивных деловых переговорах. Учебная устная речь нередко утрачивает черты литературности, поскольку ведется «середняком, пошедшим в науку».
Эпистолярная культура находится в самом низком состоянии. Она упала в связи с общим похамлением последних семидесяти лет; еще больше сократилась в связи с дороговизной почтовых отправлений, отвратительной работой почты и фактическим отсутствием тайны переписки. Кто нынче трудится над любовными письмами?
Документная система разрушена переходом на новую экономику, и не видно, чтобы кто-то стал заниматься разработкой новой документной системы для гражданских, политических и экономических реалий современного общества. Сократилось число и тиражи научных публикаций, ученая смена по обстоятельствам жизни стала искать коммерческих приложений, сократилась терминотворческая и терминостандартизующая работа. Вместе с этим разработки по информатике, имеющие культурно-языковое значение, такие, как системы информационного поиска и автоматизированный перевод, ослаблены или приостановлены. Интернет и подобные системы лишены законной и этической основы. Подобные системы еще предстоит строить на русском языке.
Язык — народное достояние, и народ — его хозяин. Для того чтобы развить устный, эпистолярный, документный, книжный русский язык, нужна этическая база. Художественная словесность нарочно уклоняется от изящества, живописуя задворки жизни духа языком этих задворок. Вот «интересная» книга Андрея Измайлова «Идиотка». Роман написан от лица женщины-химика, ставшей торговкой «дурилками» (практическими шутками) и производящей эти «дурилки» на дому. Язык книги узнаваемо точно выдерживает от первой до последней страницы определенный стиль речи:
“… Нет! Не помогает древняя домашняя шутка. Боюсь! Стою как последняя дура перед дверью собственной квартиры и боюсь. Просто жуть с ружьем!.. Нет там никого, нет! И быть не может.
Лампочку, сволочи, опять разбомбили в подъезде, хиппи-дриппи проклятущие! Ведь были же спички, ведь были же! Нашаришь их в этом бардаке.” [См. с.8 Москва, Локид. 1996 г.]
Да, именно так и говорит женская интеллигенция. Это стиль речи и стиль жизни. Ведущая тема этого стиля — гонка, деньги, страх, беспорядочность и ощущение органического несчастья и неприкаянности, недостаточность образования. Лейтмотив — «среда заела».
Но ведь героиня и есть сама среда. Прежде всего речевая. Пословица говорит: «все беды от языка». В конце книги несчастная героиня, замученная рэкетом и бывшим мужем, бросает свое занятие. И правильно делает, поскольку «ест нескладно и говорит неладно».
Всякий «проект», как бы ни был он простоват, требует «связей с общественностью» (public relations — лучше бы говорить «объяснение с общественностью») — например, открытие ларька на улице. Основатель этого предприятия должен установить отношения с администрацией, вникнуть в запросы окрестной публики, ему нужно обойтись с рэкетом, установить добрые отношения с соседними ларечниками, уговорить директора магазина предоставить товар и, наконец, так беседовать с окрестными жителями, чтобы они ненароком не сожгли ларек или не побили стекла. Кроме этого, ларечнику приходится читать газеты и смотреть телевизор, чтобы ориентироваться в конъюнктуре в широком смысле слова и информироваться о «бизнесе» и законах у знакомых.
Открытие ларька превращается в длинную цепь говорения и слушания, письма и чтения. Если ларечник не сделает этого, то не видать ему торговли. До всякого подсчета денег и учета товаров и в ходе этого надо произвести огромное количество речевых действий и постоянно поддерживать их, придерживаясь пословицы «умей обойтись с дураком, а умный сам с тобой обойдется». Отсюда — не владеющий языком не справится с ларьком, если будет говорить как «Идиотка».
Основное количество современных профессий — это профессии речевые. Существует только восемь видов труда, распределенных по степени сложности: 1) физический труд, 2) торговый труд, 3) труд финансиста, 4) труд управленца, 5) труд, обеспечивающий рекреацию, здоровье и самосохранение (развлечения, спорт, медицина, военное и полицейское дело), 6) труд изобретателя, 7) труд человека, занимающегося культурой (в частности труд информатика), и, наконец, 8) труд педагогов. Физический труд представлен только на производстве и частично в торговле, остальные виды — речевой труд. Это значит, что общество строится на языке, то есть на изобретении мыслей, выраженных в речи. «В начале было Слово».
Так думали все и всегда. Только в середине ХIХ века некоторые стали думать иначе. Материализм Фейербаха, марксизм и позитивизм привили некоторым странное убеждение, будто от физического труда всё зависит. Поэтому учение о социально-экономической формации есть учение не о развитии духа, а о развитии производственных отношений, а общество — не содружество людей, а организм, к которому надо применять «рычаги», как к машине. В это почему-то поверили отчаянные головы и стали считать, что «надстройка» сама собой устраивается, если так прикажет «базис». Однако и наш, и мировой опыт показывает, что создание капитала зависит от ума и тех речевых действий, которые ум создает для того, чтобы образовать капитал.
Бедная героиня А. Измайлова взялась за дело, располагая убогим капиталом рече-мыслительных действий. Прав А. Измайлов: крах неизбежен и не жалко героиню, хотя она жалка.
Наши материалисты, следуя материалистическому пониманию истории, полагают, что если с финансами все в порядке, то социальные механизмы автоматически переводят одну «формацию» в другую из капитализма в социализм и наоборот. А дух, душа человеческая, сама собой подчинится материи, ибо «базис первичен», а «надстройка вторична». Но так что-то не выходит.
Наивный материалистический взгляд на дело сочетается с космополитическим умозаключением о том, что ныне при наличии глобальных средств коммуникации и международного капитала люди, свободно перемещаясь, как бы утрачивают национальную принадлежность и становятся гражданами мира. Действительность опровергает это, ибо в Писании сказано: «чти отца своего и мать свою и благо тебе будет да долговечен ты будешь на земле». И все понимают — благо (в том числе и материальное) зависит от почитания предков.
У космополитического материализма общим предком всех людей является обезьяна, поэтому поиски блага и долголетия у граждан мира должны сводиться к нраву обезьяны. Настало царство «обезьянского народа», как пророчески писал М.М. Пришвин.
Переведенные на русский язык или пересказанные (передранные) учебники по рекламе утверждают: идеал — это желаемое. Надо внушить желание, сделать из него идеал, идеал чего-то, что рекомендуется, а именно — товаров и услуг. Я-то до сих пор думал и думаю, что идеал не угождение мамоне, а сложная умственная конструкция о том, как мне жить. А тут просто захотел «видак» — твой идеал видеомагнитофон, захотел «тачку» — твой идеал автомобиль: сел — диван на колесах и мотор сто сил, катайся, дави.
Пусть читатель не думает, что я против автомобилей, видеомагнитофонов, модной одежды, станков, сантехники и даже объявлений «досуг и — номер телефона». Я за рекламу. Но я и за то, чтобы правильно понимать слово «идеал». Я идеалист. Поэтому мой предок, которого я почитаю, — человек, да еще и конкретный — народ, основатель русского языка.
Стиль речи — это стиль жизни. На русском языке можно говорить по-обезьяньи и по-человечьи. Дело в том, какие смыслы и как они выражаются по-русски, потому что соответственно мыслям подбираются слова. Пословицы говорят: «человек спрятан за своими словами, хочешь узнать человека, вслушайся в его речь» и «лошадь узнают в езде, человека в общении». Слышу из телевизора: «Премьер-министр разобрался со своими заместителями», включаю радио «Маяк» — слышу кокетливую зазывную дамскую интонацию и соответствующий словарный запас. Открываю АИФ, № 30, 1996 (823) — там интервью с режиссером А. Германом. Цитирую его речь, переданную (видимо с магнитофона) Марией Варденгой: “… Я просто как представлю, что, отбомбив всю неделю на съемочной площадке, я должен говорить банальности об умирании кино…
… Но есть и другая, более близкая мне мудрость одесского анекдота: «Первый пункт устава публичного дома — не суетиться под клиентом»…
… Журналистка воодушевленно: О-о-о, как это интересно!!! Герман уныло: — Да ни хрена не интересно! Просто, хочешь не хочешь, приходится в этом ковыряться…”
На стр. 16 бесплатного приложения того же номера АИФ [№ 30 (160), 1996] объясняется Марк Розовский: «Съели бы они такое количество говна, эти сегодняшние достаточно поверхностные ребятишки, которые получили свободу на блюдечке с каемочкой и теперь культивируют какую-то новую псевдятину, выдавая ее за новый авангард!»…
Мастера литературной речи, мастера театра и кино, первое назначение работы которых — распространение правильной речи, разговаривают с публикой языком внелитературным. Впрочем, актеры, а следовательно, и режиссеры — народные шуты. Им многое позволено. Но грязные слова не могут выразить чистых мыслей, хотя и чистые слова в устах лицемера могут прикрывать грязные мысли.
Посмотрим на дело со стороны прозы. А.И. Лебедь произнес слова: «Правда и порядок», — дельная мысль. На нее отозвался Николай Шмелев. «Порядок — это что?» [Газета «Деловой мир», 26.07-01.08.1996.] «Страна, уже много лет подряд пребывающая в хаосе, стосковалась по порядку, она жаждет его…»
Но что это такое — «порядок»… Только ли борьба с коррупцией, организованной преступностью и уличным беспределом? Или это нечто большее, охватывающее все стороны нашей жизни?.. главную сферу ее (то есть жизни — Ю.Р.) — экономику…”
«Конечно, и Чечня — это тоже беспорядок, но беспорядок, хаос… созданы действиями государства не только в политике, но, возможно, еще в большей мере непосредственно в экономике и социальной сфере…» (Следовательно, думаю я, источник несчастья в экономике, а причина несчастья в государстве).
“… если… государство сумеет преодолеть в близком будущем (а в отдаленном? — Ю.Р.) последствия своего же собственного поведения, в первую очередь в экономической и социальной жизни общества…”, то “… порядок в нашем обществе будет… восстановлен”… (а если не сумеет? — Ю.Р.)
В чем же вина государства?
Н. Шмелев — видный деятель перестройки, политик, ученый-экономист — дает на это такие ответы:
«Реформы начались… отвратительно: с открытого грабежа всех сбережений людей, сделанных за всю их трудовую жизнь… неоплатой государством своих сделанных и уже выполненных заказов и длительными задержками зарплаты работникам бюджетной сферы (а это почти половина всех занятых в стране)… невероятный по своим масштабам кризис неплатежей… порожден… прежде всего государством…… Государство также само своими сознательными действиями породило нынешнюю волну незаконных обогащений, превратив множество российских чиновников… в миллионеров — … через разнообразные схемы „номенклатурной“ приватизации, превратившей директоров и других чиновников в полновластных хозяев бывшей государственной собственности…»
(Вот такое у нас государство. Н. Шмелев сам, как говорится, «во власти» и, следовательно, знает, что говорит.) Далее написано:
«Но что сделано — то сделано. Любой серьезный передел собственности чреват безудержной кровью, а экономически он, кроме смены персоналий, ничего стране не даст»…
(Вот так мораль. Схватил воров за руку, а теперь говорит: пусть и дальше воруют. Прогонять нельзя. Воры тебя еще и зарежут — думаю я.)
И Н.Шмелев предлагает:
— «перекрыть… каналы, по существу, криминального обогащения…»;
— покончить со «жлобской» налоговой политикой в сочетании с беспомощностью налоговых служб…”
— создать «регистрационный» принцип при открытии нового дела…”
— скомандовать «фас», чтобы вся эта неприглядная публика в мгновение ока оказалась за решеткой…
— это был бы, конечно, гигантский шаг вперед в оздоровлении страны…
… самый главный преступник в стране (не по словам, а по действиям) — это само государство. И пока оно, государство, окончательно не откажется от своих сплошь и рядом преступных методов… пока оно не создаст… — (следуют условия договора автора с государством — Ю.Р.)… порядок и подлинная безопасность в стране, кто бы что ни говорил и чем бы ни грозился, будут недостижимы”.
Рассмотрим логику специалиста и участника событий.
1. Государство — шайка воров.
2. Если воров тронешь — убьют.
3. Надо вступить с ворами в договор на условиях Н. Шмелева.
Спрашивается, станут ли воры заключать договор с Н. Шмелевым. Какая им выгода? Значит, дело безнадежно. Правды и порядка не будет.
Верю в то, что профессор Шмелев хотел бы заключить договор с государством, но не надеется на это. Значит, его угрозы и брань надо понимать так: «Долой монстров-капиталистов!» Но ведь сам Н. Шмелев этого не хочет!
Ни А. Герман, ни М. Розовский, ни Н. Шмелев не отдают себе отчета в силе печатного слова. Они выступают так, как бы болтали в домашнем кругу. Но читатель им не родня, он не понимает, что это говорится для «красного словца». Оказывается, и у поэтов, и у прозаиков утрачена ответственность за сказанное слово. Но «слово ранит сильнее, чем топор, только кровь не льется». Распространяют утверждение: предвыборные обещания исполнять не надо: ври что можешь — все так делают. Но может ли общество как общественный договор существовать на провозглашенном обмане? С помощью плохих слов или бессмыслицы договор заключить невозможно. Болтать без усилия мысли — вот наш порок, но «раз солгавшему кто поверит?»
Главная беда современного русского языка — отсутствие риторической этики.
Массовая информация придерживается тех же правил, точнее, отсутствия правил.
Журнал «Деловые люди», хотя и завлекателен в оборотах речи, но солиден. Я не деловой человек, но верю в то, что там очень умные статьи — иначе не печатали бы в таком красивом журнале.
Прочтем заголовки:
— «Плата за демократию»;
— «Определены доходы отечественного рэкета»;
— «Нефтегазовые „бароны“ собрались в Москве»;
— Татьяна Кириллова-Угрюмова: «Остается расслабиться и получить удовольствие»;
— «Надзор почти не виден» (о страховании);
— «Правда и порядок „по-турецки“;
— »Алюминиевая отрасль входит в «штопор»;
— «Счастье не в деньгах, а в их качестве» и подзаголовок «Самым знаменитым фальшивомонетчиком советских времен милиция считает Виктора Баранова, бывшего шофера первого секретаря Ставропольского крайкома КПСС Михаила Горбачева».
А тут ещё «АИФ» печатает карту России, где указаны регионы, контролируемые преступными группировками (их 30 или 40% территории России), а статья называется «Триумфальное шествие криминала».
Кругом криминал. Уж так ли? Почему эти люди не скажут, кто вор? Я долго живу на свете, у меня много друзей и знакомых. Нет среди них воров.
Разумеется, пресса, защищая правопорядок, должна критиковать, должна вызывать возмущение людей по отношению к нарушениям норм морали и нравственности. Но почему-то это делается на языке нарушителей морали и нравственности? Для того чтобы пропагандировать мораль и нравственность, нужен язык и стиль, отвечающие этому предмету. Языковая распущенность есть распущенность безответственной мысли.
Материалистический взгляд на историю привел к тому, что переход от плановой экономики к рыночной совершается без систематического объяснения людям того, что представляет собой рыночная экономика в профессиональном, обыденном и эмоциональном смысле этого слова. Поскольку это не объяснено, то народ в изумлении безмолвствует, так как невозможно приниматься за какое-либо дело и проявлять предприимчивость под воздействием только голого материального интереса. Это давно известно серьезным практикам.
Наши теоретики-экономисты, разумеется, многому научились в США и являются специалистами в макро- и микроэкономике. Однако в США развились не только учения о макро- и микроэкономике, но и учения о речи: контент-анализ, речеведение (speech science), теория коммуникаций и особенно учение о «связях с общественностью» (public relation), не считая частных дисциплин, таких, как теория рекламы, журналистика, консультирование, общественное администрирование, управление проектами и др.
В соответствии с этим богатством мысли нельзя приниматься ни за одно дело, не предварив его объяснениями для общества, рассказывающими, что представляет собой нововведение, зачем оно, какова его польза и, главное, насколько оно согласуется с моралью.
Поэтому проведение экономических реформ вне их предварительного истолкования, что нужно знать каждому и что чувствовать каждому, происходит так, что, на взгляд «простого труженика», каким являюсь, в частности и я, все — просто обман. Так, доброе желание сделать жизнь людей лучше из-за невежества и зазнайства «специалистов» оборачивается злом — так как вместо доверия к экономическим реформам рождается их неприятие, и только выстраданность этих реформ в годы застоя позволяет обществу терпеть, надеяться на будущее.
Кто из обывателей, к которым принадлежу и я, знает, что такое ваучер? Почему я, работающий более 50 лет, должен получить столько же приватизационных чеков, сколько и моя дочь, которая все еще учится, почему я на законном основании не получаю дивидендов от «Олби-дипломат», куда я отдал ваучеры ( а многие отдали их в какие-то фонды, которые неизвестно где теперь!)? Где же честность, которая характеризует капитал? (А может быть, вообще капитал — это одно жульничество?) Из этого следует, что описанные выше недостатки русского языка, и прежде всего отсутствие риторской этики, за которые я вместе с моими коллегами филологами несу ответственность, бьют по реформам, по экономике и, главное, бьют по человеческим отношениям, делают общение людей невыносимым. Необходимо изменить стиль общения и стиль жизни. «Голая» экономика этого сделать не может. Только речь, освященная моралью, смыслом, идеалом, может это сделать.
Возьмем в качестве еще одного примера чеченский кризис. Мы до сих пор не знаем, как надо называть Басаева, Радуева, Дудаева и др. Кто они? Сепаратисты? Патриоты? Бандиты? Террористы? Абреки? Разбойники? Взяточники? Враги народа? Как видим, всё это оценки, существующие в нашей прессе. А вместе с тем это разные слова, с разным смыслом. Сепаратисты — значит политики, патриоты — граждански мыслящие лица, бандиты — уголовники и т.д.
Не выбрав для этих людей определенного именования, характеризующего их сущность с точки зрения правительства и газет (а газеты всегда будут прогосударственными, какого бы направления они ни придерживались), невозможно и говорить о том, что какое-либо разумное действие в отношении чеченского кризиса может состояться. Все говорят об оружии, взрывах, но никто так и не объяснит, о чем и как надо говорить с чеченским народом, как характеризовать это несчастье, как раскрыть чеченскому народу сущность его трагедии. Еще Конфуций говорил: «если имя дано неправильно, то слова не повинуются, а если слова не повинуются, то дело не образуется».
Все ждут, что явится кто-то, кто изъяснит нам эту загадку. Что толку ругать мальчишек-журналистов, которые наивно чувствуют себя хозяевами Вселенной! Спрашивается: а где же взрослые дяди, филологи, историки, кавказоведы? Почему они, специалисты, не пишут и не печатают работ об этой проблеме? Где сила их мыслей и языка? Почему не утвердится мнение о сущности чеченской проблемы?
Естественно, что за язык прежде всего отвечает филолог. Я сам филолог и поэтому несу ответственность вместе с другими за неблагополучие в русской речи. Может быть, неблагополучие кроется в самом русском языке? Давайте рассмотрим действительные причины слабости русского языка с точки зрения филолога.
Первая слабость русского языка состоит в недостаточном владении языком тех, кто занят языковым трудом. Недавно у меня в гостях был выпускник физтеха, кандидат филологических наук, информатик, главный научный сотрудник первой программы телевидения. За столом, кроме него, в числе гостей были два человека, скажем так, нерусского по родителям происхождения, казашка и наполовину армянин, Физтеховец с ТВ начал речь с того, что объявил, что все страны СНГ улучшали свою жизнь за счет русских — «сосали Россию». Он даже не подумал о бестактности своих слов. Попытки ввести разговор в рамки тактичной беседы не удались. Физтеховец с ТВ кричал, повторялся и не мог связать мысль. Пришлось разойтись.
Он совсем не злой человек. Он просто не владеет речью и не умеет ее аргументировать, не научился. Наша интеллигенция слаба не только в произношении, но, прежде всего в умении вести беседу, в диалоге, — не владеет речью.
Языковое воспитание совершается в грамматическом, а не в риторическом духе. Детей учат правильно в орфографическом смысле писать и для этого прибегают к литературной классике (которая, кстати, всегда имеет авторскую орфографию). Детей не учат выражать свои мысли, не учат понимать риторику как искусство изобретать идеи (что и есть главное в риторике). Скажут: теперь стали учить риторике. Да, но вместо риторики учат в лучшем случае дикции и элоквенции — предметам тоже очень полезным, но эти предметы не составляют сути риторики, а составляют начальную подготовку актера — искусству противоположному искусству ритора.
Главное отличие актера от ритора состоит в том, что актер произносит чужой текст, а ритор создает свой смысл речи. Поэтому актер не отвечает за смысл сказанного, а ритор прежде всего ответственен за содержание речи. Современная массовая информация создает двух героев: актеров и политиков. Везде это разные амплуа, у нас это очень близки и получается, что актер, как ритор, отвечает за свои слова, а политик, как актер, — не отвечает. Телевидение убедительно показывает эту особенность, передавая заседания представительных органов, речи политических комментаторов и другого околополитического народа. Это — результат речевого воспитания. В последнее время появляется много школьных учебников риторики, но все они фактически толкуют риторику как искусство элегантной, красивой речи, как внешнее проявление произносительной способности человека. Наконец, сам предмет речи, преподаваемый в этих риториках, по сути, охватывает в основном только устную речь, как будто мы до сих пор живем в греческом античном полисе.
Античная риторика была инструментом гражданской карьеры, то есть, обучаясь риторике, фактически готовились к управлению и самоуправлению. Но уже в греческом полисе помимо гражданской речи, тогда судебной, показательной, совещательной речи, существовала домашняя речь, диалектика (философская беседа), были документы, люди обменивались письмами, читали и писали сочинения. Только по этим сочинениям мы и знаем, какова была риторика в античные времена. Наши риторы цитируют «Риторику» Аристотеля, но не читают его же сочинения о государстве, этике, где, собственно, и истолковывается роль риторики. Этих же мыслей о том, что риторика — искусство мыслить и управлять, придерживался Цицерон. Квитиллиан разработал, говоря современным языком, школу подготовки управленцев. Современные речевые коммуникации, помимо тех типов речи, которые упомянуты выше, содержат развитую систему документа, частную переписку, Священное Писание и прилегающие к нему тексты классической литературы, научную, художественную и журнальную литературу, массовую информацию и рекламу, информационные системы. В каждом из этих видов слова изобретенная мысль воплощается в словесный ряд, то есть в предмет современного языкового воспитания. Ясно, что нужно усовершенствовать речевое воспитание для того, чтобы подготовить «всесторонне развитого» в речевом отношении человека, так как человек, окончивший школу, вступая на трудовое поприще, должен владеть активно всеми видами речи. Если это не так, это значит, что он достаточно беспомощен в тех делах, которыми он занимается.
Современные профессиональные речевые действия невозможны без знания законов всех видов речи, всех форм речевого общения и речевого воздействия. Знание это необходимо, прежде всего, для того, чтобы уметь критически отнестись и ответственно разобраться в том, что тебе говорят и пишут, иметь свое мнение. Без этого невозможен творческий выбор занятий.
Наша высшая школа ориентирована главным образом на приобретение технического знания, сейчас добавилось экономическое и юридическое, которые воспринимаются как узкопрофессиональные. И вот прекрасные мастера техники, среди которых замечательные ученые-изобретатели, не знают, как пристроить свои изобретения или конструкторские разработки, они не владеют арсеналом речевых действий, которые для этого нужны. Следовательно, их труды погибают втуне и морально устаревают, а в высших технических, экономических, юридических школах вместо современной, охватывающей все виды речи риторики обычно преподают под видом культурологии, науки о культуре, историю искусств. Таким образом, отсутствие полноценного риторического образования и воспитания риторской этики порождает общую пассивность. Застой не преодолен, хотя его пытаются преодолеть уже десять лет экономическими средствами. В этом вина филологии.
В мире давно понята роль активных речевых действий для развития интеллекта, общественной динамики в целом. Выше было сказано, что в США создана серия новых филологических наук, исследующих речь и имеющих приложение на практике. Наша публика все еще с восторгом читает популярное руководство Карнеги, которое не очень-то соответствует нашим речевым традициям. Японцы начали свой экономический рывок не с экономики, а с развития речевых отношений и создали свое риторическое учение — «языковое существование народа».
Я тоже написал книгу по общей филологии примерно 25 лет тому назад. Кто из политиков и экономистов знает о ней? Вышла с большим трудом — через три года мытарств в издательстве. Диалог с рецензентами шел так:
Рецензент: Это не лингвистика.
Автор: Да, это не лингвистика, а филология, теория речевых коммуникаций.
Рецензент: Это не лингвистика.
Автор: Да, вы правы. Это не лингвистика.
И так далее, как в сказке про белого бычка. Моими рецензентами были ведущие филологи начала 70-х годов. Где они ныне?
Книга вышла в половинном объеме.
Вторая слабость русского языка — отсутствие у народа знаний современного экономико-юридического словаря.
Современный общераспространенный словарь русского языка, словарь традиций С.И. Ожегова (выпускаемый сейчас Н.Ю. Шведовой), к сожалению, не содержит всех слов и понятий, характеризующих то, что должен знать современный человек, вступивший в мир рыночной экономики. Так подготовляется экономическая робость, безграмотность народа, боязнь быть активными. Люди готовы активно трудиться, но лишь тогда, когда за них кто-то что-то организовал. В этом есть конкретная вина отделения языка и литературы РАН.
Пока не будет составлен новый словарь русского языка, включающий основы общеобразовательной терминологии и особенно экономической, трудно рассчитывать на то, что народ как бы сам собою усвоит это. Отсталость Академии наук, главная задача которой формировать язык, проявляется, пожалуй, более всего в этом.
В Германии, Франции, Великобритании, США, Японии есть развитая учебная, нормативная лексикография. Словари содержат 60-80 тысяч слов. Наш единственный учебный словарь для школьников под редакцией академика Ф.П.Филина содержит примерно 5 тысяч слов, с ужасным комментарием. Как может школьник по нему овладеть русским языком? При современном состоянии образования, когда каждая школа преподает что хочет и как хочет, необходим словарь терминологии всех предметов общего образования. Такие словари есть и в США, и в Японии. У нас такого пока нет, и школа лишена языковой нормы. Отсюда нет основы для информатизации общества. Приходится пользоваться любыми зарубежными программами. Не беда, если на вывеске вместо слова «лавка» напишут слово «шоп» (shop), это даже забавно. Беда в том, что вместе с заимствуемыми программами разрушаются семантические связи между русскими словами. Вот это и есть иностранное засилье в русской культуре. Наши информатики либо паразитируют на чужой интеллектуальной собственности, либо придавлены невразумительным авторским правом. Это надо исправить.
Третья слабость русского языка — неуважение к родной литературе. Великий и могучий русский язык особенно хорош в поэзии. Он и хорош для того, чтобы выразить фоническими, графическими средствами благородную и элегантную мысль о любви, философии и, как говорили прежде, правде жизни.
Надо сказать, что в некотором отношении русскому языку все же повезло. Вплоть до 60-х годов русские писатели, в отличие от писателей других народов, не писали так называемых бестселлеров. Они хотели быть классиками и писали на совесть, вырабатывая литературный язык. Так сложилось великолепное изобилие литературы. Это тысячи авторов и сотни тысяч, если не миллион, произведений художественной литературы.
Что из этого богатства мы может разумно использовать для того, чтобы привить вкус к хорошей речи людей, общающихся на русском языке. К сожалению, очень мало, потому что нет ни общения, ни даже солидных работ по языку и стилю русской литературы ХХ века.
Большая часть литературной критики устремлена на биографию писателей и на то, что он переживал при «проклятом коммунистическом тоталитарном режиме». Интересно, что при этом сохраняется классическая схема марксистского литературоведения, ложно истолковавшего Энгельса. Пушкин хорош потому, что его преследовал царь и реакция, Достоевский хорош потому, что страдал на каторге и т.д. Нет разбора того, что прежде называли красотами стиля. Не умеют любить складную и красивую речь, стиль мысли.
Язык новейших реалистических, модернистских и постмодернистских произведений после 60-х гг. нередко просто грязен. Выбор слов ужасен, авторские сентенции далеки от изящества.
Что же такое язык литературы ХХ века с точки зрения эстетики слова? Надо проделать большую работу над изучением особенностей словесной эстетики и печатать об этом работы, а не выбирать авторов только по тому, кто из них и как пострадал, как будто страдание есть синоним художественного текста.
Четвертая слабость русского языка. Экономическая жизнь изменилась, принимаются новые законы, а система документа не разработана. Можно ли думать, что экономическая жизнь может быть налажена, если документная система разлажена? Именно благодаря отсутствию новой системы документов складывается юридическая возможность всякого рода махинаций. Если в канцелярии какого-либо властного учреждения можно найти больше писем, которые начинаются словами «глубокоуважаемый… имя рек!», чем документов по делу, то это значит, что в учреждении берут взятки, потому что письмо не предполагает обязательного действия по нему и контроля за действием, а документ предполагает. Такое письмо почти всегда включает просьбу и слова «в виде исключения…». А исключения — это всегда исключения из закона и правил. Пятая слабость — новая. Это заброшенность всех тех, кто, не будучи русским, пользуется русским языком за пределами России: в Казахстане, Узбекистане, Туркмении, Таджикистане, на Украине, в Белоруссии, в Австралии, в Германии, в США… по всему свету. Много есть поклонников русского языка и словесности. К сожалению, наша филология утратила влияние на эту среду языкового общения на русском языке.
Ни язык, ни новая и новейшая русская литература не пропагандируется в этих странах. Люди, потратившие годы на овладение русским языком и словесностью, пользуются текстами ограниченного числа авторов, а объяснение этих текстов примитивно. Политическое, если это можно назвать политикой.
Поэтому в преподавании и изучении русского языка за пределами России много странной отсебятины, история языка в образцах мало известна. Возникают новшества в топонимике, вне академической нормы.
Пора бы объединить усилия хотя бы стран СНГ вокруг языковой проблемы. Для стран СНГ, как бы не называть русский язык — «языком официальным», «языком компактно проживающего населения» или как-то иначе, — он по-прежнему ведущее средство интеллектуального общения, и многие хотят его знать.
Русский язык был и будет уважаем. Не мы, но наши предки постарались, чтобы он стал основой содержания образования. Кроме этого, мощь русского языка в науке и технике всегда давала себя знать. Она и будет таковой, если мы достойно и ответственно представим на нем экономику, право и широкий спектр гуманитарных дисциплин, прежде всего теорию и историю культуры.
Мы мало, что делаем для того, чтобы образовать педагогический союз стран СНГ. Академия педагогических наук стала Российской академией образования и исключила из своих рядов украинцев, литовцев, узбеков… — копеечная экономия по принципу «дважды два — стеариновая свечка». Надо создавать такой союз и надо поднимать моральный престиж не просто русских, но и всех, кто любит и пользуется русским языком. Средства и меры у стран СНГ для этого найдутся. Главная проблема — шестая слабость русского языка — в том, что интеллигентные носители языка не любят родной язык. Считается, что вечные мысли можно выразить любыми словами. Глубокое заблуждение.
Язык — средство воспитания смысла, понимания истории, чувства гармонии мира. Интеллигенция нередко ссылается на то, что мир для нее нехорош, она страдает и поэтому, мол, вправе выражаться близко к бранным словам. Но мир нехорош главным образом потому, что мы так к нему относимся: мучает честолюбие, гложет мелкое самолюбие, жадность, изнуряет неумение видеть свои недостатки, и хочется, конечно, выражаться, не считаясь с публикой, учить, всех и всякого, хотя бы и в троллейбусе.
Наш справедливый и совестливый, странноприимный и милостивый русский язык против этого. Бог заграждает уста сквернословцу. А нам бы гордиться своим языком.
Всякий язык — английский, русский, китайский — обладает своей уникальной историей. Уникальность истории данного языка есть уникальность его происхождения и уникальность его развития. Если в английском языке заимствования составляют 70% слов романского происхождения, то есть слов из латыни и французского языка, то это волей-неволей откладывает отпечаток на способ формирования мыслей на английском языке с точки зрения глубинной соотнесенности английского языка с латинской культурой.
Эта соотнесенность с латинской культурой, культурой, объемлющей ойкумену Средиземноморья, образовательные начала которой входят в состав современного английского языка, определяет картину англоязычного мира. Английский язык как язык воспитания охватывает мир подобно прежней средневековой латыни и обладает многими ее качествами, такими, как стремление писать деловые и научные письма, стремление к юридической точности формулировок, прагматизму идей, вложенных в текст, стремление к краткости и точности выражения.
Русский язык, в отличие от английского, имеет своими культурными предками греческий и церковнославянский языки. Это как бы исток литературного русского языка. Другим источником является канцелярский язык ХVI-ХVII вв. Если церковнославянский — это язык философии, морали, истории, то канцелярский язык — это язык действия, но не язык словесной борьбы, характерный для права и для английского языка. Так устроен наш язык, что живем не судом, а правдой. Кроме этого, русский язык обладает удивительной способностью втягивать в себя через устные заимствования огромное количество германизмов, тюркизмов, заимствований из финно-угорских и кавказских языков, не говоря о латинском, греческом, арабском и др.
Эта сторона русского языка может быть названа его интернациональностью не в смысле всеобщего средства общения, а в смысле уважения чужой культуры, способности считаться с ее интересами и брать все полезное, что можно взять. Поэтому люди, говорящие на русском языке, не больно охочи судиться и спорить и тем доказывают свою силу. Но любят философствовать (пусть в кухонном масштабе) и восторгаться всем, чего нет в их культуре и в них самих. Философия, поэзия и действенность — вот сила русского языка.
Поскольку язык в отношении своей стилистики и смысла различен, то даже близкородственные языки, такие, как германский (к ним принадлежит и английский) и славянский (к ним принадлежит русский), оказываются своеобразными. В этом своеобразии состоит смысл существования разных языков и народов.
В Библии сказано, что когда в самомнении и гордыне люди стали строить Вавилонскую башню, чтобы добраться до Бога, Бог «смешал их язык» и стали люди говорить на разных языках. Оказывается, что только на разных языках можно почитать Господа.
Моноязычный человек всегда несколько уродлив. Поэтому всякий человек на территории бывшего СССР, владевший более чем одним языком, всегда умнее и сильнее в творческой потенции, нежели моноязычная личность. Поэтому напрасен страх перед засильем английского или другого языков (украинского, казахского, литовского и т.д.). Главное, чтобы не было слабостей в русском языке.
Что же необходимо для того, чтобы русский язык не проиграл французскому, китайскому и любому другому?
1. Нужно перестроить языковое воспитание так, чтобы человек владел всеми видами словесности достаточно глубоко и умел изобретать мысль и отвечать за смысл своей речи — владеть речевой этикой. Тогда выражение «если ты такой умный, то почему ты бедный?» будет правильно понято: «ты не умный, ты глупый». В центре языкового воспитания должна стать полноценная современная филологическая школа.
2. Необходимо усовершенствовать норму русского языка. Издать новый словарь русского языка для всеобщего употребления, в который должны войти: 1) термины общеобразовательные (чего сейчас нет); 2) достижения новой и новейшей поэтической практики; 3) также общенаучная и общетехническая лексика, чего тоже сейчас нет. Необходимо развить издания учебных словарей всех типов и особенно словарей-тезаурусов.
3. Нужно издать серию полноценных учебных толково-экциклопедических словарей, стилистических словарей, орфографических словарей. Среди этих словарей должен занять видное место словарь-тезаурус терминов общего образования.
4. Необходимо исследовать и разработать русскую литературу ХХ века. Разобраться в истории стилей, определить лучших стилистов, выделить корпус лучших произведений для нужд обоснованной школьной хрестоматии и для научения новых поэтов.
5. Разработать современную документную систему, отвечающую действительным потребностям рыночной экономики и обеспечивающую связи с общественностью.
6. Нужно создать языковый союз стран СНГ не только в ученом, но и в конкретно юридическом смысле, обеспечив его мерами по активизации переводческого дела, развитию образовательной литературы, созданию общих и дифференцированных образовательных схем.
Кроме этих главных мер, полезно произвести мелкие:
а) Надо, чтобы публичные ораторы, особенно политические, использовали нормальные слова русского языка с надлежащей дикцией, так как с них берут пример.
б) Надо, чтобы пресса не подражала дурным образцам политических речей, распространяя хорошие образцы политической речи. Это предложение особенно касается деятельности телевидения.
в) Надо, чтобы в создании любого публичного текста, имеющего широкое значение, принимал участие стилист-консультант с хорошим литературным вкусом.
г) Надо, чтобы пропагандировались эстетически совершенные литературные произведения, влияющие на язык, а не авторы, влиятельные во властном смысле. Список литературы
Ю. В. Рождественский. Хорош ли русский язык?