Гвоздецкий В. Л.
Конкретные задания по проведению индустриализации содержались в директивных материалах Первого пятилетнего плана, рассчитанного на 1928/29–1932/33 гг. В соответствии с решениями XVI конференции ВКП(б) и V съезда Советов, принятыми в апреле – мае 1929 г., пятилетним планом предусматривалось максимальное развитие производства средств производства как основы индустриализации. Было намечено, что при более быстром росте промышленности по сравнению с сельским хозяйством внутри промышленности опережающими темпами будет развиваться индустрия, производящая средства производства; последняя получала 78 % всех капиталовложений в промышленность, в связи с чем валовая продукция всей планируемой промышленности увеличивалась за пять лет в 2,8 раза, а промышленность группы «А» – в 3,3 раза.
Страна превратилась в гигантскую строительную площадку. На карте индустриализации необъятная территория Советского Союза засветилась сотнями лампочек возводимых промышленных объектов. При этом их стоимость и мощности с течением времени возрастали.
В отличие от начального этапа индустриализации, когда строились, в основном, небольшие объекты, в конце двадцатых – начале тридцатых годов делается ставка на крупные, технически самые современные предприятия. Средняя стоимость фабрик и заводов, сооружавшихся в 1926–1927 гг., составляла около 1,7 млн рублей. Совсем иных расходов требовало сооружение гигантов тяжелой индустрии, заложенных в конце двадцатых годов. Так, окончательная сметная стоимость Керченского металлургического завода достигала 45 млн рублей. За один только 1931 г. на строительство Московского автозавода ушло около 43 млн руб., Березниковского химического комбината – более 54, Харьковского тракторного – почти 76, а автозавода в Горьком – 130 млн руб. Самые крупные затраты были по линии Магнитостроя: в 1931 г. капиталовложения в сооружение комбината составили 340 млн руб.
Огромные расходы бюджета на индустриализацию, темпы которых год от года возрастали, ложились тяжелым бременем на экономику страны. Ситуация усугублялась полным отказом стран Запада в кредитовании Советского Союза, и тем не менее он продолжал идти по избранному пути. Еще летом 1925 г. на встрече со слушателями Свердловского университета И.В. Сталин, отвечая на вопрос о возможности развития советской промышленности без западных кредитов, заявил: «Да, возможно. Дело это будет сопряжено с большими трудностями, придется при этом пережить тяжелые испытания, но индустриализацию нашей страны без кредитов извне мы все же можем провести, несмотря на все эти затруднения».
Отказ промышленно развитых стран от финансовой поддержки советской индустриализации – не единственная трудность, связанная с позицией Запада. Советский Союз был вынужден использовать промышленное оборудование, опыт и консультационное участие иностранных государств в своем промышленном развитии. Обосновывая необходимость привлечения зарубежных специалистов, Председатель ВСНХ В.В. Куйбышев в выступлении на пленуме ЦК ВКП(б) 11 ноября 1929 г. сказал: «Металлургических заводов мы еще не умеем строить, мы можем строить отдельные домны, отдельные мартеновские цеха, и то долго, и то дорого, но построить металлургические гиганты, вроде Магнитогорского… – таких гигантов-заводов мы сами строить не можем. Поэтому боевой задачей… является привлечение иностранной помощи к этим заводам».
Иностранная помощь оплачивалась на кабальных для страны условиях золотым рублем, конвертировавшимся из труда и лишений советского народа. Положение с бюджетом и финансированием индустриальных программ было настолько напряженным, что советское руководство вынуждено было пойти на конфискацию части принадлежавшего церковным общинам имущества и продажу за рубеж музейных ценностей. Экспорт предметов старины начался еще в голодном 1921 г., но наибольших размеров достиг в 1931 г. С завершением индустриальных программ вывоз антиквариата стал уменьшаться и к 1940 г. был полностью прекращен. Продажа за рубеж художественных произведений дала в 1929–1932 гг. около 20 млн, в 1933 г. – 2,6 млн, в 1934 – 2,6 млн, в 1935 – 2,0 млн, в 1936 г. – 0,7 млн золотых рублей. В итоге средний показатель составил менее 1 % ежегодного экспорта в рассматриваемый период. Основную часть экспортной выручки составляли доходы от поставок сырья и хлеба. Полученные средства расходовались исключительно на закупку оборудования, новейших технологий, а также оплату консультационных услуг иностранных специалистов.
В поисках источников финансирования ускоренного промышленного развития руководство страны было вынуждено пойти на максимальное увеличение производства водки. Обосновывая это решение, И.В. Сталин в выступлении на XIV съезде ВКП(б) сказал: «Есть люди, которые думают, что можно строить социализм в белых перчатках. Это – грубейшая ошибка, товарищи. Ежели у нас нет займов, ежели мы бедны капиталами и если, кроме того, мы не можем пойти в кабалу к западноевропейским капиталистам, не можем принять тех кабальных условий, которые они нам предлагают и которые мы отвергли,– то остаётся одно: искать источников в других областях. Это всё-таки лучше, чем закабаление. Тут надо выбирать между кабалой и водкой, и люди, которые думают, что можно строить социализм в белых перчатках, жестоко ошибаются (Курсив мой.– В.Г.)». Высказанная мысль, несомненно, является одной из наиболее афористически точных лингвистических находок вождя, которая по большому счету характеризует природу советской действительности.
Огромные масштабы индустриализации и сжатые сроки её проведения неизбежно вели к укреплению единоначалия и централизации власти, сужению демократических институтов, усилению фактора принуждения. Руководство страны приняло ряд решений, направленных на ужесточение кадровой политики и ограничение гражданских и трудовых свобод. Были введены институты прописки, трудовых книжек, оргнаборов крестьян для работы в промышленности, письменного обязательства рабочего оставаться на предприятии определённый срок, как правило, до окончания пятилетки. Эти шаги были направлены на упорядочение кадровой ситуации, обеспечение промышленности рабочими, снижение текучести кадров, укрепление трудовой дисциплины. Особое значение для закрепления людей на местах, в первую очередь это относилось к крестьянам, имело постановление ВЦИК и СНК от 27 декабря 1932 г. о введении паспортной системы.
Принятые властью меры носили дискриминационный характер. Жители деревень, не имевшие паспортов, не могли переехать в город. Возможность их трудоустройства ограничивалась колхозом, к которому они были приписаны, или ближайшей машинно-тракторной станцией (МТС). В соответствии с вышедшим в 1933 г. постановлением СНК «О порядке отходничества от колхозов» любая попытка самовольного переезда в город на постоянную или даже временную работу каралась в административном порядке. Острая потребность стремительно развивавшегося народного хозяйства в рабочей силе заставила руководство страны пойти на ограничение свободного трудоустройства, установить строгий учёт людских ресурсов и ввести их целевое распределение и закрепление на производстве. Крестьянин мог покинуть деревню только в рамках периодически проводившихся плановых кампаний по кадровому укреплению промышленности.
Пополнение сельскими тружениками индустриальных объектов имело чётко прописанную схему. Кадровые службы отраслевых ведомств подавали в центральные партийные и плановые органы заявки на необходимое количество рабочих. Заявки суммировались по региональному принципу и направлялись в соответствующие обкомы партии. Здесь поступившие материалы систематизировались и в виде разнарядок поступали в районы. Райкомы партии пропорционально численности и размерам колхозов определяли каждому из них количество крестьян для отправки на промышленные объекты. Правления колхозов заключали двухсторонние договора с заинтересованными хозорганами о направлении к ним сельских тружеников. Бывший колхозник не мог покинуть предприятие до окончания предусмотренного договором срока.
В период первой и второй пятилеток на индустриальные объекты и транспорт из сёл и деревень ежегодно направлялось около 2 млн человек. Всего за годы индустриализации ряды рабочего класса пополнились более чем 20 миллионами крестьян.
Кроме сельских жителей в работах по возведению гигантов советской индустрии активно задействовались городские рабочие и комплексные фабрично-заводские бригады, направлявшиеся по оргнабору и трудовым контрактам. Особая роль отводилась комсомольско-молодёжным отрядам и добровольческим десантам, формировавшимся на производстве, в учебных заведениях и воинских частях. На стройках также широко использовался труд ссыльных и спецпереселенцев. Их контингент был очень разнородным: спекулянты, бывшие предприниматели, предприниматели, купцы, лавочники, домовладельцы, духовенство, другие представители ушедшей России. Но основную массу спецпереселенцев составляли раскулаченные крестьяне. Страна превратилась в сплошную необъятную стройку, а советский народ, поставленный в одну шеренгу по стойке «смирно»,– в огромную трудовую армию творцов новой жизни.
Возраставшая потребность в трудовых ресурсах вызвала к жизни новые формы подготовки кадров. Крестьяне, учащиеся и выпускники средних школ, демобилизованные солдаты не имели необходимой квалификации для работы в промышленности. Их трудовой путь начинался с занятий на рабфаках и в вечерних школах рабочей молодёжи, в профессионально-технических и фабрично-заводских училищах (ПТУ и ФЗУ), дневных и вечерних институтах и техникумах. В целях ускорения получения специальности в систему образования были введены важные новшества: экстернаты, укороченные семестры (три против двух в учебном году), сокращённые лекционные курсы и лабораторные занятия, совмещённая с каникулами производственная практика, сдача экзаменов бригадным методом, проведение квалификационных испытаний после трудоустройства. Внедрение практики ускоренного обучения ослабило традиционализм отечественной педагогической школы и создало прецедент для периодического реформирования системы советского образования, обретавшего с каждым разом всё более чёткий идеологический контекст.
Для предотвращения сбоев в реализации программы индустриализации и обеспечения устойчивости мобилизационно-казарменного механизма её проведения руководство страны приняло ряд специальных законодательных актов и директивных решений. Уже в 1927 г., когда концепция промышленного прорыва ещё только разрабатывалась и принималась, решением ВЦИК и СНК РСФСР вводится «Положение о привлечении населения к трудовой и транспортной повинности». Согласно документу административные органы всех уровней наделялись правом принудительно направлять население на любые работы. Уклонение от них преследовалось в судебном порядке.
В постановлении о паспортной системе содержалась статья 7-35, вменявшая судебным органам принимать к рассмотрению дела о лицах «без постоянного места жительства» и «без определенных занятий». Статьёй предусматривалось наказание в виде лишения свободы до 7 лет.
Неизгладимый след в народной памяти оставило постановление ЦИК и СНК от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий и кооперации и укреплении общественной социалистической собственности». Согласно постановлению любые проступки, наносившие ущерб государственной собственности, строго карались вплоть до применения высшей меры наказания.
При проведении индустриализации широко использовался труд заключённых. С его помощью были построены новые города: Комсомольск-на-Амуре, Советская Гавань, Магадан, Норильск, Северодвинск, Дудинка, Воркута, вырос Беломорско-Балтийский канал, проложены тысячи километров железнодорожных и шоссейных магистралей, возведены символы предвоенных пятилеток Магнитогорский и Кузнецкий металлургические комбинаты, Горьковский автомобильный и Челябинский тракторный заводы, Балхашский, Березниковский и Соликамский комбинаты, сотни других промышленных объектов.
Потребность народного хозяйства в дешёвой рабочей силе провоцировала раскручивание государственной репрессивной машины. Если на 1 января 1925 г. количество заключённых составляло 139,6 тыс. человек (в удельном исчислении 0,99 на 1 тыс. человек населения), то в 1930 г. этот показатель возрос до 179,0 тыс. человек (1,14 на 1 тыс. человек); в 1935 г. он достиг 965,7 тыс. человек (5,52 на 1 тыс. человек).
По характеру правонарушений основная часть осуждённых делилась на «бытовиков», т.е. отбывавших срок за хулиганство, воровство и мелкие экономические преступления, и «особо опасных» преступников: уголовников, бандитов, фальшивомонетчиков и пр. Особую категорию заключённых составляли т.н. «политические», проходившие по печально знаменитой 58 статье Уголовного кодекса. Как правило, их судебное преследование основывалось на вопиющих нарушениях следственных действий и процессуально-законодательных норм.
Бремя государственного диктата и принуждения усугублялось тяжёлым экономическим положением основной массы трудящихся. Приоритетное финансирование промышленности, возросшее с 1,880 млрд рублей в 1928 г. до 10,431 млрд рублей в 1932 г., то есть более чем в пять раз, что составило 554,8 % по отношению к уровню 1928 г., не могло не сказаться на условиях жизни населения. Остаточный принцип финансирования легкой и пищевой промышленности привел к перебоям в снабжении рядом промышленных и продовольственных товаров. Нехватка основных продуктов питания по стране в целом усугублялась голодом зимой-весной 1932/33 гг. в основных зерновых регионах страны (Северный Кавказ, Дон, Украина, Поволжье).
В связи с напряженной продовольственной ситуацией руководство страны было вынуждено ввести карточную систему. На возводившихся промышленных объектах первой пятилетки снабжение осуществлялось через закрытые распределители (ЗР), закрытые рабочие кооперативы (ЗРК) и отделы рабочего снабжения (ОРС). Правом на преимущественное отговаривание карточек пользовались передовики производства, победители соревнования, рабочие, имевшие высокий профессиональный уровень. Рабочий получал набор продуктов из расчета 600 граммов хлеба в день, жиров – 200 граммов и сахара – 1 килограмм в месяц. Члены семьи или, как их называли «иждивенцы» имели право на половинную норму продуктов. Очень скудным был и детский паек. Так, на строительстве Магнитогорского металлургического комбината – символа советской индустриализации месячная продуктовая норма на ребенка до 12 лет составляла: масло сливочное – 250 граммов, рис и манная крупа – 1 килограмм, яйца – 5 штук.
Нормирование продуктов и карточная система спровоцировали активизацию теневой экономики, чёрного рынка, рост спекуляции. В повседневной жизни стали быстро возрождаться постреволюционные механизмы натурального обмена продуктов, торговли «с заднего хода» и из-под полы. В условиях всеобщего дефицита диктат рыночной конъюнктуры спроса и предложения расшатывал директивно-плановые основы социалистического жизнеустройства. Чтобы не выпустить из-под контроля товарно-денежный обмен государство пошло на создание многоуровневой системы цен. Самыми низкими были цены на продукты, покупаемые по карточкам. В качестве следующей стоимостной ступени выступали т.н. «среднеповышенные» цены, введенные в рабочих районах. По ним практически ничего нельзя было купить. Значительно более высокими являлись коммерческие цены, открывавшие доступ к широкому ассортименту продуктов. Цены в крупных коммерческих универмагах были ещё выше, а выбор товаров – богаче. В качестве пятого стоимостного уровня выступали т.н. «торгсины», расчёт в которых производился валютой или золотом. Самыми высокими были цены рынка. В условиях тотального товарного дефицита рыночные продукты были в повседневной жизни недоступны трудящимся. К услугам рынка прибегали в без-выходной ситуации.
Приоритетное финансирование тяжёлой индустрии, замедление темпов развития и роста объёмов производства лёгкой и пищевой промышленности, свёртывание ряда социальных программ, падение покупательной способности рубля, непреходящий дефицит товарной массы обернулись снижением и прежде невысокого уровня жизни населения. Покупательная способность опустилась за отметку 1913 г. Если в 1913 г. на среднемесячную зарплату рабочего можно было приобрести 333 кг чёрного хлеба, то в 1936 г. – только 241 кг, масла соответственно 21 и 13 кг, мяса – 53 и 19 кг, сахара – 83 и 56 кг. Значительно возросла и доля зарплаты, расходуемая на питание. В 1935 г. она составила 67,3 % против 50 % в двадцатые годы – эпоху послереволюционного лихолетья и латания рухнувшей экономики.
Резко ухудшились и жилищные условия. Если в 1913 г. в городах на одного человека приходилось в среднем 7 кв. м, то в 1928 г. – лишь 5,8 кв. м; в конце тридцатых годов этот важнейший социальный показатель опустился до 4,5 кв. м. Приведенные по советскому периоду статистические данные рассчитаны с учётом барачного жилищного фонда, т.е качество жилья и условия проживания стали хуже. Как правило, семьи из трёх–пяти человек ютились в одной комнате площадью до 10 кв. м в перенаселённой коммунальной квартире коридорного типа.
Руководство страны принимало посильные меры для облегчения условий жизни народа. Но возможности проведения социальной политики были ограниченными. Зачастую власти вынужденно использовали принцип «двух карманов»: в экономические программы наряду с конкретными шагами по улучшению благосостояния трудящихся закладывались т.н. «возвратные механизмы», призванные обеспечить отъём у граждан части средств, проходивших по социальным статьям бюджета, и возвращение их в казну.
Одним из примеров такого «челночного» движения финансов являются т.н. займы индустриализации. Они обеспечивали изъятие государством у населения определённой части учтённых доходов (зарплаты, пособия, пенсии и т.д.). При этом абсолютные величины займов постоянно и быстро росли. Если в 1927 г. размер размещённого среди населения индустриального займа составлял 1 млрд руб., то в середине тридцатых годов он достиг 17 млрд руб. Подписка на займы индустриализации была обязательной для всех слоёв населения. Существовали и другие, более скрытые фискальные механизмы, девальвировавшие широко озвучиваемые социальные программы власти.