Согласно общепринятой эволюции род Homo появился в начале четвертичного периода в нескольких разнообразных формах гоминид, возможно следовавших одна за другой, хотя, может быть, иногда сосуществовавших. Подобно своему предполагаемому предку – австралопитеку гоминиды были крупными хищниками, не чуждыми каннибализма, и, следовательно, в биоценозах занимали верхнюю экологическую нишу. К концу последнего оледенения все ветви этого рода вымерли, за исключением только одного вида – Homo sapiens, т.е. современного человека. Однако последний распространился по всей суше планеты, затем, в исторический период, освоил поверхность гидросферы и произвел на Земле такие изменения, что ныне ландшафтную оболочку Земли справедливо называют антропогенной. За исключением полярных льдов, нет области, где не было бы археологических памятников каменного или железного веков. Мы находим палеолитические стоянки в пустынях и джунглях, неолитические – в тундре и тайге. Это указывает на былую заселенность регионов, позже оставленных человеком и вновь осваиваемых ныне с применением машинной техники. Конечно, за истекшие 17-20 тысячелетий климатические условия в разных районах менялись, но остается фактом, что вид Homo sapiens, в отличие от других видов позвоночных, не ограничился определенным ареалом, а сумел приспособиться к разнообразным природным условиям, что по праву савит его на особое место в экологии позвоночных.
Адаптация шла по двум направлениям: 1) человек приспосабливался к новым природным условиям, менял свой способ хозяйства и, следовательно, вырабатывал новый стереотип поведения; 2) человек приспосабливал природу для себя, создавая вторичные, антропогенные геобиоценозы, согласно отработанному стереотипу поведения. В естественных условиях оба процесса переплетаются, но для целей анализа их целесообразно рассматривать порознь.
Многие сторонники эволюционной теории, включая Ч. Дарвина, считают, что современный человек продолжает подвергаться такому же естественному отбору, который прежде действовал на его предков 1; другие сомневаются в этом, приводя следующие основания: “Постепенное ослабление борьбы за существование неминуемо вело к выходу человека из состава биоценоза. Этот медленно протекавший процесс привел к тому, что естественный отбор для сначала ослабел, а затем совсем прекратился… Но отсутствие естественного отбора было равносильно прекращению действия одного из факторов эволюции… и биологическая эволюция человека должна была остановиться. Это произошло около 50 000 лет назад, когда оформился кроманьонец”2 .
Не придет ли на смену Homo sapiens какой-то “сверхчеловек”, во всех отношениях отличающийся от современного? Не возникнут ли какие-то новые формы человеческого существования, соединенного с биокибернетическими устройствами, – своеобразные “биокиборги”? Не вступит ли человечество в новую стадию своей эволюции, на которой человек будет создаваться в значительной мере искусственно – как “фабрикуемый” с помощью генной инженерии и биокибернетики “сверхчеловек”, обладающий экстрасенсорными и экстра интеллектуальными качествами? Эти и другие вопросы не являются надуманными, и к подобным предположениям и проектам обращаются не только фантасты, но порой и серьезные ученые. Научные прогнозы о человеке будущего сопровождаются зачастую разного рода утопиями, которые апеллируют к науке и пытаются опереться на экстраполяции, исходящие из ее современных достижений, обращая их в будущее.
Логика многих современных биологических исследований приводит науку к весьма сложным и деликатным человеческим проблемам, для которых, по крайней мере сегодня, трудно найти какое-либо однозначное решение. С другой стороны, появляются тенденции такой интерпретации новых проблем, относящихся к биологии и генетике человека, которая требует основательной критики, вследствие явной опасности для человечества, его будущего.
Речь идет прежде всего о всякого рода проектах радикальной перестройки природы человека, в частности его генетики, о таком вмешательстве в функционирование мозга и психики человека, которое привело бы, в сущности, к возникновению “нового вида”, существенно отличающегося от вида Homo sapiens, к созданию “сверхчеловека”, наделенного “сверхмозгом” и необычайными умственными и психическими способностями, которыми обладают только гении и всякого рода “экстрасенсы”. Необходима ли такая перестройка, диктуется ли она реальными потребностями человека и к каким последствиям для рода человеческого она может привести? Вот вопросы, которые здесь неизбежно возникают. Вместе с тем они являются следствием и более общих актуальных для современного человечества проблем адаптации его к условиям существования, изменяющимся под влиянием научно-технической революции и вызванных ею факторов.
Крупные сдвиги в экономике и повседневной жизни людей, происшедшие за последние десятилетия, настоятельно ставят вопрос о влиянии изменений условий жизни на биологические и психические особенности человека. Социальное развитие по отношению к биологии человека не всегда и не во всем приводит к благоприятным результатам. Обсуждение и учет негативных последствий воздействия некоторых социальных факторов на человеческий организм – одна из важнейших проблем современной науки. Поэтому весьма актуальной становится в этих условиях проблема адаптации человека к окружающей среде.
Биологическая адаптация человека понимается в настоящее время предельно широко и не сводится только к сохранению биологического гомеостаза, т.е. к достижению устойчивого равновесия и само регуляции живого организма в изменяющихся условиях среды. существуют также и активные формы поддержания гомеостаза через специфически человеческую деятельность – социальную и техническую. В итоге оказывается, что для человека адаптация охватывает широкий круг факторов биологического и социального характера, причем последние подчиняют себе во многих случаях первые. Это ставит большие задачи и проблемы не только перед биологией человека, но и перед социологией, психологией и педагогикой, теорией нравственного воспитания и научной организации труда.
Человек будущего, безусловно, необычайно расширит свои адаптационные возможности с помощью самых разнообразных средств, включая фармакологию и психотерапию, и это даст ему возможность полноценно и без ущерба для здоровья действовать в самых сложных, подчас экстремальных .условиях. Уже сегодня получены серьезные данные, которые свидетельствуют о новых, неизвестных ранее резервах биологической природы человека и его психофизиологических возможностях. “Биологическое оснащение” человека ярко обнаруживает свою универсальность. Человек как “венец природы” должен высвободить и новые резервы своей биологической природы, направляя их по пути гармонизации с социальными, психическими и нравственными силами, которые он пока еще не научился прочно удерживать в гомеостатическом состоянии.
В настоящее время разрабатываются разнообразные методы, с помощью которых можно было бы бороться с болезнетворным эффектом так называемых стрессовых состояний, а также всякого рода психических аномалий, возникающих в экстремальных условиях эмоциональной напряженности, и добиваться достижения требуемого гомеостатического равновесия. Однако это – в основном дело будущего, Науке предстоит разгадать еще немало таинственных свойств биологической природы человека. И самая большая загадка – это человеческий мозг, психика как комплекс сознания и инстинктов, человеческий интеллект. Поиски в этой сфере дадут, по-видимому, самые впечатляющие научные результаты в будущем.
Многие ученые, признавая допустимость искусственного влияния на работу мозга (химические стимуляторы, электрические воздействия и т.п.), выражают серьезные опасения по поводу тех отрицательных последствий, которые могут возникнуть в этой связи, и озабочены тем, как их следует избежать. По мнению П. К. Анохина, “если когда-то состоятся попытки сделать интеллектуальные способности продуктом химических и обучающих лабораторий, то вполне может случиться так, что при последующем развитии науки с более высокого ее уровня мы увидим, что внесли в мозг человека необратимые изменения, которые, к несчастью, уже нельзя будет устранить”3.
Поэтому, очевидно, задача заключается в том, чтобы для повышения активности интеллекта эффективнее использовать уже имеющиеся ресурсы мозга, которые пока заключены в его неведомых тайниках. Говоря же о будущем совершенствовании деятельности человеческого мозга, следует иметь в виду, что наука еще не дала ответа на вопрос о том, не появятся ли новые резервы и ресурсы мозга в ходе естественной эволюции определенных его участков.
Сейчас трудно более или менее точно сказать, в каком направлении и, главное, какими методами будет осуществляться это развитие. По-видимому, это будет не какой-то один метод – естественный или искусственный, – а метод комплексный, с помощью которого, как считают многие ученые, мы, быть может, сумеем способствовать обратному воздействию разума на его собственную материальную основу – физиологию мозга. Такое “обратное воздействие разума” мы видим, в частности, и в тех новых направлениях и формах соединения нейрофизио-логических исследований с техническими и даже поведенческими науками, которые дают в последние десятилетия био-кибернетика и эргономика, научная программа, предусматривающая создание “искусственного интеллекта”, и развитие психологии. Все эти новые направления открывают новые возможности и резервы развития человека.
Выдающийся ученый Б. Л. Астауров поистине пророчески сказал: “Надо желать и верить; что по мере того, как человек будет все более рщионально вмешиваться в свое окружение и создавать для себя все более совершенную среду жизни, и по мере того, как он начнет находить все более гуманные и эффективные пути совершенствования своей наследственности, порождения зла и тьмы будут отступать перед духами добра и света. Следует надеяться, что в результате этого процесса как будущая среда всего человечества, так и будущая его наследственность сольются в гармонию и станут в конце концов такими, какие нужны для того, чтобы создать подлинно мудрого и гуманного Человека с большой буквы.
Вспомним И. Канта, который писал, что “только человек как мыслящее существо, своим разумом сам определяющий себе свои цели, может быть идеалом красоты, пределом совершенства. О человеке… как моральном существе уже нельзя спрашивать, для чего он существует. Его существование имеет в себе самом высшую цель, которой, насколько это в его силах, он может подчинить всю природу…”4. Однако эта спокойная и истинно философская констатация не дается ведь сразу, и каждый мыслящий человек ищет свой ответ на вопрос о смысле человеческой жизни как своей жизни и уж затем – родовой. Поиски эти могут быть до предела эмоционально насыщенными, мучительными, окрашиваться зачастую в трагические тона, как это было, в частности, в русской истории, где философствование принимало весьма своеобразные формы, например у того же Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского и др.
Эту связь вопроса о смысле человеческой жизни с проблемой долголетия, смерти и бессмертия человеке можно проследить через всю историю философии и науки, и ее хорошо выразил уже Сенека, сказавший, что важно не то, долго ли, а правльно ли ты прожил. Всякая жизнь, хорошо прожитая, есть долгая жизнь, отмечал и Леонардо да Винчи. Эту же мысль почеркивад и М. Монтень, говоря, что мера жизни не в ее длительности, а в том, как вы ее использовали. Само собой ясно, что мера жизни определяется здесь ее человеческой, то есть социально-личностной и нравственной формой. И именно она может служить исходным пунктом решении сложных проблем, относяыдхся в том числе к проектам увеличения продолжительности человеческой жизни.
Сложность этих проблем достигает своих предельных форм именно потому, что в биологическом смысле индивид всегда в некотором отношении лишь средство для вида в целом, поскольку именно через приспособительную жизнедеятельность индивида, завершающуюся воспроизведением потомстве и смертью, вид обеспечивает свое сущесгвование как определенной формы жизнии, длящейся в иных, чем дпя индивида, временных измерениях. Но если в биологическом смысле природа становится “равнодушной”, “теряет интерес” к индивиду после завершения им репродуктивного возраста, то для человеческого индивида, ставшего личностью, уже не природа, в общество определяет меру и ценность его жизни. И как раз три, где отступается при-рода, возрастает интерес общества, так как развитие личности отдельного человека – цель и средство существования и развитии человечества – и как вида Homo sapiens, и как социальной общности, носителя разума и культуры на Земле.
Все это имеет прямое отношение к проблеме продолжительности челоовеческой жизни, старения и смерти индивида и личности. Проблема эта волнует человеческую мысль, наверное, с момента ее зарождения, и она остается одной из самых больших загадок по сей день, продолжая возбуждать разум и эмоции человека. Существует огромная библиография работ (свыше 60 тысяч), посвященная разным аспектам (биологическим, демо-графическим, геронтологическим, психологическим и др.) проблемы жизни, старения и смерти человека в их взаимосвязи и взаимообусловленности. Когда мы обращаемся к вопросу о продолжительности человеческой жизни, обсуждаем и оцениваем саму возможность ее продления, встает фундаментальной важности вопрос – какое время мы имеем в виду и соответственно что мы хотим продлить: то ли биологическое время индивида, то ли социально-личностное время, которое при всей своей объективности так субъективно и измеряется факторами принципиально иными, порой чрезвычайно сильно окрашенными эмоционально, психологически, нравственно. Вспомним поэтическое восклицание А. Ахматовой: “…как нам быть с тем ужасом, который был бегом времени когда-то наречен?”
Продление человеческой жизни может ставиться как некоторая научная и социально осознанная цель, и тогда возникает вопрос: для чего это необходимо личности и обществу? Но такой вопрос может и не возникать, если сама жизнь принимается как абсолютная и самодостаточная ценность. Наконец, он может стихийно “решаться” в ходе исторического процесса, выражающегося, в частности, в эволюции продолжительности жизни.
Так, согласно многим демографическим данным, эволюция продолжительности человеческой жизни происходила на протяжении истории человечества и происходит в наши дни, причем речь идет не о “чисто” биологическом времени, обусловленном генетически (такого никогда не бывает у человека как личности, испытывающей домцнирующее влияние социальных фактов) но именно о социальной продолжительности жизни, где условия жизни и среда играют определяющую роль, существенно видоизменяя действие биологических факторов. Разумеется, приводимые данные не всегда точны и они нь совпщают зачастую у разных исследователей. Однако они достаточно полно выражают общие закономерности и тенденции, а также их конкретную реализацию в современных развитых (социалистических и капиталистических) и развивающихся странах. Учет этих последних факторов, разных в разных социально-экономических системах, позволяет и сам процесс социального старения человека подразделить на нормальное, когда оно происходит естественно, по мере расходования резервов человеческого организма, и патологическое, при котором наблюдается негативное воздействие социальных факторов, детерминирующих естественно протекающие процессы старения. Поэтому первой и основной зщачей является свести до минимума причины, приводящие к патологическому социальному старению, и эта задача совпадает с более общими социальными задачами по такому переустройству общества, которое обеспечивало бы человеку нормальные человеческие условия существования, включая медицинское обслуживание. Право на здоровье является поэтому в социальном плане исходным и в утверждении права на жизнь – тем более долгую, чем более эффективно реализуются все биологические резервы человека и сводится до минимума патологическое действие факторов раннего социального старения.
Что касается этой стороны вопроса, в общем-то основного, главного в современных условиях, то здесь ценностный, гуманистический подход совпадает с социальным. И с чисто гуманистической точки зрения, согласно которой ценность длительной человеческой жизни является самоочевидной, самодостаточной, и с социальной, учитывающей ее общественную значимость, возрастающую ценность для общества сохранения развитой человеческой индивидуальности, обогащенной знаниямц, опытом, увеличение нормальной социальной продолжительностц жизни за счет ограничения и полного вытеснения в будущем паталогического социального старения является прогрессивным процессом как в отношении отдельных личностей, так и человеческого общества в целом.
Существенный вклад в разработку проблемы внес замечательный русский ученый И. И. Мечников, причем особенностью его исследований является как раз стремление обнаружить связь биологического и социального, гуманистического подходов с общефилософской постановкой вопроса о смысле жизни. Это отчетливо прослеживается в “Этюдах о природе человека”, а в особенности в “Этюдах оптимизма”, где тема продолжительности и смысла человеческой жизни, ст”рения и смерти человека хотя и разрабатывалась И. И. Мечниковым в широком историческом диапазоне, но он во многих случаях оказывался лишь фоном дпя обоснования научно-биологического подхода к проблеме, хотя последний и привел к становлению геронтологии как науки. Более того, по его мнению, “изучение человеческой природы позволяет определить истинную цель нашего существования, так же точно разъясняет оно и значение истинной культуры и истинного прогресса”5.
По крайней мере в отношении современности и ближайшей перспективы в основном утверждается идея о необходимости и возможности достижения с помощью разнообразных научных методов максимума видовой (биологической) продолжительности жизни человека (она определяется рядом ученых до 150 лет). На это направлены сейчас главные усилия ученых, хотя ясно обозначаются уже и другие, более сложно дифференцированные цели и задачи. Говорится даже о том, что мы стоим на пороге новой эры, когда медицина превратит Homo sapiens в Ноmо 1оngevus – сверхдолгожителей, когда мужчины и женщины в зрелые годы полностью сохранят и умственную и физическую бодрость. А если это так, то нам придется взглянуть на жизнь совсем иными глазами.
Что здесь надо иметь в виду в первую очередь? Мне представляется, такое видение жизни, которое исходило бы именно из реальных гуманистических установок сознания и поведения человека, четкого определения смысла того, для чего человеку надо жить дольше, чем это обусловлено нормальными возрастными параметрами, соответствующими индивидуальным особенностям личности и потребностям общества.
Любопытные в этом плане мысли попытались объединить в некоторый закон более долгой жизни С. Норкот Паркинсон и Герман Ле Конт, которые при всех достойных самой резкой критики биопогизаторских и мальтузианских односторонностях своей концепции высказывают в общем-то весьма рациональную идею: существует много средств продпения жизни, но следует помнить, что вопрос жить или умереть во многом зависит от состояния ума. Мы умираем, по крайней мере отчасти, потому что прожили достаточно долго, мы живем потому, что надо что-то сделать.
Сегодня, когда перед наукой ставится цель продления человеческой жизни, сами цели ее определяются, как правило, весьма разноречиво, и столь же различными оказываются временные параметры, которые почти никогда не ставятся в зависимость от социально-этических и гуманистических факторов.
Поэтому-то говорится, например, о возможности в будущем увеличить видовую продолжительность человеческой жизни до 1000 и более лет, а иногда и до… бесконечности. Речь идет в данном случае не просто о какой-то футурологической эйфории, но и о прогностических высказьваниях ряда учюных-специалистов. Существует международнм ассоциация по проблеме “Искусственное увеличение видовой продолжительности жизни людей”, которая исходит из того, чго возможно и необходимо продпить жизнь человека на сотни лет. По мнению ряда ученых, человек достигнет бессмертия уже к… концу ХХI века.
Как все это представляется, однако, в социально-этическом и нравственно-гуманистическом плане? Будет ли человечество всегда стремиться к максимально продолжительной длительности индивидуальной жизни и тем более бессмертию, либо же оно найдет другие решения, когда его социально-этическое и нравственно-гуманистическое сознание изменит само понимание смысла человеческой жизни до такой степени, что личность не будет отделить себя от человечества и его потребности и интересы окажутся наивысшими для нее.
Трудно сказать, как наука будет решать проблемы увеличения видовой продолжительности жизии людей в будущем, хотя ясно одно, что путь к такому решению предполагает комплексное применение различных методов, учитывающих сложные взаимодействия в организме человека как целостной системы. Еще труднее сказать сегодня, какими конкретными временными параметрами будет определяться индивидуальная биологическая жизнь личности, да и нужно ли пытаться это делать за тех, кто придет, за нами и вместо нас: ведь они, конечно, будут и разумнее и гуманнее нас. Уже сейчас появилось много работ, в которых показывается, что главное и решающее у личности – уровень функционирования ее интеллекта, достигнутый к зрелому возрасту, может быть сохранен до глубокой старости, Поэтому основная задача заключается, видимо, в том, чтобы рациональнее использовать этот бесценный дар в максимальной степени, не выдвигая пока что таких целей, достижение которых неизвестно чем закончится ды человечества и отдельной личности. Не ясно ведь, как вообще отразится на них в социальном, психологическом и нравственно-этическом планах сама перспектива выхода жизни за видовые параметры, поскольку это предполагает существенное изменение человеческого организма с помощью “гомотехнологии”, что может угрожать утратой человеческой индивидуальности, идентичности личности и пр. А кроме того, опасны не только геронтофобия, но и геронтофилия, всякая остановка исторического движения поколений, консервация достигнутого и ужасающая перспектива ее экстраполяции на сотни лет вперед, а то и на… бесконечность. Вряд ли любой действительно достойный вечности человек согласится оказаться неким вечным олицетворением и стандартом “чело-века вообще” и тем самым как бы навязывать себя будущему, стирая в нем невольно всю привлекательность новизны и тайну “абсолютного движения становления” Человека, о котором говорил Маркс и которое порождает надежду на появление нового Аристотеля, Гете, Толстого, Эйнштейна и Маркса…
Впрочем, это уже было хорошо показано Джонатаном Свифтом на примере “избранных” жителей Лапуты, “обреченных на бессмертие” при достижении старости и завидовавших смерти других стариков. И гетевский Фауст отказывается от самоубийства не из эгоистического желания как можно более длительной жизни, а из любви к людям, чтобы разделить общую судьбу человечества, правда сохранив при этом молодость. Это и сегодня воскрешает так называемы ювенология, постулаты которой, как я думаю, еще должны получить серьезное испытание не только с биологической, но и социально-этической и нрав-ственно-гуманистической точек зрения. Во всяком случае, мне кажутся более обоснованными и привлекательными геронтологические установки И. В. Давыдовского, считавшего, что долголетие и связанная с ним проблема активной творческой старости – это нечто более реальное, чем скучное бессмертие. По сути дела, речь идет о новом человеке, осознавшем свои потенциальные воз’можности не только на Земле, но и в безграничных космических просторах. Он стал хозяином времени и пространства”.
Этот гуманистический подход предполагает новое научное и философское осознание смысла человеческой жизни, общий социальный и моральный прогресс человечества сегодня и в будущем. На этом пути человечеству, видимо, предстоит еще многое изменить и преодолеть, и вся история его мысли призывает к этому.
Что касается будущего, причем весьма отдаленного, то в этой области, как я думаю, предстоят крупнейшие события – может быть, самые крупные за всю историю науки, которая вступит тем самым в “век человека”, когда вся мощь научного знания обратится к человеку как своему главному объекту. Но для этого нужны соответствующие разуму и гуманности социальные условия, которые породят и новый этос науки. И на этой стадии, может быть, придет осознание уникальности человека разумного и гуманного, а какие выводы последуют из этого – судить не нам. Именно это и позволит решать в будущеы проблемы его биологического совершенствования в соответствии с тем идеалом, который создавался человеком на протяжении истории в мифах и утопиях и который он утвердит в будущем как результат синтеза науки и искусства, разума, добра и красоты.
Такой мировоззренческий и социальный подход, учитываю-щий многообразные гуманистические аспекты проблемы, следует, по-видимому, распространить и на неоевгенические проекты “фабрикуемого сверхчеловека” путем его генетического “конструирования”, и на любые проекты качественной переделки биологической природы человека с помощью “медицинской инженерии” и т.п., создания “человека разумнейшего” – путем искусственных методов воздействия на психику, конструирования “биокиборга”, в котором бы органично объединялись биологические качества человека и “искусственный разум”, силы его “подсознания” и “экстрасенсорность” с биокибернетическими устройствами и т.п.
Этот философский подход, основывающийся на научном понимании смысла человеческой жизни, конечности индивидуального бытия и бесконечности исторического существования человечества, утверждает бессмертие человека в том, что единственно и соответствует его сущности – н материальной и духовной культуре человечества, в бессмертии его разума и гуманности.
Прекрасно выразил это ученый-естествоиспытатель И. И. Шмальгаузен: “…Результаты нашей творческой деятельности не гибнут вместе с нами, но накапливаются для блага будущих поколений. Так пусть же наш короткий жизненный путь освещается сознанием того, что человеческая жизнь много выше других жизней и только смерть обусловила возможность существовыия бессмертных творений его духа”. А вот переклц-кающиеся с ним мысли выдающегося писателя-гуманиста М, М. Пришвина: “Пусть он умирает, даже в обломках его остается победное усилие человека на пути к бессмертию.” От него навсегда остается то небывалое, что он рождает словом, делом, помышлением, поклоном даже, или даже пожатием руки, или только улыбкой посылаемой”.
Человек – бесконечная вселенная, и вселенная для него – бесконечная “нить жизни”, устремленной разумом своим и гуманностью в вечность…
Прогнозы будущего человечества ученые делят на четыре типа: реалистические или поисковые; аналитические или социальные; нормативные с определением картины будущего; прогнозы-предостережения. Методология прогнозов будущего человечества в значительной степени определяется психологическими характеристиками и ценностными ориентациями исследователей и ученых. Имеются крайне пессимистические и одновременно с этим существует немало оптимистических представлений о перспективах человека и человечества.
Американец Джон Нейсбит в своей книге: “Мегатренды: десять новых тенденций, трансформирующих нашу жизнь” (1982) показывает перспективу перехода США от “индустриального общества” к “информационному”. Он выделил десять основных трендов, определяющих развитие США на ближайшие десятилетия. Среди них: переход от индустриального общества к информационному, основанному на производстве информаций и знаний; от “высокой технологии” к гуманистической”, ориентированной на человека; от национальной экономики к взаимозависимой глобальной экономики; от краткосрочного ориентированного управления к долгосрочному планированию; от централизации к децентрализации в экономике и политике; от институционального обеспечения к “само обеспечению и само занятости”; от репрезентативной “демократии к демократии участия”; от иерархических “вертикальных” социально-экономических структур к массовым “горизонтальным” структурам; от ориентации на проживание в больших городах севера США к ориентации на проживание в малых и средних городах юга и запада США; от двухстороннего выбора к много альтернативным выборам и решениям.
Нейсбит считает, что общество уже в 1970-е годы уже скакнуло в экономику, основывающуюся на информации. Развивается высокой сложности технология, что является величайшим в истории испытанием человека. Идет процесс перехода от национальной экономики к планетарной, от краткосрочного планирования к долгосрочному, от централизации к децентрализации.
Состояние децентрализации все больше охватывает политику, бизнес, культуру. Власть все больше сосредотачивается на региональном уровне. Социальная жизнь все больше ориентируется на основе принципов низового уровня. Человек в этих условиях, учитывая децентрализацию бизнесу, приобретает широкий аспект выбора, а возникающая микроэкономика является основой для этого. Общество движется от представительной демократии к обществу непосредственного участия. Осуществляется переход от иерархии к сетевой организации, которая становится сетью ячеек. Решения здесь принимаются на основе обсуждений и коллегиальности. Все это приводит к корпоративной солидарности у работников. Все эти процессы ведут к многообразию в сфере искусства, религии и культуры в целом. Этническое многообразие усиливает дифференциацию культуры. Характерно, что Нейсбит также, как и Бэлл, все больше утверждались в позиции, что история должна обратиться к человеку, что на смену автоматического прогресса должен придти осознанный целенаправленный прогресс, определенный людьми.
Информатизация, имеющая широкий набор средств, коммуникации, предполагает формирование информационной культуры, инфосферы, ставит перед людьми проблемы массовой компьютерной грамотности, соответствующей психологической подготовки людей. Представляется, что человек в процессе информатизации значительно изменит свое мировоззрение, представление об обществе, природе и себе самом. “Социум” приобретет новые измерения духовной и материальной культуры.
Список литературы:
1. Лейбин В.М. “Модели мира” и образ человека // Критический анализ Римского клуба. М., 1988.
2. Сорокин П.А. Человек, цивилизация, общества. М., 1992.
3. Гумилев Л.Н. История людей и история природы. М., 1993.
4. Самосознание европейской культуры XX века // Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. М., 1991.
5. Актуальные проблемы культуры XX в. М., 1993.
1 Вестник ЛГУ, Х. Осборн [цит. по: 43, стр.23]
2 Вестник ЛГУ, статья А.П. Быстрова [стр.34]
3 П.К. Анохин. Фундаментальные труды по нейрофизиологии. М., 1971. С. 136.
4 И. Кант. Сборник трудов по философии. М., 1996. С. 250-251.
5 И. И. Мечников. Этюды о природе человека. М., 1991. С. 44.