Как известно, сказки свои М. Е. Салтыков-Щедрин писал, протестуя против самодержавия и существующего общественного строя. Поэтому в его произведениях всегда присутствуют различные сословия, о которых чаще всего говорится в иносказательной форме.
Писатель всегда болел душой за русский народ, выступал за отмену крепостничества (тогда эта реформа уже витала в воздухе), ратовал за свержение царизма. Разумеется, самым естественным способом выразить протест и внести свою лепту в борьбу с существующими порядками для Салтыкова-Щедрина была литературная деятельность.
Русский народ всегда предстает у писателя обиженным, склоненным, порабощенным. Это видение российской действительности очень сближает Салтыкова-Щедрина с Некрасовым, между ними чувствуется некое родство. Но если у Некрасова русский мужик — всегда мужик и только, то у Щедрина представитель русского народа может явиться в самом необычном образе: то коняги, то ворона, то пескаря, то зайца, то обычного человека в армяке и лаптях. Но сатирик, сопереживая терпящему лишения мужику, вовсе не слеп в отношении него.
Самое большое раздражение у писателя вызывает, конечно, безответность народа. Тебя бьют — ты еще ниже склоняешь голову, отбирают последний кусок — безропотно отдаешь. Это еще больше развязывает руки правящему классу, отсутствие сопротивления всегда провоцирует еще большую жестокость. Недаром Салтыков-Щедрин так часто обращался к образам рыб. Тут можно усмотреть простую аллегорию: безмолвие водных обитателей напоминает безответность, отчужденность большей части народа.
В каждой своей сказке великий сатирик бичует покорность народа перед угнетателями. Он от всей души ненавидит “власть имущих”, но не может не возмущаться и при виде беспрекословной покорности народа. В “Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил” есть характерный момент, когда генералы заставляют мужика свить веревку, что он и исполняет, а потом его же и связывают, чтобы он не убежал! Так же и весь русский народ: гнет спину для того только, чтобы выкормить своих поработителей. Мужик в этой сказке олицетворяет своим поведением рабское подчинение всего народа. Ведь он может не кормить генералов, уморить их голодом, может и домой не отправлять — а все же делает это, за что получает “рюмку водки да пятак серебра”. Такова привычка к подчинению, ставшая характерной чертой русского народа за века крепостного права.
А как не вспомнить еще одну сказку — “Премудрый пескарь”? Пескарь всю жизнь живет в норе, света белого не видит, питается впроголодь, семьи не имеет — и все для того только, чтобы умереть в полном одиночестве. От смерти-то не скрыться в самой глубокой норе! Для чего нужна была вся “премудрость”, страх за собственную жизнь? А ведь многие люди живут подобно этому пескарю: прячутся от смерти, а в итоге выходит, что от жизни. Никто не может наказать человека сильнее, чем он сам.
В сказке “Карась-идеалист” писатель вскрывает недействительный, абстрактный, характер учения некоторых людей (нетрудно догадаться, что это социалисты-утописты) о грядущей общественной гармонии. Карась, как это свойственно русскому человеку, разглагольствует о “гармонии”, предлагая при этом совершенно наивные, фантастические методы ее осуществления, не думая о непримиримости классовых противоречий (в сказке караси и щуки представляют собой низшее и высшее соответственно сословия). А заканчивается все так, как и говорил предусмотрительный ерш, — карася съедает щука. В этой сказке Салтыков-Щедрин еще раз выразил свое презрение к пустословам и их бесплодным учениям, отрицающим коренную перестройку общества.
В сказке “Дурак” выведен типично русский герой. Сколько среди народа людей, готовых всем поделиться с обездоленным, накормить и приютить его! Доброта — неотъемлемое свойство истинно русской души. Дурак в сказке и знать не знает, что такое подлость. Он только то и делает, что сидит с больными, кормит голодных, одевает раздетых. Это ли не высшая человеческая добродетель! А с другой стороны, жить в реальном мире дурак не приспособлен, заработать на хлеб себе не может, ужиться с людьми — тоже. О таких говорят “пропащий человек”. И опять Щедрин возмущается русской бездеятельностью, без которой доброта никакой силы не имеет.
Еще один яркий тип — в сказке “Либерал”. Начинается все с благих намерений. Любит русский человек красиво поговорить, порассуждать на возвышенные темы. Однако высокопарные слова не сопровождаются какими-либо действиями. Так Либерал первоначально воспевает высокие, общечеловеческие, можно сказать, идеалы: свободу, обеспеченность, самодеятельность. Но затем эти понятия загоняются во все более узкие рамки: “по возможности”, “в пределах”, “хоть что-нибудь”. А в конце концов возникает и вовсе не вяжущийся с изначальными идеалами лозунг “применительно к подлости”. Выходит, что на поверку сущность либерализма антинародна.
А русский народ, несмотря на невзгоды и лишения, во все века сидит и ждет Богатыря. Ждет во время войны, засухи, пожара, неурожая. Никогда не надеется русский мужик на себя, а всегда — на Богатыря, а сам в точности и не знает, что это за Богатырь такой. А в результате оказывается, что он сгнил давным-давно и надежды русский народ возлагал на пустое место.
Таким образом, во всех сказках, наравне с любовью и сочувствием к народу, Салтыков-Щедрин проявляет и гнев. Его отношение к народу напоминает отношение к ребенку: вроде бы и жаль, незаслуженно страдает, а с другой стороны — как же можно молчать все время? Надеются мужики непонятно на что, а сами противостоять “власть предержащим” не могут. В результате высшее сословие еще больше “звереет” — нет сопротивления, значит, можно творить, что угодно.
И все же главное в сказках Салтыкова-Щедрина — любовь к народу, боль за него, вера в его дремлющие силы, надежда на то, что народ воспрянет когда-нибудь, исчезнут насилие, эксплуатация, и русский мужик наконец вздохнет свободно.