Историческая тема в драматургии А.С.ПушкинаАвтор: Пушкин А.С.
Вскоре после окончания «Бориса Годунова» Пушкин задумал создать ряд новых драматических произведений на сюжеты из самых разных исторических эпох и жизни разных народов. Еще во время ссылки в Михайловском в его творческом сознании возникли замыслы нескольких пьес. Три из них получили необычайно стремительное воплощение: за две недели Пушкиным были окончены «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость» и еще через день четвертая из «маленьких трагедий» — Пир во время чумы”.
Если в «Борисе Годунове» Пушкина преимущественно интересовали большие исторические события, «судьба народная», то в «маленьких трагедиях» поэт сосредоточивается на «судьбе человеческой» — глубочайшем психологическом анализе человеческой души, охваченной всепоглощающей, но эгоистической и потому разрушительной страстью: скупостью, завистью, чувственностью. В качестве носителей этих страстей Пушкин берет натуры незаурядные, людей большого ума, огромной силы воли. Но поскольку страсти, ими владеющие, носят резко индивидуалистический, сугубо эгоистичный характер, они неизбежно влекут их на стезю злодейств и преступлений.
Скупой рыцарь воздвигает здание своего бесплодного могущества страшной ценой человеческих слез, крови и пота. Сальери — этот «жрец» «чистого искусства», страстно любящий музыку, однако не ради того, что она несет людям, а ради нее самой, — злодейски убивает Моцарта, тщетно пытаясь оправдать в своих собственных глазах это убийство тем, что оно якобы осуществляется во имя восстановления попранной справедливости, во имя спасения искусства. В то же время именно незаурядность натуры сообщает образам Скупого рыцаря и Сальери подлинно трагическую силу. Особенно выразителен образ барона Филиппа. Ужасающая — «демоническая» — фигура средневекового рыцаря-ростовщика с его беспощадностью, попранием в себе всех человеческих чувств и стремлений, ненасытной алчностью, безумными мечтами о безраздельном господстве над миром вырастает в зловещий образ-символ: олицетворение «века-торгаша», как Пушкин назвал свою современность.
Главный герой «Каменного гостя» — легендарный испанский соблазнитель — является одним из так называемых вечных литературных образов, который подвергался неоднократной разработке в различных литературных произведениях и до и после Пушкина. Тем рельефнее выступает оригинальность и своеобразие пушкинской трактовки характера Дон Гуана. Его герой, любящий жизнь и ее наслаждения и смело играющий со смертью, веселый, предприимчивый, беспечно-дерзкий и всегда влюбленный, вызывает невольную симпатию, и не только со стороны обольщенных им женщин. При всей мужественности Дон Гуана есть в нем и какая-то пленительная детскость. «Я счастлив! Я счастлив, как ребенок!» — в восторге восклицает он, добившись у Анны согласия на свидание. Однако в своем беспечном и бездумном эгоизме, в готовности обнять весь мир только потому, что сам он чувствует себя до краев переполненным счастьем, Дон Гуан совершает тягчайшее нравственное преступление: зовет статую убитого им Командора прийти к дому своей вдовы и стать у двери на часах, пока он, его убийца, будет наслаждаться ее ласками. Так вскрывается Пушкиным глубочайшая аморальность эгоистического донжуанства.
Пафос четвертой «маленькой трагедии» — «Пира во время чумы» — торжество человеческого духа над смертью. В песне Мери с исключительной силой выражена чистота и самоотверженность большого женского чувства. Гимн председателя пира — Вальсингама исполнен упоения борьбой, непреклонного мужества, смело бросающего вызов всему, что грозит человеку гибелью. Но перед лицом смертельной угрозы Вальсингам, как и Дон Гуан, становится на путь эгоистических, чувственных услад, особенно обостряемых близостью смерти. И в этой «маленькой трагедии» нет никакого морализирования. Вальсингам отклоняет традиционную (религиозную) стезю: не идет за священником. Но «глубокая задумчивость» председателя, которой завершается «Пир», особенно знаменательна.
Раскрывая характеры с исключительной широтой, разнообразием и углубленностью, которые так восхищали его в Шекспире, поэт еще больше конденсирует «узкую форму» трагедии классицизма. В этих тесных рамках он с захватывающим драматизмом и исключительной глубиной развертывает трагедию души, одержимой страстью, которая поднята на высоту идеи, и идеей, которая приобрела всю силу страсти. В дальнейшем становлении и развитии русского реализма «маленьким трагедиям» принадлежит выдающаяся роль. В них заключено основополагающее начало того проникновенного и бесстрашного анализа диалектики человеческой души, который составит одну из сильнейших сторон последующего русского реализма. Этот опыт затем освоили и развили в своих романах Толстой и особенно Достоевский.
Пушкину, пожалуй, как никому другому из русских писателей, была свойственна способность с исключительным художественным проникновением «описывать совершенно сторонний мир», говоря словами Белинского, «быть как у себя дома во многих и самых противоположных сферах жизни», рисовать природу и нравы даже никогда не виданных им стран. Каждая из «маленьких трагедий» отличается своей отчетливо выраженной национальной окраской. В то же время их объединяет «истинная национальность» Пушкина, который, изображая «сторонний мир», «глядит на него глазами своей национальной стихии».