"История человечества завершена"? Не дождётесь

НАШ ОТВЕТ ФУКУЯМЕ Кирилл Еськов(“История человечества завершена”? – Не дождётесь!)Все попытки как-то детализировать облик грядущего выглядят aposteriori смехотворными, если не жалкими. Борис СтругацкийНет, удивительно все-таки, как магия подкравшейся на мягких лапках круглой даты (“миллениум”, мля… не то элениум, не то линолеум…) воздействует на умы вполне вроде бы здравомыслящих людей, вроде вашего покорного слуги, понуждая их к поистине странным поступкам. Вот уж никогда бы не подумал, что сподвигнусь на печатное изложение своих взглядов на будущее человеческой цивилизации; эдакие, извиняюсь за выражение, “soziologische-futurologischen Uebungen”… “Дураки бывают разные. Нет, прошу не вставать с места, вас пока не вызывали! Я бывал дураком всех разновидностей, кроме одной…” – но на этом месте справедливость требует прервать цитату. Ибо отнюдь не кладоискательство (коим надумал заняться герой О’Генри), а именно прорицание будущего заслуженно числится крайним в ряду тех поприщ, где в качестве спецодежды потребен колпак с бубенчиками. Любого, кто отправится на ознакомительную экскурсию по маршруту незабвенного Луи Седлового, поразит не столько даже несуразность буквально всех картин (и набросков) Описываемого Будущего, сколько авторство некоторых из них. Менделеев, полагавший самой сложной технической проблемой следующего, двадцатого, века утилизацию огромного количества навоза (ведь поголовье лошадей, ясное дело, будет и дальше прирастать прежними темпами); Эйнштейн, заявивший, буквально за дюжину лет до Хиросимы, что до практического использования атомной энергии дело дойдет лет через сто – никак не раньше; Бернард Шоу, видевший политическую карту будущей Европы так: “Франция и Германия? Это устарелые географические названия… Под Германией вы, очевидно, подразумеваете ряд советских или почти советских республик, расположенных между Уральским хребтом и Северным морем. А то, что вы называете Францией – то есть, очевидно, правительство в Новом Тимгаде, – чересчур занято своими африканскими делами…”. Список этот при желании можно продолжать до бесконечности. И уж если в своих попытках предугадать будущее постоянно попадают пальцем в небо даже самые блестящие умы своего времени – на что тут рассчитывать дураку, вроде меня? Ну, прежде всего, дураку не стоит играть с умными на их поле и по их правилам – это дело заведомо дохлое; а вот учудивши что-нибудь свое, дурацкое, можно порою достичь весьма любопытных результатов… Помните, например, классический анекдот про пьяного, искавшего потерянный ключ от дома лишь под фонарями – поскольку “там светлее”? Если вдуматься, интуитивно избранная им стратегия поиска вовсе не так глупа, как кажется на первый взгляд: ведь в кромешной темноте, куда не достает свет фонарей, ключика-то все равно не найти, даже если он там и есть… Итак, давайте для начала, основываясь на печальном опыте предшественников, оконтурим зоны “неосвещенные” (где искать просто бесполезно) и “освещенные” (где результат – дело везения).^ ПОПЫТКИ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОГНОЗАПлох тот митрополит, что не был замполитом и плох тот замполит, что не митрополит. Е.ЛукинПриходится констатировать, что как наука, так и беллетристика продемонстрировали полнейшую неспособность предугадать сколь-нибудь существенные черты общественного устройства нашего века. Да, порою совпадают кое-какие детали – однако совпадения эти лишь оттеняют разительное несоответствие общих картин прогнозируемого и реального будущего. Помните изрядно нашумевшую в свое время, а ныне почти забытую антиутопию Кабакова “Невозвращенец”? Саперные лопатки и причисление авангардиста Шнитке к лику официозных классиков автор предугадать сумел, а вот по всем более серьезным пунктам прогноза – полный облом… Чем останется двадцатый век в учебниках истории? Прежде всего – это время реализации социалистической идеи в форме тоталитарных режимов. Тоталитаризм возникал многократно и независимо, на совершенно разной национальной и экономической основе – от высокоразвитого капитализма в Германии до чистого феодализма в Корее (т.е. ни о какой такой “трагической случайности”, прикатившей на нашу голову в пломбированном вагоне, и речи быть не может – существовал объективный общемировой тренд). Все эти режимы пережили бурный расцвет, а затем очень быстрый – по историческим меркам – крах. Так вот, ни первого (самогО возникновения тоталитаризма), ни второго (стремительности его крушения) предугадать не смог никто… Предвижу на этом месте возмущенный гомон: “А как же Замятин?! А Оруэлл?.. А…” А никак – всё это просто не имеет отношения к делу. Точнее говоря – имеет, но лишь в той части, что выходит за рамки конкретного социологического прогноза. И если история Цинцинната Ц. будет волновать людей, покуда существеут художественная литература, то Оруэлловскую агитку наверняка ждет такое же забвение, как и другой “бестселлер века” – “Что делать”: по прошествии трех десятков лет – когда вымрет поколение западноевропейцев, принужденное проходить “1984” в рамках школьной программы, – о “Великой Антиутопии” и не вспомнит никто, кроме библиографов… Впрочем, давайте по порядку. Вполне очевидно, что антиутопии двадцатых годов (вроде замятинской) только постфактум кажутся нам “романами-предостережениями”. На самом деле это была лишь затянувшаяся сверх всякой меры полемика с технократическими утопиями ушедшего, девятнадцатого, столетия. Ну какое, скажите, имеют отношение те автоматизированные, хирургически-стерильные миры холодного рацио (вроде того, которым повелевает Благодетель) ко всему этому сталинско-кимирсеновскому убожеству с крепостными-колхозниками и талонами на сапоги? Замятин и Хаксли продолжали свою – вполне виртуальную дискуссию с Уэллсом, никак не соотнося ее с общественными процессами вокруг себя; это никакой не упрек – они решали свои собственные задачи, и социологическое анатомирование реальных тоталитарных режимов in statu nascendi в список этих задач просто не входило. Лейтмотивом же следующей генерации антиутопий (от Оруэлла до Зиновьева и Войновича) стала абсолютная несокрушимость тоталитаризма. “Сапог, топчущий лицо человека – вечно”. Попытки же одолеть тоталитаризм при помощи “бога из машины” (как в “Часе Быка”) лишь усиливали ощущение безнадежности: “Да, ребята, это – навсегда…” Были тут, однако, и важные нюансы. “1984” впервые попался мне в руки в студенческие времена – в середине семидесятых; до обозначенного в нем срока оставалось меньше десятка лет, и было яснее ясного, что автор в своем прогнозе крупно промахнулся. Вообще, по моим воспоминаниям, роман впечатлял в основном барышень: камера № 101 и невозможность трахнуться без разрешения парткома – на них этот набор ужасов действовал безотказно. Скептикам же и прагматикам вроде меня было очевидно, что гомункулус по имени “Ангсоц”, заботливо выращенный Оруэллом в колбе западных стереотипов, – существо абсолютно нежизнеспособное; будучи ввергнут в грубую реальность, он сдохнет точно так же, как ужасные уэллсовские марсиане. Это ведь только западник может упустить из виду, что “телескрины” основополагающий элемент системы тотального контроля – будут бесперечь ломаться; и купить их за нефть на “загнивающем Западе” тоже нельзя – за отсутствием такового, вот ведь в чем ужас-то… Как будет работать в условиях социализма (хоть английского, хоть какого) служба “телеремонта”, объяснять, надеюсь, не надо: приедут на аварию, разломают стену – а потом поминай как звали. Конечно же, нормальный обыватель начнет отслюнять им на лапу, чтоб перегоревший телескрин в его квартире просто пометили в отчете как починенный; а поскольку запчастей для ремонта все равно нету, а отчитываться наверх надо – будут брать, к обоюдной пользе; ну, а народные умельцы из этой конторы станут за доступную плату подключать желающих к закрытым телескринным сетям для начальства, по которорым ночами крутят порнуху Малабарского производства (или где они там воюют). Дальше наверняка выяснится, что и те запчасти к телескринам, что есть, производят (для всех трех империй!) всё в том же Малабаре; никакой “войны” там, конечно, нет и в помине – зато есть посольства, резидентуры и прочие “загранучреждения”, всосавшие всех поголовно начальственных отпрысков. (Сюжетик: идейный… скажем так – чудак старой закалки подает начальству прожект усовершенствования телескринной сети, позволяющий сократить закупки импортной техники и сэкономить для Родины валюту; а у начальника есть племянник, он как раз и сидит в Малабаре на этих закупках… Товарищ Гельман, товарищ Липатов, ау-у!!) Иное дело – “Зияющие высоты” и продолжающая их серия Зиновьевских антиутопий. Это да, здесь вам не тут… Не скажу за “Фауста” Гете, но что “эта штука будет посильнее” (на порядок), чем всепланетно-разрекламированный ужастик английского социалиста – нет вопроса; более всесторонненей и исчерпывающей анатомии “реального тоталитаризма” мне не встречалось ни до, ни после. Стена, которую Зиновьев в своих книгах бесстрастно воздвиг на пути всей прежней мировой истории – дабы та “прекратила течение свое”, выглядела абсолютно несокрушимой; кладка ее были подогнана столь тщательно, без малейших зазоров, что даже не нуждалась в растворе; на совесть было построено чего там говорить… Самое же любопытное произошло, когда стена эта обвалилась прямо у нас на глазах – внезапно и вроде бы безо всяких видимых причин. Автор настолько разобиделся (на историю? на Гомеостатическое Мироздание?) за свое порушенное творение, что повел себя явно неадекватно: принялся предрекать, что это лишь маневр (вот погодите, скоро коммунизм станет круче прежнего!), сделался завсегдатаем всех коммунистических тусовок… Он ведь так убедительно обосновал, почему этот самый Ибанск, возглавляемый Заведующим – Заибаном, неминуемо станет “Светлым будущим” всего человечества – а тут такой облом… обидно, понимаешь! Ей-богу, создается впечатление, что сегодняшний Зиновьев отдал бы правую руку (а то и более важные части тела) за то, чтобы завтра поутру мы все проснулись под звуки советского гимна из радиоточки – лишь бы не признавать ошибочность своего суперубедительного прогноза… Итак: покуда тоталитаризм (как общественная модель) лишь складывался, его не замечали в упор; когда же он оформился во всей красе – стали считать его вечным. Но ведь то же самое – буквально с любыми социально-политическими ожиданиями! Ну, кто бы мог подумать, что именно Британия – живое воплощение максимы “Пусть рухнет мир, но свершится правосудие!” – окажется в авангарде строителей нового миропорядка, в коем все основы международного права похерены ради “прав человека”, трактуемых при этом весьма и весьма избирательно, по двойному стандарту. И дело вовсе не в закидонах конкретного социал-демократического правительства, которое сперва арестовывает легально въехавшего в страну иностранного сенатора, защищенного дипломатическим паспортом, а затем начинает интервенцию против европейского государства с международно признанными границами и законно избранным правительством, дабы поддержать мятеж тамошних сепаратистов. Важнее иное: 90 % англичан, вроде бы воспитанных не в пример нам, грешным – на Dura lex, sed lex и Pacta sunt servanda, полностью одобряют это беззаконие: а чё такого, ведь Пиночет и Милошевич плохие парни!.. Англия, пожелавшая жить не по закону, а по понятиям – что тут еще скажешь? (Это ведь именно НАТОвская агрессия против Югославии выдала российской власти крат-бланш на “окончательное решение чеченского вопроса”; и нынешнее возмущение Запада российскими действиями на Кавказе смотрится вполне анекдотично: “И эти люди запрещают мне ковыряться в носу!”) Или – чуть из иной области. В первой половине века мало кто сомневался, что если в будущем и сложится новый экономический центр цивилизации, сопоставимый с Западной Европой, США и СССР, то им станет Латинская Америка (эти ожидания отразил, например, Цвейг в книге “Бразилия – страна будущего”). Аргентина и другие ведущие державы континента и вправду развивались в те годы поистине фантастическими темпами. Ну, кто мог предвидеть, что после Второй мировой войны (от которой они объективно лишь выиграли), все они вдруг впадут в полувековую экономическую летаргию?.. Новый, “внеатлантический”, центр цивилизации (как нам теперь стало ясно) действительно возник, но совсем не там, где ожидалось: на Тихоокеанском побережье Азии. Именно восточноазиатские страны совершили блистательный рывок в двадцать первый век, и помешать этому не смогли никакие “объективные препятствия”: ни то, что Японии пришлось подниматься из радиоактивного пепла, ни чудовищные социально-экономические эксперименты, на долгие годы обескровившие Китай, ни затяжные гражданские войны почти по всему региону. Ладно, бог с ними, с глобальными прогнозами – но ничего путного, как выясняется, нельзя предвидеть даже в своей, сугубо профессиональной, области. Помните, у Стругацких в “Хромой судьбе” писатель Феликс Сорокин, хранящий в глубине письменного стола сокровенную Синюю Папку с главным своим романом, встречает Михаила Афанасьевича (реинкарнацию того самого); тот способен при помощи созданной им машины (вариант Мензуры Зоилии) предсказать грядущую судьбу любого художественного текста по некоему простенькому интегральному показателю, а именно: по цифрам “НКЧТ” наивероятнейшему количеству читателей текста. Михал Афанасьич-прим сперва отрицает свое тождество в таких вот словах: “…Как я могу быть им? Мертвые умирают навсегда, Феликс Александрович. Это так же верно, как то, что рукописи сгорают дотла. Сколько бы ОН ни утверждал обратное”, а затем открывает Сорокину самый ужасный, даже не приходивший тому в голову, вариант судьбы его рукописи: “…Проклятая машина может выбросить на свои экраны не семизначное признание моих, Сорокина, заслуг перед мировой культурой и не гордую одинокую троечку, свидетельствующую о том, что мировая культура еще не созрела, чтобы принять в свое лоно содержимое Синей Папки, а может выбросить машина на свои экраны крепенькие и кругленькие 90 тыс., означающие, что Синюю Папочку благополучно приняли, благополучно вставили в план и выскочила она из печатных машин, чтобы осесть на полках районных библиотек рядом с прочей макулатурой, не оставив по себе ни следов, ни памяти, похороненная не в почетном саркофаге письменного стола, а в покоробленных обложках из уцененного картона.” Ну, насчет того, что в нынешнюю, компьютерно-сетевую, эпоху рукописи таки да, категорически не горят (уж к добру или к худу – это отдельный вопрос), я долго распространяться не стану. (Замечу лишь, что по сию пору бережно храню – как памятник эпохи – компьютерную распечатку “Сказки о тройке”, сделанную аккурат в том же 1982 году, когда писалась “Хромая судьба”; так что о потенциальной неистребимости рукописей в принципе возможно было догадаться уже тогда.) Гораздо интереснее смотрятся по нынешнему времени “крепенькие и кругленькие 90 тыс.” Дело ведь не только в том, что канула в небытие “самая читающая в мире страна” с ее ни с чем не сообразными тиражами. Сама эта цифра – память о той прежней, трогательно-наивной, эпохе, когда понятия “бестселлер” (ведь исчисление НКЧТ – именно об этом) и “шедевр”, как ни странно, и вправду были связаны пусть и не стопроцентной, но вполне значимой корреляцией. Стругацким, воспитанным (как и всем мы, тогдашние) на Великой Русской Литературе, и в голову прийти не могло, что по прошествии буквально десятка лет Книга обратится в такой же точно товар, как сникерсы-памперсы и истребители-бомбардировщики СУ-27; что, вложив должные суммы в рекламу, можно “раскрутить” в бестселлер (с охрененным НКЧТ) всё, что угодно – хоть какой-нибудь “Корявый против Припадочного – 2”, хоть воспоминания Моники Левински о вкусе клинтоновых выделений… Кстати, любопытно: а кто из сколь-нибудь приличных российских писателей может в наши дни похвастаться 90-тысячной аудиторией? Ну, Пелевин, ну, может быть, Веллер… третий-то отыщется? Да, конечно, изредка случаются совпадения прогноза – и они по-своему любопытны. Вот, например, Войнович в сатирической антиутопии “Москва-2042” блистательно предугадал и вполне знаковую фигуру отца Звездония – генерал-майора религиозной службы в рясе с лампасами, и столь чаемую нынешними “государственниками” национальную идею: “Составные нашего пятиединства: народность, партийность, религиозность, бдительность и госбезопасность”. И ведь писано это было задолго до того, как коммунисты зачастили в церковь, не зная, какой рукой надо креститься (как тут недавно отлил в бронзе товарищ Лукашенко, получая из рук патриарха церковный орден: “Я – православный атеист!”; не, в натуре – Пелевин с Лукиным отдыхают…), а наша Трижды Краснознаменная, Орденов Ленина и Октябрьской Революции Патриархия, притомясь беспошлинной торговлей сигаретами и освящением бандитских иномарок, вовсю норовит уже устроиться в опустевшем было кресле Идеологического отдела ЦК КПСС… Так вот, рискну предположить: Войновичу удалось угадать именно потому, что он искренне пытался сконструировать не наивероятнейший (как Оруэлл и Зиновьев), а именно наиабсурднейший, как тогда казалось, вариант будущего: “Коммуняки в обнимку с попами, придет же в голову такой бред…” Итак, резюмируем: в сфере социального прогноза ловить, похоже, нечего. Голяк. Что бы вы ни напророчили – “Нэ так всё будэт, савсэм нэ так”. И, кстати, понятно почему, но об этом – чуть позже.^ ПОПЫТКИ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОГО ПРОГНОЗАВот скоро в зоологических музеях появятся удивительные животные, первые животные с Марса и Венеры. Да, конечно, мы будем глазеть на них и хлопать себя по бедрам, но ведь мы уже давно ждем этих животных, мы отлично подготовлены к их появлению. А. и Б. СтругацкиеЗдесь ситуация, похоже, та же, что и в предыдущем случае: совпадают отдельные детали (иногда весьма красочные), при полнейшей неадекватности общей картины. К тому же многое зависит от того, насколько мы склонны “мажорировать автору”; попросту говоря – подгонять решение задачи под уже известный ответ, закрывая глаза на различия между аналогиями и гомологиями. Можно, конечно, счесть, что Свифт, описывая возню лапутянских мудрецов с превращением льда в порох, предвосхитил и идею “холодного термояда”, и даже тщетность вот уже полувековых, весьма дорогостоящих, попыток осуществить управляемый термоядерный синтез однако согласитесь: такая интерпретация будет всё же излишне вольной… Давайте называть вещи своими именами: полет человека на Луну в пушечном ядре не более реален (с точки зрения физики), чем аналогичное путешествие Сирано де Бержерака на голубях – даже если пушку эту волею Жюль Верна установить именно на мысе Канаверал. Пресловутая машина лапутян – это, увы, никакой не компьютер, а тепловой луч уэллсовских марсиан и гиперболоид инженера Гарина – не лазеры (с тем же основанием “лазером” можно объявить и легендарные солнечные зеркала Архимеда, поджигавшие римские корабли). Самое интересное – что куча технологических новшеств, как выясняется, появилась “в железе” много раньше, чем соответствующие озарения фантастов. Мы отчего-то склонны забывать, что “Наутилус” (sic!) Фултона опередил “Наутилус” Жюля Верна на 65 лет. А угадайте, когда был впервые осуществлен запуск боевой ракеты с находящейся в подводном положении субмарины? В одна тысяча восемьсот тридцать седьмом году (кстати сказать, в России)… Нет, это не опечатка: именно “восемьсот”; вот-вот – “год смерти Пушкина”… Ясно, что ракета была не “Посейдоном”, а субмарина не “Трайдентом”, однако меня лично этот фактик впечатлил в свое время куда сильнее, нежели описания персидских ковров и мраморных статуй в подводных чертогах капитана Немо. Или взять, к примеру, мобильники; они ведь появились в карманах конкретных пацанов в малиновых пиджаках напрямую, минуя всякие свои книжные прообразы. Помните, как общались между собою герои романов о будущем? Правильно: посредством цветных, стереоскопически-стереофонических (а иной раз, помнится, даже воспроизводящих запах) – но всегда стационарных видеофонов; они установлены в каждой квартире и конторе, а если на улицах – то в особых кабинах. В принципе такие видеофоны можно было бы наделать хоть сейчас только это оказалось на хрен никому не нужно, а нужны простенькие и дешевенькие мобильники… При этом нельзя сказать, чтоб идея персональной мобильной связи вовсе никому не приходила в голову; конечно, приходила но как! Вот, к примеру, “Жук в муравейнике”: кульминация секретной операции, судьба мира на волоске, и разбегающиеся спасать планету руководители спецслужбы уговариваются: “Связь через браслет!”; по контексту ясно, что такой сорт связи у них там, в 22-ом веке, даже эта категория работников практикует не каждый день… Кстати, раз уж к слову пришлось: помните, сколько времени требовалось крутому чекисту Каммереру на получение справки по сети Большого Всепланетного Информатория? Два часа! Скажите-ка это школьнику, лазящему по Интернету – он обхохочется… Спорить на тему “является ли гиперболоид предтечей лазера” можно до хрипоты, и никто никому ничего не докажет; меня лично список “предвидений” Жюля Верна и иже с ним убеждает ничуть не более, чем “современные прочтения” Нострадамуса, который якобы предрек не только Гитлера, но и Саддама Хуссейна. (Если уж на то пошлО, у барона Мюнхгаузена есть”предвидения” и покруче жюльверновских: совершенно ясно, что олень с вишневым деревцем между рогов – продукт генной инженерии, а бешеная шуба результат неосторожных экспериментов с фоссилизированной ДНК…) Так что более продуктивный путь – посмотреть, что из предсказанного определенно не сбылось. Ну, что мы не овладели нуль-транспортировкой и антигравитацией, не создали машину времени, не встретились с инопланетным разумом, понятно да этого, честно-то говоря, никто особо и не ожидал; роботами пока никами и не пахнет – да и хрен бы с ними; ядерной войны – тьфу-тьфу! – вроде тоже не предвидится (хотя многие лица продолжают по инерции разрабатывать эту изрядно оскудевшую золотую жилу). Но вот если бы в середине шестидесятых кто-нибудь заикнулся, что новое тысячелетие люди встретят так и не ступив на поверхность Марса – его наверняка подняли бы на смех. Тезис “Человечество вступило в космическую фазу своего развития” стоял в те годы в одном ряду с “Волга впадает в Каспийское море” (или – “Коммунизм светлое будущее всего человечества”). Увы! Многострадальная станция “Мир”, которую не сегодня-завтра затопят в океане, похоже, станет своеобразным надгробным памятником “космической эре” – в тогдашнем ее понимании. Это вовсе не означает умирания космонавтики – наоборот! Несомненно, будет и впредь развиваться система спутников связи; возможно даже, придется раскошелиться на глобальную систему для уничтожения угрожающих Земле астероидов с элементами космического базирования. Есть и любопытнейшие энергетические проекты – вроде превращения Луны в грандиозную солнечную батарею или добычи гелия-3 в атмосфере Больших планет (где его как грязи) для нужд будущей, экологически чистой, термоядерной энергетики; степень безумия этих проектов как раз та, что бывает необходимой для успеха. Однако всё это, очевидно, не имеет ни малейшего отношения к цветущим на Марсе яблоням, следам на пыльных тропинках далеких планет и Великому Кольцу (вкупе со Звездными Войнами). Эпоха, которая открывает новое тысячелетие, оказалась вовсе не “космической”, а скорее уж “компьютерной”. (Напомню, что отважные капитаны межзвездных крейсеров, каперов и прочих клиперов обыкновенно рассчитывали свой курс – “А-ат Земли до Беты…” – чуть ли не на логарифмических линейках.) Весьма поучительна в этом плане история войн. Первой Мировой войне действительно предшествовал невиданный в истории рывок в сфере военной техники, когда буквально за полтора десятилетия появились пулеметы, дальнобойная артиллерия, танки, авиация и – отравляющие газы. Последние, не сыграв практически никакой роли в боевых действиях (0,3% всех потерь), оказали столь сильное воздействие на умы публики, что стали своеобразным “фирменным знаком” Первой Империалистической. Неудивительно, что дальнейшее развитие военной техники мыслилось именно по пути создания оружия массового поражения: “солнечный газ” у Булгакова, гиперболоид у Толстого (впрочем, отравляющими газами Гарин тоже не пренебрегал), всяческие Лучи Смерти и бактериологическая война – “в ассортименте”; Набоков, помнится, даже додумался до чего-то вроде “тектонического оружия”. Однако следующая, Вторая Мировая, война велась всё теми же старыми добрыми пулеметами, танками и самолетами, что и Первая, а единственное принципиальное новшество (баллистические ракеты) опять-таки никакой военной роли не сыграло – чисто психологическую. После появления ядерного оружия сценарии будущей войны не отличались разнообразиием. Помните, что следует делать военнослужащему при ядерном ударе? …Не, “накрываться белой простыней и ползти по направлению к кладбищу” – это всяким штафиркам, а бойцу надлежит твердо держать автомат Калашникова на вытянутых руках, дабы расплавленная сталь не закапала казенные сапоги… Однако осознание того, что “в ядерной войне плоды победы будут иметь вкус пепла” мало-помалу достучалось даже до медных лбов носителей медных щитов. В итоге тогдашняя военная доктрина (она так прямо и называлась – “Доктрина гарантированного взаимоуничтожения”) сделала то, что оказалось не под силу пацифистам всех времен и народов: “настоящую” войну заменила война “холодная”, т.е. гонка вооружений и соревнование военных технологий. В Европу будто бы пришли благословенные времена китайской династии Мин, когда полководцы, выстроив войска для битвы, встречались тет-а-тет и разыгрывали грядущее сражение в режиме шахматной партии – после чего один честно признавал себя побежденным, и солдаты расходились по домам; или – правила”бесконтактных” поединков на соревнованиях по каратэ, когда удар не наносится, а лишь “обозначается”. Эта ситуация “бесконтактного боя” оказалась столь непривычной, что бльшинство моих соотечественников, похоже, так до сих пор и не осознало элементарного факта: Третья Мировая война – была. В этой войне Советский Союз больше сорока лет в одиночку сражался против всего остального мира, и в конце концов, израсходовав свои ресурсы, капитулировал. (Германию с Японией, напомню, в аналогичной ситуации уделали вдребезги и напополам не за сорок, а всего за пять лет.) По условиям этой капитуляции мы лишились не только всех колоний, но и заметной части исконной территории (“Беловежские соглашения”), привели свою армию в небоеспособное состояние (так, что та уже который год не может совладать с кучкой кавказских бандитов), выплатили огромные репарации (пресловутые 180 миллиардов, осевшие в заграничных банках на благо тамошней экономике, – это еще сущий пустяк по сравнению с реальной ценою тех мозгов и рук, что утекли от нас на Запад)… Интересно, а как бы вы, ребята, хотели – проигравши Мировую войну? Итак, после появления оружия массового поражения вот уж почти сто лет как ожидают, что следующая война непременно будет вестись с его применением, и постоянно промахиваются: Вторая Мировая война опять велась обычными вооружениями, Третья мировая оказалась “холодной”, а Югославская кампания, похоже, открывает эпоху “виртуальных войн” (когда реальные боевые действия просто не имеют значения – важно лишь, что попадет на мониторы CNN). И это – типичная судьба технологических прогнозов, ибо они обычно являют собою линейную экстраполяцию: если вчера в мире существовала одна-единственная сепулька на тригенных куаторах с обратной связью, а сегодня их уже десять, то завра их – ясный пень! – будет сто, а послезавтра – десять тысяч… Именно такова была основа пресловутого Менделеевского прогноза – ну, насчет мира, заваленного по колено лошадиным навозом. Именно так строились апокалиптические прогнозы семидесятых, предрекавшие к концу века гибель человечества от загрязнения окружающей среды, и восьмидесятых сулившие сотни тысяч и миллионы больных СПИДом. (Заметим, что в отличие от шутника-Менделеева организаторы этих последних PR-компаний весьма неплохо погрели руки на раздутой ими алармистской истерии – вроде как компьютерщики на “Проблеме 2000”.) Именно поэтому я никогда не воспринимал всерьез всех этих многомудрых “расчетов” – к какому именно году на Земле иссякнет нефть, а к какому титан с ванадием (стоит, например, открыть источник по-настоящему дешевой энергии в виде термояда – и проблема нефти будет решена раз и навсегда: можно будет разрабатывать совершенно неисчерпаемые запасы нефтяных песков, эксплуатация которых пока просто нерентабельна по энергетике). Или взять, например, весьма популярную в определенных кругах концепцию “Золотого миллиарда”, согласно которой развитые страны будут потреблять чем дальше, тем бОльшую долю мировых ресурсов, грабя остальное человечество. Это ведь просто те же самые грабли, на которые уже некогда наступили марксисты в своих рассуждениях о “перманентном обнищании пролетариата по мере развития капитализма”; даже если не брать в расчет возможность введения в оборот принципиально новых ресурсов (вроде упоминавшегося выше гелия-3 из космоса), окажется, что удельная энергоемкость национального продукта в развитых странах уже начала снижаться (благодаря информационным технологиям), и это, надо полагать, лишь начало… А едва написав сии слова, я невольно поёжился – ибо они, в свой черед, являются линейной экстраполяцией; куда ж от нее денешься… Впрочем, может плох не сам принцип, а лишь его реализация? Если, например, исходный график строить не по двум точкам (одна – настоящее, а вторая “прошлое”, как в упомянутых примерах), а по более представительному их числу – вдруг да и вырисуется что путное? Иными словами: давайте попытаемся пристроиться к некому по-настоящему долговременному тренду если, конечно, такие тренды в истории цивилизации вообще существуют. Прогресс это будет, или наооборот, деградация от Золотого века – нам без разницы, была бы лишь некая временнАя анизотропность…^ ИСТОРИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА КАК ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИХ РЕВОЛЮЦИЙ”Романтика, прощай навек! С резною костью ты ушла, Сказал пещерный человек, И бьет теперь кремнем стрела. Бог плясок больше не в чести. Увы, романтика! Прости!” Р.КиплингКогда дело доходит до поиска неких объективных векторов в развитии человеческой цивилизации, технический прогресс попадает в поле зрения с неизбежностью. Действительно, спорить о том, что “выше”: наскальные рисунки из Альтамиры, фрески Сикейроса или мозаичное панно “Навеки вместе!” со станции метро Киевская-кольцевая – занятие очевидно-бессмысленное; все философские системы, по большому счету, придуманы в античности, а степень изысканности той космогонии, что создана австралийскими аборигенами (по сию пору пребывающими в мезолите) мы смогли оценить лишь сейчас… Иное дело техника: положил рядышком каменный топор, рыцарский доспех и снайперскую винтовку с лазерным прицелом – и нет вопроса, куда глядит вектор. Если не затевать тут постмодернистского флейма а-ля Клоп-Говорун (“С постмодернистами дискутировать не желаю,” – как сказал бы на этом месте грубый Корнеев), то историю человечества вполне правомочно рассматривать как последовательность технологических революций. Напомню кстати, что и само возникновение человека как биологического вида может считаться одной из таких революций: Homo habilis (“Человек умелый”) анатомически ничем не отличался от современных ему видов грацильных австралопитеков – только лишь способностью изготавливать каменные орудия. Правда, сразу возникает вопрос: какие из технологических новаций тянут на гордое имя Революции, а какие – “рылом не вышли”. Использование огня революция? – ясно, революция, и еще какая! Колесо? – нет вопроса! Лук, первое дистанционное оружие? – а как же! А мореплавание?.. А порох?.. А антибиотики?.. А… Мне как-то попалось в руки исследование, где оных “революций” выделяли больше 30 штук! Ясно, что при подобном подходе можно было бы навыделять и 130 – все равно это чистейшей воды субъективизм; ну как, скажите, оценить на унифицированной шкале реальное значение для цивилизации лазера, горизонтального ткацкого станка и лучка для добывания огня? Так что давайте попробуем подойти с другого конца: сперва выделим те исторические этапы, когда революционно, скачком, менялось качество жизни людей – и уже затем соотнесем эти социологические и экономические изменения с определенными технологиями. Таких крупнейших социально-экономических скачков обычно выделяют три. Первый – неолитическая революция, ознаменовавшая собою переход от присваивающего типа хозяйства к производящему (от охоты и собирательства к земледелию и скотоводству). С этого времени призрак голодной смерти если и приближался к людским поселениям, то лишь эпизодически; что касается такого интегрального показателя качества жизни, как ее средняя продолжительность, то, как считается, именно в это время она выросла с двадцати с небольшим до сорока лет (без учета детской смертности)1. Второй качественный скачок -индустриальная революция Нового времени. Третий – идущий на наших глазах в развитых странах переход к постиндустриальному обществу2. Хорошее число – три!.. Если спросить старшеклассника – из каких несводимых друг к другу субстанций состоит окружающий нас материальный мир, то оный старшеклассник должен, по идее, без запинки ответить: “Из вещества, энергии и информации”. Давайте рассмотрим под этим углом зрения три перечисленные выше революции. Неолитическая революция – это революция “по веществу”: появление отсутствующих в природе веществ – несамородные металлы, керамика, стекло, ткани; собственно, с той поры за всю историю открыт всего один принципиально новый класс веществ – пластики. Сюда же без особой натяжки можно причислить и отсутствующих в природе существ – домашние животные и сельскохозяйственные растения (в том числе пекарские дрожжи). Индустриальная революция Нового времени – революция “по энергии”: реализовано “запрещенное” для природных процессов превращение тепловой энергии в механическую (паровая машина) и использование ассимилированной энергии экосистем прошлого (сжигание ископаемого топлива). Нынешнюю же технологическую революцию все так и называют – “информационная”. Ее принято связывать с появлением компьютеров (считая его за исходный толчок, аналогичный изобретению регулятора Уатта в предыдущей, “энергетической”, революции); однако ничуть не менее важны и биотехнологии – вроде генной инженерии или клонирования, основанные на управлении наследственной информацией. (Символично, что научные основы этих технологий кибернетика с одной стороны и дешифровка генетического кода с другой были заложены практически одновременно, в пятидесятых годах.) Разумеется, предлагаемая модель: “Неолит – вещество, Новое время энергия, современность – информация” весьма упрощает реальность: как в ее рамках оцнивать, например, овладение огнем? По идее, оно должно бы “проходить по департаменту” энергетической революции, но ведь это произошло задолго до неолита… Тут, однако, следует возразить, что огонь – явление природное, а потому “приручение” его, при всей важности этого процесса, революцией в строгом смысле не является: мы ведь связываем понятие революции именно с открытием веществ и процессов, принципиально отсутствующих в природе (говоря выше о домашних животных и растениях как об элементе неолитической революции, мы подразумеваем не саму доместикацию, а именно выведение культурных пород и сортов, которые неспособны существовать самостоятельно, в природных экосистемах). Опять-таки – энергетическая революция вовсе не отменяет создания новых классов веществ (пластики), а информационная – новых источников энергии (термояд). Речь идет лишь о том, что в индустриальном обществе целью ставится увеличение производства энергии (помните диаграммы Римского клуба по среднедушевому энергопотреблению?), а в постиндустриальном акцент перенесен на оптимизацию управления имеющимися энергоресурсами; это уже привело к уменьшению