Министерствообразования Российской Федерации
ИвановскийГосударственный Химико-Технологический Университет
Кафедра философииР Е Ф Е Р А ТНа тему:“Интуитивное и дискурсивное впроцессе познания”
Выполнил: аспирант Сонин А. В.
Проверил: Зеленцова М. Г.
Иваново 2002 г.СодержаниеВведение 3
1. Роль внелогического элемента в познании 5
1.1. Суждение или интуитивное усмотрение истины 5
1.2. Убедительность математическогосуждения (“критерий истинности”) 9
1.3. Значение вдохновенияв интуитивном постиженииистины 13
3. Логикаи ее роль в ненаучной сфере познания 15
3.1. Логика искусства 15
3.2.Конфликт интуитивного и дискурсивного в
художественномпроизведении 17
4. Двекультуры 19
4.1. Проблемавзаимоотношения 19
4.2. Перспективыразвития 21
Заключение 23Литература 24Введение
Наша эпоха рассматривается как время научно-технической революции, времянебывалого, грандиозного развития науки и техники, занявших ни с чем нисравнимое в истории место в жизни общества и оказывающих огромное влияние напсихологию людей. Поэтому сегодня по-новому встает вечная проблема соотношениялогического и внелогического в процессе познания в таких областях, как наука иискусство. Возникнув многие сотни лет назад как вопрос чисто философский,пройдя через горнило современной математической логики, эта проблемаприобретает в наши дни совершенно конкретное звучание, как проблема сочетанияформально-логического аппарата с внелогическим, оценочным, интуитивнымсуждением. Между тем понимание принципиальной необходимости обоих элементов,как ни удивительно, все еще распространено недостаточно широко. Фетишизация формально-логического,“чисто математического” метода, свойственно и некоторым специалистам в областиточных наук и гуманитариям. Иногда не замечают ( или считают второстепенным )тот факт, что необходимость во внелогическом суждении возникает в любой науке,как только мы хотим соотнести с реальными процессами в мире результаты,даваемые математическим аппаратом. Вследствии этого, например в гуманитарныхнауках- филологии, искусствознании и т.п., в экономике и вообще в такихпроблемах, где внелогический элемент неизбежно значителен, иногда обманываютсебя, считая логически доказанным то, что таковым не является. И наоборот,“математически мыслящие” специалисты иногда стараются полностью изгнать внелогическийэлемент.
Нашей задачей будет разобраться в том, какую роль играют два стольсущественно отличающихся друг от друга метода в процессе познания, и каковасудба их взаимоотношения. Сможет ли в будущем один из методов вытеснить другойили же произойдет их органический синтез.
При ответе на этот вопрос мы рассмотрим две наиболее противоположныеобласти познания, области, в которых логические и внелогические элементынаиболее ярко выражены и играют зачастую главенствуюшую роль – это наука иискусство.
1. Роль внелогического элемента в познании
1.1 Суждение или интуитивное усмотрение истины
При рассуждении о роли интуитивного и дискурсивного в процессе познанияследует прежде всего подумать о том, каким образом мы познаем мир и что даетнам уверенность в правильности, адекватности полученного знания.
Рассматривая познание мира в историческом развитии, мы можем отметитьнеуклонное возрастание роли научного, точного знания. Процесс этот, начавшийсяв незапамятные времена, убыстряясь, привел к представлениям рационалистов XVII – XVIII веков. Они поставили вопрос о возможности познаниямира в рамках строго научных, неопровержимых логически взаимно обусловленных понятийи связей. В современном мире значение точного знания, опирающегося наформальную логику так выросло, что иногда достоверным считается только такоеутверждение, которе может быть строго логически доказано. Науку, не основаннуюна этом методе, многие вообще не склонны считать наукой. Однако следуетпонимать, что для проведения каких-либо логических операций изначальнонеобходимо строго сформулировать основные положения, понятия, которые будутиспользованы в дальнейшем; определить правила действия с ними, а такженекоторые связывающие их соотношения, в частности количественные ( аксиомы, “законы “ ). После этого в процессе исследования применяются лишь логическиеоперации. Исходные положения ( определения и постулаты ) предполагаются “правильными”,т.е. соответствующими истинным свойствам тех природных объектов, которыеизучает данная наука. Следовательно, эти исходные положения являютсягипотетическими. Их выбор представляет собой действие, лежащее вне логики, аправильность этих гипотез подтверждается лишь успехами науки. Таким образом,процесс познания неизбежно содержит как формально-логичесакие элементы (чтопозволило во все более возрастающей степени доверять машинам соответствующиеоперации человеческой психики), так и внелогические, что видно из необходимостивнелогической стадии – формализации исходных положений.
Эйнштейн тоже вводил в свою теорию познания элементы внелогическихсуждений (рис. 1).
/>
Рис.1. Схематическое представление Эйнштейном процесса познания
В письме к М.Соловину от 7 мая 1952 г. он писал [1, с. 570]:
1) Нам даны Е – непосредственные данныенашего чувственного опыта.
2) А- это аксиомы, из которых мы выводимзаключения. Психологически А основаны на Е, но никакого логического пути,ведущего от Е к А не существует. Существует лишь интуитивная (психологическая)связь, которая всегда может быть изменена.
3) Из аксиом А логически выводятсячастные утверждения S, которые могутпретендовать на то, чтобы быть правильными.
4) S сопоставляются с Е (проверкаопытом). Эта процедура, строго говоря, также относится к внелогической(интуитивной) сфере, ибо отношение понятий, содержащихся в S, к непосредственным даннымчувственного опыта Е по своей природе не является логическим. Но это отношениемежду S и Е (с прагматической точки зрения)гораздо менее надежно, чем отношение А к Е (пример: понятие “собака” исоответствующие ему данные чувственного опыта Е). Если бы подобные соответствиянельзя было устанавливать с высокой степенью надежности (хотя сделать этологическим путем нельзя), то весь аппарат логики не имел бы никакой ценнстидля”постижения действительности“ (пример–теология ).
Квинтессенцией всего этого является вечно сомнительная взаимосвязь всегомыслимого с ощущаемым (чувственно воспринимаемым).
В этом рассуждении не только четко указаны внелогические, подлинноинтуитивные элементы, но даже оценена относительная надежность интуиции приобобщающем опыт выводе аксиоматического базиса А, с одной стороны, при проверкетеории данными опыта Е – с другой. Стоит подчеркнуть одну замечательную деталь:по мере сопоставления выводов S сопытом Е аксиоматический базис должен все время проверяться и исправляться, совершенствоваться.Это, в частности, выражено на рисунке тем, что Е представленно не двумя точками– в начале и в конце, а бесконечной прямой, в разные точки которой устремленытеоретические выводы S, S, …, и из всех этих точек исходитискривленная стрелка, указывающая на необходимость сверяться с аксиоматическимбазисом и в случае необходимости иправлять его. Поэтому связиопытно-чувственного и логического, как и связи аксиоматически-интуитивного слогически-дедуктивным, не являются простыми линейными цепями типааксиома-дедуции. Они гораздо более сложны и включают многообразные обратныесвязи.
Таким образом, в “точных” науках в процессе познания внелогическийэлемент выступает прежде всего в процессе выбора исходных аксиом и определений,а истинность или ложность положений, исходных для логического построения можетбыть установлена лишь способами, отличными от методов формальной логики –сравнением с опытом. Но тут мы сталкиваемся с важной проблемой: опыт всегдаограничен. Откуда мы знаем, что на основе ограниченного опыта мы придем кнеограниченно верному выводу?
Ньютон, говорит легенда, открыл закон всемирного тяготения, наблюаяпадение яблока. Предположим, что он наблюдал и изучал количественно этопадение, чтобы прийти к достоверному заключению, даже не один, а тысячу,миллион раз, а затем на основе этих наблюдений сформулировал закон тяготения.Откуда можно черпать уверенность, что в миллион первый раз яблоко упадет всоответствии с этим же законом? Неоткуда взяться такой уверенности, кроме какиз нашей способности оценивать доказательность опыта, из нашей способности ксуждению. В самом деле, ведь возможно бесконечное разнообразие случайностей.Могло быть, что во всем том миллионе падений, которые, якобы наблюдал Ньютон,траектория и скорость падения яблока испытывали искажающее действие не учтеннойНьютоном причины – прохождения кометы, ветра, который в момент миллион первогоопыта уже не дул, неравномерности вращения Земли и т.д.
Для того, чтобы решиться сформулирвать свой закон, Ньютон должен былпредположить, что как эти причины, отсутствие которых можно было бы установитьдополнительными опытами, так и множество неизвестных, но в принципе возможныхдругих причин – неважны. Он должен был высказать обобщающее суждение. Именновысказать логически недоказуемое утверждение, что установленный им закон имеет всеобщую значимость.
Следовательно, только дополняя формальную логику критерием опытной проверки,критерием практики, и оценивая в процессе этой проверки с помощью“внелогического” суждения достаточность оснований для обобщающего вывода, мыможем познавать природу. Эта более полная система умозаключений образует метод,более мощный, чем формальная логика, и представляет собой теорию познания.
1.2.Убедительность математическогосуждения (“критерий истинности”)
Для познания мира, физического и духовного, как мы уже убедились,совершенно необходимы два существенно различных метода: с одной стороны,дискурсивный, логический, с другой – интуиция, непосредственное синтетическоесуждение, не опирающееся на доказательство, причем, этот второй метод, с точкизрения гносеологической, в основе своей один и тот же в науке и искусстве, ввопросах физики и этики.
Эти методы познания глубоко различны в своей убедительности. В то времякак логическое доказательство приводит к неоспоримому результату, с которымвынужден согласиться каждый, независимо от его субъективных желаний,“непосредственное усмотрение истины” отдельным лицом неизбежно несет на себепечать субъективности. Отсюда возникает зыбкость выводов, как правило, несвойственная математике, где любой отдельный исследователь, не затрагивающийаксиоматических интуитивных основ науки, может не беспокоиться об объективнойистинности результата своего исследования – она обеспечена. В гуманитарныхнауках объективная правильность результата может выявиться лишь последлительного сопоставления разных выводов различных исследователей между собой ис фактическими свойствами объекта исследования.
Истинность всякого знания утверждается человеческой практикой, напримерпри подтверждении предсказаний, которые логически следуют из интуитивнопознанного положения. Это относится как к конкретным научным истинам типа физическогозакона, так и к законам (аксиомам и определениям) самой логики. Известно, чтоЭйнштейн говорил: “Мы знаем, что между этическими аксиомами и научнымиаксиомами не существует особого различия. Истина – это то, что выдерживаетпроверку опытом” [2].
Однако процессы опытной проверки естественнонаучных интуитивных истин,например научных аксиом, с одной стороны, этических, социальных и эстетических– с другой, очень несходны между собой.
Во-первых, интуитивное суждение в области точных наук допускает, как правилоочень скорую многократную проверку в достаточно точно воспроизводимых условиях.Во-вторых, даже однократное нарушение предсказания, логически выведенного изинтуитивного суждения, безусловно его опровергает. Подтверждение жепредсказаний укрепляет убедительность суждения (хотя отнюдь не доказывает егобезусловно). Любое обобщающее суждение, высказанное при установлении научногозакона может рассматриваться как интуиция-догадка (поскольку в конце концов онозаменится суждением о достаточности опыта для подтверждения или опровержениявысказанного обобщения). Однако если опытная проверка растягивается на оченьдлительный срок, то в течении этого времени доверие к этому закону имеет ту жеприроду, что и для интуиции-суждения.
Эстетические же, этические и другие подобные суждения не могут бытьнадежно проверены практикой, поэтому такие суждения не могут быть сведены кединому виду интуиции – к суждению о достаточности опыта. На чем же тогдапокоится убедительность синтетического суждения, что побуждает рассматриватьего как постижение истины?
Фактически здесь определяющую роль играет внутренняя убежденность,чувство удовлетворения при подобном “прямом усмотрении истины”. Суд, выносящийна основе “внутреннего суждения” приговор, несомненно решается на это лишьтогда, когда судьи удовлетворены своим выводом, сводящим в единое согласованноецелое доступные свидетельства и “доказательства”, не образующиеформально-логически неопровержимую цепь; от присяжных требуется единогласие.Этическая догма принимается массами, когда каждый испытывает при этом чувствоудовлетворения. То же верно и в науке – и тогда, когда выдвигается новоеположение (закон), обобщающее опыт, и тогда, когда проверка практикойпризнается достаточной.
Прямое, целостное “усмотрение истины” связано с многосторонним, какчувственным, так и мыслительным охватом различных свойств, связей и опосредованийявлений, с привлечением множества ассоциаций.
Человек обладает удивительной способностью к такому “интуитивно” (т. е. взначительной мере подсознательно) вырабатываемому суждению. Этот процесспротекает иногда очень быстро и нередко имеет характер озарения. Сознательноепрослеживание всех элементов этого процесса представляется совершеннонереальным. Полное удовлетворение от такого постижения возникает только в томслучае, если все учитываемые связи, ассоциации и опосредования (в том числе илогические) нигде не “зацепились” за противоречие, если все элементы мозаики сошлись. Именно поэтому внутренняя удовлетворенность может стать показателемправильности суждения. Можно было бы усомниться, что таким путем различныесубъекты могут прийти к некоторому единому суждению, утвердив тем самым объективнуюистину. Однако то, что это возможно и степень совпадения суждений допускаетдаже количественную оценку, можно увидеть на некоторых простейших примерах.Так, на соревнованиях по фигурному катанию десять различных судей, выбранных изразных стран, но исходящих из общих норм, независимо друг от друга дают оценкупо шестибальной системе. Опыт показывает, что оценки расходятся со среднейоценкой для данного выступления в пределах +/- 0.1, редко больше. Между темкаждая оценка есть результат подлинно интуитивного синтетического суждения(хотя, конечно, опирающегося отчасти на “логические” соображения). Лучше всегоэто видно из того, что передать функции судьи вычислительной машине невозможно.Никакими заданиями программы с конечным числом элементов невозможно предусмотретьоценку легкости прыжка, плавности приземления, изящество позы, естественностиперехода от одной фигуры к другой, соответствие движений духу музыкальногосопровождения, артистичности и т. д.
Совершенно также на конкурсах пианистов члены жюри выставляют оценки вбаллах, т. е. оценивают исполнение числом. И здесь передоверить эту оценкукомпьютеру невозможно. Тем не менее оценки редко расходятся сильно, потому чточлены жюри принадлежат одной культуре, связанные близостью “мировоззрения”. Иногда (например, это принято на московских конкурсах имениП. И. Чайковского) вводят правило: если оценка какого-либо члена жюри сильнорасходится со средней из всех остальных оценок, то она вообще не принимается вовнимание. Считается, что она либо выставлена недобросовестно, либо отражаетхудожественное “мировоззрение”, отличное от условно принятого за “всеобщее”.
Роль внутреннего удовлетворения, “удовольствия” при оценке правильностиинтуитивного решения проблемы значительна и в науке. Эйнштейн неоднократноговорил, что его уверенность в справедливости установленных им основныхуравнений общей теории относительности (сугубо интуитивный акт познания) еще допроверки их предсказаний на опыте проистекал из осознания их стройности,красоты, внутренней замкнутости, т. е., по существу, из кантовскогоэстетического удовольствия. Когда Эйнштейну через несколько лет после созданиятеории сообщили, что специальная астрономическая экспедиция Эддингтонаподтвердила предсказания теории, Эйнштейн сказал: “Я был бы изумлен, если быэтого не произошло”.
Таким образом, можно прийти к выводу, что для утверждения доверия кинтуитивному суждению в любой области необходимо привлекать оба критерия – ипрактики, и внутреннего “удовлетворения”, убеждения для самых разнообразныхинтуитивных усмотрений. Только в различных проблемах эти два критерия имеютразличный относительный вес.
1.3. Значениевдохновенияв интуитивном постижении истины
Математика помимо раскрытия конкретных истин, помимо расширения объеманашего знания учит строгому логическому мышлению, учит пониманию того, что естьдоказательность, учит ”научному подходу“.
Существует легенда, что когда Декарт обучал одного принца геометрии и немог добиться понимания теоремы о равенстве треугольников, августейший учениквоскликнул: ”Мсье Декарт, вы дворянин и я дворянин. Вы даете мне слово, что этитреугольники равны? Тогда в чем же дело, зачем нам мучиться?”. По мерераспространения научного знания такая реакция становится невозможной. Именно вэтом главный смысл школьного обучения математическим премудростям. Бытьможет, не останется в памяти теорема Пифагора, но отпечатается в сознани представлениео неумолимой последовательности логических рассуждений, о строгости мышления,ведущей к безусловно достоверному выводу.
Точно также искусство не только осуществляет интуитивное постижениекаких-либо конкретных истин и расширение духовного мира человека, не толькораскрывает и утверждает ценность выработанных человечеством этических норм ит.д. но, кроме того воспитывает, развивает способность к интуитивному,целостному суждению, укрепляет доверие к нему как к методу познания истины.
Суждение “это красиво“ максимально освобождено от дискурсивного элемента.Оно может быть опосредовано только другими интуитивными же элементами. Егообъектом может быть простая плавная линия, проведенная на полотне. Эта линияможет вызвать ассоцации с линией склонившегося цветка, с очертаниями женскоготела, с набегающей морской волной и т.д. Обобщая их, представляя вабстрагированной форме, суждение ”это красиво“, по существу выступает как“рефлектирующе суждение“ Канта. Таким образом, даже такое “элементарное“произведение искусства, позволяющее выделить и подчеркнуть общее эстетическоесвойство множества объектов или явлений является глубоко содержательным.
Созерцание, слушание – вообще восприятие произведения искусства связано стаким напряжением разнообразных сил, при котором становится возможным иодновременное восприятие множества сторон, множества деталей этого произведенияи, сверх того, целостное интуитивное постижение главной, ведущей его идеи, явноне раскрываемой, но формируемой в результате синтеза, обобщения множествавозникающих ассоциаций. Другими словами, необходимо состояние, которое и можноназывать вдохновением. Оно требуется, следовательно, не только от творца, но иот зрителя, слушателя, у которого оно вызвано художником.
Искусство действенно, если слушатель, зритель заражается подобным, посуществу творческим процессом. Поэтому подлинно художественное произведениеоставляет простор для этого сотворчества, для “домысливания“,“дофантазирования”.
В литературном произведении, как бы детально ни был описан авторомперсонаж, каждый читатель домысливает его внешний образ по своему. Поэтомухудожественная иллюстрация к литературному произведению, навязывающая вполнеопределенное “домысливание”, как бы она ни была хороша с точки зрения живописи(или графики) самой по себе, доставляяя особый род художественного наслаждения,в то же время вмешивается в процесс сотворчества, которое должно вызватьлитературное произведение. Она выводит нас за пределы творчества писателя.
Читая ”Дон Кихота” с иллюстрациями Доре, “Евгения Онегина“ с рисункамиКузьмина, ”Гамлета” с гравюрами Фаворского, мы читаем не Сервантеса, Пушкина иШекспира, но Сервантеса и Доре, Пушкина и Кузьмина, Шекспира и Фаворского. Если“соавторы” оказались конгениальны, то возникает новое произведение исскуства,открывающее новый мир, вызывающее новый круг ассоциаций, новое сотворчество.
Поэтому и книжная графика, и инсценировка могут быть подлинным искусством,они могут вызывать необходимое соучастие руководимого художником зрителя,способного домыслить,”угадать”, почувствовать больше того, что буквальнопоказано на иллюстрации, на сцене, на экране.
По существу, здесь речь идет о проблеме синтеза искусств. Синтез наук,осуществляемый при комплексном исследовании одного и того же объекта методамиразных наук, всегда плодотворен, поскольку максимальное выяснение различныхсвойств, качеств объекта, максимальное устранение договоренности – цель всякогонаучного исследования.
В отличии от этого синтез искусств, как видим, потенциально несетопасность [3]. Чрезмерное устранение “недоговоренности” разрушает сотворчествопри восприятии. Если оно не заменяется новым сотворчеством, художественноевоздействие будет разрушено, вдохновения не возникнет.
Итак, интуитивное постижение истины возможно в полной мере только призаражении вдохновением. “Вдохновение есть состояние высшей мобилизацииинтеллекта и эмоций, при котором ум и чувство только становится способным ксинтетическому интуитивному постижению истины”, — писал Пушкин [4] .
Это то самое вдохновение, которое позволило Ньютону высказать внелогическоеобобщающее утверждение, вдохновение, которое необходимо при создании всегоневообразимого мира науки, наконец, то самое вдохновение, при котором возникаетхудожественное произведение и которое, в свою очередь, порождается этимпроизведением при его восприятии.
3. Логика и ее роль в ненаучной сфере познания
3.1. Логика искусства
До сих пор при рассмотрении искусства как противоположного науке средствав процессе познания мы подчеркивали в нем интуитивные элементы. Теперьпоговорим о “логике искусства”.
Всякое произведение искусства, принадлежащее к данному классу сходныхпроизведений, строится, подчиняясь некоторым правилам, даже если художник их неосознает. Система этих правил для данного вида искусства изменяется от одногоисторического периода к другому, от одной национальной культуры к другой, новсегда может быть распознана.
Такую систему правил можно рассматривать как некоторую логику, отличнуюдля разных стилей, для разных эпох.
Разумеется, как бы четко эти правила не были сформулированы, они несоблюдаются со толь же непреклонной строгостью как в математической логике.Каждый художник может допускать те или иные отступления от них и обычно делаетэто. Однако существование таких правил несомненно и закономерно. Процесс ихсмены при историческом развитии искусств происходит в общем по определеннойсхеме.
В какой-то момент, когда система правил вполне установилась, когданеразрывно связанный с этой системой художественный стиль полностьюсформировался, начинает ощущаться его исчерпанность, неадекватность системеидей, которые в этот период призвано выразить искусство. В это время или дажедо того, как старая система исчерпана, появляются художники, отказывающиеся всвоем творчестве от каких-то из установившихся правил. Иногда они сознательноформулируют некоторые новые принципы или правила, но это отнюдь необязательно.Они выступают прежде всего как бунтари, разрушители, и аудитория, которойадресовано их искусство, воспитанная на устоявшейся системе правил, преждевсего видит эту сторону их деятельности. Подобное новое направление в искусствеможет оказаться жизненным. Однако это обнаруживается только последующейпрактикой, совершенно так же, как в науке, причем проверка практикой растягиваетсяна многие годы и имеет свои особенные черты. Прежде всего она не столь однозначнодает ответ в индивидуальных случаях.
Если новое искусство оказывается жизненным, то впоследствии, когда егостиль сформируется, проявит себя во множестве произведений и будет осмыслен,выяснится, что он не просто отбрасывает некоторые из старых правил, но вводитвзамен свою, новую систему. Можно вспомнить слова Канта: “Гений – это талант…,который сам дает искусству правило”. Смена правил может быть очень фундаментальнойили же не столь кардинальной, но этот переход всегда достаточно значителен длятого, чтобы поколение, воспитанное на “старых правилах”, оказалось чуждымискусству “новых правил” и третировало его как отступление от искусства вообще.
Важно подчеркнуть, что некоторая система “правил”, т. е. определеннаялогическая система в искусстве существует всегда. Это те ограничивающиеправила, которые по словам Стравинского, лишь еще более обостряют фантазиюхудожника: “… всякий порядок требует принуждения. Только напрасно было бывидеть в этом помеху свободе. Напротив, сдержанность, ограничения способствуютрасцвету и только не дают ей перерождаться в откровенную распущенность… Скажубольше: индивидуальность ярче выделяется, когда ей приходится творить вусловных и резко очерченных границах” [5].
Таким образом, “правила”, “логика форм” не мешают, а способствуютпроявлению того, что составляет специфику искусства – внелогического постиженияидеи. Это интуитивное постижение истины и есть главный элемент искусства, выходящийза рамки всякой логики, хотя и реализующийся в неразрывном единстве с логикойхудожественных средств. Поэтому искусство есть соединение интуитивного сдискурсивным.
3.2.Конфликт интуитивного и дискурсивного в художественном произведении
Несмотря на то, что в искусстве органически сочетаются элементы интуициии логики, внелогическое, интуитивное суждение в нем неизбежно преобладает надрациональным, дискурсивным. Таким образом, основной конфликт значительногопроизведения искусства должен быть конфликтом между интуитивным постижением илогическим, между неподвластным рассудку и рациональным, причем, произведениеидеально выполняет свое назначение (утверждение авторитета интуиции впротивовес логическому рассуждению), как явление искусства, если этот конфликтразрешается убедительной победой интуитивного суждения над логическим,рациональным, рассудочным.
Торжество внелогического над логическим возникает на разных уровнях. Ужето простое обстоятельство, что в бездушный мрамор, серый холст, в простые прозаическиеслова художник способен “вдохнуть жизнь”, есть чудо “преодоления логикиматериала” и потому демонстрирует победу интуиции над логикой. Если мрамор, т.е. камень, символ мертвенности, безжизненности, античеловечности, может бытьженственно-нежным, как в “Венере Милосской”, страдающим, как в “Лаокооне”,глубокомысленным или эротическим, как в “Мыслителе” или “Поцелуе” Родена, тоэто чудо. Если первые восемь звуков – четыре музыкальные ноты Пятой симфонииБетховена сразу повергают слушателя в состояние тревоги, хотя сами они не имеютникакого прямого, конкретно-содержательного смысла, логически, рационально бессодержательны,то это тоже великое чудо.
Именно проявление такого чуда – преодоление логики материала, — такогонеобъяснимого, иррационального преображения материала, каждый элемент которогопрозаичен и рационален, в многозначительное произведение искусства есть то, чтонас прежде всего поражает и оказывает воздействие (пусть даже неосознанное).
Однако гораздо более значительный конфликт возникает из противопоставленияупорядоченной структуры произведения, подчиненной определенным правилам,принятым для данного стиля, с одной стороны, и интуитивной идеи – с другой.Всякое произведение искусства, как уже обсуждалось, строится в рамках некоторойсистемы правил, некоторой логики. Высший художественный замысел, неподчиненнаяэтой логики, порожденная вдохновением и потому интуитивная идея должнапроявиться в сочетании с этой логикой и возобладать над ней.
В страстных финалах симфонии – будь то Бетховен или Шостакович, — числотактов и нарастание динамики тщательно выверены. В задыхающемся от любовногострадания письме Татьяны число слогов в строке неумолимо выдерживается.Малейшее отклонение от подобной правильности всегда имеет определенный смысл.Мы можем сказать, что из противопоставления логически упорядоченной структуры иинтуитивной идеи, т. е. содержания в обобщенном смысле возникает “преодолениелогики формы”.
На всех рассмотренных уровнях преодоления логического интуитивным мысталкиваемся с замечательным явлением: логическое не отметается, не подавляетсяполностью, но остается существенным элементом искусства. Его сочетание синтуитивным само по себе образует важнейший элемент художественноговоздействия.
4. Две культуры
4.1. Проблема взаимоотношения
Тот факт, что в двух областях интеллектуальной деятельности – в “точных”и естественных науках, в технике, с одной стороны, в гуманитарных науках иискусстве– с другой, относительно господствующую роль играет один из двухразных стилей мышления, из двух родов активности сознания, налагает глубокийотпечаток на взаимоотношения представителей этих двух областей духовной жизни ина их мировосприятие. По мере развития и дифференциации знания, по меренеобъятного роста тех областей деятельности, где преобладающую роль играетдискурсия, иначе говоря, по мере развития “научно-технической революции” сталорасти и взаимонепонимание “физиков” и ”лириков”.
Постепенное успешное проникновение математических методов в гуманитарныенауки породило у многих представителей “точных” наук уверенность впринципиальной способности этих наук решать любые, в том числе гуманитарные,проблемы. Если в прошлые века при всем уважении к достижениям “точных” иестественных наук ученый все же считался ущербным существом и чудаком, то всередине нашего века положение изменилось на прямо противоположное: в глазахпосторонних он стал жрецом великого и могучего божества – Науки, а у самих“жрецов” возникли претензии на гегемонию дедуктивного формализованного знания вдуховной сфере.
Вплоть до нашего времени различие, о котором идет речь, было видно преждевсего потому, что оно порождает два разных стиля мышления, соответствует двумразным подходам к раскрытию и утверждению истины. Предельным выражением этихподходов являются, с одной стороны, созданная человечеством математика,отражающая те объективные связи в мире, которые допускают логическоеоформление, и этим утверждающая их истинность, с другой – созданноечеловечеством искусство, раскрывающее те связи в отношениях человека и мира,истинность которых не может быть постигнута формально-логически.
Так и возникло то, что называют “двумя культурами”, представители которыхмогут расходиться между собой даже в суждении о том, что можно признатьистинным или что есть существенное знание. Например, этические истины, с точкизрения последовательно мыслящего представителя “точного знания”, совершеннобездоказательны и потому могут быть всегда оспорены. Однако они совместимы сего наукой, хотя и образуют независимый элемент, признаваемый истиной лишьинтуитивно и воспитываемый в человеке “вненаучно”, в некотором смысле вопрекипсихологии представителя математизированной культуры.
Искусство, наоборот, достигает убедительности, стараясь на всех уровнях,в форме и содержании показать превосходство интуитивного над чисторациональным, над логически доказуемым, и тем самым утверждает авторитетинтуиции, уравновешивающей авторитет дискурсивного, рационального знания.
Математика и искусство – крайние, полярные сферы “двух культур”, нопротивопоставление той же природы существует между техническим и гуманитарнымзнанием вообще.
4.2.Перспективы развития
Итак, действительно, объективные основания, внутренние закономерностипроцесса постижения мира исторически, как кажется, неизбежно приводят к разделениюдуховной культуры человечества на две разные ветви. Это пугающее разделениезамечалось уже давно, и такой угрозе противопоставлялись лишь оптимистическиеутверждения, что в будущем “две культуры” должны каким-то образом слиться вединое знание. Иногда ссылаются, например, на высказывание Маркса о том, что вбудущем “естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, вкакой наука о человеке включит в себя естествознание”[6].
Представляется, однако, что это философское высказывание до сих пор ненашло себе разъяснения, истолкования и развития на материале конкретных науксовременности. Очевидно, что оно не может означать, например, просто слиянияформализованной математики с гуманитарным знанием в некую “гумаматематику”.Возникновение отдельных новых объединяющих наук на какой-либо границе междугуманитарной и естественнонаучной дисциплинами, в некоторой степеникомпенсирует специализацию, ветвление на науки, каждая из которых изучаеткакую-либо одну сторону объективного мира, но не подавляет и не уничтожаетспецифику любой из этих ветвей знания.
Наоборот, ветвление продолжается, число специализированных наук растет.Поэтому нет никакого основания ожидать буквального слияния естественных игуманитарных наук в единое целое. И тем не менее можно утверждать, что в нашевремя действительно происходит нечто совершенно новое в проблеме “двухкультур”.
Обратим внимание на все возрастающее проникновение в компьютеризацию икибернетику внелогических методов. Переход к системному анализу, диалоговымЭВМ, так называемым экспертным системам означает отвергавшееся ранее включениев “кибернетическое” исследование таких элементов, как синтетическая,неформализуемая оценка ситуации, неформализуемый отбор существенных факторов ипризнание других факторов и признаков несущественными, учет факторов, неимеющих количественной меры и т.д. Ведь все эти элементы характерны длягуманитарных наук, где, однако, они никак не сопрягаются с формализацией,остаются совершенно не связанными с числом. Однако в высшей степени показательно,что проблема искусственного интеллекта и вообще ЭВМ новых поколений потребоваласоздания коллективов, в которых математики работают совместно с психологами, лингвистамии т.д.
В последнее время можно усмотреть признаки сближения, а не дальнейшегорасхождения, в частности признаки утраты естественниками и математикамиуверенности в самодостаточности.
Можно сказать, что теперь происходит новая революция, “интеллектуальнаяреволюция”, благодаря которой становится все более очевидной все возрастающаяроль внелогического, интуитивного синтетического суждения. Его нельзяпередоверить машине, и оно составляет главное содержание творческойдеятельности интеллекта как в науке, так и в искусстве.
Особое положение продолжает занимать лишь “чистая”(т.е. не прикладная)математика, в которой, логическое мышление остается подавляющим. И этонеобходимо именно для поиска путей дальнейшего, все более существенногоосвобождения мыслительной деятельности от “грубого труда” в других областяхзнания.
Все это можно назвать и гуманизацией науки. Этот процесс, все болеевыявляющий роль внелогических компонентов в естественнонаучном и математизированномтворчестве, идет одновременно с ”обратным” процессом математизации вгуманитарной сфере там, где это возможно. При этом математизация, составляющаясущность прикладной математики, сама начинает использовать методы дискурсии, ипотому меняет свой характер.
Заключение
Все возрастающее, начиная с середины XX века, совершенствование и использование вычислительнойтехники привело к тому, что огромный объем вычислительной и другой логической,формализуемой работы интеллекта, которая всегда заслоняла роль интуитивногоэлемента в научной и технической деятельности, передается машине, разгружаямозг. Это приводит к тому, что в структуре процесса научного творчества всеболее выступают черты, роднящие его с процессом художественного творчества инаучной работы в гуманитарных науках. Можно сказать, что на наших глазах вовторой половине ХХ века началась интеллектуальная революция, освобождающая умственнуюдеятельность человека от стандартизованного, изнурительного труда, от все болеесложных логических операций так же, как два века назад промышленная революцияосвобождала рабочего от стандартизованного, изнурительного физического труда.
Это приводит к выводу, что, несмотря на сохранение специфики каждой изэтих “двух культур”, имеющие свои особые цели и методы, им не грозит торазобщение, угрозу которого в 50-х – 60-х годах прошлого столетия с тревогойувидели многие. Можно думать, что, наоборот, взаимопонимание этих двух областейактивности человеческого гения будет лишь возрастать в рамках единой культурычеловечества.
Литература
1. Эйнштейн А. Письма к Морису Соловину. – Собрание научныхтрудов в 4-х т. Т.4. М., 1967.
2. Эйнштейн А. Предисловие к книгеФилиппа Франка “Относительность” – Собрание научных трудов в 4-х т. Т.4. М.,1967.
3. Фейнберг Е.Л. К проблеме соотношениясинтеза науки и искусств. – Взаимодействие и синтез искусств. Л.,1978.
4. Пушкин А.С. Отрывки из писем, мысли,замечания. – Полн. собр. соч. в 10-ти т. Т.7.Л.,1978.
5. Стравинский И.Ф. Хроника моей жизни.Л.,1963.
6. Маркс К., Энгельс Ф. Из раннихпроизведений. М.,1956.
7. Померанцев Г.С. Две модели познания// Вестн. Рос. АН.- 1992.-N11.-с.126-136.
8. Фейнберг Е.Л. Две культуры. Интуицияи логика в искусстве и науке. – М.: Наука, 1992.-251с.
9. Сноу Ч.П. Две культуры. Л.,1973.