I православные латыши: введение во храм

Глава IПравославные латыши: введение во храм«Итак вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу» (Еф. 2:19)Принимая во внимание указания письменных источников первой половины XIII века, исследования языковедов о латышских заимствованиях из славянских языков, анализируя археологический материал, можно с большой степенью достоверности утверждать, что уже со второй половины XI века в средней и восточных частях современной территории Латвии православие было распространено среди местных жителей. Однако на рубеже XII-XIII веков по территории Латвии «огнем и мечом» прошли немецкие крестоносцы и в созданной в результате завоевания прибалтийских земель конфедерации ливонских теократических государств восторжествовало одно религиозное вероисповедание – католичество, которое в 20-30-х XVI века сменило лютеранство. Веками православие сохранялось только в крупных торговных центрах Прибалтики, как вероисповедание купцов и ремесленников, приезжавших сюда из древнерусских (с XVI века – российских) земель. В XVIII веке территория Латвии была включена в состав Российской империи, в которой господствовало православное вероисповедание, однако в Прибалтике по-прежнему доминировало лютеранство. В XVIII веке царское правительство еще не предпринимало усилий для колонизации прибалтийских земель православным русским населением, а также не распространяло православие среди коренного населения. В свою очередь, поскольку большинство населения империи составляли крепостные крестьяне, неорганизованная миграция православного населения на новые места жительства в XVIII веке не была массовой, поэтому не вносила кардинальных изменений в вероисповедальный состав жителей завоеванных земель. Тем не менее, с присоединения Лифляндии (в 1710 году российские войска взяли Ригу, однако официально Лифляндия вошла в состав России по Ништатдскому мирному договору 1721 года), в 1772 году – Инфлянтии (Латгалии – Восточной Латвии), в 1795 году – Курляндии, здесь постоянно стали квартироваться российские воинские части, появились православные чиновники, возросло количество православных русских купцов и мастеровых. В результате, вплоть до начала XIX века православные приходы, пока немногочисленные, организовывались в основном в прибалтийских городах или же в местах постоянной дислокации армейских частей, и православное вероисповедание продолжало оставаться привиллегией пришлого, русского населения. Так, в 1800 году при 18 православных храмах Рижского Духовного управления Псковской епархии (территория Лифлянской и Курлянской губерний) числилось 16 290 прихожан, из которых 7 111 человек – в Риге; в 1820 году – 17 церквей и 9 378 прихожан (из них в Риге – 4 602 человека); в 1830 году было 15 приходских храмов, 3 кладбищенских и два храма военного ведомства, всех прихожан – 11 335 человек, из которых большая часть (6 252 человека) приходилось на Ригу. Кардинальные изменения в вероисповедальном укладе населения прибалтийских губерний происходят в 40-х годах XIX века. В 1845-1848 годах 110 222 латышских и эстонских крестьян Лифляндской губернии (17% всех живущих в этот период в губернии крестьян) перешли из лютеранства в православие. В результате православие из привиллегии немногочисленного русского населения прибалтийских губерний превратилось в одну из самых массовых религиозных конфессий региона. Если в 1843 году в Рижском викариатстве (открыто в 1836 году) Псковской епархии было всего 17 храмов с 15 583 прихожанами, из которых не понимали русский язык только 845 человек, то к концу 1848 года в викариатстве действовало уже 67 храмов (43 постоянных и 24 временных), причем в большей части их богослужение совершалось на латышском или эстонском языках. Православные прихожане постоянно испытывали равнодушие к нуждам оборудования своих храмов со стороны светской губернской и уездной администрации, нередко испытывали враждебность к себе со стороны лютеранских прибалтийско-немецких землевладельцев, от которых экономически зависели. Прибалтийские помещики (немцы по национальности и лютеране по вероисповеданию) и ев.-лютеранские пасторы развернули целую кампанию, направленную на удержание латышских и эстонских крестьян в сфере своего духовного влияния. Прибалтийско-немецкие помещики прекрасно понимали, чем грозит им обращение местных крестьян к православию. По определению Рижского генерал-губернатора в 1845-1848 годах Е. А. Головина, «здешние помещики в продолжении векового владычества иноплеменными крестьянами не умели с ними сблизиться и сродниться. Одна нравственная связь, их соединявшая, заключалась в сходстве религии; ныне она разрушается». Как писало в 40-х годах XIX века руководство Рижской ев.-лютеранской консистории, «в такое смутное время ни один из членов евангелической Церкви не может беспечными глазами смотреть на происходящее – все должны соединиться под знаменем веры и Церкви и тесно держаться друг друга… На нас обращены взоры всего лютеранского христианства не только в России, но и во всей Европе». Православных крестьян заставляли отбывать повинности в имениях ев.-лютеранских пасторов, платить подати на содержание лютеранских приходских школ, им не продлевали срок аренды земли или просто сгоняли с нее. Эти санкции касались прежде всего крестьян-дворохозяев, то есть арендаторов помещичьей земли, поэтому уже с конца 40-х годов XIX века в православных латышских и эстонских приходах резко сокращается количество дворохозяев. Как отмечал архиепископ Рижский и Митавский в 1848-1867 годах Платон (Городецкий), «истинная и главная причина незначительных успехов православия в Лифляндии заключается в том, что лифляндские крестьяне лютеранского исповедания не только не видят никакой пользы переходить в православную веру, но еще опасаются подвергнуться за нее разным неприятностям и невыгодам». По подсчетам Рижской Духовной консистории, в 1857 году в 116 приходах Рижской епархии среди 146 тысяч прихожан был только 8 681 православный дворохозяин и их количество постоянно сокращалось. Так, например, в Лембургском (Малпилсском) православном приходе в 1861 году было только 15 дворохозяев и 700 безземельных работников (батраков), однако уже к 1880 году количество дворохозяев уменьшилось до 7 человек, а к 1895 году в данном приходе числился только один дворохозяин. Аналогичная ситуация была и в остальных лифляндских сельских приходах. Причем это сокращение шло не за счет возвращения дворохозяев в лютеранство, что в Российской империи было запрещено законом и строго каралось, а за счет их разорения и переход в разряд безземельных работников1. Как писал настоятель Лимбажской православной церкви во имя Св. Александра Невского в 1896-1913 годах о. Георгий Аузинь (Georgijs Auziņš), «кажется, что для лифляндского дворянина-землевладельца и пастора не было ничего ненавистнее, чем православный крестьянин и даже вообще человек, только выразивший желание принять православие. Несмотря на то, что законом признавалось право на наследственность крестьянских земель, но если крестьянин переходил в православие, то у него отнималась арендуемая усадьба, или же наследникам, по смерти родителей, предлагались такие условия аренды, которые никоим образом не было возможности исполнить. В таком же положении находился батрак-рабочий. Как только помещик узнавал, что кто-либо из его рабочих желал перейти в православие, то он тотчас прогонялся с места и лютеранам-хозяевам воспрещалось его брать на работу»2. В результате, к концу XIX века большинство прихожан латышских православных приходов составляла сельская голытьба. По словам священника Кольценской (Ледургской) Иоанно-Предтеченской церкви о. Владимира Шахова, в конце XIX века материальное положение безземельных крестьян Лифляндской губернии было «крайне бедственное. Только половина из них ест картофель и мучное варево; остальные же довольствуются одним хлебом. Особенно бедственно положение крестьян православных. Так как все они батраки, то бедность между ними сплошная»3. Помещики отказывались даже за высокую плату продавать землю под постройку на них православных церквей или оборудования кладбищ, не позволяли открывать в своих имениях православные школы. Но, несмотря на все трудности, православие привилось на местной почве. Начинает свое развитие латышский вариант православной богослужебной традиции, на латышском языке идет преподавание в православных приходских школах, на латышский язык переводят православную литературу, появляются первые латышские православные священники. Именно со второй половины 40-х годов XIX века в истории Латвии появляется новый феномен – православные латыши. К 1850 году, то есть к моменту образования самостоятельной Рижской епархии, в которую вошли территории Лифлянской и Курляндской губерний (с 1865 года и Эстляндская губерния с Ревельским [Таллиннским] викариатством), в Прибалтике действовали уже 117 православных приходов (109 храмов), а общее количество православных прихожан составило 146 183 человека. В 1850 году была открыта Рижская Духовная семинария, в которой особое внимание уделялось подготовке священников для латышских и эстонских приходов4. В 1883 году началось новое движение латышских и эстонских крестьян в православие. Это движение затронуло в основном только Эстляндскую и Курляндскую губернии и, в отличие от стихийного движения 40-х годов XIX века, искусственно стимулировалось местными органами государственной власти. В 1883 году было присоединено к православию 2 469 крестьян Эстляндской губернии; в 1884 году в православие перешел 941 крестьянин (в основном эстонцы Эстляндской губернии, а также латыши в Талси); в 1885 году – уже 3 662 человека (из них 1 173 человека – в Курляндской губернии, остальные – в Эстляндской губернии); в 1886 году – 5 745 человек (687 человек в Лифляндской губернии, 1 081 человек – в Курляндской губернии, остальные – в Эстляндской губернии). В период с 1887 по 1894 гг. в православие перешли 9 968 жителей прибалтийских губерний. В результате, к 1895 году количество православных в прибалтийских губерниях составляло 241 948 человек (в основном – латышские и эстонские крестьяне). В 189 приходах Рижской епархии служили 228 священников, 39 диаконов и 370 псаломщиков5. Большинство православных латышей проживали в Лифляндской губернии, там же находились и самые многочисленные латышские приходы. При всей односторонности и даже противоречивости характеристик, даваемых латышскому населению середины XIX века представителями царской администрации, прежде всего, отмечались, как правило, такие черты характера местных крестьян, как миролюбие, спокойный нрав и терпение, но, в то же самое время, – упорство и даже настырность в достижении поставленной цели. Так жандарского офицера Щербачева, отвечавшего за порядок в Лифляндской губернии в середине века, особенно поразило терпение латышских крестьян: «Надобно удивляться многотерпению здешнего народа в перенесении не только жесткого, но даже жестокого обращения с ними господ владельцев, в особенности арендаторов имений. Во многом нахожу я здешний народ похожим с малороссиянином, так же терпелив, так же упрям, особенно латыши, и мстительно злы (так говорят, хотя я этому еще не верю)»6. Интересную характеристику православным латышским крестьянам в середине XIX века дал Вольмарский (Валмиерский) благочинный о. Иоанн Поспелов. По его словам, православные латыши в этот период «только внешним образом выражали свое благочестие. Св. Крест и Св. Иконы почитают, но только в церкви, иконы имеют у себя дома немногие. Немногие соблюдают посты, ибо большая часть прихожан – работники и едят обыкновенно то, что даст им хозяин-лютеранин; не знают наших постов, больше таких, которые говеют только несколько дней пред Св. Причастием. К богослужению приходят часто (там, где православные церкви удалены, а лютеранские рядом – ходят в кирхи). К Св. Таинствам приступают с усердием. Большинство причащаются два раза в год, но есть и такие, что три раза. Начальные истины веры, заповеди и молитву Господню разве редкие не знают»7. В конце XIX века Берзонский (Берзауне) православный латышский священник Иоанн Борман (Jānis Bormanis) записал, что отличительной чертой характера местного населения является его необыкновенное трудолюбие, «которое у латышей считается главным достоинством как мужчины, так и женщины. Латыши малообщительны, по характеру вялы, молчаливы, мрачны и недоверчивы, что, нужно думать, происходит главным образом оттого, что они живут отдельными, разбросанными дворами и смолоду свыкаются с одиночеством, с уединенной и однообразной жизнью. Каждый отдельный двор или усадьба – это свое самостоятельное царство»8. Другой православный священник – о. Иоанн Лебедев, служивший в конце XIX века в Лембургской (Малпилс) Покровской церкви, отмечал, что «при всех неблагоприятных обстоятельствах прихожане с Православием более и более свыкаются, более и более убеждаются в его истинности, по возможности поддерживают оное, ведут себя и в церкви более по православному, охотно принимают участие в пении церковном, приучаются покупать и свечи, не сетуют на то, что в церкви надо стоять, а не сидеть, а сие последнее находят даже неприличным; страшатся умереть без напутствия Св. Тайн. Все это до 1865-1866 годов замечаемо не было»9. Настоятель Лимбажской Александро-Невской церкви о. Георгий Аузинь писал в 90-х годах XIX века, что некоторые православные латышские крестьяне «не вполне твердо усвоили обычаи и обряды Православной Церкви, как-то: вожжение при богослужениях свечей, посты и т. д.; в строгом же соблюдении этих обрядов имеет главное значение живой долголетний пример, который обращается в навык, а такого примера у местных православных, перешедших в православие из лютеранства, не было»10. В начале XX века православный латышский священник Петр Лиепинь (Peteris Liepiņš) заметил, что православные латыши заметно отличаются от православных русских, однако это различие вполне объяснимо: «Православие среди латышей существует всего пятьдесят с небольшим лет, а до того времени латыши (говоря о массе) православных и не видели, следовательно, если не родители их, то деды их были обязательно лютеранами. Обращение имело, сколько известно, большею частию характер обрядовый, внешний… Когда латыши присоединились, только тогда их стали знакомить с православием, и если родители еще не окрепли в познаниях о вере православной и ее обрядах, то, естественно, не могут сразу приучить и детей своих к исполнению этих обрядов. Неудивительно, если родители сами не соблюдают поста, ежедневно не совершают утренних и вечерних молитв, редко полагают на себя крестное знамение и дети не приучены к этому… В латышском население еще имеется протестантская закваска, которую необходимо искоренять». Вместе с тем о. Петр отметил высокий уровень религиозной нравственности среди православных латышей, их искренность в вере и даже готовность ради нее на самопожертвование 11. По словам епископа Рижского и Митавского в 1887-1897 года Арсения (Брянцева), основной особенностью Рижской епархии было то, что в ней «православные живут между лютеран и между людьми других вероисповеданий. Этих обитателей Прибалтийского края безмерное большинство сравнительно с православными. Какая же нужна осторожность, твердость и непоколебимость, чтобы это подавляющее большинство не поглотило нашего меньшинства». Необходимо учитывать и то, что латышские «православные, за исключением немногих, бедные и, в материальном отношении, зависимые от лютеран. А материальная зависимость имеет, несомненно, сильное влияние на духовную сторону человека. Имея это в виду, мы должны самоотверженно, с упованием на помощь Божию, трудиться для спасения людей, препобеждать встречающиеся препятствия силой веры, убеждения словом и делом, как истинные пастыри Церкви Христовой. Честь и благодарность ревнителям Православия!»12. В 40-х годах XIX века одними из первых перешли в православие латышские крестьяне, проживавшие в окрестностях провинциального города Лемзаль (Lemsal, латышское название – Лимбажи, Вольмарский [Валмиерский] уезд Лифляндской губернии). Уже в мае 1845 года викарный епископ Рижский и Митавский Филарет (Гумилевский) поручил настоятелю Лимбажской Св. Александро-Невской церкви о. Стефану Меньшикову принимать латышей с прошениями о переходе из лютеранства в православие. Осенью 1845 года в Лимбажи в православие перешло 1 054 человек (в основном – окрестные крестьяне), в 1846 году – 672 человека, в 1847 году – 853 человек, в 1848 году – 87 человек. По словам самих крестьян, о. Стефан Меньшиков в 1845-1848 годах «не жалел своих сил и трудов, дни и ночи разъезжал по деревням, наставляя присоединившихся и приобретая новых прозелитов православия»13. 3 февраля 1846 года о. Стефан провел в Александро-Невской церкви первое богослужение на латышском языке. Впоследствии, учитывая национальный состав прихожан, в Лимбажи посылались лишь такие священники, которые не только могли проводить богослужения на латышском языке, но и свободно владели этим языком. Замок Лемзаль (Lemsal, Лимбажи) был построен в 1223 году, в 1385 году Рижский архиепископ Иоганн IV даровал Лемзалю права города. Несмотря на то, что уже в XIV веке Лемзаль стал членом Ганзейского союза городов, его рост шел очень медленно. Развитие города задерживали многочисленные войны на территории Лифляндии и сопутствующие им пожары (в Лемзале – в 1558 году, в 1567 году, в 1602 году и др.). Наиболее опустошительным для Лемзаля был пожар 27 августа 1747 года, в результате которого в городе осталось только 4 здания. В 1779 году в Лемзале проживало только 549 жителей 14. Почти весь XVIII век в Лимбажи дислоцировался Угличский полк, для нужд которого служил полевой православный храм, освященный в честь небесного покровителя российского воинства – Св. Благоверного князя Александра Невского. В 1822 году полк вместе со своим полевым храмом был переведен из города, и «из пришлого русского населения»15 был открыт самостоятельный Лимбажский приход. Первоначально в приход входила очень обширная территория. В частности, в Лимбажский приход входили такие города, как Вольмар (Валмиера), Венден (Цесис), Валк (Валка) и даже Феллин (Вильянди) (только в 1845 году в этих городах образовались самостоятельные приходы). Богослужения в Лимбажи с 1822 года совершались в 2-3-х комнатной квартире, отводимой магистратом. Это, разумеется, не удовлетворяло прихожан, поэтому решением Св. Синода, «по случаю значительного числа приписанных к г. Лемзалю мещан и рабочих греко-российского вероисповедания», в 1828-1830 годах за счет казны под руководством губернского архитектора Спацира был построен Лимбажский храм во имя Св. благов. кн. Александра Невского (освящен 20 мая 1830 года)16. С целью уменьшения затрат на строительство Лимбажская церковь была построена частично на старом фундаменте бывшего казенного здания. Из-за нестабильности фундамента было решено не строить колокольню, а построить две деревянные башенки, в которых разместили колокола. Крыша церкви была покрыта железом и покрашена в зеленный цвет. Так как церковное здание было поставлено на склоне холма, со временем старый фундамент стал проседать и в здании появились трещины 17. В 1822 году у Лимбажской православной церкви было 55 прихожан, в 1825 году – 113 прихожан, в 1828 году – 109 прихожан, в 1830 году – 317 прихожан, в 1836 году – 401 прихожанин, в 1841 году – 1 091 прихожанин, в 1846 году – 1 189 прихожан, в 1849 году – 1 256 прихожан, в 1856 году – 1 133 прихожанина, в 1860 году – 1 418 прихожан, в 1867 году – 1 553 прихожанина, в 1871 году – 1 394 прихожан, в 1875 году – 872 прихожанина, в 1879 году – 982 прихожан, в 1883 году – 951 прихожанин, в 1889 году – 989 прихожан, в 1895 году – 1 070 прихожан, в 1899 году – 1 193 прихожан, в 1902 году – 1 374 прихожанина, в 1905 году – 1 404 прихожанина, в 1908 году – 1 588 прихожан, в 1913 году – 1 798 прихожан, в 1915 году – 1 671 прихожанин, в 1929 году – 822 прихожанина, в 1932 году – 831 прихожанин, в 1933 году – 828 прихожан. Как писал в конце XIX века Лимбажский православный священник Георгий Аузинь, «Лемзальский приход по своему усердию к посещению храма Божия, по твердости в православии и ревности к исполнению его обрядов и таинств, нужно причислить к одному из лучших приходов в Лифляндии, состоящих из латышей»18. В 1822 – 1823 годах Лимбажский храм обслуживали священники, присылаемые из Риги: о. Иоанн Никифоровский, о. Михаил Драгоценный и о. Терентий Устинский. Штатными настоятелями Лимбажского храма с 1824 года по 30-е годы XX века последовательно служили: в 1824 -1834 годах – о. Павел Невдачин; в 1835-1844 годах – о. Феодор Печерский; в 1844-1877 годах – о. Стефан Меньшиков; в 1877 – 1881 годах – о. Иоанн Пятницкий; в 1881-1882 годах – о. Мартин Микельсон; в 1883 – 1896 годах – о. Владимир Знаменский; в 1896 – 1913 годах – о. Георгий Аузинь; в 1913 – 1930 годах – о. Алексий Колосов; в 1931 – 1938 годах – о. Иоанн Бауманис, в 1939 – 1943 годах – о. Димитрий Околович 19. Первая православная приходская школа в Лимбажи была открыта в 1845 году в квартире о. Стефана Меньшикова. В 1853 году школу перевели в помещение, арендуемое у Лимбажского бюргера Вирка. В 1861 году в школе обучалось 193 ученика, в 1862 году – 261 ученик. В 60-х годах XIX века в Лимбажском православном приходе существовали также семь вспомогательных школ. С 1870 по 1908 год в приходе действовала только одна приходская школа, ежегодное количество учащихся в которой было около 60 человек. С 1878 года приходская школа располагалась в двух старых домах по Большой Венденской (Cēsu, Цесисской) улице №140/33, купленных у Эрнста Кролля. В начале XX века, так как здания приходской школы находились в аварийном состоянии, занятия пришлось перенести в частную школу Александра Иванова, которая находилась на Парковой (Parku) улице, с 1913 года приходская школа находилась в арендуемых у Л. Лисманиса помещениях по адресу Гильдийская (Ģildes) улица №17. С начала Первой мировой войны приход Лимбажской Александро-Невской церкви был вынужден закрыть свою школу, так как не стало средств на ее финансирование20. Следует отметить, что в XIX веке большинство населения Лимбажи составляли латыши и немцы. По воспоминаниям учителя русского языка местной частной школы в начале 60-х годов XIX века в Лимбажи проживало только два русских семейства – семья православного священника и русского купца21. В 1863 году в Лимбажи проживало 1 134 жителя, в 1881 году – 1 812 жителя. По Первой Всероссийской переписи населения 1897 года в Лимбажи было 2 412 жителей, среди которых 1 793 человека были по национальности латышами, 348 – немцами, 29 – эстонцами, 5 – поляками и один – французом. По своей вероисповедальной принадлежности подавляющее большинство горожан (2 061 чел.) были лютеранами, православными себя считали 225 горожан, 159 человек были иудеями, 6 человек – католиками22. Как писал в конце XIX века настоятель Лимбажской Св. Александро-Невской церкви священник Георгий Аузинь, среди жителей города «по национальности более всего латышей-протестантов и немцев, хотя относительно последних нужно заметить, что, за весьма небольшим исключением, все они онемечившиеся латыши… Разговорная речь – немецкая и латышская. Немцы составляют тесно сплоченную, дружную семью и управляют всеми городскими делами… Находясь вдали от железных дорог, город редко посещается начальствующими лицами, и старые прибалтийские немецкие традиции и порядки в нем еще очень сильны»23. Среди тех, кто в 40-х годах XIX века был миропомазан в Лимбажской Св. Александро-Невской церкви, было много крестьян из окрестностей города и, в частности, из мызы (имения) Уббенорм (Умурга), расположенной в 7 км от Лимбажи. Поэтому в сентябре 1847 года было принято решение об открытии Уббенормского (Умургского) прихода. В приход вошли Уббенормская-Сарумская (Умургская-Сарумская), Катварская, Еркульская (Арциемская), Понкернская, Эккская (Эйкажская), Вирценбергская, Тегажская (Тиегажская) и Позендорфская (Поциемская) волости, на территории которых к 1847 году проживало 715 православных крестьян. По словам священника Константина Добшинского, служившего в Уббенормском приходе в 90-х годах XIX века, со дня основания прихода подавляющее большинство его составляли «работники, бобыли и ремесленники. Все они постоянного местожительства не имели и, в поисках за лучшим, меняли его каждую весну, проживая временно, обыкновенно не более года, батраками у лютеран – собственников». Помещение под церковь удалось найти только в имении Позендорф (Поциемс), находящимся в 11 км от Умурги. С этого времени церковь располагалась в Позендорфе, хотя приход по-прежнему назывался Уббенормским. Первые богослужения проводились в крестьянской усадьбе Кураж (Позендорфской волости), принадлежавшей Михаилу Дрекслеру. Духовное ведомство в этой усадьбе арендовало две комнаты, в одной из которых проводились богослужения, в другой – ютился причт церкви. Там же, в усадьбе Кураж (Kuražas), в 1847 году была открыта и приходская школа. В этой школе преподавал владелец усадьбы крестьянин Михаил Дрекслер, который обучал детей латышской грамоте и молитвам. Официально приходская школа была открыта в 1850 году (в этом году в школе обучалось 15 детей). Постоянное помещение у Уббенормской приходской школы появилось только в 1878 году (также в Позендорфе). В 1851 году временный храм переехал в полумызу Катринен (около Поциемса), где также в аренду были сняты две комнаты (с 1853 года – четыре). Когда в 1862 году закончился арендный контракт, новый владелец имения Позендорф барон фон Вольф отказался его продлить, поэтому церковь была перенесена в крестьянскую усадьбу Абелит (Позендорфской волости), которая принадлежала Индрику Озолиню, лютеранину по вероисповеданию. В 1855 году там же в Позендорфе удалось купить землю под постройку церкви, и в 1874 -1875 годах была построена каменная церковь во имя Успения Пресвятые Богородицы. Строили храм архитектор Малов, инженер Дьячков и подрядчик Карл Клейн; церковь была освящена 26 октября 1875 года. Интересно отметить, что Успенский храм назывался Уббенормским (Умургским), хотя располагался в Позендорфе (Поциемсе) и уже в 1853 году православные самой Умурги (тогда – около 200 человек) были причислены к Лимбажскому Св. Александро-Невскому приходу, так как проживали ближе к Лимбажи, чем к Успенской церкви, хотя она и называлась «Уббенормской», то есть Умургской24. Среди умургских крестьян, перешедших в 1845-1848 годах в православие, была семья безземельного крестьянина Микелиса Гарклавса: он сам, его супруга Екатерина (1795-1864) и их дети – Александр (1832-1906), Янис (1837-1915) и Екатерина (в замужестве Килис, 1855-1910). Известно, что в середине XIX века при Лимбажской православной приходской школе, как ее филиалы, действовали 4 вспомогательные школы. Этими школами заведовали так наз. «перминдеры», которых избирали на приходском собрании. Перминдеры следили за тем, чтобы дети регулярно посещали школы, заботились о материальном обеспечении школ и, как правило, сами преподавали в тех школах, которыми заведовали. Их жалованье (если оно вообще выплачивалось) в 50-х годах XIX века не превышало 30 рублей в год. Первых перминдеров в Лимбажском приходе избирали в 1853 году. И в этой связи впервые в исторических источниках появляется фамилия Гарклавс 25. И, в частности, заведование вспомогательной школой в Катварской волости было поручено безземельному крестьянину Александру Гарклавсу, сыну Микелиса Гарклавса. Интересно отметить, что православные Катвари и Умурги до 1853 года были прихожанами Уббенормской (Умурской) Успенской церкви, тем не менее, в 1853 году уже в Лимбажском приходе Александра Гарклавса избрали перминдером. Это свидетельствует о том, что он имел определенный авторитет не только в своем бывшем приходе, но и среди прихожан Св. Александро-Невской церкви и был, разумеется, грамотным человеком. 30 октября 1855 года в Лимбажской Св. Александро-Невской церкви состоялось венчание Александра Гарклавса и Анны Закис (1835-1915). Материальное положение Лимбажского и Уббенормского православных приходов было крайне тяжелым. Хронически не хватало средств на самое необходимое для содержание приходских школ, да и причты храмов терпели постоянные материальные трудности. Рассчитывать же на помощь прихожан, в большинстве своем безземельных крестьян и батраков, было невозможно. По мнению архиепископа Рижского и Митавского в 1848-1867 годах Платона (Городецкого), в 60-х годах XIX века многие православные латыши посещали ев.-лютеранские церкви «по отдаленности и тесноте временных православных церквей, есть между ними и такие, которые называют наши временные церкви хлевами и не хотят ходить в оные к Богослужению… Везде вообще ропщут на то, что для них доселе не построены настоящие церкви, хотя при присоединении их к православию обязаны были соорудить такие церкви». В 1866 году последовало распоряжение Александра II Министерству государственных имуществ о наделении причтов прибалтийских православных храмов землей из казенных имений – «по мере освобождения казенных мызных угодий из-под арендных контрактов», однако не давая этому никакой публичной огласки. Существенно улучшить материальное положение причтов это распоряжение не могло, так как в Лифляндской губернии было очень мало государственных имений. В результате до 1884 года из казенных земель было выделено только 8 311 десятин для причтов православных церквей Прибалтики и 2 087 десятин в пользу православных приходских школ 26. О том, что Александр Гарклавс принадлежал к числу активных прихожан, свидетельствует и другое упоминание его имени в исторических источниках. Имение Сарум-Уббенорм было государственным. В 1872 году причтам Уббенормской и Лимбажской церквей было выделено 100, 4 десятин (по 50 дес. каждому) и 15,88 десятин на содержание приходских школ из земель казенного подмызка Уббенорм (Умурга). Кроме того, безземельным крестьянам этих приходов было нарезано 35 участков земли (около 10 десятин каждой семье) 27. Среди этих крестьян был и Александр Гарклавс. Следует отметить, что желающих получить землю было очень много, поэтому кандидатов рекомендовывал настоятель прихода, после чего кандидатуры рассматривало приходское собрание. То, что А. Гарклавс получил землю, говорит о нем, как об одном из самых ревностных прихожан. Распоряжение Александра II 1866 года имело, как для Лимбажского и Уббенормского приходов, так и для всех православных латышей в целом, скорее психологическую, чем практическую роль, вдохнув в них некоторую уверенность, что и о них правительство Российской империи также думает и пытается им помочь, однако, разумеется, не решило проблему обеспечения землей причтов и приходских школ, тем более православных крестьян, так как даже те немногие прихожане, которые получили землю, были вынуждены на своих маленьких участках земли только пытаться «сводить концы с концами». Как писал в конце XIX века Лимбажский священник Георгий Аузинь, «отведенные места по большей части не были годны для обработки… В некоторых выделенных православным крестьянам наделах половина земли находилась под болотом… Трудно было устроиться новым хозяевам, хотя казна и отпускала на первоначальное обзаведение строевой лес, но не было у них средств и недоставало рабочих сил, чтобы возвести более или менее удобные для хозяйства постройки. В большинстве случаев все хозяйственные пристройки подведены под одну крышу: жилая комната, хлев, рига, клеть и пр. Иногда можно встретить такое расположение помещений, что необходимо пройти чрез хлев, чтобы попасть в жилую комнату. Неудобны, некрасивы, грязны эти, на скорую руку сколоченные, крестьянские жилища и своим внешним видом свидетельствующие о бедности их хозяев. Да оно иначе и быть не может, так как малый надел, состоящий притом из неплодородной земли, не в состоянии прокормить более или менее многочисленную крестьянскую семью»28. Подобные хозяйства просто не могли полностью обеспечить крестьянскую семью всем необходимым, поэтому члены семьи были вынуждены во время летних и осенних сельскохозяйственных работ, особенно во время уборки урожая и молотьбы, наниматься на поденных принципах оплаты на всевозможные работы29. В семье Александра и Анны Гарклавс было трое детей – дочь Элизабете (Елизавета, в замужестве Крузенберга, 1860-1948), сын Екаб (Иаков, 1863-1901) и дочь Анна (в замужестве Кисис, 1871-1947). Понятно, что участок в 10 десятин неплодородной земли позволял семье существовать только на гране голода. Вместе с тем, наличие своего «хозяйства» заставляло крестьянскую семью держаться за него, рождало эфемерную надежду когда-нибудь подняться вверх по социальной лестнице. Несмотря на тяжелейшее материальное положение, на равнодушие царского правительства и местных органов государственной власти, отрицательное, а иногда даже враждебное отношение к православию со стороны прибалтийско-немецких землевладельцев и лютеранских пасторов, наконец – непонимание и насмешки со стороны лютеранских соседей, православным латышам, в том числе и семье Александра Гарклавса, удалось сохранить свою веру. В 80-х годах XIX века, с началом русификаторской политики в Прибалтике, правительство при помощи роста материального благосостояния Православной Церкви попыталось упрочить авторитет православия в регионе. Однако сама русификаторская политика, в русле которой оказывалась материальная помощь Православной Церкви (строительство за государственный счет православных храмов и приходских школ, некоторое укрепление материального положения православных приходских школ, повышение жалованья причту храмов Рижской епархии и др.), потерпела в Прибалтике сокрушительное поражение. Вместо планируемого сближения латышей и эстонцев с «великой русской семьей» эта политика вызвала среди местного населения обратную реакцию. Если до начала реализации этой политики коренное население Прибалтики видело в царском правительстве потенциального союзника в борьбе с засилием привилегированного прибалтийско-немецкого меньшинства, то в ходе ее проведения латыши и эстонцы от лояльности переходят к недоверию правительству. Русификаторская политика нанесла болезненный удар по православным латышам и эстонцам. Несмотря на то, что духовенство Рижской епархии, в целом, старалось не вмешиваться в политические игры, среди местного населения распространялась мысль о политическом характере Православной Церкви, о православных латышах и эстонцах, как о «русских», и, как следствие этого, определенная индифферентность к православию. В результате, не получив от этой политики никакого улучшения своего материального положения, в психологическом плане православные латыши и эстонцы только проиграли. Если раньше их соотечественники смотрели на них с известной симпатией, как на страдальцев за веру, то с реализацией русификаторской политики они стали воприниматься своими соотечественниками, как те, которые оставили свой народ в трудную минуту. И не поощрительные меры царского правительства и Св. Синода, щедрая государственная финансовая помощь сохранили и укрепили приходы Рижской епархии, не шумная мирская суета, далекая от духовных помыслов, а мудрое руководство епархией талантливыми архиереями, тихое, незаметное служение Господу и своей пастве приходского духовенства, стойкость и даже мученичество православных латышей и эстонцев, имевших «веру нелицемерную» (2 Тим.1, 5). Никакой стабильности в материальном положении семьи Гарклавсов не было. По сведениям за 1890 год, в усадьбе «Гарклавс», Умурга-Сарумской волости, была одна лошадь, две коровы, две овцы и одна свинья 30 – то есть это было типичное бедняцкое хозяйство. 22 августа 1893 года в семье Гарклавсов произошло знаменательное событие – в Лимбажской Александро-Невской церкви состоялось венчание Екабса (Иакова) Гарклавса и Анны Лиепини (1866-1950). Невестка также была из семьи православных латышей, отличалась своим трудолюбием и богобоязненностью, однако материального достатка в дом мужа не принесла, так как была из семьи безземельных батраков. Скорее всего, молодые и познакомились во время работы у очередного хозяина, а, может быть, и в Лимбажской церкви, активными прихожанами которой они оба являлись. И после женитьбы Екабс и Анна Гарклавсы были вынуждены по-прежнему наниматься на подденные работы. Известно, что их первый сын Янис (в крещении Иоанн) родился 13 августа 1898 года в родительском доме. Однако их второй сын, Петерис (Петр), родился 18 февраля 1901 года уже в другом месте – в крестьянской усадьбе «Яниши», в которой работали Екабс и Анна. В свою очередь, осенью 1901 года семья проживала в